Текст книги "Возвращение Шерлока Холмса (сборник)"

– Вот оно что! – сказал Холмс. – Секретарь пришел домой и рассказал профессору о женщине, которую встретил на дороге. Теперь мне понятно, что означали его последние слова: «Профессор – это была она».

– Позвольте мне закончить, – повелительным тоном сказала женщина, болезненно поморщившись. – Когда молодой человек упал, я выбежала из комнаты, ошиблась дверью и очутилась в комнате мужа. Он хотел сдать меня полиции. Но я объяснила ему, что теперь его жизнь находится в моих руках. Если он предаст меня правосудию, я выдам его Братству. Не то чтобы мне была так уж нужна моя жизнь, но я хотела достигнуть намеченной цели. Он знал, что я выполню свою угрозу. Только поэтому он и согласился спрятать меня от полиции. Он затолкал меня в этот тайник, оставшийся от прежнего хозяина. Слуги не знали о его существовании. Он подкармливал меня тем, что ему приносили. Мы условились, что, как только полиция закончит расследование, я выйду из дома под покровом ночи и больше никогда не вернусь. Но вы каким-то образом вычислили меня.

Она достала приколотый к лифу платья маленький пакет.

– Это мои последние слова, – сказала она. – Эти бумаги спасут Алексиса. Я полагаюсь на вашу честь и любовь к правосудию. Возьмите их! Отвезите их в русское посольство. Теперь я выполнила свой долг и…

– Остановите ее! – вскричал Холмс. Он подскочил к женщине и выхватил у нее из рук маленькую склянку.

– Слишком поздно, – сказала она, падая на кровать. – Слишком поздно! Я приняла яд еще до того, как покинула свое укрытие. У меня кружится голова… Я умираю… Заклинаю вас, сэр, помните про пакет.

– Простой случай, но какой поучительный, – заметил Холмс, когда мы возвращались в город. – Мне удалось распутать его благодаря пенсне. Но если бы умирающий Смит по счастливой случайности не сорвал его с женщины, мы вряд ли сумели бы прийти к разгадке этого дела. Как только я увидел эти сильные линзы, мне стало ясно, что, лишившись пенсне, женщина должна была оказаться совершенно беспомощной. И когда вы пытались меня убедить, что она могла пройти без очков по узкой полоске травы, ни разу не наступив на дорожку или на клумбу, я вам заметил, что мне было бы любопытно взглянуть на это зрелище. Я понимал, что она не могла этого сделать, если только не предположить, что у нее было с собой запасное пенсне. Но это еще менее вероятно. Таким образом, я пришел к заключению, что женщина, вероятно, осталась в доме. Учитывая тот факт, что в обоих коридорах лежит кокосовое покрытие, я предположил, что женщина ошиблась и попала в спальню профессора. Когда мы пришли к нему с визитом, я ненароком рассматривал комнату, пытаясь понять, где могла спрятаться женщина. Ковер был аккуратно расстелен, и на нем не было видно никаких неровностей, поэтому я сразу отбросил мысль о люке в полу. Тогда я обратил внимание на книжный шкаф. Вы, наверное, знаете, что в старых библиотеках иногда встречаются фальшивые шкафы. Повсюду на полу лежали стопки книг, но пространство перед этим шкафом оставалось свободным. Это показалось мне подозрительным. Я сделал правильный вывод, что шкаф и является тайником. Я снова обратил внимание на ковер. Его мышиный цвет подсказал мне одну идею. Если вы помните, я выкурил тогда огромное количество сигарет, но вы не знаете, что я незаметно сбрасывал пепел на ковер перед шкафом. Трюк простой, но очень эффективный. Затем я имел беседу с экономкой и убедился – вы были свидетелем, Уотсон, – что у профессора неожиданно разыгрался аппетит и он стал есть намного больше обычного. Естественно было предположить, что он съедает все это не один. Когда мы снова поднялись в комнату, я намеренно уронил коробку с сигаретами, чтобы получить возможность как следует рассмотреть пол. Следы на ковре ясно указывали на то, что в наше отсутствие женщина выходила из своего укрытия. Ну вот, Хопкинс, и Чаринг-Кросс. Поздравляю вас с успешным завершением дела. Вы, надо полагать, прямиком поедете в управление. А нам с вами, Уотсон, придется еще заехать в русское посольство.

