Текст книги "Госпожа Тишина"

И действительно увидел их! Видел перемазанные лица, грязные доспехи, потрепанные соломенные шляпы…

Видел своего друга, верного офицера Зашу.

И заметил, как тот останавливает отряд, поднимая кулак.

Их взгляды на долю секунды встретились. Несмотря на расстояние, воины, казалось, обменялись мыслями.

Губы Зашу пришли в движение. Мужчина прокричал приказ, и хотя Кицунэ не мог услышать его сквозь крики и лязг оружия, он по губам прочитал, что приказывает своим асигару их старшина.

– Назад! Отходим!!! – кричал Зашу.

Асигару заколебались, глядя на все еще стоящих на границе леса Змей. Но приказ был приказом. Неохотно, но они попятились, чтобы в конце концов сбежать вниз по холму.

Зашу!

Проклятый предатель!

Вокруг собиралось все больше Змей. Кицунэ почувствовал дрожь земли – это к нему приближался один из гигантов. Огненноволосый великан ощерил в оскале острые зубищи.

Гады не обращали внимания на валяющиеся вокруг искалеченные останки своих товарищей, на умирающих, агонизирующих скакунов. На кучу мяса и костей, в которую превратилось в результате взрыва пушки тело колосса.

Самым важным для них сейчас были попавшие в ловушку в лесу самураи.

Один из гвардейцев Хаяи вскочил, зарычал, поднимая катану… и рухнул, сраженный прилетевшим откуда-то болтом. Другой воин отчаянно полз вперед, пытаясь дотянуться до лежащего неподалеку оружия, но Змеи не дали ему шанса – один из них подбежал и пришпилил мужчину к земле своим яри. Откуда-то еще доносились отголоски боя, это оставшиеся в живых гвардейцы Хаяи отчаянно пытались отбиться, но битва близилась к концу. И вот остался лишь он, Кицунэ Хаяи, верный шомиё клана Нагата. Тот, кто должен был привести армию к триумфу над врагом. Тот, кто привел ее к катастрофе.

Мужчина взглянул на подбирающихся врагов. Блестели наконечники наставленных на него яри, пот блестел на лицах Змей, глаз не было видно в тени соломенных шляп. Они были осторожны, не хотели рисковать, приближаясь на длину меча. Знали, насколько опасным противником является шомиё.

– Подходите! – заорал Кицунэ, поднимая меч. – Подходите, гады! Вы знаете, кто я! Ну, кто из вас желает получить вечную славу?!

Яри одного из противников выстрелило вперед. Хаяи только того и ждал – быстро отскочил с линии удара, сократил расстояние… противник с копьем не мог маневрировать им так же быстро, как работал Клыком Акулы самурай. Блеск стали, удар. Кровь брызнула на панцирь Хаяи.

Враги бросились на него все сразу. Одновременно!

Хаяи искусно отбивал удары копий, не забывая о том, что сталь наконечников наверняка отравлена. Несколько раз почувствовал, как они бьют, но не могут пробить его крепкий панцирь. Сам он молниеносно контратаковал, раздавал удары – короткие, изящные, режущие. Катана поблескивала, когда редкие пробившиеся сквозь кроны лучики солнца падали на ее клинок.

Он перерубил древко яри противника, провернул катану в ладонях и нанес укол, пробивая противника навылет. Выдернул оружие из сразу обмякшего тела, перешел к режущим ударам. Оборот, удар! Следующий из гадов сбивается с шага, красным бьет из раны на его груди. Свист откуда-то сбоку! Кицунэ в последний миг исполнил нырок – предназначенный для него болт пролетел мимо и попал в атакующего шомиё ронина, отбрасывая того назад. Кицунэ рванулся к стрелку, замахнулся мечом.

И не дал арбалетчику шанса на перезарядку своего оружия.

Обернулся к остальным, пока тело стрелка падало на землю. Блеск наконечников, катана отражает один выпад, другой. Мгновенная контратака, короткий удар, режущий по стискивающим древко пальцам врага. Вопль, протяжный… и внезапно обрывающийся, когда киссаки, острый косой конец меча, рассекает горло.

Мышцы горят огнем усталости, дыхание все быстрее, сердце бьет как кузнечный молот.

