Текст книги "2123"

2123
Арсений Самойлов

© Арсений Самойлов, 2024

ISBN 978-5-0062-2263-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Утро началось не с кофе. Как и каждое утро, оно началось с общенационального подъема в 7 утра уличными громкоговорителями, играющими гимн Федеративного Американского Союза – обширной страны, простирающейся от канадского северного полюса до южной границы Техаса. Шел 2123 год. Ричард Томпсон проснулся в своей постели и лениво потянулся. Сегодня был один из немногих дней, когда ему требовалось съездить на работу. Хоть какой-то смысл в этом раннем пробуждении, абсолютно бессмысленном во все прочие дни месяца. Включив кухонный комбайн на режим приготовления завтрака, Ричард ушел мыться в ультразвуковой душ, заменяющий обычную воду в целях экономии ресурсов. Закончив с утренним туалетом, он проследовал на кухню, где его уже ждала яичница с беконом и свежесваренный горячий кофе. Еще какие-то 100 лет назад людям приходилось все делать самим, теперь за них выполняли работу машины. Ричард с удовольствием поглотил пищу, запил ее вкусным кофе и вышел из дома. В гараже его ждал собственный автомобиль, наличие которого было не редкостью в их стране, эта вещь за 100 лет осталась неизменной. Он сел за приборную панель и ввел адрес колледжа на навигаторе. Машина тронулась и поехала к адресу на автомате. Ричард был историком и иногда давал лекции в местном колледже небольшого городка Нордволт, что в Новой Англии. Работой это было не назвать, так как лекции были пару раз в месяц, но большинство людей не имели работы даже такой. Конечно, это не означало, что все они стояли на бирже труда и голодали, как во времена Великой Депрессии. Хотя причины нынешней мировой безработицы были схожи с причинами Великой Депрессии двадцатого века – все та же автоматизация производства. Практически все рабочие места были заняты машинами, так что для большинства людей не было возможности ходить на работу и получать зарплату. Большинство работающих занималось обслуживанием машин, научными разработками, исследованиями (в том числе, в исторической сфере) или творческими профессиями. Так же было много солдат. Большинство же людей в целом не работало и получало от государства гарантированный доход в виде самой необходимой для жизни суммы, которая позволяла жить без излишеств, но и не в крайней бедности. Так обстояло дело в большинстве развитых промышленных государств, где говорилось, что богатая жизнь, доступная, например, политикам или робототехникам, приводит лишь к скуке от пресыщения всем, что есть на свете. Возможно, они были правы. Ричард ехал по направлению к колледжу и смотрел в окно, разглядывая старинные домики Новой Англии, выполненные в европейском стиле – такие уютные и милые, особенно сердцу человека, интересующегося историей. Люди, интересующиеся историей, особенно чувствительны к старинным зданиям, пусть даже они и не представляют собой архитектурного шедевра, зато пропитаны историей. Тем более, что любой старинный домик Ричард склонен был признать шедевром архитектуры в сравнении с современными стальными небоскребами, а тем более бетонными домами 21 века, который закончился не так давно. Что для одного старина – для историка, копающего в глубину веков, всего лишь недавняя новинка, ведь ей всего лишь каких-то 100—150 лет. Архитекторы, которые должны разбираться в архитектуре лучше всех, напротив, как правило, с такой позицией не согласны. Их привлекает модерн, футуризм, новые стили, а не старая выученная вдоль и поперек архитектура. Их можно понять, это профессиональный подход. Но Ричард их не понимал. Старинные здания могли так вдохновить его, что слезы восхищения наворачивались на глаза сами собой… Внезапный удар, все затряслось, его рвануло резко вперед, благо он был пристегнут ремнем безопасности, но нос его оказался разбит о приборную панель. Машина затормозила посреди дороги, создавая небольшую пробку. Ничего не понимая, Ричард отстегнул ремень, открыл дверь и вышел на дорогу осмотреть автомобиль на признаки поломки. Машина была цела, но перед ней лежала девушка, голова ее была залита кровью. Ему стало дурно, вдалеке уже гудели сирены полиции и скорой помощи, полицейские квадрокоптеры моментально подали сигнал тревоги. Вокруг столпились люди, Ричард наблюдал за всем как бы со стороны, будто в тумане. Девушку забрали на машине скорой помощи, полицейский осматривал машину. Протокол составлял полицейский робот, представляющий собой пластиковый бело-синий ящик на гусеницах. На «груди» робота красовался герб полиции – золотая сторожевая башня, с зубчиками на крыше, в центре башни была изображена свастика.

