Текст книги "Избранные труды"

Аналогично по делу Л. Верховный Суд определением 27 августа 1954 г. устанавливает: «Уголовное преследование не может иметь места, если обвиняемый не предвидел и не мог предвидеть наступивших последствий».

И еще позднее в определении от 22 июня 1955 г. по делу А., обвинявшегося в халатности, Верховный Суд указал: «Обвинение в халатности не может быть признано правильным, если оно основано лишь на факте наступления тяжелых последствий при отсутствии доказательств о небрежном или недобросовестном отношении должностного лица к возложенным на него по службе обязанностям».

В нормах Особенной части значение последствий не может быть иным; оно, конечно, согласовано с требованиями ст. 10 УК РСФСР. В некоторых диспозициях последствие как элемент состава непосредственно указано в законе. Так, ч. 1 ст. 112 УК РСФСР предусматривает «злоупотребление властью, превышение или бездействие и халатное отношение к служебным обязанностям, если в результате их последовал развал руководимого должностным лицом центрального аппарата…» Аналогично ст. 59^3в УК РСФСР предусматривает нарушение трудовой дисциплины, которое повлекло за собой повреждение или уничтожение подвижного состава, пути и путевых сооружений и др. Нельзя, правда, отрицать того, что в весьма большом числе диспозиций нет прямого указания на последствие как элемент состава; однако это умолчание не может служить основанием к отрицанию в этих случаях последствия как элемента состава: не только последствие, но и другие, по общему признанию, бесспорные элементы состава (объект, умысел) не всегда описаны в законе. Так, последствием, законом не упомянутым, в преступлении, предусмотренном ст. 74 УК РСФСР, является нарушение общественного порядка; подделки денег – ущерб, нанесенный финансовой системе и денежному обращению; оскорбления – ущерб личному достоинству гражданина и т. д.

Задача правильного применения закона в том и заключается, чтобы, не сводя мысли законодателя лишь к буквальному текстовому ее воплощению, вскрыть ее подлинное и полное содержание. Верность этого положения можно иллюстрировать анализом двух смежных составов, обычно относимых сторонниками так называемых формальных деликтов к формальным составам – оскорбление действием и побои (ст. 159 и 146 УК РСФСР). Где грань между двумя этими составами?

С субъективной стороны и ст. 159, и ст. 146 УК РСФСР одинаково предполагают умысел. Объективная сторона, поскольку она заключается в действиях, и тут, и там выражается в нарушении телесной неприкосновенности потерпевшего. Где же критерий для разграничения побоев и оскорбления действием? Когда действия виновного следует квалифицировать по ст. 159 и когда – по ст. 146 УК РСФСР? Этот критерий заключается лишь в различии последствия, указание на которое отсутствует и тут, и там: если удары причинили боль, – это побои, предусмотренные ст. 146 УК РСФСР; если же удары вызвали обиду, – это оскорбление действием, предусмотренное ст. 159 УК РСФСР. В соответствии с этим и сам потерпевший вправе поставить вопрос о привлечении к ответственности виновного по ст. 159 или ст. 146 УК РСФСР в зависимости от того, какое последствие, моральное (обида) или физическое (боль), для него более ощутимо. Таким образом, грань, лежащая между двумя формальными «беспоследственными» деликтами, оказывается в различиях последствий – последствий, будто бы вообще в них отсутствующих.

