Текст книги "Альфа-ноль"

Глава 5
Поле боя

Ступени просвещения: неизвестно

Атрибуты: нет

Навыки: нет

Состояния: нет

– Асами пае дакто, – мелодичным голосом произнесла незнакомка.

Изучая ее, я едва не удержался, чтобы не присвистнуть. Высокая женщина немыслимой красоты смотрела на меня с таким выражением, будто это не я здесь разлегся, а самый грязный в мире бродяга, страдающий от проказы, сифилиса и газовой гангрены. Такого презрительного взгляда никогда до сих пор не видел.

Как и такой красоты.

Неземной красоты.

Ну не может на Земле такое чудо уродиться. Абсолютная естественность, возведенная в квадрат. Ни миллиграмма косметики, ни штриха от скальпеля пластического хирурга. Да что там химия, даже прическа выглядит так, будто над ней не расческа поработала, а буйный ветер, ухитрившийся каждый волосок уложить именно так, как он обязан лежать. И одета не по моде. Какая-то черная хламида, закрывающая все тело, кроме ладоней и головы. Лицо европейское, но в то же время с примесью экзотики, будто среди близких предков затесался азиат.

– Тайс амушаби, аби Трейя, – чуть наклонив голову, заявил второй присутствующий.

А вот этот ни разу не красив. Но мне судить трудно, в мужской красоте я почти ничего не понимаю. Разве что слащавого модного парня отличу от брутального мачо, как бы первый ни пытался выдать себя за последнего.

В чем, к слову, не вижу смысла. С точки зрения женского интереса это та еще лотерея, кто каких предпочитает. Барышни, как правило, сами на такой вопрос однозначно ответить не могут.

Как и полагается непредсказуемым созданиям.

Так вот, Трако Дарс, если оценивать по показателю модной слащавости, значительно уступает даже матерому медведю, поднятому охотниками зимой из берлоги в состоянии крайней степени негодования. Абсолютный хозяин жизни. Аура опасности и непоколебимой уверенности в своих силах, расходящаяся от этого человека, должно быть, разгоняет гопников за четыре квартала. Наверняка такому серьезному типу дают взятки дорожные полицейские в отсталых странах и предлагают деньги за секс продажные женщины в развитых. Иначе не объяснить, почему он при таком же скромном одеянии, как у Трейи, выглядит столь богато.

Да он похож на мечту всех официантов. То есть на парня, оставляющего килограмм золота на чай.

В общем, предельно крутой мачо, почему-то забравшийся в неприятные руины. Возится с какой-то жаровней, будто решил устроить барбекю в этом мрачнейшем месте. Только вместо мяса разогревает длинный кривой нож со сверкающей красными самоцветами рукоятью.

Древние замшелые стены, в которых не хватает вывалившихся блоков, зато не счесть трещин. Россыпи костей и черепов в многочисленных нишах. Громадный плоский камень, на котором надежно зафиксировано мое тело. Писклявый плач младенца где-то за головой, куда не дотягивается взгляд.

Это в какие края меня занесло? Это что, сон такой? Может, и так, ведь последнее, что я помню, как откинулся на сиденье автобуса и начал подремывать. Это было куда лучше, чем смотреть в окно. Водитель жал на газ так, будто не людей за деньги перевозит, а спасается от погони, увязавшейся за ним из того самого дурдома, в котором он должен был отсидеть еще лет сорок.

Что это за подвал? Что за люди? На каком языке они говорят? И почему я знаю, как их зовут?

Как-то это не похоже на сон. Ведь в тех случаях, когда я осознавал, что сплю, пробуждение происходило без промедления.

Стоп! Я ведь и вправду знаю их имена!

Да я и слова, оказывается, понимаю. Просто только сейчас это до меня дошло.

И до меня заодно дошло еще кое-что.

Важное и страшное.

Я понял, что никакое это не барбекю.

Я точно знал, для чего предназначен нож с драгоценной рукоятью.