– Я даже не успел понять, что произошло… – говорил полицейскому Ричард, как будто во сне и не своим голосом.

– Все в порядке сэр, вашу машину мы заберем на обследование, это займет не более одного дня, вот вам квитанция – полицейский протянул Ричарду листок бумаги с печатью – Но беспокоиться вам не о чем. Автомобиль совершал штатную поездку на автомате, ошибки быть не могло. Девушка сама перебегала улицу в неположенном месте, проблем у вас не будет. Вас подвезти куда-то, сэр?

Ричард подумал, что в своем нынешнем состоянии вряд ли сможет успешно вести лекцию.

– Отвезите меня, пожалуйста, в ту же больницу, что и пострадавшую – ответил он полицейскому.

– Вы тоже пострадали? – спросил полицейский, осматривая его разбитый нос.

– Хотелось бы узнать мнение врачей – ответил Ричард, которого на самом деле мало волновал его нос.

В больнице дежурный врач осмотрел нос Ричарда, медавтомат наложил пару швов, как водится в американской медицине, и врач отпустил его домой.

– Скажите, с девушкой, пострадавшей в аварии, все в порядке? – спросил его Ричард на выходе из кабинета.

– Насколько я знаю, травма тяжелая, но опасности для жизни нет – ответил доктор.

– Я могу ее видеть? В какой она палате?

– Видеть? Зачем вам это? – нахмурился врач – Впрочем, все необходимые справки вы можете навести в регистратуре.

– Спасибо, доктор. Как ее зовут?

Врач в белом халате заглянул в свои записи: «Мисс Уайт, Аманда Уайт».

Ричард еще раз его поблагодарил и вышел из кабинета. В регистратуре сидела тучная медсестра в фиолетовом медицинском костюме и что-то диктовала программе-секретарю в компьютере. На всю больницу было пара врачей и пара медсестер, всю остальную работу выполняли машины.

– Добрый день, мем. Скажите, пожалуйста, мисс Аманда Уайт к вам сегодня поступала? В какой палате она лежит? – спросил Ричард.

Медсестра сверилась с компьютерной базой и взглянула на него.

– Вы родственник?

– Я ее старый друг. Хотел бы ее навестить – соврал Ричард.

– Палата номер 82, 2 этаж. Но не уверена, что сейчас есть смысл ее навещать. Доктор Уорелл только что закончил обследование и наложил ей швы. Согласно ее карте, у нее черепно-мозговая травма совместимая с жизнью, сейчас она спит под капельницей со снотворным.

– Спасибо, мем. Я все же загляну к ней на пару минут.

– Пара минут, сэр! Не больше! – строго ответила медсестра.

Ричард поднялся на второй этаж городской больницы и зашел в палату номер 82. В палате лежала всего одна девушка, ее голова была замотана белыми бинтами, она спала. Он подошел к кровати и посмотрел ей в лицо. Это было самое красивое лицо, которое он видел когда-либо в жизни. Тонкие и четкие черты, узкий череп… Если она была так хороша сейчас, после аварии, на больничной койке, с замотанной бинтами головой, то как же прекрасно она выглядела до? Ричард вышел из палаты и пошел пешком в сторону дома. Он уже знал, что вернется к ней завтра.

