Текст книги "Строптивая невеста"

Глава 3

Малькольм сидел в своем кабинете. Перед ним на подносе стоял остывший обед. Он с трудом разрезал на кусочки тушеного кролика, но, несмотря на то, что кусочки были невелики, разжевать жесткое мясо не удавалось. Ржаной хлеб показался бы вкусным лишь моряку, полгода не видевшему земли…

Отчаявшись справиться с кроликом, Малькольм воткнул вилку в нечто казавшееся либо ячменной кашей, либо переваренным горохом. Рискнув попробовать это блюдо, он обнаружил, что это все же ячмень, в котором слишком мало лука и чересчур много соли и мускатного ореха. Мускатный орех! У него защипало язык.

Малькольм потянулся к кружке с пивом и с трудом проглотил липкий комок каши, в душе выругав Розину, прогнавшую очередную экономку. У него заурчало в животе. Если учесть, что он почти не ел, Малькольм с успехом мог присоединиться к Саладину, питавшемуся, как подобает мусульманину. Однако диета, состоявшая из орехов, овощей, ягод и риса, голод не утоляла.

Он с удовольствием променял бы свои огромные стада жирного испанского скота на хорошо зажаренного молочного поросенка, печеную айву, картошку с петрушкой и маслом, хрустящий хлеб и гигантский, размером с корзину, бисквит со взбитыми сливками. Но придется ждать возвращения родителей и миссис Эллиот. При мысли об этом у Малькольма потекли слюнки. Он с грохотом поставил на стол кружку, отодвинул стул и принялся расхаживать по кабинету.

Как его дед, отец и все предыдущие графы Килдалтона, Малькольм управлял своим графством из этой комнаты. Когда ему исполнился двадцать один год, его отец, нынешний маркиз Лотианский, отказался от менее важных титулов и занялся дипломатией, что сделало его счастливым.

В юности Малькольм купался в лучах любви отца и мачехи. Они показали ему, что мужчина и женщина могут быть счастливы вместе, могут уважать и прощать слабости друг друга. Элпин лишила его надежды когда-нибудь завести собственную семью. Ему суждено навеки остаться холостяком.

Несмотря на то, в молодости Малькольм скитался по лучшим гостиным Эдинбурга, Лондона и Парижа, лелея слабую надежду найти женщину, которую мог бы полюбить, которая помогла бы ему. Но когда ни одна из его любовниц не смогла зачать, он примирился с суровой правдой: жениться ему не суждено. Только обман может дать ему невесту. Но он не сможет жить с таким грузом на душе.

Он ощутил знакомую грусть. Опустив взгляд, Малькольм увидел, что стоит на вытертой части ковра. Он три раза видел, как его отец нервно расхаживал по этому месту, когда леди Мириам рожала. Каждый раз, когда роды завершались благополучно и на свет появлялись единокровные сестрички Малькольма, он видел стоявшие в глазах отца слезы радости и облегчения. В его ушах все еще звенели их младенческие крики. Вспомнив, как малышки требовали поесть, Малькольм от души посочувствовал им.

Он подошел к стене, на которой висели фамильные портреты. Последний изображал всю семью. На первом были изображены лишь Малькольм, его отец и беременная леди Мириам.

Годы шли, а отец Малькольма не настаивал на женитьбе сына. Последний граф Килдалтон оставался циничным холостяком. Вожди лучших кланов Шотландии жаждали породниться с Керрами и наперебой предлагали ему своих вошедших в брачный возраст дочерей. Он подыгрывал им, изображая горячее желание жениться, но не мог заставить себя обманывать невинных девушек, искренне хотевших выйти замуж, чтобы завести детей. Печально, но факт: девятому графу Килдалтона не суждено было стать отцом.

Но может быть… Он отогнал эту мысль. Сейчас не время лелеять призрачные надежды. Северные кланы, возмущенные суровым и несправедливым правлением Георга Второго, обратили свои взоры к Италии, где пребывал изгнанник Иаков Стюарт. Они провозгласили его «заморским королем» и в честь его назвались якобитами. Если ганноверец, занимающий ныне трон Британских островов, не позаботится о благе своих шотландских подданных, то в Шотландии созреет заваруха, рядом с которой битва при Флоддене покажется банальной базарной дракой.

