Текст книги "Нежные создания, или В фэнтези только девушки"

– А это значит, – продолжала производить лапшу и импровизировать Шэни, – что пока мы тут сидим, положение в Аладии ухудшается.

Король отбежал в угол, как часто делал в детстве, не в силах справиться с наплывом чувств, но вскоре вернулся.

– Я сделаю все! Девочки мои! Я в лепешку разобьюсь! – И король бросился на них и заключил в объятия.

За его спиной Шэни и Ансива обменялись рукопожатием. Ну теперь все чики-пики, этот дубина эльфийская на крючке и уже не соскочит.

Не забыв, что нужно как можно сильнее хмуриться и изображать скромность, сестры продолжили спектакль.

– Кстати, – сказала Шэни. – Жезл Жизненной Силы мы хотим взять с собой. Мы, некоторым образом, уже взяли.

– Как? Взяли?

Ни о чем таком король до сих пор не знал – пропажа Жезла осталась незамеченной – и даже сперва не понял, о чем речь.

– Этот Жезл, в котором заключена великая сила, поможет Аладии. Потом мы, конечно, его вернем, дядя, не беспокойтесь.

– Конечно, – кивнул Пиннер, чувствуя себя в каком-то гипнотическом полусне. – Но как вы смогли его достать?

– Сердце, болящее за других, способно на подвиг, – изрекла таинственно Ансива, добытчица Жезла.

Этого было достаточно, чтобы довести Пиннера до состояния полной невменяемости. Теперь при желании сестры могли выпросить у него хоть луну с неба, и он разбился бы в ту самую лепешку, о которой упоминал выше.

Но этого не требовалось.

– Значит, вы не сердитесь на нас, дядя? – робко спросила Шэни, слегка корчась, чтобы показать, как ее мучает болезнь.

Пиннер замотал головой.

– Никоим образом! Девочки, я же сказал, что сделаю для вас все возможное. Жаль, что у нас только один Жезл.

– Действительно, – заметила Ансива.

– Когда вы хотите пуститься в обратный путь? – спросил монарх. – Ведь нельзя медлить ни минуты.

– После Праздника Середины Лета, – сказала Шэни. – Мы хотим участвовать в Карнавале.

– Но разве промедление не подобно смерти?

– Подобно. Но вдруг больше нам такой возможности не представится, дядя? Кто знает? Как там говорится? Carpe Diem[1]1
  Ищи день (лат.). Иначе – «Лови момент!»


[Закрыть], кажется?

Глаза Пиннера вновь наполнились слезами.

– Я вас понимаю. Вы молоды, и на вас обрушились такие несчастия… Конечно, посетите Большой Карнавал. Веселитесь!

Аладийки заверили, что именно этим и собираются заняться.

– Мы двинемся в путь, полный терний и разного такого после праздника. А вы, дядюшка, подготовьте груз, хорошо? – добавила Шэни.

– Клянусь Звездами, Ветром и Луной! – Пиннер поднял руку, чтобы никто не усомнился, что это клятва.

– Тогда мы пойдем. До праздника мы будем предаваться скорби и думать о судьбе нашего народа, – сказала Ансива, помогая Шэни встать и идти. Та старательно изображала крайнюю немощь.

Так они доковыляли до выхода и напрочь отказались от какой-либо помощи. И еще взяли с короля слово, что он не будет трезвонить о результатах переговоров на каждом шагу. Знать о них должны только те, кто непосредственно начнет подготовку к сбору гуманитарной помощи.

Король дал очередную клятву, горя от нетерпения приступить к спасательной операции.

* * *

Посыльный положил на стол Первого министра коробочку, обернутую красной ленточкой. Могло показаться, что внутри лежит подарок на чей-то день рождения.

– Свободен, – сказал Маор Скет, воспроизводя величественный жест.

Будущему Властелину просто необходимо уметь делать вот так ручкой.

Посыльный, серьезный, как стоматолог, выходящий на битву с абсцессом, удалился.

Когда закрылась дверь, лысый схватил коробочку и разорвал упаковку.

Внутри оказалась изумительная на вид вещица, похожая на дудочку, только из меди. Хаддишэм продемонстрировал все свое мастерство. Убивалка, начиненная ядом, выглядела как произведение искусства. В средней части ее была кнопочка. И все, больше никаких деталей, кроме очевидного факта, что с одного конца страшное изделие имело дырочку, а с другой нет.

Повертев шедевр в руках, Маор заметил в коробочке записку, написанную красными чернилами.

