Текст книги "Путешествия майора Пронина"

Первый выстрел

Нет лучшего способа, чтобы почувствовать дух города и получше узнать древнюю цивилизацию, чем поход на базар и в цирюльню. На следующий день после знакомства с семейством Исфандияри Пронин с утра решился на одинокий променад. Без Альвареса и без посольских. В Москве он иногда брился в парикмахерской, но чаще – самостоятельно, старенькой опасной бритвой «Золинген», которую добыл в качестве трофея ещё в Первую мировую. Она служила ему и в командировках. Но сегодня с утра он только принял ванну – и не побрился. Таким и явился в базарные ряды. Фрукты и овощи его мало интересовали – их и так в Иране повсюду полно. Его привлекали старинные медные лампы и кувшины – на все вкусы, как в восточных сказках. Он немного понаблюдал, как персы торгуются, упоминая риалы и туманы, купил со скуки медную безделушку – небольшое изображение тигра. А потом немного побродил по городу – и нашел цирюльню, старую тегеранскую парикмахерскую. Там пахло паром и чем-то сладким. Цирюльник замахал руками, предлагая Пронину зайти в кабину и занять место на удобном лежаке, который покрыли свежей простыней. Жарковато было в этой цирюльне! Пронин разделся до майки и трусов и лёг. Перс лет сорока принялся ловко натачивать старую бритву – огромную, кривую, как сабля, видимо, местного производства. Чекист невольно подумал: «Одно неверное движение – и конец. Что напишут в газетах? Торговый представитель Совнаркома погиб в тегеранской цирюльне. Хорошая завязка для анекдота». Цирюльник чиркнул спичкой – и заработала его печка, на которой кипятились влажные полотенца, вроде нашенских вафельных. Он стал отпаривать лицо и шею клиента, накладывая на него горячие мокрые полотенца. Пронин почувствовал себя, как в парной, на полке. Пользоваться мылом цирюльник не собирался. Брил на пару и только на пару. Когда клиент, как сказали бы у нас, дошёл до кондиции, иранец начал аккуратно брить Пронину шею, щёки, подбородок… Действовал он спокойно, уверенно. Да и пар делал своё дело. Иван Николаевич не ощущал никакого дискомфорта – как будто его намылили. Цирюльник подставил ему зеркало. Пронин кивнул, мол, всё хорошо. Тогда мастер указал ему на свои волосы – темно-рыжие, аккуратно подкрашенные хной. Пронин замотал головой и громко произнес: «Нет, нет!» И, оставшись седовато-русым, щедро расплатился и вышел на улицу. Замечательно! Он прочувствовал, что такое старый Тегеран, попробовал его на вкус и на запах.

Побродив по Тегерану, он зашел к Эве и её дочерям. Они славно устроились в отдаленных чертогах огромного дворцового комплекса. Гостиная сверкала золотом, три спальни были оформлены в серебряных тонах. Пронин застал Эву за скучным делом: сидя за письменным столом, она разбиралась в финансовых счетах, что-то записывая в специальный кондуит. Но обрадовалась визиту русского друга и отбросила это скучное занятие.

– Знаете, Иван Николаевич, я именно вас ждала. А то навалилась рутина. Война… Приходится внимательно подсчитывать расходы. – Ей доставляло ностальгические удовольствие называть его по имени и отчеству – в истинно русском духе.

– Надеюсь, и доходы не переводятся? – шутливо спросил Пронин, усаживаясь в кресло, на которое ему изящным движением руки указала Эва.

Она не стала жаловаться:

– В Аргентине умер мой дядя. Известный инженер-кораблестроитель. Он там сколотил миллионное состояние. Жил одиноко, остались только племянники. Так что кое-что мне причитается, – устроившись на диване, Эва сложила в замочек свои длинные пальцы.

– Да, вы рассказывали, что скоро отправляетесь в долгое морское путешествие. Надеюсь, оно будет благоприятным.

