Текст книги "Бацилла"

III

На шум от падения прибежал слуга. Он поднял Прока и отнес его в кровать.

Тут же все в доме засуетились, и через несколько минут явился врач, которого вызвали по телефону. Это был молодой блондин, слепой, как крот, который совсем недавно переехал в этот квартал. Он подошел к Прока и быстро его осмотрел. Несчастный все еще был без сознания, а его багровое лицо, контрастируя с белизной подушки, казалось темным жутким пятном…

При помощи лакея доктор приподнял больного и снял с него одежду… На обнаженном теле Прока виднелись синеватые пятна… Больной захрипел.

Молодой врач размышлял: «Вот это необычный случай… отравление цианидом?.. Удушье от фонарного газа?.. Нет, невозможно… В первом случае он уже давно был бы мертв, а во втором тут стоял бы специфический запах, который ни с чем не спутать… Это, скорее, апоплексический удар, но все-таки необычный… В общем, думаю, кровопускание…».

И, подойдя к слуге, который растерянно на него смотрел, врач сказал:

– Скорее!.. Жгут! И таз!

Когда принесли требуемое, врач тщательно вымыл руку Прока. Больной икнул, а затем его стошнило.

– Какой он ледяной! – сказал лакей.

– Да… – пробормотал врач. – И это странно, потому что при таких ударах температура, наоборот, всегда растет.

– Неужели он умрет?

Доктор продолжал мыть руку умирающего. Когда чистота кожи показалась ему достаточной, он затянул жгут выше локтя, чтобы показались вены на предплечье: они были огромными, ярко-синего цвета… Тогда врач занес ланцет и уже было собрался разрезать им плоть, но тут кто-то положил руку ему на плечо.

Он обернулся и увидел перед собой высокого старика со спокойным и холодным взглядом.

– Профессор Виардо!

– Да. Я шел мимо… Мне сообщили, что случилось с бедным другом… И я поднялся сюда. Вы позволите?

И профессор подошел к больному.

– Это апоплексический удар, не так ли? – спросил молодой врач.

– Вы полагаете?

– Конечно!

– Вы ошибаетесь, друг мой. И можете убрать ланцет… Вы заметили эти синие пятна?

– Да… И, признаю, они меня удивили…

– Они были такими же большими, когда вы сюда пришли?

– Нет… В диаметре были не больше монеты в пятьдесят сантимов, и их было немного.

– Да! Видите, а сейчас их стало больше, они увеличиваются, приближаются друг к другу. Даже соединяются воедино и смешиваются… Через час они покроют всю поверхность кожи, и тело бедного мальчика будет равномерно окрашено в очень характерный синий цвет… Теперь посмотрим на слизистые оболочки…

Доктор Виардо попросил ложку и открыл рот Прока, все еще лежащего без движения.

– Посмотрите, – сказал он коллеге.

– Рот внутри ярко-синий.

– И язык, и гортань! Веки тоже окрашиваются. У вас есть термометр?

– Вот.

– Хорошо, измерьте температуру.

Наступила долгая пауза. Двое мужчин ни на секунду не отрывали взгляд от больного. Затем по знаку доктора Виардо молодой врач посмотрел на термометр.

– Тридцать градусов и четыре десятых, – сказал он.

– Я и не сомневался. Когда Прока очнется, его температура поднимется, может, до 35 или 36 и пару десятых, но никогда не дойдет до 37. Бедняга! Если он придет в себя, от него останется не больше чем тень. Он сможет протянуть год-два, может, три, но так и останется безобразным, и иногда будет страдать от приступов. При малейшем движении, хоть немного резком, при минимальном усилии будут приступы кашля, а от самых простых нагрузок начнется головокружение. Бегать или быстро ходить, не испытывая ужасного удушья с сердцебиением и паникой, он больше не сможет.

– Да-да, начинаю понимать.

– Теперь взгляните на губы. Они темно-синие, как и ноздри, и мочки ушей. Осмотрите руки: обратите внимание на эту деформацию кончиков пальцев. Достаточно ли она ярко выражена? Последняя фаланга опухшая, округлая, как бы расширенная, ногти толстые, широкие, вогнутые.

– Действительно. И как я не заметил этого всего раньше?

