Текст книги "Молот Времени: Право сильного"

Глава седьмая. Герои и их поклонники

Следствием установлено и под пыткой достоверно подтверждено, что рекомые подсудимые, творя насилия и бесчинства, злонамеренно поминали Святую Веру как оправдание сих преступлений, тем самым будучи повинны в ереси, богохульстве и осквернении основ учения Церкви…

Протоколы Нэйзагских процессов, том XCVI, лист 23

Разговор с епископом посредством магического кристалла Гаэларих обещал организовать попозже, ночью, – меньше, дескать, магических возмущений, способных испортить связь.

Заняться до той поры мне было нечем, и я, выполняя обещание беречь мэтра Тигара как зеницу ока, вызвался проводить его в здешнее отделение королевской почты. Тигару, видите ли, потребовалось отправить домой преизрядную пачку исписанных листов пергамента. Если, спаси и сохрани Сеггер, наша экспедиция вдруг закончится плачевно, – недопустимо, чтобы великий научный труд оказался утрачен для человечества.

Почта в Вальгеро меня удивила. До сих пор не доводилось пользоваться ее услугами, но я отчего-то считал, что в таком городке вся она состоит из крохотной комнатенки, а весь персонал – единственно из самого почтмайстера, за месяц едва наскребающего для королевского курьера маленькую сумку с письмами.

Как бы не так. Большой особняк возле рыночной площади был полностью занят отделением – на первом этаже два просторных зала, где десяток служащих обслуживали клиентов. То есть нас с Тигаром, других посетителей не было видно… Я недоумевал: если жителей Вальгеро вдруг охватила неодолимая тяга к написанию писем, то отчего на почте так пустынно? А если не охватила, к чему такие хоромы? Потом сообразил: наверняка вся эта орава кормится в основном посылками мэтра… ах, извините! – конечно же, сайэра Т΄манна, разорви… хм-м… не мою, а его задницу пес Кронга!

Выложив на стойку увесистую пачку растрепанных листов, мэтр Тигар поинтересовался сроками доставки. Три месяца. Сколько, сколько?! Что, специально для вас маги вывели породу почтовых улиток?! Ничего, вполне нормальный срок, у нас письмо из одного конца Вальгеро в другой идет неделю, утешил почтовый служащий (чем-то напоминавший Тигара – такой же низенький, короткорукий). Зато доставляем с гарантией. Но если очень спешите, то пройдите в соседний зал, где занимаются птичьей почтой. Ваша рукопись, переписанная мельчайшим почерком на шелковые полоски, обойдется вам… – почтарь пересчитал страницы и назвал сумму, – зато дойдет за три дня.

Возмущенный Тигар от услуг почтовых голубей отказался. А я, любопытства ради, прогулялся в соседний зал, пока мэтр наблюдал, как его драгоценные листы упаковывают, опечатывают и взвешивают.

У голубятников скучали три писца – пресловутые шелковые полоски наготове. И тончайшие перья, вернее, очиненные для филигранного письма иглы болотной ехидны. И чернильницы с драгоценной эрладийской тушью – написанные ею руны не смоет ни вода, ни вино, ни пот, ни любая другая жидкость.

Увидев меня, писцы оживились: желаете надиктовать письмецо? Да я бы надиктовал, но здесь проездом и ответа дожидаться не смогу. Голубь ведь меня в пути не догонит, вернется на вашу голубятню…

Нет ничего проще, заверили меня. Платите десять флорианов, получаете это вот серебряное кольцо – и почтовая пташка вернется на украшенную им руку. Причем тайна переписки гарантирована – вы можете потерять кольцо, но к тому, кто его нашел, голубь не полетит. И к укравшему тоже. Магия.

Любопытно… Может, имеет смысл прикупить несколько колец и клетку с голубями… Однако смутная моя мысль так не претворилась в покупку – вошел Тигар, закончивший со своими делами. И сразу начал приценяться к эрладийской туши. Однако, услышав цену, тут же погрустнел и заспешил к выходу.

– Зачем вам тушь? – спросил я, догоняя мэтра.

– Как зачем? В Уорлоге же кругом вода! Надо беречь бесценные строки. Давайте походим по рынку, вдруг найдем чернила каракатицы на масляной основе? Они еще иногда встречаются, – запасы со старых, до Катаклизма, времен. Хотя тоже стоят недешево.

– А какими вы пользовались до сих пор?

