Текст книги "Темный дом. Самая первая история любви"

Настоящее время

Мне захотелось припасть к мудрости. Всё меньше времени оставалось, а вопросов становилось всё больше. И только истинные мудрецы, хранители древнего знания рода, могли дать мне ответы. Меня тревожил мой сон, он казался мне предвестником скорой гибели. Последняя битва за власть далась мне слишком тяжело, ещё может, сказалась усталость от прожитых дней или томительное ожидание неминуемого конца. У него дрогнул лишь взгляд, когда он летел в пропасть, у меня же дрогнуло сердце. Если он проиграл битву, то, мне кажется, я проиграл войну.

Утром, после приема пищи, мы вышли в общий коридор и влились в блуждающую цепь. Мои победы прошлых дней уже давно забылись и протянутых ко мне рук поубавилось. Велико ли поражение, велика ли победа, слава или позор от них проходят одинаково быстро.

Обиталище древних мудрецов медленно приближалось на горизонте. Я уже видел зарешетчатые квадратные окошки, за которым царил вечный мрак. Иногда они скрывались за спинами впереди идущих, но через миг выныривал то один темный глаз квадратного отверстия, то другой. Я, не торопясь, приближался к ним, оценивая сам себя, готов ли я к этому диалогу или лучше избежать его. Слова, которые шепчут боги, могут выдержать только безумные мудрецы. Иногда за спрос приходится очень дорого платить, и без крайней нужды я бы не стал взывать к нашим древним богам через мудрецов. Но мне уже нечего терять, все осталось где-то там, в его полете в пропасть. Цена за всё это показалась мне не существенной, ведь впереди вечность, о которой я ещё ничего не знаю.

По зданию прокатился громкий звук передышки, эхом ударяя о бетон и толстое железо. Плотный поток слейвов распался, многие решили сесть там же где и стояли, или разошлись по кучкам. Два мрачных прореза в бетонной стене уставились на меня немигающими черными провалами. Я подошёл к одному из них, не сводя глаз с темноты внутри.

Раздался хриплый надорванный голос из окна размером двадцать на двадцать сантиметров:

– Мы ждем Вождей.

Чёрный мрак за решётками был абсолютно непроницаем. Старый голос, тяжело вырываясь из темноты, огибал толстые прутья и от этого казался мне ржавым, разъедающим саму суть вещей. Жестокая ирония сквозила в нём, насмешка Богов над всем нашим родом. Что же такого ужасного сделал мой народ, что, в конечном счете, я стою тут? Рядом с окном, на бетонной стене, отчетливо сверкали бороздки ногтей, кого-то кому не повезло искать мудрости. Внутри меня всё похолодело, тревога разлилась по всей душе, закрыв собой всю собранную храбрость для этого безумного решения. Сомнения стали крошить меня изнутри. С каждой секундой решимость таяла. Поэтому я резко просунул левую руку между решёток во мрак мудрости, чтобы успеть до тех пор, пока остатки храбрости не оставили меня.

С секунду ничего не происходило, но потом кто-то резко схватил мою ладонь холодными влажными руками и с силой потянул вглубь. Я успел закрыть рукой свое ухо и сильный удар об стену пришелся на нее. Меня держали крепко прижатым к стене, я старался сильнее вглядываться в темноту, чтобы рассмотреть там хоть что-то. Почти сразу я увидел глаз, бледный и мертвый, вокруг него кожа серого цвета, как шершавый бетон в глубоких бороздках. Безумный глаз быстро вращался и смотрел на меня, при этом меня совсем не видя. От этого мне становилось все страшнее и страшнее. Руку потянули ещё сильнее, и меня ещё больше вдавило в стену. Глаз на миг скрылся, за ним вылез уже другой, не такой безумный, «бетонная кожа» была более грубой с большими рытвинами.

Я почувствовал плечом смрадное дыхание, от которого становилось холодно, это было дыхание смерти. Он начал с укора:

– Вожди не часто хотят говорить с Богами.

– Не часто.

– Время Вождей на исходе.

– Знаю.

– А чего же Вожди не знают?

Голос особенно иронично произносил «Вожди», в этом сквозило какое-то пренебрежение к власти, с которой мудрецы не хотели считаться.

Я спросил:

– Правда ли есть жизнь после смерти?

