Текст книги "Приключения чокнутого художника"

– Мамедычь успокойся! Всё хорошо!

Я похлопал его по плечу.

– Нет повода для беспокойства!

То, что я сказал он не понял совершенно, но тон и выражение моего лица привели его в обычное, благодушно-весёлое состояние.

Мамед как-то сразу пришёл в себя. Перестал дёргаться и таращить чёрные глаза. Мы вернулись в ресторан буквально через минуту, и наше появление было встречено лёгким почти незаметным вздохом облегчения.

Межблочных кабелей не было, и проверять пришлось без звука наблюдая за зелёными дисплеями аппаратов. По опыту я знал, на что следует обращать внимание и пришёл к выводу, что всё в порядке. Оставалось главное, убедить жену в необходимости приобретения этих железяк. Я попросил подождать и поднялся на третий этаж к нам в номер.

Галька лежала на кровати в халате и ела орешки. По всей видимости, чувствовала она себя прекрасно, животом больше не страдала, выглядела изумительно и была в отличном настроении. Мне стало её жаль. «Сейчас у тебя настроение из радостного превратится в настроение гремучей змеи, когда ей наступят на хвост». Подумал, я. А она безмятежно лежала с улыбкой на лице не подозревая какую гадость я ей приготовил. Мне не приходило на ум с чего и начать.

– Как здоровье?

– Прекрасно! А у тебя? Заработал, что нибудь?

Она перевернулась со спины на бок и, подложив под голову ладошку, поглядела на меня с интересом.

– Ты какой то не тот. Что случилось?

Вопрос был задан невинный, но я не знал как лучше на него ответить.

– Зайчик. Мне тут вещь предложили одну, и я думаю надо взять.

Она насторожилась, приподнялась на локте и перестала жевать.

– Какую вещь? Ты постоянно что-то придумываешь! Сколько можно и что ты хочешь ещё купить?

Я подошёл к кровати и взял её тёплую руку.

– Понимаешь, предложили аппаратуру раза в четыре дешевле её стоимости. Может это и глупость, но упускать такой шанс глупость ещё большая.

Она высвободила мою руку, села спустив ноги на пол и посмотрела на меня с сожалением как на больного.

– Какой ты дурак! Боже, какой дурак! Тебе ведь на штраф нужно! Она обхватила свою голову руками и, взъерошив волосы встала.

– Впрочем делай как знаешь.

Совершено неожиданно я почувствовал приступ злости. Какого хрена она со мной так разговаривает. Я что действительно идиот и не знаю, что делаю!? Я наклонился над её телом.

– Ты совершено не понимаешь. Мне предлагают блоки «Техникс» за дурацкую цену. Без усилителя правда и акустики, но сто двадцать баксов не великие деньги, и не стоят они того чтобы грызть друг другу глотки. Сотня у меня есть. Добавь двадцатку.

Галька молча достала сумочку, порывшись достала бумажку и бросила её на кровать.

– Подавись.

Не вдаваясь в дискуссии, я взял деньги и вышел. В душе возилась какая-то противная тварь. Маленькая очень ехидная тварь не позволяющая радоваться предстоящей покупке. Жена была, конечно, права, я совершал необдуманный поступок. Сейчас мне эти деньги были нужны на штраф, который я должен был заплатить в аэропорту за просроченную визу и она боялась, что в случае моей неудачной поездки в Москву, я не смогу снова въехать в Турцию. Но у меня оставалось ещё четыре рабочих дня и я верил, что умудрюсь заработать нужную сумму.

