Текст книги "Дырка от бублика 3. Байки о вкусной и здоровой жизни"

Метаморфозы
(Вторая половина второго дня)

Автошедевр выехал за лагерные ворота, прокатил метров сто пятьдесят по грунтовке и только начал спускаться с пригорка, чтобы вывернуть на асфальт, как замер. Из-за поворота послышался стремительно нарастающий рёв мотора, и тут же визг тормозов. В метре от радиатора самоделки, пощёлкивая, остывал джип.

– Порядок… – прошептал Аполлон, а Федя трясущимися пальцами начал вытаскивать из «бардачка» огромный гаечный ключ.

– Встреча на Эльбе, бля! Саламат сызба – хау ду ю ду! – раздался очень знакомый голос. – Майн кампф – казакша курес аяк талды! (Моя борьба – казахская борьба окончена!) Шалом алейхум от Соломона Израилевича!

Бес вылез из машины и, разминаясь, сделал два приседания. Несмотря на то, что морда у него выглядела так, как будто её часа два брили кирпичами, он улыбался и очень был похож на ЧЕЛОВЕКА. Это иллюзорное впечатление усиливалось ещё и тем, что Бес был совершенно трезв и без свиты.

– Потрудился дядюшка… – расслабляясь, тихо сказал Аполлон и тоже полез из машины.

– Неужели обниматься будешь? – прошипел Федя.

– Ещё как! Сегодняшнее дерьмо – вчерашняя пища! И наоборот!..

– Братан! – всхрапнул уже в объятьях Аполлона Бес. – А я тебя чуть было не пришил. За мной компенсация!

Что было у Беса точно положительное, так это гостеприимство. Правда, за чужой счет, но вряд ли стоит его за это винить. В какой семье родился – тому и научился!

Бес решил прокатить друзей по полной программе. Правда, и тут не без умысла, но хорошо, что и так. Сначала была бесплатно заправлена машина Аполлона, а потом друзьям был оказан торжественный приём в ресторане «Талгар» – месте обедов и разгулов, в основном, местной партократии, номенклатуры и жуликов. И хотя они были сыты, но из вежливости по бокалу шампанского выпили, после чего обе машины направились в сторону Талгарского заповедника.

Трое бандитов-охранников с расстегнутыми кобурами и такими же примерно рожами, как у Беса, ещё издалека заметили машины. Они с такой поспешностью распахнули монументальнейшие решётчатые металлические ворота, что не пришлось даже притормаживать. На бурные приветствия и пожелания приятного отдыха, летящие вслед автоколесницам на казахском и русском языках, Бес лишь одобрительно кивнул и прибавил газ. Охранники же ещё сильнее и восторженнее замахали руками и продолжили обыск известного учёного энтомолога Александра Жданко на предмет обнаружения взрывчатки и других наборов диверсанта и браконьера.

– Паршивый ты актёр! – косясь на разворачивающееся великолепие, выговаривал Аполлон другу. – На твоей физиономии столько брезгливости…

– Непринципиально все это! Только из-за тебя терплю…

– И из-за себя! Принсип! Что это за твердолобое и навсегда застывшее понятие? Не знаю такого! В этом мире не знаю! Принсип!.. Принцип есть, когда мешает разрушению, и его нет, когда он мешает созиданию. Во втором случае гордыня это, а гордыня, как тебе известно, – самый великий грех! А почему? Потому что это и есть проклятый ещё с незапамятных времён Господом Богом шовинизм. К тебе со всей душой! Шампанским угостили! Морду не набили, что тоже нелишнее. Везут на пикник в горный рай! А главное, мы могущественного друга приобретаем вместо врага. Да это же победа! Маленькая, но истинная. Кстати, с благословения Нюмы и стараниями моего дядюшки осуществлённая.

