Текст книги "Записки о Шерлоке Холмсе"

Биржевой маклер

Вскоре после женитьбы я обзавелся клиентурой в Паддингтоне. Практику я купил у пожилого доктора Фаркуара: когда-то пациенты его прямо-таки осаждали, но из-за возраста и постигшей доктора болезни (сходной с пляской святого Витта) число их значительно сократилось. Клиенты не без оснований полагают, что сам врач должен быть здоров, и с недоверием относятся к квалификации медика, неспособного себя излечить. Таким образом, практика моего предшественника постепенно сужалась и, когда я ее приобрел, вместо тысячи двухсот фунтов приносила немногим более трех сотен в год. Но я уповал на свою молодость и энергию и был уверен в скором успехе.

Первые три месяца практика отнимала у меня уйму времени, и я почти не виделся с моим другом Шерлоком Холмсом. Заглянуть на Бейкер-стрит мне было недосуг, а Холмс если куда и отправлялся, то в основном по делам своей профессии. А поэтому, листая июньским утром после завтрака «Британский медицинский журнал», я был немало удивлен, когда услышал звон колокольчика, а вслед за ним – резкий и несколько скрипучий голос моего давнего компаньона.

– О, дорогой Ватсон! – воскликнул он, шагнув в комнату. – Очень рад вас видеть! Надеюсь, миссис Ватсон вполне оправилась после всех треволнений, связанных со «Знаком четырех»?

– Благодарю вас, мы оба чувствуем себя отлично, – сказал я, сердечно пожимая ему руку.

– Надеюсь также, – продолжал Холмс, усаживаясь в кресло-качалку, – что медицинские заботы не совсем погасили ваш прежний интерес к нашим дедуктивным задачкам.

– Напротив, – возразил я, – как раз вчера вечером я просматривал свои старые записи и систематизировал кое-какие наши прошлые достижения.

– Полагаю, вы не считаете свою коллекцию завершенной?

– Никоим образом. Очень хотелось бы пополнить ее новым опытом.

– Например, сегодня?

– Если угодно, да.

– А если понадобится ехать в Бирмингем?

– Как пожелаете.

– Что с практикой?

– Когда мой сосед уезжает, я его подменяю. И он всегда готов вернуть мне долг.

– Ага, превосходно! – Холмс откинулся в качалке и пристально вгляделся в меня из-под полуприкрытых век. – Вижу, в последнее время вам нездоровилось. Простуда летом – хуже не придумать.

– Да, на прошлой неделе я целых три дня просидел дома. Впрочем, мне казалось, что от моей простуды не осталось и следа.

– Верно, выглядите вы как нельзя лучше.

– Как же вы догадались о моей болезни?

– Дружище, вам же известен мой метод.

– Вывели логическую цепочку?

– Естественно.

– И с чего начали?

– С ваших домашних туфель.

Я взглянул на свои новые лакированные туфли.

– Но как же?… – начал было я, однако Холмс меня опередил:

– Туфли у вас новые. Носите вы их две-три недели, не дольше. А подошвы, которые вы сейчас выставили на обозрение, слегка опалены. На секунду я решил, что вы их где-то промочили, а при просушке по недосмотру пережгли. Однако возле каблуков остались круглые ярлычки с торговой маркой. Влага бы их наверняка уничтожила. Следовательно, вы подолгу сиживали, вытянув ноги поближе к огню, а кто так поступает в июне, пускай и дождливом, вроде нынешнего, будучи в полном здравии?

После объяснений Холмса, как всегда, все оказалось проще простого. Прочитав эту мысль у меня на лице, он не без горечи усмехнулся:

– Боюсь, растолкованиями я ставлю себя под удар. Конечный вывод без цепочки причин впечатляет куда сильнее. Так вы готовы отправиться в Бирмингем?

– Разумеется. А в чем там дело?

– Обо всем расскажу в поезде. Клиент ждет нас в карете. Вы уже готовы?

– Одну минуту.

Я черкнул записку соседу, взбежал наверх известить жену и догнал Холмса на пороге.

– Ваш сосед, как я вижу, врач, – заметил он, кивнув на медную табличку.

– Да, он тоже купил практику.

– Давнишнюю?