Парни сидели в ресторане и преспокойно смотрели телевизор. Аппаратура лежала на столе, за которым мирно курил «убийца» а Мамед оформлял номер для юной проститутки около которой в нетерпении переминался господин солидного вида. Тихо играла турецкая музыка. Идиль была полной. При моём появлении никто даже бровью не повёл, только девица бросила на меня заинтересованный взгляд. Не успев переспать с одним, она уже искала очередную жертву. Я подошёл к столу, где покоилось то из-за чего мы с женой столько лет конфликтовали. Она всегда относилась с ревностью ко всем моим увлечениям, будь то музыка, фотография или что нибудь другое, если это что-то не приносило существенного дохода. Она меня ревновала в буквальном смысле этого слова ко всему что являлось моим пристрастием. Ругалась, закатывала истерики, требовала, чтобы я прекратил заниматься ерундой, не тратил деньги впустую, больше работал и уделял ей больше внимания. Возможно она была права, ей как истинной стопроцентной самке не хватало от меня совсем немногого. Обожания, преданности и, наверное, полного подчинения. В этом она преуспела не мало. Я почти совсем перестал читать литературу, а в силу моего абсолютного неприятия ругани и склоки, совершенно не вступал в дебаты, если она не переходила рамок взаимного уважения. Вот и эти напичканные электроникой ящики стали сегодня причиной нашей размолвки. Прискорбно, но факт. Все мои попытки создать уют подчиняясь своей логике не находил отклика в её сердце. Я, наверное, жуткий болван, но как не парадоксально наступал момент, когда мои железяки не только приносили пользу, но в трудные времена были финансовой поддержкой. Фотоаппарат, например, помог мне выжить в Норильске. Фотографируя продавцов я делал их портреты и на этом зарабатывал. Пути господни неисповедимы, может случиться, что и сегодняшняя покупка станет для меня единственной помощью в этом непредсказуемом мире.

– Как? Берёшь?

Они подошли сзади, когда я в задумчивости рассматривал аппаратуру.

– Да. Я её возьму. Держи.

Я протянул им деньги. Теперь мне надо было отнести это хозяйство наверх. Всё вместе оно не превышало и восьми килограмм. Получив доллары, пацаны сразу ушли, а за ними. Окинув ресторан взглядом, ушла в номер и «влюблённая» пара. Не приставая к Мамеду с просьбой о помощи я взял покупки в охапку и пошёл наверх. Коленом открыв ручку двери в номер я зацепился ногой за порог и ввалился в наше жилище. Галка по-прежнему лежала на кровати и с улыбкой полной сочувствия наблюдала за моими телодвижениями.

– Я вижу твои старанья не пропали даром. Поздравляю! Что ты ещё хочешь здесь приобрести? Может быть телевизор или холодильник? Она покоилась в непринуждённой позе на краю кровати. Одну ногу закинув на другую с издёвкой поглядывая на меня и шевеля нападикюренными пальчиками. При этом не забывая жевать орехи.

– Кто нибудь видел, как ты покупал всё это? Она показала ногой в сторону аппаратуры и зевнула.

– Видели.

Огрызнулся я.

– Мамед и «Убийца».

– Отлично! Ты как будто не знаешь что «Убийца» работает в «Оfo» и Каану готов задницу лизать, а аппаратура наверняка оттуда. Они её сегодня предлагали Стефану, но он не такой идиот как ты. Отказался.

Она встала.

– Аппаратура не из «Ofo». Я слышал их разговор. Они из Белека.

Я устанавливал блоки один на другой и не видел как она одела босоножки как она ничего мне не сказав тихонько открыла дверь и вышла из номера. Я ещё что-то говорил, доказывал, приводил всевозможные доводы в оправдание своего поступка, а её уже не было. Она испарилась.

Настроение у меня было отвратительное и, спускаясь в ресторан, я ругал свою жену последними словами. Мне до чёртиков надоело наше с ней противостояние и необходимость каждый раз защищать свои действия. Злость у меня была не только на неё. Сколько раз за время нашей совместной жизни я пытался вылезти из состояния финансового голода. Хотел сделать какое нибудь стоящее дело и поправить наше положение. Хотел придумать другое более спокойное и прибыльное занятие. Мало кто из людей подозревает, как трудно порой работать уличным художником портретистом. Летом хорошо. Мы как воробьи. А зимой когда снег и дождь, а мороз иногда достигает минус пятнадцати и ниже приходиться рисовать и не, потому что кто-то приказывает. Там свой коллектив своя атмосфера, в которой дышится легко и нет начальников. Ну а если не будешь выходить на панель сам виноват, останешься голодным. Многим наша профессия кажется лёгкой, несерьёзной и не обременённой никакой ответственностью. Считают, что деньги мы получаем ни за что. Есть, конечно, понимающие. Один человек высказался по настоящему метко в отношении нашей работы, мой тёска из Норильска. Туда меня занесло в поисках заработка на удивление всех без исключения художников Невского проспекта. Хотел в Германию, а попал в Заполярье. Как-то раз сидя дома у этого здоровенного мужика и попивая чай мы разговорились. Он с удивлением спросил как я могу зарабатывать деньги таким образом ведь каждый портрет это экзамен. Не сдашь, денег не получишь. Меня тогда очень поразило это сравнение. Откуда он абсолютно далёкий к моему делу человек мог понять трудности нашей профессии.

