Текст книги "Приемный"

Глава 8. В канаве

Время всегда тянется медленно, когда ты хочешь его ускорить, и наоборот. Каждая секунда под прессом страха, боли и смертельной усталости тянется как минута, минуты превращаются в часы, а часы – в дни. Если руководствоваться такими расчётами, то в канаве я провалялся не меньше недели.

Иксы бросили на мою поимку много сил. Только из поместья выехало семь чёрных тонированных машин, а ведь было ещё и подкрепление из города.

Мысль прихватить с собой рацию – спасла мне жизнь. Пускай я слушал эфир только пятнадцать минут, но этого хватило, чтобы понять – стоит мне высунуть макушку и сделать хотя бы пару шагов, как обученные и натасканные Иксы в считанные минуты закончат мои мучения.

Решение прихватить рацию – это плюс в мою копилку, но едва ли он покрывал два жирных минуса. Первый – моё безалаберное отношение к энергии. Какой чёрт меня дёрнул отправить в ядро почти все остатки, когда я выбегал из дома? Хватило бы и трети, чтобы быстро пробежать по дорожке и припугнуть охранника. Второй минус – доверие. Я не стал вырубать охранника, за что поплатился пулей в спину. К ножевому ранению между лопаток прибавилось огнестрельное в плечо.

Энергия поддерживала меня пару минут. Тогда я ещё мог трезво мыслить и быстро рассуждать. Глянул на указатели, связал стрелки на знаке со своими скудными знаниями пригорода и примерно определил, что нахожусь на западе. Разумеется, трасса была для меня закрыта. Я выбирал между прямым маршрутом через лес и элитным посёлком. Хорошо, что не успел выбрать. Вовремя заговорила рация.

Командный прокуренный голос раздавал команды со скоростью одна в секунду. Говорил быстро, чётко и по делу. Мне оставалось лишь слушать, переваривать и мысленно отмечать опасные места.

Первым делом он приказал перекрыть трассу, затем оцепить посёлок и пройтись по всем соседям без исключений. На случай, если кого-то из соседей не окажется дома, давал позволение проникать на территорию под его ответственность. На лес он рассчитывал больше всего. Отправил туда аж восемь машин, которые, насколько было возможным, проехали по просёлочной дороге, а дальше их пассажиры разбрелись и начали прочёсывание. Вдобавок ко всему он приказал повесить над посёлком, лесом и ближайшими территориями коптеры.

Прослушав всё это, я остался в канаве. Примерно пятьдесят Иксов занимались поисками пацана, покрыв при этом десятки квадратных километров, а он валялся в канаве в двухстах метрах от их кланового поместья.

В сфере остались жалкие крохи. Налипшие на стенки капли, которых ни на что не хватит. Хотя, сказать по правде, я сомневался, что энергия мне поможет. Тело было чересчур истощено. Вымотано, изношено, выдоено.

Порой энергия открывала для людей невероятные возможности, но и у неё был предел. Какой бы силой ни обладала, она не в состоянии тащить изрешечённое ранами тело. Это как залить ракетное топливо в раздолбанную предаварийную колымагу. За пару секунд двигатель выдаст свой личный рекорд мощности, но так же быстро стопорнёт, а то и вовсе взорвётся.

* * *

Наступил вечер. К холоду от кровопотери прибавился холод атмосферный.

Ноги по колено провалились в грязь. Время от времени я их вытаскивал, но на это уходило слишком много сил. Потому я предпочитал терпеть мерзость холодной и промозглой земли, чем шевелиться.

Рация молчала уже давно. Возможно, Иксы слишком далеко разъехались и теперь использовали для связи мобильники, либо догадались, что я их слушаю. Обыскали мёртвого Кадама, не нашли рации и связали одно с другим.

Кадам мёртв? Я убил его?

В книгах или статьях о Мировой гражданской войне я много читал о психологических расстройствах у убийц. Некоторые убивали на войне, кто-то лишал жизни другого в бытовой ссоре, немногие – убивали обороняясь.

Посмотрим, будет ли приходить ко мне по ночам Кадам, но пока я и близко не чувствовал сожаления. Ладно, пацаны изменились не по своей воле, но этот мужик был Иксом до мозга костей. Он участвовал в похищении детей и водил их в комнату Прозрения, где чокнутый старик ковырялся в мозгах. Кадам заслуживал смерти, как и другие стоящие за этим Иксы.