Но на месте убитых Кицунэ Змей появились новые. Казалось, их отрядам нет конца!

Кицунэ чуть отступил, оперся о ствол дерева. Дал себе один-два вдоха передышки. Знал, что наступает последний акт битвы. И знал, что погибнет здесь, в этой проклятой чаще, Кусатта Мори, Гнилом Лесу.

Он не боялся смерти, совсем наоборот – как пристало настоящему самураю, знал о ее неизбежности, а в битве чуть ли не искал ее. И впрямь, трудно было вообразить себе более славный конец, чем тот, который его ждал, – один против превосходящих сил врагов, сражающийся до последнего вздоха, забирающий с собой столь многих из них.

Вот только он не хотел умирать. Не тогда, когда предатель Зашу все еще дышит.

К сожалению, в этом вопросе его желание значило не слишком много.

Очередной удар, подлый, нанесенный сзади, из-за дерева. Кицунэ почувствовал, как острие яри бьет в лодыжку его левой ноги. Он покачнулся, присел. Враги перед ним только того и ждали. Один из них выскочил вперед. Кицунэ увидел, как наконечник копья летит прямо в его лицо.

Прощай, господин Фукуро. Прощай, Конэко. Прощайте, воды Дома Спокойствия.

Листья опадают. Сухие ветви прощаются с ними.

Я ухожу.

Он не ушел.

Противник покачнулся, завыл. Выпустил из руки свое яри, сбился с шага и рухнул совсем рядом с Хаяи. Спина его была одной большой раной.

Кицунэ поднял взгляд от тела и увидел своего спасителя.

Он узнал его сразу! Тот таинственный робкий ополченец, с которым он разговаривал тогда, в горячих источниках. С панцирем, залитым кровью сверху донизу, без соломенной шляпы, он стоял теперь между Змеями и опершимся о дерево шомиё. Яри при нем не было, он держал иное оружие – катану.

– Вставай, господин! – крикнул солдат ему. – Вставай! Мы с тобой еще прорубимся из этого леса!

Хаяи вскочил, добежал до неожиданного союзника, обернулся, чтоб встать с ним спина к спине. Теперь они могли прикрывать друг друга, зная, что враг не подберется с тыла.

– Ты не сбежал с Зашу и остальными асигару? – бросил Кицунэ.

– Ты действительно хочешь поговорить об этом именно сейчас, господин?

Враги атаковали.

Асигару двигался с нечеловеческой скоростью и грацией. Отбил удар яри, нанес контрудар под колено, почти отрубив противнику ногу. Тот еще не упал, а воин уже подскочил к другому врагу, изящным, словно бы даже ленивым ударом отбил в сторону меч ронина и нанес быстрый, чистый удар в грудь, прямо между полами коричнево-зеленого кимоно.

Кицунэ тоже не бездельничал. Появление помощи, пусть и в лице единственного человека, прибавило ему сил! Он бросился на противников, нанес удар, еще один. В грязь упала отрубленная кисть врага. Кицунэ рассек ему бок, обернул клинок и ударил в лицо следующего.

В конце концов он отступил, почти одновременно с асигару. Они столкнулись спинами и усмехнулись, довольные, что им удалось так идеально рассчитать движения.

Враги, несмотря на численный перевес, кажется, несколько потеряли боевой запал.

– Ты отлично дерешься, солдат! – похвалил ополченца шомиё.

– Да и ты не так плохо, господин! – ответил воин.

Они снова усмехнулись. Так могли разговаривать лишь верные друзья по оружию. Настоящие братья на поле битвы. Друзья, прошедшие крещение кровью.

Змеи по-прежнему окружали их. С выставленным перед собой оружием готовились к очередной атаке. Лесная подстилка превратилась в кровавую топь. Убитые лежали неподвижно, часто близ своих отрубленных ладоней, рук или ног. Те же, кому не посчастливилось погибнуть сразу, ползали в алой грязи, корчась и воя от нечеловеческих мучений.

Нет прекрасней вида, чем поле битвы, усеянное телами неприятелей!

Земля задрожала, и ряды гадов расступились, пропуская одного из гигантов.

– А вот сейчас начнется настоящий бой, господин, – прошипел асигару.