«Способ применения.

Приставить к объекту и нажать на кнопку. Эффект достигается путем выброса иглы, которая входит в тело объекта (локализация неважна), и впрыскивания порции яда. Смерть наступает в течение тридцати секунд после употребления.

Маор! Жду оставшуюся часть суммы. В случае неисполнения тобой обязательств по договору, оставляю за собой право заложить тебя со всеми твоими потрохами.

С искренним уважением, часовых дел мастер Хаддишэм»

Первый министр фыркнул и отбросил бумажку на стол.

– Похоже, все негодяи королевства сговорились меня шантажировать! Ничего, переживем. Немного терпения, Маор, и ты победишь. Недолго кое-кому сидеть на троне. Недолго.

Тихий зловещий смех огласил кабинет Первого министра, заметался по углам и замер где-то в складках портьер.

Маор любовался медной штуковиной и тренировался ловко и незаметно вытаскивать ее из рукава.

Через двадцать минут по адресу, где Хаддишэм ждал остаток суммы (немаленький), отправился конный гонец.

К седлу его были приторочены две сумки, набитые золотом. Эльф не знал, что внутри и почему так тяжело. Не знала этого и бедная лошадь. Но, приученные не задавать вопросов, никто из них и рта не раскрыл.

Глава пятнадцатая

Запись в научном журнале чародея Балимора:

«Число – сто пятнадцатое феврабря. День – кажется, пятниценье. Месяца вообще не было. Год – не помню.

Работы по приведению метлы в порядок продолжаются…

Кости мои благодаря хорошим заклинаниям, срастаются быстро…

Задача текущая: не двинуть ласты.

Состояние пациента (то есть меня) стабильно безумное. После столкновения с курятником забыл свое имя.

Вспомнил, когда рылся в бумагах.

Задача приоритетная. Добраться до разбойников и добыть Жезл Жизненной Силы.

И сделать это прежде, чем сойду в землю навечно.

Да помогут мне боги, духи, демоны и все, кто компетентен в этих вопросах».

* * *

Подготовка к Празднику Середины Лета шла, что называется, полным ходом. Фалвиндер становился все более и более красочным, ярким до рези в глаза, и шумным. Из провинции в столицу съезжались эльфы всех мастей. Говорили, даже из-за рубежа. А все потому, что не чета этот праздник был человеческим банальным увеселениям. Легенды о нем ходили уже многие столетия от одного края континента до другого.

Королевский дворец, как средоточие всего истинно долерозийского, вообще напоминал сошедший с ума осиный улей. Все его обитатели, верные старым традициям, так или иначе, вносили свою лепту в веселые хлопоты. Ни днем, ни ночью не смолкали под этими древними сводами крики, шум и беготня.

Не стали исключением и заговорщики. Маор Скет выдал своим миньонам секретное предписание истово исполнять официальные обязанности и как можно более тщательно изображать законопослушных придворных. В то же время каждый, получив еще ранее инструкции, готов был занять место в структуре заговора.

Сам Первый министр почти перестал спать. Напряжение возрастало. Лысый постоянно прокручивал в уме свой план в поисках изъянов и возможностей усовершенствования. Иногда казалось, что все идет идеально, иногда наоборот, и это противоречие приводило Маор на грань помешательства.

Была у будущего Властителя и другая проблема – Шэни. То, что он называл всепоглощающей любовью, не давало ему покоя, а временами заставляло скулить от вожделения. Каждый раз, сталкиваясь с принцессой, Первый министр испытывал дикий страх. Болезнь, оставившая уродливый отпечаток на красоте Шэни, казалась Маору рукой провидения.

Эльф вбил себе в голову, что это лучшее доказательство того, что именно на него возложена Великая Миссия. А как же иначе? Борись, говорило ему провидение странным голосом, напоминающим шизофрению. Ты должен избавить Долерозию от кровавого тирана и исцелить свою будущую королеву!

Маор был не против – лишь бы побыстрее. Мечась в недолгие часы поверхностной дремы на мокрой от пота кровати, Первый министр выкрикивал имя принцессы и кидался в незримую цель подушками.

От идеи личной встречи с возлюбленной лысый благоразумно отказался. Вполне возможно, подсказывала ему обострившаяся интуиция, ты не выдержишь. Так что помалкивай в тряпочку. Огорошить девицу счастливой новостью всегда успеешь.

Большой Карнавал приближался неотвратимо. Наконец, в полночь, за несколько часов до начала, Маор понял, что пути назад нет.