Пропавший трехчетвертной

У нас на Бейкер-стрит телеграммы странного содержания не были редкостью, и все же одна мне запомнилась особенно. Мы получили ее хмурым февральским утром лет семь или восемь тому назад. Шерлок Холмс в задумчивости вертел ее в руках минут пятнадцать. Телеграмма пришла на его имя и содержала следующие слова: «Пожалуйста, дождитесь меня. Ужасная неприятность. Пропал правый трехчетвертной. Нужен завтра позарез. Овертон».[14]14
  © Перевод. Г. Веснина, 2007.


[Закрыть]

– Почтовый штемпель Стрэнда, отправлена в десять тридцать шесть, – сказал Холмс, в который раз перечитав телеграмму. – Должно быть, мистер Овертон писал ее в состоянии сильного душевного волнения – уж очень сумбурный текст. Однако, осмелюсь предположить, что к тому времени, как я просмотрю «Таймс», автор послания явится сюда собственной персоной. Тогда-то мы все и узнаем. Бездействие порядком утомило меня, и я с радостью возьмусь за любое дело, пусть даже и самое незначительное.

Действительно, в последнее время у нас не происходило ничего интересного, и я уже начал тревожиться, по опыту зная, какую угрозу представляют для моего приятеля периоды застоя – незаурядный ум Холмса требовал бурной активности. У меня ушло несколько лет на то, чтобы постепенно отучить его от пагубной привязанности к наркотикам, и к тому времени я мог уже с уверенностью сказать, что в нормальных обстоятельствах Холмсу больше не требовалась искусственная подпитка. Но опасная страсть не угасла в нем окончательно; она продолжала теплиться в глубинах его организма, готовая вспыхнуть с новой силой в периоды томительного затишья. В такие моменты на аскетичном лице Холмса появлялось усталое выражение, он впадал в глубокую задумчивость, и взгляд его глубоко посаженных глаз становился непроницаемым.

Поэтому кем бы ни оказался этот мистер Овертон, я благословлял его бессвязную телеграмму: по крайней мере она заставила Холмса стряхнуть пугавшее меня оцепенение – на мой взгляд, оно было опаснее самых бурных приключений.

Как мы и ожидали, вскоре вслед за телеграммой нам передали визитную карточку, на которой значилось: «Мистер Сирил Овертон, Тринити-колледж, Кембридж», а затем появился и он сам – симпатичный молодой великан, обладатель по меньшей мере ста килограммов мускулов и костей. Он загородил дверь своими широкими плечами и смотрел на нас тревожными усталыми глазами.

– Мистер Шерлок Холмс?

Мой друг кивнул.

– Я заходил в Скотленд-Ярд, мистер Холмс, и разговаривал с инспектором Стэнли Хопкинсом. Он посоветовал мне обратиться к вам, сказав, что это больше по вашей части. Они такими делами не занимаются.

– Прошу вас, садитесь и расскажите, что произошло.

– Это просто кошмар, мистер Холмс, просто кошмар! Удивляюсь, как я не поседел. Годфри Стонтон – вы, конечно, слышали о нем? – это человек, на котором держится вся команда. Я не глядя отдал бы за него двух лучших игроков. Какое владение мячом, какие пасы, захваты! Его невозможно обойти; и потом, у него есть голова на плечах, он руководит действиями всей команды. Что я буду без него делать? – вот в чем вопрос, мистер Холмс. У меня есть Морхаус, первый запасной, но он – полузащитник и к тому же вечно лезет в свалку, хотя его место у боковой. У него, правда, неплохой удар, но он совсем не видит поля и не способен на рывок. А ведь у оксфордцев есть Мортон и Джонсон: о-о, эти ребята обойдут его как стоячего. У нас неплохо бегает Стивенсон, но он не может бить с двадцатипятиметровой отметки – так что ему нет никакого смысла вырываться вперед. Нет, мистер Холмс, мы пропали, если вы не поможете мне найти Годфри Стонтона.

