Текст книги "Приключения Шерлока Холмса. Мой друг, убийца (сборник)"

– Боюсь, это невозможно, – сказала я. Он внимательно наблюдал за мной своими маленькими глазками, и я заметила, что при моих словах по его лицу пробежала тень.

– Но это необходимо, – сказал он. – Это прихоть моей жены, а женские прихоти, вы же знаете, сударыня, женские прихоти нужно исполнять. Значит, вы отказываетесь обрезать волосы?

– Сэр, я, действительно, не могу на это пойти, – ответила я.

– Что ж, хорошо. Очень жаль, потому что в остальном вы нам полностью подходите. Мисс Стопер, я в таком случае, пожалуй, взгляну еще на нескольких ваших девушек.

Заведующая во время нашего разговора была занята какими-то своими бумагами и не произнесла ни слова, но теперь так глянула на меня, что я подумала: своим отказом я лишила ее приличного вознаграждения.

– Вы хотите остаться в списках? – спросила она меня.

– Да, пожалуйста, мисс Стопер.

– По-моему, в этом нет смысла, раз вы отказываетесь от самого лучшего предложения, – холодно произнесла она. – Я не думаю, что нам когда-либо удастся подыскать вам место с лучшими условиями. До свидания, мисс Хантер.

Она ударила в маленький гонг на столе, и меня проводили из кабинета.

Вернувшись домой, я открыла буфет, увидела, что там почти пусто, да еще обнаружила на столе несколько новых счетов, и задала себе вопрос: а не поступила ли я опрометчиво? Ведь в конце концов, мистер Холмс, если у этих людей есть свои странности, они, по крайней мере, готовы хорошо платить за то, чтобы я мирилась с их эксцентричностью. Очень немногие гувернантки в Англии зарабатывают сто фунтов в год. И кроме того, какой мне прок с этих волос? Многим девушкам даже идут короткие стрижки. Может быть, и мне пойдет? На следующий день я уже начала думать, что совершила ошибку, а еще через день была в этом совершенно уверена. Я уже почти переборола свою гордость и решила пойти еще раз в агентство, чтобы узнать, свободно ли еще это место, когда получила письмо от того самого господина. Я взяла письмо с собой и сейчас прочту его.

«Медные буки», близ Винчестера.

Дорогая мисс Хантер!

Мисс Стопер любезно сообщила мне Ваш адрес, и я пишу, чтобы узнать, не изменили ли Вы своего решения. Моей жене очень хочется видеть в своем доме именно Вас, поскольку мой рассказ о встрече с Вами произвел на нее большое впечатление. Мы согласны платить тридцать фунтов в квартал, то есть сто двадцать фунтов в год, в качестве компенсации за те неудобства, которые могут доставить Вам наши маленькие причуды. В конце концов, они ведь не так уж обременительны. Моей супруге просто очень нравится определенный оттенок серо-голубого цвета, и ей бы хотелось, чтобы Вы по утрам надевали платье именно такого цвета. Однако Вам не придется тратиться на покупку, поскольку такое платье у нас уже есть, оно принадлежало моей дорогой дочери Элис (сейчас она живет в Филадельфии), и мне кажется, оно отлично подойдет и Вам. Просьба сесть в определенном месте или заняться каким-то определенным занятием вообще не может вызвать каких бы то ни было неудобств. Что же касается волос, то, к большому сожалению (тем более что я во время нашего недолгого разговора не мог не заметить их изумительную красоту), я все же вынужден настаивать на соблюдении нашего условия. Мне остается только надеяться, что увеличение оклада поможет Вам смириться с утратой. Ваши обязанности в отношении ребенка весьма несложны. Постарайтесь все же приехать, я Вас встречу в Винчестере на двуколке. Сообщите, каким поездом приезжаете.

Искренне Ваш,

Джефро Рукасл».

Вот такое письмо я только что получила, мистер Холмс. Я намерена принять предложение, но, прежде чем сделать последний шаг, мне все же хочется услышать ваше мнение.

– Что ж, мисс Хантер, если вы уже решились, то тут и говорить не о чем, – с улыбкой на устах произнес Холмс.