Все вспомнив, я наконец понял, что да, это действительно сон.

И просыпаться надо прямо сейчас.

Вырвавшись из намечающегося кошмара, я понял, что угодил в другой, доселе не испытанный. Зато до сих пор жив. Ну не может мертвое тело так сильно страдать. А если речь идет о воспарившей душе, ее страдания должны иметь исключительно духовную, а не физическую природу.

Приоткрыв глаза, я сумел согнуть руку, спасая ладонь от нестерпимого жара, от которого кожа, по-моему, уже начала попахивать жареным. Очень уж характерный запах забивает ноздри.

Сознание работало плохо, но все же отметило странную насыщенность тревожного аромата. Потягивает не добротно приготовленным блюдом, а пригорающим, которое даже если спасешь, не рассчитывай на вкуснейший ужин.

Не может слегка обожженная ладонь так вонять. До нее ведь еще огонь не добрался.

Сам огонь я разглядел во вторую очередь. Сознание разгонялось чересчур медленно, потому окружающее я воспринимал фрагмент за фрагментом, а не всю картинку сразу и целиком.

Полыхал пол террасы. Доски для него приготавливали оригинальным способом. Я даже не знаю, можно ли это называть досками. Скорее – колодами. Но не уверен, подходит ли такое название. Увы, в плотницких делах разбираюсь смутно.

Как и во многих других.

Бревна раскалывались вдоль при помощи деревянных клиньев, которые в них голыми руками забивал Камай. Таким способом он совмещал тренировку ладоней и полезное для хозяйства дело. Полученные половинки отесывались до гладкого состояния и хитроумно укладывались плоскими сторонами кверху.

Вот так и получился пол террасы. Все детали массивные, такие разгораются медленно, зато горят долго. Благодаря этому пламя от пылающего дома добралось до меня не так быстро.

Почему начался пожар, я не знал, но догадывался, что всему виной сила, освободившаяся из сосуда, над которым грубо поиздевался мой амулет. Складывалось впечатление, что я стал эпицентром нешуточного взрыва. Стулья и прочие предметы расшвыряло в разные стороны, сорвало ограждение террасы, вдавило внутрь стену и разметало крышу над головой. Пространство перед главной постройкой усадьбы было усеяно всем тем, что разлетелось от меня подальше.

Сам я пребывал в центре беспорядка и обязан был погибнуть, но этого не наблюдается. Да, чувствую себя, мягко говоря, не слишком прекрасно, но это вполне нормально.

Потому что хорошо я себя здесь никогда не чувствовал.

Черное воинство не стояло надо мной с занесенными мечами. Убийцы лежали там, где их настигла волна высвободившейся силы. Темные кочки так и располагались в два ряда за их жертвами в белых ночных одеяниях.

И трупы нашей прислуги стали другими. Кожа у них почернела, будто обуглилась. Но этого не может быть, потому что ткань в таком случае тоже должна потерять цвет, чего не наблюдалось ни на одном теле.

Впрочем, я не особо ломал голову над загадками происходящего. Даже то, что главный убийца исчез вместе с Камаем, меня не напрягало. Пусть хоть за спиной моей прячется, дабы в нужный момент перерезать горло.

Плевать. Главное – успеть кое-что сделать до этого самого момента.

То, что я сумел подняться, – чудо. А то, что после этого сделал шаг, – чудо великое.

Как и все последующие шаги.

У меня была цель, к которой я готов без рук и ног доползти. Но я не ползу, я иду. Иду в правильном направлении.

И это прекрасно.

Кожа на лице и руках матери не изменилась. В том смысле, что не почернела, как на всех прочих. Трейя не шевелилась, но меня не обманешь.

Она все еще жива. Удерживается в миллиметре от смерти, но продолжает дышать. Я чувствую это. Не знаю чем и как, но чувствую. Ведь меня к этой женщине привязывает не только ненависть. Слишком много общего скопилось у меня и у человека, который оборвал одну мою жизнь и самоотверженно защищал другую. Вот поэтому я уверен, что у меня есть немного времени, чтобы сказать ей последние слова.