Галина ушла тихо ничего не сказав дав этим понять насколько пренебрежительно она относится ко всему что касается моих интересов. Всё шло к разрыву, и наши отношения благополучно катились в пропасть развода.

Ей было досадно наблюдать мои поражения. Я бросал её одну уезжая в Норильск, на Кипр, в Хорватию ища приличный заработок и почти везде я опаздывал. Чужим художникам рисовать не разрешали. Хочешь рисовать, плати налог. Не можешь платить вали по хорошему или просто отдыхай. Времена, когда твой фейс могли изобразить лишь в Париже на Монмартре давно прошли. Сейчас почти во всех странах и крупных городах свои маляры и устраивать соревнования на конкурсе «Лучший портретист» с иностранцем никто не хочет. Людям не до творческих изысканий. Жизнь везде не мёд и все хотят заработать без лишних проблем, а уж русские, а тем более Питерцы или Москвичи проблемы эти просто генерируют. Хорошая школа, привычка работать в исключительно трудных конкурентно тяжёлых условиях доставляют другим менее опытным художникам массу неприятных ощущений. Здесь их был целый сплав. От элементарной жадности до зависти.

В ресторане куда так по-английски сбежала Галина был музыкальный полумрак и прохлада. Моя жена изображала обиженную принцессу и даму дипломата в одном лице выполняющую колоссальной тяжести работу касающейся моей покупки. Эта женщина сумела таки сделать приобретение аппаратуры из обычного поступка в преступный. Когда я подошёл к бару, она демонстративно заказала у Мамеда «Раки».

– Не наливай.

Я отвёл его руку с бутылкой от её фужера.

– Мамед не слушай его! Наливай!

И с искажённым от злобы лицом выплеснула в мою сторону.

– Что обосрался!?

Я промолчал и только выползшая откуда-то снизу ярость захлестнула моё существо. Я от неё ожидал всего, но не этого. Забыть будет сложно. Слишком хорошо запечатлелось в моей памяти её лицо, искажённое злобой и ненавистью. Такой я её ещё не видел и этого ей никогда не смогу простить. Сплюнув, я ушёл.

Через час она пришла в номер, молча разделась и легла рядом. Покуражилась она на славу. Иногда мне кажется, что жалея её, я унижаю себя, делая хуже нам обоим. Она привыкла к безнаказанности. Виртуозно этим пользовалась и в своём хамстве перестала видеть границы.

С самого начала весь прошедший день был более или менее удачным. Я закончил работу над портретами, узнал точную дату вылета в Москву, купил технику за сносные деньги и лишь в самом конце этих беспокойных суток мне не повезло. Человек, который по идее должен быть мне самым близким всё испортил. Был близким. После минувшего скандала во мне сломалась тонкая как паутина пружинка и я никогда не смогу к ней относиться по-прежнему. Нужно было рвать. Спорить и убеждать мне надоело. Это было со мной давным-давно, когда были живы мои друзья и подруги, когда я верил что в споре рождается истина и только кулаком можно доказать кто из нас прав. Она прекрасно знала, что я её никогда не трону и не боялась моего гнева. Очень многие принимают человеческую покладистость за слабость, а уступки за трусость и тут же начинают забираться к тебе на шею. Так и у нас с ней. Впрочем, снисходительными к женским слабостям могут быть лишь те мужчины, которые любят женщин. Я их люблю и часто закрываю глаза на выходки «слабого» пола. Ничего хорошего мне это не дало. Сколько раз я собирался уходить и уходил, но каждый раз уступая её мольбам возвращался, игнорируя известное. «Уходя, уходи»!