Малькольм был жителем низин и властелином границ и поэтому чувствовал, что не вправе становиться на чью бы то ни было сторону.

Его родная мать была англичанкой и завещала ему земли, доставшиеся ей в приданое – солидную часть Нортумберленда. Он не мог пренебречь своими английскими подданными и не мог остаться равнодушным к чаяниям своих земляков-шотландцев. Следовательно, он старался вести себя как можно нейтральнее и ограничивался тем, что держал в любовницах Розину. Эта итальянка бегло говорила по-шотландски и передавала послания от северных кланов их изгнанному монарху.

Никто не подозревал Малькольма. Десятки лет его семья продавала горцам соль. Каждый раз, когда его друг Саладин отправлялся на север с этим ценным и необходимым грузом, он вез с собой письма для якобитов и привозил их ответы, которые Розина затем доставляла Иакову Стюарту в Рим или же в его летнюю резиденцию в Альбано.

Когда Саладин вернется из своего последнего путешествия, Малькольм аккуратно снимет печати, прочтет корреспонденцию, сделает заметки и даст дельные советы своей мачехе. Он не намерен быть невольным пособником предателей. Он вмешается лишь тогда, когда кланы заговорят о войне. И все же, если его поймают, то повесят как предателя, а все его состояние отойдет королю.

В дверь постучали. Возможно, это Александр явился сообщить, что дозорные заметили Саладина, или же доложить, что Розина вернулась в Карворан.

– Заходи, – пригласил Малькольм, – если у тебя есть баранья нога или гора свеженьких лепешек.

В комнату впорхнула Элпин. Она переоделась. Теперь на ней было розовое платье с широкой юбкой, короткими пышными рукавами и кружевной оторочкой по вырезу. Этот весенний наряд красиво оттенял ее золотистую кожу. В Эдинбурге или Лондоне ее появление произвело бы фурор: приличные молодые леди избегали солнца. Но Элпин Мак-Кей никогда не поступала как все…

Она посмотрела на стол. Улыбнувшись, Элпин с притворной строгостью произнесла: «

– Зачем ты говоришь о еде, Малькольм? Перед тобой стоит полная тарелка!

В его пустом желудке снова заурчало.

– От подобного угощения отказалась бы даже охотничья собака моей мачехи. Если не боишься, можешь отведать.

Она чуть приподняла подбородок. Малькольм мысленно поаплодировал себе: он знал, что Элпин всегда принимает брошенный вызов.

Она оторвала кусочек крольчатины, сунула его в рот и принялась жевать. Ее глаза расширились; она чуть не подавилась. Это напомнило Малькольму о их детстве: однажды они спрятались под банкетным столом и попробовали икру.

Проглотив кусок, Элпин вытерла руки о салфетку.

– Кажется, твой повар тебя ненавидит.

– Она любит меня, словно родного сына, но она уехала в Константинополь.

Элпин посмотрела на поднос. Малькольм заметил, что в ее глазах загорелось любопытство. О чем она подумала? О том, что он может умереть с голода? Не исключено.

Взяв кусок хлеба, она постучала им по оловянной тарелке. Раздался такой звук, точно молот обрушился на наковальню.

– Меня удивляет, что Розина так плохо заботится о тебе.

Он чуть было не заявил, что все таланты Розины проявляются только в спальне, но, несмотря на неприязнь к Элпин, не решился шокировать ее столь грубым замечанием. К тому же он не верил, что она поймет разговор на подобные темы.

– Розина тоже уехала.

Элпин перешла от стола к книжному шкафу и наклонилась, читая названия, вытисненные на корешках.

– Значит, у тебя отпадает необходимость держать на поводке свои низменные желания – если, конечно, ты не прячешь где-нибудь другую любовницу.

Малькольм расхохотался и подумал, что хитрая девчонка выросла в умную женщину. Но насколько умную? И сколько романов на ее счету? Он внимательно посмотрел на нее, но не увидел ничего, что говорило бы о наличии любовника. Она держалась совсем не так, как все виденные им содержанки.

– Я сказала что-нибудь не так? – поинтересовалась она.

– Нет. Меня больше интересует возможность набить чем-нибудь брюхо и предотвратить бунт среди моих воинов.