– Значит, вы не считаете, что мне лучше отказаться?

– Честно говоря, если бы у меня была сестра, я бы не хотел, чтобы она приняла подобное предложение.

– Что вы хотите этим сказать, мистер Холмс?

– Видите ли, у меня нет фактов. Я ничего не могу сказать определенного. Может быть, у вас самой сложилось какое-либо мнение?

– Ну, мне кажется, тут есть только один выход. Сам мистер Рукасл производит впечатление доброго, приятного в общении человека. Может быть, у него сумасшедшая жена, а он не хочет, чтобы ее забрали в сумасшедший дом? Может, он потакает ее странным прихотям, чтобы избежать какого-нибудь очередного припадка?

– Это одно из возможных объяснений… Более того, судя по тому, как обстоит дело, такое объяснение кажется наиболее вероятным. Но, в любом случае, мне кажется, что это неподходящее место работы для юной леди.

– Но деньги, мистер Холмс! Деньги!

– Да, конечно, платят они хорошо… Слишком хорошо. Это-то меня и тревожит. Зачем им платить вам сто двадцать фунтов в год, если легко можно подыскать работницу за сорок? Наверняка для этого есть серьезные причины.

– Мне казалось, что, если я поделюсь с вами, то потом, если мне понадобится помощь, вы как-то поймете это. Я бы чувствовала себя намного увереннее, если бы знала, что могу рассчитывать на вашу помощь.

– О, можете быть в этом уверены. Уверяю вас, ваше дело – одно из самых интересных среди тех, с которыми мне пришлось столкнуться за последние несколько месяцев. В нем есть несколько очень необычных особенностей. В случае каких-либо сомнений или опасности…

– Опасность? О какой опасности вы говорите?

– Если бы мы могли ее предвидеть, она перестала бы быть опасностью, – покачал головой Холмс. – Но я готов вас заверить, что в любое время дня и ночи приду вам на помощь, только пошлите мне телеграмму.

– Этого вполне достаточно. – Взволнованное выражение исчезло с ее лица, она встала. – Теперь я могу с легким сердцем ехать в Хемпшир. Сегодня напишу мистеру Рукаслу, что решилась пожертвовать волосами, а завтра отправляюсь в Винчестер.

Коротко поблагодарив Холмса, она раскланялась с нами и поспешила по своим делам.

– По крайней мере, – сказал я, когда на лестнице послышались ее быстрые, уверенные шаги, – она производит впечатление девушки, которая может прекрасно сама о себе позаботиться.

– И ей предстоит это доказать, – серьезно добавил Холмс. – Думаю, я не ошибусь, если скажу, что через несколько дней мы получим от нее весточку.

Исполнения предсказания долго ждать не пришлось. Прошло две недели, в течение которых я часто ловил себя на мысли о том, с какими странностями человеческого поведения пришлось столкнуться этой одинокой женщине. На удивление высокий оклад, непонятные условия, несложные обязанности – все это указывало на то, что она вовлечена в какую-то необычную историю. Но было ли это прихотью чудаков или злым умыслом, кем окажется этот мужчина, благотворителем или преступником, – это было выше моего понимания. Что касается Холмса, я частенько заставал его сидящим в задумчивости с насупленными бровями и отсутствующим взглядом. Он мог так сидеть по полчаса, но, когда я пытался вывести его на разговор об этом деле, он решительным жестом давал понять, что не собирается его обсуждать.

– Факты! Факты! Мне нужны факты! – нетерпеливо воскликнул он. – Нельзя делать кирпичи, не имея глины.

И все же после этого тихо добавлял, что своей сестре он не позволил бы ввязаться в такую историю.

Телеграмма пришла поздно вечером, когда я собирался ложиться спать, а Холмс взялся за один из тех химических опытов, которые обычно затягивались на всю ночь, когда с вечера я оставлял его уткнувшим нос в реторты и пробирки, а утром, спускаясь к завтраку, заставал на том же месте точно в такой же позе. Он вскрыл желтый конверт и, взглянув на послание, бросил его мне.