Ближе к ночи стало совсем плохо. Я отключался, путал фантазии с реальностью. Отдавался десятиминутным отрезкам сна и вздрагивал от нашедших меня Иксов.

Ночь была моей единственной надеждой. Стемнело. Я посмотрел в небо и понадеялся, что квадракоптерам не хватит света – меня рассмотреть. Собрался с силами и привстал из земляного кокона, который я отпечатал телом в земле. Присмотрел пологий подъем на противоположной стороне канавы и попробовал встать. Похоже, я слишком себе переоценил… От самой небольшой нагрузки всё тело заходило ходуном. Я упал в грязь пересохшей, десятисантиметровой глубины речушки и чуть не захлебнулся.

Был близок к тому, чтобы опустить руки, но вспомнил про сферу. Сегодня она подарила мне грёбаную кучу шансов на спасение, а я просил ещё один. Раньше оранжевые частицы меня почти не слушались, со временем стали дружелюбнее и отзывчивее. У меня было более чем предостаточно времени, чтобы собрать их всех. Подтолкнуть мысленно каждую капельку. Собрать по слоям, будто загулявших детишек.

Подвёл общий сгусток к ядру. Оранжевый цвет энергии натолкнул меня на определённые мысли. Он был не красным, не зелёным, а значит, мог использоваться в разных целях. Где-то я об этом читал, но не припомнил ничего конкретного. Признаться, я так и не понял, как работает «оранжевый» режим, но просил у сферы чего-то другого. Представил, как энергия помогает заживить раны, и открыл клапаны. Сгусток, размером с черничную ягоду, скользнул в ядро и бесследно испарился. Я прислушался к ощущениям в теле… Ничего не изменилось.

Через час я окончательно погрузился в сон. Холод расползался по телу, захватывая сантиметр за сантиметром. Что-то подсказывало, что солнце меня уже не согреет. И проснусь ли я?

Проснулся. Поспать мне не дал шум приближающихся голосов…

* * *

Они шли справа. Надеюсь, тот командный голос из рации отдал приказ прикончить меня, потому что иметь дел с Иксами не хотелось. Мало ли что им может взбрести в голову после моей выходки?

Плотнее прижавшись к земле, я сдвинул голову ближе к кустарнику и постарался ровнее дышать. Не вышло. Сердце было последней опорой организма. Только на нём я и держался, а оно отрабатывало за четверых. Колотилось в груди так, что сотрясало всё тело, и оттого учащалось дыхание. Я дышал коротко, но очень быстро, как измученная бегом собака. Из-за пересохшего горла я иногда хрипел и временами срывался на кашель.

Они шли вдоль канавы по противоположному берегу. Из-за изгиба ручья я увидел их с пятидесяти метров. Трое. Идут один за другим. Но почему почти гуськом? Разве это не я должен от них прятаться?

Прошло двадцать секунд, нас отделяла последняя природная преграда – небольшая насыпь в десяти метрах от меня. Кажется, когда-то на той стороне ручья лежал мусор, ещё днём я заметил целлофановые пакеты и пластиковые бутылки. Со временем мини-помойку засыпали песком. Теперь она выглядела эдаким холмом на берегу реки, из складок которого пробивались сорняки.

Незнакомцы обошли насыпь и выросли надо мной, будто я смотрел на них из первого ряда в кинотеатре. Двое шли впереди, ворочая головами, и вот-вот должны были заметить меня, но их окликнул отстающий – пухлый силуэт со спортивной сумкой за спиной:

– Братва, давайте перекурим, а? Ещё немного без передышки, и я просто сдохну!

– Завали, Желудь! Перекурим, когда я скажу! Тащи сумку! – шепотом крикнул на него первый.

– Давай и вправду остановимся, – спокойно сказал второй. – Не хватало, чтобы он ещё грохнулся и разбил товар.

Первый размышлял секунд десять, которые тянулись для меня словно часы. Казалось, что вместе с набранным в лёгкие воздухом я глотнул кипятка, и тот бурлил внутри, силясь вырваться с оглушающим кашлем.

– Ладно. У горки сядем! – скомандовал первый и вернулся к насыпи.