– Не знаю… не знаю… Что такое хорошо? Что такое плохо?.. Опять не знаю…

– Знаешь-знаешь! Только намедни всё с тобой разжёвывали. Крошка-сын горшок принёс, и спросила кроха: «Какать – это хорошо? Или это – плохо?..».

Пионерский лагерь «Спутник», он же осенью, зимой и весной – Дом отдыха Общества слепых, исторически оказавшийся в зоне заповедника, встретил необычные машины радостными детскими воплями и визгами. Но это – дети! Директор же здравницы посерела и, организовав пионерский пост охраны машин, вызвала шеф-повара и завхоза.

Не успели герои размяться, как без всяких комментариев им вручили три рюкзака со снедью и термосами. Бес тут же вскинул один рюкзак себе на плечи и, не говоря ни слова, быстро пошёл по тропинке в глубь ущелья, в начале которого лагерь и находился. Друзьям ничего не оставалось, как последовать за ним.

Спина Беса то появлялась, то исчезала за очередным поворотом… пока, наконец, не исчезла совсем. Ситуация продолжала складываться странно. Особенно это почувствовалось, когда героям пришлось карабкаться по скользкой обглоданной стихиями гигантской ели, служившей лестницей для преодоления водопада. Тропинка с левой стороны перебегала на правую сторону, ущелье то сужалось, то расширялось, и вот, в очередном его развороте, герои снова увидели быстро удаляющуюся спину Беса и пещеру.

– «Монахово ущелье»! – объяснил, задыхаясь, Федя. – Я вспомнил! Дальше здесь должна быть ещё одна пещера. Кто-то мне рассказывал… По легенде здесь какие-то отшельники жили, а теперь наверняка где-то поблизости база душманов, то бишь басмачей. Ох, и помучают они нас, прежде чем в расход пустить! Ох, и помучают! Неспроста мы здесь. Ох, неспроста!

– Идём, идём! – рявкнул Аполлон и прибавил шаг.

Пространство опять сузилось и, преодолев гору спрессованного, так и не растаявшего с весны лавинного снега, друзья остановились.

Тропинка кончилась. Слева уходила в небо скальная стена, справа тоже довольно крутой, но покрытый зеленью склон, а прямо по курсу низвергался уже с недосягаемой высоты ещё один водопад.

– Эге-гей! – раздалось откуда-то сверху и справа, и Аполлон молча начал карабкаться по зелени.

– Вот скотина! Иезуитское гостеприимство! Изнурение и душа – вон! – скрипнул зубами Федя и полез за другом.

Вверху друзья снова попали на тропу, но уже звериную, и невероятное для гор по темпу и скорости восхождение продолжилось.

– О-ох!.. О-ох!.. Сейчас сердце выскочит! – взмолился Федя, и Аполлон остановился.

– Давай рюкзак!

– Да ты что!..

– Давай-давай! Ошибки титанов ведут к катастрофам!

– «Нечеловеческая сила, в одной давильне всех калеча, нечеловеческая сила земное сбросила с земли!..» – свистя сильнейшей одышкой, продекламировал Федя и… рюкзак не отдал.

Сумасшедший бег к вершинам продолжился. Пот заливал глаза, сердце грохотало в горле, небо, чудное чистейшее и синейшее небо, казалось серым и подлым. Герои ползли, карабкались и опять шагали во весь рост, и, наконец, когда ни журчания воды, ни растительности, ни тропы не стало, ущелье сделало последний разворот и раздалось во все стороны. Картина, представшая совершенно затуманенному взору, была сказочная. Из центра обширнейшей скальной получаши вонзались в небо гигантские перья базальтового замка. Слева, по едва заметной издалека, но вблизи состоявшей из огромнейших валунов осыпи, ведущей на гребень получаши, прыгала едва различимая чёрточка Беса.

– Вон он! Давай карабин! – скривившись от бессилия, сострил Федя.

– Вперёд! – уже веселее скомандовал Аполлон.