– Ах, Иван Николаевич, я всегда мечтала о настоящем семейном большом доме, а полжизни провела в путешествиях.

– Вы еще так молоды, госпожа Исфандияри. Большой дом – это ваше будущее. Поверьте торговому человеку, мы недурно умеем предсказывать.

– Торговым людям не верю нисколько. А лично вам, Иван Николаевич, верю без оговорок. Вы надежный человек. Я давно таких не встречала.

– Просто нас с вами многое объединяет. И прежде всего – Россия.

Эва улыбнулась, ее зеленые глаза заискрились.

– Завтра у меня с утра – пресс-конференция, рассказ о советской культурной программе. А ближе к вечеру – иранская премьера русского цирка. Очень хотел бы видеть всех вас на этом представлении…

Ни Сурия, ни Арзу так и не появились в гостиной. Но во время разговора с Эвой Пронин иногда слышал их голоса: девушки азартно «резались» в нарды.

Настал день, когда Пронину пришлось представлять в Тегеране обширную культурную программу, которая вызывала ажиотажный интерес и среди офицеров-союзников. Ведь о русском балете и цирке ходили легенды! Кроме мастеров классического танца, акробатов и джигитов Пронин привез в Иран и программу советских фильмов – и довоенных, и фронтовых. «Чапаев», «Цирк», «Два бойца» – там были фильмы на все вкусы. И даже песни, которые в них звучали, быстро стали популярными в Иране. Их напевали американские офицеры, охранявшие железную дорогу, и чопорные британцы. Их на свой лад пели в ресторанах иранцы, добавляя к советским мелодиям восточные рулады.

Для циркового представления русских гостей по приказу шаха выстроили грандиозную временную арену с ложей для монарха и его приближенных. Советские музыканты услаждали слух собравшихся бравурными маршами.

Еще в фойе Пронин встретил троицу Исфандияри. Он приветствовал их с нарочитым почтением. Всем перецеловал руки, низко кланяясь. Громко восхищался их красотой и молодостью, не делая исключения для матери… В буфете угостил их отменным советским лимонадом, а потом усадил на почетное место в первом ряду.

– Здесь вы почувствуете себя прямо на арене. Учтите, будет немного страшно!

У Сурии загорелись глаза.

– И дикие животные будут?

– Несомненно. В одном шаге от вас. Правда, в целях безопасности, во время аттракциона со львами зал отделят от арены железной сеткой.

– В крайнем случае, Сурия распугает всех львов, – сказала Арзу.

Сам Пронин сел на втором ряду, напротив ложи. Рядом с ним оказался подполковник Курпатов – один из самых авторитетных командиров шахской казачьей бригады. Напротив них расположилась Эва с дочерями. Ну, а шах – конечно, за занавеской, рядом с Эрнстом Пероном – своим давним другом, которые в последние месяцы стал негласным главой иранского правительства. Перон наблюдал за цирковыми номерами почти равнодушно. Иногда даже поглядывал на часы, всем своим видом показывая, что у него есть и более важные дела, но по законам гостеприимства он вынужден присутствовать и на таких представлениях. Ведь Советский Союз – это не только северный сосед, но и страна, положившая предел завоевательным амбициям германского фюрера…

Основа любого цирка – это конные номера. И джигитовка, которую показали советские наездники, не раз заставила публику охать и рукоплескать. Пару раз поаплодировал даже Курпатов. В конце выступления он достал из кармана флягу, протянул ее Пронину: «Хотите? За знакомство, по-армейски. Я вижу, что вы не только торговый туз… Небось воевал во Вторую Отечественную?» Пронин молча взял флягу, глотнул: «За знакомство!» И только после долгой паузы добавил: «Воевал. В Галиции был». Они разговорились, краем глаза поглядывая на представление.

