Текст книги "Новая холодная война. Кто победит в этот раз?"

Вообще, мне кажется, что подавляющее большинство россиян лишь тогда, в конце 1995 – начале 1996 года, в ходе предвыборной кампании узнало, как зовут лидера Коммунистической партии Российской Федерации. Ведь первый состав Государственной Думы был мало кому известен. Он, по сути, повторял ту конфигурацию власти, которая существовала в стране ранее, плюс добавился такой ярко выраженный политик нового образца, как Владимир Жириновский. Фигуры коммунистов – причем любого толка – воспринимались в тогдашней политической жизни весьма и весьма скептически. Даже те, кто раньше верил им, теперь пришли к выводу, что раз последователи марксистско-ленинского учения, обладая всей полнотой власти в Советском Союзе, довели великую страну до развала, то нечего давать им второй шанс. Но тут выяснилось, что за прошедшее после образования Государственной Думы время рейтинг доверия к Зюганову сильно подрос. Геннадий Андреевич стал восприниматься как очень серьезный конкурент Ельцину, как угроза нынешней власти.

Была разработана и подготовлена целая кампания по дискредитации КПРФ. Причем занимались этим отнюдь не малоопытные российские политконсультанты, а профессиональные американские эксперты и политологи, кровно заинтересованные в том, чтобы сохранить в России существующий статус-кво.

Сегодня слоган «Купи себе еды в последний раз» мало кому о чем-то скажет. А ведь это был один из самых распространенных политических плакатов начала 1996 года. Он изображал Геннадия Андреевича Зюганова на фоне Кремлевской стены и давал понять избирателям: когда этот человек придет к власти, вам будет нечего есть, наступит голод и полная разруха.

Но при всех этих усилиях рейтинг доверия к президенту Ельцину все равно был крайне низок. Пришлось, что называется, собирать всю нечисть в ад и задействовать все возможные ресурсы – молодых русских олигархов, действующих политиков, общественность. Все это активнейшим образом финансировалось и интеллектуально направлялось из Соединенных Штатов. Цель была предельно ясна – надо любым образом повторно выбрать президентом Ельцина. Тогда появлялась надежда, что Россия останется еще на какое-то время «демократической», то есть во всем послушной США страной.

Вторым фактором, который оказывал влияние на все, в том числе и на чеченскую кампанию, была, разумеется, экономическая ситуация в стране. Если бы меня попросили назвать самые черные периоды русской истории, я, без сомнения, на второе место после Гражданской войны 1918–1922 годов поставил бы 1990-е годы. Ничего более дикого, гнусного и отвратительного быть не могло в принципе. Дело даже не в том, что с экономической точки зрения неразумно было разводить такую огромную армию чиновников, которую страна была вынуждена содержать. Не в том, что общество ощущало себя не в государстве, а в банде, где нужно жить по понятиям, а не по законам. И даже не в разгуле бандитизма и вседозволенности, не в распространении употребления наркотиков и прочих пороков. Речь принципиально о другом: российское общество в данный период меньше всего напоминало общество как таковое. Оно было невероятно раздробленным. И те же самые американцы очень много делали для того, чтобы максимально усилить и укрепить эту гибельную тенденцию, максимально продлить период распада и развала. Их в той ситуации устраивало абсолютно все. Рост национальной напряженности – это очень хорошо. Экономические неурядицы – замечательно. Социально-экономические потрясения – великолепно. Все это позволяет прекрасно манипулировать обществом на определенном этапе. Есть простая главная цель – сделать Ельцина президентом; а зашуганный, замученный и затравленный народ как нельзя лучше подходит для осуществления масштабной политической спекуляции.

Что и было успешно сделано. Перед вторым туром президентских выборов были заключены мирные соглашения, война закончилась – но ведь проблема терроризма никуда не ушла. Она так и осталась на Северном Кавказе, который надолго стал самой «горячей» точкой России. Более того, фактические уступки боевикам, на которое пошло российское руководство, позволили им почувствовать себя победителями, придали новый импульс распространению экстремизма и терроризма – и очень скоро россияне это почувствуют.

