Текст книги "Мемуары"

В ходе этих раздоров пламя войны, которое с ранее не виданной силой вспыхнуло в начале этого года в Италии, несколько поубавилось благодаря посредничеству Его Величества. Испанцы, дабы заставить герцога Савойского разоружиться, вошли с большой армией в Пьемонт; герцог Савойский защищался, имея такую же по численности армию, которая постоянно пополнялась прибывавшими отовсюду французами, несмотря на запреты Короля. Усилия маркиза де Рамбуйе не оказали заметного влияния на герцога, который утверждал, что не осмеливается разоружаться первым, опасаясь, как бы испанские министры, в слово которых он не верил, не использовали это время, чтобы захватить его провинции; но он признался, что это было лишь предлогом, чтобы продолжить войну, тем более чтобы обнаружить его тайное намерение – ему были предложены очень выгодные для него условия, если он разоружится первым, и он согласился на это; именно об этом маркиз предупредил Их Величества с тем, чтобы они условились с испанским королем о справедливых и разумных условиях, на основе которых они заставили бы его разоружиться первым. Командор Де Сийери вел переговоры об этом в Мадриде, сумев добиться согласия испанского правительства. Получив об этом известие, герцог решил не повиноваться, в чем он был поддержан послами Англии и Венеции, которые были при нем, и многими грандами, писавшими ему из Франции о том, что, что бы ни говорил маркиз де Рамбуйе, Король не покинет его.

Маркиз постарался исправить положение, сделав так, что Их Величества написали в Англию и Венецию, чтобы узнать, не будут ли там поддерживать герцога Савойского, если он отклонит справедливые и разумные условия, на которых он мог бы разоружиться первым, при том, что Его Величество обещал ему защищать его всеми силами в случае, если бы после разоружения ему кто-нибудь угрожал. Английский король и Венецианская республика ответили отрицательно и поручили своим послам заявить об этом герцогу Савойскому. С другой стороны, Король просил маршала де Ледигьера приказать французским войскам, большая часть которых зависела от него, доверять маркизу, который советовал им держаться вместе и не допустить, чтобы герцог Савойский разделил их, как он намеревался, чтобы тем самым подчинить их своей воле, не платить им содержание, навязать им такое плохое обхождение, какое они могли получить только от своих врагов. Герцог Савойский, который тут же захотел разъединить их, не смог добиться этой цели, признав тем самым, что против воли Короля он слаб, к тому же, продолжай он неразумно упорствовать, его покинули бы и другие принцы. Словом, ему пришлось принять и подписать 21 июня в лагере около Аста статьи соглашения между двумя монархами, согласованные маркизом де Рамбуйе.

Суть этого соглашения состояла в том, что герцогу Савойскому надлежит разоружиться в течение месяца, оставив себе некое количество солдат, необходимое для обеспечения безопасности своего края; не нападать более на провинции герцога Мантуанского, а если и действовать против него, то лишь в рамках закона; крепости и пленных, захваченные в ходе этой войны, до́лжно возвратить обеими сторонами; герцогу Мантуанскому предписывалось простить своих подданных, выступавших против него; Его Величество прощает всех своих подданных, которые, несмотря на его запреты, пришли на помощь герцогу Савойскому; если же испанцы нарушат слово, данное Его Величеству, прямо или косвенно нанесут урон самому герцогу Савойскому или его провинциям, Его Величество будет помогать и защищать его, прикажет маршалу де Ледигьеру и всем губернаторам провинций-соседей герцога Савойского также прийти ему на помощь, не только не ожидая новых приказов двора, но даже вопреки им, если б они противоречили этому приказу. Такие же обещания были сделаны герцогу Савойскому послами Англии и Светлейшей от имени их властителей.

Этим договором мир в Италии был, казалось, упрочен, и не было ничего, что могло бы поколебать его; но оплошность, допущенная в этом договоре и состоящая в том, что испанский король не был призван разоружиться со своей стороны, станет причиной новых и более опасных событий, как мы убедимся ниже.

