Текст книги "Приключения Шерлока Холмса. Мой друг, убийца (сборник)"

– В таком случае предлагаю обсудить его в теплой комнате, а не на этой продуваемой ветром базарной площади, – сказал он. – Но, прежде чем мы поедем, скажите, кому мне выпала честь помогать?

Мужчина в нерешительности помедлил.

– Меня зовут Джон Робинсон, – произнес он, смерив Холмса косым взглядом.

– Нет-нет, меня интересует ваше настоящее имя, – вкрадчиво произнес мой друг. – Как-то неудобно иметь дело с человеком, зная лишь его вымышленное имя.

Бледные щеки незнакомца тут же вспыхнули.

– Хорошо, – сказал он. – Мое настоящее имя – Джеймс Райдер.

– Я так и думал. Главный рассыльный гостиницы «Космополитен». Прошу в кеб, в скором времени я смогу рассказать вам все, что вы захотите узнать.

Человечек стоял, растерянно переводя полный одновременно надежды и испуга взгляд с меня на Холмса, словно не зная, что его ждет впереди, то ли негаданное счастье, то ли катастрофа. Поколебавшись какое-то время, он сел в кеб, и уже через полчаса мы снова оказались в гостиной нашей квартиры на Бейкер-стрит. За время поездки не было произнесено ни слова, но по тому, как наш новый знакомый сжимал и разжимал руки, было видно, что нервы его напряжены до предела.

– Наконец-то! – бодро воскликнул Холмс, когда мы шумно вошли в комнату. – Хорошо, что у нас натоплено, похоже, вы замерзли, мистер Райдер. Прошу вас, устраивайтесь вон в том плетеном кресле. Прежде чем мы приступим к вашему делу, позвольте, я сниму ботинки и надену тапочки… Вот так! Значит, вы хотите узнать судьбу этих гусей?

– Да, сэр.

– Наверное, лучше было бы сказать того гуся, не так ли? Вас ведь, насколько я понимаю, интересует только одна птица, белая с черной отметиной на хвосте.

Райдера от волнения затрясло.

– О сэр! – воскликнул он. – Вы можете сказать, где она?

– Могу. Сначала она побывала здесь.

– Здесь?

– Да, и, признаться, такой необыкновенной птицы я еще не встречал. Неудивительно, что вас она так интересует. После своей смерти она снесла яйцо… Самое прекрасное, самое дорогое голубое яйцо, которое когда-либо видели глаза человека. Оно хранится у меня, в моем домашнем музее.

Наш гость вскочил и схватился правой рукой за каминную решетку. Холмс открыл сейф и вынул голубой карбункул, который засиял, заискрился в его руке, как маленькая звезда, наполняя комнату бесчисленными отблесками. Райдер молча смотрел немигающими глазами на камень, словно не зная, как поступить: то ли заявить на него свои права, то ли сделать вид, что в первый раз его видит.

– Игра закончена, Райдер, – тихо сказал Холмс. – Держитесь за решетку, а то в огонь упадете. Ватсон, помогите ему сесть в кресло. У него даже не хватает духу отвечать за свои проступки. Дайте ему глоток бренди. Так-то лучше. Какой слизняк, в самом деле!

Какое-то время Райдер еле стоял на ногах, даже покачнулся, как будто готов был упасть, но потом бренди сделало свое дело, кровь снова прилила к его щекам, и он поднял полные ужаса глаза на обвинителя.

– У меня в руках – почти все нити и необходимые доказательства, так что ничего нового услышать от вас я не ожидаю. Хотя, чтобы считать дело закрытым, кое-что уточнить нужно. До совершения кражи вы, Райдер, знали о существовании этого камня?

– Мне о нем рассказала Кэтрин Кьюсек, – хриплым голосом ответил он.

– Ясно… горничная графини Моркар. Итак, вы, как и другие люди до вас, не устояли против искушения разбогатеть столь легким способом. И в средствах вы были неразборчивы. Знаете, Райдер, мне кажется, что в душе вы законченный негодяй. Вам было известно, что Хорнер, паяльщик, раньше уже обвинялся в подобном преступлении и подозрение сразу же падет на него. И что же вы сделали? Провели вместе со своей сообщницей Кьюсек небольшую подготовку в комнате миледи и устроили так, чтобы чинить каминную решетку вызвали именно Хорнера. Потом, когда он ушел, вы выкрали камень, подняли тревогу и пустили полицию по ложному следу, в результате чего был арестован ни в чем не повинный паяльщик. После этого вы…

Совершенно неожиданно Райдер бросился на пол и приник к коленям моего друга.