Но в 1996 году обыватель видел не это, а совсем другое: власть начинает признавать и исправлять собственные ошибки – значит, демонстрирует способность меняться к лучшему. Почему бы в таком случае не проголосовать за нее?

Ельцин победил на выборах, при этом выдвинув программу, абсолютно невнятную с точки зрения экономики и истории. Он пообещал приостановить тот абсолютный беспредел, который уже давно повсеместно творился в стране, навести порядок в основных сферах государственной и общественной жизни хотя бы с точки зрения элементарных человеческих понятий – что такое хорошо и что такое плохо. Так было заявлено, но ничего этого сделано не было. Многочисленные громкие обещания очень быстро забылись. К власти пришли люди, которых даже западниками назвать нельзя, поскольку они были просто какими-то гипертрофированными либералами. Среди них – покойный Борис Немцов, также покойный Борис Федоров, ныне здравствующий Анатолий Чубайс и еще многие-многие другие, исповедующие те же разрушительные идеи. Они искренне полагали, что вот как раз сейчас наступает момент, когда России предстоит сделать решительный шаг, целиком и полностью разорвать пуповину, связывающую ее с Советским Союзом, и вырваться наконец на подлинно демократические позиции.

Беда в том, что общество уже совершенно не понимало, куда ему идти, а самое главное – зачем. Пропаганда американских ценностей, которая лилась буквально из каждого утюга, начала вызывать серьезное недовольство, грозившее в скором времени перерасти в недовольство вселенское. Люди постепенно начали понимать: эксперимент с превращением России в демократическую страну длится уже несколько лет, и каков же результат? Никаких улучшений не происходит, наоборот, у россиян появляется все больше и больше проблем, о которых они раньше и знать не знали. Ситуация с каждым годом ухудшается, в то же время американские друзья, в первую очередь американские журналисты, которых вдруг стало очень много в России, говорят и пишут, что все так и должно быть, все идет правильно.

И вот тогда в обществе впервые зародился вопрос – пока он был очень скромно сформулирован, но главное, что он все же прозвучал, – все ли мы делаем правильно? Подходит ли для России либеральная западная модель? Иначе говоря, не совершаем ли мы страшную ошибку, расплачиваться за которую придется и нам, и нашим потомкам?

Параллельно общество, насмотревшись на представителей западных миротворческих организаций и всевозможных международных экспертов, занимавшихся мирным урегулированием в Чечне, начало задаваться еще одним очень неприятным и очень болезненным вопросом, о котором я уже говорил чуть раньше: хорошо, войну в Чечне остановили, но проблема с террором никуда не делась. Более того – начался экспорт террора на прилегающие территории, например в Дагестан, в Ингушетию, в Кабардино-Балкарию и так далее. Уже непонятно, каким образом можно остановить этот губительный процесс, расползающийся, как раковые метастазы, по всему Северному Кавказу и превращающийся в серьезную угрозу для всей страны. Появился риск вовсе потерять северокавказский регион.

Все это вызывало закономерные вопросы к власти. А власть ничего внятного ответить не могла, поскольку достижение перемирия и так далось ей очень непросто.

Ситуация в экономике лучше не становилась. Правительство младореформаторов – как их называли в середине 1990-х, «мальчики в розовых штанишках» – уже показали, что руководить страной они не способны. То беззастенчивое передергивание, к которому они прибегали при описании ситуации в России, стало вызывать в обществе откровенное отторжение. И ладно бы только по отношению к собственному правительству – это еще можно было бы пережить. Беда для младореформаторов и демократов заключалась в том, что ненависть общества уже начала перекидываться на Соединенные Штаты Америки – а вот этого допустить было никак нельзя. Почему? Потому что всякий раз, когда у общества в России появляется некое подобие национальной идеи, это означает сплочение страны, а сильная Россия – это последнее из того, что было нужно США.

