Текст книги "Аура"

Артем Барановский
Аура

© Артем Барановский, текст, 2020

© Де’Либри, издание, оформление, 2021

Пролог

– Господи, что там? Почему так больно!? – сквозь зубы прошипел мой друг. – Скажи, что там! – Он не мог поднять головы, но судорожно, насколько хватало длины рук, ощупывал сломанную ногу. – Там все дерьмово?

Я оторвал взгляд от бетонных обломков, лежащих в подъезде, и глянул на него. Болезненно бледное лицо, скорчившееся от боли, бегающие глаза, жадно оглядывающие поросший деревьями и кустарником дворик и стену дома, возле которой мы сидели. Капли пота с его висков текли вниз по щекам.

– Что ты молчишь, скажи что-нибудь. – Он сделал попытку пошевелить ногой и заверещал от боли.

Поверх его порванной штанины была повязана моя арафатка, которую я около десяти минут назад обернул вокруг ноги друга. Привычный черно-белый орнамент платка был запачкан кровью, а на наружной стороне голеностопа, обращенной ко мне, отчетливо угадывалась выпуклость – сломанная кость торчала у него прямо из ноги.

– Твою мать, ты…

– Не переживай, все не так плохо. Будешь пить? Тут осталось немного воды. – Я, не дожидаясь его ответа, отвернул крышку бутылки, заполненной водой примерно на треть. Достал две таблетки анальгина из внутреннего кармана куртки. Последние несколько месяцев у меня были частые головные боли, что я связывал с общим переутомлением, поэтому элементарные обезболивающие всегда были при мне. Черные от грязи пальцы пачкали белую бумажную упаковку. Надорвал, извлек две таблетки: – Вот, держи.

Я приподнял голову друга, дал ему сделать несколько глотков из бутылки. Затем поставил бутылку рядом, показал две таблетки и протянул на ладони к его рту:

– Разгрызи.

Он посмотрел на меня. «Что это?» – читалось в его глазах.

– Грызи, будет легче. Он взял таблетки с моей руки и через мгновение я, держа его за затылок, почувствовал вибрацию челюстей, раскусывающих лекарство.

Я снова взял бутылку в руки и дал ему допить ее. Он побултыхал воду во рту и проглотил. Затем аккуратно опустил голову на кусок древесной плиты, которую я ранее подложил ему на манер подголовника, чтобы она не запрокидывалась.

– У меня в кармане…

– Что там?

Друг сунул руку в карман и достал оттуда фрагменты своего сломанного телефона. Вместе с тем, что осталось от него, он вытащил из кармана пластмассовое и стеклянное крошево, которое некогда было корпусом и экраном смартфона. Сквозь множественные трещины проглядывалась электронная плата устройства.

– Да, теперь с фото будут проблемы, – хихикнул я, хоть как-то пытаясь отвлечь его от боли.

Друг сдавленно ухмыльнулся:

– Ничего, тогда сфоткаем на твой…

Я сунул руку в карман. Пусто.

– Я так не думаю. Мой наверху.

– М-да… И что теперь?

– Ребята вернутся с чем-то вроде носилок.

– Ага, носилок… Здесь? – Он закашлялся.

Кашлял влажно, с каким-то хрустом и было видно, что каждое его движение отдавалось болью в ноге. Каждый раз он стискивал зубы от боли.

Я аккуратно перевернул его на бок.

– Тише. Нас могут услышать, – прошептал я ему на ухо. – Дыши глубже. Глубже.

С полминуты он пытался раздышаться. Я было подумал, а не ушиб ли он еще и легкие при падении? Вскоре дыхание друга стало более спокойным. Поднимая голову, я огляделся. Тишину жаркого августовского дня нарушало бесконечное стрекотание в траве и нечастые порывы ветра поблизости. Еще какие-то двадцать пять с лишним лет назад место, где мы находились, можно было назвать придомовым двориком. Сейчас же мы сидели под козырьком подъезда потрескавшегося коричнево-серого девятиэтажного здания.