Мой друг с легкой улыбкой слушал этот занятный монолог, который был произнесен с большой страстью и прямотой. Каждое свое утверждение молодой человек подкреплял энергичным ударом крепкой руки по колену. Когда наш посетитель умолк, Холмс потянулся за своей тетрадью, в которой делал записи, и открыл страницу на букву «С». На моей памяти он лишь однажды обратился напрасно к этому кладезю разнообразной информации.

– Есть некий Артур Г. Стонтон – молодой начинающий фальшивомонетчик, – сказал он, – и есть еще Генри Стонтон, которого я в свое время помог отправить на виселицу, но о Годфри Стонтоне мне ничего не известно.

Его заявление до глубины души потрясло нашего посетителя.

– Как, мистер Холмс, я думал, вы в курсе, – пробормотал он. – Но если вы не знаете, кто такой Годфри Стонтон, то, может, и о Сириле Овертоне никогда не слыхали?

Холмс добродушно помотал головой.

– Боже милостивый! – воскликнул спортсмен. – Как! Я был первым запасным, когда Англия играла против Уэльса! Начиная с этого сезона, я тренирую университетскую команду! Правда, сейчас это не важно. Господи, я помыслить не мог, чтобы хоть кто-нибудь в Англии не знал Годфри Стонтона – лучшего трехчетвертного, когда-либо выступавшего за Кембридж! А ведь он еще играл за «Блэкхит» и в пяти международных матчах! Боже милостивый! Мистер Холмс, в какой стране вы живете?!

Холмс рассмеялся простодушному удивлению молодого великана.

– Мы с вами живем в разных мирах, мистер Овертон. Ваш – лучше и чище. Мой простирается в разных направлениях и соприкасается с различными слоями общества, но ни разу, счастлив сказать, не пересекался с миром любительского спорта, который в Англии является предметом всеобщего поклонения. Однако ваш неожиданный визит говорит о том, что даже в этом мире чистого воздуха и честной игры для меня есть работа. Итак, дорогой сэр, прошу вас – садитесь и спокойно, не торопясь, расскажите мне, что случилось и чем я могу вам помочь.

Лицо мистера Овертона приняло озабоченное выражение человека, которому привычнее действовать, чем говорить; но деваться было некуда, и с многочисленными повторами и запинками, которые я для удобства читателя опускаю, он взялся излагать нам свою историю:

– Вот как обстоит дело, мистер Холмс. Как я уже сказал, я тренирую команду «Раггер» Кембриджского университета, и Годфри Стонтон – мой лучший игрок. Завтра мы играем с командой Оксфорда. Вчера мы приехали в Лондон и, как всегда, остановились в маленькой частной гостинице «Бентли». В десять часов вечера я обошел комнаты ребят и убедился, что все на местах. Долгий сон и твердый режим – главные условия поддержания формы, на этом я решительно настаиваю. Заглянув к Годфри, я перебросился с ним парой слов. Он показался мне бледным и встревоженным, и я поинтересовался, в чем дело. Он сослался на легкую головную боль. Пожелав друг другу спокойной ночи, мы расстались. Спустя полчаса портье доложил мне, что какой-то бородатый мужчина, с виду бродяга, принес Годфри записку. Годфри еще не спал, и портье передал ему послание. Прочитав его, Годфри резко откинулся на спинку стула, словно получил удар в самое сердце. Портье так испугался, что хотел бежать за мной, однако Годфри остановил его, выпил воды и взял себя в руки. Потом он спустился вниз и о чем-то поговорил с человеком, который остался ждать его в фойе, после чего они вместе ушли. Портье видел, как они почти бегом направились вниз по Стрэнду. Сегодня утром комната Годфри оказалась пустой. Постель не смята, и все вещи лежат так, как лежали вчера вечером, когда я к нему заходил. Я уверен, что он не возвращался в гостиницу этой ночью. Годфри – спортсмен до мозга костей и никогда не пропустил бы тренировку и не подвел своего тренера, если бы с ним не случилось беды. Нет, я чувствую: он ушел навсегда и мы больше не увидим его.