Американцы пытались многократно усилить политический вектор своих сторонников – в правительстве, отчасти в Государственной Думе. Но от этого становилось только хуже. Сегодня уже трудно вспомнить, что обсуждали на заседаниях депутаты Госдумы второго созыва – все-таки прошли годы, а память человеческая так устроена, что вспоминать мы хотим только хорошее, плохое стараемся забывать. А я могу напомнить, что, когда на повестке дня стоял важный вопрос экономических преобразований, некоторые депутаты посчитали более важным рассмотреть и принять закон о… пчеловодстве. Смысл его заключался в ответе на вопрос: если ваш улей стоит в Липецкой области, а пчелка опылила цветок в Орловской, то кому принадлежит мед? Вот такими «важнейшими» проблемами занимались у нас некоторые депутаты в то время, когда их избиратели задыхались в безвоздушном пространстве рыночной экономики.

Итак, вселенское разочарование, а вместе с ним и злоба копились в обществе и рано или поздно должны были найти выход. И тут американцы, на свою беду, в очередной раз просчитались. Они искренне верили, что то правительство, которое им удалось, выражаясь современным языком, пролоббировать, окажется вполне жизнеспособным и сумеет продвинуть Россию к достижению заветной цели США. Получилось с точностью до наоборот. Все, к чему прикасалось проамериканское правительство, рушилось. В результате пришлось перестраивать здание власти на ходу. После многочисленных телодвижений премьер-министром был назначен Сергей Владиленович Кириенко. Человек, которого все, кто застал то время, будут до конца жизни с проклятиями вспоминать из-за приключившегося в стране дефолта, хотя на самом деле он – последний, в кого следует кидать камень. Так получилось, что все экономические советы американцев так или иначе сводились к созданию финансовых пирамид. А о том, что каждая пирамида обречена в конце концов рухнуть, наши либералы-западники то ли не подумали, то ли подумали, но не придали этому значения. Какое им дело, как крах экономики отразится на положении народа и на их, правителей, собственной репутации? На подобные мелочи они, поглощенные великой целью – привести Россию в райское царство западной демократии, – не обращали внимания.

Образно можно сказать так: в управление Сергею Кириенко досталась страна, которая уже не одной, а обеими ногами стояла в могиле и над которой уже склонился священник, готовый начать отпевание. Судорожные попытки изменить ситуацию в принципе ни к чему привести не могли. Кириенко сделали крайним в ситуации с дефолтом, после чего бросились критиковать активнейшим образом. Заметим, как поступили западные средства массовой информации – они переложили всю ответственность исключительно на одного человека, то есть на Сергея Кириенко. Остальные вроде бы оказались совсем ни при чем. Вообще, если сегодня почитать экономические обзоры той эпохи, сложится парадоксальное представление: вот был в России такой демон зла – Кириенко, который десятилетиями работал в правительстве, потом вся экономическая система рухнула, и виноват в этом только он один. А то, что он на самом деле занимался экономическими проблемами страны всего пару-тройку месяцев, осталось за кадром. Реальные виновники дефолта не понесли никакого наказания и вообще остались в тени.

Да и за что было их осуждать? Они очень добросовестно делали свое дело – четко выполняли многочисленные советы, которые им наперебой давали американские консультанты как в экономической, так и в политической сфере. Более того – эти самые советы публиковались в российских газетах и журналах (сейчас такого и представить себе нельзя), регулярно транслировались по теле– и радиоканалам. Поэтому я не понимаю нынешних людей, которые, рассуждая о событиях двадцатилетней давности, утверждают, что они приключились совершенно неожиданно, как гром среди ясного неба. Да перестаньте! Все как раз было вполне ожидаемо и предсказуемо. Другое дело, что нынешние авторы воспоминаний просто не хотели интересоваться событиями на политической сцене России с точки зрения экономики. Но это вовсе не означает, что никто ничего не знал. Знали – и предупреждали о том страшном, что может и должно произойти. Но ведь никто не слушал!

Одновременно ухудшалась обстановка на Северном Кавказе. Бандформирования Басаева, Хаттаба и прочих окончательно потеряли тормоза и решили, что наступает момент, когда они могут просто силой принудить Россию к самым непопулярным поступкам. Они видели, что власть оказалась настолько слаба и порочна со всех точек зрения, что можно даже не ожидать противодействия.

