Текст книги "Приключения чокнутого художника"

Потихонечку совсем незаметно подошло двенадцатое марта день моего отъезда. На работу мы ходили исправно, но нам не везло «приличных» денег я не сделал и на штраф у меня не было. Успокаивало только то, что меня всё равно должны выпустить из страны. Нам сказали, что тот, кто не имел денег на штраф при выезде, должен будет его заплатить снова въезжая в Турцию.

Галина как обычно собираясь на пляж покрутилась перед зеркалом, выпила чашку кофе, которую принёс Мамед и вдруг неожиданно заявила.

– Не пойду никуда. Ты уезжаешь. Когда увидимся!

Я посмотрел на неё и улыбнулся.

– Что с тобой? А знаешь, ведь это приятно. Трогательное внимание. Но увидимся мы скоро. Числа двадцать четвёртого, я уже буду здесь. От меня ты даже отдохнуть не успеешь.

Я лёг на кровать и подложив руки под голову прищурил глаза.

– Не говори чушь я от тебя не устала, но мне надоели твои бесконечные фокусы. Ты вспомни Голландию. Сколько мы с тобой ругались из-за этих зажигалок, потом дурацкая мельница, которую ты купил по дороге в Амстердам я хотела совсем другую, деревянную, но ты сделал по-своему, так как посчитал нужным. Ты транжир, каких свет божий не видел. Ведь надо сначала посоветоваться. Я тебе кто, жена или домработница? Теперь вот эта аппаратура! На кой чёрт она тебе нужна? Усилителя нет, колонок нет, что ты вообще собираешься слушать? Но ведь ты впёртый всё остальное тоже купишь, и мы опять останемся без денег. Тебе уже скоро полтинник, а ты всё в игрушки играешь!

Она замолчала, сердито вытаскивая из шкафа большую чёрную сумку. – Ты аппаратуру будешь брать или оставишь здесь?

Приоткрыв глаза, я поёрзал на матрасе. После загара спина сильно чесалась, и я сильно пожалел, что у меня нет таких рук как у шимпанзе.

– Возьму.

– А пиджак?

– Конечно. Это по-моему единственная приличная вещь которую я имею.

– Зря. Кто же берёт хорошие вещи в дорогу!

Я снова прищурил глаза наблюдая за ней, и видел большую, белую бабочку которая хаотически размахивая гигантскими крыльями хотела меня сожрать.

– Хватит Заяц. Давай ты меня проводишь без этих дурацких упрёков. Я всё-таки улетаю тринадцатого и чем чёрт не шутит!

– Брось ты! Я тринадцатое люблю.

– Правильно. Женщины, а в особенности с прибамбасом, склонные к мистике и разврату любят эту цифру.

Она повернулась ко мне и, сделав круглыми свои чёрные глаза рассмеялась.

– Это говоришь мне ты!? Старый, облезлый кот! По сравнению с тобой я невинная монашка. Кто крутил сразу с двумя и бегал голый по снегу от одной к другой! Молчи уж лучше. Собирай вещи, что разлёгся?

Галка схватила меня за руку и, пытаясь поднять, упала прямо на меня. Её густые белые волосы выплеснули мне в лицо слабый запах духов и накрыли своей тяжестью. Очень близко было дыхание большой бабочки. Крылья её слабо сопротивлялись.

– Пусти! Не надо…!