Великан атаковал стволом бомбарды, что держал в руках, – как будто это была палица или таран. Кицунэ отступил, понимая, что такой удар не удастся парировать клинком. Поскользнулся в грязи, упал на спину… ствол просвистел над самой его головой.

Но сейчас атаковал уже ополченец. Пользуясь тем, что великан открылся в ударе, он проскочил мимо Хаяи, сблизился с гигантом и ударил его в бок. Сталь начертила на теле длинную красную полосу.

Чудовище бешено зарычало, перехватило пушку и снова замахнулось ею, но таинственный ополченец словно бы только того и ждал! До последнего мгновения он не сходил с линии удара, а когда ствол был уже совсем рядом, оттолкнулся от земли, прыгнул на летящее железо и оттолкнулся вновь, в прыжке почти поравнявшись с головой гиганта.

Еще в полете повернул катану острием вниз, ударил!

Сталь погрузилась в тело твари глубоко, над самой ключицей. Очень глубоко, по самую цубу. Гигант покосился на торчащую из его тела рукоять и вцепившегося в нее асигару. Воин же схватился за меч еще крепче, повис на нем, тяжестью своего тела направляя гиганта вниз… к находящимся там врагам!

Те закричали в панике, попытались отбежать, но огромная туша уже летела на них. Гигант запнулся, покачнулся, поскользнулся босыми ногами в кровавой грязи и рухнул, придавив своим телом несколько человек. Еще до того, как тело окончательно замерло на земле, асигару изящным движением вырвал из него меч и отпрыгнул к своему тяжело поднимающемуся с земли шомиё.

Кицунэ глазам своим не верил! Обычный ополченец, рядовой асигару свалил гиганта без страха, с такой грацией, будто он был легендарным воином!

И в этот момент он услышал звук, что был прекрасней музыки.

– Хачуруи но ши! Смерть гадам! – раздался возглас справа от него. Кто-то несся к стене леса. Десятки глоток ревели боевой клич.

Змеи оглянулись, но было поздно. Самураи клана Нагата вонзились в открытые фланги. Блеснули катаны, воины рубили врагов в куски; засвистели стрелы, сшибая врагов, – лучники клана били с убийственной меткостью.

Неужели подмога? Нет, ведь Кицунэ забрал почти всех из Дома Спокойствия.

Воины! Воины, что сражались до того у подножия холма! Они, видимо, перебили тамошних противников и не поддались приказу на отход, что отдал предатель Зашу. И рванулись наверх, на помощь своему командующему.

Прекрасные, верные до конца воины!

Боевой дух Змей, высокий еще минуту назад, когда им казалось, что у них в руках вражеский генерал, теперь растаял, словно лед в теплый день. Под ударами катан, под прицелом лучников они полностью сломались и начали скрываться в лесу.

Кицунэ вскочил на ноги, ударил мечом, повалив одного беглеца, а затем второго. Видел, что асигару с красным мечом делает то же самое, стараясь перебить столько беглецов, сколько сможет.

Даже гиганты отступали, бежали в лес, воя и сквернословя.

Хаяи огляделся вокруг и увидел, как его воинов в лесу становится все больше. Усталые, почти целиком покрытые грязью и кровью, в побитых доспехах, они дрались с отчаянием демонов. Шомиё хотел поднять меч и крикнуть им что-нибудь.

Но лишь покачнулся и упал в грязь. Силы просто покинули его, напряжение боя оставило организм. Он оперся на свой меч, как старик на посох, и лежал так очень долго, способный разве что наблюдать, как его люди дорезают беглецов, добивают раненых…

Кто-то подошел к нему, подал руку и помог встать, а потом позволил едва стоящему на ногах командиру опереться на свое плечо. И впрямь, без этой помощи шомиё не смог бы удержаться на ногах.

– Это… ты… – выдавил из себя Кицунэ.

– Это я, – ответил с улыбкой залитый вражеской кровью асигару.

Шомиё сжал его руку.

– Ты спас меня… и всю армию…

– Маловато я спас.

– Так или иначе… спасибо!

Какая-то тень промелькнула по лицу ополченца.