Но даже сейчас мать себе не изменила. Она не позволила мне перехватить инициативу. Я даже не успел до конца присесть, делая это медленно и осторожно, всеми силами стараясь не завалиться, окончательно потеряв равновесие.

Трейя резко открыла глаза, шевельнула одной рукой, тут же ее приподняв. Но не чтобы помочь. Она ухватилась за амулет, мелко при этом задрожав. Спустя пару секунд расслабилась и еле слышно прошептала:

– Гедар… шкатулка… Твоя сумка… Дай…

Зачем ей это понадобилось в такой момент, я понятия не имел. И вообще, мне нет дела до странных капризов умирающих. Я ведь не за этим к ней подошел. Но власть этой женщины надо мной столь велика, что у меня из головы вылетело, что я, собственно, здесь делаю.

Послушно достал шкатулку, протянул.

– Открой… Достань… – прошептала Трейя.

Подцепив нефритовую крышку, вытащил содержимое. Фигурный шелковый мешочек, в котором прощупывались знакомые предметы.

Сжав его, мать захрипела, после чего почти бессвязно произнесла:

– Высшие силы… последние слова… просьба умирающего… Это надо. Это очень надо моему мальчику. Дайте… дайте еще. – Вновь мелко задрожав, она тут же расслабилась и умиротворенно протянула: – На шею. Надень его на шею. Вместе с амулетом. Не снимай.

Выполняя указание Трейи, я внезапно осознал, что являюсь не кем иным, как распоследним болваном. Вместо того чтобы высказать ей все, что должен высказать, я веду себя как маменькин сынок.

А ведь эта гадина подыхает. Я так и останусь ни с чем.

Потому поспешно произнес:

– Я не Гедар.

– Гедар… мальчик мой… – пролепетала женщина, обессиленно опуская веки.

– А ну стоять! Не вздумай подохнуть! Не вздумай! Я не Гедар! Ты слышишь меня?! Я не Гедар! Это не твой сын, это только оболочка от твоего выродка! И эта оболочка не пустая! В ней кое-кто поселился! Ты помнишь меня?! Ты должна помнить! Это ведь ты вырвала мое сердце! Ты и Трако Дарс это сделали! Ты пом…

Осекшись от дичайшей судороги, набросившейся на каждую мою мышцу, я завалился на мать, выдавив из ее груди воздух. Услышав при этом ее последнее слово:

– Ге… Гедар…

А вот теперь точно все. Не поговорили. Умирающая женщина даже не поняла, какую змею пригрела, до последнего сражаясь ради пустой оболочки, давно захваченной чужаком.

Черт! Я ведь обязан был объяснить ей, что она и правда произвела на свет выродка. В ее никчемном сыне разума и на каплю не наблюдалось. Он и правда пустота, он чистый лист, а я текст, который она в своей слепой материнской заботе записала туда, где должно было размещаться сознание настоящего Кроу.

Трейя умерла в полной уверенности, что до последнего всеми силами оберегала Гедара, а не захватчика, затаившегося в его пустой оболочке.

То есть умерла с чистой совестью. А это очень плохо. Настолько плохо, что даже боль от судороги, терзавшей тело, не смогла отвлечь меня от осознания упущенной возможности.

Я был обязан взять свое. Объяснить этой стерве всю глубину ее ошибки. Она должна была подохнуть в отчаянии, скрежеща зубами от бессильной ярости.

Судорога отпустила, но боль не ушла. Со мной что-то происходило. Что-то никогда до этого не испытанное. Волна ци прошла через тело не бесследно. После нее что-то осталось.

И это что-то терзало меня с жестокостью профессионального палача.