– Такие случаи цианоза, мой друг, чрезвычайно редки, и можно извинить молодых врачей за то, что они не знакомы с ними. Как правило, это врожденные патологические состояния, и люди, пораженные ими, умирают в раннем возрасте; очень немногие доживают до тридцати. И напротив, если сужение легочной артерии приобретенное, то есть является следствием какого-то заболевания во взрослом возрасте, как в нашем случае, патология может проявиться в любой момент. Я лечил Прока от острого ревматизма, в то время было поражено сердце, эндартериит легочной артерии привел к сужению сосуда. Я часто говорил ему: «Будьте очень осторожны, друг мой, сердце однажды сыграет с вами злую шутку». К сожалению, я был прав. С тех пор сосуды только еще сильнее сужались. Все эти нынешние проблемы: синий цвет, одышка, апатия, охлаждение – объясняются тем, что отныне у него будет слишком много венозной крови и недостаточно артериальной, слишком много углекислоты и недостаток кислорода. Это будет постоянное удушье.

– Но почему эти проблемы появились лишь сегодня?

– Возможно, они могли бы проявиться вчера или завтра… Наверняка, дело в чувстве, которое спровоцировало кризис… В самом жестоком из чувств…

И профессор Виардо, который, конечно, был в курсе некоторых деталей жизни Прока, медленно кивнул, грустно глядя на больного.

Затем, так как старик уже хотел уходить, молодой врач спросил:

– Что мне нужно делать, профессор?

– Ничего… Дождаться, когда он придет в сознание. И тогда от моего имени пропишите ему отдых, полный покой, телесный и душевный… Ладно! До свидания. Скоро еще загляну.

* *

*

Наконец Прока пришел в себя. И в то же время он ничего не помнил… Он понимал, что с ним что-то произошло, но что?..

Он ошеломленно посмотрел на врача, поцарапал простынь ногтями, и вдруг его налитые кровью глаза остановились на Мэг, за которой горничная, очень хорошо осведомленная о жизни хозяйки, съездила на машине на окраину Пасси. Протяжный вздох вырвался из его рта, он вздрогнул, попытался встать, но грузно упал, скрипя зубами.

Мэг, которая наклонилась было к Прока, тут же выпрямилась, побледнев от ужаса… Взгляд ученого не отрывался от нее, но смотрел он так странно, в глазах сверкала такая ненависть вместе с глубоким отчаянием, что жена тут же сообразила, что случилось… Мужу было все известно!

Тогда она медленно, плавно отступила к двери, резко распахнула ее и, будто обезумев, бросилась прочь из спальни, куда однажды вечером принесла с собой любовь, а теперь оставляла после себя лишь отчаяние и стыд…

Целую неделю врачи не могли дать прогнозов о жизни Прока, потому что болезнь его протекала странно, что сбивало докторов с толку. То казалось, что несчастный вовсю выздоравливает, а то он снова впадал в тревожную неподвижность, граничащую с комой. Наконец его состояние, казалось, улучшилось, но жуткая синева кожи, вместо того чтобы уменьшаться, становилась, наоборот, все насыщеннее… в итоге она распространилась на все тело, но больше всего пострадало лицо. Очень часто Прока чувствовал сильный озноб, и температура его тела тотчас ужасающе падала. У него также были частые кровотечения, иногда рвота кровью… Тогда же у него начиналось мучительное сердцебиение, которое почти всегда заканчивалось судорогами, крайне похожими на настоящие эпилептические припадки.

Профессор Виардо, который приходил к больному дважды в день, тщетно пытался заставить его ненадолго встать с постели, но Прока, который с тех пор, как смог снова соображать, все больше погружался в воспоминания о Мэг, оставался глух к любым увещеваниям. Ученый был уверен, что скоро умрет, и даже с некоторым нетерпением ждал роковую минуту, когда его глаза навечно закроются, а мысль, беспрестанно работающая, наконец растворится в мягком небытии.

Бедный Прока! Видимо, страдал он еще недостаточно, потому что его болезненное существование на том не прекратилось.

Увы, его испытания лишь начинались.

Однажды вечером, когда Прока услышал из соседней комнаты размеренный храп слуги, которому приказано было следить за состоянием хозяина, он тихо выскользнул из постели и на цыпочках добрался до комнаты Мэг. Войдя туда, ученый включил свет и подошел к небольшому секретеру, где раньше нашел те проклятые письма… Они исчезли… Прока ошеломленно замер, задаваясь вопросом, не приснился ли ему ужасный кошмар. Вдруг это его больное воображение нарисовало на пустом месте прискорбную историю предательства.