– Бунт?

– Да. Люди жаждут нормально есть. Скажи, Элпин, сможешь ли ты взять на себя обязанности домоправительницы?

Она взяла с полки одну из книг и открыла ее. Затем соскребла ногтем со страницы пятнышко свечного воска.

– Помнится, я читала эту книгу, когда пряталась здесь много лет назад, – грустная улыбка мелькнула на ее губах, и Элпин показалась совсем девчонкой. – Здесь написано о гоблине, который охотится за детьми, не желающими вовремя ложиться спать. – Помрачнев, она захлопнула книгу и вернула ее на полку. – Извини, что я заляпала твою книгу воском.

Малькольм представил шестилетнюю Элпин, свернувшуюся калачиком в башенной комнате без окон. В одной руке – свеча, в другой – книжка про чудовищ. Он почувствовал жалость к ней.

– Господи, – заметила она, – ну и странным же я была ребенком.

Она была жестока и ненавидела всех, кто встречался на ее пути, даже тех, кто хотел помочь ей.

– Странным? – поддразнил он ее. – Ты набросала сажи в кадку с мукой.

Нахмурившись, она с непритворным удивлением потерла пальцем висок.

– Неужели? Я не помню этого.

Он намеревался отомстить ей за все детские проступки. Эти проделки были опасны, но нельзя, чтобы он, сконцентрировавшись на них, забыл недавние преступления эгоистки, совершенно не уважающей права других людей.

– Ты не ответила мне. Справишься ли ты с таким большим хозяйством, как Килдалтон?

Она посмотрела ему в глаза.

– Да. Как только ты представишь мне слуг.

Ответ прозвучал уверенно и честно. Он мог бы помочь ей, познакомив ее со слугами. Он мог бы пригрозить, что уволит всякого, кто не будет подчиняться ей. Он может облегчить ей жизнь, но не сделает этого.

– Дора покажет тебе, где хранятся припасы, – заявил он, – и познакомит со слугами… позже.

Она продолжала изучать книги, но остановилась, заметив колокольчик, висящий на шнурке приблизительно в футе над ее головой?

– Что это? – спросила Элпин.

Это была ловушка, которую отец Малькольма придумал много лет назад, застав сына за изучением тайного хода, находившегоя за книжным шкафом. Колокольчик был привязан к леске, закрепленной у входа в туннель, находившегося в маленьком холле за двадцать пять футов отсюда. Малькольм солгал, сказав:

– Это колокольчик из Мекки. Когда Сала – дин совершил паломничество, он привез его моему отцу.

Она пересекла комнату и села на подоконник. Крошечные ножки и изящные лодыжки были полускрыты пышными нижними юбками. Элпин сложила руки на коленях.

– Раньше ты много рассказывал о том, что сделаешь, когда станешь графом. Все сложилось так, как ты ожидал? Удалось ли тебе сделать все, о чем ты мечтал?

Ее искренний интерес удивил Малькольма.

Он взял кружку и выпил пива. Сквозь стеклянное дно кружки была видна его тарелка с жесткой крольчатиной.

– Между мной и моими английскими соседями царит мир, что позволяет мне отдать все силы торговле на благо Килдалтона. – Его жизнь значительно осложняло недовольство северных кланов, но он не собирался беседовать с Элпин о шотландских проблемах.

– Ты, должно быть, уделяешь много времени арендаторам, – заметила она. – Я еще никогда не видела на границе таких процветающих ферм. Помнится, люди здесь жили бедно – по крайней мере те, что селились между Килдалтоном и английскими владениями моего дяди.

Он гордился своими достижениями, но ответил как можно равнодушнее:

– Мы много работали над выведением более крепкой породы тягловых лошадей, более тучного скота. Кроме того, сталь для плугов и борон нам поставляют из Испании.

Элпин снова почесала висок.

– Испанская сталь, – пробормотала она с отсутствующим видом. – Стоит ли она тех денег, что за нее платят? Неужели она действительно не ржавеет и хорошо держит заточку?

Малькольма удивил ее интерес. Взяв со стола нож, он вынул его из кожаных ножен и протянул Элпин.

– Осторожнее, – он сделал шаг назад. – Не порежься.