Необходимость для каждого состава последствия как одного из элементов, характеризующих его объективную сторону, не может быть оспорена и ссылкой на то, что в некоторых случаях закон говорит о последствиях, которые не наступили, а лишь могли наступить. Наличие подобных составов, конечно, сомнений не вызывает. Так, ст. 109 УК РСФСР говорит о действиях, которые «хотя бы и не повлекли, но заведомо для должностного лица могли повлечь тяжелые последствия»; аналогично ст. 59^3в УК РСФСР говорит о нарушении работниками транспорта трудовой дисциплины, если это нарушение повлекло или могло повлечь повреждение или уничтожение подвижного состава, пути и т. д. Для правильного понимания этих составов нельзя упускать из виду отмеченного выше относительного характера последствий. Дело в том, что ст. 109 и ст. 59^3в УК РСФСР предусматривают в указанных случаях реальное или возможное наступление не вообще каких-либо последствий, а определенных, в законе описанных последствий: «тяжелых последствий» (как говорит ст. 109 УК РСФСР) или «повреждение или уничтожение подвижного состава или пути» и т. п. (как конкретно говорит ст. 59^3в УК РСФСР). Возможное отсутствие этих последствий отнюдь не исключает реального наличия иных последствий. Это положение находит четкое подтверждение в тексте тех же ст. 109 и 59^3в УК РСФСР.

Действительно, ст. 59^3в УК РСФСР предусматривает ряд наступающих одно за другим последствий нарушения трудовой дисциплины: 1) нарушение правил уличного движения, 2) недоброкачественный ремонт, 3) повреждение или уничтожение подвижного состава и др., 4) срыв намеченных правительством планов перевозок или угроза правильности и безопасности движения независимо от того, могли или не могли наступить, согласно ст. 59^3в УК РСФСР, последствия, указанные в ч. 1 и 2 этой статьи. Напротив, последствия, указанные в ч. 1, – нарушение правил движения, недоброкачественный ремонт или другое отрицательное явление (как последствие нарушения трудовой дисциплины) – для состава ст. 59^3в УК РСФСР безусловно необходимы. Равным образом, согласно ст. 109 УК РСФСР, безусловным и вполне реальным последствием злоупотребления властью является «явное нарушение правильной работы учреждения или предприятия, или причинение ему ущерба, или нарушение общественного порядка или охраняемых законами прав и интересов отдельных граждан», а возможными – лишь «тяжелые последствия». Таким образом, возможность наступления вредных последствий, предусмотренная ст. 59^3в и 109 УК РСФСР, касается лишь некоторых последствий, которые могут наступить или не наступить дополнительно к последствиям необходимым.

То положение, что возможность наступления последствия есть, в качестве элемента состава преступления, столь же реальный и требующий установления факт, как и в действительности наступившее последствие, неоднократно признавалось Верховным Судом. Так, С. был осужден Военным трибуналом за то, что, будучи техником-нормировщиком вагоноремонтной колонны № 36, находился 9 ноября на работе в пьяном состоянии, вследствие чего не мог выполнять возложенных на него служебных обязанностей. Коллегия, исходя из того, что появление С. на работе в нетрезвом виде в данном случае не повлекло и не могло повлечь последствий, указанных в ч. 1 ст. 58¹⁷ УК Грузинской ССР, признала, что этот проступок подлежит разрешению в дисциплинарном порядке[63]63
  См. «Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР, 1941 год», Юриздат, 1948.
  Интересна в этом отношении ч. 2 ст. 1 Уголовного кодекса Румынской Народной Республики: «Общественно опасным считается всякое действие или бездействие, нарушающее экономическое, общественное или политическое устройство Румынской Народной Республики, или угрожающее безопасности, или нарушающее правопорядок, установленный народом, возглавляемым рабочим классом».


[Закрыть].

Верховный Суд, таким образом, признал необходимым исходить из двух установленных фактов: поведение С. 1) не повлекло и 2) не могло повлечь вредных последствий. Но ведь в ряде других составов преступлений, обычно относимых к «формальным», речь идет именно об установлении факта возможных последствий. Так, ст. 156 УК РСФСР предусматривает «заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни состоянии, лишенного принять меры самосохранения по малолетству, дряхлости, болезни или вообще вследствие своей беспомощности».

Отнесение преступления, предусмотренного ст. 156 УК РСФСР, к «формальным» основано на ложном представлении, будто «оставление в опасности» – действие (или бездействие), не требующее последствий. Однако совершенно несомненно, что оставление в опасности, то есть создавшееся опасное положение лица, должно быть доказано именно как реально наступившее последствие действий или бездействия (проводник ушел, врач не явился и т. п.) обвиняемого, хотя в законе нет специального указания и на возможность вредных последствий.