Глава 4

Сегодня утром мне торопится, было некуда и, проснувшись в десять я валялся на кровати, бессмысленно уставившись в потолок. Рядом разбросав по подушке белые волосы, спала Галина. Повернув голову, я рассматривал её лицо и тело прикрытое лёгким одеялом. Какая она безмятежная, мягкая, с загорелым плечом выглядывающем из под вздёрнутого рукава ночной рубашки. Вот так всегда. Когда я её вижу мне становится спокойно и хорошо, но не сейчас. Разглядывая её лицо я пытался понять, как может эта женщина подобно хамелеону мгновенно превращаться в огнедышащую химеру и извергать аналогично вулкану чудовищную хренотень с применением уличного сленга. Видимо почувствовав мой взгляд, она едва приметно шевельнулась, веки её дрогнули и приоткрылись. Сонный взгляд покрытый пеленой не прошедших ещё сновидений был ленив и томен. Закрыв глаза она прошептала.

– Почеши мне головку.

Я думал она отвернется, сделает недовольное лицо, но не чуть не бывало. Её тихий голос содержал в себе нотки каприза и кокетства. Она даже не думала вспоминать прошедший вечер, а я готовый дать отпор её словоизлияниям был опять выбит из агрессивного состояния, был повержен её мягкостью, теплотой и почти забыл её вчерашние выходки. Ругая себя за свой характер, я для себя уже всё решил. До отъезда остались считанные дни, и портить в конец и без того хреновые отношения мне не хотелось. Пусть останется хоть видимость благополучия. Я протянул руку и, положив её голову к себе на плечо привлёк к себе. Поерзав, она прижалась ко мне всем телом.

– Ты знаешь, что мне сказала вчера Лилька?

Галка покрутила головой устраиваясь удобней.

– Почеши мне за ушком.

– Ну, и что умного она могла тебе сказать?

– Она сказала, что я порядочная дура и богатой никогда не стану.

При этом Галька смешно надула губы.

– То, что ты дура я сомневаюсь, а вот насчёт богатства она наверно права. Откуда ему взяться? На этих портретиках состояния точно не сделать. Но ты не расстраивайся, нищей не будешь. Я думаю, что когда я вернусь, мы устроимся в какой нибудь отель-клуб на полторы тысячи человек. Там и заработаем. На эту тему я хочу поговорить с Ленкой танцовщицей. У неё же есть этот усатый турок. Али кажется. В «Адонисе» мы никогда денег не сделаем. Это уютная дыра и всё.

Галька молчала подставив свою голову и мечтала о чём-то своём. Я мог представить ход её мыслей. Со мной, как она наверное думала ей ничего не светило. Постоянное скитание, вечное несбыточное желание иметь столько денег, чтобы о них не думать. Заниматься чем нибудь возвышенным. Посвятить себя живописи или болтовне с соседями я не знаю. Женщин отличает от мужчин совершенно феноменальная хитрость, лукавство и цинизм. Моя не лучше. Я даже не знаю, был ли я для неё кем-то большим, чем маленький эпизод в этой жизни. Но, зато я совершенно точно знаю, что всю жизнь она мечтала найти принца. Кем по национальности он будет мне кажется ей было до лампочки. Негр, араб или китаец. Лишь бы ласкал и денег давал. Это аморально? Да, но только не для неё. Если женщина делает в понимании мужчин «Аморальные» поступки, все её осуждают. Но ведь это её мораль женская и она сильно отличается от морали сильного пола. А весь наш мир, как известно живет по мужской. И получается что баба грязная, подлая, жадная. Мы не просто разнополые. Принципы, цели, чувственность, качество зрения, обоняния и слуха всё настолько разное, что о полноценном блистательном союзе можно лишь только мечтать. Редко когда он происходит. Уж очень мало кто из мужчин пытается понять и любить эти существа, невзирая на явные пороки. Аналогия с кошкой, которая ходит где хочет, ворует, что ей нравится и ласкается к тому, кто ей больше всех приглянулся. Нас это бесит. Своими «Умными» мозгами мы не хотим понять нежное создание. Нам невдомёк, насколько киса от нас отличается и если она пакостит, то лишь с точки зрения человека.