Она схватила костяную рукоятку и попробовала лезвие большим пальцем. Удивленно вскинув брови, Элпин присвистнула:

– На Барбадосе мы резали сахарный тростник большими ножами. Они называются мачете.

– Мы?

Брови опустились. Величественно, словно герцогиня, она произнесла:

– Разумеется, я хотела сказать, что этим занимались рабы. – Она быстро вложила нож обратно в ножны и бросила его Малькольму. Подняв руку, он поймал нож. Кожаные ножны звонко шлепнули о ладонь. У нее были сильные руки и отличный глазомер. В детстве Элпин была крепкой, хотя и худенькой. Даже сейчас, подумал Малькольм, она весит не больше шести стоунов. И наверно, осталась такой же крепкой и хитрой… Он рассчитывал узнать о ней все, начиная от планов на будущее и заканчивая названием ее духов с экзотическим ароматом.

– Расскажи мне побольше о сахарном тростнике и твоей жизни на Барбадосе. Честно говоря, я удивлен, что ты не повстречала там какого-нибудь сногсшибательного капитана и не выскочила за него замуж.

В ее глазах сверкнули хитрые искры. Или гнев? Затем Элпин засмеялась и оперлась ладонями о подоконник. Откинув голову назад, она принялась изучать штукатурку на потолке.

– Большинство англичан, за которых можно выйти замуж на острове, – вторые или третьи сыновья в семьях и не имеют за душой ни фартинга. Они играют в карты или спекулируют в надежде разбогатеть, и мало кто из них способен на что-нибудь более дельное, чем делать ставки на петушиных боях.

Она сидела так, что Малькольму была прекрасно видна ее стройная шея. Он внезапно подумал, что все эти вторые и третьи сыновья – дураки. И все же она призналась, что у нее были любовники. И много. Он не выдержал и поинтересовался:

– А ты когда-нибудь делала ставки на петухов?

Она напряглась.

– Леди не посещают петушиные бои.

– Если Элпин Мак-Кей выросла в настоящую леди, то, наверно, король-ганноверец прекрасно говорит по-шотландски.

Она засмеялась:

– Я действительно леди.

– Вижу. – Да, Элпин выросла, но ему не верилось, что она всегда ведет себя как леди. – Раньше ты носила штаны и ездила верхом без седла.

Она стала серьезной. Глаза засияли, губы чуть приоткрылись.

– А еще я жила в конюшне в замке Синклер, помнишь?

Замявшись, Малькольм положил нож обратно на стол.

– Я считал, что ты предпочитаешь общество раненых зверушек обществу своих кузенов.

– Я променяла одних животных на других, только и всего. Именно поэтому я убежала и пришла сюда.

Она превратила жизнь Малькольма в ад и положила начало тому, что разрушит его будущее. Он поспешил скрыть враждебность и боль под неискренней улыбкой.

– Я поймал тебя, когда ты воровала продукты с нашей кухни.

Она передернула плечами и закатила глаза.

– Той ночью я так перепугалась, что чуть не обмочилась. Ты пообещал, что они повесят меня, а уши используют как наживку для рыбной ловли.

– Насколько я припоминаю, это был единственный раз, когда в выигрыше остался я, а не ты.

Она заморгала.

– Ты и правда так считаешь? Некоторые детские драки и в самом деле вспоминались теперь с улыбкой, и на секунду Малькольм подумал, не слишком ли жестоко он намерен обойтись с Элпин.

– А как считаешь ты?

Она наклонилась вперед. Нижние юбки зашуршали, и она сказала:

– Я помню, что ты обнял меня, поцеловал и заставил пообещать, что я рожу тебе ребенка.

Все старания Малькольма быть объективным растаяли, как свет уходящего дня за окном.

– Могу совершенно определенно сказать, что это обещание тебе не удастся выполнить.

Она внимательно посмотрела на его лицо, шею, ноги. Лицо Элпин залил румянец.

– Я никогда не считала, что ты ждешь меня… что мы будем… что… – она смущенно перебирала золотой шнур, украшавший занавеси.

Ее смущение удивило его.

– Чего ты не считала? – прямо спросил он. Она всплеснула руками, хотела что-то сказать, но передумала. Наконец решилась:

– Что мне придется выполнить это обещание. Я здесь лишь потому, Малькольм, что, как всегда, мне некуда деться. Когда Чарльз передавал плантацию тебе, он знал это.