Удивительно, но вроде бы стало легче. То ли это было от великолепия просторов, разворачивающихся с каждым шагом, то ли от чистоты и прозрачности воздуха и его кислородного обеднения, но когда друзья забрались на хребет, где Бес, уже раздевшись до плавок, загорал, то чувствовали себя совсем не так, как следовало ожидать. Горячее же сладкое какао, бутерброды и прочая весьма калорийная, но мало распространённая сегодня в магазинах снедь довершали это чудо.

Поговорив о том, о сём, Бес вдруг нервно начал шарить по карманам. Найдя искомое, он облегчённо вздохнул, отвернулся и, засосав носом с руки что-то невидимое для героев, запрокинул голову и замер.

– Я, конечно, не примерный пионерчик, но неблагодарным никогда не был! – неожиданно неестественно солидно сказал он.

Федя поперхнулся и закашлялся.

– Чту мировой опыт, – брезгливо посмотрев в сторону гения, так же размеренно и солидно продолжил Бес. – Иуда был неблагодарным и потому сам и повесился. Правда, есть гипотеза, что вся эта заварушка с предательством и распятием – режиссёрская работа Христа, и Иуда на самом деле – герой, пожертвовавший собой и репутацией ради великого дела. Но это не так важно, как сам факт и результат. А результат – это и есть истина! Да если бы я знал, что ты племянник Соломона Израилевича, я бы…

– Α-a… Тогда всё понятно… – опрометчиво буркнул Федя.

– Шш-то вам-м понятно? – ядовито-вежливо резанул Бес, и Федя понял, что он тут человек случайный и лишний.

– Да так… Я пойду… Пройдусь немного…

– Где ты эту интеллигентную слизь откопал?.. – с глухой ненавистью начал Бес, но Аполлон прервал его:

– Давай договоримся, Олжас: мой друг – мои проблемы, а твой – твои!

– Значит, это… Хорошо! Пусть будет так! – успокоился Бес. – Вот только что такое дружба? Блеф! Дружба до тех пор жива, пока есть общее дело и выгода. Кончилось дело – кончилась дружба. И останутся, в лучшем случае, лишь хорошие отношения. А впрочем, может, это и… Не надо раздувать погасший пепел! Только морду загадишь… Всё в этом мире имеет границы, и всё конечно. Даже если родился, то обязательно сдохнешь. И в этом тоже есть целесообразие. Всем правит целесообразие!

Аполлон вздрогнул.

– А главный закон целесообразия – действие! – наркотически вязнув в словах, продолжил Бес. – Нет действия – есть только фотография жизни, а не жизнь. Вроде друг, а копнёшь делом – враг!

– От Бога дружба, от Бога, Олжас! Так же как и любовь. Но возможны они только при обоюдном бескорыстии. А общее дело – лишь транспортное средство! – не согласился Аполлон. – Как там у дедушки Крылова: «С разбором выбирай друзей. Когда корысть себя личиной дружбы кроет, – она тебе лишь яму роет. Чтоб эту истину понять ещё ясней, послушай басенки моей».

– Какого Бога? Ты что?.. От гормонов да запахов всё! Нет Бога, как нет и того, кто его выдумал. Инопланетяне наладили программу и смылись! Да и где ты видел бескорыстных? Нет их! Каждый блюдёт свою выгоду! – ещё более величественно и тягуче промолвил Бес.

– Ну и хорошо! Хорошо когда ещё и обоюдно выгодно! Есть ещё и примитивный смысл общаться! В конце концов, что может быть хуже одиночества! – хитро прищурился Аполлон.