– В точности такую, как у меня. Обе существуют со времени постройки домов.

– Ага. Но ваша была успешней.

– Думаю, да. Откуда вам это известно?

– Сравните ступеньки, дружище. Ваши стерты подошвами сильнее – и потому на три дюйма ниже. Но вот и наш клиент – мистер Холл Пайкрофт. Позвольте вас ему представить. А ну-ка, кэбмен, подхлестните лошадь, иначе мы опоздаем на поезд.

Я уселся напротив хорошо сложенного, цветущего здоровьем молодого человека: его открытое простодушное лицо украшали слегка вьющиеся редкие усики с рыжинкой. На голове у него красовался блестящий цилиндр, сам он носил аккуратный черный костюм, придававший ему вид толкового молодого дельца, кем он, собственно, и являлся. Он принадлежал к разряду лондонских жителей, именуемых «кокни», которые тем не менее составляют лучшую часть волонтерских полков и оказываются в нашем отечестве несравненными атлетами и спортсменами. Его круглое румяное лицо сияло природной веселостью, однако опущенные уголки губ выдавали расстройство, показавшееся мне несколько комичным. О неприятности, которая привела его к Шерлоку Холмсу, я смог разузнать только после того, как мы устроились в вагоне первого класса и поезд двинулся в сторону Бирмингема.

– Итак, в нашем распоряжении семьдесят минут, – заговорил Холмс. – Прошу вас, мистер Холл Пайкрофт, поведать моему другу о крайне любопытном случае, с которым вы столкнулись, и не упустить ни одной подробности из тех, что мне уже известны, а если возможно, добавить и новые. Мне самому небесполезно будет еще раз проследить всю последовательность событий. Важность этого дела, Ватсон, пока неясна – пустячное оно или нет, но, так или иначе, в нем содержатся довольно необычные и outrè[1]1
  Шокирующие (фр.).


[Закрыть] особенности, какие вам дороги не меньше, чем мне. А теперь я умолкаю: ваше слово, мистер Пайкрофт.

Наш юный спутник взглянул на меня, и глаза его заблестели.

– Хуже всего, – начал он, – что в этой истории я выгляжу законченным идиотом. Не исключено, конечно, что все уладится, да я и вряд ли мог поступить по-другому, но если потеряю эту зацепку и останусь с носом, то почувствую себя полнейшим олухом. Я не больно-то умею рассказывать, доктор Ватсон, только со мной произошло вот что.

Я служил в фирме «Коксон и Вудхауз», что в Дрейперз-Гарденз, однако весной, как вы наверняка помните, из-за венесуэльского займа у них возникли трудности, и в итоге они вылетели в трубу. Я прослужил там пять лет, и когда наступил крах, старина Коксон дал мне блестящую рекомендацию, но, разумеется, всех нас – двадцать семь клерков – выставили вон. Я сунулся поначалу туда-сюда, но неудачников вроде меня хоть пруд пруди, и податься было совсем некуда. В фирме я получал три фунта в неделю, накопил около семидесяти, но вскоре окончательно сел на мель. Дошел до последней точки – не на что было купить ни конвертов, ни марок, чтобы отвечать на объявления. Износил башмаки, обивая пороги всяких контор, а работы так и не находилось.

И вдруг узнаю о вакансии в солидной брокерской фирме «Мосон и Уильямс» на Ломбард-стрит. Смею предположить, что Восточно-Центральный округ – не то место, на котором сосредоточены ваши интересы, но поверьте мне: это едва ли не богатейшая фирма в Лондоне. Откликнуться на объявление следовало только письменно. Я, без малейшей надежды, отправил заявление вместе с рекомендацией. Получаю ответ с предложением в ближайший понедельник, не откладывая, приступить к моим новым обязанностям – при условии соответственного внешнего вида. Одному Богу ведомо, как такое решается. Говорят, будто управляющий попросту вытаскивает из груды писем наугад первое попавшееся. Но так или иначе, на сей раз посчастливилось мне, и не помню, когда еще меня больше распирало от радости. Жалованье мне положили на фунт больше, а обязанности были примерно те же, что и у Коксона.