– Не стоит благодарности, господин, – сказал он наконец. – Это, в конце концов, был мой долг.

– Долгом тоже можно пренебречь… ты не сделал этого… как тебя зовут? Я должен это знать, чтобы наградить тебя после битвы…

– Мне не нужны никакие награды, господин.

– Как тебя зовут?

– Кентаро, – сказал мужчина и взглянул в глаза командиру. – Меня зовут Кентаро.

* * *

Небо, в последние несколько дней бывшее голубым и ясным, сейчас покрывала завеса темных туч. «Вот-вот польет», – говорили люди из деревень на нижних островах Дома Спокойствия. Те, кто занимался земледелием, радовались – вода полезна для урожая. Рыбаки же, напротив, были не слишком счастливы; однако некоторые из них, по своему обыкновению, утешали товарищей легендой о Божественном Карпе.

По этой легенде, в реке якобы проживала огромная рыба, бессмертный Божественный Карп. Этого карпа будто бы мог поймать лишь тот рыбак, что имел смелость выйти на промысел в грозу. Пойманный Божественный Карп, как считалось, мог исполнить одно желание.

Так что находились смельчаки, которые, поглядывая на тяжелые темные тучи, готовили свои удилища.

Тем временем юный господин Конэко сидел дома и читал. Его отец находился под опекой госпожи Мэйко, которая как раз натирала ему суставы лечебными мазями. Старик очень плохо переносил резкую смену погоды – боли были невыносимыми, страшно кружилась голова. Медичке предстояло с ним много работы, поэтому юным Конэко занялась Закура. Она приготовила ему ужин и приносила новые свитки, когда он просил.

Мальчик много читал, любил изучать историю – как своего клана, так и окружающих земель и даже всего Ниппона. Обычно компанию в этом ему составляла госпожа Мэйко, но раз уж она сейчас была занята, приходилось читать одному. Закура же не была хорошей собеседницей. Пожилая женщина заботилась о мальчике как родная мать, но не знала истории, не могла о ней разговаривать. Ее стихией были кухня и стирка, а не древние поля сражений, истории великих воинов или мудрых дам.

Конэко очень жалел, что рядом с ним нет Аки. Девочке в конце концов пришлось вернуться к бабушке, и, хотя они с остальными старушками находились буквально в соседнем доме, Конэко не мог выйти и навестить их. Отец слишком опасался за его здоровье в такую погоду, а двор, разделяющий постройки верхнего комплекса Дома Спокойствия, был очень уж обширным. И если бы буря с дождем застали мальчика именно там, последствия для его здоровья могли бы быть прискорбными.

– Закура, – позвал он, когда женщина принесла ему суп. – А почему в наших книгах так мало информации о храмах?

– О храмах, господин?

– У меня здесь свитки с письменной историей земель клана Ода… свитки, что давным-давно получил от даймё этого клана мой отец, – мальчик передвинул листы, – и здесь много описаний верований и культовых мест. Храмы ками, скиты, подробно перечислены домики для духов и их расположение, наконец, храмы Мудреца и других божеств. А вот тут, – он потянулся за другой рукописью, – записана история земель клана Уцуномия… целых три храма Мудреца! Много скитов. А вот здесь клан Анекагодзи… Будто бы у них есть даже Святой Источник, к которому больные совершают паломничество. А у нас… только храм лиса на берегу острова и дом для пожертвований у южного конца укрепления Предмостных Врат. Ничего, ничего больше нет… у нас такие обширные земли и нет никаких храмов! Разве наш клан не чтит богов?

Вопрос заставил Закуру призадуматься, она даже остановилась.

– Ну нет, мы чтим, конечно, – ответила она наконец, – и Мудреца, и лиса… я и сама молюсь богине Цакаи, покровительнице пожилых женщин… а мой покойный брат чтил Серебряного Змея, покровителя рыбаков, охотников и ловцов… но да, это и в самом деле скорее домашние культы… странно, я никогда об этом не задумывалась!

– А отец мне расскажет?

– Твой отец сегодня очень болеет, господин. Лучше отложи этот разговор на какой-нибудь другой день.

Мальчик кивнул и ничего больше не сказал.