Раз уж мы заговорили об Италии, не будет лишним рассказать здесь об одной странной вещи, случившейся в Неаполе. Некая монахиня Джулия, имевшая такую репутацию святости, что ее называли блаженной, состоявшая в более близких отношениях с одним монахом ордена, чем это позволяет церковный устав, перешла от духовной близости к любви; но она не ограничилась тем, что согрешила с ним, а уверовала в то, что это было делом законным. А так как уважение к набожности, в которой она пребывала, приводило к ней честнейших женщин и девушек, у нее была возможность заронить в их души семена своего нового верования, остальное сделала природная склонность к греху. Словом, немалое количество дев последовало ее примеру. Это зло разрасталось, пока не было обнаружено неким духовником, который предупредил инквизицию: блаженная и ее друг-монах были отправлены в Рим, где их и покарали.

В то же время другой итальянец по имени Ком, аббат Сен-Мае в Бретани, который пользовался расположением королевы Екатерины Медичи и маршала д’Анкра, неоднократно использовавшего его, прожив всю свою жизнь в полном распутстве, умер, так и не признав в качестве искупителя того, на суд которого он должен был предстать. Маршал д’Анкр немало хлопотал, чтобы его предали земле по католическому обряду; но епископ Парижский отважно воспротивился этому и приказал бросить его на живодерню.

Это заставило Короля новым эдиктом изгнать всех евреев, которые, пользуясь покровительством жены маршала д’Анкра, в течение нескольких лет просачивались в Париж.

Но поспешность, с которой Король должен отправиться в поездку, не позволяет нам продолжать это отступление.

Принц передал через г-на де Поншартрена письмо Королю с отказом сопровождать его. Его Величество приказал всем городам его Королевства, чтобы они были настороже и не разрешали въезд никому из вельмож, связанных с Принцем.

Узнав об этом, Принц отправил 9 августа манифест в виде письма, в котором он пожаловался на недобросовестных людей, которые окружают и вводят в заблуждение Короля, настраивают его против него. Короля якобы уговорили собрать войска, чтобы травить и угнетать его, что заставило его также собрать своих друзей и образовать войско – он-де продемонстрировал свои добрые намерения, оставив оружие и собрав тотчас после того, как ему это поручили, в Сент-Менеуд Генеральные Штаты королевства, призванные покончить с беспорядками, происходящими в нем; но едва он это сделал, как его захотели отстранить. Когда же честь заставляла держать данное слово, прибегали к интригам, приказывая записать в наказы то-то и то-то, хотя это дошло не до всех городов. Когда Генеральные Штаты завершили свою работу и наказы были представлены, не на все их статьи был получен ответ, ни по одному из наказов ничего не было выполнено.

Было отклонено предложение третьего сословия, столь важное для обеспечения безопасности наших королей; из наказов была вычеркнута статья, осуждающая отвратительное убийство Короля. Принц получил запрет на участие в Генеральных Штатах, что помешало ему предложить там то, что он считал необходимым в интересах Короля; ремонстрации парламента были осмеяны. На его жизнь и на жизнь остальных принцев покушались, тогда как маршал д’Анкр за различного вида услуги получает крупные суммы: после смерти покойного Короля он присвоил себе 6 000 000 ливров; должность можно получить только через него, он распоряжается всем по своей воле, а во время Генеральных Штатов хотел устранить Риберпре; совсем недавно приказал убить Прувиля, городового Амьена; гугеноты жалуются, что торопятся с монаршими свадьбами, чтобы разделаться с ними, пока Король еще не вошел в совершеннолетие, что распространяются книги, которые приписывают беды Франции предоставляемым в ней свободам, а также покровительству, которое в ней получают из Женевы и Седана; что духовенство, собранное в Париже в присутствии Короля, торжественно поклялось соблюдать решения Тридентского Собора без разрешения Его Величества, что заставило его просить Его Величество соблаговолить отложить свой отъезд до тех пор, пока его подданные не получат облегчение, которого ожидают от ассамблеи Генеральных Штатов, а также засвидетельствовать его брачный контракт в парламенте, тем более что правила парламента обязывают его к этому, заявить, что ни один иностранец не получит доступа к королевским должностям даже в домашних службах будущей Королевы; наконец, что он заявляет, что, если будут продолжать отказывать ему во всех средствах, необходимых для борьбы с беспорядками, он будет вынужден прибегнуть к крайним мерам.