Ужас обуял его. Эх, зря он торопил события! Да теперь уж ничего не поделать.

Жребий брошен.

Ночные часы он провел, бегая по личным покоям из угла в угол. И бормотал, бормотал, бормотал…

* * *

– Итак, повторим, – сказала Шэни, глядя на менестреля.

Альфонс, забыв, о чем шла речь минуту назад, с трудом оторвал взгляд от Ансивы. Блондинка казалась ему все больше соответствующей определению Королева Красоты. Значительную часть времени в близком соседстве с ней поэт проводил за пусканием слюней и сидением с открытым ртом.

Самой Королеве это активно не нравилось. Поначалу то и дело фыркая и строя угрожающие гримасы, Ансива поняла, что все бесполезно, и избрала иную тактику.

Теперь она «не замечала» менестреля и не заговаривала с ним даже во время обсуждения самых острых проблем современности.

Даже когда речь шла о заговоре.

И сейчас она сидела в углу, гордая, как птица-секретарь, и делал вид, что вышивает на пяльцах. В основном, правда, уродовала свои нежные ручки иголкой. То, что получалось, нельзя было показывать никому.

– Повторим снова, – рявкнула Шэни, сообразив, что менестрель опять выпал в осадок.

Хотелось, очень хотелось врезать ему в челюсть – авось бы и очухался, но это было не комильфо.

К тому же, если стрясти мозги Альфонсу сейчас (окончательно стрясти), последствия могут быть необратимыми.

– Когда публика войдет в тронный зал и начнется Карнавал, я буду ждать вашего сигнала, – сказал поэт.

– И где ты будешь находиться? – спросила Шэни.

– Возле короля.

– Правильно. Отвечаешь за него головой и всем прочим. Как только мы обезвредим Маора, ты закроешь монарха от посягательств. – Принцесса взирала на Альфонса поверх желтого платка.

Голубизна этих очей прожигала насквозь. Менестрель чувствовал себя цыпленком, которого нанизали на вертел, чтобы приготовить в гриле.

– То есть, если я верно понял, если заговорщики примутся тыкать в Пиннера ножиками, я…

– Вот именно. Мы с Ансивой будем заняты скручиванием Первого министра, так что если подельники лысого запустят план Б, ты встанешь у них на пути.

Альфонс решил снова завести свою волынку.

– Но зачем такие сложности? Мы могли бы сто раз обезвредить заговор! И всю их компашку давно бы стерли в порошок! А тут… Нас ведь могу прикончить только так!

Шэни улыбнулась, обошла стул, на котором сидел поэт, и потрепала его по голове.

– Я тебе скажу, в чем дело, чувачок. Мы любим своего дядюшку. Он для нас как я не знаю! Но вот ты приходишь, набуханный, как гоблин на именинах, и сообщаешь нам эту новость.

– Так вы мне не верите?

– Не совсем. Мы тут пошуршали, послушали, но пока никаких признаков заговора не нашли. Все только с твоих слов.

– Я не вру!

– Врать не обязательно, чувак. Ты алкаш, а у алкашей бывает белая горячка, – сказала Шэни.

Ансива метнула в менестреля взгляд, исполненный злорадства.

– Эти гады хорошо шифруются, – добавила блондинка. – И Маор не будь болван, свое черное дело знает. Значит, и мы должны партизанить до последнего, делая вид, что мы дуры набитые и ни в чем не рубим – короче, блондинки. Мы поймаем его за руку. Так ты сможешь реабилитироваться. И тогда, вероятно, Ансива подарит тебе поцелуй.

– Не подарит, – донеслось из угла.

Менестрель приуныл. Он рассчитывал на дивиденды пожирнее.

– Будущее покажет, – сказала Шэни, важно качая головой. – Игра началась, и на кону судьба Долерозии. Но если окажется, что ты нас надул, стихоплет, я лично отрежу тебе кое-чего. Остальное отдам местному палачу. Слышала, он весельчак и симпатяга.

Альфонс давно понял, что если Шэни что-то такое говорит, то можно не сомневаться – сделает.

Аладия удивительное королевство.

– Все, ты свободен, служитель муз. – Шэни указала Альфонсу на дверь. – Понадобишься, позовем.

Менестрель, исполненный скорбей, не стал перечить. Бросив пить и заниматься иными сомнительного свойства делами, Альфонс обнаружил, что теперь ему совершенно нечем заняться. В повседневности образовалась громадная пустота, которую нечем было заполнить. Поэзия не спасала. Точнее, поэзия отсутствовала как таковая. Без горячительного и волочения за юбками вдохновение приказало долго жить.