Глава 2

Новая лекция ожидалась не скоро, так что времени у Ричарда Томпсона, как и любого американца его эпохи, было предостаточно. Это было самым приятным в их веке. Впрочем, об этом мало кто задумывался, как и люди в 21 веке не думали о том, как хороша их жизнь с газом, водопроводом, электричеством, стиральной машиной и холодильником. Многие даже скучали по какой-либо деятельности, не зная чем им заниматься день ото дня. Самые интеллектуально развитые люди находили для себя много интересных дел, таких как чтение книг, изучение чего-либо – какой-то науки или искусства. Но их, как и в любое время, было не так много, хотя уровень IQ за последние десятилетия сильно вырос, полностью исключив людей с умственной отсталостью, да и тяжелых генетических заболеваний стало крайне мало благодаря обязательному пренатальному отбору. Однако, это праздное безделие позволило Ричарду с самого утра уже быть в больнице, на втором этаже, в палате номер 82. Он принес цветы и какую-то книгу по истории древних народов. Девушка лежала все так же неподвижно, погруженная в сон. Ричард поставил цветы в вазу на столике рядом с кроватью, сел на стул и начал читать ей вслух. Конечно, читал он для себя, чтобы скоротать время, но раз уж он сидел рядом с человеком в коме, то почему бы не читать вслух? Часто бывает, что люди в коме слышат то, что им говорят. Может она привыкнет к его голосу? Вряд ли это можно было считать свиданием, даже слепоглухонемая девушка идет на свидание, дав на него согласие, чего не было в данном случае. Так что он воспринимал это как дружескую встречу или благотворительную помощь ближнему. Устав читать, ощущая, что спина и ноги у него изрядно затекли, Ричард покинул палату. Таким образом он посещал ее много дней на протяжении двух недель, каждый раз читая ей вслух и принося цветы, конфеты и плюшевые игрушки, коими была заставлена уже вся палата. Медсестры, шушукаясь между собой, умилялись такому поведению и говорили с завистью, что больной очень повезло со своим женихом.

В один из дней Ричарда, направляющегося на второй этаж, остановил ее лечащий врач в холле клиники.

– Мистер Томпсон, сэр. У меня для вас отличная новость – просиял доктор – Ваша подруга очнулась.

Ричард не знал радоваться или огорчаться. Конечно, он ждал ее пробуждения, но ведь они не знакомы… Он так привязался за эти две недели к их совместным посиделкам с книгой, что боялся теперь это потерять.

– Она в сознании? – растерялся Ричард.

– Да, сэр, в сознании… – замялся доктор – … но есть нюанс…

«Ну все» – подумал Ричард – «Она сказала им, что я незнакомый мужчина и теперь они вызовут полицию».

– Как бы вам сказать помягче… – медлил врач – … дело в том, что у нее что-то вроде амнезии. Вам знаком этот термин, мистер Томпсон?

– Конечно, знаком. Она ничего не помнит?

– Не то чтобы ничего. Амнезия так не работает. Что-то она помнит, что-то нет. Мы навели справки, у нее совсем нет родственников. Видимо, вы единственный ее контакт, по крайней мере, про который нам известно. Вы бы оказали большую услугу нам и ей, если бы помогли ей что-то вспомнить, сообщить нам какую-то информацию про нее.

– Мы не так давно и близко знакомы, я не владею какой-либо важной личной информацией.

– Странно, странно – подозрительно посмотрел доктор – В любом случае, вы могли бы помочь с ее реабилитацией, снова получить доступ к своим старым социальным связям крайне важно. Как правило, люди с амнезией помнят фундаментальную информацию, но забывают свою жизнь или какой-то отрезок ее. В данном случае ее память удивительно обрывчата. Даже из фундаментальной информации о мире она помнит далеко не все, хотя общается как вполне полноценный разумный человек.

– Я не очень понимаю, доктор…

– Ну-ну. Пройдите к ней и сами со временем все поймете – врач подмигнул и ушел по делам. Ричард поднялся на второй этаж и вошел в палату номер 82.

Глава 3

Она лежала на койке на спине. Бинтов больше не было. Ее волнистые светлые волосы лежали на подушке, теперь он знал их цвет. Палата была наполнена цветами, конфетами и игрушками. Они встретились глазами. В его взгляде было восхищение. В ее – непонимание и растерянность. Он осторожно подошел и сел на свое привычное место рядом с ней.

– Кто вы? – спросила она.

– Ричард – ответил он.

– Я вас знаю? – спросила она.

– Нет – ответил он.

– Почему вы здесь? – спросила она.

– Из-за вас – ответил он.