Будь на моем месте нормальный житель этого ненормального мира, скорее всего, здесь бы все и закончилось. Однако я это я – самое слабое существо, какое только можно вообразить. И существо, страдающее годами. Страдающее непрерывно. Страдающее с того самого момента, когда раскаленное острие жертвенного ножа обожгло кожу на груди.

Так что страдание – дело привычное.

Судороги – ничто. Как и боль, они мало что добавляют к привычному для меня существованию. Телесная немощь – даже не смешно. Без амулета я неподвижный овощ, который и дышит-то с трудом, куда ему шевелиться. Моя походка вдребезги пьяного повесы – это тоже вполне нормально. Мне впору собою гордиться. Бывало, я за две недели не делал столько шагов, сколько сделал сейчас.

И сделаю еще.

Я уходил. Не знаю куда, просто шел вперед. Сейчас мне надо оказаться как можно дальше от зарева, оставшегося за спиной.

Убийцы, пришедшие в усадьбу, погибли. Разве что один, возможно, каким-то образом избежал общей судьбы. Не исключено, что он исчез при помощи местной магии, как и Камай. Оба должны были погибнуть, почернеть под натиском ци, собираемой многими поколениями Кроу. Останков от них нигде не видно, а умчаться от волны смерти они никак не успевали.

Выброс энергии, на которой держится весь этот мир, пощадил лишь мать.

И меня.

Оболочку последнего Кроу, захваченную пришельцем.

И этот пришелец умеет думать даже в столь сложном состоянии. Я помню, что горит не только усадьба, но и мельница. Возможно, это дело рук других убийц, избежавших общей участи. Если это так, очень скоро они обнаружат гибель своих товарищей. Или вернется тот, от чьей руки погибла Трейя.

Жаль, что не от моей…

Чем дальше я уйду, тем больше шансов выжить.

Хотя зачем она мне нужна, такая жизнь?..

Глава 6
Взглянуть в себя

Ступени просвещения: неизвестно

Атрибуты: нет

Навыки: нет

Состояния: нет

Проснулся я, вынырнув из кошмара, который всем кошмарам кошмар. Я сгорал заживо вместе с усадьбой, потому что мой амулет увез Камай, а без него нельзя подняться с постели, не говоря уже о ходьбе. Мои кости голыми руками ломал Пенс, а мать, стоя рядом, аплодировала на каждый треск. Тшими, выбравшись из могилы, рассказывал мне об особенностях пищевого поведения разных видов червей и о том, что ощущает разлагающийся труп, когда эти мелкие твари его пожирают.

Ну и сердце мне вытаскивали из груди раз пятнадцать. И при помощи раскаленного ножа, и с использованием холодного, и даже безо всяких инструментов, голыми руками.

Для таких, как Пенс и Камай, это плевое дело.

И что самое нехорошее, проснуться не получалось. Я старался. Изо всех сил старался. Но никак. Так что стало закрадываться подозрение, что это явь. Это тот самый ад, который я заработал за нехорошие мысли по поводу зверского убиения матери и Трако Дарса. Должно быть, высшие силы этого мира считают, что даже думать о таком – смертный грех.

Но нет, обошлось. При очередной попытке я наконец выбрался в реальность.

Реальность оказалась необычной. Смутно помню, что потерял силы и свалился непонятно где. Думал отлежаться несколько минут, но потом последовал столь серьезный приступ судороги и боли, что даже для меня это оказалось слишком.

Вырубился.

Рассчитывал очнуться на земле, но оказалось, что лежу на сухой соломе, погрузившись в нее чуть ли не с головой. Ложе потряхивает, подо мной что-то монотонно поскрипывает, слышно невнятное бормотание негромких человеческих голосов, а в ноздри бьет концентрированный запах навоза.

Подмеченного хватило, чтобы осознать – никакая это не земля. Я нахожусь в повозке, которая куда-то движется. Слева и справа меня окружают мешки, бочки и ящики. Заметно, что их раздвинули, дабы освободить место именно под габариты моего тела. То есть кто-то проявил заботу.