Принц сопроводил это письмо, или манифест, Королю другими письмами аналогичного содержания в парламент, но поскольку было сочтено, что они не идут от чистого сердца и расположенности к Королю, то их оставили без ответа.

Вскоре после того, как это письмо было послано Принцем Их Величествам, герцог Буйонский отправился в пригород Лаона и попросил маркиза де Кёвра, губернатора этого города, оказать ему честь и нанести ему визит. Он горько жаловался маркизу на жестокость герцога д’Эпернона и канцлера, советам которых следовала Королева; что его заставили защищаться при помощи манифеста; что против его воли была подана жалоба конкретно на маршала д’Анкра, но что г-н де Лонгвиль отказался подписать эту бумагу и что маршал совершил ошибку, поддавшись на увещевания людей, которые его никогда не любили и в привязанность которых у него не было оснований верить.

Все были уверены в том, что маршал и его супруга крутят Королевой, как хотят, а потому не верили, что что-нибудь могло произойти помимо них. И впрямь, в том, что касалось их высокого положения, Ее Величество ни в чем им не отказывала, но в том, что касалось государственных дел – в которых Королева мало что смыслила, не желая слишком напрягать ум и стараясь избегать трудностей в любых обстоятельствах, будучи весьма нерешительной, – она доверялась тому, кто давал ей лучший, на ее взгляд, совет; и то ли потому, что она не была способна распознать того, кто действительно мог стать ее лучшим советчиком, то ли потому, что вследствие особенностей, свойственных ее полу, она легко отдавалась подозрениям и верила тому, что говорили друг о друге, но она поддавалась влиянию то одного, то другого министра, в зависимости от того, насколько удачным ей казался последний полученный ею совет: в этом причина того, что ее поведение не было ни ровным, ни последовательным – а это большой недостаток, наихудший в политике, где целостность и последовательность позволяют сохранить репутацию, вселяют надежду в тех, кто занимается государственными делами, внушают ужас врагу, помогают более уверенно и быстро идти к намеченной цели. Когда же общая линия не соответствует отдельным ее частям, когда налицо колебания, то хоть и много сил кладут, но не продвигаются к намеченной цели. А поскольку Королева управляла именно так, маршал д’Анкр с неудовольствием убеждался, что она не следовала его мнению относительно государственных дел, и при этом вся зависть падала на него – его ненавидели все, кто был недоволен правлением, ему приписывали причину плохого с ними обращения; впрочем, он и сам этому способствовал, из тщеславия стремясь внушить всем вокруг, что все делалось только с его подачи.

После встречи с г-ном де Буйоном маркиз де Кёвр послал гонца к маршалу д’Анкру, чтобы поставить в известность о том, что ему сказал г-н де Буйон; но тот обнаружил, что маршал впал в немилость у Королевы, которая так досадовала на него за то, что он был за отсрочку поездки, что приказала ему удалиться в Амьен. Он отбыл туда, пылая ненавистью к канцлеру и господину д’Эпернону еще и оттого, что канцлер дал ему понять, что именно ему будет поручено командовать армией, которую Король собирал в Париже против принцев. С тех пор, ссылаясь на то, что парижане ненавидят маршала, он отсоветовал Королеве это назначение.

За несколько дней до этого командор Де Сийери посмеялся над маршалом и сделал при этом вид, что вовсе не оскорбил его тем, что просил Монгла, который собирался посетить маршала в Амьене, передать ему привет. Маршал поручил Монгла передать ему в ответ, что вернется ко двору лишь тогда, когда командор и его брат будут повешены.

Перед отъездом Их Величеств аббат де Сен-Виктор, помощник епископа Руана, явился к ним, чтобы умолять их от имени духовенства Франции принять решения Тридентского Собора, о чем договорились на ассамблее Генеральных Штатов и что было скреплено клятвой духовенства, примеру которого вскоре должны были последовать Соборы провинций, а также просили Его Святейшество согласиться с доводами, которые должны были ему изложить в том, что касалось прав Франции.

Но Их Величества холодно встретили обращение к ним по этому вопросу, г-н канцлер заявил аббату, что Его Величество, будучи заинтересован в принятии решений Собора в вопросах, касавшихся внешнего благочиния в Церкви, считал, что эти вопросы не могли и не должны были решаться без самой Церкви.