Он не стал рассказывать Закуре о том, что нашел и древнюю карту их земель – карту, что была нарисована задолго до того, как клан Нагата завоевал эти территории. И что на этой карте были обозначены целых три крупных святыни. На западе, там, где Кусатта Мори, Гнилой Лес, сходился с горами Санкай га Ханашите Иру, Хребтом Змеи. На северо-западе, там, где Туманные горы были наиболее высоки. И, наконец, здесь, где сейчас находился Дом Спокойствия.

Он спрятал карту, отложив в памяти, что о ней надо будет расспросить отца. Не знал, что за ним наблюдают. Не знал, что Ака, подруга его детских игр, смотрит на него сквозь узкую щель в стене. И что она сейчас не одна.

Девочка с карминовыми губами оторвала взгляд от Конэко. Посмотрела на стоящего в тени мужчину, одетого в черное и фиолетовое, с закрытым лицом и прямым мечом на поясе.

– Мы не можем больше ждать, – шепнул он, и девочка кивнула.

– Я согласна, – ответила она. – Пойду к нашей госпоже.

– Мне оповестить людей?

– Да.

Она отошла от стены, взяла стоящую рядом корзинку с грязной одеждой и спокойно вышла на главный двор. Миновала тренировочный плац справа от себя и сад с озерцом слева. Дозорные кланялись ей, а она вежливо отвечала им поклонами. Хорошо воспитанный ребенок, с которым случилось страшное несчастье. Воины очень жалели ее и ее бабушку.

Она поднялась по ступенькам на крыльцо, сняла сандалии, раздвинула двери и босиком вступила в комнатку. Худенькая старушка горбилась над кипящим котелком, что был подвешен над очагом. Ака небрежно отложила уже ненужную корзинку. Присела рядом со старушкой. В горшочке бурлила коричневая жижа. Рядом, под светлой тканью, были разложены ножи кунай.

Эта комнатка сейчас принадлежала только им двоим. Благородный подарок доброго и наивного господина Фукуро. Ох, как же размяк к старости этот некогда твердый как сталь воин!

– Что с нашим юным господином? – спросила бабка совершено не дрожащим голосом.

– Читает, как всегда.

– А что говорят мои Воробьи?

– Я только что встретилась с одним из них. Они говорят, что надо ударить сейчас.

– Вот и я так думаю. – Она откинула ткань, обнажив удлиненные острые ножи. Привычным движением собрала их и окунула лезвиями в содержимое горшка. – Скажи мне, Ака, тебе нравится наш юный господин Конэко?

Девочка заколебалась. Сжала карминовые губы, будто боясь сказать что-то, о чем потом пожалеет.

– Он всего лишь часть нашего задания… – ответила она наконец. – Не имеет значения, нравится он мне или нет.

– О нет, моя Хиира-но Ёсэ. – Бабка пристально взглянула на девочку. – Он вовсе не какая-то «часть»… Этот мальчик – спасение для Ниппона. Наше спасение. То, как мы к нему относимся, имеет огромное значение. Мы обязаны его любить!

Котелок кипел. В нем пенилась коричневая отрава.

Хотя далеко на востоке и виднелись тяжелые темные тучи, но над местом битвы при Гнилом Лесе светило солнце. Вот только то, на что ему приходилось смотреть, было таким, что имей золотой диск разум, он, скорее всего, спрятался бы за завесой облаков.

Как долина внизу, так и холм были распаханы сотнями ног и копыт. Зелень превратилась в лужи кровавой грязи, в которых валялись скрюченные тела погибших.

Трудно было сказать, кто же выиграл битву. Змеи понесли страшные потери, но погибло и много воинов клана Нагата. Человеческие и конские тела валялись от подножия холма до стены леса и дальше, уже под кронами деревьев. Многие из тел были изуродованы. Там, где бой шел особенно яростно, лежали целые груды тел. Среди этой жуткой картины суетились черные от крови и грязи воины клана Нагата, добивающие раненых врагов и собирающие своих павших товарищей.

Оглушительный смрад поднимался над полем битвы к небесам.

Кицунэ Хаяи сидел под деревом и смотрел вниз, играя на флейте.