Они вернулись на пять метров назад и упали в песок. Пухлый скинул с плеча сумку, в которой что-то зазвенело, а первый пообещал пустить его на фарш, если он будет так шуметь. Стало чуть безопаснее. По крайней мере, я не боялся, что они услышат хлопки моих ресниц или шевеление волос на затылке. Я видел их головы, плечи и прекрасно слышал разговор.

– Ещё немного и влипли бы по самое не балуй! – сказал пухлый-Желудь.

Двое других, по-видимому, не хотели разговаривать и сидели тихо. Я же был безмерно благодарен Желудю за его словесное недержание. Нарушая тишину, он позволял мне дышать.

– Что за люди, а?! Денег – жопой жуй! Дворцы, машины, вертолёты, яхты и столько кипиша из-за бухла?! – Желудь помолчал, но ему никто не ответил. – Неужто так жаба за пару бутылок вискаря задушила, что они целую роту на ноги подняли?!

– Да утихни ты!

– Вот же мудаки! – разошёлся пухлый. – А если бы они нас поймали?! Нет, ну серьёзно?! Не удивился бы, если эти зажратые гондоны грохнули нас прямо у себя на участке!

– Да что ты несешь, жирнич?!

– Ты видел их хари?! Я те отвечаю! Если бы один из тех уродов меня принял, сунул бы в рот ствол и нажал на курок. На хера им вообще стволы?! Мы же дети!

– Пф-ф-ф!

– Ну ладно, не дети, но подростки! Это ж кем нужно быть, чтобы свору головорезов из-за мелкой кражи…

– Да не за нами это, придурок! – прервал Желудя второй.

– А?..

– Бэ! Кому ты сдался, толстозадый, с десятком бутылок пойла?! Максимум, что бы они тебе сделали – заставили выпить бутылку, чтобы поржать над угашенным толстяком. В этом посёлке живёт одна элита да клановские. Ты думаешь, он помнит, сколько у него в погребе бутылок? Да там бухла – бассейн можно набрать!

– А что тогда? – спросил с интересом Желудь, поумерив свой пыл.

– Не знаю.

– Видать, что-то не поделили, – сказал первый. – Хотя скорее крысу ловят или пленника.

– Почему?

– А зачем им на своей территории по участкам рыскать и дороги перекрывать? Будь это клановые разборки, здесь бы вовсю полыхали огонь и энергия. Да и не воюют они на своих участках, предпочитают нейтральные зоны. Там глаз меньше и трупы далеко таскать не нужно.

– Вот, чёрт! – в голосе Желудя послышался страх. – А я-то думал… Вот чёрт!

– Да заткнись ты! – почти одновременно сказали первый и второй.

Ещё десять секунд тишины – для них, и неисчислимое время испытаний – для меня. И мало того, что драло в горле и лёгких, так чёртово болото выше колена засосало ноги, отчего я съезжал в него задницей.

– Есть идеи, как уходить будем? – спросил первый.

– Можно пойти дальше по канаве. Дойдём до озера, а там мимо бетонного забора к железке, – ответил второй. – Сделаем большой круг, но перестрахуемся.

– Хорошо. Так и сделаем, – одобрил первый.

– Да, блин! – взмолился пухлый. – Я сумку столько не дотащу.

– Дотащишь! Зря, что ли, пузо такое отъедал?! Вставай и пошли!

– Ещё минуту!

– Пошли, сказал!

– Чтоб вас! Дайте хоть отлить!

Желудь поднялся и подошёл к краю канавы, зажурчал ручеёк и утих через секунду:

– Пацаны! Кажется, там жмурик лежит!

* * *

Надо мной склонились три головы. Я хотел поздороваться и сказать, что ещё не совсем жмурик, но выдавил из себя лишь протяжный стон.

– Живой, – сказал второй. – Но, похоже, худо ему.

– Ранен, – согласился первый. – Вот на кого клановские облаву устроили.

– Думаешь? – всполошился Желудь.

– Ну а что тут думать. Часто ты видишь валяющегося в канаве пацана с разрезанной кофтой и окровавленным лицом?

– Почти каждый день.

– Да, но не в элитном посёлке, где снуют вооружённые громилы. Готов спорить, что ищут его.

Собравшись с силами, я попробовал кивнуть. Почему-то мне показалось важным, чтобы пацаны знали обо мне правду. Впрочем, у меня всё равно ничего не вышло. Мой кивок ничем не отличался от других спазмов умирающего тела.