2.3. Бомбы в Белграде и взрывы в Москве

Может быть, все и в самом деле завершилось бы в 1999 году распадом России по образу и подобию Советского Союза. Мир стал бы однополярным, и сегодня американцы диктовали бы какой-нибудь Республике Идель-Урал, как выстраивать отношения с Саратовской или Самарской Республикой… если бы в деле не возник «балканский фактор». Два раза в течение XX века Россия вступала в войну из-за событий на Балканах. Первый раз – в 1914 году, чтобы спасти братушек-сербов. Отношения между нашими славянскими странами всегда были очень близкими, и русские считали себя обязанными защищать своих единоверцев.

И вот теперь, в 1999-м, американцы приняли решение бомбить Белград. Я думаю, что если бы они по причине победы (как они считали) в Первой холодной войне не разогнали своих опытных советологов, им было бы кому объяснить: худшее, что они могли сделать, – это разбудить русского медведя, обидев сербов, у которых, как известно, с давних пор есть поговорка: «На небе Бог, а на земле – Россия».

Я лично знаю множество людей, которые на протяжении долгих лет исповедовали либерализм, а после событий на Балканах стали радикальными патриотами. Да что греха таить, я и сам прошел подобный путь. В 1990-е я считал, что либеральная западная модель вполне может быть применена в России, и при известном желании с ее помощью можно достичь поставленных целей.

События на Балканах с точки зрения русского государства были подобны нашатырю для боксера, пребывающего в нокдауне. Их можно было сравнить с выстрелом «Авроры» по Зимнему дворцу: «Просыпайся, русский народ!» Тысячи людей вздрогнули от того, что произошло. Сотни из них в ту же ночь поехали к зданию посольства Соединенных Штатов Америки и пикетировали его с антивоенными плакатами в руках, выражая солидарность с сербами. Тогда самой популярной молодежной одеждой были майки с изображением мишени и надписью: «Сегодня мы все – мишень! Сербия, мы с тобой!»

Американцы увидели, что дела обстоят скверно. Во-первых, они никак не были готовы к появлению такого количества народа у своего посольства в Москве. Во-вторых, меньше всего они ожидали увидеть среди пикетчиков так много молодежи. Казалось бы, они приложили столько сил, чтобы разрушить сознание молодых россиян, привить им совсем другие ценности, убедить их, что необходимо ориентироваться на Запад. И были уверены, что достигли цели, посеяли в юных душах семена разрушения. И вот теперь эта самая молодежь ведет себя так, будто бы ее, наоборот, воспитывали в лучших советских патриотических традициях.

Чего стоит один такой факт – в первые дни бомбежек Сербии фанаты всех московских футбольных команд собрались и заключили перемирие и все вместе пришли пикетировать американское посольство. Для такой молодежной субкультуры, как футбольные фанаты, это выглядело как беспрецедентный шаг, и во многом именно они стали локомотивом данного общественного процесса.

Происходило невероятное. Пикет вокруг американского посольства стоял круглые сутки. Его участников в какой-то момент отгоняли от здания, тогда они переходили на другую сторону улицы и продолжали стоять там. Посольство закидывали тухлыми яйцами. Американские политологи пытались собирать какие-то пресс-конференции, пробовали объяснять в либеральных средствах массовой информации, что на Балканах все происходит правильно, просто русские почему-то этого не понимают. Не понимают, что Сербия – это последний очаг деспотии в Европе и американцы стараются подавить его, чтобы дать сербскому народу демократию. Но было поздно – русский медведь проснулся.

Параллельно этому полным ходом шла подготовка к парламентским выборам. Все у американцев получилось бы легко и просто – не будь ситуации в Сербии, при такой финансовой помощи и интеллектуальной поддержке они бы без труда раскачали «Союз правых сил» до нужной кондиции. Но при первых бомбардировках три будущих лидера СПС – Немцов, Федоров и Гайдар – отправились на Балканы. В связи с этим общество дало им презрительное прозвище «политические попугаи». Это был факт откровенного предательства национальных интересов – когда общество впервые за много лет ощутило себя целиком и полностью русским, когда вся страна смотрела теленовости, чтобы узнать, как там братушки-сербы, такой поступок либералов, о связях которых с США знали абсолютно все, был воспринят невероятно негативно. И даже последовавшая потом масштабная предвыборная кампания с привлечением лучших американских умов не способна была изменить это отношение. Народ воспрянул ото сна и по-другому оценил все то, что происходило в течение последних десяти лет, начиная с горбачевской перестройки.