Несколько ступеней, ведущих к подъезду, давно разрушились: от них осталось лишь мелкое каменное крошево, разбросанное посреди ржавых прутьев-оснований. Козырек над входом в дом частично обвалился и покосился, а из трещин в асфальте около дома давно росли деревья и кустарник, который, уходя корнями все глубже, вздымал асфальт, из которого прорастал. Тот, словно вскрытый нарыв, трескался по краям и выпускал из своих недр крепчающие стволы. Буквально через несколько метров от стен этого блочного дома начинался густой лес из ясеней и тополей. Джунгли это место напоминало в основном за счет плотных кустарников и молодых кленов, которые росли повсюду, под тенью более высоких собратьев, создавая непроходимые стены из своих тонких стволов, торчащих во всех направлениях.

Где-то на верхних ярусах деревьев шумел ветер. Пустая пластмассовая бутылка рядом с нами лежала ребром и бросала на грязный бетонный пол подъезда, точнее на то, что от него осталось, два блика света. Я расстегнул поясную застежку и вытащил из-под себя сумку. Она состояла из одного большого отсека на молнии, двух маленьких отделов на пластиковых застежках и нейлонового кейса для бутылки, той самой, что лежала сейчас возле нас.

В большом отделе лежала еще одна пол-литровая смятая пустая бутылка, шайба бычков в томатном соусе, автоматический нож. Расстегнул маленький отдел. Бензиновая ветроустойчивая зажигалка и плотные обрезки бумаги для розжига. Второй карманный отдел – там был мой ингалятор. Астма не беспокоила меня уже несколько лет, но я даже не допускал мысли выйти куда-либо без своего лекарства. Такова была сила самовнушения.

Воды у нас больше не было, и я прекрасно понимал, что вопрос нашего дальнейшего выживания зависит исключительно от нас и двух других людей, что искали сейчас любое подручное средство для транспортировки моего друга. Что до его вопроса – я не знал, что ответить. Едва ли здесь можно было найти что-то похожее на носилки. Но ребята наверняка что-то придумают. Сейчас мне предстояло начать действовать. Я сделал вдох. Поднял бутылку с земли и сунул обратно в кейс.

– Олег ищет что-то, что мы могли бы использовать в качестве носилок. В нескольких дворах отсюда есть коллектор с водой. Я наберу нам несколько бутылок.

– Я н-не буду пить эту воду. Ты т-только представь, что там может быть… Фильтры же остались наверху? – тихо спросил мой товарищ.

– Тебе сейчас нужно обильное питье. Воды у нас нет, и, если выбор встанет между обезвоживанием и этой водой, лично я выбираю эту воду.

– Д-да, согласен. Но не верю, что это говоришь ты, кто таскал все эти модные фильтры и чуть что – кипятил воду, – делано хихикнул он и вытер рот тыльной стороной ладони. Честно говоря, я и сам всячески гнал от себя мысль, что мне придется пить эту воду. – Если ты не против, я с тобой не пойду…

– Твой боевой настрой мне нравится, братик. – Я улыбнулся. – Он сейчас очень кстати.

Еще раз бросил взгляд на сумку, запустил руку в большой отдел. В несколько движений нащупал сложенный нож, достал его.

– Держи, – протянул другу. Он глянул на меня и взял рукоять в руку. – Сейчас будет немного неприятно. Я перенесу тебя в квартиру на первом этаже.

– Давай.

Я привстал, закрыл все отделы поясной сумки, вновь забросил ее за спину. Обернулся поясом, защелкнул его спереди. Сел на колени перед товарищем.

– Немного потерпи.

Он кивнул и я понял, что пора. Запустил обе руки под него – одну под плечи, другую под коленный сгиб – и постарался максимально аккуратно встать. Когда права нога друга оторвалась от пола, он зарычал. Сквозь сжатые зубы его рык звучал гулко, а вены на шее вздулись. Я представлял, как ему больно, но решил, что встать надо в одно движение, чтобы не причинять ему лишних страданий. Так будет лучше, нежели если все будет происходить медленно. Поднялся с колен и вытянулся в полный рост. Перед глазами побежали светящиеся серебристые мушки. Они бегали хаотично, гасли и снова появлялись. Картинка перед глазами потемнела. Я прислонился левым плечом к стене. Спустя мгновение, будто пикселями, изображение из точечных фрагментов вновь соединилось воедино.