Глаз несколько раз моргнул, и кусок лица скрылся куда-то вглубь со слабым смехом, вместо него вылез ещё один, новый глаз другого мудреца. Он продолжил:

– Почему Вожди спрашивают?

– Я хочу знать.

– Боги не всегда говорят то, что хотят знать Вожди.

Кто-то неприятно водил зубами по моим пальцам. Сразу несколько рук держали мою руку, всунутую в темноту. Я ещё раз покосился на следы от ногтей на стене. По руке прошлись чем-то склизким и шершавым одновременно, это чей-то язык, догадался я. Глаз скрылся, из тени вылез ещё один, обдав меня мерзким дыханием.

Новый глаз по-отечески спросил:

– Вожди боятся смерти?

Я проигнорировал его слова, и повторил свой вопрос:

– Есть ли жизнь после смерти?

– Знание стоит два, незнание же не стоит ничего. Вожди готовы платить?

Глаз с надорванным смехом пропал, на его месте появился очередной глаз, уставший и совсем серый. Кто-то провёл влажной рукой по моему лицу, в нос резко ударил запас экскрементов с чем-то химическим, дурманящим разум.

Я по возможности сухо ответил ему:

– Нет.

Я попытался потянуть руку назад, но её держали намертво. А чьи-то зубы ещё сильнее вцепились в руку. По указательному и большому пальцу прошлась неприятная дрожь от довольно болезненного укуса.

Во мраке произошло какое-то еле уловимое движение, влажный смрад одного мудреца сменился другим, ветхим и сухим запахом вечности. Хватка влажных холодных рук на миг ослабла. Я решил воспользоваться возможности и быстро потянул свою руку назад, но её опять сжали и с сильным рывком потянули обратно. При этом очень сильно приложив меня об стену. Холод железных прутьев обжигал меня.

Голос другого мудреца протяжно заорал мне в самое ухо:

– Вожди хотят жить вечно?! ВСЕГО ПЯТЬ! ПЯТЬ!!!

Хватка рук на миг ослабла, я, ни секунды больше не думая, выдернул руку. Тут же резко прозвенел сигнал, мне казалось, что я стою тут всего несколько минут, но прошёл целый час. За решеткой раздался протяжный смех тысяч надорванных голосов. Следы от ногтей на стене не хотели растворяться в моей памяти. Я хотел получить истинное знание, но почему-то общения не вышло, диалог получился странным.

Последующие часы я встречал слейвов, у кого не было одного, два, или более пальцев на одной из рук. Совсем скоро забой и мудрецы забирали причитающуюся им долю. Но по разочарованным и измученным лицам я догадался, что никто так и не узнал самого сокровенного. Лишь несколько слейвов блаженно улыбались, видимо, больше от болевого шока, чем от искры истинного знания. Кто-то тихо скулил и держал свою руку повыше, чтобы кровь не вытекала. Кто-то очень громко дышал или плакал, размазывая кровь по лицу и телу. Через один пройденный круг коричневое месиво из песка и выделений жизнедеятельности было все сплошь в свежих кровавых следах. А через несколько кругов темно коричневый песок превратился в грязно-бурый. К привычному резкому запаху мочи и выделений под ногами добавился неуловимый стальной оттенок крови.

Я не подошёл ни к одному из них, скорее от смущения, ведь и я мог сейчас быть с таким же потерянным или с блаженным выражением лица. Я не хочу знать, есть ли жизнь после смерти, ведь я её боюсь. Чего боится человек, того он знать не хочет. Возможно, я боялся разочароваться в ответе, услышать не то, что я ожидал, поэтому и пожалел два пальца.

Я засмотрелся на экран на одной из бетонных свай. На ней была изображена женщина, стоящая в небе. Она тонула в белом цвете, и под ней бежала большая белая надпись:

«Кожаные – за гуманное обращение с животными». Леда Смит – будущее демократии ОШП.

Древняя высушенная женщина несколько улыбалась, потом её лицо становилось серьёзным, и после знакомая улыбка опять повторялась. Леду любили, относились к ней с симпатией, ведь это была практически единственная женщина, которую мы видели за жизнь. Благодаря Леде, мы могли иногда видеть и других женщин по экранам. Иногда по утрам показывали новости, но чаще всего включали музыку, с изображением непонятного места, где множество людей сидело в большом коричневом зале за странными инструментами. А еще Леда выдавала основные элементы своей предвыборной кампании, с которой вполне увязывалась и музыка. Объяснялось это тем, что еда будет более вкусной, если выращивать её на классической музыке. Проверить это нам по понятным причинам не выйдет, но хороший вкус к музыке точно прививает, если верить Леде. Многие вожди стали использовать в своих речах её фразы и наша скучная жизнь несколько разнообразилась.