Глава 5

Провожать меня на вокзал Заяц не поехала. Посадила на маленький неказистый автобус называемый в Турции «Долмушь», поцеловала на прощанье в щёку помахала лапкой, и всё. Будто, я уезжал на работу или на рынок за продуктами. Наше расставание произошло вполне буднично, не так как показывают в индийских фильмах, без слёз и заламывания рук. Она проводила меня, как провожает проститутка ненужного уже клиента. Когда всё заплачено, удовольствие получено и надо проститься так, чтобы соблюсти этикет. Галина ни разу за семь лет совместной жизни меня даже не встретила. Провожать провожала, но не встречала, откуда бы я не возвращался, видимо считая, что я не достоин такого внимания. А может быть оттягивала встречу боясь посмотреть мне в глаза. Я не знаю, какие тайные силы движут моей супругой. То ли это комплекс трудного детства, или страх показать свою слабость и чувства, если они есть, конечно. Она создала для себя свой только ей понятный мир, в котором роль мужчины заключается в примитивном покорстве доставлении плотских наслаждений и конечно главную роль, роль быка-добытчика и телохранителя. Уповая на свои фантазии, она скандалила почти со всеми художниками Невского надеясь на мою поддержку. Так оно и было пока я не понял, что виновницей местных катаклизмов являлась она сама. Галина умудрилась поссорить меня со многими моими друзьями. Она очень переживает, если мои поступки не вмещаются в каноны её представлений о супружеской жизни. Я думаю, что в своих мечтах она хотела бы стать Амазонкой. Может я ошибаюсь? А на самом деле она просто устала от бесконечных проблем встающих на пути российских женщин. Столько лет! Пол жизни, отдать своим дочерям в надежде получить хоть малюсенькую компенсацию за бессонные ночи за оплачиваемые посещения репетиторов и не получить ничего взамен. Но рожают для забавы и еще, потому что так принято. Долгосрочные ставки на своих детей делать опасно. Это не лошади на ипподроме, когда тебе точно могут сказать какая из них придёт к финишу первой. Дети тайна. Они непредсказуемы, хотят свободы и любят совсем не тех, кого любим мы. Не нам решать с кем жить нашим детям. Умные советы здесь бесполезны и даже вредны. Хотя не мне и судить. Я растерял своих детей вместе с жёнами уже давно, и даже не знаю чем они занимаются и чем дышат.

Говорят, что время и расстояния лечат. Сейчас я не могу хладнокровно рассуждать о своей жене. Бывают моменты, когда я её ненавижу, бывает, обожаю, но, к сожалению всё реже. К каждому человеку в определённый момент можно относится по-разному. Взгляд зависит от того через какую грань призмы на него смотреть. Виноват я лишь в том что мало уделяю ей внимания и слишком часто оставляю одну а она, превращаясь в бедную овечку, загуливала так как ей подсказывала её женская сущность. А я не пастух.

«Долмушь» протащил меня по тёплым с запахом пыли улицам Анталии. Мимо безликих железобетонных коробок жилых домов, мимо величественных и не очень мусульманских мечетей очень приятных на вид административных зданий и блестящих из стекла и металла шикарных отелей. Дорога до автостанции прошла незаметно. Автовокзал в Анталии большущий и напоминающий огромную разорванную пополам неправильной формы букву «Г». Я приехал как раз вовремя, мой автобус уже стоял на посадочной площадке. Из багажа у меня были только большая дорожная сумка и портреты, упакованные в плотный картон. Автобус, здоровенный «Мерседес» осторожно покачиваясь, вырулил со стоянки ровно по расписанию в шесть часов вечера. Небо уже начинало темнеть и далёкие горы тёмными силуэтами врезались в алые от заходящего солнца перистые облака. Было почти совсем темно, когда мы миновали последние городские постройки.

Меня посадили в самый конец салона рядом с окном, в котором я не черта не видел. Рядом со мной сидел плотного телосложения турок примерно одного со мной возраста. Он пытался со мной заговорить но, поняв тщетность своих попыток, умолк и сложив на коленях кисти рук закрыл глаза делая вид, что спит. Наше путешествие предстояло быть долгим, приблизительно двенадцать часов и чтобы чем-то себя занять я уставился в чёрное окно, за которым стремительно проносились придорожные огни.

Поездка была утомительной. Лишь изредка, через каждые два, два с половиной часа автобус делал остановку, и разомлевшие пассажиры выползали из салона кто покурить, кто перекусить в привокзальном ресторане, а кому-то просто хотелось размяться. В Афьоне, куда мы прибыли глубокой ночью я купил коробку турецких сладостей и пару пакетиков арахиса. Мерседес опять скользнул на освещённую фарами трассу, а я, прислонив голову к стеклу стал методично, как корова жевать орехи. За всю дорогу я вздремнул лишь раз перед самым Афьоном.