Поскольку аббат напечатал свое обращение, оно было запрещено, типограф был оштрафован на 400 ливров и выслан, было приказано, чтобы аббат представил объяснения по содержанию обращения.

Так же плохо была встречена ремонстрация, которую посол Англии представил Королю по поручению своего короля, по поводу поездки Короля, которая должна была быть, по его мнению, отложена в связи с недовольством знати, с ее возможными последствиями, с неудовольствием парламента, с настроением народа, к тому же, если бы этот двойной союз с Испанией возбудил некоторую ревность у бывших союзников короны, его несвоевременное и поспешное осуществление еще более укрепило бы их в этом отношении.

Посол сказал также, что побужден привлечь внимание Их Величеств к этим вопросам взаимным обещанием покойного Короля и его государя, суть которого была в том, что тот из них, кто последним останется живым, возьмет под свою защиту детей другого; сверх того, его государь был заинтересован в том, чтобы Король продолжал делать то, что он делал, тем более что он смог бы опереться на поддержку старых друзей, которые почувствовали бы себя в противном случае покинутыми, но его государь оставался верным своему долгу укреплять союз с Францией и впредь не откажется от него, если только внешние изменения не принудят его к этому.

Но все это нисколько не повлияло на решение Королевы, не заставило ее отложить хотя бы на день свою поездку. После праздника середины августа в Париже Их Величества отправились в путь 17 августа, приказав расположить множество пушек в Венсенском лесу, чтобы они могли в случае необходимости помешать возникновению беспорядков вокруг Парижа, но на самом деле – чтобы воспользоваться ими в случае мятежа в самом Париже по наущению принцев; всем городам было предписано сохранять бдительность и закрыть доступ в них вооруженным людям.

В день своего отъезда они послали двух офицеров полиции и пятнадцать полицейских стражей арестовать президента Ле Жэ у него дома, заставили его подняться в карету с опущенными портьерами и следовать за Королем до Амбуаза, где он был заключен в замок. Трибунал сообщил об этом канцлеру; не получив у него желаемого удовлетворения, они выделили из своего числа нескольких советников и послали их непосредственно к Королю; но от Короля им дан был ответ, что лишь по его возвращении трибунал узнает причину ареста президента. Причина, по которой Их Величества не хотели оставлять его в Париже на время их отсутствия, заключалась в том, что они рассматривали его как человека, пользующегося доверием в народе в силу его должности гражданского судьи, а также в том, что он поддерживал связь с Принцем, свидетельством чего были их частые встречи в Шароне и в Сен-Море.

С Королем отправились г-н де Гиз, канцлер и г-н д’Эпернон, который пользовался тогда таким доверием Королевы, что она полностью полагалась на него как с точки зрения поведения Короля и ее собственного в этой поездке, так и с точки зрения вооруженной силы, которую следовало противопоставить принцам.

Герцоги Неверский и Вандомский сопровождали Короля при выезде из Парижа и в тот же день вернулись обратно; первый – чтобы собрать несколько отрядов и последовать с ними к Его Величеству, однако он этого не сделал, а поступил совсем наоборот, в чем убедимся далее.

Супруга маршала д’Анкра, и без того расположенная к меланхолии, была в полной растерянности от того, что Королева решила отправиться в эту поездку, не посчитавшись с ее мнением, и от того, что ей казалось, что Королева стала к ней хуже относиться, и из-за вечного раздражения, в котором пребывают люди ее склада; но г-н де Вильруа и президент Жанен (первый сказал, что был согласен с принцами: им надо взяться за оружие, и заверил их в том, что, будучи рядом с Королевой, он окажет им посильную помощь), а также многочисленные письма, которые она получала от своего мужа, ей убедительно доказали, что она сама нанесла себе последний удар, не согласившись сопровождать Королеву в этой поездке, и что отсутствие, пагубно сказывающееся на дружбе, особенно на дружбе среди людей влиятельных, настолько удалит ее от Королевы и даст такую длительную передышку ее врагам, чтобы укрепить свое положение при Королеве, что она полностью утратила покой и в конце концов изменила свое первоначальное решение и отправилась вслед за Королевой, сговорившись с г-ном де Вильруа на итальянский манер, то есть чтобы извлечь из этого пользу и иметь возможность своевременно действовать заодно с ним против канцлера и его братии.