Аккуратно, шаг за шагом, я зашел вглубь подъезда и двинулся к лестнице. Я делал небольшой перерыв на каждой ступени, стараясь двигаться максимально плавно, при этом не теряя динамику хода. Миновав пролет в несколько ступеней, я повернул направо и зашел в первую квартиру. Покосившаяся дверь открывалась в узкий коридор. Пожелтевшие от старости обои со стертым рисунком свисали со стен большими пластами, под потолком всюду были трещины и проглянувшая от сырости плесень. Половицы местами отсутствовали, обнажая блочный пол. Чем глубже я проходил в квартиру, тем сильнее становился запах старости и догнивающей утвари, которой некогда была обставлена эта двушка.

Вытянутая прихожая разветвлялась на две смежные комнаты, далее жилище заканчивалось санузлом с одной стороны и кухней дальше по коридору, с другой. Я боком дошел до конца, убедился, что квартира пуста. Вернулся назад, и зашел в большую комнату. По одну сторону стоял шкаф. Дверцы были открыты, полки отсутствовали. В центре шкафа был большой пустой проем вплоть до его внутренней стенки – видимо, тут когда-то был сервант. По другую сторону стоял пыльный диван грязно-красного, почти коричневого цвета, без спинки. Спинка лежала правее, у окна. Класть друга в этой комнате, буквально в проходе, было плохой идеей, и я, не задерживаясь здесь, проследовал в смежную комнату. Когда проходил в дверной проем, в голове мелькнула мысль: «Пусть здесь будет какая-то кровать, куда я смогу его положить». На секунду зажмурился.

В маленькой комнате на полу валялось несколько тряпок, в углу располагался разломанный стол, а рядом, вдоль стены, стояло старое пианино. Клавиш практически не было. Я перевел взгляд направо. Взор упал на небольшую софу, которая находилась прямо возле стены. Мой товарищ слегка всхлипнул, когда я клал его. Несмотря на меньший в сравнении с кроватью в другой комнате размер, он поместился на ней почти полностью. Я лишь немного подтянул его плечами на уцелевшую боковину, чтобы голова была приподнята.

– Я буду минут через пятнадцать, не больше. – Я ткнул носом на руку друга, которой он сжимал рукоять автоматического ножа.

Он кивнул в ответ и когда я отстранился, нажал на кнопку. Раздался щелчок и из рукояти выдвинулось десятисантиметровое лезвие.

– Давай, только быстрее. Я не хочу тут задерживаться, – пробормотал он, внимательно глядя на стальной нож.

Он сделал круговое движение кистью, как бы разминая ее. Клинок блеснул, когда его поверхность поймала блик от окна. Не прямой, так как полуденное солнце находилось высоко, а просто более интенсивный свет. Вдали раздался негромкий шум, и вместе с ним послышалось легкое вибрирующее дребезжание. Мы прислушались. Шум, внезапно возникший из ниоткуда, также быстро стал стихать, пока не исчез вовсе через несколько секунд.

– Никакое животное сюда не зайдет. Вернусь быстро – одна нога здесь, другая там. Я повернулся к выходу и глянул на друга из-за плеча: – Ты только сиди максимально тихо.

– Конечно. Можешь не волноваться.

Я улыбнулся:

– Ты силен, дружище. Правда. Я горжусь твоей выдержкой.

– Давай, иди, – буркнул он в ответ. – Будь осторожен на улице.

Я вышел в соседнее жилое помещение, повернул налево, обошел диван. Прислушался. Из-за разбитых окон доносилось стрекотание кузнечиков. Стекла кое-где кривыми осколками торчали в раме, но в целом она была довольно целой. В окно начал проникать шум поднимающегося ветра.