Я могу понять женщин и это не очень сложно. Нужно лишь поставить себя на её место. Вот здесь всю нашу мужскую нравственность будто языком кто-то слизнул. Мужики придумали свой кодекс чести и по-другому жить не хотят. Ведь так удобно. Не надо терзаться сомнениями и искать оправданий. Проще обвинить не понимая. Мы как существа с разных планет. Понять то я понял, но делать как принято у женщин не смогу. Потому что мужик и никому от моего понимания не легче. Я всё равно захочу оставаться один, чтобы подумать и решить свои проблемы, а она будет мучиться от одиночества, и по своей женской этике искать тепла, и понимания в другом месте, и с другим мужчиной, а может и с женщиной. Она сделает это потому, как ничто не заменит внимания и лёгкого прикосновения к телу, потому что мы живём очень мало, а нам хочется очень много. А жизнь до безобразия коротка.

Я, к сожалению не могу заниматься делами, отдавать себя своим интересам и постоянно ублажать женщину которую люблю. Находиться всё время при ней и говорить исключительно приятные вещи. Музыка, фотография, живопись с портретами, литература и супруга. Я не могу пойти на все четыре стороны. Разорваться на части как чёрный маг из сказки «Волшебная лампа Алладина». Я просто сойду с ума. Сейчас мне придется уехать, а она останется здесь и будет искать утешения с другим. Станет обвинять меня в том, что я её бросил одну, о ней не забочусь и вообще стопроцентный мерзавец. Она будет обвинять меня в своё оправдание и для того чтобы оправдаться в глазах посторонних. Женщины гибки. Но это ещё впереди. А сейчас Галина предлагала мне сделку. Я с ней расхожусь, она выходит замуж за турка берёт турецкое подданство, потом она расстаётся со своим липовым мужем и снова вступает в брак со мной. Смысл столь замысловатых манипуляций с гражданством очевиден. После того как она станет «турчанкой», я смогу вместе с ней преспокойно ездить из России в Турцию и обратно столько, сколько нашей душе будет угодно, не обременяя себя ежемесячным пересечением границы для получения визы. Это предложение было мило с её стороны, но она форсирует события. Всему своё время. А вообще мне доподлинно известно, что браки, как правило, не восстанавливаются. Когда люди расходятся пусть и фиктивно, нормальных человеческих отношений уже не вернуть. Отторжение происходит на уровне подсознания. Женщины, как и мужчины очень дорожат своей независимостью, а когда происходит развод пусть и из благих намерений, червяк свободы будет грызть постоянно и малейшая ссора может подтолкнуть на глупость. Измену. Глупость ли это? Для кого-то прелюбодеяние является единственным утешением в этом мире, когда жизнь однообразна и скучна. Очередной мужик подарит чувство новизны острых романтических ощущений. Флирт с непременными цветами, шампанским и прочими радостями непредсказуемых приключений. Это приятное путешествие в иллюзорный мир неизвестных ещё наслаждений. А муж! Разве можно сравнить!? Рутина! Поцелуи, не приносящие радости. Тело знакомое до миллиметра. Ничего нового, никаких открытий. Фиктивный развод даёт право на измену. Оправдание есть. Мы не муж и жена. Уж если разводится, то бесповоротно или не делать этого вовсе. И вообще, что это за глупость менять гражданство. Может ещё и вероисповедание поменять? Я с женой существую как бы в параллельном мире. У неё со мной цели почти одни, вот только пути к их достижению разные. А если честно. Мне эта Турция встала поперёк горла. Да здесь тепло, море и горы. Красиво! По сравнению с Питером рай земной. Заработок здесь неплохой, но не более того. Скучно здесь. И я не хочу в отличие от жены всю жизнь проторчать на портретах. Живопись тянет. И ещё я думаю в голове у неё вовсе не портреты, и лежать на моём плече ей осталось совсем чуть-чуть. Развода нам не миновать и отнюдь не фиктивного.

Галка опять стала крутиться.

– Ну, ты меня совсем не чешешь и ничего не говоришь.

– Я думаю, твоя Лилька не так и умна. Ей просто повезло с этим отелем, а так дура дурой. Усилитель для мобильников на крышу хочет поставить. Для здоровья вредно? Вредно.