Он старался сыграть ту же самую мелодию, которую играл в Лесу Предков, – песню славы погибшим героям. Вот только пальцы его были слишком уставшими, а горло пересохшим. Легкие, надорванные во время боя, не позволяли ему правильно дуть в инструмент, так что мелодия получалась грустная, полная скорби и слабеющая с каждой нотой.

В конце концов он отложил флейту и коснулся ноги, по которой его ударили яри. Ему невероятно повезло! Наконечник не пробил панциря и поножей, благодаря чему Кицунэ отделался всего лишь синяком. В противном случае через день или два он в муках скончался бы от яда, как должны были вскоре погибнуть его раненые товарищи.

Зашу предал, это было ясно. План битвы предполагал имитацию отступления, фальшивую панику – лишь для того, чтобы враги спустились с холма, где их можно было бы добить контратакой. Эта часть плана вполне удалась.

Но вот когда удар был остановлен в лесу, помощь асигару могла бы переломить ситуацию.

А этот подонок Зашу просто приказал людям отступать.

И да, их потом обнаружили! Зашу притащил своих асигару, не догадывающихся об измене, прямо под стволы вражеских стрелков. Там они почти все и погибли – вот только тела самого Зашу не нашли.

А значит, изменник выжил!

Хорошо, что самураи не клюнули на фокусы этого мерзавца! Увидев странный маневр асигару и все еще идущий в лесу бой, воины решились на отчаянную и, возможно, самоубийственную атаку. Атаку, которая спасла самого Кицунэ… и его неожиданного помощника. Асигару, который вдобавок не выполнил приказ своего офицера.

И именно этот асигару взбирался сейчас по склону холма к сидящему под деревом шомиё. Когда же он достаточно приблизился, то покорно встал на колени и склонился, как и положено простому солдату перед своим командующим.

– Господин, – сказал ополченец, – ты вызвал меня.

– Да. Поднимись, поднимись с колен… Кентаро!

Мужчина встал, по-прежнему не поднимая взгляд от окровавленной почвы. Командир наконец-то присмотрелся к нему внимательней, особенное внимание уделяя оружию на боку мужчины. Катана Кентаро была изготовлена мастерски, гораздо лучше, чем штатные мечи ополченцев. Красная оплетка рукояти, цуба того же цвета, выполненная в виде двух плывущих карпов. О да, это была великолепная работа… Каким чудом она оказалась у простого асигару?

– Ты не выполнил приказание своего офицера, – заметил Кицунэ, внимательно наблюдая за реакцией воина.

– Да, господин, не выполнил.

– Значит, ты знаешь, что тебе полагается наказание. Безжалостное наказание.

Хаяи ожидал в ответ молчания или негромкого протеста, но воин лишь кивнул.

– Да, господин. Я осознаю это и готов понести наказание, – ответил он.

Кицунэ даже встал.

– Ты за дурака меня принимаешь? – воскликнул он.

– Нет, господин! Ты мой командир. Военачальник. Шомиё моего даймё. Я выполню любой твой приказ.

– И ты принял бы наказание? Даже несправедливое? Ты нарушил приказ… но это был приказ изменника, а ты спас жизнь своему шомиё. И, несмотря на это… несмотря на это, ты принял бы наказание?

– Да, господин. Всегда.

Хаяи покачал головой. Честь этого человека была достойна удивления. Кицунэ считал себя верным и преданным, но это… это было что-то невероятное! Преданность столь глубокая, что граничила с безумием. И глупостью.

– Что ж, тогда прими свое наказание, солдат…

Кентаро напрягся.

– Ты должен будешь ответить на мои вопросы, – закончил фразу Кицунэ. – Будешь смотреть мне прямо в глаза и ответишь на каждый заданный тебе вопрос. Понятно? Если солжешь, я узнаю об этом!

– Я не солгу, господин. Спрашивай.

– Кто ты? Я имею в виду – на самом деле? Ты не обычный асигару. Тебя выдают твой меч и твоя сила духа. Ты слишком хорошо сражаешься, ты чересчур быстр… кто ты?

Воин взглянул в глаза своему командиру.

– Меня зовут Кентаро, как я уже говорил. Я… был Духом госпожи Секай Шоры. Бессмертной, по прозвищу Красный Лотос, – ответил мужчина. – Я не смог защитить свою госпожу и покрыл себя позором, который смыл лишь кровью ее убийцы.