Поймав момент, как мне показалось, наибольшего шума, я перевернул диван на бок и в два толчка придвинул его к дверному проему. Боком диван перекрыл две трети дверного проема комнаты, где лежал друг.

– Какого хрена ты там делаешь? – раздался его голос.

– Хочу быть уверен, что тебя никто не побеспокоит.

Диван стоял у проема довольно шатко, поэтому я слегка отодвинул его нижнюю часть, чтобы он плотнее прижался к стене. Внизу образовался небольшой зазор, но его едва хватило бы, чтобы туда забралась кошка. Баррикада стала на порядок устойчивее.

«Забралась кошка, – мелькнуло у меня в голове. – Кошек здесь нет уже больше четверти века…»

– Я скоро.

Глава I

Вышел из гостиной в коридор, прикрыл разломанные двери, насколько позволяли проржавевшие петли, проследовал к выходу. Выглянул в подъезд. На улице светило солнце и стихал очередной порыв ветра. Когда я спустился с лестницы к дверям подъезда, шум листвы затих окончательно. Двор (точнее то, во что он превратился с годами) по-прежнему был пуст. Заросли, начинающиеся через несколько метров от подъезда, были настолько густыми, что создавали сплошную тень там, где брали свое начало.

Я вышел из подъезда, бегло посмотрел в обе стороны, повернул налево и стал поспешно двигаться вдоль стены дома. Дошел до угла, завернул.

Передо мной была разрушенная лестница, ведущая вниз, в подвал. В конце лестница переходила в поросшую мхом площадку, настолько небольшую, что там едва ли могли встать двое людей. В подвал вела проржавевшая дверь, которая была верхней частью вдавлена вглубь проема. Нижняя часть выпирала наружу, открывая небольшой зазор в темное подвальное помещение.

Обошел лестницу, вновь прижался к углу дома. Дальше самое сложное. Впереди была дорога. Несмотря на то, что всюду, где не было асфальта, росли высокие деревья и разные кустарники, дорога представляла собой несколько метров открытого пространства. Меня могли увидеть как на самой дороге, так и из нашего дома, а еще из соседнего по этой улице, и с двух других, на той стороне дороги, куда предстояло перебежать. Одним словом, не лучшее место для перехода, но бродить по округе в поисках более удачного не было времени.

Я выбрал участок с наиболее редким кустарником, чтобы можно было пробраться сквозь него, не создавая лишнего шума. Я присел, забрался в прогалину между двумя кустами. Под ногами заскрипели сухие ветки и листья, а слева и справа зашуршала листва, когда я касался ее плечами, чтобы втиснуться между ветвями кустарника. Опустился на одно колено, подал туловище вперед. Выглянул на улицу. Слева ничего, справа тоже. Подался сильнее, чтобы угол обзора был максимально широким, и я мог видеть в обе стороны вдоль дороги.

Слева и справа тишина. Дорога с одной стороны уходила вдаль, переходя в центральную площадь где-то метров через двести. По другую сторону она дугой уходила вправо, теряясь из виду. Местами на асфальте проглядывала борозда из песка и грязи, оставленная широкими автомобильными колесами. Я начал внимательно вглядываться в пустые окна дома напротив. Смотрел в каждое окно, которое мог разглядеть из-за деревьев, в каждое из которого, как мне казалось, меня гипотетически могут увидеть. Ничего. Только чернота комнат на каждом из этажей, что открывались моему взору.

Так, теперь дом правее на той стороне. Кузнечики, казалось, стрекотали прямо у меня под ухом. Я дышал ртом, а воздух был настолько горячим, что казалось, будто я не могу надышаться. Капли пота щекотали виски. Я инстинктивно протер их ладонью. Футболка под легкой ветровкой в стиле «милитари», прилипала к потному телу. По спине, вдоль позвоночника тек горячий ручей. Противно настолько, что по телу начинают бегать мурашки. Париться в тридцатиградусную жару в ветровке, не имея возможности ее снять… Мерзко.