– Соглашусь, – сказал второй. – У него в плече – огнестрел.

– Что?! – Желудь подскочил, чтобы посмотреть, а затем отпрыгнул назад, испугавшись увиденного. – Да ну нах! Ё-моё! У него дырка в плече, пацаны! Твою ж мать!

Первый склонился и потрепал меня за рукав. Признаться, я опешил от его смелости. Ничуть не смутившись, он сунул палец в рану и придержал меня, когда я дёрнулся от боли.

– Ты чего творишь, Тарас?! – Побелевшее лицо Желудя выделялось в ночной темени.

– Сквозное, – ответил первый, он же Тарас.

– Чего делать будем? – спросил второй.

– Дела-а-а… – Тарас задумался. – Хрен знает, в чём он провинился и что натворил. С другой стороны, вряд ли простой пацан мог так сильно насолить кланам, чтобы те на него охоту объявили. Может, он чей-то сын? В заложниках был?

– Можно раздеть до пояса и клановые знаки посмотреть, – предложил второй и посмотрел на Желудя.

– Идите в задницу, пацаны! Я к нему не притронусь! На нём же мои отпечатки останутся! А если он окочурится?!

– Какой же ты всё-таки тупой, Желудь, – продолжил Тарас и задумался. – Нет, раздевать не будем. Ему и так, видать, худо. Начнём тормошить, точно ласты склеит. По-хорошему нам бы тут его бросить, ибо если встрянем в клановые дела, замечанием и условкой не отделаемся, но…

– Не по-пацански это, – закончил за Тараса второй.

– Точно.

– Вы совсем, что ли, на голову ё…?

– Придётся помочь, – вынес решение Тарас, после которого пацаны посмотрели на Желудя.

– Что?.. – Пухлый отошёл на шаг назад. – Я? Хотите, чтобы я его тащил?! Да идите на хрен! Сами жмура тащите!

– Быстро взял, – спокойно сказал Тарас и посмотрел на второго. – Сумку вместе потащим.

– Да не буду я его…

Последнее, что я видел, прежде чем провалился в сон или кому, серьёзный взгляд Тараса. Его зрачки заблестели, а брови выгнулись стрелкой к носу. Желудь словил его взгляд и нерешительно помотал головой.

– Взял его и несёшь! – закончил спор Тарас.

Глава 9. Карате

После двенадцати часов, проведённых в канаве, и трёх – раскачиваясь на плече у Желудя, я получал несказанное удовольствие лежать на кровати. Она была скрипучей и неудобной. От одеяла пахло невкусной едой из столовой, но она была кроватью.

В себя я приходил волнами. На меня накатывали проблески, подобные десяткам одинаковых снов, которые приходят один за другим. Но то были не сны, а наоборот – реальность. Причём волны эти достигали разной высоты, мощи и продолжительности. Одни приходили медленно, словно волны спокойного моря, от которых я приоткрывал глаза, водил головой по комнате, а затем уезжал в небытие вместе с уходящей волной. Другие врезались серией. Невысокие, но короткие, от которых я пробуждался, пытался вскочить с кровати, вспоминал, где я, и так же резко отключался. Третьи были самыми пугающими. Накрывали с головой, будто волны от цунами, от которых я просыпался в холодном поту с колотящимся сердцем и хрипящим дыханием.

Часов на стене не висело, а потому я потерял счёт времени. Ориентировался по свету из окна. Хотя едва ли застеклённую щель под потолком, в которую пролезет разве что шахматная доска, можно было назвать окном. С натягом – форточка, но ближе к правде – щель.

Во время моего последнего пробуждения из щели лился яркий солнечный свет, отчего заваленная хламом комнатка превращалась в заваленную хламом комнату, по центру которой в солнечных лучах кружилось неимоверно много пыли.

Можно было и не надеяться, что я поспал пару часов. За окном начинался новый день, а значит, я провалялся остаток той ужасной ночи и ещё целые сутки. Это подтверждали и обработанные раны. Спину не видел, а на плече красовались два перечеркнутых куска пластыря, которые удерживали красную от крови марлю. Перечеркнутые пластыри напомнили символ Иксов. Стало не по себе…

Приподнялся на локтях и осмотрел комнату. Не комнату – каморку или подвал. Потолок казался низким даже из положения лёжа. Я лежал у правой стены, но если бы встал по центру, то дотянулся бы до обеих вытянутыми руками. В длину каморка растянулась чуть побольше – метров на пять, но площадь её использовалась до последнего сантиметра.