Их Величества при отъезде передали командование армией, которая должна была оставаться в окрестностях Парижа, маршалу де Буа-Дофину; тот принялся сосредоточивать ее возле Даммартена. Перед поездкой Их Величества велели снести крепости в Манте и в Мелене, чтобы усилить положение Парижа.

20 августа они прибыли в Орлеан, 30 августа – в Тур, где депутаты ассамблеи Гренобля передали Королю письмо ассамблеи и иные из своих прошений: главная их просьба заключалась в следующем – удовлетворить первую статью прошений третьего сословия относительно независимости короны и неприкасаемости королевской особы, осудить противоположную доктрину в соответствии с ремонстрациями парламента; углубить расследование убийства покойного Короля, категорически отвергнуть, в ответ на наказы духовенства и дворянства, решения Тридентского Собора, объявить, что клятва, приносимая при короновании, не должна причинять ущерб соблюдению эдиктов примирения, выпущенных в их интересах, обеспечить безопасность города Седана и приказать платить вознаграждения, выделенные для этого; наконец, в ответ на письмо, адресованное им Принцем и призывающее разделить его справедливые претензии, они умоляли Его Величество отложить его поездку с целью совершения брака Принца, как об этом просила его судейская палата; однако депутаты вышеназванной ассамблеи, узнав, что прежде, чем их представители прибыли в Париж, Король уже уехал оттуда, направили к нему советника дю Бюиссона, через которого с большей настойчивостью, чем раньше, просили не пренебрегать их просьбами во время поездки. Причем они были в этом заинтересованы не только как представители реформированной религии, но и как порядочные французы; они надеялись, что Его Величество удовлетворит их просьбы, исходя из того, что Бог, требующий от подданных верности к государю, и от государя требует любви к своим подданным. На что Его Величество, стремясь противопоставить последние средства крайностям и открытому мятежу принца Конде и его сторонников, объявил их 17 августа в Пуатье виновными в оскорблении особы Короля; это обвинение было зарегистрировано 18 августа Парижским парламентом.

Узнав об этом, Господин Принц выступил со своим заявлением, в котором объявлял заявление Короля недействительным, поскольку оно сделано без всяких законных оснований и к тому же людьми, которые неправомочно узурпировали титул советников Короля. То же относилось, по его словам, к постановлению суда о регистрации королевского заявления, которая также объявлялась им ложной и противоречащей заключению суда; он призывал всех, кто заявлял о готовности служить Королю под руководством иных лиц, а не Принца, раскаяться не позже одного месяца, в противном случае он обвинит их в оскорблении Его Королевского Величества.

Пока совершались все эти события, маршал де БуаДофин собрал армию в десять тысяч пехотинцев и две тысячи конных, дабы противостоять армии принцев и помешать их переправе через реки.

Если бы Королева захотела последовать хорошему совету, который ей давали, отсрочить по крайней мере недели на две-три свою поездку и завернуть в Лаон и в СенКантен, она привлекла бы все эти провинции на сторону Короля, очистила бы их ото всех сторонников принцев, помешала их жителям присоединиться к мятежам и создать армию; но упрямство, упорное желание настоять на своем, нетерпение исполнить свою волю и ее удаление развязали им руки.

Маршал де Буа-Дофин, вместо того чтобы выбрать в качестве плацдарма Креси-сюр-Сер, чье расположение позволяло пресечь связь провинций Нормандия и Пикардия с Шампанью, и в связи с тем, что г-н де Невер еще не был объявлен сторонником принцев, заставлял тех отступить еще дальше – к Седану, чтобы собрать войска, сосредоточил свою армию под Даммартеном, возможно, и с добрыми намерениями, опасаясь, что в случае большего удаления от Парижа там может вспыхнуть восстание; но принцы воспользовались его отсутствием, чтобы укрепиться в Креси, так как это место весьма способствовало их плану.