Настоящее время

Меня слегка подтолкнули в спину. Такое можно только вождям или мне придется сейчас же кого-то убить.

Со мной заговорил вождь из 34-го цеха:

– Страшно не потому, что тебя съедят. Это не пугает, по крайней мере, с этим фактом я научился жить. Меня пугает осознание, что всё конечно и бессмысленно. Зачем-то ты рождаешься, в один момент в тебя заходит сознание и живёшь с ним дальше, иногда забывая о нём, и в какой-то момент ты вместе с ним же умираешь. Зачем? Меня беспокоит не лёт долгих дней а их конечность. Я даже не знаю, что страшнее, самое понимание того, что дни пролетят и ты умрешь, или вечная мысль о конце, которая роется в мозгу и не хочет уходить. Получается, что весь свой путь, ты только и думаешь, что о конце пути.

Я бросил беглый взгляд на его руки, пальцы были на месте. Я продолжил с интересом слушать, но пряча заинтересованность глубоко в себе. Видимо он увидел меня прикованного к окошку и легко догадался о моих вопросах к мудрецам.

Он мог ещё долго рассуждать на тему конца дней, он совсем не зря считался одним из главных философов нашей фабрики и очень любил поговорить. В этом он видел большую улыбку судьбы, раз Боги даровали ему такой склад ума, то это было сделано для чего-то особенного, а не просто так. Он искал своё предназначение в длинных и витиеватых мыслях, в бесконечных рассуждениях и поиске смысла жизни. Ближе к старости, поиск смысла жизни, конечно же, успехом не увенчался, и он стал передавать свои знания всем подряд, стараясь успеть оставить свое наследие до смерти. Но его мало кто понимал, а те, кто понимали, знали всё это и без него. Он свято верил, что пока не передаст свои познания другим, то не умрёт. Но, с другой стороны, время поджимало и его тоже, поэтому он торопился.

Я быстро посмотрел по сторонам, мне уже было нечего терять, и я не боялся показаться слабым:

– Что будет после смерти?

– Закрой глаза.

Я с недоверием посмотрел на него, а он лишь поднял руки вверх. Я закрыл глаза. Раздался его голос:

– Что ты видишь?

– Тьму.

Он молчал, а я с тревогой спросил:

– После смерти ничего нет?

Его голос звучал устало, обречённо:

– Всмотрись во тьму. Что ты видишь?

Каждую ночь я погружаюсь в неё, таю во сне, и образовываюсь из тьмы с пробуждением. Тьма, только мрак и абсолютное ничего. Но неожиданно во тьме прорисовались еле заметные сероватые точки, всего лишь на тон светлее абсолютной черноты. Точки хаотично танцевали, они беззвучно шумели, непрерывно двигаясь в том месте, где только что было абсолютное ничего.

Я спросил его:

– Что это?

– Это вселенная.

– После смерти нас ждет вселенная?

– Мы и есть вселенная. То, что ты сейчас увидел, и есть та самая суть всего, именно это ждет каждого и всех после смерти. Вселенная ждет нас.

После мы еще долго брели вместе, иногда молчали, а иногда он продолжал говорить. К нам присоединялись другие вожди и потом отваливались, а он все брёл и брёл рядом со мною. Из проходящих вождей, ни у кого не было отгрызенных пальцев, по крайней мере, свежих точно не было. В основном кровавую жертву платили обычные слейвы, те, кто волей случая не был ни среди старших, ни вождей. И их можно было понять, я даже знаю, что спрашивал тот или другой, я читал это по их измученным взглядам. Они хотели знать, будут ли они вождями, или старшими в своих цехах, будут ли они есть вдоволь и смогут ли сбежать отсюда когда-нибудь. Несколько раз мне попадались те, кто согласился и на пять пальцев, чтобы жить вечно. Они бледными тенями сидели, прислонившись к стенам, и с их изуродованных рук прямо на песок обильно стекала кровь. У них уже не было сил держать руку вверх, чтобы как-то остановить кровь из отгрызенных обрубков пальцев. Попавший на куски плоти и костей грязный песок ничуть не смущал умирающих. Другие, не в силах им помочь, оставляли их прямо на полу у стен, где они медленно угасали, бледнея с каждой секундой. На лицах некоторых блуждала полуидиотская улыбка умирающего человека, который всё понял и теперь счастлив. Мудрецы наобещали им вечную жизнь, и теперь они сидели и ждали этой вечной жизни – при этом умирая от потери крови.