«Он» и «она» – два вечных слова, une histoire eternelle («вечная история», фр.); два слова, кружащихся в вечном танце бесконечности времени: их не изменит ни эпоха, ни социальные перемены, сексуальные революции. Это основа существования жизни, не только человеческой, но и других видов. Мы не лебеди, но мы кружимся в вальсе, мы не соловьи, но мы поем о любви, мы не пингвины, но мы стремимся найти себе одну пару на всю жизнь. Сколько же в нас от птиц! Возможно ли, что все мелочное и низкое в человеке от обезьян, но все возвышенное – это стремление уйти от обезьяньей сущности ввысь и парить, как птицы? Может ли летать рожденный ползать? Любовь доказывает, что да. Недаром все люди мечтают уметь летать, нам всем это снится, мы придумываем супергероев, которое это умеют. Мы все хотели бы быть птицей, а не обезьяной – это и есть для нас то, что значит быть супергероем – «сверхчеловеком». Сверхчеловек Ницше тоже должен был бы уметь летать, конечно же, метафорически. Немецкие нацисты извратили это понятие, как и языческий символ Солнца – свастику, сделав его приземленным. Их сверхчеловек опускает полет на бренную землю, так же как их свастика низвергает с неба Солнце. Что это – жизнь без полета? Человеческое, слишком человеческое11
  Название известной книги Фридриха Ницше.


[Закрыть]. «Он» и «она» – это не просто два слова, это вальс для двоих и пение самых прекрасных песен, это то, ради чего существует жизнь, ведь именно это ведет к ее продолжению.

Он рассказал ей историю их встречи и последних двух недель. Она была и напугана, и удивлена, и польщена. Он понравился ей сразу, она не чувствовала от него опасности. Однако, ей было страшно проснуться, ничего не помня, видеть человека, которого она совсем не знает. Она поблагодарила его за подарки и прекрасные цветы. Он положил ей в кровать большого плюшевого медведя, которого она обняла. Косметики на ней, естественно, не было, красота ее была натуральной, неподдельной. Лишь на затылке он заметил выбритый кусок с медицинскими швами, что, по его мнению, ее совсем не портило. Он приходил еще много раз, каждый день. Они лучше узнали друг друга. Полиция выяснила, что у нее не было постоянной работы, но она писала детские книжки время от времени. Они жили в одном квартале, оба в однокомнатных типовых квартирах в многоквартирных домах. Теперь он приносил ей ее собственные книги и читал их для нее вслух. Иногда она вспоминала какие-то развороты сюжета, чаще всего – нет.

– А что ты читал, пока я была в коме? – спросила она его как-то.

– Я читал тебе книгу по истории древних народов – ответил он.

– Тогда понятно, что я очнулась! – засмеялась она – Наверное, я проснулась, не желая больше слушать твою скучную книгу!

Они оба улыбались. Она что-то помнила из древней истории, помнила много книг известных классиков, она была не глупа даже в своей амнезии, но она не помнила историю последнего века и что происходит в современном мире. Он оставлял ее в палате, обнимающей плюшевые игрушки, которые он ей подарил, и встречал ее каждым утром просыпающейся с ними в обнимку. Спустя пару недель телефон Ричарда зазвонил, высветился ее номер. Да, это была она. Ее выписали из больницы. Они могут встретиться на воле.

Встреча их состоялась в местном пабе, недалеко от их домов. Она была в милой вязаной шапочке с ушками, прикрывающей ее еще не заросший затылок. Они сели за отдельный уединенный столик. Конечно, ей еще не рекомендовалось пить алкоголь, но Аманда была упряма. Они взяли пиво, Ричард дополнил его джином и затянулся сигарой. Аманде было очень интересно узнать про устройство современного мира и новейшую историю. Кто мог ей все это объяснить лучше Ричарда?

– Знаешь – сказала она – Сегодня на почту мне пришло письмо, утверждающее, что после аварии мне требуется повторно сдать на право выбора. Что это значит?

– Это значит – отвечал Ричард – Что тебе требуется снова сдать экзамен, позволяющий тебе участвовать в выборах. Нужно доказать твои знания в экономике, политологии, истории, а также подтвердить уровень IQ. В нашей стране это обязательное требование для всех, кто хочет быть допущен к голосованию.

– А почему не могут просто голосовать все?

– Раньше так и было, но теперь допускают только тех людей, которые могут принять грамотное решение, на основе своих знаний в этой области.

– Разве это демократия? – спрашивала она.

– Да, разновидность ее. Ведь в Древней Греции, родине демократии, тоже голосовали не все, только свободные и обеспеченные. Это называлось демократией, пусть и было скорее олигархией. Наша демократия куда справедливее. «Заниматься любым делом должны только профессионалы» – так гласит конституция Федеративого Американского Союза, или сокращенно ФАС.

– Похоже на команду для собаки – недовольно отвечала Аманда.

– Может ты и права – засмеялся Ричард – Но мы все должны доказывать свою компетентность. Будь ты избиратель, сантехник, инженер, историк, или родитель…

– Родитель?