– Узнайте расписание поездов в «Брэдшо»{101}101
  …«Брэдшо»… – Справочник расписания движения поездов на всех железных дорогах Великобритании. Назван по фамилии первого издателя Джорджа Брэдшо и издавался с 1839 по 1961 г.


[Закрыть], – сказал он и снова обратился к химическим исследованиям.

Послание было кратким и тревожным.

«Пожалуйста, будьте завтра днем в Винчестере{102}102
  …в Винчестере… – В IX в. король Альфред Великий объявил Винчестер столицей королевства Уэссекс.


[Закрыть] в гостинице “Черный лебедь”, – говорилось в нем. – Умоляю, приезжайте! Я не знаю, что мне делать. Хантер».

– Вы поедете со мной? – поднял на меня глаза Холмс.

– Конечно.

– Тогда загляните в расписание.

– Есть поезд в половине десятого, – сказал я, пролистав справочник. – В Винчестер он прибывает в одиннадцать тридцать.

– Подойдет. Анализ ацетона, пожалуй, придется отложить. Утром нам могут понадобиться силы.

На следующий день в одиннадцать часов мы уже были на пути к древней столице Англии. Холмс еще на лондонском вокзале обложился утренними газетами и всю дорогу был занят их изучением, но, когда мы въехали в Хемпшир, отшвырнул их в сторону и стал смотреть в окно. Этот весенний день выдался на удивление приятным. По прозрачному голубому небу с запада на восток медленно плыли маленькие пушистые облака. Солнце светило вовсю, но в воздухе чувствовалась бодрящая прохлада. Вокруг, до самых холмов Олдершота[27]27
  Город в Англии, примерно на полпути между Лондоном и Винчестером.


[Закрыть], разбросала краски только-только начавшая появляться первозданно-зеленая листва, среди которой мелькали красные и серые крыши фермерских домиков.

– Не правда ли, чудесная картина! – воскликнул я с чувством, простительным для человека, только что дышавшего ядовитым лондонским туманом. Но в ответ Холмс мрачно покачал головой.

– Знаете, Ватсон, – сказал он, – человек с таким складом ума, как у меня, не может смотреть на все вокруг иначе как с мыслью о деле. Вы видите эти разрозненные дома и замечаете их красоту. Когда я смотрю на них, я думаю лишь о том, насколько они изолированы и как безнаказанно можно совершать в них любые преступления.

– Господи! – изумился я. – Да кому придет в голову связывать преступления с этими милыми старыми домами?

– Они всегда внушали мне определенный страх. Я убежден, Ватсон, и убеждение это основано на опыте, что самые мрачные и отвратительные трущобы Лондона видели на своем веку намного меньше зла, чем эта милая взору сельская местность.

– Вы меня пугаете!

– Но этому есть очень простое объяснение. В городе общественное мнение делает то, чего не в состоянии обеспечить полиция. Нет такой улицы, на которой крик истязаемого ребенка или звук побоев не привлек бы к себе внимания и не вызвал бы шума. К тому же вся машина правосудия находится так близко, что любая жалоба может привести ее в действие, и от преступления до тюрьмы путь очень короткий. Но посмотрите на эти одинокие дома, каждый из которых окружен полем. Здесь живут бедные, забитые люди, которые почти не знают законов. Представьте только, какая дьявольская жестокость, какая неимоверная порочность может процветать в подобных местах годами и оставаться безнаказанной. Если бы эта обратившаяся к нам за помощью девушка уезжала в Винчестер, я бы за нее совершенно не беспокоился. Опасность представляют те пять миль, которые отделяют ее от города. Хотя лично ей опасность, очевидно, не грозит.

– Да, раз она может приехать в Винчестер на встречу с нами, значит, может в любое время сбежать.

– Совершенно верно. Она свободна в своих действиях.

– Тогда что же могло случиться? Вы можете как-нибудь это объяснить?

– Я продумал уже семь различных версий, каждая из которых основана на известных нам фактах. Но какая из них верна, можно будет понять только после того, как появится свежая информация, которая, не сомневаюсь, нас уже ждет. Я уже вижу башни собора, скоро мы узнаем, что же хочет рассказать нам мисс Хантер.