Но нет… Он был уверен, что держал эти письма в руках… Он хорошо помнил одно, которое начиналось такими словами: «Малышка Мэг, хозяйка моего сердца…». Прока помнил и то, что письмо было немного мятым, а в углу стоял рельефный вензель из переплетенных инициалов… Была в пачке и телеграмма со штампом с авеню Фридланд, в которой речь шла о пропущенном свидании, и еще одна любовная записка, подписанная «Роберт», написанная в нелепом и претенциозном стиле.

Прока хотел найти эти письма, чтобы скомкать, разорвать, растоптать, словом, чтобы выместить ярость, терзавшую его тело.

Он начал рыться по всем комодам, беспорядочно швыряя ящики на ковер, яростно круша шкатулки и коробки…

Слуга, проснувшись, тотчас прибежал.

Увидев его, Прока закричал, будто дикий зверь, и рукой махнул в сторону двери. И было что-то столь угрожающее в его жестах, что слуга в безумном ужасе бежал, абсолютно уверенный, что господин лишился рассудка.

Новость распространилась со скоростью лесного пожара: «Месье сошел с ума… прямо буйно помешанный… непременно натворит бед!..».

В одно мгновение дом опустел, а те из слуг, которые не убежали, заперлись на два оборота и забаррикадировались в своих комнатах.

Когда все стихло, Прока начал мелкими шажками мерить комнату, иногда натыкаясь на разбросанные по полу обломки, опираясь на мебель, как только чувствовал, что ноги подгибаются.

Внезапно он остановился. Портрет Мэг, висящий на стене, смотрел на него широко раскрытыми удивленными глазами. Несколько мгновений Прока смотрел на него, затем медленно опустил голову, прижав обе руки к груди, где лихорадочно колотилось сердце. Теперь, когда ярость стихла, а ненависть уступила место сильному унынию, он почувствовал, что трусит, и если бы Мэг в эту секунду вернулась, возможно, ученый бросился бы к ее ногам, будто сам был виновен в произошедшем.

Он снова взглянул на портрет, неглубоко и судорожно всхлипывая, потом прошел в гостиную, которая осветилась, как только Прока открыл дверь. Пианино стояло открытым, а на пюпитре по-прежнему была раскрыта колыбельная Грига, которую он любил слушать и которую часто просил Мэг сыграть, ибо находил в мелодии меланхолию и нежное очарование, которые странным образом волновали его влюбленное сердце.

На круглом столике, в хрустальной вазе, засохли цветы. Он взял один и поднес к губам. В этот момент маленькие каминные часы вдруг встали. Словно внезапно перестало биться сердце, и скорбная тишина заполнила комнату.

Прока вздрогнул.

Его взгляд остановился на зеркале, в котором отражались две электрические лампочки. Ученый машинально подошел к нему, сжимая в дрожащей руке бедный смятый цветок, но тут же в ужасе замер, как человек, увидевший призрака.

Впервые он взглянул на себя после того, как удар приковал его к постели, и решил, что спит и видит жуткий кошмар. Прока казалось невероятным, что это синее чудовище, нелепое и зловещее, безобразнее японских масок, – это он и есть. Ученый закрыл глаза, но через несколько секунд снова распахнул их. Уродливое лицо все еще смотрело на него с гримасой отвращения.

Он сильно ущипнул себя, чтобы удостовериться, что действительно не спит, и сказал несколько бессвязных слов. Зеркало отразило движение его руки и губ.

Тогда он испугался…

Дрожащей рукой он нажал на кнопку звонка и услышал трезвон. Прока, перепугавшись, больше не осмеливался взглянуть в зеркало.

Никто не явился.

Он открыл дверь и позвал слуг. Его сухой хриплый голос затих в темноте. Прока все же позвал еще раз, даже постучал по полу стулом. В доме было пусто.

– Боже мой!.. Боже!.. – пробормотал он, дрожа.

Ученый забился в угол, съежился и схватился за голову.

Теперь он все понимал… Ему вспомнились обрывки фраз, которые он слышал, лежа в постели: «Синий цвет… он останется страшным… отвратительным!.. Бедный мальчик!..». Да, кто-то рядом так говорил… Теперь все встало на свои места в его истерзанном разуме.

Прока догадался, почему слуги не пришли по звонку.

– Я их пугаю, – прошептал он. – И они тоже бросили меня!..

Тогда он понял, что превратился в тень былого человека, стал ужасным и отвратительным существом. И в давящей атмосфере безмолвной комнаты ему пригрезились болезненные видения, взгляд стал мрачным и расфокусированным…

IV

На следующий день, когда доктор Виардо пришел проведать Прока, консьерж все ему доложил.

– Месье совсем с ума спятил… хотел перебить своих слуг.

– Это невозможно!..