Дом справа напротив тоже казался пустым. Я еще раз посмотрел по обе стороны дороги. Сделал вдох, выдохнул. Со следующим резким вдохом я выскочил на дорогу и стремительно ее перебежал. Времени выбирать удачное место «приземления» не было, поэтому на другой стороне дороги я просто бросился в ближайшие кусты, чтобы скорее покинуть открытое пространство.

Ветки громко затрещали, когда я раздвигал их руками и протискивался сквозь заросли. Листья падали на плечи и за ворот куртки. Продравшись сквозь кустарник и оказавшись около дома напротив, я повернулся к нему спиной, прижался к стене и замер. Пристально посмотрел в обе стороны: наверх, на дом, возле которого сидел, на дом рядом, на окна напротив, откуда только что пришел, на дорогу сквозь кустарник. Тихо.

Я находился у края дома, под третьим окном от угла. Привстал. Начал неспешно двигаться к краю здания. Глянул за угол, во внутренний дворик. Тишина. Миновал подвальный спуск, аналогичный тому, что был по ту сторону дороги, зашел во внутреннюю придомовую территорию.

Она была значительно шире той, где мы с другом временно укрылись, и куда более открытой. Ржавый забор, представляющий собой металлическую рамку с сеткой, отгораживал территорию детского сада, вдоль дороги располагались темно-красные прогнившие коробки гаражей, многие из которых были с наполовину открытыми ставнями. Посреди дворика располагалась детская площадка с несколькими лестницами и сломанными качелями, а также порванными шинами, вкопанными в землю. Их было едва видно за зеленью опутавшего площадку плюща. Он был тут повсюду: обвивал деревья, забор, стелился по земле.

Дома находились на внушительном расстоянии под углом друг к другу, образуя своего рода коробку, а между ними примерно в середине двора располагались несколько корпусов двухэтажного детского сада. Мне было необходимо миновать этот двор, и сделать это надо было как можно быстрее. Зелень у придомовой территории была гуще, поэтому наилучшей идеей было двигаться по кругу, вдоль окон и подъездов, под прикрытием высокой растительности.

Я поспешно повернул налево, пригнулся еще сильнее и начал двигаться мимо окон первых этажей. Старался делать все максимально тихо, передвигаясь вдоль бетонного основания дома, чтобы минимизировать треск сухих веток под ногами. Проходя примерно по полдома, я останавливался под балконами, и оглядывал окружающий меня с трех сторон двор, заглядывал в глазницы домов, чтобы исключить наблюдение и возможное обнаружение.

Через несколько минут я был уже на другой стороне двора. Дальше мне нужно было двигаться вглубь микрорайона, поэтому больших улиц, которые мне приходилось бы перебегать, не было. Но внутренние пространства между домами стали просторнее, и строений внутри микрорайона было больше, что создавало дополнительную сложность: приходилось постоянно оглядывать все вокруг.

Двор, в который я вошел, был еще больше предыдущего, а между домами когда-то было разбито небольшое футбольное поле. Оно давно поросло травой, однако легко угадывалось по двум проржавевшим воротам на расстоянии тридцати метров друг от друга, а также по более светлому цвету покрытия, проглядывающего сквозь траву – это был песок.

Этот город уже больше никого не ждал: не ждал юных футболистов, пинающих потертый мяч, не ждал празднования дня города. Не ждал ничего. Теперь он был посвящен исключительно самому себе. И, наверное, он это заслужил: время только для себя. После всего, что здесь произошло.

Тень от тополей мозаикой из листьев падала на землю. Летний зной не стихал. Горячий воздух будто замер на одном месте. Двигаясь по тому же принципу, что и в предыдущем дворе, я миновал очередной пролет между домами. Проходя вдоль серых пятиэтажек с выбитыми окнами, я представлял, как на придомовой территории, на разбитых жителями садиках, росли розы. «Город роз», как его иногда называли. Представлял, как все эти цветы поливали пожилые люди, живущие с видом на…

Мой взгляд зацепился за освещаемый солнцем участок в десяти метрах от меня. Там, среди травы и мха, лежала смятая пластиковая бутылка объемом примерно литр. Крышка плотно закручена. Хорошо. Если она не прохудилась, нужно брать.