– Бога ради, пощадите! – взмолился он. – Подумайте о моем отце! О матери! Они этого не переживут. Я не знаю, что на меня тогда нашло. Я никогда раньше ничего подобного не делал и никогда больше не сделаю, клянусь! Хотите, на Библии поклянусь. О, не доводите дело до суда! Умоляю, не доводите!

– Вернитесь на свое место, – чеканным голосом приказал Холмс. – То, что вы раскаиваетесь сейчас, хорошо, но вы подумали о бедном Хорнере, который сидит за решеткой за преступление, которого не совершал?

– Я уеду, мистер Холмс. Я убегу из страны, сэр. Обвинение против него будет снято.

– Хм, это мы еще обсудим. Пока давайте-ка поговорим о том, что было потом. Каким образом камень попал в гуся и почему гусь оказался у рыночного торговца? Говорите правду, это ваша единственная надежда на спасение.

Райдер облизал пересохшие губы.

– Я расскажу все, как было, сэр, – сказал он. – Когда Хорнера арестовали, я подумал, что мне нужно как можно скорее исчезнуть вместе с камнем: что, если полиции придет в голову обыскать меня и мою комнату в гостинице? В самой гостинице не было надежного места, где можно было бы его спрятать, поэтому я сказал, что мне нужно отлучиться по делу, а сам направился к сестре. Она живет на Брикстон-роуд с мужем, его фамилия Окшотт, и занимается разведением птицы на продажу. По дороге к ней каждый встречный казался мне либо полицейским, либо сыщиком, и, несмотря на то что ночь была холодная, пот с меня катился градом, когда я добрался до Брикстон-роуд. Сестра спросила, что случилось и почему я такой бледный, но я ей сказал, что очень волнуюсь из-за кражи в гостинице. Потом я пошел на задний двор, чтобы выкурить трубку и решить, что делать дальше.

Когда-то я дружил с одним человеком по имени Модсли, который связался с дурной компанией и только недавно вышел из Пентонвилла[16]16
  Большая тюрьма в Лондоне.


[Закрыть]. Мы как-то раз с ним встретились и разговорились о том, как совершаются кражи и как воры прячут свою добычу. Я знал, что могу довериться ему, не опасаясь, что он меня выдаст, потому что мне известны кое-какие его делишки. Я решил ехать к нему в Килберн[17]17
  Район в северной части Большого Лондона.


[Закрыть] и просить у него помощи. Он бы помог мне превратить камень в деньги. Но как добраться к нему, избежав опасности? Я вспомнил, чего мне стоило выйти из гостиницы, а тут нужно ехать в другой район города. Меня ведь в любую минуту могли задержать и обыскать, а у меня в кармане камень. Думая об этом, я стоял, прислонившись к стене, и смотрел на гусей, которые крутились у меня под ногами. И тут мне в голову пришла идея, как обвести вокруг пальца любого сыщика.

Несколько недель назад сестра говорила, что я могу выбрать любого из ее гусей в качестве рождественского подарка, а она от своих слов никогда не отказывается. Я возьму гуся и в нем привезу камень в Килберн. Во дворе был небольшой сарайчик, за него я загнал одну из птиц (большой жирный гусь с черной отметиной на хвосте), раскрыл ему клюв и засунул камень в глотку. Птица глотнула, и я почувствовал, как камень прошел по ее горлу в зоб. Только при этом птица начала отчаянно гоготать и бить крыльями. На шум вышла сестра, и, когда я повернулся, чтобы объяснить ей, в чем дело, гусь вырвался из моих рук и выбежал во двор, где паслись остальные птицы.

Сестра меня спрашивает:

– Джем, что ты делал с этой птицей?

– Ну, – говорю я, – ты же разрешила мне взять одного гуся на Рождество, вот я и проверяю, какой из них самый жирный.