Позже появились подвесные краны, сканируя все поверхности. С той стороны, где теперь был я, в обозримом мне пространстве не попадалось умирающих сторонников бессмертия. Все они остались с той стороны стены, совсем не далеко уйдя от закрытого цеха мудрецов. Подвесной кран с жёлтыми лампами завис над нами, и за стену опустились гибкие щупальца манипуляторов, которые рывком подняли нескольких слейвов и быстро вознесли верх. Все глазами провожали их в последний путь. Краны собирали урожай из умирающих.

Над нами быстро пронесся кран с тремя лампочками, и с неба пролилось несколько капель крови. Пять или шесть слейвов унесли к тёмным сводам, они навсегда растаяли во тьме.

34-й вождь буркнул мне:

– Смерть всегда там, где ищут бессмертия.

Я спросил у него:

– Чем пахнет свобода?

34-й вождь нагнулся и поднял с земли тёмно-грязный песок. Он на миг закрыл глаза и провёл песком по всему своему лицу, медленно размазывая грязь. Он тяжело выдохнул и сказал:

– Свобода пахнет дерьмом.

Мой вопрос он расценил, как желание продолжать разговор:

– Уже сейчас, на исходе моей долгой жизни, я все переосмыслил и вижу иначе. Сначала я ругал свою судьбу. Вождь всегда на виду, к нему всегда идут за советом или решать споры. Но не такой жизни я хотел, я хотел прожить тихо и незаметно, просто оставить свои знания другим. А теперь мои знания, воспринимают не потому, что они хороши, а потому что я Вождь. В моем цехе, широко разинув рты, слушают любую мою чушь. Они воспринимают абсолютно всё, как истину. А если не воспринимают, то кто-то из них не просыпается с утра.

Я бросил быстрый взгляд на него. Не угроза ли это?

Но он угадал мои мысли и примирительно поднял руки вверх.

Под тёмными сводами медленно проехал ещё один подвесной кран, видимо, граждане проверяли, нет ли еще умирающих от потери крови. Потом он резко рванул и скрылся где-то вдали.

Мы проводили его взглядом, а 34-й вождь сказал:

– Плохо, что он выжил. Теперь он неприкасаем, за него вступились Боги.

Я молчал, он продолжал:

– Чем старше, тем тяжелее держать удары времени.

Он устал говорить, а я устал слушать, дальше мы шли молча.

Мы медленно прошли оба цеха размножения, за которыми раздавались сочные звуки. В этот цех сверху въехал кран и стал разбрызгивать специальные возбуждающие ферменты. Но он начал это делать еще в нашем коридоре, и поэтому задел стенку, у которой мы шли. По ней медленно стекала свежая желтовато-розовая жидкость. Следы старых потеков, давно въелись в саму стену, спускаясь почти до самого пола. Из-за множества подростков, которые нарочито долго шли тут, вслушиваясь в происходящие за стенами, всегда набивался затор. Но никто на них не обижался и не гонял отсюда. Призрачный шанс попасть на развод, и тем самым выиграть несколько лет жизни на фабрике, был крайне мал. Мужских особей там было вдоволь, судя по звукам, которые не прекращались ни днем, ни ночью. И поэтому все, кто сейчас стоял тут, задерживаясь на несколько лишних минут, тешили себя ложными надеждами. И я был когда-то таким же, радовался до безумия, если раздавалась сирена, и можно было задержаться тут на целый час. Правда, пробиться сквозь толпу таких же счастливчиков было практически невозможно, они сбегались со всей фабрики.