– Когда-то я тоже так умел. На соревнованиях императорские призы брал. Так что джигитовкой меня не удивишь. Это в России давно культивировали. И казаки, и горцы. Но я рад, что наши традиции не забыты и под красным знаменем…

– Сейчас красное казачество сражается с гитлеровцами… – Пронин пытался прощупать его настроение.

– Я никогда не любил немцев. В отличие от Краснова, в отличие от старшего Пехлеви. Ведь я хорошо знал их обоих. Россия и Германия – два медведя, мы всегда будем царапать друг друга. Немец может стать русским. Но дружбы между нашими странами не будет.

Ирина Бугримова показывала свой уникальный номер со львами. Грозные животные, подчиняясь командам очаровательной женщины, прыгали в горящий обруч.

– А вот такого у нас не было, – сказал Курпатов. – Это действительно советское чудо. Умеете вы удивлять мир. То Чкаловым, то Сталинградом.

– Умеем, – улыбнулся Пронин.

– Вы поглядите на нашего шаха.

– А что такое?

– Я знаю его с детства. Если он так смотрит на женщину – завтра, крайний срок – послезавтра, она будет в его покоях. Или он – в её почивальне. Это неизбежность. Так что, если у Бугримовой имеется муж – какой-нибудь акробат или силач – рекомендую ему поскорее застрелиться.

– Не те времена, господин подполковник. В наше время всё происходит тише и циничнее.

– А вот тут соглашусь. Но насчет шаха и этой укротительницы готов держать пари.

– А я, представьте, и не стану с вами спорить.

Мохаммед – стройный, да еще и затянутый в корсет, выставил на всеобщее обозрение свой массивный перстень с бриллиантом и неотрывно смотрел на Бугримову, слегка приоткрыв рот. Глаза его горели – и, казалось, их лучи пересекаются с лучами, исходившими от перстня. Его спутник – такой же стройный и молодой – поглядывал на своего шаха с иронией. Всё это было отлично видно и Пронину, и Курпатову. А публика даже не смотрела на шаха – почти все были захвачены тем, что выделывали на арене львы Бугримовой. Да и сама дрессировщица производила сильное впечатление. Очаровательная брюнетка с яркими карими глазами явно ощущала себя королевой зверей. Облегающий костюм подчеркивал ее женственную, но крепкую фигуру.

– Вы знаете, Иван Николаевич, лет сорок назад наш есаул говаривал: «Служба – первое дело, бабы – пятое». Наш шахиншах, увы, не следует этому старому казачьему правилу. Склонен к излишествам. В этом смысле он не уступит Александру Македонскому. Да-да, вы правильно меня поняли. Правда, наш шалун не мечтает завоевать весь мир… – грустно рассуждал Курпатов. – А вы мне понравились. Надеюсь видеть вас у себя в любое время. У нас русский стол, сестру мне удалось вывезти из Новочеркасска в 1920-м. Она настоящая мастерица кулинарных дел. Профессор кислых щей, без всякой иронии. Я даже хотел русский ресторан открыть, денег всё никак не соберу. – Он протянул Пронину визитную карточку – там все было указано и на фарси, и на русском.

Пронин ответил тем же: «А у меня тут просторный дом, хотя и временный. Жду вас в гости. У меня есть настоящая «Столичная» из Москвы и чёрный хлеб».

Когда выступления конники ускакали куда-то за пределы цирковой арены – в центре внимания оказались клоуны. Они открывали и завершали программу. Пронин поклонился Курпатову и отправился в кулуары. Он издалека заметил Альвареса. Тот бурно жестикулировал, о чем-то рассказывая персам из шахской свиты. Пронин с утра отпустил его в свободное плавание – и общительный испанец, видимо, быстро освоился в высших кругах Тегерана. Чуть поодаль от этой компании стоял кряжистый джентльмен в шляпе, в очках, с седыми усами. Он в упор глядел на Пронина. Старый друг? Или недруг? Потом этот человек сделал несколько шагов навстречу Ивану Николаевичу, протянул ему руку:

– Менахем Коэн. В прошлой жизни – Михаил Моисеевич Коган, гражданин свободной Одессы и потомственный купец 3-й гильдии.