Шерлок Холмс выслушал повествование мистера Овертона с глубочайшим вниманием.

– Что вы предприняли, обнаружив исчезновение молодого человека? – спросил он.

– Я телеграфировал в Кембридж в надежде узнать, не появлялся ли он там. Вот ответ: его там не видели.

– Вы полагали, он мог вернуться в Кембридж?

– Да, последний поезд на Кембридж отправлялся в четверть двенадцатого.

– Но, как вы убедились, он не поехал на этом поезде.

– Да, на вокзале его тоже не видели.

– Ваши следующие шаги?

– Я телеграфировал лорду Маунт-Джеймсу.

– Почему именно ему?

– Годфри – сирота, а лорд Маунт-Джеймс – его ближайший родственник – дядя, если не ошибаюсь.

– Понятно. Это уже кое-что. Лорд Маунт-Джеймс – один из богатейших людей в Англии.

– Кажется, Годфри об этом упоминал.

– И ваш друг приходится ему близким родственником?

– Больше того – он его единственный наследник. Старику уже под восемьдесят, и он страдает подагрой. Говорят, костяшками его пальцев можно натирать бильярдный кий. Самому ему много не надо, но он ни разу в жизни не дал Годфри даже шиллинга – ужасный скряга. Зато после смерти все достанется Годфри.

– Вы получили ответ от лорда Маунт-Джеймса?

– Нет.

– А что могло заставить вашего друга пойти к лорду Маунт-Джеймсу?

– Что-то беспокоило его прошлым вечером, и, если проблема была связана с деньгами, он мог обратиться к своему ближайшему родственнику – правда, насколько я понимаю, шансов получить у него помощь было немного. Годфри не любил старика и пошел бы к нему на поклон только в случае крайней нужды.

– Погодите, давайте разберемся. Если ваш друг собирался навестить своего родственника лорда Маунт-Джеймса, нам нужно как-то объяснить появление в гостинице бродяги и волнение Годфри Стонтона, вызванное его появлением.

Сирил Овертон сжал голову руками.

– Ничего не понимаю! – сказал он.

– Знаете, у меня сегодня свободный день, и я готов потратить его на ваше дело, – предложил Холмс. – Но заранее советую вам примириться с тем, что завтрашний матч пройдет без участия пропавшего джентльмена. Должно быть, действительно крайняя необходимость заставила его исчезнуть в столь ответственный для команды момент, и та же необходимость не позволяет ему подать о себе весть. Предлагаю сейчас всем вместе отправиться в гостиницу и расспросить еще раз портье. Возможно, он сумеет вспомнить еще какие-нибудь обстоятельства, имеющие отношение к исчезновению вашего друга.

Шерлок Холмс не зря славился своим умением разговорить свидетеля. Он пригласил портье в опустевший номер Годфри Стонтона и вскоре вытянул из него все, что тот знал. Вчерашний посетитель, по его мнению, не был джентльменом и вряд ли где-нибудь работал. По словам портье, это был самый обычный человек: лет пятидесяти, с седой бородой, бледным лицом, неброско одетый. Он казался сильно взволнованным. Портье обратил внимание, что его рука дрожала, когда он подавал записку. Годфри Стонтон, прочитав ее, скомкал листок и засунул в карман. Спустившись в фойе, он не подал бородатому мужчине руки. Они обменялись несколькими фразами, но портье удалось разобрать только одно слово «пора». Затем они поспешно удалились. Часы в фойе показывали ровно половину одиннадцатого.

– А скажите-ка мне вот что, – сказал Холмс, усаживаясь на кровать Стонтона. – Вы ведь дневной портье, верно?