– Да мы сами уже тебе выбрали птицу, – говорит она. – Вон тот большой жирный гусь, видишь? Мы его так и назвали – «Птица Джема». Их всего тут двадцать шесть. Из них один тебе, один мне, остальные две дюжины на продажу.

– Спасибо, Мэгги, – говорю я, – но, если можно, я бы хотел взять того, которого только что держал.

– Но твой гусь на целых три фунта тяжелее, – говорит, – мы его специально для тебя откармливали.

– Ничего. Я возьму того, что сам выбрал. И хочу забрать его прямо сейчас.

– Как хочешь, – даже немного обиделась она. – Так какого ты выбрал?

– Вон тот, большой белый с черной отметиной на хвосте, в самой середине стада.

– Хорошо. Режь и забирай.

Я так и сделал, мистер Холмс, и отправился вместе с этим гусем в Килберн. Я обо всем рассказал своему приятелю. Он так смеялся, что чуть бока не надсадил. Потом мы взяли нож и распотрошили птицу. И тут сердце мое словно остановилось. Внутри камня не оказалось, я понял, что произошла какая-то ужасная ошибка. Бросив у него гуся, я поспешил обратно на задний двор сестры. Но он был пуст. Я кинулся к сестре.

– Где гуси, Мэгги?

– Отправила торговцу, Джем.

– Какому торговцу?

– Брекинриджу в Ковент-Гарден.

– А среди них был такой же, как тот, которого я выбрал, с отметиной на хвосте?

– Да, Джем. Их два таких было, и я вечно их путала.

Конечно же, я все понял. Не теряя ни минуты, я бросился к этому Брекинриджу. Однако оказалось, что он уже продал всю партию до единого, но кому, говорить отказался. Вы сами слышали, как он разговаривал со мной, когда я еще раз к нему обратился. Сестра думает, что я сошел с ума. Порой мне самому это кажется. И теперь… теперь я превратился в вора, хотя и прикоснуться не успел к богатству, за которое продал душу. Господи, помоги мне! Господи, помоги!

Он закрыл лицо руками и зарыдал, судорожно дергая плечами.

Наступило долгое молчание. Было слышно лишь тяжелое дыхание неудавшегося вора, да Шерлок Холмс мерно постукивал пальцами по краю стола. Потом мой друг встал и распахнул дверь.

– Убирайтесь! – сказал он.

– Что? О, благослови вас Господь, сэр!

– Замолчите и убирайтесь!

Повторять не пришлось. Райдер бросился к двери, кубарем слетел по лестнице, потом хлопнула входная дверь, и с улицы донеслась торопливая дробь шагов.

– В конце концов, Ватсон, – сказал Холмс, протягивая руку к глиняной трубке, – я не обязан исправлять недостатки работы полиции. Если бы паяльщику грозил срок, это было бы другое дело, но этот парень на предстоящем суде показаний против Хорнера не даст, поэтому Хорнера должны будут отпустить. Наверное, я сам совершил преступление, но меня утешает только то, что мне, возможно, удалось спасти чью-то душу. Этот несчастный до того напуган, что больше никогда и думать не посмеет о том, чтобы нарушить закон. Но, если его сейчас отправить в тюрьму, оттуда он выйдет законченным преступником. И кроме того, сейчас ведь праздник. Судьба подкинула нам необычную задачку, и само ее решение – для меня лучшая награда. Но, доктор, нас с вами ожидает еще одно дело, напрямую связанное с птицей! Будьте добры, попросите экономку подать ужин.

Дело VIII. Приключение с пестрой лентой

Просматривая свои записи о тех делах (а их у меня было более семидесяти на протяжении восьми последних лет), участвуя в которых, я имел возможность изучать методы работы своего друга Шерлока Холмса, я вижу среди них много трагических, несколько курьезных и большое количество просто необычных случаев, но ни одного заурядного. Работая в первую очередь ради любви к своему искусству, а не с целью наживы, он отказывался браться за расследование, если оно не предвещало чего-либо необычного, порой даже невероятного. Однако в этом калейдоскопе дел я не припомню загадку более своеобразную, чем та, которая связана с известной в Суррее семьей Ройлоттов из Сток-Морона. События, о которых идет речь, произошли в то время, когда мы только познакомились с Холмсом и жили в нашей холостяцкой квартире на Бейкер-стрит. Я бы уже давно опубликовал рассказ о них, если бы не обещание сохранить все в тайне, от которого меня освободила лишь недавняя скоропостижная смерть той, кому я дал слово. Кроме того, я решил именно сейчас рассказать о том, что произошло тогда, потому что мне стало известно о слухах, которыми начала обрастать смерть доктора Гримсби Ройлотта. Чтобы дело это не казалось публике еще более ужасным, чем оно было в действительности, я и берусь за перо.