Символично, что именно в этот момент происходит очередная рокировка в российском правительстве. На пост премьер-министра назначается человек, имя которого тогда было известно, пожалуй, только журналистам и, может быть, людям, особенно пристально следившим за политическими событиями, – Владимир Владимирович Путин. Не буду скрывать, что многие тогда считали, что ему в ближайшее время придется повторить судьбу своего предшественника – Степашина – и что скоро он будет отправлен в отставку.

Но тут последовал второй за полгода сокрушительный удар по обывательскому сознанию. Да, конечно, террористические акты случались в Москве и раньше – и в 1996 году в метро был взрыв, и еще примеры были. Но они воспринимались скорее как случайность, никто не пытался увидеть в них закономерное развитие событий.

Взрывы в Гурьяново и на Каширском шоссе сделали для пробуждения духа страны не меньше, а может быть, даже больше, чем бомбардировка Югославии.

Для меня это личная история – я работал на местах обоих терактов. Тела погибших выкапывали из-под развалин в нескольких метрах от меня. Я вел репортажи с прямым включением в эфир, и передать весь ужас тех событий было невероятно сложно. Пожалуй, невозможно подобрать слова, способные отразить то состояние ступора, в которое было повергнуто все российское общество. И вот тут прозвучал призыв к мести. Путин – и за это ему многие говорили уже тогда «спасибо» – проявил лучшие качества русского государственного деятеля.

Началась вторая чеченская кампания, которая протекала совершенно по другому сценарию, нежели первая. Ее символом стали крылатые слова Владимира Владимировича – «где найдем террористов, там их и замочим». Люди убедились, что речь идет вовсе не о rebels, не о повстанцах, а о подонках и негодяях, которые убивают мирных жителей – и за это их должна постигнуть кара, соответствующая их злодеяниям. Общество молниеносно перестроилось, причем не с точки зрения собственного позиционирования в отношении кого-то – здесь многое осталось по-прежнему. Оно перестроилось ментально, оценило, кем является оно само. Общество могло бы сказать о себе словами Сильвио, героя пушкинской повести «Выстрел»: «Он всегда шутит, графиня… Однажды дал он мне, шутя, пощечину, шутя прострелил мне вот эту фуражку, шутя дал сейчас по мне промах; теперь и мне пришла охота пошутить».

Этот черед «пошутить» пришелся как раз на самый конец 1999 года. Началась наиболее яркая фаза антитеррористической кампании в Чечне, и мне кажется, что русское общество вложило туда всю свою злобу, накопившуюся за последние десять лет. Те люди, которые по поведенческому образцу 1994–1995 годов начали было говорить, что нельзя так относиться к ситуации в Чечне, надо снова садиться за стол переговоров и искать общий язык с сепаратистами, теперь воспринимались совершенно иначе. Запад в тот момент попытался разыграть привычную карту, продолжал действовать по прежней схеме. Телекартинки с антивоенных митингов, заявления специально подобранных прозападных политиков должны были показать всему миру, что Россия просто временно впала в скверну, в заблуждение, и со временем обязательно вернется на единственно правильный демократический путь развития. Якобы на самом деле российское общество по-прежнему полно решимости двигаться в сторону западной цивилизации.

Это был роковой просчет. Дело даже не в том, что с каждым днем балканской кампании, с каждой пресс-конференцией старшего Милошевича, который был на тот момент послом Сербии в России, общество все больше и больше приходило в себя, на глазах сбрасывая оковы десятилетнего пребывания в интеллектуальном тумане. События, которые произошли в Гурьяново и на Каширском шоссе – взрывы жилых домов, – по сути, поставили вопрос иначе: если против нас идет война, как мы должны поступать? Должны ли мы всеми доступными способами уничтожать врага, который пришел нас убивать, или, наоборот, должны покорно смириться с участью жертвы? И российское общество дало совершенно однозначный и очень жесткий ответ по этому поводу.