Это утешает. Но я человек недоверчивый и потому не стал торопиться показывать, что пришел в себя.

Вместо этого попытался проанализировать свое состояние. Дело в том, что некоторые моменты во сне, из которого я с трудом выкарабкался, нельзя относить к кошмарным. Скорее к странным или, точнее, к специфически бытовым, если судить по меркам этого мира.

Сжал левую ладонь. Затем правую. Слушаются. И даже ощущаю, что смогу ими с приличной силой что-нибудь ухватить. Их возможностей, наверное, хватит для удержания полной тарелки с супом, что для меня – немалое достижение.

Стараясь не выдавать себя резкими движениями, проверил остальные части тела. Вроде все работает прекрасно, хотя в лежачем положении полностью в этом убедиться невозможно.

Ладно, будем считать, что с суставами и мускулатурой разобрался.

Дальше подошла очередь органов чувств. А вот тут все одновременно и проще и сложнее. Я разве что по поводу вкуса не уверен, но все остальное работает прекрасно.

Даже более чем прекрасно. Я никогда не слышал звуки настолько хорошо. Они будто объемными стали, подсказывая направление на источники и выдавая свои особенности. Зрение – аналогично. Да я в обычной соломе мог насчитать десятки цветовых оттенков, чего раньше и близко не наблюдалось. Пальцы мои стали столь чувствительными, хоть в шулера подавайся, а нос в навозной вони различал некоторые нюансы, по которым я определил, что источником запаха являются несколько лошадей, у одной из которых, возможно, что-то нехорошее с желудочно-кишечным трактом.

– Проклятая Чмарька, опять у нее брюхо раздувает, – подтвердил мои ветеринарные предположения голос одного из возничих.

Почему одного из? Да потому что их несколько, по одному или два на повозку. Это тоже подсказал мой слух, когда я кое-как разобрался в необычном изобилии информации, которую он выдавал.

Ребенок, тело которого я захватил, был полностью неполноценным. Он едва слышал, слабо видел, а запах навоза не всегда мог ощутить, даже уткнувшись лицом в свежайшую коровью лепешку. Вкуса у него хватало только на то, чтобы мед с солью не перепутать, а пальцы на ощупь не были способны отличить задницу от лица.

С этим телом определенно что-то произошло. Если раньше я в нем ощущал себя как ступня сорок пятого размера, втиснутая в детский ботинок, то теперь все по-другому. Оно сидит на мне как влитое.

Это больше не тело Гедара – это мое тело.

Необычное ощущение. Приходится заново привыкать к тому, что для обычного человека норма.

Судорог нет, но осталась боль, угнездившаяся во всех суставах. Но она вполне терпимая и даже чуть приятная. Нет, не в том смысле, что я получаю удовольствие от хлыстов в руках озабоченных дамочек, облаченных в черный латекс. Это что-то вроде «мышечной радости» у людей, занимающихся спортом. Тот случай, когда человек изрядно перетренировался, отчего на следующий день ощущает себя не слишком хорошо, но понимает, что это пошло ему на пользу.

Понятия не имею, что со мной происходит, но должен признать, что с телом если не полный порядок, то все очень хорошо. Так хорошо, как никогда до сих пор не бывало.

Значит, не мешает продолжить изучение своего состояния. Углубиться в то, чему в моем мире нет аналогов.

Проблема в том, что я очень смутно представляю, как это делается. Мать и приводимые ею время от времени умельцы не раз пытались меня научить азам работы с ПОРЯДКОМ. И я даже искренне старался, надеясь, что это позволит мне стать полноценным. Но все без толку, ни разу ничего не получилось.

Но сейчас во мне что-то поменялось. Кто знает, вдруг открылись прежде крепко запертые двери. На это намекают отдельные элементы кошмарного сна, из которого с трудом выбрался.

Однако сон – не реальность. Пока не попробуешь – правду не узнаешь.