А теперь подхожу к самой занятной части моей истории. Я снимаю каморку в Хэмпстеде, на Поттерз-Террас, семнадцать. Так вот, сидел я и покуривал себе в тот самый вечер, когда мне обещана была должность, а моя хозяйка приносит мне визитную карточку с надписью: «Артур Пиннер, финансовый агент». Имя незнакомое, и трудно было вообразить, что ему от меня понадобилось, но, конечно, я попросил хозяйку пригласить его ко мне наверх. Вошел среднего роста чернобородый брюнет, с темными глазами и слегка крючковатым, вроде бы еврейским, носом. Двигался он порывисто и говорил короткими фразами, как человек, дорожащий временем.

«Мистер Холл Пайкрофт, не так ли?» – спросил он.

«Да, сэр», – подтвердил я и пододвинул к нему стул.

«Не так давно служили у „Коксона и Вудхауза“?»

«Совершенно верно».

«А ныне состоите в штате у Мосона?»

«Именно».

«Видите ли, мне все уши прожужжали о ваших необыкновенных деловых способностях. Помните Паркера, бывшего управляющего у Коксона? Он вами нахвалиться не может».

Не скрою, мне было приятно такое о себе слышать. В делах я был не промах, но сроду бы не подумал, что в Сити обо мне ходят подобные слухи.

«У вас хорошая память?» – поинтересовался гость.

«Приличная», – скромно ответил я.

«Будучи без работы, вы следили за рынком ценных бумаг?»

«Да. Курсовой бюллетень просматриваю каждое утро».

«Вот что значит призвание! – воскликнул визитер. – Истинный путь к успеху! Вы не против, если я вас проэкзаменую? Э-э… Каков курс эрширских акций?»

«Сто пять – сто пять с четвертью».

«А „Нью-Зиланд Консолидейтед“?»

«Сто четыре».

«А „Бритиш Брокен Хиллз“?»

«Семь – семь и шесть».

«Отменно, отменно! – воскликнул гость, воздев руки. – Значит, все отзывы о вас – чистая правда. Дружище, да вы созданы для гораздо большего, нежели служба у Мосона!»

Его бурный восторг, понятно, несколько меня смутил.

«Наверное, не все обо мне такого мнения, как вы, мистер Пиннер, – сказал я. – Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы заполучить это место, и я считаю себя настоящим счастливчиком».

«Да ну, дружище, берите выше! Их контора совсем не для вас. Скажу вам напрямик. То, что я вам предлагаю, сущая малость, если принять во внимание ваши таланты, но по сравнению с Мосоном – как небо и земля. Постойте, постойте… Когда вы идете к Мосону?»

«В понедельник».

«Ха-ха! Готов держать пари, что вы туда не пойдете».

«Как так? Не пойду к Мосону?»

«А вот так, сэр. Еще до понедельника вы займете пост коммерческого директора закрытой акционерной компании „Франко-Мидлендская скобяная“. У нас сто тридцать четыре отделения по всей Франции, не считая одного в Брюсселе и одного в Сан-Ремо».

У меня даже в горле пересохло.

«Никогда о такой не слышал».

«Весьма возможно. Мы держимся в тени, поскольку капитал составлен из частных вкладов, и настолько процветаем, что не желаем допускать посторонних. Основал фирму мой брат – Гарри Пиннер, и после распределения долей он войдет в правление директором-распорядителем. Ему известно, что я тут как рыба в воде, и потому попросил меня подыскать подходящую кандидатуру, желательно недорого. Предприимчивого, напористого молодого человека, полного энергии. Паркер рассказал мне о вас, и вот я перед вами. Для начала мы можем предложить вам только мизерные пятьсот фунтов».

«Пятьсот фунтов в год?» – вскричал я.

«Это только на первых порах. Но сверх того вы будете получать комиссионные в размере одного процента с каждого контракта, заключенного нашими агентами, и – даю вам слово – эта сумма будет превышать ваше жалованье».

«Но я понятия не имею о скобяных изделиях».

«Ну-ну, дружище, зато вы прекрасно разбираетесь в цифрах».

В голове у меня загудело, и я едва не свалился со стула, но тут же мной овладели сомнения.