– Да, сэр, моя смена заканчивается в одиннадцать.

– И ночной портье, вероятно, не сможет ничего добавить к вашему рассказу?

– Нет, сэр. Позже пришли только несколько человек из театра. И все.

– Весь вчерашний день вы провели на своем посту?

– Да, сэр.

– А не получал ли мистер Стонтон в тот день еще какого-нибудь послания?

– Да, сэр, ему пришла телеграмма.

– Так, интересно. В котором часу?

– Около шести.

– Где в это время находился мистер Стонтон?

– У себя в номере.

– Он прочитал телеграмму в вашем присутствии?

– Да, сэр, я остался подождать, не будет ли ответа.

– Так, и что же?

– Он написал ответ.

– Вы забрали его?

– Нет, он сказал, что отправит его сам.

– Вы видели, как он его написал?

– Да, сэр, я стоял у двери, и он писал вот за этим столом, спиной ко мне. Написав ответ, он сказал: «Ступайте, я отправлю его сам».

– Чем он писал?

– Чернилами, сэр.

– А на письменном столе лежала вот эта стопка телеграфных бланков?

– Да, сэр, он написал ответ на верхнем бланке.

Холмс поднялся. Взяв стопку с бланками, он поднес ее к окну и внимательно рассмотрел.

– Ах, если бы он писал карандашом! – разочарованно бросил он, возвращая бланки на место. – Вы, наверное, замечали, Уотсон, что написанное часто пропечатывается на следующем листке. Благодаря этому обстоятельству расстроилось немало счастливых браков. Тем не менее в данном случае я ничего не вижу. Это означает, что он писал широким мягким пером, а значит, у нас есть все основания надеяться, что отпечаток остался на промокательной бумаге. Ах, точно, вот он!

Он оторвал полоску промокательной бумаги и продемонстрировал нам какие-то иероглифы.

Сирил Овертон взволнованно вскричал:

– Поднесите ее к зеркалу!

– В этом нет необходимости, – сказал Холмс. – Бумага тонкая, и мы можем увидеть текст с обратной стороны. Вот он. – Он перевернул бумагу, и мы прочитали: «Помогите нам, ради бога!»

– Это окончание телеграммы, которую Годфри Стонтон отправил за несколько часов до исчезновения. По меньшей мере шесть слов нам остаются неизвестны, однако слова «Помогите нам, ради бога!» доказывают, что молодому человеку угрожала опасность, от которой некто мог его спасти. Обратите внимание на местоимение «нам»! Значит, он имел в виду не только себя. Кого же, как не бородатого мужчину, также пребывавшего в сильном волнении? И кто этот третий, от которого оба они ожидали спасения? Я думаю, прежде всего мы должны найти ответы на эти вопросы.

– Нужно выяснить, кому он отправил телеграмму, – предположил я.

– Непременно, мой дорогой Уотсон. Ваше умозаключение, весьма оригинальное, уже приходило мне в голову. Но осмелюсь заметить, что, если вы придете на почту и потребуете показать вам послание некоего лица, служащие почты скорее всего не изъявят желания удовлетворить ваше любопытство. В государственных учреждениях страшная бюрократия! Тем не менее я уверен, что изобретательность и такт способны одолеть и эту преграду. А пока, мистер Овертон, я хотел бы в вашем присутствии просмотреть бумаги на этом столе.

Быстрыми нервными пальцами Холмс крутил в руках письма, счета и блокноты, впиваясь в них пристальным, изучающим взглядом.

– Здесь ничего, – сказал он наконец. – Кстати: ваш друг, полагаю, был здоровым человеком? Он не ходил по врачам?

– Да что вы – у него железное здоровье.

– Вы когда-нибудь видели его больным?

– Ни разу в жизни. Однажды ему разбили ногу, и еще как-то раз он повредил коленную чашечку, но это все ерунда.

– А я допускаю, что он был не так крепок, как вам кажется. Возможно, у него были проблемы со здоровьем, которые он скрывал. С вашего позволения, я возьму кое-какие бумаги, они могут нам еще пригодиться.