Проснувшись однажды утром, в начале апреля 1883 года, я увидел Шерлока Холмса, который полностью одетый стоял у моей кровати. Обычно он вставал поздно, поэтому, бросив взгляд на часы на каминной полке (была четверть восьмого), я удивился и, надо сказать, несколько рассердился, поскольку сам не любил изменять своим привычкам.

– Прошу простить, что мне пришлось вас разбудить, Ватсон, – сказал он. – Но такое уж сегодня утро, никто не избежал этой участи. Сначала разбудили миссис Хадсон, она отыгралась на мне, а я – на вас.

– А что случилось? Мы горим?

– Нет. Клиент. Молодая женщина в крайне возбужденном состоянии настаивает на встрече со мной. Сейчас она дожидается в гостиной. А когда молодая женщина в такую рань носится по городу и вытаскивает заспанных людей из постели, напрашивается вывод, что ей необходимо поделиться чем-то совершенно безотлагательным. Я подумал, что, если дело это действительно окажется интересным, вы захотите наблюдать за ним с самого начала, поэтому и разбудил вас.

– Конечно, спасибо. Очень бы не хотелось пропустить что-нибудь важное.

Для меня не было большего удовольствия, чем наблюдать за работой Холмса, восхищаться тем, как молниеносно он делает выводы, со стороны кажущиеся не более чем счастливыми догадками, но на самом деле имеющие железное логическое объяснение, которые помогали ему распутывать самые сложные задачи. Я быстро набросил на себя одежду и через пару минут был готов спуститься со своим другом в гостиную. Когда мы вышли, со стула у окна поднялась молодая женщина в черном с густой вуалью на лице.

– Доброе утро, сударыня, – жизнерадостным голосом приветствовал ее Холмс. – Меня зовут Шерлок Холмс. Это мой близкий друг и помощник доктор Ватсон, при нем вы можете говорить совершенно откровенно. О! Милейшая миссис Хадсон затопила камин! Это весьма кстати. Прошу вас, пересаживайтесь поближе к огню, я попрошу принести вам горячего кофе, я вижу, вы дрожите.

– Я дрожу не от холода, – тихо сказала женщина, подойдя к камину.

– Отчего же?

– От страха, мистер Холмс. Ужас заставляет меня дрожать, – сказала наша посетительница, подняв вуаль, и мы увидели, что она действительно чем-то невероятно напугана. Ее расширившиеся глаза беспокойно метались из стороны в сторону, как у загнанного животного, в изможденном лице не было ни кровинки. Судя по фигуре и лицу, ей было около тридцати, но в волосах ее уже виднелась седина. Шерлок Холмс окинул ее быстрым проницательным взглядом.

– Не нужно бояться, – мягко сказал он, чуть наклонился и похлопал ее по руке. – Я не сомневаюсь, скоро мы все уладим. Вижу, вы только что с поезда?

– Откуда вы знаете?

– У вас в левой перчатке обратный билет. Должно быть, вы выехали очень рано и вам пришлось долго трястись в двуколке по плохой дороге, чтобы добраться до станции.

Женщина вздрогнула и ошеломленно воззрилась на моего друга.

– Ничего сверхъестественного, сударыня, – с улыбкой сказал он. – На левом рукаве вашего жакета как минимум семь пятен грязи. Все они свежие. Только двуколка в момент движения так разбрызгивает грязь, к тому же вы, видимо, сидели слева от кучера.

– Вы совершенно правы, – удивленно произнесла она. – Я выехала из дому, когда еще не было шести. До Летерхеда{78}78
  До Летерхеда… – Летерхед – город на юго-востоке Англии, в графстве Суррей.