«Буду с вами откровенен, – сказал я. – Мосон предлагает мне две сотни, но их учреждение более чем надежно. А о вашей компании я, признаться, мало что знаю…»

«Умница, умница! – в полном восхищении воскликнул мистер Пиннер. – Вы именно тот человек, который нам нужен. Вокруг пальца вас не обведешь – и превосходно. Возьмите-ка сто фунтов и, если вы считаете, что мы с вами поладим, положите купюру себе в карман в качестве аванса».

«Сумма очень неплохая, – заметил я. – И когда я должен приступить к новой работе?»

«Будьте завтра в Бирмингеме ровно в час. Вот эту записку передадите моему брату. Вы найдете его в доме сто двадцать шесть-Б по Корпорейшн-стрит, где временно помещается контора нашей компании. Необходимо, разумеется, заручиться его согласием, но, между нами, я, со своей стороны, полагаю дело решенным».

«По правде говоря, не знаю, как вас и благодарить, мистер Пиннер».

«Бросьте, дружище, бросьте. Вы получаете только то, что заслуживаете. Еще две-три мелочи: это простая формальность, но без нее не обойтись. Вон там на столике, рядом с вами, лежит лист бумаги. Будьте добры, напишите на нем: „Подтверждаю свое безоговорочное согласие занять пост коммерческого директора закрытой акционерной компании „Франко-Мидлендская скобяная“ с начальным жалованьем в размере 500 (пятьсот) фунтов в год“».

Я записал продиктованное мне мистером Пиннером, и он сунул бумагу в карман.

«Еще один пустяк, – сказал он. – Как вы собираетесь поступить с Мосоном?»

На радостях это совершенно вылетело у меня из головы.

«Напишу, что отказываюсь от должности».

«А вот этого как раз я советую вам не делать. С управляющим Мосона я из-за вас разругался. Зашел к нему навести о вас справки, а он встал на дыбы: обвинил меня в том, что я правдами и неправдами переманиваю вас к себе – и всякое такое. Я терпел-терпел – и под конец взорвался. Говорю ему: „Коль хотите удержать хороших работников, так платите им сполна“. А он: „Да мистеру Пайкрофту дороже наше скромное жалованье, чем ваше высокое“. – „Ставлю пять фунтов, – предложил я, – что, когда я предложу ему пост коммерческого директора, вы о нем больше ничего не услышите“. Он в ответ: „Идет! Мы, можно сказать, его из грязи вытащили, и он так просто с нами не порвет“. Это точные его слова».

«Нет, ну каков наглец! – возмутился я. – Ведь я в жизни его не видел – и с какой стати должен с ним считаться? Ни за что не стану им писать, если вы мне не советуете».

«Отлично! Вот и договорились, – произнес мистер Пиннер, поднимаясь со стула. – Ей-богу, я доволен всей душой, что нашел для брата такого замечательного сотрудника. Вот ваш аванс – сто фунтов, а вот письмо. Запишите адрес: Корпорейшн-стрит сто двадцать шесть-Б – и не забудьте явиться туда ровно в час. Спокойной ночи, и пусть удача вам сопутствует, как вы того заслуживаете!»

Вот такой, насколько мне помнится, состоялся у нас разговор. Вообразите мое ликование, доктор Ватсон: еще бы, эдакая удача мне выпала! Я не спал полночи от радости, а наутро выехал в Бирмингем поездом пораньше. По прибытии оставил вещи в гостинице на Нью-стрит и отправился по указанному адресу.

Добрался до цели за пятнадцать минут до назначенного времени, но решил, что это не так важно. Дом 126Б оказался пассажем между двумя большими магазинами, который вел к винтовой каменной лестнице – на нее выходили помещения, сдаваемые в аренду фирмам и частным предпринимателям. Названия фирм перечислялись внизу на стене, однако «Франко-Мидлендская скобяная» в списке не значилась. С упавшим сердцем я застыл на месте, гадая, не устроен ли надо мной такой изощренный розыгрыш, но тут ко мне подошел человек – очень похожий на моего вчерашнего посетителя и фигурой, и голосом, только гладковыбритый и с волосами посветлее.

«Вы мистер Холл Пайкрофт?» – осведомился он.

«Да», – подтвердил я.

«О, я вас ждал, но вы пришли чуточку раньше. Сегодня утром я получил от моего брата письмо, в котором он расхваливает вас до небес».