Герцог Буйонский немедля послал своего секретаря Жюстеля в Лаон, чтобы попытаться завоевать на свою сторону маркиза де Кёвра; из этого ничего не получилось, и тогда он сделал ему некоторые предложения, но так как маршал де Буа-Дофин не имел никаких полномочий решать, он послал их в суд, прибывший 4 сентября в Пуатье; но, обратившись к г-ну де Вильруа, он не получил на это никакого иного ответа, если не считать того, что Вильруа сказал посланцу, что до сих пор управляли с помощью денег и умения, но что будет теперь, когда исчерпано и то и другое, он не знает. Он находился в крайней немилости, как и супруга маршала д’Анкра, – тронувшись в путь против своей воли, она желала вернуться в Париж, настолько обращение с ней Королевы было невыносимым.

Барбен, интендант дома Королевы, помог ей отказаться от этого намерения, заверив, что Королева любит ее больше, чем когда-либо, и что если охлаждение и произошло, то не в ее сердце, а в делах: ему это известно из разговоров с Королевой – стоит зайти речи об имуществе жены маршала, как Королева тут же проявляет заботу.

Королева была вынуждена остаться в Пуатье дольше, чем предполагала, и уехала оттуда лишь 27 сентября: и потому, что у принцессы там случилась оспа, и потому, что она и сама заболела – у нее образовался нарыв на руке и по всему телу пошла чесотка.

Болезнь Королевы стала причиной расстройства здоровья супруги маршала, ибо, будучи обязанной ежедневно находиться в спальне Королевы, она вернула утраченную было дружбу. Ее болезни способствовал ее врач-еврей, которому и Королева также доверяла: он убедил маршальшу в том, что ее околдовал командор Де Сийери. Она пользовалась указаниями г-на де Вильруа и президента Жанена, которые благосклонно приняли ее появление, и старалась укрепить доверие к ним со стороны Королевы, чему отнюдь не способствовала плохая новость, сообщенная теми, кому было поручено противостоять принцам: они сумели 29 сентября с ничтожной армией, не составлявшей и трети от числа королевской, захватить под носом противника ШатоТьери, а затем, используя эту крепость, обеспечили себе переправу через Марну, оттуда по Сене дошли до Брэ, после чего им осталось лишь форсировать Луару под Пуату и присоединиться к поджидавшим их сторонникам протестантской религии.

Выехав из Пуатье, Королева прибыла 1 октября в Ангулем. Графиня де Сен-Поль навестила ее, чтобы заверить в верности ее мужа, а также крепостей Фронзак и Комон; но герцог Кандальский поспешил уехать оттуда, чтобы присоединиться к г-ну де Роану, встать на сторону оппозиции и исповедовать протестантизм; что он и сделал немного спустя, вознамерившись передать Ангулем в руки гугенотов и захватить Королеву и совет.

Эти злокозненные планы не помешали Их Величествам прибыть 7 октября в Бордо, где 28 октября состоялось обручение принцессы и испанского принца, обручение же Короля и инфанты должно было произойти в тот же день в Бургосе.

Было замечено, что в тот день в церкви читали из Евангелия историю некоего царя¹⁴⁵, который женил своего сына: приглашенные отказались явиться на свадьбу, больше того, они надругались над теми, кто пришел пригласить их на церемонию, и убили их, что, к несчастью, заставило этого великого царя погубить их всех.

Казалось, что это произошло не столько случайно, сколько по тайному повелению божественного Провидения, посчитавшего необходимым покарать неверных подданных, которые воспротивились женитьбе Его Величества.

Зная о том, что герцог Роанский, г-н де Ла Форс и другие гугеноты взялись за оружие, Король послал к ним Ла Бросса, командира своей охраны, чтобы полюбопытствовать, с какой целью и по чьему распоряжению они это сделали.

Те ответили, что ассамблея Гренобля призвала их быть в состоянии готовности к обороне, если не будут удовлетворены просьбы их депутатов, хотя им хорошо было известно, что они уже были отклонены: Его Величество не согласился с ремонстрациями Принца и парламента.

Этот дерзкий ответ вынудил Короля послать все свои войска сопровождать принцессу в Испанию и обеспечить безопасное прибытие к нему его будущей супруги.

Принцесса пустилась в путь 21 октября. Герцог Роанский не осмелился помешать ее проезду; она благополучно добралась до Байонны в последний день октября. А оттуда 6 ноября направилась в Сен-Жан-де-Люз, в то же время испанский король прибыл в Фонтараби: 9 ноября состоялся обмен двумя принцессами при полном соблюдении равенства между двумя нациями.