Я сошел с бетонного основания и двинулся к освещаемому солнцем участку. Поднял бутылку. Она была сплющена, будто на нее наехал автомобиль. Я отвернул крышку. По инерции, принюхался к бутылке. Запаха нет. Начал расправлять бутылку с согнутых краев. Аккуратно, чтобы она не треснула, но вместе с этим прикладывая достаточно силы, чтобы расправить ее. Бутылка захрустела у меня в руках, я перебрал пальцами, обхватив бутылку чуть ниже, повторил действие. С хрустом она стала расправляться. Каждый раз, когда бутылка издавала громкий (как мне казалось), звук, я пристально оглядывался. Через минуту у меня в руках была более-менее расправленная емкость.

Я повернул поясную сумку, раскрыл большой отдел и положил в него бутылку, расположив ее боком. Длины сумки хватило, чтобы бутылка вошла в нее, но в расправленном виде она туда уже не помещалась. Снова отвернул крышку, слегка сжал ее и, когда она стала тоньше, убрал бутылку в сумку и застегнул большой отдел.

Макушка сильно нагревалась от полуденного солнца. Убирая со лба потные волосы, я чувствовал, насколько они нагрелись. Последний месяц вообще выдался бедным на дожди. Если таковые и были, то за несколько минут проливались сплошной стеной, но свежести не приносили – наоборот, последующие несколько часов за таким тропическим ливнем следовала удушливая жара.

Однако такая погода для этих мест была с одной стороны плюсом, поскольку в такую жару на улицах меньше шансов встретить какого-нибудь одичавшего зверя. Если бы только не ветер, постоянно поднимавший с земли клубы придорожной пыли, которая по-прежнему могла представлять опасность, попади она в легкие или в глаза. Риск вдохнуть какую-нибудь дрянь хоть и был сведен к минимуму, но все же оставался до сих пор.

В такой ситуации отлично спасали спортивные очки и плотный платок на лицо – одним словом все то, чего на мне сейчас нет. Пройдя до конца дом, который стоял под прямым углом к тому месту, где я обнаружил бутылку, я перескочил прогалину между ним и следующим зданием. Где-то в начале двора зашелестели кроны тополей. Сильнее. Я обернулся.

Каждый следующий тополь в верхней части начинал крениться вслед за предыдущим, передавая порыв ветра по двору, словно эстафетную палочку. В какой-то момент я увидел, как с тени балкона дома напротив ветер выносит клубы пыли и каких-то ошметков – то ли побелки, то ли еще чего-то. Вместе с этим с балкона полетели листья, которые туда занесло таким же порывом ветра. Эту стену пыли было отчетливо видно, поскольку из тени балкона она устремилась вниз на подсвечиваемый солнцем двор. Ветер уже прыгал с дерева на дерево менее чем на полпути от того дома до меня. Теперь он двигался по всей толщине, от земли и, казалось, до крыш домов, пригибая траву к земле, а с крыши сбрасывая пыльную взвесь с мелким гравием.

Времени думать не было: я ускорился вдоль стены дома, к которому подошел и, сделав около семи больших шагов, добрался до лестницы ближайшего ко мне подъезда, распахнул приоткрытую дверь, заскочил внутрь, тут же закрыв ее за собой. В конце почувствовал, как ветер снаружи налег на дверь, еще сильнее прижав ее. Я слышал, как воздух пробивался на лестничную клетку сквозь щели в проеме, а также проникал в подъезд сквозь выбитые окна верхних этажей.

Примерно через пять секунд порыв стих. В подъезде пахло сыростью и грязью. Кривые проржавевшие почтовые ящики висели вдоль стены: какие-то повалились, какие-то держались разве что на честном слове. Большинство были вскрыты, но оставались и закрытые. Подождав еще буквально пару секунд, убедившись, что снаружи все стихло, я прижал подбородок к шее, тем самым подтянув ворот ветровки к лицу. Перехватил его руками, натянул до носа, насколько это возможно – ворот заканчивался в нижней части переносицы при максимально прижатом подбородке. Слегка выпрямил подбородок, уперев нос во внутреннюю сторону молнии, закрепив ворот на лице и дополнительно придерживая его рукой.