Когда мы подъехали к Стамбулу начался рассвет. Город этот воистину велик. Раскинув лабиринт магистралей, как гигантский кальмар свои щупальца он протянул их на огромной территории. Уже на въезде в город по обеим сторонам дороги вереницей потянулись промышленные здания, бензозаправки, жилые дома и весь он расположенный на пологих холмах производил впечатление мощи, если это слово можно применить к городу. Казалось огромное скопление людей на относительно маленьком пространстве, излучало колоссальное количество энергии. Бывшая Византия, затем Константинополь ставший столицей Римской империи позже им овладели латинские крестоносцы, а уже потом воинственные турки захватили его и переименовали в Стамбул. Мне не повезло, я был сонный и не понял, пересекали мы Босфор или нет. Мраморного моря я тоже, к сожалению не видел. Водитель гнал машину с бешеной скоростью будто боясь опоздать на свидание и мы прибыли к месту назначения раньше на целый час. Автовокзал, а по-турецки «Отогар» мне совершенно не понравился, какие-то железобетонные катакомбы и быстренько поймав такси я через пол часа был уже в аэропорту имени Ататюрка. В Турции есть такая штука как культ личности. По всей стране любое крупное сооружение носит имя этого вероятно очень не глупого в прошлом человека. Полностью его величали Ататюрк Мустафа Кемаль, под его то неусыпным оком и свершилась в двадцать третьем году прошлого века кемальская революция. С тех пор во всех магазинах, ресторанчиках и публичных местах висят портреты незабвенного вождя, ну прямо как у нас в России до недавнего времени красовались лики нашего доморощенного революционера Владимира Ильича Ленина.

Какой город такой и аэропорт. Огромный! Таксист провёз меня по эстакаде ко второму этажу, где находился главный вход для отбывающих пассажиров. Таможенный контроль я прошёл без проблем не забыв подмигнуть хорошенькой турчанке в униформе. Зал ожидания был просто гигантский. Мощная конструкция из труб серебристого цвета поддерживала очень высокий свод потолка. Своей массой он не давил и дышалось здесь очень легко, а размером это сооружение превосходило приличное футбольное поле. Я не знаю в какой стране создавался этот проект но уверен что строили местные мастера. Вот что умеют хорошо делать в Турции, так это строить. Очень быстро и качественно.

Покрутив головой в разные стороны и впитав впечатление от увиденного я пересёк зал. Он был поделен на сектора. В противоположных друг от друга концах зала находились кассы различных авиакомпаний, а посередине перпендикулярно длинной стороне находились сектора приёма багажа и регистрации билетов. Пройдя в один конец зала и убедившись что попал не к тем кассам я развернулся и поплёлся в противоположный конец огромного помещения. Я устал. Бессонная ночь в автобусе туманное будущее прохладное прощание с женой не располагали к оптимизму, осталась лишь слабая надежда на благополучный исход этого предприятия. Мне не в первый раз приходилось довольствоваться малым. Взять хотя бы поездку в Нидерланды к Годфриду. Когда мы оказались на перроне железнодорожного вокзала в Гронингене и ждали приезда наших друзей, в карманах у нас на двоих было чуть больше ста долларов, а возвращались мы далеко не нищими. Так крупно нам повезло один раз и то благодаря стараниям Франсии и Годфрида. Но дорога за кордон была открыта и с наступлением очередного сезона какая то магическая сила тащила меня в дорогу противостоять которой я был не в силах. Это как в сказке. За каждым поворотом открывается новая, неизвестная тайна и ощущения по своей силе и эмоциональности уступают лишь оргазму. Я считаю, что лучшем развлечением на свете являются путешествия и сопутствующие им приключения.

Когда я, наконец, нашёл нужное кассовое окно было ещё слишком рано и ждать мне предстояло не менее двух часов. Дело в том, что билеты я должен был получить в аэропорту по предъявлению паспорта после того как здесь получат подтверждение об оплате. Я поставил багаж в самом углу огромного зала недалеко от кассовых павильонов справедливо считая, что моё добро здесь никому особенно не нужно. Сонное состояние прошло изгнанное новыми впечатлениями, и я пошел взглянуть устройство вокзала.