Авторы учебника общей части уголовного права – Филлиповский, Толар, Долепский – указывают: «Новый Уголовный кодекс не знает так называемых формальных преступлений, при которых речь идет о простом отклонении (буквально «превышении») от нормы, последствием которого не является нарушение или создание угрозы (опасности) для объекта преступления; в соответствии с новым Уголовным кодексом любое преступление имеет своим последствием причинение вреда или, по меньшей мере, создание угрозы (опасности) в отношении объекта уголовного преступления»[64]64
  Прага, 1951, стр. 72–73.
  Отвергается различение «формальных» и «материальных» преступлений и в румынской литературе (см. статью Данча «Причинная связь в уголовном праве», “Justitia Nouva”, 1954, № 6).


[Закрыть].

Верность этого положения находит свое подтверждение и при анализе такого своеобразного состава, как мошенничество в смысле ст. 169 УК РСФСР. Эта статья определяет мошенничество как обман или злоупотребление доверием с целью получения имущества; таким образом, ст. 169 УК РСФСР как бы отсекает последствие – получение имущества – от состава мошенничества; мошенничество, согласно ст. 169 УК РСФСР, вполне возможно и без получения имущества. Однако ст. 169 УК РСФСР обязательно требует последствия, конечно, не в форме получения имущества как необходимого элемента состава.

Для выяснения этого вопроса обратимся к следующему примеру. Иванов явился к Сидорову и ложно сообщил ему, что его, Сидорова, жена заболела и просила прислать 1000 руб. Далее можно наметить два варианта: Сидоров поверил, но заявил, что, к сожалению, в настоящий момент денег не имеет. В этом случае в действиях Иванова имеется, согласно ст. 169 УК РСФСР, состав оконченного мошенничества, хотя имущества (денег) Иванов не получил. Здесь последствие – введение в заблуждение Сидорова. Обратимся к другому варианту: Сидоров, выслушав Иванова, ему не поверил, так как он получил за час до прихода Иванова телеграмму, что жена приезжает. В этом случае может стоять вопрос об ответственности Иванова лишь за покушение, по ст. 19 и 169 УК РСФСР, ибо в этом последнем случае обман не привел к результату: Сидоров в заблуждение введен не был. Таким образом, различие в составах мошенничества, согласно ст. 169 УК РСФСР, с одной стороны, и ст. 180 УК РСФСР – с другой, заключается не в том, что по ст. 180 УК РСФСР требуется последствие, а по ст. 169 УК РСФСР такового не требуется: различие лишь в том, что по ст. 180 УК РСФСР последствие – получение имущества, по ст. 169 УК РСФСР – введение в заблуждение.

Выше было отмечено, что среди элементов состава нет лучших или избранных, что все элементы равно необходимы для наличия описанного в законе состава преступления. Отсюда, однако, не следует, что значение элементов во всех отношениях однородно. Напротив, необходимо с полной отчетливостью подчеркнуть следующее положение.

При равноценности всех элементов состава в смысле их равной необходимости для наличия состава преступления они в других отношениях могут отличаться и отличаются различными, не совпадающими качествами: равноценность элементов отнюдь не означает их тождества. Некоторыми своеобразными чертами отличается и последствие в качестве элемента состава преступления.

Отличие последствия от иных элементов состава преступления выражается, прежде всего, в следующем: по общему правилу, отсутствие одного из элементов состава приводит к отсутствию состава в целом и, следовательно, к устранению уголовной ответственности. Отсутствие последствия (точнее, его ненаступление) также исключает наличие состава в целом, но лишь состава оконченного (умышленного) преступления; при отсутствии последствия возникает специальное положение, обосновывающее уголовную ответственность за покушение.