Духом? Не может быть!

Кицунэ когда-то очень давно слышал о Духах. Это были воины, с раннего детства обучаемые для одной лишь цели – защиты своего господина или, в случае Кентаро, госпожи. Их подготовка была окутана строжайшей тайной. Говорили, что Духи перестают быть людьми, становятся инструментом в руках своих хозяев, живым оружием. В их тела будто бы вплетались древние заклятия, а их навыки в бою были несравненными. Духи, коротко говоря, были сильнее, быстрее и выносливее любого обычного человека.

– Оружие, – прошептал Кицунэ, – живое оружие…

– Да, я был им, господин.

– Ты говоришь, что отомстил за свою госпожу?

– Да. Я убил того, кто лишил ее жизни, и забрал его оружие. – Кентаро положил ладонь на красные ножны с мечом и немного выдвинул их из-за пояса, чтобы Хаяи смог хорошо присмотреться. – Это Алый Клинок, и сейчас я сражаюсь им на службе клана Нагата.

Хаяи кивнул и встал.

– Я верю твоим словам, Кентаро, Дух, – сказал он. – И лишь не понимаю, почему ты записался в армию как обычный асигару. Если бы ты постучал в Пасть Кита и объявил: «Я Кентаро, Дух, защитник Бессмертной, Красного Лотоса!» – мой господин принял бы тебя с честью! Сделал бы своим Духом, защитником своим и своего сына! Мы бы сражались с тобой плечом к плечу, равные друг другу, как братья! Почему ты поступил иначе?

Кентаро нахмурился, его взгляд погрустнел. Воин взглянул куда-то вбок, словно пытаясь собрать мысли.

– Не знаю… клянусь, я не знаю, господин! – ответил он. – Наверное, потому, что… ну да, потому что я не смог спасти свою госпожу. Она погибла, я не защитил ее! И не только ее – я подвел многих. И я не хотел… не хотел вновь подвести господина, особенно такого доброго, как Нагата. Решил, что лучше буду сражаться вместе с ополченцами, погибну обычным солдатом. Лучше это, чем новый позор!

Кицунэ подошел к Кентаро, положил ему ладонь на плечо, встряхнул его.

– Своим поступком, тем, что ты ворвался в ряды численно превосходящего неприятеля для того, чтобы спасти своего шомиё, ты доказал, что являешься человеком чести. Позор? Нет, никогда! С сегодняшнего дня ты мой брат, Кентаро. Ты будешь ехать рядом со мной и сражаться со мной в одном строю. И это не приказ, это просьба. Ты исполнишь ее?

Не сразу Кентаро дал ответ, но вот наконец он взглянул в глаза своего шомиё… нет, своего брата!

– Хорошо, господин! Я буду сражаться рядом с тобой!

– Не надо «господин». С этого дня зови меня Хаяи.

Дух поклонился.

– Да… Хаяи.

– Пойдем со мной.

Они двинулись вниз с холма, туда, где люди Кицунэ возводили курганы из тел своих погибших товарищей. Трупы Змей же они презрительно отбрасывали в сторону. Ими займутся птицы, звери, насекомые.

– Зашу предал нас, – сказал Кицунэ, здороваясь с товарищами по оружию, – и я опасаюсь, что у этого мерзавца был такой план с самого начала. И еще подозреваю, что Змеи проникли и в наши войска… слишком хорошо они знали наше положение и маршрут! Они знали, что мы двинемся на их лагерь, а ведь это был сумасшедший план! А они были готовы. Только каким способом они передавали эти сообщения? Как им удавалось общаться?

– Не знаю… я не видел ни разу, чтобы кто-то из наших людей тайком покидал лагерь или отставал на марше. Даже Зашу постоянно был с нами, – ответил Кентаро.

– Проклятый Зашу… меня беспокоит лишь одно: мы понесли тяжелейшие потери… от армии почти ничего не осталось… но Змеи, – шомиё показал на тела врагов вокруг, – понесли потери намного, намного большие! Для чего? Каким мог быть их план? Измена, обман… – Он вдруг широко раскрыл глаза в изумлении и взглянул на Кентаро, который, очевидно, пришел к тому же выводу.