На семи квадратных метрах умещались кровать, кресло, стол и подобие шкафа. Пространство между мебелью заполнили пакеты, коробки и пластмассовые палки. По стене тянулась обмотанная тканью труба отопления. Хозяин комнаты использовал её как полку для кружек, кастрюль, зубной щётки и мыльницы. Чем больше я смотрел на комнату, тем крепче становилось убеждение, что некогда тут был самый обычный подвал.

Чувствовал я себя плохо. Тело ныло от боли. Если в порыве драки под страхом смерти я на многое закрывал глаза, то сейчас болячки повылезали наружу. Сказывались множественные удары от Иксов в доме, порез на предплечье от Рыжего, гематома на груди от комода, сбитые локти от падения с лестницы, ну и дырки в плече и спине. Стоило немного пошевелиться, как травмы давали о себе знать. Не хотелось делать прогнозов, но хорошо, если я встану на ноги хотя бы через неделю.

Несмотря на ужас всего произошедшего и непонятного, я чувствовал не только облегчение, но и… радость? Да, пожалуй. Как-никак впервые за шестнадцать лет у меня получилось почувствовать энергию. Причём не только почувствовать, но посмотреть на неё и, что самое главное – управлять ею.

Моя энергия была оранжевой. Хотел бы я знать, что это значит. Нет, я, как и все ребята в интернате, слышал про спешелов – особенных, но не видел ни одного. И ведь не видел не только вживую! Оно и логично. Откуда в интернате спешелу взяться? Но и по телеку не видел. Да хоть сейчас открыть самый популярный видеохостинг и забить «спешел», не найдёшь ничего относящего к делу. Видосов уйма, но все они о пустых рассуждениях и основанных на собственных догадках предположениях. Обзоры того, что никто не видел, байки о том, чего никто не знает.

Говорят, спешелы обладают другой энергией, отличной от энергии воздействия или сохранения, но правда ли это? Если так, то мастер в комнате Прозрения – самый что ни на есть настоящий спешел, а я… Ну уж нет, ещё недавно был Бракованным, а теперь… Не буду спешить с выводами, тем более…

Для того чтобы посмотреть на сферу, мне не требовалось закрывать глаза, но такой фокус казался противоестественным. Нужно будет как-нибудь сфоткать себя и посмотреть, как я выгляжу, когда обращаюсь к энергии, а пока закрытые глаза виделись правильными.

Хватило и секундного взгляда, чтобы не только подтвердить мои догадки, но и тяжело вздохнуть от досады. Сфера была пустой. Сутки назад я оставил её вычищенной до блеска, и за это время ничего не изменилось. Ни на одном из слоёв не появилось ни крошки. Ни на внешних, ни на внутренних кольцах. Не было и намёка на восстановление оранжевых сгустков.

Что ж это получается? Мастер дал мне фиолетовой бурды, а я переварил её и использовал для своего ядра? Но… Если я не могу сам производить энергию, значит, я по-прежнему остаюсь Бракованным? Не могу же я найти ручного спешела с фиолетовой энергией, который будет меня заправлять? Настроение ухудшилось.

Как бы я ни хотел думать о будущем, от него никуда не деться. К тому же будущее в моём случае это не план на год или несколько лет вперёд, речь шла о ближайшей неделе. Я позвоню воспитательнице Кате, и они меня заберут. Потом я окажусь в полиции, начнутся допросы, туда притащат «моего отца», ублюдка Сергея. Очные ставки, детективы… Поверят ли они мне, когда я расскажу о случившемся в гостевом доме Иксов? Да и стоит ли говорить? Дать показания против клана – не самая лучшая идея, особенно если ты – сирота из детдома. У Иксов много денег и власти. Не удивлюсь, если следователя, который будет проводить допрос, сменит другой. Тот, для которого интересы Иксов – его интересы.

Насколько реальные возможности кланов соотносятся со сказками, которые я читал? Если настоящие кланы обладают хотя бы десятой частью власти от выдуманных на глянцевой бумаге кланов, то руки Иксов точно дотянутся до пары рычажков в полицейском аппарате.