Далее, последствие (и в этом отношении положение с ним органически связанного элемента – объекта преступления – однородно) отличается важной особенностью, лежащей в сфере процессуальной. Обратимся, прежде всего, к объекту. Как было указано выше, объект посягательства, по общему признанию всех советских криминалистов, является необходимым элементом каждого состава. Следует ли отсюда, что в каждом конкретном деле следствие и суд обязаны устанавливать наличие объекта посягательства? Воспользуемся конкретными примерами – делами о спекуляции, о постановлении неправосудного приговора, хулиганстве и другими. Общепризнанно, что объектом спекуляции является советская торговля, объектом постановления неправосудного приговора – социалистическое правосудие, объектом хулиганства – социалистический правопорядок.

Однако, обычно, если не во всех случаях, следствие и суд совершенно не касаются вопроса об установлении объекта спекуляции, неправосудного приговора, хулиганства и т. п. Они не останавливаются на исследовании объекта, конечно, не потому, что наличие объекта для состава этих преступлений не требуется или требуется в меньшей степени, а, напротив, именно потому, что наличие объектов (ущерб советской торговле – при спекуляции, ущерб социалистическому правосудию – при постановлении неправосудного приговора и социалистическому правопорядку– при хулиганстве) в этих случаях настолько бесспорно и очевидно, что не нуждается в особом исследовании и установлении. Совершенно аналогично положение с установлением последствия как элемента состава.

Как было подробно развито выше, беспоследственных деликтов (как и деликтов без объектов) в природе не существует. Но подобно тому, как суд не во всех случаях особо устанавливает наличие объекта посягательства, так нет необходимости по каждому делу устанавливать наличие конкретного последствия, например, ущерба советской торговле при спекуляции или социалистическому правопорядку – при хулиганстве. В соответствии с этим особенность так называемых материальных деликтов не в том, что в них, в отличие от беспоследственных формальных деликтов, имеются последствия, а в том, и только в том, что, точно конкретизируя в некоторых составах последствие (например, развал центрального аппарата учреждения – ч. 1 ст. 112 УК РСФСР), закон тем самым лишь по этим деликтам делает необходимым особое процессуальное установление предусмотренного законом конкретного последствия.

Эта процессуальная особенность – отсутствие необходимости во всех случаях особого доказывания наличия объекта и последствия – отнюдь не ослабляет их материально-правового значения как элементов каждого состава: и при разрешении вопросов о наличии причинной связи вовсе нет необходимости специально устанавливать наличие этого элемента состава преступления в огромном большинстве дел. Однако никто не решится делать отсюда вывод, что причинная связь не является элементом состава преступления.

Таким образом, установление не только последствия, но и объекта и причинной связи (см. ниже) процессуально отнюдь не всегда является необходимым. И как нельзя на этом основании делить преступления на объектные и безобъектные, так нельзя делить их на последственные и беспоследственные.

Обратимся к анализу последнего обязательного элемента, характеризующего объективную сторону преступления, – причинной связи.

в) Причинная связь

За истекшие десятилетия наукой социалистического уголовного права на основе марксистской методологии разработаны многие институты и понятия уголовного права: понятие преступления и его состав, цели и виды наказания, понятие и виды соучастия, система особенной части и др.

Однако некоторые проблемы советского уголовного права еще не получили до настоящего времени надлежащего разрешения; среди этих неразрешенных проблем одной из наиболее существенных является проблема причинной связи.

Бесспорным является следующее положение: нет и не может быть особых учений о причинной связи в отдельных научных дисциплинах. Не может быть поэтому особого учения о причинной связи и в социалистическом уголовном праве. Есть одно единое, данное классиками марксизма-ленинизма понимание причинной связи, и только это марксистско-ленинское понимание должно лечь в основу конструкции причинной связи специальными дисциплинами, в частности уголовным правом. Отсюда совершенно ясно, что причинность и в плане уголовного права, как и причинность в общефилософском марксистском смысле, есть объективная категория.