Проблема в том, что мать и прочие толком не смогли объяснить, что и как следует делать. Это примерно то же самое, как учить человека медитации при условии, что тот никогда прежде не интересовался духовными практиками и даже более того, считал их жалким шарлатанством.

Да уж. Задачка. Пожалуй, это так же трудно, как объяснить слепому цветовое разнообразие радуги.

Но я старался. Старался изо всех сил. До скрипа мозговых шестеренок напрягал память, выуживая из нее все, что доводилось слышать по этой теме. Вроде как надо впасть в местную разновидность транса. Точный перевод, описывающий это состояние, звучит как «взгляд в себя». Вот и принялся выворачивать глаза по-всякому.

Надо сказать, что я этим не в первый раз занимаюсь. Уж сколько мне мать пыталась талдычить, да и несколько наставников, приведенных за немалую плату, тоже со мной изрядно намучились. Но никому так и не удалось ввести меня в это состояние. Складывалось впечатление, что это невозможно. То есть способность заблокирована или вообще не предусмотрена.

Скорее второй вариант, ведь зачем пустому смотреть на свою пустоту.

И вот я пытаюсь проделать это снова и снова. Выворачивая глаза в разные стороны, то закрывая их, то широко распахивая.

Без толку.

Ну да, чего еще ждать от ни на что не годного выродка…

В этом мире лучше появиться слепым и глухим, чем пустым. Я лишен главного инструмента взаимодействия с этим миром. Мой случай не поддается лечению или хотя бы объяснению, где это лечение следует искать. Я уникален. Да, похожие случаи не так уж и редки, но обделенные ПОРЯДКОМ бедолаги погибают либо при рождении, либо в раннем младенчестве.

Я тоже не должен жить. Но почему-то живу. В этом, конечно, колоссальная заслуга Трейи. Но у нее было не так много возможностей меня поддерживать. В общем, то, что пустое тело дотянуло до тринадцатилетнего возраста, – великое чудо.

И не менее великая загадка.

В очередной раз над этой загадкой задумавшись, я, продолжая на автоматизме экспериментировать со своим зрительным аппаратом, столкнулся со странным явлением. Никогда прежде ничего подобного со мной не происходило. Меня как будто отодвинули на метр назад. То есть вдавили вниз, под днище телеги. В яму, похожую на могильную: узкая, с вертикальными, чуть просвечивающимися стенками. За ними можно разглядеть смутные силуэты каких-то объектов, но что это такое, определить невозможно.

Картинка впереди просматривается лучше, но она сильно размытая и будто туманом затянутая, густым до такой степени, что хоть ножом на куски кромсай.

И в тумане этом висело что-то, более всего похожее на неровный клубок шерсти, с которым вдоволь позабавился игривый кот. Во все стороны торчат разорванные нити и петли, повсюду парят оторванные фрагменты. Они медленно кружат, будто спутники, по круговым и эллиптическим орбитам. Причем во всех направлениях, создавая давящее на глаза напряжение.

Попытавшись вглядеться вглубь клубка, я наконец отчетливо осознал – у меня получилось.

То, что не смогли сделать Трейя и наставники, вышло у меня самостоятельно. И даже более того, я мог это повторить, потому что понял, каким способом это делается.

Да как два пальца…

Этот мир называется Рок. Единственную гласную букву полагается тянуть, так что, если быть дотошным, следует писать Роок. Но Рок – куда интереснее звучит с точки зрения опыта моей первой жизни.

Правда, я не уверен, что так называется вся планета. Мою главную учительницу – Трейю я понимал далеко не всегда. А задавать наводящие вопросы, как правило, не мог, дабы не рисковать разрушить имидж умственно неполноценного и абсолютно пустого создания.

Под маской безнадежного недоумка очень удобно прятаться человеку, который ничего не забыл и дожидается возможности отомстить. Но при этом надо строжайше следить, чтобы не выдать себя ни в единой мелочи. Особенно это касается слов.