[Закрыть] добралась в двадцать минут седьмого и первым же поездом приехала на вокзал Ватерлоо… Сэр, я больше этого не вынесу, если это не прекратится, я сойду с ума. Мне не к кому обратиться… Не к кому, кроме одного человека, который обо мне заботится, но только он, бедный, не сможет мне помочь. Я узнала о вас, мистер Холмс, узнала от миссис Фаринтош, которой вы так помогли в ее беде. Она дала мне ваш адрес. О сэр, может быть, вы и мне сможете помочь? Прольете хотя бы лучик света на ту темноту, которая меня окружает? Сейчас я не могу вознаградить вас за услуги, но через месяц я выйду замуж, стану сама распоряжаться своими деньгами и, поверьте, у вас не будет причин считать меня неблагодарной.

Холмс повернулся к бюро, открыл ключом отделение с ящиками и достал небольшую записную книжку.

– Фаринтош, – задумчиво проговорил он, листая страницы. – Ах да, вспомнил. Дело об опаловой тиаре{79}79
  …об опаловой тиаре… – Опал (лат. opalus) – минерал молочно-голубоватых цветов, иногда с красивой радужной игрой в сине-зеленой или красной цветовой гамме.


[Закрыть]. Это было еще до вас, Ватсон. Мадам, могу только пообещать, что к вашему делу я отнесусь так же серьезно, как к делу вашей знакомой. Что же касается вознаграждения, моя работа для меня сама является наградой, но вы вольны возместить затраты, которые могут возникнуть в ходе работы, в любое удобное для вас время. Теперь, прошу, изложите все, что позволит нам составить представление о деле.

– Увы! – ответила наша посетительница. – Ужас ситуации в том и заключается, что подозрения мои основываются на таких мелочах, которые другому показались бы просто не заслуживающими внимания, а страхи мои столь неопределенны, что даже тот единственный человек, к которому я имею право обратиться за помощью, считает все, что я ему рассказываю, фантазиями нервной женщины. Вслух он этого не говорит, но я это чувствую по тому, как он меня успокаивает и как отводит взгляд. Однако я слышала, что вы, мистер Холмс, можете заглянуть в самые глубины человеческого сердца. Вы ведь поможете мне избежать опасностей, окружающих меня со всех сторон?

– Я весь внимание, мадам.

– Меня зовут Элен Стоунер, я живу с отчимом. Он последний представитель одного из старейших саксонских родов Англии Ройлоттов из Сток-Морона на западной границе Суррея.

Холмс кивнул.

– Эта фамилия мне знакома, – сказал он.

Когда-то этот род был среди самых богатых в Англии, северная часть их имения находилась в Беркшире, западная – в Хемпшире. Однако в прошлом веке четыре поколения наследников вели беспутный и расточительный образ жизни, семья постепенно беднела, пока очередной, пятый, наследник, страстный любитель азартных игр, живший уже в период Регентства{80}80
  …в период Регентства… – см. т. 1 наст. изд., комментарий на с. 378–379.


[Закрыть], не довел род до окончательного разорения. У них не осталось ничего, кроме нескольких акров земли и двухсотлетнего дома, который тоже заложен. В нем и влачил жалкое существование последний сквайр из этого рода, ведя убогую жизнь обедневшего аристократа. Но его единственный сын, мой отчим, понимал, что нужно приспосабливаться к новым условиям. Заняв денег у кого-то из родственников, он выучился на медика, получил диплом и уехал в Калькутту, где благодаря знаниям и напористости сумел обзавестись большой практикой. Однажды в приступе гнева, вызванном постоянными кражами у него в доме, он забил насмерть своего дворецкого-индуса и чудом избежал смертного приговора. Он долго сидел в тюрьме и, когда освободился, вернулся в Англию замкнутым и хмурым человеком.