Было утро, и народ видимо ещё не проснулся и шёл я почти по пустому залу аэропорта. Людей было мало или они просто терялись на фоне этого гигантского супрематического сооружения. Рассуждая о человеческих способностях создавать грандиозные сооружения я, в конце концов, пришел к выводу, что человек способен не только хорошо ломать, но с не меньшим успехом и строить. Но в целом разрушать он любит больше. В этом он преуспел значительно. Ведь это проще, а удовольствия не меньше. Так вот крутя в разные стороны головой я как истинный турист прошел до центра зала и остановился перед двумя здоровыми табло. На одном пестрели надписи о прибытии, а на другом что вполне естественно подмигивали проходящим мимо людям сообщения об отправлении. Прямо под табло находился вход на паспортный контроль. Я посмотрел, как в маленьких будочках проверяют документы и, вздохнув, пошёл дальше высматривая место, где можно было выпить кофе и покурить. Не успел я сделать и двух шагов как мне на встречу чуть, не вприпрыжку таща за собой тележки, выскочили три мужика в длинных до пят балахонах. Их одежда была мягко сказать или не очень чиста или застирана чуть не до дыр. По манере одеваться и чёрным шляпам на макушках я без труда узнал представителей «Земли обетованной». Пожалуй, только туристы из Израиля проявляют такую удивительную привязанность к старым поношенным вещам. Один из них был тощ как жердь очень высокого роста и с бородкой как у Джорджа Майкла. Другой из этой троицы имел рост чуть выше среднего плотного телосложения и тоже имел бороду, но не такую как первый, а большую, всклокоченную чёрного цвета будто сбежал со страниц детской книжки про Буратино и злого Карабаса. Третий был просто серой личностью, как мышь. Моде они не придерживались явно. Зато у всех троих были выражения лиц преуспевающих бизнесменов. Только я им почему-то не поверил. Мне всегда казалось, что и в Израиле бизнесом должны заниматься люди, по меньшей мере, аккуратные. Они как появились, так и пропали, проскочив в сторону паспортного контроля. Работая в отеле, я часто видел израильтян и сейчас удивился не тому как они были одеты, а почему некоторые туристы из этой страны любят когда о них думают какой бедный народ живёт на их земле. Когда эти ребята умчались не оставив и следа, я решил перекусить и пошёл к ярко расцвеченному магазинчику на витрине которого лежало великое множество красочных пакетов. Больших и совсем крошечных. Подойдя почти вплотную я пришёл к выводу, что мне здесь делать нечего. Я хотел еды более существенной, только не сладкого. В конце концов, в самом углу витрины я увидел то, что мне подходило. В больших пакетах прятались орехи. За прилавком стоял молодой парень и смотрел на меня выпучив здоровые карие глаза. Я ткнул пальцем в пакет с миндалём.

– How much?

Парень сделал глаза ещё более круглыми и заметно оживившись, продолжал стоять в напряжённой позе.

– Good если не понимаешь, попробую по другому. Хотя я тоже не понимаю.

И решив вспомнить турецкий используя не только слова выставил вперёд указательный палец.

– Fiyati nedir?! One kilogram! Fiyati nedir?!

Используя жесты, английский вперемешку с турецким мы как любил говорить наш первый президент Горбачёв пришли к консенсусу. Оба были страшно довольны и расстались почти друзьями.

Пока я так ходил тревожный женский голос по радиотрансляции всё время что-то говорил на разных языках, исключая почему-то русский. Мне до отлёта оставалось ещё больше четырёх часов и я беспечно рассматривал журналы на витрине книжного киоска ничуть не волнуясь о том что говорила в микрофон, судя по голосу очень приятная дама. Не найдя для себя ничего интересного в нагромождении газет и журналов я решил взглянуть на свои вещи и пошёл в конец зала. Когда я вышел из-за последнего турникета для приёма багажа и посмотрел в сторону, где стояли мои вещи то увидел нескольких человек разглядывающих моё барахло. Двух молодых парней и девушку в униформе служителей аэропорта. Ждали по всей вероятности меня. Я ожидал скандала или что-то в этом духе, но всё прошло на удивление гладко. Выяснив что вещи мои девица обрадовалась скороговоркой выплеснула в телефон ничего не значащую для меня фразу и, предупредив что багаж без присмотра оставлять нельзя удалилась, пожелав на прощание всего хорошего. Её эскорт последовал за ней.