– Минуточку! Минуточку! – послышался сварливый голос.

Мы подняли глаза и увидели чудаковатого маленького старика, который нелепо дергался и извивался в дверном проеме. Старомодный черный цилиндр с необычайно широкими полями и распустившийся белый галстук придавали ему сходство с сельским пастором или участником похоронной процессии. Резкий надтреснутый голос и командный тон составляли удивительный контраст с его убогим нарядом и странноватой наружностью.

– Кто вы такой, сэр, и по какому праву прикасаетесь к бумагам? – спросил он.

– Я – частный детектив, меня пригласили расследовать обстоятельства исчезновения джентльмена, проживавшего в этом номере.

– Ах вот как? Вот оно, значит, как? И кто же вас пригласил, а?

– Вот этот джентльмен, друг мистера Стонтона. Он обратился ко мне по рекомендации Скотленд-Ярда.

– А вы кто такой, сэр?

– Мистер Сирил Овертон.

– Значит, это вы отправили мне телеграмму. Я – лорд Маунт-Джеймс. Я тронулся в путь немедленно, но прибыл настолько быстро, насколько это позволяет бэйсуотерский автобус. Так, значит, вы наняли детектива?

– Да, сэр.

– И готовы оплатить расходы?

– Я не сомневаюсь, сэр, что это сделает мой друг Годфри, когда мы наконец разыщем его.

– А если вы его не найдете? Что тогда? Ответьте мне.

– Ну, в этом случае его родные наверняка…

– Даже и не надейтесь, сэр! – вскричал человечек. – Не вздумайте просить у меня даже пенни – ни пенни! И вы тоже учтите это, мистер детектив! Я – единственный родственник этого молодого человека, и я говорю вам, что не собираюсь взваливать на себя ответственность за его действия. Если ему что-то и достанется, так только потому, что я никогда не швырялся деньгами. И сейчас не собираюсь изменять своему правилу. Что же касается бумаг, которыми вы так вольно распоряжаетесь, то имейте себе в виду: если они представляют хоть какую-нибудь ценность, вы ответите по всей строгости за каждый пропавший листок.

– Очень хорошо, сэр, – сказал Шерлок Холмс. – Могу я поинтересоваться, есть ли у вас своя версия относительно исчезновения молодого человека?

– Нет, сэр, никаких версий. Он достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самостоятельно, и, если у него хватило ума потеряться, пусть выкарабкивается сам. Я категорически отказываюсь взваливать на себя расходы, связанные с его поисками.

– Ваша позиция мне ясна, – проговорил Холмс, и глаза его недобро блеснули. – Но вы, возможно, не совсем поняли мою. Годфри Стонтон – человек небогатый, а молва о вашем состоянии распространилась далеко за пределы Англии. Вашего племянника, лорд Маунт-Джеймс, могли похитить, например, затем, чтобы выведать у него информацию о вашем доме, ваших привычках, узнать, где вы храните драгоценности.

Лицо нашего недовольного гостя так побелело, что слилось с галстуком.

– Бог мой, сэр, что за идея! Я и помыслить не мог о таком злодействе! Каких только мерзавцев не носит земля! Но Годфри – добрый малый и стойкий. Он ни за что не выдаст своего старого дядюшку. Впрочем, я сегодня же отвезу фамильное серебро в банк. А вы тем временем не жалейте сил, мистер детектив. Переверните все вверх дном, но найдите Годфри! Что же касается денег, то на пять фунтов – да чего там, на все десять – вы можете твердо рассчитывать.

К сожалению, даже несмотря на внезапный приступ расточительности, этот выдающийся скряга не смог сообщить нам ничего ценного, поскольку совершенно не интересовался личной жизнью племянника. Оставалось надеяться только на телеграмму, с помощью которой Холмс рассчитывал найти второе звено цепочки. Спровадив лорда Маунт-Джеймса, мы распрощались с Сирилом Овертоном – бедняга пошел рассказывать остальным игрокам команды о постигшем их несчастье.