– Говорят очень.

– Хозяин приедет и шкуру с неё снимет. Ведь это не сарай всё же, а отель.

– За эту антенну она получит пять тысяч баксов. Ей долги надо отдавать. Она же пропила с Кааном пол отеля и надо как-то компенсировать.

– Конечно, и после этого она считает себя умной. Глупость компенсировать невозможно. Они с Кааном только в одном умны. Попользоваться и не заплатить.

Это была чистая правда. Совсем недавно она со своим турецким другом неделю отдыхала в горах, каталась на лыжах. Они пили, ели и, в конце концов, сбежали с этого курорта ни хрена не заплатив. У Лильки хватило глупости, рассказать об этом воняющем дерьмом случае моей жене.

Мне надоело почёсывать её за ухом. Не поросёнок переживет. И я решил встать с кровати. Она отреагировала на это спокойно. Свернулась калачиком и, высунув свой нос из-под одеяла молча за мной наблюдала. Потом неожиданно легла на спину и, закинув руки за голову, сильно потянулась, выгнувшись всем телом.

– Сходи вниз и принеси кофе. Только купи «Голд».

Я одел джинсы, похлопал себя по карманам и удостоверился, что деньги есть.

– Хорошо, сейчас принесу. Ты к морю сегодня идёшь?

– Конечно. Как оно без меня?

Она засмеялась и потянулась рукой к радиоприёмнику.

– Мне, пожалуйста, без сахара.

Было уже около одиннадцати. Я спустился вниз столкнувшись по дороге с молодой девчонкой уборщицей. Лилька очень ловко придумала, а вернее взяла пример с других не очень порядочных владельцев отелей она совершено не платила персоналу. Люди довольствовались лишь питанием на кухне, а когда они начинали требовать своё кровное, наша мадам их попросту выкидывала на улицу. Не хочешь ждать денег, проваливай. За короткий срок нашего здесь проживания в отеле сменилось три уборщицы и два рецепциониста. Мы не могли понять, почему уходят симпатичные молодые работники бросают «Флору» а потом дошло, что Лилиан их просто кидает на деньги. Вот и эта молоденькая турчанка когда я встретил её на лестнице напевала какую то песню совершенно не подозревая что скоро будет плакать. Я с женой избежали этой участи лишь потому, что нам от неё денег было не надо. Мы платили ей, а не она нам. Я своей мазней, а Галька болтовнёй и поэтому могли пока не переживать.

В ресторане, за угловым столиком около окна сидела «хозяйка» с чашкой кофе. Настроение у неё было «превосходным». Она кивнула мне в знак приветствия и натянуто улыбнулась. Я посмотрел в сторону бара и увидел Каана. Он с умным видом шелестел разложенными перед ним документами. В банкротстве «Флоры» этот небольшого роста человек принимал самое активное участие. Похоже, он и не собирался прекращать этого «Волшебного» действа. Рядом с ним переминаясь с ноги на ногу стоял Мамед, а если всё-таки правильно то Мехмет. Человек этот был с добрым сердцем и золотыми руками. Он умел всё. Прекрасный повар, рецепционист, электрик, маляр и работник котельной. Он всюду успевал и никому никогда не отказывал. Без него не обходилось ни одно мероприятие. Пожалуй, это был единственный человек, который получал от Лильки, какие то деньги. С жутким скрипом, правда. Каан тоже увидел меня, но не удосужился даже кивнуть в знак приветствия. Он как собака чувствовал к себе наше отношение и если бы не моё художество, то мы давно были ли бы вышвырнуты из отеля. Я прошел мимо него и вышел на улицу. Магазин находился рядом. Купив четыре пакетика кофе и пачку турецкого «Марлборо», я вернулся в отель по пути захватив в соседнем магазине аппетитно пахнувшую буханку хлеба. За баром я взял пару блестящих чашек добавил себе чуть сахара залил всё это кипятком и, поставив это хозяйство на поднос понёс наверх.

Я ввалился в номер, слегка расплескав по подносу кофе.

– На радость моя. Пей!