Настоящее время

До забоя оставалось немного времени, это чувствовалось. В воздухе летал неуловимый аромат кровавой жатвы и плохо спрятанного под маской храбрости – страха. Старики были чуть более задумчивы, чем обычно, а молодые чуть более наглые, чем всегда. Мельком я даже увидел, как кто-то пренебрежительно задел плечом одного из вождей, а тот сделал вид, что этого не заметил. Чуть раньше за такое неминуемо бы пролилась кровь, но не теперь, когда нерушимый авторитет старых вождей доживал последние деньки, правила давали сбои. Старые правила должны умереть, чтобы родились новые, даже если они не будут отличаться между собой.

С другими вождями мы медленно брели вперёд среди потока, сливающегося в общую кашу, и слушали Святого. Я пытался припомнить всё, что я знаю о нём. Свою кличку он получил случайно, но, как и все вожди, видел в этом особый знак свыше. Боги выделили его судьбу среди многих, чем он очень гордился. В его цеху несколько лет назад был другой вождь, а Святой захватил власть, практически без жертв, чем только подтверждал свою особенность.

Однажды, слово за слово, он подрался со слепцом. Битва слепца с будущим святым, была смешной, глупой. Слепец терял зрение день ото дня и винил в этом Богов, которых поносил ежечасно. Будущий Святой не сдержался, и заступился за Богов как умел. Как водиться, последовала драка. Святой несколько раз ударил слепца по лицу и тот прозрел. Не знаю уж, насколько тот был слеп и насколько прозрел, но драка тут же остановилась. Слепец кричал, что он прозрел, а Святой смотрел на свои руки в крови, думал о мудрости Богов и молчал. Молва разнесла славу о Святом между нар так же быстро, как злость разливается от сердца к сердцу. Через несколько дней, бывшего слепца нашли мертвым, он упал ночью на острый пол. Тогдашний вождь заподозрил в этом Святого. И тот держал ответ перед всем цехом. Но, надо отдать должное Святому, он разложил всё мудро. Он говорил долго, а его слушали и смотрели на него, уже как на Святого. Он с полным знанием дела рассказывал, что слепец оскорбил Богов своими хулами. И что Боги наказали слепца, сначала вернув ему зрение, а потом отправив в пропасть на острый пол. То было одновременно и подарком и неминуемым наказанием мудрых Богов. Он говорил долго, страстно и, в конечном счете, ему поверили. Потом интрига за интригой, верное слово за правильным поступком, теперь он вождь своего цеха. Я всегда с настороженностью относился к Святому, стараясь не говорить с ним. Каждое слово, сказанное ему сегодня, он мог бы с лёгкостью обернуть против меня завтра. Недавно я слышал историю, как он довел до самоубийства одного из вождей. Но здесь было что-то ещё, я кожей чувствовал, что Святой как-то причастен к попытке моего свержения.

Я шёл среди нескольких вождей, искоса поглядывая на Святого, пытаясь его прощупать, прочитать. В Святом чувствовалась странная перемена, сегодня он был «слишком» всё – всем. Как будто Святой очень долго ждал этого дня, и поэтому был в ударе и в голосе. Ему было, что сказать и чем отвечать на любые выпады.

Он с горячным жаром в голосе рассказывал поучительную историю.

Несколько забоев назад, когда ещё не родился ни один из здесь присутствующих, случилась история, которую должен знать каждый. В одном из цехов жили два друга, спали они на соседних нарах, во всех драках стояли друг за друга горой. Если один не мог пробиться к еде, то второй делился с ним своей. Высшим примером дружбы служили они для других. Но Боги по-разному наградили их, один был только силён, а второй только умен. И вот пришло их время. В чистилище перед Богами состоялось судилище, на котором решалось, достойны ли братья высоких залов и вечных лугов. Как известно, перед лицами Богов нельзя врать, ибо загорятся глаза лжецов. Поскольку друзья отказались разлучаться даже перед лицами Богов, то и говорили они вместе. Сильный говорил, что помогал умному из-за доброты, потому что друг его был слаб, но всегда был верным другом. Сильный был спокоен за свой гост, и Боги не обманули его ожиданий, даровав ему вечность в высоких залах. Умный же боялся, что без сильного не протянет и дня, поэтому дорожил его дружбой, хоть всегда и ненавидел его в душе. Поэтому умный знал, что Боги поставят ему плохой гост. И за своё вероломство он был проклят на вечный мрак в пекле. И вот шли друзья вместе по последнему коридору, где их дружбе суждено было навсегда распасться. Тот, что был умнее, шёл несколько позади. Сильный уже был очарован видами других миров, которые открывались в конце прохода. Умный воспользовался моментом, налетел сзади на друга и отгрыз его бирку. На прощание, умный сорвал свою бирку с куском собственного уха и бросил его на тело друга.