– Брось! Чепуха! А Бог – утешительная сказочка для умирающих, больных и бессильных. В лучшем случае сидят мужики или бабы в другом каком-то измерении да в картишки перекидываются. А тут и катаклизмы, и катастрофы, и чёрт знает что. Я тебе скажу – до рождества Христова и Магомета люди жили, как идиоты, а потом стали жить, как дураки. То есть, конечно, поднялись на одну ступеньку выше. Попробуй так себя не поведи или вот эту молитву вовремя не проблей – и нет тебе ни рая, ни прощения. А будешь паинькой, будешь подчиняться нам и Богу – получай! Тупое торгашество! Чистой воды! Тоже самое – «Ты мне – я тебе!». Противно!.. Смотри! – Бес ткнул пальцем туда, где осталась цивилизация. – Человек рождается одиноким и умирает одиноким. А в промежутке что есть силы гужуется. Примкнул к молящейся или карнавалящей толпе, да ещё и в каком-нибудь огромном храме, – и всё! Дальше не надо дрыгаться и думать. Всё вокруг готовенькое! Да ещё и музыка звучит, песни горланят, иконы и скульптуры кровавыми слезами и миррой плачут, декорации золотятся, костюмы и всякие безделушки в транс вгоняют. И, главное, сценарий – железный! Эти храмины божьи – учреждения! А где учреждение, там личность – ноль. Уж я-то знаю! А я не люблю нули, даже если их называют нимбами. Некоторые договорились до того, что ноль – верх совершенства. Получается, что и бог у них – ноль! Дырка! А на хрена мне такой бог? На хрена мне стремиться, чтобы быть таким же образом и подобием? Да если ноль не хочет стать единицей или прибавить к себе единицу, то я его дроблю. Чтобы хоть какая-то цифра получилась. Пусть даже со знаком минус, но только не ноль. Даже минус двести семьдесят три – не ноль, а цифра, при которой, между прочим, наступает сверхпроводимость.

– Не простой ты парень, не простой… – совершенно искренне заметил Аполлон.

– Здесь я такой, какой есть, а там… – Бес показал вниз и сплюнул.

Даже если Бес рисовался, то и это представлялось удивительным. Но похоже было, что он искренен.

– Человек – зверь. Скотина! Воспитывается рефлексами, – с тем же нелепо чудовищным достоинством продолжал Бес. – Поэтому у кого кнут, тот и воспитывает. В своих интересах. И бога для этого придумали.

– Не Бога, а дьявола!

– А какая разница. Любая религия страхом питается.

– Религия! Но не вера. Вера – любовью!

– Брось чепуху городить! Какой любовью? Кого любить? Что? Придуманный пшик? Воля! Агрессия! Смелость как воспоминание прошлых побед! Это реальная жизнь! А мир вот тут – в кулаке!

Из-за соседней горы, весело вращаясь вокруг собственной оси, выплыли удивительные облачка в виде колечек с затемнением посередине.

– Каждый видит то, что он хочет видеть, и лишь некоторые – то, что есть, – глядя на облачка, завороженно пробормотал Аполлон и тут же встряхнулся. – Не дай бог всех слушать и принимать их указания к действию. Прислушиваться надо и со своим опытом соизмерять.

– Это-то к чему? – не понял Бес.

– К тому, что твой опыт говорит тебе одно, а мой – другое. Есть только один способ завоевать мир стать образцом самосовершенства. Впрочем, тогда и завоёвывать нечего – ты и мир будешь одним целым. А смелость – действительно или воспоминание прошлых побед или всё-таки дурость. Но вот сила и насилие – не одно и то же.

– Одно, одно!

– Да ничего подобного! Сила – созидает, а насилие… Как толчок иногда тоже созидательно!

– Вот видишь!

– Но только как толчок! Не включился механизм самодвижения – всё рушится. И никакого прогресса. Только отупение и озлобление. И именно нули. Не те, где миры планируются, а просто – ничего! Вот такая вот философия…

– Да-а?.. Вот чёрт!..

Спесь неожиданно спала с лица Беса, и Аполлон увидел обыкновенного растерявшегося и совсем ещё зелёного парня. Но не доводы героя озадачили Беса. Просто он увидел, как из-за соседней горы вслед за облачками бесшумно выплыла довольно внушительная часть огромной летающей тарелки и, замерев на пару секунд, уплыла обратно.