– Да, родители тоже должны сдавать на права по рождению. Родительские права – это как раньше были водительские права, пока машины не стали автоматизированными.

– Это, мягко говоря, странно – ответила Аманда – Почему люди не могут сами завести себе ребенка, если они захотели? Разве наш мир так переполнен?

– Мир – да. Наша страна – нет. В мире и правда перенаселение и ресурсов на всех не хватает. Но это касается неразвитых стран. В нашей стране рождаемость контролируется. Помнишь историю? В 20 веке китайцы тоже контролировали рождаемость, но иначе. У них была политика одного ребенка на семью. Но рожать могли все – это неэффективно и так же приводило к инволюции, то есть вырождению. Мы же должны сдать экзамены по психологии, социологии, педагогике – и только тогда мы получим право на рождение и воспитание ребенка. Это отсеивает всех, кто родит и воспитает недоразвитых людей, «недочеловеков», как их принято называть.

– «Недочеловеков»? – переспросила Аманда – Разве это не термин немецких нацистов из 20 века?

– В общем, да. Но мы используем это не к расе, а к уровню IQ. Это вынужденная мера. В 20 и 21 веках люди плодились бесконтрольно. В результате получилось так, что больше всего потомства давали самые примитивные из них. Те, кто не думал, как он вырастит и воспитает своих детей. Они просто рожали и рожали… А интеллектуально развитые люди занимались наукой, карьерой… Они думали о том, смогут ли они дать своим детям все, что они заслуживают. Таким образом, человечество инволюционировало, передавая гены самых неразвитых из его членов. В середине 21 века проблема интеллектуального упадка стала так велика, что пришлось думать над ее решением, чтобы не потерять человеческий разум. Как, кстати, в наше время произошло в Африке, где неконтролируемая рождаемость привела к тому, что на этом континенте живет половина всех людей на Земле и они стали так неразвиты, что мы уже не относим их к одному с нами виду, пусть даже и можем давать с ними потомство.

– Но разве не это определяет вид?

– Не совсем. Волки и собаки тоже могут дать потомство, которое даже даст свое потомство. Тем не менее, это разные виды. Так же и у нас с африканцами. Дело не в расе. Мы сами стали бы такими же, если бы не ввели экзамены на родительские права.

– Не убедительно. Шпиц и немецкая овчарка тоже обладают разным уровнем интеллекта, однако, это один вид, просто разные породы, то есть расы. Хотя применять это к людям и определять их по «породам» – это уже расизм.

– Ты говоришь так, потому что не помнишь событий последнего времени. «Расизм» – более не ругательство, а научный термин, которым определяют генетические особенности разных человеческих «пород», в том числе интеллектуальные.

– Окей – ответила Аманда – Тогда что делают с теми, кто забеременел, но не сдал на родительские права? Их что, заставляют убить своего ребенка?

– Раньше так и было – ответил Ричард – Но это признали негуманным. Вряд ли по моральным соображениям, хотя политики это именно так и представили. Скорее страна стала проигрывать на мировой арене из-за слишком маленького количества населения. Теперь всех, кто рожает без родительских прав, просто обязывают отдать своего ребенка, которого воспитывает государство и делает из него солдата.

– Это просто ужасно! – воскликнула Аманда.

– Есть такое – согласился Ричард – Но любая система не совершенна. Назови мне совершенную систему и я назову тебя слепым фанатиком.

– Как же свобода людей…

– Свобода, приводящая к исчезанию нашего вида и ресурсов для его жизни? – возразил Ричард – Вряд ли такая свобода работает на будущее. К сожалению, мы не живем в идеальном мире…

– Не живем… – согласилась Аманда – Но как мы к этому пришли?

– О, ты желаешь небольшую лекцию по истории? – спросил воодушевленно и шутливо Ричард.

– Небольшой экскурс мне бы не повредил – ответила улыбчиво Аманда, к удовольствию заядлого историка.

– Что ж… – начал Ричард – … в Америке 21 века борьба за права меньшинств обернулась дискриминацией угнетателей прошлых веков. Белые гетеросексуальные мужчины сами превратились со временем в меньшинство, что позволило недавним меньшинствам самим превратиться в угнетателей. Это называли «положительной дискриминацией»…

– Разве дискриминация может быть положительной? – удивилась Аманда.