Почта располагалась в двух шагах от гостиницы. Мы вошли.

– Попытка не пытка, Уотсон, – сказал Холмс. – Конечно, если бы у меня был ордер, я имел бы полное право потребовать вскрытия почты, но пока нам никто не даст такого разрешения. Надеюсь, они тут не запоминают лица – за день проходит столько народу…

Что ж… рискнем.

Мне очень неловко вас беспокоить, – вкрадчивым голосом начал он, обращаясь к молоденькой девушке в окошке. – Я вчера отправил телеграмму и, похоже, ошибся. Ответ так и не пришел. Наверное, я забыл подписаться. Вы не могли бы проверить?

Юная леди перевернула стопку квитков.

– В котором часу это было?

– В начале седьмого.

– На чье имя была отправлена телеграмма?

Холмс прижал палец к губам и, выразительно посмотрев на меня, прошептал конфиденциальным тоном:

– Она заканчивалась словами «ради бога». Я не получил ответа и очень волнуюсь.

Девушка вынула из стопки один листок.

– Вот она. Здесь не указано имя, – заметила она, расправляя корешок телеграммы на стойке.

– Ну конечно же! Вот почему я не получил ответа, – сказал Холмс. – Господи, до чего глупо получилось, ну надо же! Всего хорошего, мисс, и тысяча благодарностей, что избавили меня от сомнений.

Когда мы снова вышли на улицу, он удовлетворенно крякнул и потер руки.

– Ну? – спросил я.

– Есть прогресс, Уотсон, есть прогресс. Я припас целых семь заготовок, чтобы добиться разрешения взглянуть на текст телеграммы, а все так легко получилось с первого раза.

– И что это вам дало?

– Отправную точку в расследовании. – Он поднял руку, останавливая кеб. – Вокзал Кингс-Кросс.

– Мы покидаем Лондон?

– Да, я полагаю, нам нужно съездить в Кембридж. Все указывает на то, что ключ к разгадке следует искать в этом городе.

– Скажите, – спросил я, когда наш экипаж прогромыхал по Грейс-Инн-роуд, – у вас уже есть подозрения относительно причины исчезновения Годфри Стонтона? Мне кажется, еще ни в одном вашем деле мотивы преступления не были столь туманны. Ведь не думаете же вы в самом деле, что его похитили для того, чтобы выведать информацию о его дядюшке?

– Признаюсь, мой дорогой Уотсон, я и сам считаю эту причину маловероятной. Однако я счел, что это наиболее подходящее объяснение для его склочного родственника.

– Да уж, ваша уловка сработала. Тогда какие варианты остаются в нашем распоряжении?

– Вариантов несколько. Инцидент случился накануне ответственного матча. Согласитесь: факт сам по себе весьма удивительный и любопытный, тем более что исчезнувший Годфри Стонтон является ключевым игроком команды. Возможно, это простое совпадение и тем не менее для нас интересное. Любительский спорт не связан с тотализатором, но болельщики все же заключают между собой пари, и ставки порой бывают значительными. Возможно, кто-то решил вывести Стонтона из игры. Это первый вариант. Рассмотрим второй. Исчезнувший молодой человек, как ни крути, является наследником очень богатого дядюшки, и, хотя сам он пока не располагает деньгами, его все же могли похитить с целью выкупа.

– Но эти версии не имеют никакой связи с телеграммой.

– Истинная правда, Уотсон. Телеграмма по-прежнему остается единственным реальным фактом, поэтому мы будем придерживаться следа, к которому она нас ведет. Пока я не могу спрогнозировать наши дальнейшие действия, но буду крайне удивлен, если уже к вечеру сегодняшнего дня мы не достигнем явного прогресса.

Мы прибыли в старый университетский город с наступлением темноты. Холмс взял на станции кеб и велел кучеру отвезти нас к доктору Лесли Армстронгу. Через несколько минут мы остановились у дверей большого особняка на оживленном проспекте. Швейцар проводил нас в холл, и после долгого ожидания нас отвели в приемную доктора. Он сидел за столом.