И ладно бы только Иксы были головной болью. На крайняк дам понять, что не имею к клану никаких претензий, или вообще не буду об этом рассказывать, ограничившись похищением Сергея. Но что делать с возвращением? Так называемого отца у меня больше нет, а значит, в интернат придётся вернуться. Не удивлюсь, если Окурок до сих пор строчит мне гневные сообщения. Вернуться – означает принять его гнев, злобу и издевательства.

Ещё раз осмотрев каморку, я вспомнил о пацанах. Кто они? Кто из них приютил меня у себя? Лидер Тарас? Спокойный второй? Или по привычке они взвалили всё на пухлого Желудя?

Я не разглядел их лиц и одежды, но по разговорам и манере поведения – беспризорники, дети улицы. Пацаны, которые не сильно отличаются от интернатовских. Так же быстро взрослеют и погружаются с головой в жестокость. Только эти вдобавок предоставлены сами себе. Не удивлюсь, если кто-нибудь, а может и все, сбежали из интерната. На бандитов они не похожи. Я имею в виду настоящих бандитов, а не это… Если я правильно понял, они обчистили кого-то в посёлке на сумку алкоголя? Невелика добыча.

Пацаны, что сбегали из интерната и связывались с настоящими бандитами, рассказывали о других делах. Возможно, они и привирали, чтобы романтизировать ту жизнь, но в общих чертах показания сходились. Банды набирали вес за счёт сильных участников и оружия, а на жизнь зарабатывали разбоями и наркотиками. Про преступность высшего ранга и говорить не стоило, самые могущественные лидеры собирали группировки, сравнимые по силам с кланами. Пацаны, которые меня спасли, не опаснее хулиганов, разве что Тарас выглядел серьёзно.

Щёлкнул замок, открылась дверь – и в каморку вошёл… второй. Единственный из троих, чьё имя так и не произнесли. Он носил чёрную ветровку на замке, болоньевые штаны и кроссовки. Чёлка светлых волос зачёсана набок, в одной руке связка ключей, во второй – рюкзак.

– Оклемался?

– Кажется, да, – сказал я и тут же закашлялся.

Он вошёл, кинул рюкзак у двери и открыл встроенную в стену дверцу – холодильник. Закинул в рот кусок колбасы и достал банку энергетика:

– Попей воды, – он кивнул на стул рядом с кроватью, на котором стоял стакан.

Я сделал несколько глотков, и першение в горле прошло.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Не за воду… Спасибо, что спасли меня.

– Пожалуйста, – он открыл банку.

– Меня зовут Данил.

– Карате.

– А?..

– Карате.

– Карате?

– Так меня называют пацаны.

– Ладно, – я окинул парня взглядом, пытаясь понять, похож ли он на каратиста. Хотя откуда мне знать? С появлением в нашей жизни энергии боевые стили претерпели головокружительные изменения.

– Как плечо?

– Нормально, – я пошевелился, но скривился от боли. – Лучше.

– Странно.

– Почему?

– Тарас сказал, что ты не выживешь с двумя такими дырками. Он в таком редко ошибается.

– Вот как?

– Мы пробовали уговорить Желудя тебя зашить, но тот проблевался, как только взял в руки иголку. В итоге залили рану перекисью и наложили повязку. Тарас сказал, что нужны антибиотики, но в холодильнике ничего не нашлось, да и какие давать, мы не знали. Решили, что оставим, как есть, а если ты к утру… то отнесём тело в заброшку. Но ты оказался живучим. Повезло, что быстро прихватились раны и остановилось кровотечение.

– Повезло, – я проглотил слюну.

А повезло ли? Последнюю кроху оранжевой энергии я истратил на заживление ран. Тогда ничего не почувствовал, но может быть, всё-таки сработало? Добавил той малости, которая сохранила мне жизнь?

– Где мы?

– На Бетонке. Знаешь?

– Ну так, – я представил карту города.

– Рядом с Индустриальным. Тут неподалёку бетонный завод.

– Ясно. А что это за место?

– Многоквартирный жилой дом. Сейчас уже почти расселённый, но отопление и воду пока не отключили. Вернее, отключили на этажах, а в подвале она транзитом идёт к соседнему дому.

– Где остальные?

– Не слишком ли много вопросов? – Карате отпил энергетика.