«Я как раз рассматривал указатель, когда вы подошли».

«Нашей вывески пока нет: мы сняли контору всего лишь неделю назад. Что ж, поднимемся наверх, там и обсудим наши дела».

Мы взобрались по очень высокой лестнице – и под самой шиферной крышей обнаружились две пустые, пыльные комнатки с голым полом и без занавесок на окнах. Я по привычке представлял себе просторную контору с рядами превосходных столов, занятых клерками, и, признаться, опешил, когда увидел, что вся меблировка состоит из двух простых стульев, столика с лежащей на нем конторской книгой и корзиной для бумаг сбоку.

«Не вешайте носа, мистер Пайкрофт, – подбодрил меня мой новый знакомый, заметив, как вытянулось мое лицо. – Рим был построен не в один день. Резервы у нас велики, но пыль в глаза мы стараемся не пускать. Прошу вас, садитесь, и покажите мне письмо».

Я протянул письмо, которое он внимательно прочитал.

«Вы явно произвели неизгладимое впечатление на моего брата Артура, – сказал шеф. – А он, я знаю, видит людей насквозь. Он приверженец всего лондонского, я же горой стою за Бирмингем, но на сей раз последую его совету. Можете считать себя нашим сотрудником – без всяких оговорок».

«А каковы мои обязанности?»

«Вскоре вы возглавите наш большой филиал в Париже, задача которого – распределить огромную партию фаянсовой посуды из Англии по нашим торговым представительствам во Франции, а всего их сто тридцать четыре. Закупка будет осуществлена через неделю, вы же тем временем принесете нам пользу своим присутствием в Бирмингеме».

«Каким образом?»

Вместо ответа шеф вынул из ящика стола толстый том в красном переплете.

«Это адресная книга Парижа, – пояснил он, – в которой указан род занятий его жителей. Возьмите ее с собой и отметьте всех торговцев скобяными изделиями, а также их адреса. Буду крайне вам за это обязан».

«Но ведь наверняка существуют отдельные списки по каждой профессии?»

«Им нельзя доверять. Французский способ классификации слишком отличается от нашего. Займитесь этим поручением – и принесите мне готовые списки в понедельник, к полудню. До свидания, мистер Пайкрофт. Примените на деле ваши способности вкупе с усердием, и вы убедитесь, что наша компания – отличный работодатель».

Я вернулся в гостиницу с увесистой книгой под мышкой, а в душе у меня боролись самые противоречивые чувства. С одной стороны, я был прочно трудоустроен и в кармане у меня лежали сто фунтов. С другой – неприглядная обстановка конторы, отсутствие вывески и прочие мелочи, которые не могли ускользнуть от внимания человека, сведущего в финансовой области, побуждали усомниться в надежности моих нанимателей. Но, разжившись деньгами, я положился на судьбу и засел за работу. Все воскресенье не поднимал головы, однако к понедельнику добрался только до буквы «К». Я отправился к шефу и застал его в той же ободранной комнате. Он велел мне продолжать работу и явиться к нему в среду. В среду работа все еще не была окончена, и я корпел над справочником до пятницы – то есть до вчерашнего дня. А вчера предъявил мистеру Гарри Пиннеру готовый список.

«Огромное вам спасибо, – ободрил меня он. – Боюсь, я недооценил трудности поставленной задачи. Но этот список чрезвычайно для меня ценен».

«Да, времени на него ушла уйма», – заметил я.

«А теперь, – продолжал он, – мне хотелось бы получить от вас перечень магазинов хозяйственного инвентаря, ведь все они торгуют фаянсовой посудой».

«Хорошо», – согласился я.

«Приходите завтра вечером в семь: посмотрим, как у вас продвигается дело. Только не перенапрягайтесь. Отдохнуть часок-другой в мюзик-холле Дэя после трудов праведных вам не повредит».

Мистер Пиннер рассмеялся, а у меня по спине пробежал холодок: на его нижнем втором слева зубе красовалась дурно изготовленная золотая пломба.

Шерлок Холмс с нескрываемым удовольствием потер руки, а я воззрился на нашего клиента в полном недоумении.