Галка сидела напротив зеркала и крутила себе волосы, создавая новую причёску. Фантазии на эту тему у неё было хоть отбавляй. Она любила свою гриву и гордилась ею. Её волосы были очень густые и пышные, имели цвет чайной розы и гармонично сочетались с бархатно-бронзовым загаром. Постоянно проводя свободное время на пляже, а этого времени у неё было предостаточно, она приобрела великолепный цвет кожи и это тоже являлось предметом её гордости. Она впитывала в себя Средиземноморское солнце и воздух, наслаждаясь морем с такой радостью и страстью, на которую способен лишь человек наделённый бесконечными резервами оптимизма, и жизнелюбия.

– Ну, спасибо, дорогой! Услужил!

– Пей на здоровье!

Она ещё раз поправила причёску. Посмотрела на неё справа, потом слева и удовлетворённая протянула руку за чашкой.

– А ты пойдёшь со мной?

– Конечно. Делать до вечера всё равно нечего напоследок позагораю. В Питере ещё холодно и солнце там не то. Ты сегодня слушала приёмник? Как там погода?

– Он только шипит. Россию вообще не слышно. Как ты думаешь почему? Может быть глушат?

Я допил кофе и поставил чашку на пол.

– Кто нас глушить будет? Кому мы нужны? Пойду, покурю.

Выйдя на балкон, я посмотрел вниз с третьего этажа. Прямо напротив наших окон возвышалась стена соседнего отеля. Это был как раз тот «Энтур», через который я заказывал авиабилет. Чуть правее около его входа стоял большой автобус и группа молодых мужчин. Насколько я знал это была белорусская сборная по футболу. В этом виде спорта я ни черта не понимал и мне было глубоко безразлично, who is who? Вот уж кто и фанатеет от футбола так это турки. Когда проходит матч и играет их сборная, то улицы вымирают в транспорте заметно меньше народа и, наверное, всё мужское население страны сидит у телевизоров. Слава богу к числу болельщиков я не отношусь и ни к какой команде не испытываю священного трепета.

Покурив и вдоволь насмотревшись на звёзд мировой величины, я вошёл в номер и увидел что мой «Заяц» уже готов идти на пляж. На ней была маечка ярко красного цвета, коротенькие шорты цвета хаки и такого же цвета босоножки на пробковой подошве.

– Я смотрю ты готова?

– Да, ещё минутку и всё.

Она старательно подкрашивала свои крупные губы.

– Зачем красишь? Всё равно смоешь.

Она быстро сверкнула в мою сторону чёрными глазами.

– Помада водостойкая.

Через минуту мы уже спустились в ресторан и каково же было моё удивление, когда внизу вместо Каана я увидел Дона Педро. Он приспокойненько сидел вместе с Лилиан и пил чай. Этот господин в отличие от предыдущего улыбнулся, показав ряд не совсем ровных, прокуренных зубов и кивнул нам в знак приветствия. Куда испарился Каан можно было лишь догадываться. Лилька сидела на стуле с опущенными глазами, прямо будто проглотив кол и лениво помешивала чай. Мы прошли мимо и на улице увидели Стефана болгарского музыканта. Этот тип был примечателен тем, что почти в совершенстве знал несколько языков, был очень худ и высок, имел большую, лысую похожую на бильярдный шар голову носил круглые очки а-ля Леннон и безумно любил выпить. Лильке он помогал совершенно безвозмездно. Безвозмездная помощь с его стороны заключалась в том, что он делал для неё полную аранжировку музыкальных произведений, записывая всё это хозяйство на минидисковую деку. Ей же на сцене оставалось делать лишь видимость, имитируя игру на синтезаторе. На этом его помощь не кончалась. Он ездил за неё играть в «Ofo» когда у этой дамы приключался неожиданный приступ меланхолии или что бывало достаточно часто неожиданные катаклизмы в бурных отношениях с любовниками. Вот за такие поездки она по обоюдной договорённости должна была платить, но каждый раз Стефану с трудом удавалось получить с неё деньги. Сейчас он сидел в плетёном кресле вытянув длинные ноги и пил пиво турецкого разлива.

– Привет! Как?

Он разглядывал нас сквозь очки и чуть щурился.

– Вы куда? К морю?