– Извини.

– Мы не бандиты, – ни с того ни с сего продолжил Карате.

– Да я и не…

– Говорю сразу, чтобы между нами не было недопонимания. Мы преступники, но работаем по чести, – голос пацана неожиданно стал твёрдым, из чего я понял, что для него это важно. – Если мы делаем дела, то отнимаем только у воров и козлов, которые этого заслуживают. Об этом мы договорились с Тарасом в самом начале. Если что-то поменяется, я уйду.

Кажется, Карате мучила совесть. Он хотел верить в свои слова, но получалось не лучшим образом. Пожалуй, ему было стыдно. Вот почему он вывалил мне всё подчистую. Пользуясь моментом, я мог бы спросить про сумку с бухлом, чтобы выведать побольше информации, но не стал. Моя благодарность за спасение была выше минутного любопытства.

– Тарас у вас главный?

– Да, – ответил Карате после секундного колебания.

– Ты сказал, он смыслит в ранениях?

– Раньше он был в банде.

Карате умолк и уставился в стену. Сидел так минуты три, потягивая энергетик. По правде сказать, мне стало неловко. Я понятия не имел, как отплатить парням за своё спасение, и предложил хотя бы что-то:

– Ты многое мне рассказал, но ничего не хочешь спросить?

– Расскажешь, когда соберёмся все вместе. Мы так договорились.

– Понял.

* * *

Воспитательница Катя наверняка обзвонилась мне. Не удивлюсь, если в полиции уже лежит заявление о пропаже или хищении подростка. Сергей либо в бегах, либо даёт показания. Чем он вообще думал?

Единственным правильным решением было позвонить Кате и сказать, что я нашёлся. Тогда задействованным в поиске людям дадут отбой. По поводу Окурка временно можно было не париться. С огнестрельным и ножевым ранениями меня затащат в больничку, где я проваляюсь по меньше мере две недели. А там… не знаю.

– Карате, извини, ты не дашь мне позвонить?

– Нет, – пацан взял пульт. – Не пользуюсь мобилой.

– Как это?

– Они сушат мозги, – сказал он, включая телевизор.

– Что это значит?

– Все современные трубки пичкают устройствами, которые влияют на твои мозги. Сейчас они находятся в спящем режиме, но рано или поздно их время придёт. Передатчики сработают и внушат нам какую-нибудь хрень. А может, уже внушают.

Кажется, Карате пересмотрел дешёвых программ по телеку, где скандалы и заговоры высасывают из пальца. Тем не менее сейчас он оставил включённой нормальную передачу о природе. Странно. На первый взгляд, он показался мне самым адекватными из этой тройки, а тут такое… Мобилы сушат мозги. Ну ладно, у каждого свои тараканы, попрошу телефон у Тараса или Желудя, когда те придут.

Почти час мы пялились в шипящий помехами прямоугольник и узнавали, как пустынные жуки добывают влагу. Передача закончилась, эфирное время заняли новости. Карате потянулся за пультом, но замер, когда рядом с ведущей появилось моё фото.

Фотография была обведена в красную рамку, ниже – приметы: описание, рост, телосложение, одежда. На фотке я выглядел злым. Пятно на футболке, порванный рукав. И кто додумался в сообщение о пропаже сунуть фотку с телефона интернатовских пацанов? Я повёл взглядом выше. Над фотографией белыми буквами на красном фоне светилось слово с тремя восклицательными знаками: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ!!!»

Голосом без эмоций ведущая диктовала текст, от содержания которого мне становилось дурно:

– …воспитанник интерната Данил Огинский подозревается в жестоком убийстве своего одногодки Федора Лукина…

Репортаж из студии переместился в гостевой дом Иксов. На экране мелькали фото окровавленной лестницы, поломанной мебели и вынесенных дверей. Чёрт, находиться внутри было не так страшно, как смотреть этот смонтированный дом ужасов из новостей. Последнее фото зависло на экране аж на четыре секунды – тело подростка, накрытое пледом.

– Всем, кто располагает какими-либо сведениями о местонахождении преступника, просьба сообщить по указанному телефону. За помощь в поимке назначено вознаграждение.

Под ведущей высветился телефон и сумма вознаграждения – сто тысяч долларов. Карате посмотрел на сумму, затем – на меня.

– Желудь! Иди сюда! Быстро!