– Вы вправе удивляться, доктор Ватсон, – продолжал мистер Пайкрофт, – но дело тут вот в чем. В Лондоне брат моего шефа со смехом заявил, что к Мосону я не явлюсь, и тогда мне бросилась в глаза сверкнувшая у него во рту золотая пломба – в точности такая же, как эта. Голос и телосложение у братьев тоже ничем не различались: такого рода отличий легко добиться с помощью бритвы и парика. Сообразив это, я уже не сомневался, что передо мной тот же самый человек. Случается, конечно, что братья походят друг на друга как две капли воды, но одинаковые пломбы на одном и том же зубе – увольте. Шеф с поклоном проводил меня до двери, и я очутился на улице, совершенно ошарашенный. Доплелся до гостиницы, окунул голову в тазик с холодной водой и попытался разобраться, что к чему. С какой стати этот тип отослал меня из Лондона в Бирмингем? Почему опередил? Чего ради написал письмо сам себе? Все эти вопросы загнали меня в полный тупик, ни малейшего смысла я не улавливал. И вдруг меня озарило: что непонятно мне – мистеру Шерлоку Холмсу будет яснее ясного. Я поспешил на вечерний поезд, чтобы утром с ним увидеться, а затем поехать втроем в Бирмингем.

Биржевой маклер закончил свое необыкновенное повествование, и наступило молчание. Шерлок Холмс, подмигнув мне, откинулся на подушки. Выражение лица у него было довольное, но и критическое, как у знатока, отхлебнувшего первый глоток вина кометы.

– Отлично, Ватсон, не правда ли? – обронил он. – Иные подробности – чистейшее удовольствие. Думаю, вы согласны, что беседа с мистером Артуром Гарри Пиннером во временной конторе акционерной компании «Франко-Мидлендская скобяная» будет нам обоим чрезвычайно интересна.

– Да, но как это осуществить? – спросил я.

– Проще некуда, – с воодушевлением вставил Холл Пайкрофт. – Вы – мои друзья, ищете работу, и разве не логично, что я решил представить вас директору-распорядителю?

– Ну разумеется! – кивнул Холмс. – Очень хочется повидать этого джентльмена и разгадать, что за игру он затеял. Чем, дружище, вы ему так приглянулись? И почему он так высоко оценил ваши услуги? Впрочем, может быть…

Холмс умолк и, грызя ногти, уставился в окошко. До самой Нью-стрит мы больше не вытянули от него ни слова.

В семь вечера того же дня мы направлялись по Корпорейшн-стрит к конторе компании.

– Раньше назначенного времени являться нет смысла, – сказал наш клиент. – Шеф, похоже, приходит только на свидание со мной: до установленного им часа контора пустует.

– Хм, это наводит на размышления, – заметил Холмс.

– Ага, ну что я говорил! – воскликнул Пайкрофт. – Вон он, вышагивает впереди нас.

Наш спутник указал на невысокого, светловолосого, хорошо одетого мужчину, торопившегося по другой стороне улицы. Мы видели, как он, завидев мальчишку, который громко оповещал о свежем выпуске вечерней газеты, ринулся к нему через поток кэбов и омнибусов и купил экземпляр. Потом, стиснув в руке газету, скрылся за дверью пассажа.

– Ага, пошел в контору! – вскричал Холл Пайкрофт. – Идемте, и я в два счета все устрою.

Вслед за нашим клиентом мы поднялись на пятый этаж и остановились перед полуприкрытой дверью, в которую он и постучал. Голос пригласил нас войти, и мы очутились в голой, лишенной меблировки комнате, знакомой по описанию Холла Пайкрофта.

За одиноким столом сидел человек, только что замеченный нами на улице, и держал перед собой развернутую газету. Он поднял голову, и я прочитал у него на лице безысходное горе и сверх того – отчаяние, выпадающее на долю немногих. Его лоб блестел от испарины, щеки были мертвенно-белы, как рыбье брюшко, взгляд дико и бессмысленно блуждал по сторонам. Он вытаращился на своего клерка, точно на незнакомца, а изумление нашего проводника свидетельствовало о том, что таким он видит своего хозяина впервые.

– Мистер Пиннер, вы нездоровы? – воскликнул он.