– Пронин Иван Николаевич, торговый представитель Совнаркома.

О Коэне он, конечно, слыхал – и даже собирался посетить его вечеринку. Миллионер, знаменитый торговец коврами, он способствовал свержению Резы Пехлеви и даже в начале войны выделил 50 тысяч фунтов стерлингов в фонд поддержки Красной армии – сумму, по меркам его бизнеса, достаточно скромную, но все-таки вескую.

– Благодарны вам, Михаил Моисеевич, за поддержку в трудном 41-м году.

– А я всю жизнь буду благодарен Красной Армии. Только вы и научились воевать с Гитлером по-настоящему. А он хочет уничтожить мой род… Готов с вами сотрудничать и в будущем. А сегодня, к 21:00 приглашаю вас в мой дом. Будет большой прием по случаю таки двадцатилетия моего сына и наследника. Увидите все тайны тегеранского двора, – Коэн подмигнул Пронину. – Соберется компания весьма интернациональная. Как вы, советские, любите.

– Благодарю за приглашение, Михаил Моисеевич, обязательно загляну. Если вы не против – вместе с испанским коллегой.

– Какие могут быть возражения?

Особняк Коэна спрятался среди высоких деревьев, у подножия горы, на окраине Тегерана. Он предпочитал тишину и спокойствие. У ворот в сад к Пронину и Альваресу подбежал один из помощников торгового туза.

– Давно вас ждем. Почти все уже собрались, – сказал он на чистом русском. И они по асфальтированной дороге направились к парадному входу.

– Мистер Пронин! – и Альварес, и Иван Николаевич обернулись на чей-то веселый крик. К ним приближался высокий плечистый человек в клетчатом костюме, с дымящейся трубкой в руке.

– Меня зовут Майкл Дэй. Корреспондент газеты «Дейли телеграф» и, надеюсь, ваш друг по гроб жизни – так ведь говорят русские?

Пронин протянул ему руку.

– Я знал русских еще в Испании! Храбрые парни, настоящие солдаты! И ваши военные журналисты – настоящие солдаты. Когда-нибудь я напишу книгу о подвигах Красной армии, громившей фашистов по всему миру. А сейчас прошу вас о небольшом интервью.

Пронин пожал плечами:

– Я не против, но вряд ли моя персона заинтересует широкую аудиторию вашей газеты.

– Что вы, для нас любой русский – это фигура при-тя-га-тель-ная, – он с трудом произносил длинные русские слова.

– Тогда прошу – только три вопроса. И краткость ответов с моей стороны.

– С чем вы прибыли в Тегеран? – американец достал блокнот, быстро стал конспектировать ответ Пронина.

– У наших стран вот уже с 1927 года обширные торговые связи. Моя задача – закрепить их при новом шахе. И я надеюсь, несмотря на войну, дело у нас пойдет энергично. Ведь мы смотрим в будущее! Нефть, шерсть, хлеб – это вечные ценности. Есть у нас идея и больших совместных строительных проектов. Военного и гражданского назначения.

– Сколько продлится война после Сталинграда?

– Думаю, через год вы вытесним врага за пределы Советского Союза. А еще через полгода встретимся с союзниками в Берлине. Но Третий Рейх – опасный и жестокий противник. В этой войне ни на минуту нельзя преувеличивать свои силы. И вообще предсказывать будущее можно только с большой долей условности.

Американец энергично закивал.

– И третий, пока последний вопрос. Как вы оцениваете перспективы антигитлеровской коалиции. Вас не смущает, что в наших странах – различный социальный строй?

– Я уверен, что и наши руководители, и наши военные в годы испытаний научились находить общий язык. У нас есть общий враг. Враг всего человечества. На сегодняшний день это – главное.