– Да говорю вам…

– У вас есть ключи от квартиры?

– Вот они… но осторожней, месье… может быть, лучше позвать полицейских.

– Не нужно.

– Ох, месье!.. Берегитесь… Кажется, он в жутком состоянии, впал в ярость… Всю ночь мы слышали, как он мебель расшвыривает…

Профессор Виардо поднялся на этаж один и вошел в квартиру. Сперва он не увидел больного, но в итоге нашел его.

Ученый свернулся калачиком в углу и, казалось, спал. Его плечи то поднимались, то опускались с равномерными интервалами. Слышался скрип зубов.

Доктор легко коснулся плеча.

Прока подскочил, как застигнутый врасплох зверь, что-то прорычал и посмотрел вверх. Узнав своего старого друга, он попытался подняться, встал на четвереньки, оперся руками о паркет, но оказался столь слаб, что со стоном шлепнулся обратно.

Врач поднял его и отнес в спальню, затем положил в постель. Мягко, будто обращаясь с маленьким ребенком.

Прока смотрел на него большими испуганными глазами.

– Это же форменное безумие, друг мой… вы себя убить хотите?

Больной не ответил. Он сильно сжал руку врача и разрыдался.

– Ну же! Крепитесь!..

Но Прока уже не слышал. Его голова кружилась, мысли блуждали, и он бормотал бессмыслицу.

– Мэг! Мэг!.. Так всегда и будет!.. Всегда… Тут, рядом со мной… Еще ближе… Все ближе и ближе… Мэг!.. Мэг… О, какие у вас замерзшие ручки! Посмотрите на меня!.. Ответьте!.. Ведь это я! Вы же знаете… Мэг! Моя красотка Мэг! Солнце… Как красиво!.. Цветы!.. Мэг! Цветы! Я хочу их… Почему вы их прячете?.. Нет-нет, я больше не хочу их видеть… Больше не надо… Ах, этот портрет! Эти письма… Ваши глаза лгут… В них ложь… Всегда ложь… Вас ли я вижу в этом зеркале?.. Мэг!.. Мэг!.. Вы мертвы? Поговорите со мной… Хочу услышать ваш голос… О, как страшно!.. Я боюсь!

И он попытался вскочить с кровати, но доктор держал его крепко.

Устав бороться, Прока замер, губы его дрожали… затем бессвязный утомительный бред продолжился.

– Моя королева… Моя маленькая королева… Посмотрите на меня… Улыбнитесь еще… Не убегайте… Почему вы уходите от меня, Мэг?.. О, снова эти письма!.. И там, в зеркале… Ужасный человек! Прогоните его, Мэг, прогоните!.. Сыграйте… Сыграйте нашу красивую колыбельную, продолжайте играть… Да-да, вот так… Сыграйте снова… Тра-ля-ля-ля… тра-ля-ля… ля-ля… ля-ля!..

Эта песня, походившая больше на хрипы, постепенно стихла, затем Прока забылся сном. Его жуткая синелицая голова металась по подушке из стороны в сторону.

Профессор Виардо сидел у кровати, держа друга за руку. Временами Прока вздрагивал, его рот приоткрывался, и оттуда вырывались короткие пронзительные стоны. Будто поскуливал щенок.

Но забытье это было непродолжительным. Больной скоро открыл глаза. Казалось, он очень удивился, увидев человека рядом с собой.

– Вам лучше? – спросил доктор.

– Да. Виардо, это вы! Спасибо, вы очень добры.

– Вам что-нибудь нужно?

Прока отмахнулся. Чего он мог хотеть?

– Вы не можете жить тут в одиночку.

– И правда… Я вспомнил… Я остался один… Они все разбежались. Боятся меня…

– Я отвезу вас.

– Отвезете?

– Да, в дом, где у меня есть друзья. Они хорошо о вас позаботятся.

– Я их тоже перепугаю… Меня весь мир боится, даже я сам!

– Ну же, успокойтесь. Вы обещаете не вставать с постели, пока меня нет?

Прока кивнул.

– Обещаю.

– Хорошо. Попробуйте ни о чем не думать. Попытайтесь поспать. Только сон может вас успокоить и вылечить.

– Вылечить? Но к чему?

– Ну вот, вы снова начинаете!

– Нет-нет. Я послушаюсь вас. Попробую поспать.

Доктор принес стакан воды и накапал туда несколько капель из маленького флакона, который достал из кармана.

– Выпейте, – сказал он. – Это вас быстро успокоит.