«Черный лебедь» оказался вполне приличной гостиницей на главной улице города, совсем недалеко от вокзала. Там мы и встретились с юной леди. Она ждала нас в гостиной, на столе уже стоял легкий обед.

– Я так рада, что вы приехали! – горячо воскликнула она. – Хорошо, что вы вдвоем откликнулись на мою просьбу. Поверьте, я действительно не знаю, как быть. Ваш совет мне сейчас просто необходим.

– Прошу, расскажите, что с вами произошло.

– Сейчас, только мне нужно торопиться, потому что я пообещала мистеру Рукаслу вернуться не позже трех. Я сегодня утром отпросилась у него съездить в город, но он даже не догадывается, с какой целью.

– Изложите все по порядку. – Холмс вытянул к огню длинные худые ноги и приготовился внимательно слушать.

– Во-первых, о том, как мистер и миссис Рукасл ко мне относятся, я ничего плохого сказать не могу. Даже наоборот. Но я их не понимаю, и что-то меня тревожит.

– Чего же вы не можете понять?

– Причину их поведения. Но лучше я расскажу все по порядку. Когда я приехала, мистер Рукасл встретил меня здесь и отвез на своей двуколке в «Медные буки». Как он и говорил, поместье это находится в очень красивом месте, только сама усадьба вовсе не так красива. Это старый квадратный дом с выбеленными стенами, которые из-за плохой погоды и дождей давно отсырели, покрылись пятнами и потрескались. С трех сторон вокруг – леса, с четвертой – поле, которое тянется до дороги на Саутгемптон. Дорога эта огибает усадьбу, и от дверей дома до нее примерно ярдов сто. Земля между ними относится к поместью, но леса вокруг принадлежат лорду Саутэртону. Небольшая рощица буков прямо перед фасадом дала название всему поместью.

Мой работодатель сам отвез меня домой. Он был очень любезен и в тот же вечер познакомил со своей женой и ребенком. Предположение, которое мы посчитали возможным у вас на Бейкер-стрит, мистер Холмс, оказалось неверным. Миссис Рукасл не сумасшедшая. Это молчаливая женщина с бледным лицом, намного младше своего мужа, вряд ли ей больше тридцати. Ему же, по-моему, никак не меньше сорока пяти. Из их разговоров я поняла, что женаты они около семи лет, он был вдовцом, и его единственный ребенок от первой жены – это та дочь, которая уехала в Филадельфию. Мистер Рукасл как-то, когда рядом не было жены, объяснил мне, что уехала она потому, что по какой-то непонятной причине невзлюбила свою мачеху. Но я могу себе представить, как дочери, которой никак не могло быть меньше двадцати, неловко было жить рядом с молодой женой отца.

Миссис Рукасл показалась мне какой-то бесцветной и внешне, и по складу характера. Она не произвела на меня ни плохого, ни хорошего впечатления – пустое место. Заметно, что она души не чает в своем муже и сыне. Ее светло-серые глаза перебегают с одного на другого в надежде предугадать их желания и по возможности предупредить. Он к ней очень хорошо относится, разговаривает с ней в своей грубовато-добродушной манере, и, по большому счету, их можно назвать счастливой парой. Но у этой женщины есть какая-то тайна. Она часто как бы уходит в себя, глубоко задумывается, и тогда на лице ее возникает скорбное выражение. Много раз я заставала ее в слезах. Поначалу мне казалось, что ей не дает покоя поведение ее сына, потому что никогда еще я не видела такого злобного, испорченного ребенка. Для своего возраста он маленький, только голова у него непропорционально велика. Вся его жизнь состоит из каких-то яростных припадков веселья, прерываемых жалобным нытьем. Похоже, этот мальчик не знает других развлечений, кроме как причинять боль существам более слабым, чем он сам. Он так искусно ловит мышей, маленьких птиц и насекомых, что диву даешься. Но о нем я говорить не буду, мистер Холмс, потому что он к моей истории не имеет отношения.

– Я бы хотел знать все подробности, – заметил мой друг, – независимо от того, кажутся они вам значимыми или нет.