Пока они беседовали, Альварес уже раскланялся с Коэном, выпил бокал вина за здоровье его сына и включился в шумный разговор молодых иранских купцов.

Публика в доме магната собралась действительно блистательная. Вся военная и деловая элита Тегерана, представители Британии, Штатов и Советского Союза, какие-то персоны в национальных персидских костюмах…

Сразу было видно, что Иран – страна светская. Дам на приеме оказалось немного, но они участвовали в фуршете наравне с мужчинами. Альварес быстро подошел к Пронину:

– С вами хотят познакомиться. По-моему, это важно.

Он с улыбкой подвел Пронина к статной женщине лет тридцати, в лице которой сразу угадывались шахские черты. Вокруг нее толпилась свита – две дамы и четверо офицеров.

– Иван Николаевич Пронин, торговый представитель Совнаркома.

Пронин поклонился.

– Ее высочество Шамс Пехлеви, – представил даму один из ее приближенных.

«Старшая сестра!» – шепнул Альварес Пронину, как будто чекист сам не знал, кто есть кто в шахской семье.

– Я рада поднять бокал за дружбу двух великих народов – русского и иранского! Наши народы не раз воевали, но всегда уважали друг друга.

– Мы всегда были и останемся неплохими соседями. И торговли в нашей истории было гораздо больше, чем кровопролития, – продолжил Пронин, поднимая бокал.

Принцесса улыбнулась. Она отлично понимала по-русски. Пронин улыбнулся в ответ. Шамс сделала несколько шагов ему навстречу и добавила доверительным тоном:

– У нас не любят англичан. Они ведут себя на Востоке как колонизаторы. Американцы вообще ничего не понимают в наших делах. Вы, русские, другое дело. Мы по-разному смотрим на вопросы религии и политики, но у нас есть душа. Это объединяет. Я уверена, пока мой брат на шахском троне, наши народы никогда не будут враждовать. И желаю успеха вашей миссии.

– Мой успех в Иране целиком зависит от планов вашей семьи, – ответил Пронин, подыскивая галантные слова.

– Они вас не разочаруют. Не забывайте: мы все говорим по-русски гораздо чаще, чем по-английски.

Иван Николаевич, конечно, заметил, что за их беседой следят – без преувеличения тысячи глаз. И его статус в глазах персидской элиты сейчас вырос почти, как репутация Красной армии после окружения Паулюса в Сталинграде.

К нему сразу подбежал знакомиться маститый тегеранский купец в элегантном европейском костюме.

Принцесса отплыла куда-то вглубь зала.

На небольшой эстраде играл еврейский ансамбль. Вдруг песня прервалась. К микрофону подошел сам Коэн с бокалом в руке:

– За моего сына! За расцвет нашего дела в Иране и по всему миру! За мир в этой древней, прекрасной стране! И за полный крах Гитлера! Если выпьем до дна – всё это сбудется, господа!

Многие, в том числе Пронин, высоко подняли свои бокалы и поддержали тост хозяина.

Но гостей было слишком много, чтобы все следовали одной программе. Прием уже перешел в хаотическую стадию. Оркестр принялся начал играть залихватские мелодии – но их почти не было слышно, так темпераментно общались гости Коэна.

Пронин проглотил тарталетку с черной икрой – традиционное угощение здешних мест. И тут его спасло натренированное чутье. Опыт старого солдата. Он вовремя присел – прямо с бокалом в руке – и выстрел пролетел над ним. Тут же упал замертво официант, державший блюдо с тарталетками. Пронин выхватил взглядом стрелка. Его уже схватили охранники. Явно перс, скорее всего штатский.

К Пронину тут же подошел важный, насупленный полковник полиции – главный сыскарь Тегерана.

– Господин Пронин, приносим наши извинения за столь позорный инцидент. Заверяю вас, что расследование пройдет объективно и при участии советской стороны. Его мы казним. А тех, кто стоит за ним, если такие найдутся – выведем на чистую воду. Гарантирую вам это как нашему высокому гостю.