– В том то и дело, что нет. Хотя, в нашем обществе тоже существует нечто похожее… По отношению к людям с низким IQ… Но сейчас не об этом – продолжил Ричард – Такие социальные перемены обернулись гражданской войной. Она была кровопролитной, но в ней победило меньшинство белых ультраправых, владеющих оружием и борющихся за свою свободу. Знаешь, все эти ребята с пушками из Вайоминга и Висконсина на севере и Техаса с Нью-Мексико на юге. У левых угнетателей, исповедовавших троцкистское крыло марксизма, опирающихся на организации, защищающие права расовых и сексуальных меньшинств, которые стали большинством, были союзники в Канаде, которую, после победы внутри бывших США, присоединили к ФАС. И началось переустройство новой огромной страны, ставшей самой большой страной в мире…

– Но ведь ультраправые – это нацисты. То, о чем ты говоришь – это не нацизм. Нацисты пропагандируют диктатуру, а не выборную демократию, они за бесконтрольную, максимальную рождаемость, а не ограничение ее…

– Это все немецкая идея – отвечал Ричард – Нацизм это, или фашизм – основная идея в традиционализме. А значит, они будут строить свое традиционное общество, которое нужно в их стране, в их время. Ты слышала про партию Геерта Вилдерса в 20 веке в бывших Нидерландах, в Европейском Союзе, как раньше назывался Европейский Халифат Исламских Государств? Они были ультраправые, но они боролись за европейские свободы, в том числе равенство для женщин и однополые браки. Нацисты они были или нет, но они боролись за свои ценности, против чужаков. Это были не те же ценности, что у гитлеровской Германии. Так были ли они нацисты? Говорили, что да.

Ричарду было очень приятно говорить с пьяну, во хмелю пива и джина, куря свои любимые сигары, с женщиной. Красивой женщиной! Которой было интересно, которая имела свое мнение, пусть и не помнила элементарных событий и правил современности.

– Я видела солдат, видела полицейских в нашей стране… Их нашивки, их жетоны… На них красуется свастика… – с отвращением говорила Аманда.

– Как и в древнейших индийских храмах – отвечал Ричард – как и на паркете парижского Лувра… Символы не виноваты в том, как их используют злодеи в том, или ином времени. Виноваты сами злодеи. Во всех своих начинаниях. Какими бы благими и высокоморальными эти начинания им ни казались. Будь то спасение Европы от евреев Холокостом или уничтожение исламской Францией древнегреческих статуй в Лувре, из-за того, что они изображали языческих богов и были нагими, обнажая свои гениталии перед посетителями музея.

– Исламская Франция? Я думала она светская, в худшем случае католическая…

– Ты была крайне образованна до амнезии, Аманда – сказал Ричард, выпивая очередной стакан чистого джина со льдом, уже оставивший пиво, которое продолжала тянуть его спутница – Ты помнишь очень старую историю, которая сейчас уже не актуальна. Да, Франция, как и вся Европа, действительно была такой. Знаешь, парадокс свободы в том, что она всегда ведет к ее отсутствию. Чем больше мы пытаемся достичь свободы и демократии – тем больше мы ее теряем. Свобода позволяет подняться тем, кто ее не достоин. Они пользуются этим. Так было всегда. В Пелопонесской войне свобода не сыграла на руку Афинам. В войне с Турцией свобода не сыграла на руку грекам. Стремление к свободе не сыграло на руку французам в 1789, пока их революцию не прервала диктатура Наполеона и Июльская монархия, которая дала путь медленно развивающейся свободе французской республики, проигравшей войну 1871 года несвободной Германии. Свобода февральской революции в России привела к приходу к власти самой несвободной из всех систем, которые когда-либо существовали в такой несвободной стране, как Россия. Свобода Европейского Союза тоже привела к власти самых несвободных сил, которые получили свободу самовыражения, политической деятельности и разрастанию своего влияния. Неотроцкисты, заседающие в Европарламенте, получили возможность получить всю власть с помощью исламского электората и перестроить общество под себя. Коренные жители Европы плодились преимущественно в самых неразвитых семьях, с самым низким социальным статусом, а большинство рожденных детей были потомками недавних мигрантов. В странах бывшего Советского Союза была похожая тенденция. Новые поколения детей рождались в семьях пьющих, употребляющих наркотики, бьющих своих детей, не занимающихся их воспитанием. Такая свобода привела к их вырождению, как мы говорим. Европа стала исламским халифатом, коренные жители стали меньшинством, подчиненным законам шариата. Даже нефтяные государства Ближнего Востока куда богаче и развитее Европы, не обладающей ресурсами и не способной более производить высококачественные товары. Европа погрязла в беспорядках и нищете.