– Вроде как поглядела – и в засаду! Галёники пошли!.. – отметил про себя Бес и, похолодев, подумал, что может быть это и не галлюцинация.

– Удивительные облачка! Прямо бублички сдобные! Прелесть! – проследив за взглядом оппонента, заметил Аполлон и продолжил: – Я Олжас, тоже не идеалист. Всё просчитываю, взвешиваю. Каждый шаг! Наверное это от того, что по знакам зодиака я – Весы. Но я ещё и одновременно романтик, который гоняется за туманом и всем подобным. И это перевешивает первую часть всегда и везде. Потому что всякие, на первый взгляд, непрактичные и эфемерные категории супервыгодны и суперматериальны по перспективе и результату. Всё в природе взвешено и ничего нет зря! Всё дело в процентах. В их соотношении. И если человек добрый, то цена его по шкале созидания – условных пятьдесят процентов, а если талантливый, то ещё пятьдесят. А если ни того, ни другого – ноль! Тот самый, который – ничего! Как видишь, я тоже к цифрам неравнодушен. Но я тебе скажу: с добрым, и потому почти всегда бескорыстным, я даже с идиотом могу с удовольствием общаться, а с недобрым и корыстным, даже с гением, – только через силу!

– Значит, если я… – торопливо одеваясь, рассеянно начал Бес, но был прерван увлёкшимся героем:

– Не буду врать – напрягаешь! Да ты и сам это знаешь. Но это не значит, что мы обязательно должны быть врагами. Тем более, что всё течёт, всё изменяется!..

– А этот… – Бес кивнул в сторону Феди, прыгающего за облачками по фантастической величины камням цвета запёкшейся крови.

– По моей процентной шкале – сто пятьдесят!

– «Все мозги разбил на части, все извилины заплёл!» – прохрипел Бес и добавил: – Ценю откровенность. Уважаю сильных. Конечно, я понимаю, в чью сторону ты камешки кидаешь.

– Да куда тут кидать! Куда ни глянь – сплошной базальт! – рассмеялся Аполлон и начал аккуратно собирать мусор от трапезы в бумажку.

– Брось! Смети всё под камень! – почти выпав из наркотической расслабленности, удивился Бес.

– Сидит пацан в беседке. Это до нашей с тобой встречи, сегодня утром было, – вместо ответа хитро начал Аполлон. – Грызёт семечки. И плюёт себе под ноги. «Сколько тебе лет?», – спрашиваю. «Двенадцать!». «Смотри-ка ты! А ещё не человек!» – «Я? Я – человек! Тьфу!..».

– Ну, ты и педагог! – хмыкнул Бес.

Он решил ничего не говорить о своём видении, а в порядке дополнительной компенсации за нанесённое ему на Капчагае унижение оставить героев один на один с этой, леденящей кровь, неизвестностью.

– Да ну… Истина чаще всего рождается не в споре, а далеко после него… Когда не надо соревноваться… блаженно продолжил Аполлон. – Так вот кто не улучшает, тот зря живёт, а кто сам себе гадит, тот не имеет права даже на это!

– Да брось ты! Все сдохнем! – нервно буркнул Бес и жутковато-радостно заметил, что край летательного аппарата опять показался из-за горы и опять уполз обратно.

– И нечего бросать! И в смерти – жизни есть рассвет, а в жизни – смерти нет! Это кстати сказал вон тот, который прыгает…

– Да? Что ж… Пойду я… Буду пережёвывать… Давай краба! – мутно повёл глазами Бес и, вяло пожав машинально протянутую руку Аполлона, вскинул на плечи рюкзак. – Можешь не догонять – не заблудишься! – пробурчал он, уже спускаясь вниз по склону, и тут же над горами раздался отчаянный крик гения.

– Поль! По-оль!.. – орал тот так душераздирающе, что Аполлон вскочил.