Бросив последний щенячий взгляд на Ансиву, которая взирала на него, как людоед, Альфонс покинул покои принцесс.

По пути ему встретилась Малиэна. Дочь короля пронеслась мимо, словно экспресс, и даже не обратила на него внимания. А ведь раньше смотрела ему в рот и бегала по пятам, как собачка…

Да, времена изменились. Аладийское влияние налицо.

Малиэна исчезла в комнате кузин, и дверь грохнула, точно упавший на громадную колоду громадный топор.

Менестрель плелся к себе сквозь предпраздничную суету. Мир потерял для него все краски. Было, мягко говоря, тошно.

И стало еще хуже, когда Альфонс увидел перед своей дверью толпу пышно одетых эльфов.

Эти чокнутые осаждали его уже два дня и не давали прохода. Песни им, видите ли, подавай. Напишите про это, напишите про то! Мы хорошо заплатим! И чтобы обязательно было сравнение со звездами! Спойте перед королем про то, как я верно служу ему уже двести лет!

Эти и другие просьбы сыпались на Альфонса в неимоверных количествах. Именно в праздник эльфов с двойной силой одолевал жажда прекрасного.

В иные дни, в иных обстоятельствах менестрель на этом неплохо зарабатывал, но сейчас сама мысль о том, чтобы потакать капризам этих расфранченных недоумков переворачивала его желудок вверх тормашками.

Альфонса заметили. Погруженный в стихию пессимизма, бедняга подошел к толпе слишком близко.

– Он! – завизжала какая-то эльфийка со шляпкой на голове. Поначалу эту шляпку поэт принял за украшенное мишурой и поделками из блестящей бумаги ведро. – Господин Джироламо! Постойте!

– Он! – подхватили остальные. Толпа заказчиков сдвинулась с места, словно ледник на склоне горы.

Менестрель замер.

– У нас мало времени, вы должны успеть! – завопили эльфы.

– Балладу! Вы обещали балладу!

– А моя готова? Про голубую лилию Запада?

– Стойте!

– Держи! Уйдет!

– Про супругу мою ясноокую уже написали?

Толпа готова была захлестнуть служителя муз, но он сумел взбрыкнуть и пустился наутек. Пятки менестреля сверкали, словно солнечные зайчики.

Нет, это решительно никуда не годиться! Караул!

Эльфы бросились следом, оглашая коридоры дворца протестующими воплями. Альфонс прибавил хода. Нужно было где-то спрятаться, но вот где именно, менестрель не знал.

А для начала хотя бы увеличить дистанцию. Эльф, как всем известно, легконоги, поэтому сделать это оказалось непросто.

Альфонсу потребовались все его немногочисленные силы.

* * *

– Что там наш командир дворцовой стражи, дорогуша?

Малиэна, запыхавшись, уселась на пуфик и посмотрела на Шэни. Из кузины деловитость перла с невероятной силой.

– Сказал, что будет держать ухо востро, – ответила принцесса. – Я, конечно, не стала посвящать его в детали…

– Молодец. – Ансива вылезла из угла и рассматривала исколотые иголкой руки.

– Но, может, надо? – Малиэна заискивающе улыбнулась. – Для подстраховки.

– Не-е, ни фига! Сей героический муж, чтоб его, сразу побежит к Пиннеру жаловаться. Вояк я знаю, поверь. У них в башке только чувство долга. Стоит страже узнать о заговоре, дворец встанет на уши. Нам это надо?

Малиэна заломила руки, как похоронная плакальщица.

При одной только мысли о том, что подступает неслыханный страшный ужас, в животе у нее холодело.

Дочь короля успешно лишилась аппетита и, подобно Маору Скету, почти не смыкала вежды в ночные часы. Поэтому выглядела словно привидение – сквозь нее можно было различать предметы мебели.

– Девочки, я так боюсь…

– С нами не пропадешь, – заверила Шэни.

– Только бы получилось!

– Получится. Мы с Ансивой спецы по раскрытию заговоров.

– Да? – Малиэна, огорошенная очередной новостью, прижала руки к декольте. – Значит, и у вас они были?

– Были? – Играть так играть, подумала Шэни, испытывая удовольствие от самого процесса. Давно было ясно, что эльфы готовы верить всему. Особенно восхищались они враньем наглым и безграничным.

– Да у нас заговоры эти по три раза в месяц случаются! – рассмеялась Шэни.