– Но как же великая европейская культура, соборы, дворцы? – поражалась Аманда.

– Соборы перестроены в мечети, во дворцах живет местная мусульманская элита. Ты не попадешь больше в Версаль или Фонтенбло на экскурсию или прогулку. Ты больше не покормишь уток и лебедей в их прудах, не полежишь на траве их полян. Все это либо закрыто, либо разрушено.

– И альтернатива тому лишь наш американский нацизм?

– Это не нацизм, это америкацизм – так мы это назвали. И ведь есть еще страны Азии…

– Что же в них?

– Жесткая азиатская иерархия. Во главе самые умные и энергичные члены их общества. Они творят науку, историю, управляют страной и производством. Основная масса народа – это те, кто работают на них за миску риса всю свою жизнь.

– Звучит еще хуже.

– Да, оно и есть еще хуже. Но каждый народ выбирает свой путь. Это тоже свобода.

– Ты говоришь так, будто свобода – это что-то плохое.

– Нет, не плохое – отвечал Ричард задумчиво – Просто эфемерное, несуществующие. Свобода – это миф, придуманный идеологами и пропагандистами, чтобы заставить людей жить по своим правилам, думая, что делают они это для себя, а не для других, власть имущих.

– Тогда свобода – это обман для человеческих масс, дарующий им надежду…

– Полезную надежду… Свобода для политиков – это тоже, что рай для священников. Позволяет заставить людей что-то делать для апологетов этой теории. Выгода в этом для ее апологетов. У ее адептов тоже есть своя выгода – та же самая надежда, уже смысл их существования. Им так легче.

– И все в выгоде…

– Все в выгоде… – повторил за Амандой Ричард – Такова человеческая сущность.

– Но знаешь – продолжала Аманда – Все же использовать символику, под которой убивали миллионы ни в чем не повинных людей… Это уже означает ассоциировать себя с убийцами. Можно сколько угодно говорить, что ты нацист или коммунист другого толка, а твоя свастика или серп и молот означают уже другое, но ни один нацист и коммунист «другого толка» никогда не является противником Гитлера или Ленина, соответственно. Это всего лишь отговорки, они все равно их последователи.

– И тут ты права – ответил Ричард – В нашей стране не порицают Гитлера, его идеи считают неверными, ибо устаревшими. Для нашего времени, но не для его… Люди всегда восхищаются завоевателями, пусть они и убили миллионы – так нам важен альфа-самец. Люди в 21 веке уже восхищались Наполеоном – величайшим агрессором 19 века. Так ли странно, что в нашей стране, в веке 22, многие восхищаются величайшим агрессором века двадцатого?

– Надеюсь, что в ФАС не убивают евреев?

– Конечно же нет! Никого не убивают за его национальность или религию. Однако, ты видела хотя бы одного чернокожего?

– Не припомню…

– Потому что их нет. Во время гражданской войны их истребили, как угнетателей – любая революция ведет к истреблению тех элементов, которые для нее опасны. Так было всегда.

– Это чудовищно! А как же чернокожие из других стран?

– Их просто не пустят на территорию ФАС. Так же, как и большинство других национальностей.

– Тогда ФАС не сильно отличается от гитлеровской Германии – возмущенно заключила Аманда – У нас тоже был свой Холокост.

– Был – согласился Ричард – А в России и Франции был Холокост дворян. Да и первый ли это Холокост в нашей истории? В то время, как немцы уничтожали 6 миллионов евреев, разве наши самолеты не уничтожали мирное население немецких городов подчистую? Думаешь, массированные бомбардировки городов Германии самолетами США и Британии убили намного меньше, чем 6 миллионов? Да и все ли тут дело в цифрах, когда мы говорим про человеческие жизни? Или дело больше в самом принципе нанесения зла, низвержения морали?

– Хорошо, что ты хотя бы признаешь злом и то, и другое – сказала Аманда.

– Я признаю злом весь наш вид, да и не только наш. Вся природа на нашей планете пропитана жестокостью – заключил Ричард.