– Да. Пошли с нами. Бери пиво, там допьёшь.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет. Идите у меня и так много работы.

Галька безнадёжно махнула на него рукой.

– Опять для Лильки трудишься? Ладно. Оставайся пьяница, а мы пошли.

Она взяла мою руку и потянула к выходу.

– Идем, позагораешь. С этими портретами ты совсем позеленел.

Мы спустились по маленькой винтовой лестнице не видной от дороги, к строящемуся отелю. Миновав здание из стекла и металла и пройдя вниз метров сорок мы оказались на краю пропасти, у подножья которой находился «дикий» пляж, куда с таким удовольствием бегала моя жена. Туда вела ещё одна очень крутая лестница, причудливо изгибаясь, она неровным серпантином спускалась вниз поросшая по краям жёлтым, пожухлым от солнца кустарником.

– Дай мне руку. Вот ты даже не знаешь, что твой зайчик вчера чуть не упал. Хорошо, что за мной следом шёл Вахо и он успел меня удержать. Быть бы тебе сегодня вдовцом.

– Так ты смотри хоть изредка себе под ноги! Я же не могу ходить за тобой как на привязи. Ты только и смотришь, как на тебя реагируют мужики, и больше ни хрена не видишь.

Она сделала вид что обиделась и, выдернув свои пальцы из моей ладони побежала вниз смешно отставив задницу.

– Сейчас не грохнись!

Когда, я спустился, она успела разложить большое ярко-красное полотенце с белой надписью «Ferrari» и укладывала на него своё загорелое тело. На ней был открытый купальник абрикосового цвета, гармонично сочетавшийся с волосами, помадой и кожей. Долго стоять в этом микроклимате одетым было невозможно, и я, быстро сняв одежду лёг рядом с Галькой.

– Подвинься красотка!

Я так и не стал купаться, не было настроения. Провалявшись рядом с ней около двух часов и умирая от скуки, я ушёл в отель, где было ещё хуже.

Оставшиеся до отъезда дни прошли на удивление спокойно. В Анталии стало ещё теплей, а море, щедро одаряя всех своим блеском, плескалось лениво спокойно, приглашая желающих сойти с ума. Таких было ещё мало, но среди этих любителей флирта и раннего загара была и моя супруга, весело проводящая целые дни на маленьком закрытом пляже. С каждым днём по отношению ко мне она становилась всё безразличней. Готовясь к разлуке заранее вычёркивала меня из своего реального окружения. Я как бы перестал для неё существовать, я был фантом, которого не надо боятся и можно не замечать. Она забывала что я существую и, возвращаясь с пляжа делала удивлённо-радостное лицо. На работу мы ходили вместе болтая о всевозможной чепухе а иногда шли молча чувствуя неловкость оттого что всё уже высказано а то о чём нам с ней хотелось говорить содержало в себе некое «Табу» за которым притаилась очередная ссора и взаимные упрёки. Наша совместная жизнь скоро подходила к концу. Я уезжал. Галина же верила в успех моей поездки слабо и молчала. Наверное потому, что не хотела совсем разрывать и без того хилые отношения. Всё катилось тихонечко в пропасть, и я боялся нечаянным словом ускорить этот почти неминуемый разрыв. Мне кажется, что тянули мы эту лямку по инерции. Нас давно не связывало ничего серьёзного. Совместных детей у нас не было, музыку мы любили разную, вот только в портрете оставались места наших общих интересов, по которым мы с неожиданным упоением начинали загуливать, но это происходило всё реже и реже. В конце концов, ничего вечного в нашей жизни нет. Жаль только что она скоро кончится, а остаток паршиво жить одному ведь мы отдали друг другу почти семь лет привыкали безнадёжно долго и многое узнав, решили, что вполне можем обойтись друг без друга. Наивные! Я знаю, что будет плохо. Пока наши отношения продолжают висеть в воздухе, мы можем смело творить глупость за глупостью. Заниматься мазохизмом и купаться в придуманной самими собой свободе. Хорошо если кто нибудь из нас двоих наиграясь ею, захочет рабства и найдёт его, но рабовладельцы вначале обычно смотрят на зубы, а уж потом совершают сделку.