В аэропорту была камера хранения, но это деньги, а я даже не был уверен, что смогу улететь. Их было мало только чтобы дотянуть до Москвы. Я постоянно совершаю поступки на грани фола больше надеясь на везенье и удачу чем на здравый смысл. Ещё не было случая, когда я куда нибудь уезжал, имея достаточно денег. Всегда в обрез. И сегодняшний день не был исключением. В кармане у меня шелестело двенадцать миллионов турецких лир и если перевести эту сумму в твёрдую валюту, то наберётся около десяти долларов. Кошмар!

Пораскинув мозгами я взял вещи и опять пошёл к центру зала. Страшно хотелось курить, но везде висели запрещающие значки. Оставался лишь один выход. Туалет. Потому как везде где бы я не был это место по умолчанию предназначалось не только для прямого использования. Отыскав в проходе между магазинами знакомую пиктограмму я прислонил к стене свои вещи в надежде, что они никому не понадобятся и зашёл в туалет. Каково же было моё удивление, когда и здесь я увидел табличку запрещающую курить. Я как вор огляделся по сторонам. Около писсуара стоял пожилой мужчина и больше никого. Я зашёл в кабинку закрылся, потом достал сигареты с зажигалкой и сев на унитаз прикурил, с жадностью делая затяжку за затяжкой. Какой это был кайф! Просидев так с минуту, я встал. На скандал нарываться я не хотел, а удовольствие сидеть в сортире и украдкой курить было сомнительное. С сожалением бросив окурок в унитаз я нажал никелированную кнопку на крышке бачка слил воду и, сделав независимое лицо вышел из кабинки. Прямо на меня смотрел здоровенный малый со шваброй в руках. Его лицо не выражало интеллекта, оно было угрюмым и выжидающим. Подойдя к раковине, я стал мыться, а он всё смотрел в мою сторону. Что он уставился? Думал я, тщательно намыливая себе руки. Денег он хочет, что ли, а может быть голубой? Но я вроде вышел из того розового возраста, когда на меня можно смотреть с этой целью. Закончив гигиеническую процедуру в столь нервозной обстановке я вышел и взяв свои сумки пошёл прочь.

Пока я болтался по магазинам да туалетам аэропорт оживился. Солнце, проникая сквозь огромные стёкла косыми мазками растворялось в пространстве увеличивая в размерах помещение зала. Людей заметно прибавилось. Было начало десятого, и пора было идти за билетом. Когда он в кармане на душе как-то спокойней. Подойдя к кассам украинской авиакомпании, я был раздосадован там уже стояло человек пять и мне пришлось занять очередь. Бросив свои вещи в стороне и пнув сумку ногой я молча стал наблюдать, как оформляют билеты в последнем от меня окне. Ждать пришлось недолго. Люди в основном подходили за информацией. Когда я встал перед окошком и наклонился чтобы обратится, мне на секунду пришла в голову нелепейшая мысль отложить вылет и отправиться в Москву другим рейсом, но я тут же выкинул её из головы. Что за блаж? Сколько людей сегодня летит и ничего. Никто не падает в обморок и не закатывает истерик по поводу злополучной цифры.

Передо мной за стеклом помещения авиакомпании сидела женщина средних лет с короткой стрижкой русого цвета и, не мигая вопросительно смотрела на меня серыми глазищами.

– На мою фамилию должен быть билет. А вообще-то здрасте!

Не совсем в тему промямлил я.

Она чуть заметно улыбнулась полными губами. Обожаю такие губы.

– Как ваша фамилия?

Я представился.