Раздался обеспокоенный голос:

– И что, Боги не вмешались?

Глаза Святого заблестели еще больше, он явно был готов к этому вопросу. Он объяснил, что поскольку Боги уже решили их судьбы, то не смотрели на них.

На одно мгновение моё внимание привлекла левая рука Святого, он почему-то зажимал пальцы в кулак, это показалось мне подозрительным, ведь сами фаланги были на месте.

Со Святым спорил один из вождей:

– Постой, получается, что Богам все ровно, как мы прожили жизнь и какие поступки совершали. Стоит только поменяться бирками и от твоих мрачных дел не останется и тени следа.

– Нет, Богам не всё ровно. Они смотрят на нас и наши поступки.

Они ещё долго спорили. К спору присоединялись другие вожди, а Святой обрушивал их доводы о свой подвешенный язык. На каждые десять неудобных вопросов он находил всего один, зато логичный и понятный всем ответ. Несколько раз Святой косился на меня, не хочу ли и я поспорить с ним. Тут явно сквозило провокацией, поэтому я молчал и в разговор не вмешивался. История была рассказана Святым не просто так, а к пустяковой проблеме, недавней драке между двумя слейвами из разных цехов. Дело обычное, но драка усложнялась несколькими взаимоисключающими параграфами и диалектическими ошибками на грани логики и остатков здравого смысла. Всем уже было всё равно на этих слейвов, ведь впереди была вечность, но традиции требовали незамедлительного решения проблемы.

Я хорошо понял мысль Святого, он имел в виду совсем другое. Он хотел сказать своей историей, что Боги верно распределили судьбу двоих друзей, специально поменяли им госты, дабы дать смертным все расставить по своим местам самостоятельно. Итог был предрешён с самого начала, просто вёл он не прямым путем, а через закоулки коварства. Святой так же упомянул, что свара из моего цеха, отличается особенно буйным нравом, но у меня не вполне выходит держать их под контролем. И это тоже было провокацией, раз взять меня на эмоции в неочевидном споре не получилось, он решил ударить по мне лестью.

Многие переваривали сказанное Святым, находя его мысли интересными. В контексте приближающегося забоя каждому было о чем подумать.

Неожиданно Святой нарочито громко заявил:

– Я объявляю себя Вождем вождей нашей фабрики!

Вожди на миг замерли и простые слейвы, идущие рядом, тоже, воцарилась мертвая тишина.

Кто-то из вождей зло сказал:

– Это не возможно! Уже много веков не было Вождя вождей! Нет достойных из ныне живущих, за кем бы пошли все!

Святой торжественно поднял вверх руку с оторванным ногтем на безымянном пальце и громко сказал:

– Мудрецы благословили меня!

Кто-то его прервал:

– Да ты сам мог оторвать свой ноготь.

Святой проигнорировал вполне разумный довод и сказал:

– Я готов пройти испытание.

34-й вождь с лёгким недоумением, но примирительно сказал:

– Ну, всё-всё, успокойся, пошутили и хватит…

Святой проигнорировал и это, горделиво заявив:

– ОЛИМП!

Я был удивлен, такие же эмоции читались по лицам многих вождей и просто проходящих рядом. Раскаты голосов, пересказов, улетели далеко вперёд и назад, уже через несколько секунд, несмотря на такие расстояния, об этом знала вся фабрика. Где-то передние сплетни встретились с последними, кольцо замкнулось. Скорость звука равна скорости разлёта сплетни.

Неожиданно меня как током ударило, и к моему удивлению прибавились горечь и досада. Часть вождей смотрели на Святого с практически нескрываемым обожанием. А я смотрел на них и не знал этих вождей, вернее я видел их, несколько раз сталкивался с ними, когда они все ещё были никем. Среди тех, кто был откровенно с ним заодно, не было ни одного из тех, кого я хорошо знал и с кем ходил рядом много круголет напролёт. Тут до меня, наконец, дошёл дьявольский замысел Святого. Он планомерно убирал старых вождей и ставил на их место других, только ему лояльных слейвов. Где интригами, где прямыми конфликтами, кого-то доведя до самоубийства, в общем, любыми возможными способами шёл к своей цели. Я-то думал, что причина смены многих вождей за последнее время, вполне естественна – страх перед скорой смертью. Многие не выдерживали такого напряжения, убивали себя сами или встревали в глупые драки и ненужные разборки. Но теперь понятно, кто их убирал разными руками – Святой.