Вот потому по молчаливости приходилось конкурировать с Камаем.

Верования у местного населения интересные. Возможно, во времена Троянской войны и мои предки верили так же. В ту эпоху об атеизме не могло быть и речи, боги являлись такой же невидимой, но бесспорной реальностью, как гравитация для моих современников.

Вот только у обитателей Рока богов как таковых не было. Точнее, не было их в данный момент. Дело в том, что, создавая мир, божества несколько перестарались. Дабы отодвинуть его подальше от территории неописуемого кошмара или хаотической серости, на краю которой располагалась моя родина, они растворили себя в процессе созидания.

Это означало, что богов как бы нет, но их сила присутствует во всем, в каждой пылинке Рока. В одних местах или объектах ее аккумулируется больше, в других меньше, но без нее не обходится нигде. Если я, конечно, правильно понял не очень-то внятные пояснения.

Вот эту неосязаемую субстанцию я и называю ци.

Различные существа (в том числе и разумные) имеют аппарат для управления этой силой. Вот именно в него я сейчас забрался.

И первое, что отметил, – это полная непонятность. Как тут? Чего? Что тут вообще делать и какими терминами это можно назвать? Все равно что пользователя калькулятора посадили за компьютер с неудачной программой, в двух словах объяснив ее принципы. В общем, оптимизацией здесь не пахнет.

Возможно, у нормальных детей все это выглядит иначе. Но я взрослый уроженец Земли, запертый в теле, которое от рождения было лишено намеков на разумность. Возможно, аппарат взаимодействия с ци у выродка также был не в порядке. Не просто так ведь сын Трейи появился на свет пустым. Инструмент для работы с параметрами ПОРЯДКА достался мне по наследству в таком изуродованном виде, что до того, как попасть под выплеск энергии из разрушенного кланового вместилища, я даже не мог к нему подключиться.

Ну вот, вроде бы подключился. И что дальше? С таким же успехом неандерталец может вытаращиться в картинку загрузки операционной системы на мониторе ноутбука.

Итак, в первые минуты я вообще ничего не понимал. А затем методом проб и ошибок установил, что клубком, занимавшим значительную часть поля зрения, можно управлять. Точнее, менять его конфигурацию и расположение, разделять на части, а также волевым усилием вызывать что-то, весьма отдаленно напоминающее поясняющие надписи. Поначалу это были просто туманные образы, но я быстро научился переводить их в буквы и слова.

Все равно ничего не получалось понять, пока я не пришел к мысли, что рассматривать это надо не как нечто полностью чужое, а как привычный для меня интерфейс компьютерной программы. Самое оптимальное, что можно приспособить к ситуации, – ролевая игрушка. Именно в таких играх к видимым параметрам прилагается надстройка из различных параметров, оказывающих влияние на возможности персонажей и предметов.

Вот тут дело пошло на лад. Не сразу, конечно, но я сумел упорядочить то, что у аборигенов, скорее всего, в подобной настройке вообще не нуждалось.

Ну да я тут один такой выродок. Приходится выкручиваться необычными способами.

Каждый житель Рока рождается со своего рода резервуаром ци. Процесс прохода по родовым путям – его первое испытание. Высшие силы, оставленные растворившимися по миру богами, вознаграждают младенца заполнением этого стартового вместилища.

Вот так аборигены получают первую ступень просвещения. Еще не начали реветь от обиды на то, что их выдернули из уютного и привычного вместилища, а уже добились многого.

Чего я за все двенадцать лет добиться не смог.

Да-да, резервуара ци у меня не было. Такой вот я выродок – полностью неполноценный. Мать и наставники всякими путями пытались определить его наличие, но приходилось признавать, что природа позабыла о нем позаботиться. Что, конечно, очень их удивляло, потому как в мире, где все пронизано эманациями богов, трудно представить существование ребенка, в котором нет ни единой частички первородной силы. Полностью пустой сосуд нежизнеспособен. Такое нередко происходит при кесаревом сечении. Высшие силы считают такой способ рождения слишком простым, потому во многих случаях вместилище заполняется не до верха. Этого недостаточно для получения первой ступени, что означает быструю и неотвратимую гибель.