Женщина, опустив взгляд, стала перелистывать бумажки лежавшие перед ней. Несколько раз, пробежав их глазами и не обнаружив то, что искала она вновь обратила на меня свой светло-серый взгляд.

– Где вы заказывали билет?

Я дал ей бумажку, который вручил мне Рустам.

– Возьмите. Заказывал в Анталии почти неделю назад.

Взяв в руки этот листок и покрутив она внимательно его рассмотрела и, вздохнув протянула обратно.

– Подтверждения на покупку билета пока нет. Подойдите позже.

Забрав у неё бланк туристического агентства, я отошёл в сторону. За спиной послышался голос кассирши.

– Молодой человек подойдите часа за два до вылета.

– Спасибо.

Начинается! Ещё не улетел, а уже проблемы. Хорошо хоть молодым обозвали. И я опять направился в центр аэровокзала. Надо было выпить кофе найти место для курения и, наконец, нужно было что-то перекусить. Я не отношу себя к рабам своего желудка и могу долго не испытывая большёго дискомфорта находится в полуголодном состоянии. Мне так даже больше нравится. Помимо того, что это экономно уметь быть голодным, но ещё и полезно. Организм вместе с мозгами работают значительно лучше. Говорят же. «Сытый художник, плохой художник». И это не метафора. Когда я сыт, то чем бы ни занимался во всём присутствует какой-то невидимый тормоз, забирающий энергию и мешающий выполнять работу. Но совсем без еды можно протянуть даже ноги.

Наконец я нашёл то, что так долго и упорно искал. За яркими магазинами, сигаретными и журнальными киосками я увидел ничем не примечательный кафетерий. Цены здесь были приемлемыми и за обычным вокзальным прилавком с кофеваркой, стеклянными витринами, за которыми спрятались всевозможные гамбургеры, чизбургеры и бифштексы я увидел обычные сосиски, которые в Петербурге не очень любил за их пресный молочный вкус. Я очень обрадовался хоть и проповедовал умеренность в еде. Не ел я уже восемнадцать часов, если не брать во внимание те тощие пакетики, которые я купил в Афьоне. К орехам приобретёнными здесь я до сих пор не притронулся. Не было времени и места, чтобы ими заняться.

Парнишка очень быстро с расторопностью присущей только молодым, энергичным людям положил мне двойную порцию сосисок без гарнира налил, как потом выяснилось, отвратительного напитка, именуемого здесь кофе и, рассчитавшись со мной переключил внимание на следующего посетителя. Поставив на поднос горячее сокровище, которое мне дали, я пошёл искать свободное место за маленькими круглой формы столами. Найдя пустующий стул, я приземлился по соседству с неприступного вида дамой, в которой без труда узнал представительницу российского «истеблишмента». Так по идиотски могут наряжаться лишь очень богатые, но начисто лишенные вкуса русские бабы которые неизвестно по какой причине лишились бедности. Дурацкая соломенная шляпа с ярко красной лентой прекрасно дополняла её, не лишённый экстравагантности, тёмно зелёный, с ядовитым отливом костюм делового покроя. Я не мог смотреть на неё без смеха и поэтому благоразумно уставился в свою тарелку. Хвала Аллаху просидела она рядом со мной не очень долго. Когда я смог поднять голову, то прямо напротив себя за соседним столиком увидел пожилую очень симпатичную чету. Им обоим перевалило далеко за восемьдесят. Приступы смеха душившего меня сменились нежданной грустью. Допивая свой кофе я наблюдал за этой парой. Руки старика покрытые мелкой паутиной морщин были желтоватого цвета с коричневыми неправильной формы пигментными пятнами. Они мелко тряслись когда он подносил ко рту пластмассовый стаканчик сока. Его супруга с седыми редкими волосами завивающимися около маленьких правильной формы ушей наблюдала за ним глазами в которых была неподдельная боль и тоска. И прикрыв веки я с неожиданной чёткостью увидел себя лежащего на белоснежных простынях совершенно немощного с лицом испещрённым глубокими морщинами а рядом свою жену такую же старую с провалившимися слезящимися глазами и её руки протянутые ко мне в желании сохранить остатки жизни в умирающем теле. Я представил себе, как буду пытаться взять её руку в свою, но у меня не будет на это никаких сил. Как я буду вспоминать её ещё молодое загорелое тело. Какая она была раньше здесь в Турции много лет назад. Какие у неё были светлые изумительно пахнувшие сводящие с ума мужчин пышные волосы, и как мне будет плохо, что я умираю и хорошо, оттого что я провёл остаток жизни с этой ненормальной женщиной. И гладя пальцами высохшую кожу её руки называть её «Мой зайчик».