– Точно. Даже иногда по четыре. – Ансива ела виноград, сидя у окна, и плевалась косточками в сад.

– И что вы делаете? – спросила Малиэна.

– Раскрываем, конечно! Не представляешь, дорогуша, сколько всяких уродов только и мечтает спихнуть нашу маманю с трона! А папсель, когда был жив… скажи, Ансива.

– О! – Младшая кузина взмахнула виноградной гроздью. – Он-то вообще отбивался от заговорщиков и убийц круглые сутки. В латах все время и ходил. Даже спал в них и в баню ходил. Ага! А сколько пробовальщиков пищи мы схоронили. Жесть! Гекатомбы. Горы.

Малиэна узрела, как спальня поворачиваться по часовой стрелке. К горлу подступила тошнота.

– Яду извели заговорщики тонны. И без толку, – сказала Ансива, плюясь. – Дилетанты.

– Так что раскрывать заговоры для нас… – Шэни щелкнула пальцами, – развлечение.

– Хорошо… А это как-то связано с вашим тяжелым положением? В Аладии?

– Конечно. Когда в стране все хреново, кто обычно виноват? Правитель. Ну так всякие смутьяны и думают, что королева Фетала – корень всех зол. Корень зла обычно вырывают.

– Какой кошмар, – выговорила Малиэна, мучая оборки на подоле. – Я надеюсь, наше золото поможет Аладии. Я сама отдам вам свои драгоценности.

– Вот этого не надо! Ни в коем случае! Достаточно, что ты нас типа морально поддерживаешь.

– Кстати, о золоте. – Ансива скатилась с кресла. – Надо бы проверить, как делишки идут со сбором гуманитарки. А?

– Проверим.

Шэни подхватила кузину и повела к выходу.

– Не доверяю я этому министру финансов, – сказала она.

* * *

А Министр финансов не доверял сам себе. Приказ короля собрать десять фур золота и драгоценностей застал Дормидиона Пука врасплох. Монарху пришлось повторить трижды, прежде чем до эльфа дошел смысл.

– И без этого никак нельзя обойтись? – спросил он, чувствуя, как земля уходит из-под ног. – Совсем-совсем?

– Ты думаешь, я дам наших соплеменников на растерзание кредиторам? – высокомерно заявил Пиннер. – Ты ошибаешься. Если понадобится, мы отошлем в Аладию все имеющееся у нас золото.

Профессиональное упорство бывалого министра не желало сдавать позиции.

– Но не мешало бы провести экспертизу, запросить данные, проанализировать, провести аудиторскую проверку, – пропищал Дормидион. – Вы представляете, ваше величество, какой удар нанесет эта помощь нам?

Пиннер стал выше ростом – гнев сыграл роль дрожжей, на которых он существенно подрос.

Пук поглядел на него снизу вверх, а потом покраснел от корней волос до мысов своих гламурных башмаков.

– Не знаю и не хочу знать, – сказал монарх, таким тоном, какой обычно определяют как «не терпящий возражений». – А насчет аудиторской проверки… Это мысль.

– Что вы имеете в виду? – осторожно поинтересовался Министр финансов.

– Мы давненько не проверяли, как ты справляешься со своими обязанностями, Дормидион. Может, пора исправить положение? Соберем независимых экспертов и…

– Что вы? Что вы?

– Что я? – спросил Пиннер, стоя перед ним, как великан, со скрещенными на груди руками. Сейчас правитель Долерозии напоминал героя старого эльфийского мифа. Излучая былинность, король затмевал ею все вокруг.

– Я верой и правдой… век за веком… это… того… хм…

Пиннер удивился, каким вдруг предстал перед очами могущественный главный счетовод королевства. Ну прям вор, схваченный с поличным. Причем, на самом деле, это он так решил, а поимки еще и не было.

– Так что? Будут какие-нибудь вопросы с оказанием помощи Аладии?

Дормидион поспешил вытянуться перед начальством, слыша, к своему ужасу, как в соседней комнате хохочут голые девицы. И вот ведь хороший вопрос: знает ли король о его пристрастиях к сексуальным утехам, оплачиваемым из бюджета?

– Никак нет. – Это все, что мог сказать Пук.

– Хорошо. Ты займешься моим поручением немедленно. Мои племянницы уезжают сразу после Праздника.

Монарх повернулся, чтобы уйти, а Министр финансов гаркнул:

– Рад стараться!

На самом деле, Дормидион был не рад, и, руководя погрузкой сокровищ, ругал себя во все корки за бесхребетность. Надо, надо было настаивать!..