Прока покорно выпил воду, выдавил из себя улыбку, затем закрыл глаза и уронил голову на подушку.

Спустя несколько минут он заснул.

Тогда профессор Виардо бесшумно вышел, закрыл за собой дверь и быстро спустился по лестнице. На улице он взглянул на часы. Было полдвенадцатого. Он пропустил свою лекцию.

Такое случилось с ним впервые.

* *

*

В полдень «скорая» отвезла больного с улицы Удино в больницу, где доктор выделил для него палату.

Я не буду говорить о выздоровлении Прока. Оно было длительным, мучительным и прерывалось частыми ухудшениями, из-за которых врачи боялись, что он не выживет.

И все же Прока набрался сил, и однажды утром доктор Виардо пришел ему сказать, что ученый может уйти.

В бедной пустой голове ученого, несмотря на то что отдых охладил пылающую ярость, тогда случился полный переворот. Прошлое будто поглотило Прока, мысли будто затуманились, но тут же прояснились и стали такими же, как до злосчастного «происшествия». Этот человек, который теперь не мог жить среди людей, все же отказался умирать. Он вышел из больницы, сердце его немного успокоилось, в голове крутилось множество планов. Но вскоре накатила новая волна отчаяния, и Прока, разбитый, как никогда прежде, явился однажды вечером к своему старому другу и бросился к нему в объятья, хрипло бормоча:

– Ах, лучше бы вы дали мне умереть! Смерть в сто раз лучше этого жуткого существования, которое я влачу. Я отвратителен. Меня на улице преследуют, будто я больное животное. С меня хватит. Хочу с этим покончить!

Профессор Виардо обнял его.

– Мой бедный Прока, я представляю, как вы, должно быть, страдаете и какую пытку испытываете ежедневно. Кого-то другого я, возможно, и не стал бы отговаривать от самоубийства, но вам я прописываю жить, так нужно.

И так как Прока замотал головой, доктор дрожащим голосом повторил:

– Да… Вам я прописываю жизнь, слышите, потому что, несмотря на ваше отчаянное положение, у вас есть подруга, которая вас не покинет, станет единственной поддержкой, и подруга эта – наука… Вы уже подарили своей стране бесценные открытия и, по большому счету, помогли человечеству… Такой человек, как вы, не может так запросто сгинуть, он должен своей стране… Живите уединенно, но заставляйте свою мысль работать… Работа заставит вас забыть обо всем. Обустройте лабораторию в каком-нибудь богом забытом уголке, подальше от любопытных взглядов толпы, исследуйте, ищите, одним словом, снова станьте тем, кем вы были несколько месяцев назад… Завтра я начну подыскивать для вас небольшой дом, где вы сможете жить спокойно. Прикажу перевезти туда ваше оборудование, и, вот увидите, скоро вы увлечетесь своей прежней возлюбленной… Той, кто никогда нас не предаст… Я буду, к тому же, временами к вам заглядывать, и вы будете посвящать меня в ваши изыскания. Я придам вам смелости, подстегну силы, и, я уверен, совсем скоро вы перестанете жалеть о том, что прислушались к моим советам… Дьявол, нельзя же просто так погибать! Когда можно совершить великие открытия, когда в сердце еще тлеет та святая искра, которая способна перевернуть мир, ускоряя ход прогресса… Пока у человека есть в мире задача, которую надо выполнить, он не покинет свой пост… Это было бы малодушно!.. Прислушайтесь ко мне, Прока, вы знаете, что я люблю вас, как родного сына, что некогда я был единственным, кто поддержал вас в споре с коллегами, которые критиковали ваш метод… Ради вас я сломал немало копий и нажил страшных врагов, и это потому, что угадал в вас человека, способного заставить науку сделать большой шаг вперед… Так вот! Сегодня… В память о нашей прошлой борьбе, умоляю вас… Прошу, вернитесь к работе и продолжайте двигаться вперед… Да, вместо того, чтобы ходить под солнцем, вы будете гулять в тени, но какая разница! Ведь нам важен только результат!.. Жизнь сама по себе ничего не стоит, мой бедный друг, существование почти всегда – вещь болезненная, но нужно уметь извлекать из него пользу… Брать все, что оно может дать, и только при этом условии жизнь стоит того, чтобы быть прожитой… Вы думаете, я дорожу своей жизнью? Нет, нисколько, но я стараюсь продлить ее, насколько возможно, потому что верю, что могу быть полезен, а позже принесу еще больше пользы.

И с этими словами доктор Виардо обнял Прока с нежностью старшего брата, который посылает младшего в бой.