– Постараюсь не пропустить ничего важного. В доме меня сразу же неприятно удивила одна вещь: внешний вид и поведение слуг. Их всего двое, это супружеская пара. Толлер, так зовут мужчину, – откровенно грубый и невоспитанный человек. У него седоватые волосы и бакенбарды, и от него постоянно несет спиртным. С тех пор как я живу в их доме, я уже дважды видела его пьяным, но мистер Рукасл, похоже, этого вовсе не замечает. Жена Толлера, очень высокая и сильная женщина с печальным лицом, так же неразговорчива, как миссис Рукасл, только гораздо менее приветлива. В общем, крайне неприятная пара. К счастью, я большую часть времени провожу в детской и у себя в комнате, они расположены рядом.

Мои первые два дня в «Медных буках» прошли тихо и спокойно. На третий день миссис Рукасл спустилась после обеда в гостиную и что-то шепнула мужу на ухо.

– О да, – сказал он, поворачиваясь ко мне, – мы очень обязаны вам, миссис Хантер, за то, что вы не отказали нам в нашей просьбе и все же остригли волосы. Уверяю, это ничуть не испортило вашу внешность. Давайте теперь посмотрим, как вам идет серо-голубое платье. Оно ждет вас на кровати в вашей комнате, и, если вы не откажетесь его надеть, мы с женой будем вам очень признательны.

Платье, которое я обнаружила у себя в комнате, действительно было необычного голубого оттенка. Сшито оно из прекрасной шерстяной ткани, но явно уже ношенное. Мне оно подошло идеально, как будто на меня шилось. И мистер, и миссис Рукасл, когда меня увидели, пришли в неописуемый восторг. Они дожидались меня в гостиной, это очень большая комната, настоящий зал, который занимает почти всю переднюю сторону дома, с тремя высокими окнами до пола. Рядом с центральным окном стоял стул, спинкой к стене. Мне предложили на него сесть, сам мистер Рукасл, расхаживая вдоль противоположной стены, принялся рассказывать всякие смешные истории. Вы представить себе не можете, каким комичным он был, я так смеялась, что мне чуть не сделалось дурно. Но миссис Рукасл, которая, очевидно, напрочь лишена чувства юмора, ни разу не улыбнулась, просто сидела с печальным, несколько взволнованным видом и сложенными на коленях руками. Примерно через час мистер Рукасл вдруг сказал, что пора заняться делами и я могу снять платье и пойти в детскую к Эдуарду.

Через два дня это представление в точности повторилось. Снова я надела то же платье, снова была посажена у окна и снова от души насмеялась, слушая веселые истории своего хозяина. Их у него в запасе, похоже, несметное количество, и рассказывает он их бесподобно. Потом он дал мне в руки какой-то дешевый роман, передвинул чуть в сторону мой стул, чтобы моя тень не падала на страницы, и попросил почитать ему вслух. Я минут десять почитала, начав прямо с середины главы, потом он неожиданно прервал меня на полуслове и велел переодеваться.

Вы легко можете представить себе, мистер Холмс, как мне хотелось понять смысл этих странных представлений. Я заметила, что они очень старались сделать так, чтобы я ни в коем случае не оборачивалась и не смотрела в окно, но это только разожгло во мне желание узнать, что творится у меня за спиной. Поначалу это казалось мне невозможным, но потом я придумала способ. У меня случайно разбилось зеркальце, и я решила спрятать один осколок в своем носовом платке. В следующий раз, хохоча над рассказами мистера Рукасла, я поднесла к глазам платок и таким образом смогла увидеть то, что было за моей спиной. Но оказалась разочарована. Там ничего не было. По крайней мере, так мне показалось сначала. Однако, повторив попытку, я все же заметила, что на Саутгемптской дороге стоит невысокий бородатый мужчина в сером костюме. Мне показалось, что он смотрит в нашу сторону. По этой дороге обычно ходит много людей, но этот стоял, опершись на ограду, и не сводил глаз с дома. Я опустила платок и, посмотрев на миссис Рукасл, увидела, что она наблюдает за мной, очень пристально и подозрительно. Она ничего не сказала, но, мне кажется, догадалась, что у меня спрятано зеркальце и что я увидела кого-то у себя за спиной. Она тут же встала и сказала:

– Джефро, какой-то тип стоит на дороге и смотрит на мисс Хантер.