По мнению одного из наставников, мой сосуд не был заполнен даже частично. Его попросту не существовало. Вот это каким-то образом и позволяло мне влачить жалкое существование. Мать с ним не соглашалась, считая, что вместилище есть, но оно идеально пустое, без капли первородной сути, и это тоже каким-то образом позволяет мне не умирать. Потому и спустила на меня целое состояние, пытаясь заполнить вручную, переведя меня на первую ступень столь нетипичным для Рока способом.

Состояние это она перевела впустую. Ци в меня уходило, как вода в решето. Куда девалось – непонятно, но толку от этого явно не было.

До этого дня.

Сейчас я видел свое вместилище. Оно, разумеется, нематериальное или состоит из столь разреженной материи, что этим можно пренебречь. Усилиями воли я мог придавать ему любую форму и, чуть поэкспериментировав, выбрал кольцо, разместив его по центру.

Это – главное. Основа моего, так сказать, второго «я». Надстройка, без которой обитатели Рока не выживают.

Она у меня заполнена лишь частично. Для моего внутреннего взора это выглядит как кольцо из дешевого грязного серебра, которое аккуратно распилили, залив прорезь распила чистейшим золотом. Если перекрасить в ярко-желтое всю оставшуюся часть, я перейду на первую ступень. То есть добьюсь того, что здешние младенцы получают при рождении.

Через тело мое прошло цунами ци, уничтожив в округе всех, в ком не было крови Кроу. Однако этой силищи хватило всего лишь на незначительную заполненную прорезь в пустоте моего кольца.

И где брать остальное? У меня был всего лишь один абунай, да и тот разлетелся на атомы. Где найти недостающую ци, я пока что не представлял.

А еще надо признать, что меня обделили не только в этом.

Аборигены при рождении обычно получают три атрибута из пяти возможных. Если упрощать пафос, коим переполнена эта тема, называть их можно просто: Сила, Ловкость и Выносливость. Полагается писать с большой буквы и произносить уважительным тоном.

У каждого атрибута есть свои ступени, вехи или уровни. От нуля, когда он вообще ни на что не влияет, до заданного максимума. Для примера возьмем пару молодых людей одинакового возраста. Первый пусть плохо ест и мало занимается физическим трудом. Растет себе тощим хлюпиком, но при этом у него получается развивать атрибут Сила. Второй, наоборот, жрет за пятерых, пашет, как вол, да еще и тренируется со штангой в свободное время. Но об атрибутах не заботится.

Допустим, эта парочка решает устроить состязание по подъему тяжестей. Ну так вот, атлет может запросто проиграть дрыщу, потому как тот возьмет свое за счет высоко поднятого атрибута. Разумеется, задирать его придется прилично, дабы компенсировал телесную разницу, но вариант, когда дистрофик без шансов обыгрывает культуриста, в этом мире не выглядит немыслимой фантастикой.

Для большей части населения этих трех атрибутов вполне достаточно. Не так много видов деятельности здесь существует, которым требуется большее.

Те, у кого проявлены и подняты все три, называются омеги. Если я говорю «омега-три», речь идет не о пищевой добавке из рыбьего жира, а о человеке, который добрался до третьей ступени просвещения, не развивая ничего, кроме трех заработанных при рождении атрибутов.

Итак, с вместилищем ци я кое-как разобрался. Оно у меня нулевое и заполнено еле-еле. Можно сказать – почти пустое.

С атрибутами все похуже. Их нет.

Ни пустых, ни частично приподнятых.

Никаких.

Я никчемен как по ступеням просвещения, так и по атрибутам.

Я тот, кто в этом мире существовать не может.

Я не омега-ноль, я просто ноль-ноль.

Полный ноль…