Основоположники марксизма-ленинизма не только раскрыли объективную материалистическую природу причинности. Целой системой идей и принципов марксизм вооружает исследователей для понимания причинной связи в специальных областях знания. При этих условиях прямая и ясная задача теоретиков социалистического уголовного права заключалась в том, чтобы на основе построенного К. Марксом, Ф. Энгельсом и В. И. Лениным общего учения о причинной связи разработать учение о причинной связи в уголовном праве. К сожалению, этой задачи советская теория уголовного права до сих пор не разрешила. Результатом этого явилось проникновение в теорию социалистического уголовного права попыток механического перенесения в сферу уголовного права некоторых терминов марксистского учения о причинности вместо действительного решения вопроса.

В этом плане заслуживают быть отмеченными рассуждения о причинной связи, содержащиеся в учебнике общей части уголовного права (изд. 1948 г.).

Автор раздела учебника о причинной связи, проф. А. А. Пионтковский, правильно отмечает: «Является глубоко антинаучной всякая попытка создания при разрешении вопроса о причинности в праве особого понимания причинности, отличного от понимания причинности диалектического материализма… Наше понимание причинности в праве должно быть материалистическим пониманием причинности как объективной категории»[65]65
  «Уголовное право. Общая часть», Юриздат, 1948, стр. 303.


[Закрыть].

Эти неоспоримые положения являются, однако, лишь предпосылками для правильного решения проблемы причинной связи, а не самим решением. Необходимо, исходя из этих верных предпосылок, на глубокой основе всего марксистского учения о причинности раскрыть понятие причиной связи в социалистическом уголовном праве. Учебник не идет этим путем. Не углубляясь в проблему, не опираясь на многочисленные указания классиков марксизма, учебник удовлетворяется внешним сближением некоторых положений и терминов марксистского учения о причинности с некоторыми понятиями уголовного права. В этом нетрудно убедиться.

Хорошо известно, что марксизм различает категории случайного и необходимого. С другой стороны, как известно, уголовное право констатирует понятие случая (казус), при наличии которого уголовная ответственность исключается. Итак, о «случайном» говорит материалистическая диалектика, о «случае» – уголовное право. Для исследователя открывается соблазнительная возможность на основе этого терминологического сходства, минуя все другие положения марксистского учения о причинности, решить проблему причинной связи в уголовном праве. И учебник пошел этим путем: от «случайного» в понимании материалистической диалектики он прямо переходит к «случаю» в смысле уголовного права: «При установлении наличия этой связи между действиями данного лица и определенными общественно опасными последствиями мы должны, – говорит учебник, – разрешить, являются ли они необходимыми или случайными последствиями совершенного данным лицом действия»[66]66
  Там же.


[Закрыть].

Решение этого вопроса имеет, по мнению проф. А. А. Пионтковского, весьма важное значение, ибо, по утверждению автора, вопрос об уголовной ответственности может ставиться лишь в отношении необходимых последствий данного действия человека, то есть последствий, которые были реально возможными при совершении этого действия в данных конкретных условиях, закономерно вытекали из него. Все случайные последствия данного действия лица лежат за пределами интересов уголовного права. За эти последствия лицо, ни при каких условиях не может нести уголовную ответственность. «Для уголовного права имеют значение лишь причинно необходимые связи». Итак, по утверждению учебника, случайное в понимании материалистической диалектики образует всегда случай (casus) в смысле уголовного права. Поэтому уголовная ответственность может наступить лишь за последствия, необходимо связанные с действиями лица, напротив, последствия случайные – в философском понимании случайности – уголовную ответственность всегда и безусловно исключают.

Поэтому «в каждом конкретном деле», указывает учебник, является «прежде всего» необходимым разрешить вопрос, «являются ли причиненные последствия случайными или необходимыми», ибо, если по исследовании «каждого конкретного дела» окажется, что последствие причинено случайно, самая возможность уголовного преследования отпадает.

Такую конструкцию нельзя признать правильной.