Открыл дверь, выскочил на улицу и тут же повернул налево, продолжив движение. Впереди был ряд окон, затем второй подъезд, еще ряд окон и конец дома. До двухэтажного здания, похожего на детский сад, как бы замыкающего двор в подобие квадратной коробки, оставалось где-то пятнадцать метров. Как раз этот зазор и вел в другой двор, куда мне надо было попасть.

Я продолжал двигаться прямо вдоль стены дома по бетонному основанию, чтобы как можно меньше приходилось продираться сквозь густую зелень, что заполонила буквально все вокруг. Здесь уже было значительно темнее, свет проникал сквозь ветви высоких деревьев лишь тонкими пучками. Все вокруг, и я в том числе, были покрыты этими солнечными «пятнами», которые едва пробивались сквозь густую зелень листвы. Я двигался поспешно, предполагая очередной сильный порыв ветра. Пот щипал глаза, я тщетно пытался моргать чаще в надежде, что слезная жидкость хоть немного облегчит это неприятное ощущение.

Дойдя до края дома, увидел заросшую косую тропинку, которая шла по диагонали между двумя девятиэтажными зданиями, которые стояли на значительном расстоянии друг от друга. Деревья надежно скрывали ее по обе стороны. Пригнувшись, я поспешно стал двигаться по ней. Сбоку между соседствующими девятиэтажками она обрывалась. Я огляделся вокруг. Тишина.

Едва заметная дорожка уходила назад к двухэтажке и налево, где также раздваивалась. За высокой растительностью на этом участке угадывались только очертания стен домов. Из окон виднелись только те, которые были ниже общей массы крон, но и те разглядеть было весьма затруднительно.

«Неужели я вышел не туда?»

Резервуары с дождевой водой должны были находиться в этом микрорайоне.

«Да точно, я не мог потеряться, я же видел карту!»

Мысли роились в голове, и я почувствовал приближающийся приступ страха, который возникает, когда ты заплутал в совершенно незнакомом месте. Я прокрутил в голове весь свой маршрут до этого места.

«По прямой от садика, по прямой от садика…»

Оглянулся. Сквозь зелень угадывалось двухэтажное здание детского сада.

«Все верно: по прямой от садика…»

Я повернул налево, двинулся по направлению к зданию. По мере приближения мне открывалось все больше окон. Под ногами хрустели сухие ветки и листья, которые местами встречались на тропинке.

«Напротив этого угловой, значит…» – я глянул направо. Между зарослями едва угадывалось одноэтажное здание. «Оно!» – мелькнуло в голове.

Для уверенности я сделал еще несколько шагов вперед, и мои слова нашли подтверждение в тропинке, которая чуть заметно уходила направо. Прямо она вела в новый двор, образованный перпендикулярно стоящей девятиэтажкой с одной стороны и угловым домом такой же этажности с другой.

Я свернул там, где тропинка брала вправо. Приближался к строению, которое теперь становилось все более различимым среди зеленой гущи. Уже угадывался фасад здания, покрытый серыми квадратными керамическими плиточками. Периодически среди них встречались более темные, почти черные плитки.

Деревья поредели, обступив здание со всех сторон. От стены до ближайшего дерева было не менее пяти метров, залитых бетоном, поэтому вокруг него ничего не росло. Только немного травы пробивалось между трещинами в асфальте. Открытые створки проржавевших ворот обнажали темный проем внутри одноэтажки. По мере приближения стало видно, что внутри достаточно большое пространство, выложенное серо-желтыми плитами.