– Это ваш друг, мисс Хантер? – спросил он меня.

– Нет, я никого здесь не знаю.

– Какой наглец! Тогда, будьте добры, повернитесь и помашите ему, чтобы он ушел.

– По-моему, лучше просто не обращать на него внимания.

– Нет-нет! Так он явится сюда снова, а потом будет тут постоянно ошиваться. Пожалуйста, повернитесь и помашите ему вот так.

Я помахала так, как мне показали, после чего миссис Рукасл тут же опустила штору. Это случилось неделю назад, и с того времени меня больше ни разу не сажали к окну, не просили надеть голубое платье, и того мужчину на дороге я тоже не видела.

– Прошу вас, продолжайте, – сказал Холмс. – Ваша история чрезвычайно интересна.

– Но я боюсь, что вам она покажется довольно бессвязной. Эти отдельные случаи, о которых я говорю, может быть, вообще не имеют ничего общего. В первый же день, когда я приехала в «Медные буки», мистер Рукасл отвел меня к небольшому сарайчику во дворе рядом с дверью на кухню. Когда мы туда подходили, я услышала громкое бряцанье цепи и поняла, что внутри находится какое-то животное.

– Загляните сюда, – показал мистер Рукасл на небольшую щель между досками. – Красавец, правда?

Я посмотрела в сарай и в темноте различила два горящих глаза и очертания крупного зверя.

– Не бойтесь, – рассмеялся мой хозяин, видя, как я вздрогнула от неожиданности. – Это всего лишь Карло, мой мастиф. Я говорю «мой», но на самом деле только Толлер может справиться с ним. Мы его кормим раз в день, да и то не слишком много даем, поэтому он всегда такой неспокойный. Толлер выпускает его на ночь, и горе тому, кто попадет ему на зуб. Я вас прошу, ни при каких условиях не выходите ночью из дому. Если, конечно, вам дорога ваша жизнь.

И предупреждение это не было пустыми словами. Через два дня я как-то выглянула из окна своей спальни в два часа ночи. Ночь была тихая, лунная, газон перед домом казался серебряным, и было светло почти как днем. Я стояла, любуясь этой умиротворенной красотой, пока краем глаза не заметила какую-то движущуюся тень рядом с буковой рощицей. Потом тень эта переместилась на освещенный газон, и я поняла, что это огромная собака величиной с теленка, рыжевато-коричневая, с черной мордой и выступающими мощными ребрами. Она медленно прошла по газону и скрылась в тени на другой стороне. Этот кошмарный сторожевой пес внушил мне больший ужас, чем любой грабитель.

А сейчас, мистер Холмс, я расскажу вам еще об одном очень странном случае. Вы, конечно, помните, что еще в Лондоне я обрезала волосы. Я сплела их в косу и положила в чемодан на самое дно. И вот однажды вечером, уложив мальчика и не зная, чем заняться, я решила осмотреть мебель у себя в комнате и переложить свои вещички. В моей спальне стоит старый комод. Два его верхних ящика были открыты, и в них ничего не было, но нижний оказался запертым. Первых два я заполнила своим бельем, но у меня еще осталось много не разложенных вещей, и мне, естественно, не понравилось, что я не могу воспользоваться третьим ящиком. Я тогда подумала, что его, должно быть, случайно забыли открыть, поэтому взяла свою связку ключей и попробовала отпереть замок. Первый же ключ подошел идеально. Внутри ящика оказалась лишь одна вещь. Я думаю, вы ни за что не догадаетесь, что это было. Моя коса!

Я взяла ее, рассмотрела. Ошибки быть не могло – тот же оттенок, та же плотность. И тут я осознала абсурдность ситуации. Этого просто не могло быть! Как могли мои волосы очутиться здесь, в запертом ящике комода? Дрожащими руками я открыла чемодан, перерыла его содержимое и нашла на дне свои собственные волосы. Я положила две косы рядом, и, уверяю вас, они были совершенно одинаковыми! Разве это не поразительно? Я так удивилась, что не смогла придумать никакого объяснения этой загадки. Я положила странную косу обратно в ящик и снова закрыла его на ключ. О своей находке Рукаслам я ничего не сказала, почувствовав, что поступила неправильно, открыв запертый ящик.