Уже направляясь в сторону крика, герой с удивлением отметил поспешность, с которой Бес поскакал по камням вниз по склону. Федя же банально провалился между двумя глыбами и, слегка придавленный, с удовольствием ждал помощи.

– Дитя! Эйфория полная и окончательная! Это же горы! «Здесь вам не равнина – здесь климат иной. Идут лавины одна за одной!» – развёл руками герой и освободил гения.

– А! Плевать! Смотри, какая красотища! – заорал тот вместо раскаяния.

Действительно, посмотреть было на что. Особенно когда друзья подошли к противоположному краю хребта. Белоснежный айсберг пика Талгар был так близко, что, казалось, прыгни – и ты там. Где-то вдали, слева от пика, застывшим алмазным клинком сверкал падающий с неимоверной высоты водопад. И солнце! Солнце стояло почти в зените, хотя по часам уже близился вечер. Горизонты… Ну, это вообще непередаваемо… Мало того! Из-за ювелирно гранённой пирамиды соседней вершины продолжали выплывать бесконечным хороводом туристически-беспечного вида малюсенькие, но очень плотные облачка в виде колечек. Эти жемчужные бублички парили на уровне груди и голов героев, и Федя даже попробовал поиграть с несколькими из них в догонялки и волейбол. Гоняясь за одним, особенно увёртливым, он чуть было не свалился в пропасть, когда ему показалось, что колечко состроило рожицу, но Аполлон вовремя успел схватить гения за шиворот.

– Куда? Оттуда я тебя уже не вытащу! Ложись!!!

Совершенно бесшумно прямо над головами героев стремительно пролетела невероятной величины летающая тарелка. То есть размеры её были такие, что на мгновение стало темно. Металлически поблёскивая, тарелка уже медленнее начала возвращаться.

Сказать, что герои испугались, – это ничего не сказать! Одно дело – писать, читать или слушать рассказы и всяческие байки. Совсем другое – встретить наяву то, что придумывали или предполагали сами, или о чём только слышали или читали. Колечки, так же стремительно, как и тарелка, сгруппировались в одно огромнейшее кольцо, и из него посыпались разноцветные камешки. Да как посыпались! Водопадами! Ударяясь о горные глыбы, они не скатывались, как и полагается камням, а образовывали какие-то, замысловатые фигуры и шевелящиеся башни, из которых к тарелке начали выстреливать белые и зелёные лучи. Всё это происходило с такой скоростью, что проследить за процессом было практически невозможно. Секунда – и тень от тарелки накрыла и героев и камешки. Ещё более мощные лучи вырвались из тарелки. Мгновение – и началась жуткая каменная свистопляска, с таким грохотом и взрывами, что герои заткнули уши пальцами. А ещё через несколько секунд над вершинами разразилась самая настоящая песчаная буря. Колючие и очень болезненные массы песка нещадно стегали героев и засыпали их и всё вокруг фантастически перемешанными цветными слоями…

Когда всё закончилось, герои с трудом выкарабкались из песчаного плена. Испуганно озираясь, они добрались до предполагаемого места бивуака, тщетно пытаясь найти рюкзаки. Причудливые цветные разводы покрывали всё видимое пространство, а около горы, отсвечивая металлом, застыла гигантская тарелка. По её поверхности как будто бы в восторге прыгали и катились… точно такие же разноцветные камешки, которые только что премило путешествовали в колечках, а теперь были покрошены в цветной песочек.

Оглушённые и обалделые, но, вместе с тем, не окончательно потерявшие способность соображать, друзья, очень осторожно и постоянно оглядываясь, начали спускаться вниз. Потрясение было столь же сильным, как и позорное торжество победы каменно-живого над таким же каменно-живым…

Однако вскоре тема о летающих тарелках и пережитом ужасе была проанализирована и снята с обсуждения. Друзья решили, что всё произошедшее вряд ли реальность. Чего только не померещится от переутомления и кислородного голодания! Тем более что погода в горах меняется почти мгновенно, а песок могло занести даже из Сахары или Китая. В прессе такие случаи не раз уже описывались.