– Самыми обычными, сажевыми… Потому и отправил готовую часть рукописи – попадет в воду, и все смоется.

– Понятно…

Чернил каракатицы мы не нашли, хотя добросовестно отходили целый час по торговым рядам. Ни сухих, в виде палочек или орешков, ни разведенных маслом, готовых к употреблению… Зато в книжной лавке, куда затащил меня Тигар, обнаружилось новое свидетельство бессмертной славы великого Хигарта! На сей раз книга! Ну, может, не совсем книга, или книга для малограмотных, – текста там было значительно меньше, чем аляповатых рисунков. Главный герой – тип, даже отдаленно не похожий на меня, со странным, ничуть не похожим на Бьерсард топором. Однако лубок носил название «Халланский поход» и являлся, по словам торговца, седьмой частью обширного сериала «Хигарт: путь воина». Причем спутником моим в походе, если верить автору нетленной саги, был не Кх׳наар, и не Зойда, и не Калрэйн… Нет, к Тул-Багару как-бы-я шлепал в сопровождении блондинки с мечом неимоверных размеров! Доспех на воительнице был нарисован любопытный: с громадным вырезом, доходящим почти до сосков роскошнейшей груди. Мечта любого мужчины… А как мишень – мечта любого лучника.

Купил, пригодится для коллекции. Торговец, слава Сеггеру, меня не опознал. Да и мудрено было.

Проводив мэтра Тигара до гостиницы, я сказал:

– Пойду еще погуляю. Может, зайду еще раз на почту, напишу письмо одному приятелю в столицу – как там наша совместная коммерция?

Мэтр машинально кивнул. По-моему, ему было глубоко безразлично, куда и зачем я отправляюсь. Спешил занести на пергамент новые впечатления, хоть бы и обычными сажевыми чернилами.

Но я поспешил не на почту, а в… Ну, в общем, даже у великих героев и спасителей мира случаются порой… опять же, картинки эти у алхимика… да и блондинка из книжки, чей меч не уступал внушительностью бюсту, а бюст мечу…

Ну да… Я отправился в «Морскую ветреницу», в заведение, где можно легко, быстро и без неприятных последствий свести знакомство с отзывчивыми девчонками, пусть и не с такими героическими и грудастыми, как воительница в бронированном декольте. В бордель пошел, называя вещи своими именами.

Спасителям мира не к лицу? Сам знаю… Максимум, что мог бы себе позволить псевдо-Хигарт, персонаж гравюр и лубков, – красивую и романтическую любовь со своей соратницей по спасению мира. Ну-ну… Жаль, лубки не передают запах. Неплохо бы знать их любителям, чем пахнет любовь на попоне, после дня-то в седле… По́том. И не только конским.

К тому же, кроме Хлады, иных объектов для романтических чувств в нынешнем походе не имелось (нестандартные причуды и предпочтения оставим терзающимся скукой благородным сайэрам). А наемница, в общем-то, женщина достаточно симпатичная, но деньги я ей плачу совсем за другое… Посылать под мечи и стрелы любимого человека? Увольте, не умею.

Короче, я в спасители мира силком не набивался… И пошел в бордель.

* * *

«Морская ветреница» находилась в портовом квартале. Так уж заведено во всех приморских городах, и неважно, что моря давно высохли, – традиции вещь живучая.

Помещением для борделя служил корпус корабля, избежавшего участи своих собратьев и не отправившегося по частям в печку. Причем не какого-нибудь рыбачьего суденышка, и даже не торгового когга, – настоящего боевого орланга. Строили его в свое время для королевского флота на здешней верфи, и почти достроили, оставались считанные дни до спуска, – но тут грянул Катаклизм.

Мачты «Ветреницы» были видны издалека, торчали над лачугами портовых обитателей, подтверждая: всё остается по-прежнему, и какие бы бури и катаклизмы ни терзали наш мир, есть еще места, где уставшие в битвах герои могут расслабиться душой и телом. Вот только…

Я замедлил шаг. Веселые разноцветные флажки, украшавшие рангоут орланга-борделя, исчезли. Вместо них на флагштоке уныло обвис один-единственный флаг.

Подходил я с нехорошим предчувствием. И оно немедленно оправдалось: порыв ветра развернул желтое полотнище флага – на нем красовались печально знакомые мне череп, меч и факел… Еще десяток шагов, и я увидел буквы, намалеванные на борту: «БАСТИОН СВЯТОЙ ВЕРЫ».