Материалистическая диалектика рассматривает причинную связь как объективную категорию, реально существующую во внешнем мире. Это понимание причинности в одинаковой мере относится как к необходимому, так и к случайному причинению. «Случай» же (casus) в смысле уголовного права – понятие совершенно иного порядка и значения. Случай в смысле уголовного права означает и может означать лишь определенное психическое состояние субъекта, а именно: отсутствие у лица, причинившего общественно опасный результат, вины в форме умысла или неосторожности. Следовательно, случайное в понимании материалистической диалектики характеризует объективный процесс причинения, его объективно случайный характер; «случай» в уголовном праве – субъективное состояние лица, отсутствие в психике лица умысла или неосторожности, невиновный характер поведения лица. Поэтому совершенно ясно, что вполне мыслимы и реальны ситуации, когда «необходимое» в философском смысле причинение может составить «случай» (casus) в понимании уголовного права и, наоборот, когда случайное в философском смысле не образует условного понятия «случая» в смысле уголовного права. Так, удар по спине человека, который вследствие перенесенной тяжелой болезни оказался смертельным (пример необходимого причинения, приводимый учебником), образует случайное причинение смерти в смысле уголовного права, если ударивший не знал и не мог знать о перенесенной потерпевшим болезни. И, напротив, случайное в смысле материалистической диалектики может вовсе не оказаться «случаем» в смысле уголовного права. Приведем пример. В глухом месте, где обычно нет движения транспорта, Иванов нанес Петровой легкое телесное повреждение. Петрова упала. Неожиданно появившаяся машина наехала на Петрову и задавила ее. В этом примере случайное причинение и «случай» совпадают. Смерть причинена случайно, уголовная ответственность за убийство не наступает. Достаточно, однако, видоизменить психическое отношение субъекта к наступившему результату – смерти Петровой, чтобы соотношение случайного причинения и «случая» радикально изменилось. Действительно, если Иванов знал, что по обычно пустынной улице должна в этот вечер проехать машина, и поэтому намеренно оставил Петрову лежать на улице, то при том же объективном развитии событий нет «случая», а есть умышленное убийство Петровой.

Выход из этого разрыва случайного причинения и «случая» можно искать в утверждении, что при знании Иванова о предстоящем появлении машины причинение смерти Петровой перестанет быть случайным и в философском смысле становится «необходимым». Но тогда создается еще более трудное положение: оказывается, что случайное причинение превращается в необходимое в зависимости от субъективного восприятия лица (не знал Иванов о машине – случайное причинение смерти Петровой, знал – необходимое причинение), то есть все учение о причине как объективной категории ставится на голову, и грань между случайным и необходимым причинением определялась бы в этом случае в зависимости от психического состояния субъекта[67]67
  Противопоставление необходимого и случайного причинения как основание для решения вопросов о причинной связи в социалистическом уголовном праве подверглось основательной критике в статье В. Н. Кудрявцева «К вопросу о причинной связи в уголовном праве» («Советское государство и право», 1950 г., № 1). В учебнике общей части (изд. 1952 г.) автор не пытается прямо отождествлять casus в смысле уголовного права со случайным в смысле материалистической диалектики. К сожалению, точка зрения автора остается по этому вопросу невыявленной ввиду неопределенности изложения его взглядов.


[Закрыть].

Теоретические неправильные рассуждения учебника неизбежно приводят к большим трудностям па практике.

Как было указано выше, учебник полагает, что в «каждом конкретном деле» необходимо «прежде всего» установить, имело ли место случайное или необходимое причинение. В таком случае приобретает первостепенное значение вопрос, где же критерий, при помощи которого советский следователь, прокурор, судья должен устанавливать наличие «в каждом конкретном деле» необходимой или случайной причинной связи. Попытки автора дать этот критерий не приводят к удовлетворительным результатам.

Действительно, по определению учебника, в отличие от последствий необходимых, «случайные последствия не являются закономерными последствиями данных событий, они не вытекают с необходимостью из них, они не являются объективно, реально возможными последствиями данных действий при их совершении»[68]68
  «Уголовное право. Общая часть», Юриздат, 1948, стр. 302.