Молодая Королева¹⁴⁶ прибыла в Байонну 11 ноября, куда в тот же день явился посланец Короля г-н де Люинь с письмом от Его Величества, в котором тот предоставлял ей равные с ним самим права в своем Королевстве, а также сообщал, что с нетерпением ждет ее в Бордо, куда она и прибыла 21 ноября; на следующий день состоялось венчание, к несказанному удовольствию Короля и всего народа.

За четыре дня до этого кардинал де Сурди совершил поступок, свидетельствующий либо о малом уважении, которым пользовалась тогда королевская власть, либо об необдуманной храбрости того, кто затеял ее.

Некий гугенот по имени Окастель, совершивший несколько преступлений со смертельным исходом, сам явился в тюрьму, заручившись словом вышеназванного кардинала, который считал, что добьется у Королевы обещания помиловать его, но был тут же приговорен парламентом к казни прямо в тюрьме еще до отправления просьбы о помиловании; кардинал, получив известие об этом, отправился туда под предлогом убедить его перейти в католичество, а оказавшись в тюрьме, освободил того с помощью нескольких вооруженных людей, которых привел с собой; тюремщик, бывший в сговоре с кардиналом, должен был показно сопротивляться, но был убит своими, которых никто не предупредил об этом заранее.

Этот поступок кардинала и архиепископа, совершенный в полдневный час прямо напротив трибунала и самого Короля, в ходе которого был вызволен убийца и еретик, а ни в чем не повинный католик погиб, был настолько вызывающим, что Король по жалобе парламента счел нужным, чтобы суд издал постановление, сообщавшее об этом, и другое – о задержании преступников. Однако дело не сдвинулось с мертвой точки: набожный Король не мог пойти против Церкви.

Однако ассамблея представителей протестантской религии в Гренобле, узнав о том, что Король обвинил, проездом в Пуатье, Принца и его сторонников в оскорблении Его Королевского Величества, и видя, что обстановка накаляется, а армия Принца уже форсировала часть рек и подбиралась к Пуату, решила перенести свою ассамблею в Ним, где им было бы спокойней.

Маршал де Ледигьер, мнение которого по этому делу запросили, отсоветовал им делать это, объяснив, что они не могли своей властью перевести ассамблею, не нарушив статей Нантского эдикта, кроме того, они не имели права делать это, не доведя сначала свое решение до сведения провинций; к тому же не время было думать об отсрочке свадьбы, поскольку дело зашло далеко и Король в данном случае выиграл. Раз уж нельзя было помешать этому, он обещал сговориться с Принцем.

Маршала заподозрили в неискренности, в том, что он отстаивает интересы Короля, а не их партии.

Они все же отправились в Ним, где их ожидали новости о том, что стало с армией Принца, которая, провалив 20 октября операцию в Сансе, форсировала 29 ноября Луару в Бони.

Маршал де Буа-Дофин получил выговор за то, что не разгромил оппозиционеров, но он оправдывался тем, что получил приказ не вступать в сражение.

Вскоре после того, как новости об этом достигли Нима, ассамблея направила письменные послания всем протестантским приходам о том, что признавала вооруженное восстание герцога Роанского и других гугенотов, призывала все провинции поддержать их. Ассамблея сочла уместным ответить на уговоры Принца примкнуть к нему и пообещать друг другу не вступать ни в какие сепаратные переговоры.

Узнав об этом, Королева выступила 20 ноября с заявлением, в котором она пригрозила объявить всех гугенотов, выступивших против нее с оружием в руках, виновными в оскорблении королевского достоинства, если только в течение месяца они не раскаются в содеянном.

Господин Принц, форсировав Луару, в короткий срок дошел со своей армией через Берри и Турень до Пуату, грабя и громя все места, по которым он проходил.

Депутаты ассамблеи явились встретить его 27 ноября в Партенэ, где они пришли к совместному соглашению относительно нескольких положений, касающихся безопасности и неприкосновенности особы и жизни Короля, как если бы они сами не подвергали сомнению своим восстанием и то и другое.

Они высказались против решений Тридентского Собора, предостерегали против последствий совершенных бракосочетаний, обязывались защищать Нантский договор, создать Совет на основе ремонстраций парламента, не покидать друг друга и не соглашаться ни на один договор без взаимного согласия.