О древнем ритуале восхождения на уровень олимпа знали все, но никто никогда не видел его своими глазами. Лояльные Святому вожди и слейвы из их цехов, прямо на ходу стали сгребать в одно место коричневый песок и шли дальше. А идущие за ними добавляли к горке немного новых песчинок ногами или руками. По древнему поверью, если за Вождем вождей пошло бы достаточное количество цехов, то гора должна была подняться до самых небес. Ритуальными небесами считаются отметки на боковых гранях второго яруса. По всей фабрике в темноте таяли надписи, нанесённые на боковые грани помостов: «Г.Р. Олимп» – название производителя каркасов и тяжёлых железных сооружений. После того как гора достигала нужной высоты, туда обязан взойти Вождь вождей и бросить вызов богам. Смельчак должен остаться на горе в течение целого круга и если его не заберут подвесные краны, то он объявлялся истинным Вождём вождей. Собрать гору из грязного песка, не имея достаточно большой поддержки – невозможно. Именно поэтому Вождь вождей появляется крайне редко, раз в несколько сотен лет. Мы шли дальше, а за спиной слышалось шарканье ногами, которые немного увеличивали гору. Я не верил в реальность происходящего, как и другие старые вожди, всё это казалось каким-то непонятным сном. Вместе с тем, каждому было очень интересно, получится ли восшествие на олимп у Святого. Но если бы у него вышло, вместе с абсолютной властью над всеми цехами он бы получил право назначать и казнить других вождей. Конечно же, меня сразу убьют, если у него получится. Кто-то из хорошо знакомых мне вождей, правда немного, двое или трое, смалодушничали из-за страха и отдали распоряжения, чтобы и их цеха стали вносить свой вклад в постройку олимпа. На миг мне показалось, что Святой бросил на меня острый взгляд, когда я не проявил никакой поддержки в его испытании.

Мы прошли круг, в том месте, где Святой бросил вызов богам, образовалась темная гора, но недостаточная по высоте. По тем же правилам, только бросивший вызов определял, на каком круге он заберётся верх. Я шёл с другими воздержавшимися вождями, последователи Святого несколько оттеснили нас в сторону, но мне все равно было его хорошо видно. Он шёл мимо своего олимпа и придирчиво осматривал его. Все, кто верили или боялись Святого, бросали пригоршню грунта на гору, делая её все больше. Когда вблизи от горы остались одинокие песчинки, забитые в прорези острого пола, проходящие начали издалека нести в руках зловонную массу. Только через три или четыре круга высота горы удовлетворила Святого. Он с ближайшими сподвижниками пошёл на последний круг, теперь не держась по сторонам. У начала подножья его единомышленники разделились на две струйки и пошли дальше, а он медленно, увязая в грязном песке, стал с большим трудом карабкаться вверх. На самом верху Святой поднял руку с откусанным ногтем вверх в знак того, что вызывает богов. Лояльные вожди, которые поравнявшись со Святым, тоже подняли руки, в знак того, что они индикаторы точки начала и конца. Цепочка из верных ему вождей горделиво шла вперёд, не опуская рук. Пройдя поворот, я увидел его через бетонное разделительное ограждение, он подобно гордому маяку возвышался над всеми.

Через какое-то время я оказался за его спиной, до него оставалось всего ничего. В этот момент мне хотелось, чтобы время навсегда застыло, а поднявшие руки так и не дошли до Святого. Всего в десяти метрах за нами шли вожди с поднятыми руками, настойчиво приближаясь к своему Вождю вождей. Я шёл и думал, что еще несколько метров и я обречен не дожить даже до забоя.

Я на миг отвлекся, а когда посмотрел на Святого, его уже не было видно. Я уже почти смирился с его победой и своей смертью. Раздались крики и ругань, море слейвов всполошилось. Поверженный богоборец был унесен подвесным краном. Олимп медленно рассыпался, каждый проходящий загребал руками кусок песка и бросал через несколько метров. Ещё один день, ещё поживем.