– Они и не собирались нас уничтожить, – прошипел Дух. – Хотели оттянуть нас подальше от Дома Спокойствия! Выиграть время!

– Армия… армия должна была уйти как можно дальше от столицы клана! Столицы, в которой я оставил лишь слабый гарнизон!

Тяжесть осознания упала на их плечи мгновенно. Воистину, клан Змей отличался редким коварством! Фокус скрывал фокус, а тот – следующий, а за ним очередной и еще один! И впрямь, трудно было разобраться в этой паутине лжи!

Но сейчас у них не было ни времени, ни желания распутывать ее – нужно было рубить мечом!

– Коней!!! – заорал Кицунэ одному из немногих уцелевших гвардейцев. – Коней для меня и Духа!!!

Нелегко было найти здоровых скакунов, но в конце концов это удалось. Окровавленная шерсть, потрепанное седло, но кони были пригодны для езды. Только это и имело значение.

Кицунэ вскочил в седло своего коня. Дух поступил так же, перед этим потрепав перепуганное животное по шее.

– Нам нужно торопиться! Мы едем в Дом Спокойствия! – выкрикнул Хаяи. – Оставить мертвых, построиться! Каждый, кто еще дышит, – за нами! Это еще не конец войны!

Они подстегнули коней, помчались навстречу идущей с востока тьме.

Ночь была беззвездной, да и месяц скрылся за толстым саваном туч.

Немногочисленные лампы освещали дома деревушек, словно оранжевые светляки, но все, что находилось за границей света, было лишь густой массой тьмы. Даже река, что каждый день кормила и поила жителей Дома Спокойствия, сейчас напоминала бездну глубочайшего мрака.

Именно на поверхность этой бездны скрывавшиеся днем в зарослях кустов и среди деревьев мужчины и женщины спускали сейчас многочисленные плоскодонные лодки. Они перешептывались между собой, передавая приказы, но, оказавшись на темной поверхности воды, смолкли окончательно.

Лодки понемногу двигались к нижней деревне. А когда пристали к берегу, сверкнули лезвия мечей.

Санада не мог себе простить, что его отряд отправился на помощь главным силам армии без него. Безусловно, приказ его господина был приказом, и офицер покрыл бы позором себя и свою семью, если б вздумал спорить с ним, – но где-то в глубине сердца его тяготило, что, несмотря на начальные успехи, он, командир легкой конницы, не увидит славного окончания войны.

Не имея возможности служить в седле, он решил быть полезным в ином качестве. Госпожа Мэйко была более чем довольна, когда он помогал ей с ранеными и стариками, а командиры крошечного гарнизона столицы с радостью выделили ему дежурства, тем самым несколько ослабляя нагрузку на их собственных людей.

Ну и не единожды Санада объединял две эти задачи – во время дежурств заглядывал и к старикам, проверяя, все ли у них в порядке. И не единожды это приводило к страшным открытиям, поскольку старики то ли от истощения и вызванных войной страданий, то ли просто в силу преклонного возраста – но умирали во сне, и именно Санада становился тем, кто обнаруживал их остывающие тела.

В ту ночь он тоже был в патруле и решил наведаться к старикам. Хотя бы просто для того, чтобы возможные неприятности как можно быстрее остались позади.

Он вышел из караульной, перешел большой плац, затем направился к большому зданию у Пасти Кита. Там раскрыл первые бумажные двери и заглянул внутрь. Живущий в этой комнате старичок спал сладко, как ребенок.

Потом еще одни двери и еще одни. К счастью, этой ночью никому не стало плохо и никто не отправился на встречу с предками.

Санада обменялся окликами с другим проходящим патрулем, сообщая, что тоже находится на посту. Свернул за угол и постучал в двери, за которыми, как он помнил, жила худенькая старушка со своей внучкой – милой девочкой с карминовыми губами.

Ему никто не ответил, однако из комнаты до него донесся неприятный запах. Но это был не запах разлагающегося трупа, нечто иное – как будто в комнате готовили исключительно неприятное для обоняния блюдо.

Мужчина заколебался, постучал по фрамуге еще раз, но и на сей раз ответа не получил.