[Закрыть].

Совершенно очевидно, что указание учебника на то, что случайные последствия в отличие от последствий необходимых «не вытекают с необходимостью» из действия лица, ничего для разграничения этих последствий не дает и не может дать: случайно то, что не необходимо. Но и другое указание автора – случайные последствия не являются объективно реально возможными последствиями данных действий при их совершении – не вносят ясности. Оценивая последствия уже наступившие, может ли судья признать эти последствия объективно, реально невозможными последствиями рассматриваемых действий при их совершении? А ведь это необходимо для признания последствий случайными.

Если вкладывать в понятие «объективная реальная возможность» прямой, ему присущий смысл, то и при случайном причинении объективная реальная возможность наступления результата была несомненна; иначе эти последствия не наступили бы. Если же «реальную возможность» понимать в ином смысле – в смысле обычно реализуемой возможности, то здесь в новых терминах возрождается теория адекватного причинения как причинения, обычно влекущего за собой последствия, – теория, которая советскими криминалистами, в том числе и проф. А. А. Пионтковским, решительно и давно отвергнута[69]69
  См. подробную критику критерия реальной возможности в статье Т. Л. Сергеевой «Вопросы причинной связи в судебной практике по уголовным делам» («Советское государство и право», 1950 г., № 3).


[Закрыть]. Весьма существенно и другое: само абсолютное метафизическое противопоставление случайного необходимому в понимании материалистической диалектики неверно. Ф. Энгельс в «Диалектике природы» решительно отвергает взгляд большинства естествоиспытателей, которые рассматривают необходимость и случайность как категории, безусловно, исключающие друг друга. Ф. Энгельс говорит о естествознании, которое, «закоснев теоретически… в скудоумии вольфовской метафизики, согласно которой нечто является либо случайным, либо необходимым…»[70]70
  Ф. Энгельс, Диалектика природы, Госполитиздат, 1946. стр. 176.


[Закрыть]. Учитывая эти положения, правильно писал проф. Н. Д. Дурманов, что «при исследовании причинной связи следует исходить из существования объективной случайности, которую марксизм не противопоставляет необходимости и рассматривает в единстве с последней»[71]71
  «Вопросы уголовного права», Юриздат, 1945, № 1, стр. 54.


[Закрыть].

Совершенно не помогающий определению грани между случайным и необходимым критерий реальной возможности способен лишь затруднить деятельность суда. Судебная практика не может строить своих выводов на разрыве объективной и субъективной стороны – объективной реальной возможности и ее субъективного учета. Судебная практика, оценивая действия виновного, весьма часто видит в действии лица значительно большее, чем «реальную возможность» наступления общественно опасных последствий; это имеет место почти всегда, когда лицо действует с прямым умыслом. В этих случаях лицо учитывает, конечно, не только «реальную возможность», но и прямую необходимость, скажем, наступления смерти в результате выстрела. Преступник может, конечно, ошибиться (произошла осечка или промах). Но если бы с самого начала преступник знал, что результат лишь реально возможен, он – при прямом умысле – часто не совершил бы посягательства. Иное дело – при эвентуальном умысле и при осознанной неосторожности, когда виновный действительно предвидел лишь реальную возможность наступления преступного результата. Таким образом, ограничение всех случаев ответственности случаями «реальной возможности» наступления результата на деле смягчает самую опасную и острую форму вины – прямой умысел, направленный на совершение преступления.

Для действительного построения марксистского учения необходимо исходить из всей системы идей и принципов, содержащихся в трудах Маркса, Энгельса и Ленина, открывающих путь к правильному решению проблемы причинности и в уголовном праве.

* * *

Наиболее популярными в буржуазной науке уголовного права, тщетно пытавшейся на основе метафизики и идеалистической философии решить проблему причинности, являются две теории: теория необходимых условий и адекватная теория[72]72
  Нет необходимости возвращаться к критике адекватной теории причинности: эта критика давно дана советскими криминалистами. Критике подвергалась и теория необходимых условий; однако здесь были допущены ошибки, которые эту критику ослабляли.