На Западе до сих пор бытует мнение, что на самом-то деле общество российское было настроено вполне миролюбиво и толерантно к тем, кто убивал мирных людей, а жесткие заявления – это всего лишь воля Президента Российской Федерации Владимира Путина, который просто поменял некое «целеполагание». Это абсолютная ерунда – Путин и общество заговорили тогда на одном языке. Более того, те слова, что произносил в то время Путин, вполне мог произнести любой человек, живущий в России где угодно – в Москве, в Санкт-Петербурге, в Хабаровском крае, в Краснодарском крае и так далее. Путин просто сформулировал то, о чем думали все, стал выразителем общего настроения. Тем самым он стал первым российским политиком за десять лет, высказавшим жесткое мнение по поводу внутриполитической проблемы.

С точки зрения внешней политики первым, кто высказал свою позицию внятно и четко, был Евгений Максимович Примаков. Я абсолютно убежден, что совсем скоро в России будет поставлен памятник Евгению Максимовичу как одному из величайших государственных деятелей, как верному сыну русского народа. Это был тот самый человек, который, по сути, показал стране, что такое национальная гордость.

Напомню, что в момент начала бомбардировок Сербии Примаков, бывший тогда премьер-министром, должен был лететь в Соединенные Штаты Америки, но, узнав, что бомбят Белград, заставил самолет премьер-министра Российской Федерации развернуться над Атлантикой и вернуться в Москву. После этого знакового события Примаков моментально стал кумиром для самых разных людей, хотя до этого его часто критиковали, называли выходцем из старой школы политиков. Он виделся народу как человек весьма пожилой, со своими несколько устаревшими представлениями о мире, и был не слишком популярен. Но разворот самолета, повторюсь, сделал его кумиром безо всяких преувеличений. Вторым кумиром стал Путин – что характерно, тоже не без помощи самолета, на котором он выполнял боевой полет над Чечней.

Тем самым была продемонстрирована живая преемственность русской государственной истории. Условно говоря, можно поставить в один ряд Александра III, верхом на лошади совершающего смотр лейб-гвардии Семеновского и Преображенского полков, Сталина, принимающего на трибуне Мавзолея парад войск, отправляющихся на фронт 7 ноября 1941 года, Путина в боевом самолете над воюющей Чечней и Примакова, разворачивающего правительственный самолет над Атлантическим океаном.

Самое главное, что этот символизм не был жестом, заранее продуманным двумя политиками. Он вышел из глубины их души. Это и есть самое ценное.

Запад, конечно, не на шутку переполошился. Появление в России серьезного национально ориентированного лидера означало крушение всех надежд на полное подчинение нашей страны американским и европейским «друзьям». Они этого хотели меньше всего. Ведь только что все было очень просто – есть когорта политиков западного образца, которая выполняет все, что им говорят «союзники». Они постоянно напоминают, что русские – вечно забитый народ, что Россия – изначально неправильная страна, в которой на каждом шагу темнота и глупость, короче, единственный путь к спасению – брать пример с Соединенных Штатов.

И тут появляются два человека, причем из разных поколений, но с одной и той же моделью поведения: главная цель для них – Русское государство. И Примаков, и Путин имели отношение к спецслужбам, что, конечно, не могло не отразиться на их мироощущении и мировосприятии. Но притом, что они были совершенно разными, каждый из них в какой-то момент продемонстрировал лучшие качества русского человека.

Как только появился откуда-то Путин, объявивший крестовый поход как против террористов, так и против политиков, предающих интересы России, в тот же момент появилась и соответствующая партия. Многие из читателей этой книги должны помнить слово «Медведь», обозначавшее то, что потом станет «Единой Россией». Я присутствовал при том, как нынешний министр обороны Сергей Шойгу (в то время возглавлявший Министерство чрезвычайных ситуаций) в здании МЧС объявил о создании партии. И к удивлению многих, «Медведь» блестяще выступил на парламентских выборах.

Американские аналитики тогда говорили, что ничего особенного с появлением новой партии не произойдет – поскольку у КПРФ есть свой электорат, у партии «Отечество», которую, кстати, тогда возглавляли Лужков, Примаков и Морозов, также имеется собственное электоральное поле, состоящее из служивого сословия, а «Медведю» придется опираться непонятно на кого, потому как есть еще и партия власти «Наш дом – Россия».