Вы, мистер Холмс, наверное, уже заметили, что я очень наблюдательна. Скоро я уже прекрасно изучила и запомнила план всего дома. Правда, в нем есть одно, похоже, нежилое крыло, но дверь, которая ведет в него, всегда закрыта. Она, кстати, находится прямо напротив двери в покои Толлеров. И вот однажды, поднимаясь по лестнице, я вдруг увидела, как из этой двери выходит мистер Рукасл со связкой ключей в руках. Но его было не узнать. Это был вовсе не тот жизнерадостный толстяк, каким я привыкла его видеть. Щеки у него горели, брови были гневно сдвинуты, на висках от сильного душевного волнения выступили вены. Он запер за собой дверь и молча быстро прошел мимо меня, не взглянув в мою сторону.

Это, конечно же, возбудило мое любопытство, поэтому, выйдя в очередной раз на прогулку с ребенком, я прошлась чуть дальше по газону, откуда видны окна той части дома. Окон было четыре, первые три просто грязные, а четвертое еще и закрыто ставнями. Судя по их виду, в той части дома действительно никто не жил. И вот, пока я прохаживалась вдоль того крыла, время от времени посматривая на эти окна, из дома вышел мистер Рукасл и подошел ко мне. Он снова был бодр и весел, как обычно.

– Надеюсь, милая леди, – сказал он, – вы не обиделись на меня за то, что я не поздоровался с вами? Я просто был очень озабочен своими делами.

Я заверила его, что вовсе не обиделась.

– Кстати, – сказала я, – в том крыле у вас, кажется, несколько свободных комнат, а одно из окон закрыто ставнями.

Он удивленно посмотрел на меня и, как мне показалось, немного вздрогнул.

– Я увлекаюсь фотографией, – сказал он. – В той комнате я устроил себе фотолабораторию. Но посмотрите только, какая наблюдательная девушка нам попалась! Кто бы мог подумать!

Он говорил это якобы в шутку, только взгляд у него при этом был совсем не веселый. Подозрительный, раздраженный, но не веселый.

И вот, мистер Холмс, в тот миг, когда я поняла, что в тех комнатах было закрыто нечто такое, чего мне знать не положено, я загорелась желанием во что бы то ни стало в них проникнуть. И дело не в простом любопытстве, хотя оно тоже подстегивало меня. Скорее, это было чувство долга… Ощущение того, что, если я проникну в то крыло, случится что-то доброе, правильное. Говорят ведь, что у женщин сильно развита интуиция. Может быть, это интуиция внушила мне такое чувство, не знаю, но что-то тянуло меня в те комнаты, и я начала искать способ проникнуть за запретную дверь.

Однако возможность сделать это представилась мне только вчера. Кстати, кроме мистера Рукасла, в ту часть дома наведывались и Толлер с женой. Один раз я видела, как он проносил через ту дверь большой черный мешок. В последнее время Толлер много пьет, и вчера напился особенно сильно. Поднимаясь по лестнице, я увидела, что в вечно запертой двери торчит ключ. У меня не возникло сомнений, что это он забыл его там. Мистер и миссис Рукасл в ту минуту находились внизу, мальчик был с ними, так что это был очень удобный случай. Я аккуратно повернула ключ, открыла дверь и скользнула внутрь.