[Закрыть].

Главные удары советских криминалистов с полным основанием направлены против наиболее распространенной в буржуазной литературе теории необходимых условий. При этом, однако, ее критики допускали и допускают ошибку, которая заключается в следующем: сторонники теории необходимых условий отстаивали тезис, что причиной является предшествовавшее результату условие, без которого этот результат не наступил бы (“conditio sine qua non”). Против этого тезиса и направляется огонь критики.

Однако подлинное существо теории необходимых условий вовсе не в этом тезисе. В этом даже нет ее специфики. Необходимо с полной отчетливостью отметить: каждая причина, независимо от ее понимания и конструкции, всегда и неизменно является одним из факторов, предшествовавших наступлению результата[73]73
  Об этом говорит и проф. Н. Д. Дурманов: «…не может быть принято определение причинности как простой неизменной последовательности явлений. Причиной оказывается явление, объективно порождающее другое явление, изменяющее или уничтожающее его» («Вопросы уголовного права», Юриздат, 1945 г. № 1, стр. 47).


[Закрыть], фактором, без наличия которого результат бы не наступил. Справедливо поэтому отмечает Т. В. Церетели: «…если поведение действующего лица не было необходимым условием наступления результата, то тем самым исключается ответственность за результат»[74]74
  Т. В. Церетели, Причинная связь в уголовном праве, автореферат докторской диссертации, 1949, стр. 8.


[Закрыть]. Вытекает этот тезис не из того или иного понимания природы причинности, а из самого понятия причины, которая никак не может явиться фактом, наступившим после результата. Одним из доказательств этого положения может служить следующее: авторы, критиковавшие теорию необходимых условий с разных позиций – идеалистических и материалистических, – на деле сами приведенный тезис принимают.

Так, буржуазный криминалист Трегер, являвшийся сторонником адекватной теории причинности, утверждал: “conditio sine qua non” определенного результата тогда является адекватным условием, когда оно является вообще благоприятствующим последствием одного рода с совершившимся». Трегер, следовательно, хотя и говорит об адекватном условии, но полностью разделяет взгляд, что это адекватное условие, дабы считаться причиной, должно быть одним из необходимых условий наступления результата, то есть принимает приведенный выше тезис теории необходимых условий. Ту же точку зрения, – конечно, с других позиций – проводит учебник общей части уголовного права (ВИЮН, изд. 1948 г.). Действительно решительный противник теории необходимых условий проф. А. А. Пионтковский пишет: «Между действиями Иванова и смертью Петровой есть причинная связь, так как удар, нанесенный Ивановым, является одним из необходимых условий смерти Петровой. Если бы не был нанесен удар, то не наступила бы и смерть Петровой». По поводу другого примера проф. А. А. Пионтковский повторяет: «Причинная связь между действиями Сидорова и смертью Алексеева имеется и в этом случае, так как рана, нанесенная Сидоровым, является одним из необходимых условий смерти Алексеева. Если бы рана не была нанесена, то не наступила бы смерть Алексеева» (стр. 304). Ясно, что в приведенных рассуждениях проводится мысль, что причиной является условие, без которого результат бы не наступил. Очевидно, особенности теории необходимых условий, делающие ее совершенно неприемлемой, заключаются вовсе не в тезисе – причина есть одно из необходимых условий наступления результата. Ни монополии, ни привилегии на этот тезис теория необходимых условий не имеет и иметь не может, вне этого признака вообще нет причины[75]75
  Так и учебник общей части уголовного права Яна Филлиповского, Яна Толара и Адама Доленского (Прага, 1951 г.) указывает: «Конечно, о причинной связи в понимании Уголовного кодекса (как основания уголовной ответственности) мы будем говорить лишь в том случае, если действие лица, совершившего преступление, было одним из условий, без наличия которого не произошло бы причинения вреда или создания угрозы (способом, предусмотренным законом)» (стр. 52).


[Закрыть].