Я представил эту картину настолько реально и живо, что мне стало действительно паршиво как никогда. Так что заломило в затылке, а глаза стали влажными и защекотало в носу. Я их снова закрыл и откинулся на спинку металлического стула. Со стороны могло показаться, что я сплю, а мне вспомнились рубаи Омара Хайяма.

Месяца месяцами сменялись до нас,

Мудрецы мудрецами сменялись до нас.

Эти камни в пыли под ногами у нас

Были прежде зрачками пленительных глаз.

Я вытащил сигарету прикурил и, тряхнув головой попытался отогнать наваждение. Далось мне это с трудом. Мы все умрем, никто из нас не минует этого и не стоит заглядывать лишний раз в глаза смерти. Ещё успеется. Но я нырнул в возможное будущее, и настроение было испорчено. Положив на ладонь подбородок, я старался больше не смотреть на этих стариков. В голове копошились дурацкие мысли в тоскливой оболочке и единственное что меня успокаивало то это возможность курить. Здесь эту прихоть можно было использовать на всю катушку.

Просидев в кафетерии больше получаса, я старался заставить себя вспомнить всё о не самых лучших днях нашей жизни вытаскивал из памяти ссоры и не совсем приятные минуты нашей совместной жизни. Пытался убедить себя, что ничего хорошего из нашего союза не выйдет и пора прекращать наши отношения. Допив четвёртую чашку кофе я решил прогуляться до информационного табло узнать как там самолёт. Я взглянул на часы. Начало двенадцатого. Усталость присутствовала во всём теле, она подкралась незаметно и клеточки моего мозга требовали отдыха. Вчера я проснулся в девять утра и с тех пор прошло уже значительно больше суток как я не сплю, если не считать тот беспокойный получасовой провал из реальности по дороге в Стамбул. Я даже не знал смогу я сегодня отдохнуть или мне суждено не спать до самого Петербурга. Сначала самолёт потом встреча и переговоры, а дальше полная неизвестность.

Как я не пытался найти на светящемся табло время отправления своего самолёта, мне это не удалось. Не было его там, и я решил позвонить в Москву. Телефонные карты продавались в журнальном киоске, и стоила эта штука три с половиной миллиона. Внимательно осмотрев свои карманы я вытащил все деньги, которыми располагал и, убедившись, что у меня ещё восемь миллионов купил карту. Международные телефоны находились прямо на территории кафетерия. Я взял ещё одно кофе, а потом решил звонить. Присев за ближайший столик я закурил и обжигаясь начал пить крупными глотками чередуя с глубокими затяжками. Выкурив две сигареты подряд одну за другой, я встал и пошёл к свободному телефону. Вероника должна быть дома так как знала о моём приезде а с ней и Бернхард. Оставить его одного она не могла. А если честно то мне просто хотелось напомнить о себе. Мне было скучно, грустно и совершенно нечего делать.

Я долго не мог дозвониться в Москву. Пробовал и домой, и на мобильный. Безрезультатно. Но всем мучениям когда-то приходит конец. Где-то очень далеко за три тысячи километров подняли трубку и сонный женский голос спросил.

– Алё?

– Вероника, это ты? – От неожиданности что я, наконец, дозвонился, все приготовленные заранее слова вылетели у меня из башки. Их как ветром сдуло.

– Я.

Её голос прозвучал лениво и немного удивлёно. Она вроде не могла сразу понять с кем сейчас разговаривает.

– Вероника! Здравствуй! Это Валера, художник из Питера!