Так вот что значили слова Калларье о «Бастионе», бывшем борделе…

Машинально я сделал еще несколько шагов, хотя внутрь заходить, конечно же, не собирался. Мои личные любовные причуды и предпочтения настолько далеко не простираются.

Из борделя, превратившегося в бастион защитников веры и отечества, меня, тем не менее, заметили. Дверь, прорезанная в корабельном борту, распахнулась, на улицу вышли несколько лигистов – как близнецы-братья похожие на тех, что я видел у резиденции алхимика и в таверне «Веселая каракатица». Направление их целеустремленных шагов сомнений не вызывало – шли молодые люди прямиком ко мне.

Неужели слух о нашем с Гаэларихом невинном розыгрыше дошел до главарей «Лиги Тугарда», и эта компания шагает сюда свести счеты? Словно невзначай я поправил перевязь с Бьерсардом, готовый выхватить топор в любое мгновение.

Однако подошедшие лигисты были настроены мирно. Более того, весьма почтительно.

– Майгер Хигарт? – спросил один из них с легким полупоклоном.

Пришлось подтвердить: да, он самый. Хигарт.

– Слава Тугарду! – рявкнули молодые люди, воздев кулаки над головами.

– Взаимно рад вас видеть, – соврал я.

– Не будете ли вы любезны почтить присутствием нашу скромную обитель? – показал на «Бастион» все тот же лигист. Кстати, если не знать или не принимать во внимание, чем занимается этот молодой человек по ночам в компании кожаных сотоварищей, – то надо признать, что выглядел он достаточно приятно. На вид крепкий, пропорционально сложенный, волевое мужественное лицо, глаза голубые-голубые…

Несмотря на безукоризненно вежливую форму приглашения, прозвучало оно более чем настойчиво. Но согласился я отнюдь не потому. Пришла интересная мысль: коли уж имя Хигарта пользуется здесь изрядным уважением, почему бы не попробовать подрядить нескольких этих парней себе в спутники? Головы, конечно, им задурили изрядно. Но, думалось мне, толковый командир, то есть я, сумеет поправить дело и повыбить из них дурь. Эрладийцев и иноверцев в отряде нет (о нашем с Гаэларихом подкачавшем происхождении можно и умолчать), а тролли или орки, если таковые встретятся в Уорлоге, скорее всего будут настроены враждебно… Вот ребятам и представится случай помахать мечами во славу веры и родной расы.

…Внутри был сделан ремонт, и заменена мебель, однако же всё напоминало мне о былых беззаботных деньках, когда по бывшему кораблю порхали куда более приятные в общении создания. Вот по тому трапу, например, можно попасть в каюту, которую занимала малышка Луа, с которой, помню… Эх, какое славное местечко изгадили!

В бывшей кают-компании орланга собрались десятка два лигистов, – все, кто находился на тот момент в «Бастионе». Посматривали они на меня уважительно, а на Бьерсард – с неким боязливым почтением. А со стены на меня пялился мой собственный портрет. Не только мой – висели там и изображения нескольких былых императоров единого Тугарда, грозно хмурил брови коннетабль Одоар Свирепый, прославившийся безжалостным истреблением нелюдских рас. Из современников – лорд-регент Адрелиан и Феликс Гаптор. Ну и Хигарт, герой Тул-Багара. М-да, даже епископ Хильдис Коот не удостоился такой чести, а я – вот он: молодой, красивый, в тяжелой позолоченной раме.

Написанная маслом картина наверняка была скопирована с гравюры «Штурм Тул-Багара». Та же композиция, тот же главный персонаж, весьма отдаленно меня напоминавший. Но имелись и некоторые дополнения – к порубленным в капусту оркам художник прибавил окровавленных поверженных троллей и людей, – иноверцев и инородцев, надо полагать. По крайней мере, тряпка, которую герой попирал ногами, весьма напоминала эрладийское знамя.

За главного в «Бастионе» оказался не Аргелах, тот сидел в ратуше и исполнял обязанности бургомистра. Здесь же лигистами руководил некий Эррери. Командор Эррери, как он представился (какого ордена, не уточнил). Лет на десять старше, чем его подручные, и видно, что побывал в разных переделках: лицо пересекал неровный, криво сросшийся шрам, один глаз закрывала кожаная повязка.