– Ну и что великого сказал тебе этот? – спросил Федя, когда разноцветно-песчаный могильник остался далеко вверху и герои присели отдышаться.

– А что он мог сказать? Одиножды один – один! Впрочем, и я недалеко ушёл. Одиножды два – два!

– Боже! Какая философская глубина! Поднабрался ты тут без меня. Подзарядился! Ревную! Но я бы даже врага не бросил в такой ситуации. Он же наверняка знал, что тут бог знает что творится. Поэтому и смылся. Знал, гад, куда нас тащил!

Если некоторые думают, что спускаться легче, чем подниматься, то это не про горы. Тут, как и в жизни, спуск чаще всего бывает опаснее и тяжелее, чем подъём. Было совсем темно, когда исцарапанные и вымокшие жертвы, а может быть, и баловни судьбы, вошли в «Спутник» и узнали, что Бес уже укатил. Директор лагеря только махнула рукой на извинения героев за потерянные рюкзаки и, криво улыбнувшись, передала Аполлону записку.

– М-да! – хмыкнул герой, прочитав ее.

– Ну-ка, ну-ка… – перехватил бумажку Федя.

Красным фломастером на записке была начертана только одна фраза и подпись:

Кто занял моё место на Голгофе?

Бес.

Когда герои вернулись в «Олимпиец», праздник уже закончился. Кто-то где-то раздобыл усилитель, и музыка какая ни на есть, но была. Однако открытие смены прошло подчеркнуто торжественно-официально. Пионеры веселились от души, но комсомольцы были корректно-сдержанны. В общем-то, и для них возникшая ситуация напоминала больше игру, чем угрозу, но форма автоматически настраивала на содержание, и в одиннадцать часов лагерь уже спал. Всё это образовало такой контраст со вчерашним днём, что даже мы, находившиеся тут же, сделали для конспиративной достоверности вид, что удивились.

– Что случилось? – спрашивали мы, приглашая воспитательниц на праздничный послеотбойный ужин в столовую.

– Ничего… Всё в порядке! – отвечали те и, вежливо отказываясь, с фанатичной верой в глазах рассказывали, что в пионерском лагере «Синегорье» сегодня была жуткая паника по поводу пикирующих друг на друга раскалённых летающих объектов.

– Ихние вожатые всех под кровати попрятали, так страшно было. Игорёк Горбатенко приезжал узнать, как тут у нас… – захлёбываясь от восторга, верещала одна из вожатых.

Аполлон и Федя были тут же и молчали…

Наконец герой посадил Алму и Зайру в машину и выехал из лагеря, а Федя, пожелавший остаться ввиду смертельной усталости тут же, довольно резво для переутомлённого засеменил в пионерскую. И не зря! Там уже сидел весь педсостав, и их унылые лица говорили сами за себя. К счастью для гения, Марина уже закончила анализ прошедшего дня и уточняла планы на завтра.

В конце она прошлась и по нашей деятельности:

– Девочки, с поварами и хоздвором никаких контактов, кроме как «здравствуйте» и «до свидания». Это народ со своим микроклиматом и интересами.

– Ворьё! Знаем! – выкрикнула первая воспитательница.

– Ну, так огульно нельзя, – поправила Марина. – Правда, Кеша всё равно тут, так что неизвестно, что будет, но сегодня завтрак, обед и ужин были вполне приличными.

– Непонятно, с чего бы? Кеша теперь экспедитором работает. Непосредственно на продуктах сидит, – удивилась Света.

На этом педсовет закончился, после чего Федя тут же увёл подругу на гору.

Вечер… вернее, уже ночь, были великолепны! Тишина, звезды, запахи горных трав, легкий шум ветерка в кронах деревьев – всё располагало…