– Как ты выяснила это? Предполагалось, что сделка останется в тайне.

– Это касалось меня. Чарльз предполагал, что ты поступишь благородно и станешь моим опекуном. Мы могли бы подружиться. Ведь я даже согласилась стать твоей экономкой. Мне не нужна милостыня, и я не хочу быть для тебя обузой, – уверенно заявила она.

Черт побери. Он ненавидел чувство вины.

– Как я смогу назвать тебя обузой, если ты будешь зарабатывать себе на жизнь? – извиняющимся тоном сказал он.

Она сглотнула и бросила взгляд на стоявший на столе поднос с несъедобным обедом.

– Прекрасно. Тогда давай обсудим мое жалованье.

О том, чтобы платить Элпин, Малькольм не подумал. У него были другие планы относительно нее.

– Поскольку, как ты сама сказала, ты принадлежишь мне, то я должен кормить тебя и предоставлять все, что тебе понадобится.

Она поболтала ногами, словно девочка.

– Именно так ты обходишься с миссис Эллиот?

Подобное сравнение покоробило его.

– Я не покупаю для миссис Эллиот шелковых платьев от хороших портных.

Она дотронулась до своей юбки.

– Это хлопок, а не шелк. Иланна шьет все, что надо и мне, и себе.

Негритянка.

– Должен сказать, я разочарован, что ты поддерживаешь институт рабства. Мне казалось, что ты более человечна.

Ее глаза сузились, а кулачки сжались так, что костяшки побелели.

– Я ненавижу рабство, и любой, кто утверждает обратное, – мерзкий лжец. Иланна – свободная женщина.

Малькольм неправильно понял расплывчатые намеки Чарльза на то, что из-за Элпин на Барбадосе возникли проблемы с рабами. Если поверить ей, выходило, что они с Чарльзом разошлись во мнениях по этому вопросу. Малькольм осознал, что все перепутал: это Чарльз отстаивал рабство.

«Ну, ладно, – решил Малькольм, – по крайней мере, в Элпин есть хоть что-то хорошее».

– Ты попросила Чарльза отпустить ее? Она снова встретила его взгляд.

– Да. В обмен на жалованье его экономки за несколько лет. Иланна заработает эти деньги.

Малькольм знал, что раба можно продать за тысячу двести фунтов, и подумал, что Чарльз был либо слишком глуп, либо чересчур мягкосердечен. Но это не было похоже на правду: если верить записям и банковским счетам, которые ему регулярно посылал поверенный Кодрингтон, последние десять лет плантация приносила ощутимый доход. Последний урожай был особенно хорош; доходы от него Малькольм пустил на строительство нового моста через Тайн.

– Чарльз был щедрым опекуном.

– Я очень хорошая экономка, – она хитро улыбнулась. На щеках появились ямочки. – Надеюсь, ты будешь соответственно платить мне.

Малькольм понимал, что у него не остается выбора, и все же сама мысль о том, чтобы платить ей, женщине, принесшей несчастье в его жизнь, была отвратительна. Но как всякий шотландец, он умел быть прижимистым.

– Ты будешь получать пятьдесят фунтов в год.

– Двести. – Она была серьезна, словно лудильщик, у которого в фургоне осталась только одна сковорода. – Плюс приличный гардероб.

Он подошел поближе и, возвышаясь над ней, предложил:

– Сто.

– Сто пятьдесят и все, что мне понадобится, – как ни в чем ни бывало заявила она. – Разумеется, гардероб. Свободные дни по воскресеньям и недельный отпуск каждый год, начиная со дня моего рождения. И пособие, которое оставил мне Чарльз.

Если она столь же успешно торгуется с мясником, то сэкономит Малькольму немало денег.

– Своей служанке ты будешь платить сама.

– Разумеется. Я всегда так делаю.

– Заметано, – он протянул ей руку.

Тонкие длинные пальцы Элпин коснулись его ладони. Он посмотрел на ее запястье и округлый локоть и снова обратил внимание на золотистую от загара кожу. Он подумал о том, какова ее грудь и представил молочно-белую кожу, контрастирующую с загаром. Со своими каштановыми волосами и лиловыми глазами она будет прекрасно смотреться на безупречно белой простыне.