Сам командор больше помалкивал. Зато витийствовал вовсю его помощник – невысокий, скособоченный, с неопрятными сальными волосами; свое имя он пробормотал так неразборчиво, что я не расслышал. Кожаная форма смотрелась на этом персонаже нелепо, а меч на боку – смешно. Но такие говорливые порой опаснее крепышей, только и умеющих махать острым железом, – именно их речи превращают нормальных, в общем-то, людей в толпу жаждущих крови убийц.

Разливался сальноволосый словно бормотун, которого накормили смоченными в винном зелье кусочками хлеба. О том, естественно, как они счастливы видеть великого героя и живую легенду. То есть меня. Соратники кивали своими щетинистыми черепами: да, мол, счастливы.

И тут же обладатель не расслышанного мною имени предложил дальнейшую программу развлечений: вечером неплохо бы мне произнести речь перед общим собранием лигистов, а ночью принять участие в факельном шествии. Во главе его, разумеется.

Ну-ну… Направляясь в «Морскую ветреницу», я чуть иначе представлял развлечения грядущих вечера и ночи. Хотелось спросить, будем ли на десерт громить дом какого-нибудь эрладийца, есть тут на примете один зажиточный новоиспеченный сайэр… Но я сдержался. Поблагодарил и отказался. Дескать, крайне спешу выполнить важнейшее поручение Феликса Гаптора – и я многозначительно указал перстом на портрет Его Надпрестольного Святейшества, столь удачно оказавшийся на стенке. И, воспользовавшись оказией, тут же перевел разговор на свою нужду в добровольцах.

– Поможем, – коротко сказал Эррери. – Назовите необходимое число людей и чем их вооружить. Думаю, желающих вызовется в несколько раз больше, чем нужно. К завтрашнему дню отряд будет готов.

Он помолчал и добавил задумчиво:

– Я ведь ходил за Халлан… Можно сказать, прикрывал вам спину, когда вы прорубались к Тул-Багару…

И, в подтверждение своих слов, командор коснулся шрама, уродующего его щеку. Но не убедил, надо сказать… Просто удивительно, сколько я встречал в последние годы людей, «ходивших за Халлан», – особенно если учесть, что вернулась едва двадцатая часть войска. Ходивших и прикрывавших мне спину. Она у меня, конечно, широкая, но не настолько же. А такое, как у Эррери, увечье можно получить на лицо хоть в битве, хоть в пьяной кабацкой драке…

Однако, кто бы и где бы его ни ранил, сложилось все удачным образом… Если желающих и впрямь окажется много, постараюсь отобрать наименее свихнувшихся на Тугарде и Святой Вере.

Так подумал я, и ошибся. Потому что слово вновь взял сальноволосый недомерок. И слегка подкорректировал слова командора. Да, людей они предоставят. Но не только бойцов, чьи мечи уничтожат всех встреченных на пути инородцев и иноверцев, но и лучших проповедников, несущих людям святые идеи! Да что там, он сам, брат Фальеро, препояшется мечом ради торжества Святой Веры и выступит в путь плечом к плечу со славным Хигартом! О, это будет поход, после которого померкнет слава Тул-Багара!

Вот и имя узнал, век бы его не слышать…

Лицо у командора стало нехорошим. Но он молчал. Надо полагать, отвечал Эррери за дела военные, а Фальеро по своей линии занимал не менее видное место в иерархии лигистов.

А кандидат в спутники и соратники вовсе уж разошелся – закатил глаза, брызгал слюной, напоминая эпилептика в начале припадка.

Отряд «Лиги Тугарда» с великим Хигартом во главе! Что может чище и праведнее? И яростнее в то же время? Лишь пламя, которым запылают попавшиеся на святом пути дома эрладийцев, и скрытых эрладийцев, и эрладийских пособников, и эрладийцев-полукровок, и четвертушек, и осьмушек, и…

Достаточно… Все ясно. Ошибся, с кем не случается…

Круглые окна кают-компании – не помню уж, как называли их моряки в прежние времена – были невелики по размеру. Но и припадочный фанатик не отличался крупными габаритами. И вылетел из бывшего борделя, как ядро из катапульты.

Тишина после его воплей повисла тревожная, звенящая. Бритоголовые вытаращились на меня изумленно, словно я продемонстрировал небывалый фокус, – распылил в ничто человечка, только что распинавшегося о гнусных вещах, которые наш отряд будет проделывать с девицами пусть и правильной веры, но решившимися на связь с чужаками…

Вопли из-под окна не звучали. Надеюсь, свернул себе шею…

– Моя мать была наполовину эрладийкой, – проговорил я медленно. – И когда ее оскорбляют, я иногда теряю контроль над собой. Очнусь – а вокруг лужи крови и куски трупов.