Еще в Индии доктор Ройлотт женился на моей матери, миссис Стоунер, молодой вдове генерал-майора Бенгальской артиллерии Стоунера. Мы с Джулией, моей сестрой, были близнецами, нам исполнилось всего по два года, когда мама снова вышла замуж. У матери было большое состояние, которое приносило ей в год не меньше тысячи фунтов, и все эти деньги она завещала доктору Ройлотту. Он получил право распоряжаться ими до тех пор, пока мы будем жить с ним, с тем чтобы, если мы выйдем замуж, нам бы ежегодно выплачивалась определенная сумма. Вскоре после нашего возвращения в Англию мамы не стало… Восемь лет назад она погибла в железнодорожной катастрофе у Кру{81}81
  …Кру… – Город в Англии в графстве Чешир.


[Закрыть]. После этого доктор Ройлотт оставил попытки устроить практику в Лондоне и забрал нас с собой в старое родовое гнездо в Сток-Морон. Денег матери хватало на все, что нужно, и нам казалось, что ничто не может помешать нашему благополучию.

Но примерно в это же время с отчимом произошла ужасная перемена. Вместо того, чтобы познакомиться и сдружиться с новыми соседями, которые сначала были рады, что кто-то из Ройлоттов вернулся в родные земли, он сделался затворником и почти не выходил из дома, а если и выходил, непременно ругался со всеми, кто встречался ему на пути. Необузданная жестокость в их роду была наследственной, передавалась по мужской линии и в случае с отчимом, похоже, усилилась тем, что он долго жил в тропиках. Произошло несколько безобразных скандалов, два из которых закончились судебным разбирательством, и в конце концов его стало бояться все селение. Когда он выходил на улицу, люди просто разбегались по домам, потому что отчим – человек необычайно сильный и совершенно не владеющий собой в гневе.

На прошлой неделе он сбросил с моста в реку местного кузнеца, и мне пришлось отдать все свои деньги, чтобы замять дело. Друзей у него нет, кроме цыган-кочевников, которым он разрешает устраивать лагерь на тех нескольких акрах заросшей ежевикой земли, которые еще принадлежат поместью. Он часто ходит к ним в шатры и иногда даже странствует вместе с ними, тогда его не бывает дома неделями. К тому же он очень любит индийских животных, их ему присылает кто-то из его знакомых. Сейчас у него есть гепард и павиан. Они свободно гуляют по его земле, и местные крестьяне боятся их не меньше, чем его самого.

Наверное, вы уже поняли, что нам с моей бедной сестрой Джулией жилось в этом доме несладко. Слуги у нас не приживались, и долгое время мы сами выполняли всю работу по дому. Ей было всего тридцать, когда она умерла, но волосы у нее уже начали седеть так же, как у меня.

– Значит, ваша сестра умерла?

– Да, два года назад, и именно о ее смерти я хочу с вами поговорить. Вы догадываетесь, что при такой жизни, которую я вам описала, мы не имели возможности встречаться с людьми нашего возраста и круга. Но у нас есть тетя, незамужняя сестра матери, мисс Гонория Уэстфайл. Она живет недалеко от Харроу[18]18
  Административный район Большого Лондона.


[Закрыть], и иногда нам разрешали навещать ее. Два года назад на Рождество Джулия поехала к ней и познакомилась там с мужчиной, отставным майором морской пехоты. Они обручились. Отчим узнал об этом, когда сестра вернулась, и против свадьбы возражать не стал. Но за две недели до свадьбы случилось ужасное событие, которое лишило меня сестры, моей единственной подруги.

Шерлок Холмс, слушавший рассказ с закрытыми глазами, положив голову на спинку кресла, приоткрыл веки и посмотрел на посетительницу.

– Прошу вас рассказывать все как можно более подробно.

– Для меня это не сложно, поскольку все, что произошло тогда, навсегда врезалось в мою память. Особняк, как я уже говорила, очень старый, у него только одно крыло жилое, остальные пустуют. Спальни у нас расположены на первом этаже, а гостиные – в центральной части здания. Наши спальни находятся рядом, сначала спальня доктора Ройлотта, потом спальня сестры, а потом моя. Они не сообщаются между собой, но выходят в один и тот же коридор. Я понятно рассказываю?

– Вполне понятно.

– Окна всех трех спален смотрят на газон. В ту роковую ночь доктор Ройлотт ушел к себе раньше обычного, хотя мы знали, что спать он не лег, – сестре не давал уснуть запах его любимых крепких индийских сигар. Она даже ушла из своей спальни ко мне. Какое-то время мы посидели, поговорили о ее предстоящей свадьбе. В одиннадцать часов она собралась уходить, но у двери вдруг остановилась, повернулась ко мне и спросила:

– Скажи, Элен, ты никогда не слышала ночью свист?