Сзади Пронина обнял Коэн:

– Вас не задели? Ах, какой стыд. Какой ужас и позор на мои седины.

– Война, Михаил Моисеевич.

– Да, война. Но не в моем же доме? Какие дикари! Простите меня. А в знак моего почтения прошу принять вот этот старинный персидский ковер из коллекции недавно умершего шахского генерала, – Коэн щелкнул пальцами, и его помощники поднесли к Пронину это чудо рукотворного искусства.

Про официанта никто и не вспоминал. Его тут же унесли в сад. Кровь вытерли с паркета. Фельдшер констатировал смерть. Никто не принес соболезнований его родственникам… Восток есть Восток, кастовость здесь царит не только в Индии.

К Пронину подлетели Эва, Арзу и Сурия – легкие, празднично одетые, сверкающие бриллиантами.

– Вы не ранены? – спросила Эва, заглядывая ему в глаза как врач. – Вам нужна немедленная помощь!

– Спасибо, мне уже помогли.

Пронин быстро пришёл в себя и затеял с Эвой вполне светский, ни к чему не обязывающий разговор. Поздним вечером в доме Коэна ожидали самого шаха – и тут уж не стоило медлить. Нужно было представлять «товар лицом». Две его пташки уже о чем-то весело щебетали со своими помощниками: они пока еще стеснялись новых знакомых и держались скромно, в сторонке. Хотя гостеприимный старик Коэн, обходивший с бокалом шампанского всех гостей, раза два подходил к ним и пытался затеять разговор. Они скромничали: младшая дочь известного персидского дипломата Халила Исфандияри Сурия и старшая – Арзу. Обе они были настоящими красавицами – сплав иранской и немецкой крови придавал им тонкое очарование. Правда, Сурия казалась еще немного по-детски угловатой. А Арзу просто можно было снимать в любом голливудском фильме в роли дивы. Успех был бы гарантирован – даже если бы она просто молча стояла в кадре.

Они долго жили в Европе и не были представлены молодому шаху… Зато их обеих с раннего детства знал его отец – могущественный Реза Пехлеви. Наверняка Мохаммед время от времени проявлял интерес к их персонам: такие невесты всегда на особом счету.

Вот уже появились офицеры шахской охраны – в белых мундирах, с золотыми аксельбантами. Тут были и казаки, любимцы семейства Пехлеви, и представители старой персидской гвардии.

Быстрыми шагами в зал вошёл шах в сопровождении седовласого грузного генерала. Все застыли в низком поклоне. Поклонился и Пронин: традиции приходится чтить, даже когда они непривычны. Хотя и у нас до 1917 года всё это было… Когда шах в ответ приветственно поднял руку – к нему резво подскочил Коэн.

– Рад приветствовать ваше величество!

– Здравствуйте, господин Коэн, – шах вальяжно улыбнулся. Генерал тоже поприветствовал торговца.

– Спасибо, что почтили мой скромный праздник.

– В моей семье принято ценить старых друзей. А вы сделали много полезного для Ирана. Это не забывается. Я же знаю, кто у нас платит самые большие налоги, кто, как меценат, бескорыстно заботится о музеях и дает взносы в фонд нашей армии. Вы создали себе репутацию благими делами.

Коэн снова поклонился, но уже не столь низко.

– Моему сыну сегодня исполнилось двадцать лет. Я был бы счастлив, если бы вы сказали ему напутственное слово. Он запомнит его на всю жизнь.

Сынок оказался под боком у отца. Шах обнял его, поцеловал в лоб. Потом достал из кармана бархатную коробочку – и протянул её молодому Коэну:

– Это твой первый юбилей, запомни его надолго. Иди дорогой отца. В этом будет залог твоего успеха. И всегда можешь рассчитывать на помощь моего правительства. Наша страна многим обязана свободной торговле. Религиозные предрассудки прошлого для нас не столь важны…

– Я благодарен вам и за это, ваше величество. Вы за считанные недели превратили Иран в истинно европейскую страну.