И я повел Бьерсардом вокруг себя, как бы демонстрируя воображаемые останки оскорбителей чести матери.

Голубоглазый – тот, что пригласил меня в «Бастион» – пялился так, будто поднял крышку с тарелки, где должно было лежать особо лакомое блюдо, но обнаружил кишащую червями тухлятину. Рука его неуверенно ползла к мечу, пальцы нащупали эфес, потянули… И, точно по сигналу, клинки остальных с тихим шорохом покинули ножны. Ну, будет потеха…

– Стоять! – рявкнул командор. – Мечи в ножны!

Рявкнул таким голосом, что я сразу понял: какие там кабацкие драки, он и в самом деле командовал на поле боя… Исполнили приказ мгновенно.

– Уходите, Хигарт, – произнес Эррери бесцветным, без малейших эмоций, голосом. – Никто не помешает. Но я буду вынужден доложить бургомистру.

…В дверях я попросил:

– Портретик мой не сжигайте… Пришлите в гостиницу, что при рынке, я там остановился. Пригодится для коллекции.

Посмотрим, сколько смельчаков отыщется среди кожаных борцов с заблудшими девицами.

* * *

– Хигарт, мой мальчик… Ты уже давно не мальчик… – По-моему, сайэр епископ и сам сообразил, что изрек нечто весьма странное, и торопливо поправился:

– Не тот мальчик, которого я послал к Тул-Багару. И я сейчас не могу вести тебя в Уорлог на помочах… Поверь – не могу. Твои художества в Альхенгарде я прикрыл. Никого с Темной Стороны в Уорлог мы не пропустим – надежно перекрыты и обычные пути, и магические. Иной помощи не жди, рассчитывай на свои силы. И не мешкай, самое главное – не мешкай. Единственное, чем я…

Епископ продолжал говорить, но я его уже не слышал – губы изображения шевелились беззвучно. Картинка на шероховатой стене становилась все менее отчетливой.

– Сделайте что-нибудь! – обернулся я к Гаэлариху, выполнявшему непонятные пассы над кристаллом.

– Пытаюсь, – прошипел он сквозь зубы. – Не мешайте…

Я послушно не мешал, наблюдая, как лик епископа постепенно затягивается туманом. Увы, все попытки мэтра магистра не принесли результата. Связь прекратилась окончательно и восстанавливаться упорно не желала.

– Я же предупреждал, – сказал Гаэларих, сдаваясь и убирая кристалл.

Предупреждал… Но мне от того не легче…

А чуть позже в гостиницу заявились полуночные визитеры. Вооруженные. Кажется, эта дурная мода распространяется повсеместно: ходить к приезжим в гости по ночам и при оружии… Ладно хоть оказалось их поменьше, чем в Альхенгарде, всего пятеро. И с порога клинки в ход пустить не попытались.

Речь держал командор Эррери, вежливо, но положив руку на гарду меча, – и об его ледяную вежливость можно было уколоться и порезаться. Стоял он так прямо, как будто внутрь его вставили второй меч – от задницы до самых шейных позвонков. Четверо подчиненных командора застыли позади, словно статуи, шутки ради облаченные в черную кожу.

– Бургомистр Аргелах принял решение относительно вашего пребывания в Вальгеро, майгер Хигарт, – чеканил слова Эррери. – И отдал приказ: никаким вашим действиям помех не чинить, в особенности же не препятствовать немедленному отъезду. Бургомистр очень надеется, что вы, майгер, до упомянутого скорейшего отъезда не будете распространять слухи о своей родословной и происхождении. Потому что – бургомистр просил передать это дословно – иногда мертвые герои полезнее для великого дела, чем живые.

Он помолчал и добавил иным тоном, негромко:

– Мне очень жаль, Хигарт.

Я ответил так же негромко:

– Бросайте эту банду, командор… Добром не кончится.

Он ответил лишь коротким поклоном. Развернулся и ушел в ночь, поскрипывая черной кожей…

Честно говоря, назло хотелось остаться. Дождаться от лигистов первого же враждебного выпада, и нанести визит бургомистру… Посмотреть, сумеет ли вся его гвардия остановить одного-единственного четвертьинородца с одним-единственным топором… Но епископ прав – мешкать нельзя.

…Вальгеро мы покинули на рассвете, держа путь в Карадену.