– Нет, никогда.

– И во сне сама ты, наверное, тоже не свистишь?

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что уже несколько ночей подряд около трех часов утра я слышу тихий, отчетливый свист. Сплю я чутко, поэтому он меня будит. Правда, откуда он слышится, я не могу понять, может быть, из соседней комнаты, а может, с улицы. Я подумала спросить тебя, не слышала ли ты его.

– Ничего такого я не слышала. Наверное, это цыгане.

– Наверное, хотя странно, что ты его не слышала.

– Но ты же знаешь, я сплю намного крепче, чем ты.

– Ну ладно, все равно это ерунда, – сказала она, улыбнулась и ушла. Через несколько секунд я услышала, как она закрылась на ключ.

– Скажите, – вставил Холмс, – вы все время по вечерам запирали свои спальни на ключ?

– Да.

– А почему?

– Я, кажется, говорила, что доктор держит дома гепарда и павиана. Нам было страшно оставлять двери открытыми.

– Понятно. Прошу, продолжайте.

– Той ночью я не могла заснуть. Меня не покидало предчувствие какой-то страшной беды. Мы же с сестрой были близнецами, а вы знаете, какие тонкие нити связывают души, столь близкие друг другу. Ночь была жуткая. На улице завывал ветер, в окна бил дождь. Внезапно посреди этого шторма раздался дикий женский крик. Я не могла не узнать голос сестры. Вскочив с постели, я накинула на себя шаль и выскочила в коридор. Когда я открыла дверь, мне показалось, что я слышу тихий свист, точно как описывала сестра, а через секунду послышался какой-то лязг, словно упало что-то тяжелое, металлическое. Я бросилась по коридору, но вдруг услышала, как в двери спальни сестры щелкнул замок, и она начала медленно открываться. Я в ужасе замерла на месте, не зная, что сейчас покажется из-за нее. И тут в темноте дверного проема я рассмотрела Джулию. Сестра была бледна как сама смерть, на лице ее был написан неимоверный ужас, она тянула ко мне руки, будто моля о помощи, и раскачивалась из стороны в сторону, как пьяная. Я бросилась к ней, обняла, но в эту секунду у нее подкосились ноги, и она повалилась на пол. Она скорчилась, словно от невыносимой боли, руки и ноги ее свело ужасной судорогой. Сначала мне показалось, что сестра не узнает меня, но, когда я склонилась над ней, она вдруг закричала, и этот страшный крик я не забуду до конца своей жизни:

«О Боже, Элен! Лента! Пестрая лента!»

Она подняла руку, указала в сторону двери отчима и хотела еще что-то сказать, но новый приступ боли скрутил ее, и слова застряли у нее в горле. Я с криком бросилась к спальне отчима, он выскочил из своей комнаты в халате, и когда мы вместе подбежали к сестре, она уже была без сознания. Хоть он влил ей в горло бренди и послал в деревню за врачом, все было напрасно, она так и не пришла в сознание и скоро умерла. Так я лишилась любимой сестры.

– Минутку, – сказал Холмс. – Скажите, вы точно слышали свист и металлический лязг? Может быть, вам показалось?

– Коронер тоже задал мне этот вопрос, когда проводил следствие. Я почти уверена, что слышала эти звуки, хотя тогда ведь была страшная буря, и мне, конечно, могло послышаться.

– Ваша сестра была одета?

– Нет, она была в ночной сорочке. Потом мы увидели, что в правой руке она сжимала огарок спички, а в левой – спичечную коробку.

– Следовательно, тревога поднялась, когда она зажгла свет и осмотрелась. Это важно. А к каким выводам пришел коронер?

– Он провел очень тщательное расследование, в деревне ведь все знали, какой характер у доктора Ройлотта, но так и не смог установить причину смерти. Я сама видела, что дверь в ее спальню была заперта изнутри, на окнах у нее – ставни, старинные, массивные, с широкими железными прутьями, которые всегда закрывались на ночь. В ее комнате даже простучали все стены и проверили пол, но никаких ходов найдено не было. Дымоход достаточно широк, но он закрыт четырьмя большими скобами. Все это подтверждает то, что сестра перед смертью была в комнате совершенно одна. Да и никаких следов насилия на ее теле найдено не было.