– О чем задумался, Малькольм? Боишься, что заключил невыгодную сделку?

Он усилием воли прогнал соблазнительный образ и выругал себя за то, что испытывает желание обнимать Элпин Мак-Кей.

– Нет, – ответил он. – Это ты должна бояться.

– Отдернув руку, она спрыгнула с подоконника.

– Я никогда не заключаю невыгодных сделок. А теперь скажи, что ты любишь есть, когда и сколько человек я должна буду кормить.

В течение следующего часа Элпин пришлось выслушать длинный список деликатесов, которые даже слуги короля с трудом могли бы предоставить в распоряжение монарха. Было ясно, что Малькольм намерен напугать ее, и Элпин задумалась, не разгадал ли он ее планов. А может, он искренне недолюбливает ее? Но она ничего не сделала ему, если не считать нескольких детских розыгрышей. Их-то он наверняка забыл и простил. Он просто вырос в неуживчивого, мрачного типа, который не будет веселиться даже на карнавале. Он не мог догадаться, что она собирается выйти за него замуж и потребовать «Рай» в качестве свадебного подарка. Как только будут оформлены бумаги, она покинет границу, сядет на корабль и уедет домой.

– Ты будешь присматривать за служанками, следить, чтобы моя постель была аккуратно застелена, а рубашки и тартаны всегда были в порядке.

Она решила, что он слишком доволен собой. Да, конечно, на него приятно посмотреть: раскинулся себе комфортно в кресле, положив подбородок на руку… На нем все еще был килт, открывавший мускулистые ноги. Малькольм излучал обаяние, которого хватило бы на то, чтобы свести с ума дюжину сопливых девиц. Его окружала аура власти и ленивой чувственности. В его прекрасных карих глазах светился ум, а прямой нос и высокие скулы говорил о многих поколениях благородных шотландских предков.

Элпин скрыла свои чувства за ничего не значащей улыбкой.

– Что-нибудь еще, мой господин?

– Да, – он принялся поигрывать кистями висевшей на поясе сумки. – Сегодня я хочу получить на ужин жареного молочного поросенка, печеную айву, картошку с маслом и петрушкой, свежий хлеб и бисквит со сливками, – он окинул ее взглядом, – размером с ванну.

Ей безумно хотелось оказаться подальше от этого деспота. Элпин убрала перо, сложила список и встала.

– Тебя устроит, если ужин подадут в девять?

Он взглянул на часы. Было чуть больше шести.

– Разве ты сможешь справиться так быстро?

Она постаралась как можно мелодраматичнее вздохнуть и протянула ему руку.

– Разумеется, – увидев, что он продолжает сидеть, она добавила: – Я думаю, что к свинине следует подать соус из инжира и изюма.

И хорошую порцию приворотного зелья Иланны.

Малькольм облизнулся, но остался на месте.

– А еще, – протянула она, указывая на поднос, – я могу разогреть этого кролика.

Его глаза сузились.

– Шантаж – плохой способ начать наши деловые отношения, – предупредил он.

От отчаяния плечи Элпин опустились. Если они все время будут переругиваться, ей не удастся завоевать его сердце; самое сильное приворотное зелье не в силах превратить ненависть в привязанность. Но если Малькольм не пожелает представить ее слугам, ей придется выдержать упорную борьбу, чтобы они признали ее авторитет. У нее заболела рука, но Элпин отказывалась опустить ее и признать свое поражение в этой борьбе.

– Я могу предложить в обмен только себя. Ну, ты собираешься познакомить меня со слугами?

Его неподвижный взгляд заставил ее замереть.

– Мне нужно работать. Домашние счета требуют подведения баланса. Даже содержимое амбаров не проверялось с тех пор, как миссис Эллиот уехала в Константинополь.

Новое осложнение. Но возможно, ей выгодно будет взять на себя дополнительные обязанности.

– Я все посчитаю. Я всегда хорошо справлялась с цифрами, – заметив его скептическую улыбку, она добавила: – Я честная. Ты можешь доверять мне.

Прокашлявшись, он встал. Когда его рука дотронулась до ее ладони, Элпин отчетливо поняла, что Малькольм ей совсем не доверяет.