– Да, я неважно себя чувствую, – пробормотал тот, пытаясь овладеть собой. – Что это за джентльмены, которых вы привели сюда? – прохрипел он, облизнув сухие губы.

– Мистер Харрис из Бермондси и мистер Прайс, здешний житель, – бойко отрапортовал наш проводник. – Это мои друзья, люди с опытом, но оба сейчас без работы. Надеются, что в вашей компании подыщется им местечко.

– Конечно, конечно! – жутко осклабившись, откликнулся мистер Пиннер. – Мы вас непременно пристроим, даже не сомневайтесь. На чем вы специализируетесь, мистер Харрис?

– Я бухгалтер, – ответил Холмс.

– Отлично, бухгалтеры нам очень нужны. А вы, мистер Прайс?

– Я клерк, – сообщил я.

– У меня есть все основания полагать, что наша компания примет вас с распростертыми объятиями. Как только решение будет принято, я немедленно вам сообщу. А сейчас прошу вас уйти. Ради бога, оставьте меня одного!

Последняя фраза вырвалась у него помимо воли, словно он долго крепился, но сдерживаться дольше уже не мог. Мы с Холмсом переглянулись, а Холл Пайкрофт шагнул к столу:

– Если помните, мистер Пиннер, вы назначили мне явиться за дальнейшими инструкциями.

– Да-да, мистер Пайкрофт, разумеется, – ответил директор чуть спокойнее. – Подождите минуточку, да и почему бы вашим друзьям тоже не подождать? Три минуты – и я буду весь к вашим услугам. Надеюсь вашим терпением не злоупотребить.

Мистер Пиннер встал, учтиво поклонился, прошел в смежную комнату и затворил за собой дверь.

– Что такое? – прошептал Холмс. – Он от нас не улизнет?

– Ни-ни! – заверил Пайкрофт.

– Точно?

– Соседняя комната изолирована.

– Другого выхода из нее нет?

– Нет.

– Она как-то обставлена?

– Вчера стояла пустая.

– Так что он там делает? Я чего-то не понимаю. В жизни не видел, чтобы кто-нибудь так трясся от страха. Чем он так перепуган?

– Заподозрил, что мы из полиции? – предположил я.

– Наверняка! – подхватил Пайкрофт.

Холмс покачал головой:

– Не мы заставили его побледнеть. Когда мы вошли, он уже был бледнее мела. Не исключено, что…

Холмса прервал резкий стук, послышавшийся из соседней комнаты.

– Чего это ему взбрело ломиться в собственную дверь? – воскликнул Пайкрофт.

Стук продолжался, все громче и громче. Мы не сводили глаз с закрытой двери. Лицо Холмса посуровело; крайне взволнованный, он подался вперед. Вдруг послышались приглушенные булькающие звуки и быстрые постукиванья о дверную перегородку. Холмс неистово ринулся к двери и толкнул ее. Она оказалась запертой изнутри. Мы с Пайкрофтом последовали его примеру и навалились на нее изо всех сил. Сорвалась одна петля, потом вторая, и дверь с грохотом рухнула. Мы влетели в комнату.

Она была пуста.

Но растерялись мы только на мгновение. В углу комнаты – ближайшем к той, откуда мы выбежали, – была еще одна дверца. Холмс подскочил к ней и распахнул настежь. На полу лежали пиджак и жилет, а на крюке за дверью, на собственных подтяжках, затянутых вокруг шеи, висел директор-распорядитель акционерной компании «Франко-Мидлендская скобяная». Колени его подогнулись, голова была неестественно вывернута, а подошвы туфель и производили тот стук о дверь, который прервал наш разговор. Я, не теряя ни секунды, подхватил директора за пояс и приподнял тело, пока Холмс и Пайкрофт развязывали эластичную петлю, глубоко врезавшуюся в синевато-багровые складки кожи. Затем мы перенесли Пиннера в соседнюю комнату и уложили на пол. Лицо у него посерело, фиолетово-синие губы с каждым вдохом и выдохом судорожно вздрагивали. От того человека, каким он был всего лишь пять минут назад, ничего не осталось.

– Как он, Ватсон? – спросил Холмс.

Я наклонился над пострадавшим и тщательно его осмотрел. Пульс с перебоями едва прощупывался, но дыхание понемногу выровнялось; веки слегка дрогнули, приоткрыв тонкие белые полоски глазных яблок.