– А если это было отравление?

– Врачи проверили, но яда в организме не обнаружили.

– Отчего же, по-вашему, умерла ваша несчастная сестра?

– Я думаю, что она умерла от ужаса и нервного потрясения, хотя что ее так напугало, я даже не могу представить.

– А цыгане были в то время на территории поместья?

– Да, они живут у нас почти все время.

– А как вы думаете, что означало упоминание о ленте?.. О пестрой ленте?

– Иногда мне кажется, что это был предсмертный бред, иногда – что она хотела кого-то описать, может быть, имела в виду как раз цыган. Не знаю, может, яркие платки, которые носят многие цыгане, заставили ее употребить именно это прилагательное.

Холмс покачал головой, словно подобное объяснение его совершенно не удовлетворило.

– Нет, здесь все далеко не так просто, – сказал он. – Но прошу вас, продолжайте.

– С тех пор прошло два года. До недавнего времени мне жилось ужасно одиноко. Но месяц назад мой близкий друг, которого я знаю уже много лет, сделал мне предложение. Его зовут Армитедж, Пэрси Армитедж, второй сын мистера Армитеджа. Они живут в поместье Крейнуотер, недалеко от Рединга. Отчим не возражает против нашего союза, и весной мы должны обвенчаться. Два дня назад у нас в западном крыле начался ремонт. В моей комнате пробивают в стене отверстие, поэтому мне пришлось переселиться в спальню, в которой умерла сестра. Теперь я сплю в той самой кровати, в которой спала она. И представьте себе тот ужас, который охватил меня, когда этой ночью, лежа без сна и думая о ее ужасной судьбе, я вдруг услышала тот самый тихий свист, который был предвестником ее смерти. Я вскочила и зажгла лампу, но ничего подозрительного в комнате не увидела. Я была слишком потрясена, чтобы снова ложиться, поэтому оделась и, как только рассвело, вышла из дому, взяла двуколку в «Короне» (это постоялый двор напротив нас) и поехала в Летерхед, откуда направилась сюда с единственной целью – повидаться с вами и спросить у вас совета.

– Вы поступили мудро, – сказал мой друг. – Но, мисс Стоунер, все ли вы мне рассказали?

– Да, все.

– Нет, не все. Почему вы выгораживаете своего отчима?

– Что вы хотите этим сказать?

Вместо ответа Холмс быстрым движением откинул черную кружевную оборку, ниспадавшую на предплечье руки, которую наша посетительница держала на коленях. На бледной коже были четко видны пять багровых пятен, следы от пальцев.

– С вами жестоко обошлись, – сказал Холмс.

Девушка густо покраснела и прикрыла кровоподтеки.

– Он несдержанный человек, – сказала она. – И может быть, сам не замечает, сколько у него силы.

Наступило долгое молчание. Холмс, подперев руками подбородок, смотрел на потрескивающий в камине огонь.

– Это очень непростое дело, – наконец заговорил он. – Прежде чем решить, как действовать, мне бы хотелось выяснить еще тысячу подробностей. Но нам нельзя терять ни секунды. Если мы сегодня наведаемся к вам в Сток-Морон, у нас будет возможность осмотреть эти комнаты так, чтобы об этом не узнал ваш отчим?

– Он говорил, что как раз сегодня ему нужно съездить в город по каким-то крайне важным делам. Скорее всего, его не будет дома весь день, так что, думаю, вам ничто не помешает. Мы сейчас взяли экономку, но она старая и очень недалекая, и я легко ее спроважу.

– Прекрасно. Ватсон, вы не против прокатиться?

– Никоим образом.

– Значит, мы приедем вдвоем. Что вы сами собираетесь делать?

– Раз уж я попала в город, я бы хотела кое-чем тут заняться, но двенадцатичасовым поездом я вернусь домой, чтобы быть готовой к вашему приезду.

– У меня тоже есть еще кое-какие дела, но долго нас ждать вам не придется. Не хотите немного задержаться и позавтракать с нами?