И как можно доверять себе самому после такого предательства? Ведь раньше ни грошика никому чужому, ни единого, несмотря на все мольбы. Только своим, только на нужное.

А тут вынь да полож. В лепешку разбейся.

И совершенно не думал в тот момент Пук, проклиная все на свете, включая аладийских дикарок, что золото и камешки не из его личного кармана. Вверенные ему ресурсы он давным-давно считал своими.

Когда три принцессы спустились в обширный подвал в восточной части дворца, где проходила «золотая» операция, Пук почти решил подать в отставку. Пока не поздно.

Блондинок он боялся. Помнил банкет по случаю их приезда и то, как в результате суматохи его чуть не растоптала обезумевшая толпа. И потом, было что-то в принцессах такое, что вызывало у Дормидиона дрожь в коленках и легкое головокружение. Какой-то неизвестный науке внутренний орган тут же начинал свою таинственную деятельность.

Завидев приближение троицы, Пук инстинктивно собрался бежать, но понял, что не может. Во-первых, его заметили. Во-вторых, руководить погрузкой было просто некому. Молодые и тупые, как пробки, сотрудники Министерства финансов без него не смогли бы отыскать в этих подвалах и собственный зад.

– Приветствую! – Дормидион поклонился, призывая на помощь всю свою выдержку.

Шэни, Ансива и Малиэна осмотрели фронт работ. Состоял он из десяти тяжелых повозок с глубокими днищами. Стояли повозки в ряд, так чтобы между ними оставалось пространство для маневров. В этом пространстве без устали шныряли эльфы. Одни непосредственно занимались погрузкой, а другие тем, что ездили от сокровищницы до подвала на тележке и возили бочки, ящики и мешки с золотом.

С чувством, с толком и расстановкой, под чутким руководством Дормидиона гуманитарная помощь занимала свои места. Из десяти фур были наполнены уже четыре.

Министр финансов глотал корвалол и тщательно записывал в блокнот все, что надлежало отправить на другой конец континента.

Каждый новый килограмм сокровищ отдавался в нем немалой душевной контузией.

– Я вижу, у вас дело спорится, о достойнейший из казначеев, – сказала Шэни, взглянув на него блистающими глазами поверх желтого платка.

– Стараемся, ваше высочество, – ответил Пук. – Не беспокойтесь, все будет сделано в срок.

– Хорошо бы.

– Вот, смотрите, тут камни, тут золотой порошок, тут различные ювелирные изделия. Здесь? Золотые монеты, серебряные монеты. Слитки. По двести грамм, по триста, по пятьсот. Памятные медали.

Эльф водил принцесс между фурами, удивляясь, с какой готовностью угодничает и заискивает.

– Что ж, – сказала Шэни спустя десять минут тщательной инспекции. – Мы довольны. А теперь – откройте нам все эти бочки, мешки и коробочки.

– Как? – взвизгнул Дормидион Пук. – Открыть? Но мы так тщательно все запаковали! Это же займет уйму времени!

– Ясен пень, – ответила Ансива.

– Может, не надо? – спросила Малиэна.

– Дорогая, – обратилась к ней старшая. – Мы, конечно, доверяем кристальной честности этого мужа, но не хотим, чтобы вместо золота по приезде обнаружили булыжники и всякий хлам.

Пук схватился за борт ближайшей фуры.

– Мы никуда не торопимся, – сказала Шэни, чтобы успокоить публику. – В таком деле спешка плохой советчик, правильно, Пук?

Министр финансов отодрал себя от борта фуры и отвесил поклон. Можно было слышать, как скрипит от отчаяния его поясница.

– Приступим! – потерла ладони Ансива. – Так, это чего здесь? А ну, ты, бледнолицый, иди сюда! – Принцесса сграбастал одного из эльфов, что занимались погрузкой, и указала ему на бочку, где лежал золотой порошок. – Вскрывай!

Пук проклял тот день, когда появился на свет…

«Ну что ж, – подумал Маор Скет, когда пролетела тревожная ночь. – Пора! Сегодня решится судьба королевства. Или оно будет и дальше стонать под гнетом этого кровавого самодура Пиннера, или под моим гнетом. Третьего не дано!»

Одевшись в праздничный наряд, Первый министр попытался улыбнуться своему отражению.

Получилось. Но такая улыбка шла скорее голодному упырю.

Лысина Маора зловеще сверкнула, словно вынимаемый из ножен клинок ниндзя.