Я увидела небольшой коридор с голыми стенами, без ковра на полу. В конце он под прямым углом поворачивал направо. В коридоре было три двери. Первая и третья – открыты, обе вели в пустые комнаты, заброшенные и грязные. В первой комнате было одно окно, в другой – два. Окна покрывал такой толстый слой пыли и грязи, что вечерний свет через них почти не пробивался. Средняя дверь была закрыта, и поперек нее висела широкая перекладина от железной кровати, с одной стороны она соединялась висячим замком с кольцом, вделанным в стену, с другой стороны была прикручена крепкой веревкой. Сама дверь была заперта на ключ, но ключа нигде не было видно. Я поняла, что эта дверь ведет в ту самую комнату, окно которой закрыто ставнями, однако снизу из щели под дверью шла узкая полоса света, значит, в комнате имелось потолочное окно. Я стояла в коридоре перед загадочной дверью, пытаясь понять, какая тайна может скрываться за ней, как вдруг внутри комнаты послышались шаги. Тусклый лучик света, пробивающийся снизу, несколько раз перекрылся тенью. Поначалу безумный страх сковал меня, мистер Холмс, но потом мои и без того напряженные до предела нервы не выдержали, и я бросилась бежать. Я бежала так, словно какая-то ужасная рука норовила схватить меня сзади за юбку. Промчавшись по коридору, я вылетела за дверь и угодила прямиком на мистера Рукасла, который поджидал снаружи.

– Значит, это все-таки вы, – улыбнулся он. – Я так и подумал, когда увидел, что дверь приоткрыта.

– Боже, я так испугалась! – задыхаясь, пролепетала я.

– Что вы, девочка моя! Ну что вы! – Вы себе представить не можете, каким ласковым тоном он со мной разговаривал. – Что же вас так напугало, милая девочка?

Но голос его выдал, он говорил уж слишком вкрадчиво, поэтому я насторожилась.

– Зачем только я вошла в это пустое крыло?! – сказала я. – Там так темно и жутко, что я испугалась и сразу же выбежала обратно. Как же там страшно!

– Это все, что вас напугало? – спросил он, буравя меня глазами.

– Да. А что еще? – ответила я.

– Почему, по-вашему, я держу эту дверь запертой?

– Не знаю.

– Не хочу, чтобы туда совали нос люди, которым там делать совершенно нечего. Понимаете? – При этом он продолжал улыбаться и говорить самым любезным тоном.

– Поверьте, если бы я знала…

– Теперь знаете. Если еще раз вы переступите этот порог, – тут его улыбка превратилась в безумный оскал, лицо – в демоническую харю, – я брошу вас моему псу.

Я до того испугалась, что совершенно не помню, что со мной после этого было. Наверное, я бросилась в свою комнату. Пришла в себя только там. Меня трясло, как в лихорадке. И тут я подумала о вас, мистер Холмс. Я больше не могла там находиться, не получив совета. Я боялась этого дома, боялась этого мужчины, этой женщины, слуг, даже ребенка. Они вызывали у меня ужас. Если бы я смогла поговорить с вами, мне бы стало намного легче. Конечно, можно было просто сбежать оттуда, но любопытство терзало меня почти так же сильно, как страх. И вскоре я решилась. Я пошлю вам телеграмму, подумала я. Я встала, надела шляпку и пальто, вышла из дому и направилась в почтовое отделение, которое находится примерно в полумиле от дома. По дороге оттуда я почувствовала себя значительно лучше. И тут меня снова охватил страх. Что, если сейчас по двору разгуливает собака? Хорошо, что я вспомнила, что Толлер в тот вечер напился до беспамятства, а кроме него никто не подходил к этому свирепому существу и, значит, не мог его выпустить. Я благополучно проскользнула в дом и до полуночи не сомкнула глаз, радуясь тому, что скоро увижу вас. Отпроситься сегодня утром в Винчестер было несложно, но мне нужно до трех часов быть дома, потому что мистер и миссис Рукасл сегодня едут в гости, вернутся поздно вечером, и мне нужно присматривать за ребенком. Вот я и рассказала вам все свои приключения, мистер Холмс. Я буду очень признательна, если вы сможете мне что-нибудь объяснить или, еще лучше, посоветовать, как мне быть дальше.

Мы с Холмсом слушали этот удивительный рассказ, как завороженные. Теперь же мой друг встал и принялся ходить взад и вперед по комнате, засунув руки в карманы. Лицо его было очень серьезным.

– Толлер все еще пьян? – спросил он.

– Да. Я слышала, как его жена жаловалась миссис Рукасл, что ничего не может с ним поделать.