Но такая фигура, как Путин, придала невероятное ускорение всей этой конструкции. Уже к ноябрю 1999 года стало понятно, что «Медведь» является фаворитом избирательной кампании. Невероятно сложно было понять, как такое могло произойти. Партия появилась практически из ниоткуда, премьер-министр находился на своей должности каких-то три месяца. И вдруг – абсолютное всенародное доверие и абсолютная всенародная привязанность.

При этом все американские средства массовой информации – те самые СМИ, которые когда-то глушились, а теперь, наоборот, старательно демонстрировались и всячески выпячивались, – буквально состязались между собой в том, кто больше обольет Путина грязью. Но теперь народ реагировал на это совсем иначе. Россияне рассуждали на тот момент примерно так: если американцы, которые бомбили братьев-сербов, недовольны нашим премьер-министром – значит, мы на правильном пути. И в начале декабря 1999 года партия «Медведь» замечательным образом выступила на выборах, превратившись в одну из главных действующих сил в стране.

А что же тогдашний президент России? Борис Николаевич Ельцин, по сути дела, отошел в сторону. И я это говорю не потому, что, как и все мы, знаю о последующих событиях и процессах. На отношении к Ельцину тогда сказывалось многое – неоднократная смена правительств, дефолты, всем известные высказывания типа: «Премьер-министр Степашин, вы не так сели, пересядьте». Об авторитете президента в народе даже говорить было трудно.

И тут вдруг власть получает невероятно деятельного человека, который хорошо понимает, что должно происходить и как выполняться. Человека, который не боится и не стесняется взять на себя ответственность. Именно тогда, в начале декабря 1999 года в коридорах власти начались разговоры о том, что Владимир Путин вполне может расцениваться как преемник Ельцина. Разумеется, для Запада это было абсолютно неприемлемо. В западных кругах стали делать упор на то, что Путин – выходец из КГБ СССР (что было правдой), и тогда же в экстренном порядке была состряпана книжка под кричащим названием «ФСБ взрывает Россию». Она в ту пору была невероятно популярна в кругах либеральной интеллигенции, теперь же плотно забыта. Автор книжки – небезызвестный Александр Литвиненко, та самая жертва полония, которого впоследствии англичанам пришлось определенным образом выводить из игры.

Наступило 31 декабря 1999 года. Для меня этот день стал без преувеличения памятным. Я дежурил по редакции, и мы договорились, что в два часа я пойду домой, потому что к этому времени новогоднее обращение президента Ельцина уже будет передано везде, можно будет расходиться. Признаюсь, я проявил преступную халатность и решил сбежать чуть раньше. Не успел я дойти до метро, как мне на пейджер сбросили сообщение: Ельцин заявил о своей отставке, исполняющим обязанности президента России назначен Владимир Владимирович Путин. Для меня это стало серьезным шоком – и не только для меня, но и для всех россиян. Но, с другой стороны, это дало обществу надежду, что в миллениум, в 2000-е годы, мы вступим уже другими, что мы больше не будем ощущать себя барашками, которых ведут на убой, как это было на протяжении десяти лет.

С фигурой Путина связывались самые невероятные ожидания – что он сумеет поднять экономику в кратчайший срок, что сумеет дать отпор разгулу бандитизма, который на тот момент уже всем в стране осточертел, что сможет восстановить реноме армии и спецслужб, что наведет порядок в политической жизни, поскольку – да простят меня прежние депутаты Госдумы! – та Государственная Дума имела мало общего с политикой и больше напоминала цирковую арену, за представлением на которой наблюдала вся страна, причем то, что там творилось, было за гранью добра и зла.

И надо сказать, что Путин действительно начал методично, шаг за шагом решать все эти вопросы. Разумеется, к исключительному неудовольствию Запада. Мне кажется, что тогда, в самом конце 1999 года, в кругах американских аналитиков в первый раз появились сомнения, что ситуация развивается по их сценарию. Они всерьез ожидали распада страны на составные части, но вместо этого Владимир Путин произвел сборку Российской Федерации, внес в государство цементирующее, сплачивающее начало. Этому и будут посвящены первые четыре-пять лет его правления, о которых я расскажу в следующей главе.