Мохаммед улыбнулся:

– Да, Европа сама пришла к нам. Вроде бы это были непрошеные гости – а оказались желанными. И они спасут нашу страну от разорения и поражения, в которое втянул бы нас союз с Германией. Ведь этот Гитлер… Он просто безумен!

И тут Коэн понял, что может быть полезен советскому гостю.

– Вы уже знакомы с господином Прониным? У него, кажется, есть какой-то сюрприз для вас.

– Советский торговый представитель? Да, мне докладывали.

Коэн подвел шаха к Пронину, который уже стоял наготове, в окружении двух сестер.

– Господин Пронин! Очень рад вас видеть! В нашей стране сейчас немало советских офицеров и дипломатов, но о вас мне рассказывали как о необыкновенном человеке. Вы ведь хорошо знаете советский Восток…

– О, да, ваше величество. И я счастлив познакомиться с жемчужиной Востока – с вашей славной столицей.

– Вижу, что у вас хорошие гиды, – шах открыто и, по восточным меркам даже нахально, рассматривал Арзу. – И прошу вас представить меня им.

– Их величество, шах Ирана Мохаммед-Реза Пехлеви, могущественный монарх, большой друг и союзник Советского Союза!

– Всё точно, – Мохаммед улыбнулся.

– А это дочери верного слуги вашего величества, Халила Исфандияри. Он сейчас трудится на благо Ирана в Швейцарии, а я рад представить вам его дочерей. Это красавица Арзу. А это юная Сурия.

Девушки поклонились – по-европейски кокетливо. Сразу видно было, что они учились в Германии и Швейцарии…

– Я очень люблю Швейцарию. Тоже учился там. Замечательная страна. Там все идеально – начиная с часов и заканчивая действиями полиции. Нам многое нужно у них перенять, не так ли?

Сурия бойко заговорила:

– А мне там было скучно. Слишком уж всё предсказуемо, по порядку. Маловато безумия! А без него, на мой взгляд, жизнь пресна.

– Браво! – сказал шах. Улыбнулся и пошел приветствовать других гостей. На Сурию он, кажется, даже не поглядел. А, может быть, наоборот, боялся обнаружить свой интерес к ней?

Про выстрел и арест террориста шаху сообщать не стали: к чему омрачать праздник? Но его охранники всё уже выведали у прислуги Коэна. Лица офицеров помрачнели. Так заканчивался праздник. Уже глубокой ночью Коэн устроил роскошный фейерверк в саду. Пронин постарался встать рядом с шахом, тихонько подталкивая к нему сестричек. В конце концов шах подхватил Арзу, и они вдвоем, рядышком сели на скамейку. Никто не решался беспокоить монарха в эти минуты. Охранники стояли поодаль. Да и Пронин не досаждал молодому шаху своим близким присутствием…

Даже издалека торговый представитель Совнаркома заметил, что Пехлеви и Арзу весело смеются, обсуждая это зрелище. Когда подали мясо, старшая сестрёнка снова оказалась рядом с шахом. Он торжественно подцепил вилкой из жаркого огромную кость и сказал:

– Мозговая! Мой отец всегда говорил: «Ешь мозговую кость – станешь умнее. И зубы будут крепче, и мысли мудрее.

Арзу кокетливо засмеялась.

Операция начиналась вполне благополучно… Может быть, даже слишком благополучно. Пронин даже почти забыл о шальном выстреле, который мог поставить точку в его жизни. К нему подошла Эва.

– Шах нагловат, не правда ли? Я слышала, что он уже прислал несколько букетов этой вашей укротительнице. Но поселили нас неплохо. По крайней мере не как бедных родственников. Но я надеюсь на вас. Помните наш договор?

– Горжусь вашим доверием.