Зайдя внутрь, я остановился. Передо мной была железная платформа с перилами, которые по высоте были примерно по пояс. Пол, который представлял собой перфорированные железные листы, был весь изъеден ржавчиной, но в отличие от тех же перил, которые еще создавали некоторое ощущение прочности, он был весь в дырах, а отломленные фрагменты металла пластами кренились книзу. По левую руку платформа переходила в лестницу, которая спускалась вниз. Справа, вдоль стены, она переходила в металлический мостик, настолько узкий, что на нем невозможно было разойтись и двум людям. Венчался мостик таким же лестничным спуском, что и по левую руку от меня. Надежность всей металлической конструкции вызывала большие вопросы. Ровно под металлическими листами, на которые мне предстояло встать, чтобы зайти внутрь, от одной стены до другой, чуть левее от меня, тянулась широкая труба.

Сначала она простиралась на одном уровне, а ближе к стене напротив круто уходила вниз. Кругом подо мной была темная вода. Обе лестницы уходили в глубину. Я завел правую руку за спину, нащупал горлышко бутылки, которая лежала в кейсе. Скинул петлю, которая фиксировала бутылку. Левой рукой перевернул сумку. В большом отделе лежала еще одна, литровая. Она была смята. Я снял с нее крышку и в несколько движений с усилием расправил ее в руках. Крышку убрал в карман.

«Лишь бы не прохудилась»…

Я сделал шаг в здание, предварительно аккуратно ощупав место. Услышал, как заскрипели металлические листы пола, словно прогибаясь под ногами. Я сразу принял левее, чтобы не провалиться. Мне нужна была лестница вниз, к воде.

Шаг за шагом, я аккуратно вставал на каждую следующую ступень, спускаясь все ниже. Оказавшись на последнем уступе перед водой, сел на корточки.

«Брать воду надо с глубины, чтобы исключить попадание пыли, которая скапливается у поверхности».

Я засучил рукав ветровки по локоть, снял перчатку. Взял в руку литровую бутылку и склонился к воде.

«Надо набирать глубже»…

Опустил руку еще ниже. Она почти по локоть скрылась в темной воде. Бутылка в руках забурлила, стала медленно наполняться. На поверхность с характерным бульканьем поднимались пузыри.

Брлык-брлык-брлык-брлык…

Я чувствовал, как те места, которые мне не удалось расправить, расширялись под воздействием воды, заполняющей пластмассовую емкость. Как только пузыри прекратились, я медленно начал вытаскивать руку. Вода заструилась со дна бутылки в темную пустоту. Струя прервалась и теперь в воду падали только отдельные капли. Сначала часто, затем все реже.

«Целая, отлично», – эта мысль определенно вселяла надежду. Я повернулся к свету, который исходил из дверей и вытянул руку с бутылкой перед собой, посмотрел воду на просвет.

«Достаточно прозрачная. Все же лучше, чем ничего», – завернул крышку, поставил на ступени рядом. Наполнив полулитровую бутылку, я вернул ее в держатель на поясе. В большом отделе сумки оставалась еще одна, такая же, которую я тоже наполнил.

«Два литра – это уже немало. Но больше тары нет, и неизвестно, когда мы еще найдем воду по пути». Полулитровая заполненная бутылка поместилась в большой отдел. Поднял со ступеней литровую емкость, которую нашел на улице.

Аккуратно поднялся по лестнице, в два шага миновал ржавую платформу и вышел наружу. Зажмурился – солнце после темного помещения резало глаза. Картинка перед глазами поплыла и на момент погрузила меня в темноту. Через долю секунды темнота рассеялась и передо мной вновь возникла улица, всюду поросшая деревьями и кустарником. Среди них слева едва проглядывалась уже знакомая тропинка, по которой я стал возвращаться. На обратном пути огибать двор вдоль домов я не стал, а пошел напрямик, по тропинке через детский сад.

Кругом было достаточно тихо. Тревога за друга бередила мои мысли, заставляя ускорять шаг. Пройдя несколько шагов вдоль сада, я остановился. Сейчас меня видно с верхних этажей как минимум трех домов, а также из детского сада. Дойду до конца садика, и следующие метров двадцать пять мне придется передвигаться по еще более открытой местности. Там я могу быть обнаружен практически из любой точки двора. Такой риск я себе позволить не могу.