– Еще бы немного – и конец, – сказал я. – Будет жить. Распахните окно и принесите мне графин с водой. – Я расстегнул лежавшему воротник, обрызгал лицо холодной водой, потом принялся поднимать и опускать его руки, пока дыхание не пришло в норму. – Прочее – вопрос времени.

Я повернулся к Холмсу: он стоял возле стола, поникнув головой и глубоко засунув руки в карманы.

– Думаю, следует вызвать полицию. Однако признаюсь, мне хотелось бы изложить им всю предысторию этого инцидента.

– Ни черта в этой истории не разберу! – Пайкрофт почесал затылок. – Для чего им понадобилось меня сюда выманивать, а потом…

– Э, все это вполне очевидно, – нетерпеливо перебил Холмс. – Необъяснима только самая последняя внезапная выходка.

– А все остальное, значит, вам ясно?

– Полагаю, загадки тут ни малейшей. А вы что скажете, Ватсон?

Я пожал плечами:

– Загадка не для моего ума.

– О, если внимательно проследить всю цепь событий, вывод однозначен.

– Какой именно?

– Видите ли, решающих обстоятельств тут два. Первое: Пайкрофта заставили написать заявление с просьбой принять его на службу в эту анекдотическую компанию. Неужели вам непонятно, какую цель этим преследовали?

– Боюсь, что нет.

– А все-таки, зачем им это было нужно? Формальность излишняя; обычно достаточно устной договоренности, и нет ни малейших оснований делать исключение из правил. Нетрудно догадаться, мой юный друг: им во что бы то ни стало требовалось заполучить образец вашего почерка, а иного способа для этого не нашлось.

– Но зачем им мой почерк?

– Резонный вопрос. Дав на него ответ, мы приблизимся к решению задачи. Зачем им ваш почерк? Разумное объяснение только одно. Кому-то нужно было наловчиться подделывать вашу руку, а без образца вашего почерка было никак не обойтись. Перейдя теперь ко второму обстоятельству, увидим, что оно бросает свет на первое, и наоборот. Пиннер просил вас не уведомлять управляющего этой крупной фирмы о вашем отказе от места, то есть оставить его в полной уверенности, что некий мистер Холл Пайкрофт, которого он в глаза не видел, явится на службу в понедельник утром.

– Боже мой! – завопил наш клиент. – Какой же я идиот!

– Итак, с образцом почерка теперь все понятно. Явись вместо вас субъект, почерк которого разительно отличался бы от вашей руки в письме с вопросом о вакансии, аферу ожидал бы неминуемый провал. Однако жулик успел навостриться в подделке вашего почерка, и разоблачение ему не грозило, ибо вас, насколько мне известно, ни единая душа в конторе ни разу не видела.

– Ни единая! – простонал Холл Пайкрофт.

– Отлично. Разумеется, мошенникам было крайне важно, чтобы вы не передумали и не встретились с теми, кто мог бы вам сообщить, что у Мосона работает ваш двойник. Посему они вручили вам солидный аванс, отослали в Бирмингем и так нагрузили работой, чтобы вам и в голову не взбрело вернуться в Лондон, где вы могли бы вывести их на чистую воду. Дело предельно ясное.

– Но с какой стати этот тип выдавал себя за собственного брата?

– Это тоже понятно. Их, по всей вероятности, только двое. Один орудует за вас у Мосона. Второй представился вам как наниматель, но обнаружил, что предъявить вам директора фирмы означало бы вовлечь в заговор третьего. Что крайне нежелательно. Второй изменил, насколько сумел, внешность, полагая, что сходство, которое от ваших глаз не могло ускользнуть, вызвано близким родством. Если бы золотая пломба не вызвала подозрений, вы в жизни ни о чем бы не догадались.

Холл Пайкрофт затряс в воздухе стиснутыми кулаками:

– Господи боже мой! Пока меня тут дурачили, чем же занят у Мосона этот второй Холл Пайкрофт? Что нам делать, мистер Холмс? Подскажите, что мне делать!

– Необходимо дать телеграмму.

– По субботам они закрываются в двенадцать часов дня.