Судя по молчанию до неё пока не дошло с кем она говорит. Наконец её осенило.

– А-а, Валера! Привет! Как ты там?

– Я звоню из Стамбула. Из аэропорта. Ты меня слышишь?

– Да, да! Конечно слышу! Ты когда будешь в Москве?

– Самолёт вылетает пол второго, то есть в тринадцать тридцать. Ты меня понимаешь?

– Да, я слышу.

– Летит четыре часа. В Москве, я буду около пяти. Вы меня встретите?

– Конечно встретим! Не переживай!

– Всё! Пока! До встречи!

– Тебе привет от Бернхарда! Ждём!

Я положил трубку и с облегчением вздохнул. Пол дела сделано осталось сесть в самолёт взлететь и благополучно приземлится. Внутри моего тела тихо пела ликующая струна. Совсем скоро я буду дома, будут деньги и я, наконец, смогу разобраться в своих финансовых проблемах. Мечтая о том как скоро всё станет прекрасно я пошёл к табло отправления самолётов. Здесь меня ждало разочарование. Про московский самолёт видимо забыли и не собирались вспоминать. По идее должны были объявить начало регистрации. Время приближалось к часу дня, и я решил пойти к кассе. Пора получить свой билет.

Когда я подошёл к нужному окну, людей возле него не было. Я опять увидел эту женщину, но она не проявила радости, когда я оказался у неё перед носом.

– Подтверждения ещё нет.

– Как нет? Вы понимаете моё положение? Самолёт вот-вот улетит. А мне что делать?

Развернувшись на офисном кресле как избушка на курьих ножках она что-то крикнула в глубину помещения. Подошёл турок маленького роста и с серьёзным лицом. Они долго ворошили бумаги лежавшие перед ней на столе и о чём-то говорили по-турецки. Потом он взял телефонную трубку, и минуты три с кем-то разговаривал на повышенных тонах. Женщина глядела на меня с участием.

– Вы сильно не волнуйтесь. Самолёта ещё нет и неизвестно когда будет. Он ещё не вылетел из Москвы.

– Что-то случилось?

– Ничего там у них не случилось. Так бывает.

– Ну, ладно, я пойду. Да. А как вас звать?

– Вам то зачем?

– Да, так!

Она улыбнулась.

– Лена.

Я послал Лене воздушный поцелуй и пошёл в глубину зала тратить оставшиеся миллионы.

В кафетерии я снова взял кофе и булку разрезанную пополам нафаршированную мясной начинкой и листьями какого то салата. Миндаль, который я купил раньше был старый сильно горчил и пах плесенью. Самолёт мне ждать видимо долго, и я решил поменять эти орехи на что-нибудь другое. Не любил я этим заниматься, но у меня как бы и выхода не было. А потом любой немец может поменять, а почему я не могу? Русские очень неприхотливый народ. Всю жизнь я прожил в Питере и, начиная где-то с начала семидесятых, сервис, продукты и ассортимент всех без исключения товаров резко пошёл вниз. «Процветающая» Родина стала потихоньку приходить в упадок, а люди начиная с прихода к власти Сталина подчиняясь грубой силе, свыклись с мыслью, что это они должны прожорливому монстру, именуемому государством, а не оно им. Что это мы простые люди должны кормить гигантского кукушонка и при этом терпеливо сносить издевательства со стороны любого официального лица, потому что он является представителем государственной политики и властных структур. Это в Питере и Москве, а в других городах творился вообще беспредел. Русский народ терпелив и это терпение доходит до абсурда. Сказывается многолетняя на уровне генетических изменений покорность перед тотальным геноцидом. Вначале крепостное право затем кошмар революции и большевистский террор. Преследование инакомыслящих и бесчисленные лагеря. Нас долго к этому приучали. Наши женщины не исключение. Наверное, в этом и кроится любовь зарубежных джентльменов к русским дамам. Они неприхотливы как новозеландские красотки начала двадцатого века. Но в русских остался дух свободы он только спрятался и до поры свой нос не показывал. Сейчас другое поколение независимое и свободное.