Следует сказать, что в то время я еще не успел как следует ознакомиться с положением дел в современной медицине, и имя доктора Армстронга мне ничего не говорило. Теперь-то я знаю, что это не только один из лучших профессоров медицинского факультета в Кембриджском университете, но и выдающийся мыслитель европейского масштаба, имеющий огромные достижения в различных областях науки. Но, даже не зная его блестящих заслуг, любой с первого взгляда мог догадаться, что имеет дело с личностью незаурядной – его квадратное массивное лицо, проницательные глаза под нависшими бровями и твердый, будто вырубленный из гранита подбородок производили неизгладимое впечатление. Сразу было видно, что это человек с сильным характером и острым умом – закрытый, жесткий, аскетичный и непреклонный – во всяком случае, такое ощущение сложилось у меня при взгляде на него. В руках у него была визитная карточка моего друга. Доктор Армстронг посмотрел на Холмса с нескрываемой неприязнью и сказал:

– Я слышал о вас, мистер Холмс, и решительно не одобряю вашей деятельности.

– В этом с вами единодушен весь преступный мир Англии, – спокойно заметил мой друг.

– Когда ваши усилия направлены на сдерживание преступности, сэр, они, бесспорно, заслуживают всемерной поддержки со стороны любого здравомыслящего члена общества, однако для этой цели существуют государственные институты, и они полностью справляются со своей задачей. Но когда вы бесцеремонно вторгаетесь в частную жизнь граждан и выведываете их семейные тайны, вместо того чтобы помочь запрятать их как можно глубже, я никак не могу вас оправдать. Кроме того, вы попусту отнимаете время у занятых людей. В данный момент, например, я мог бы заниматься написанием трактата, а вынужден беседовать с вами.

– Возможно, наш разговор окажется важнее научного трактата. Кстати, могу сообщить вам, что наша задача прямо противоположна тому, в чем вы нас обвинили. Мы стараемся не допустить, чтобы личные дела некоего лица стали достоянием общественности, а это неизбежно произойдет, если делом займутся официальные лица. Вы можете рассматривать меня как своего рода добровольца, который прокладывает дорогу регулярным войскам. Я пришел расспросить вас о мистере Годфри Стонтоне.

– А что с ним такое?

– Значит, вы подтверждаете свое знакомство с этим молодым человеком?

– Он мой близкий друг.

– Вы в курсе, что он исчез?

– Вот как! – На каменном лице доктора не дрогнул ни один мускул.

– Он ушел из гостиницы вчера вечером, и с тех пор его никто не видел.

– Я уверен, он скоро объявится.

– Завтра состоится матч университетской команды.

– Я не охотник до детских забав. Мне небезразлична судьба этого молодого человека, поскольку я давно его знаю и люблю. Но на спортивные занятия Годфри мои интересы не распространяются.

– В таком случае вы должны помочь нам выяснить, что стряслось с мистером Стонтоном. Вы знаете, где его искать?

– Конечно же, нет.

– Вы не видели его со вчерашнего дня?

– Нет, не видел.

– У мистера Стонтона нет проблем со здоровьем?

– Никаких.

– Он когда-нибудь прибегал к вашей профессиональной помощи?

– Нет.

Холмс поднес к глазам профессора листок бумаги:

– Тогда, возможно, вы объясните нам происхождение этого рецепта на тринадцать гиней, оплаченного мистером Годфри Стонтоном в прошлом месяце? На рецепте стоит печать: «Доктор Лесли Армстронг, Кембридж». Я нашел его среди бумаг в гостиничном номере мистера Стонтона.

Доктор вспыхнул от возмущения:

– Я не понимаю, с какой стати я должен давать вам какие бы то ни было объяснения, мистер Холмс.

Холмс убрал рецепт в свой блокнот.

– Если вы предпочитаете, чтобы объяснения появились в прессе, это рано или поздно произойдет, – сказал он. – Я уже говорил вам, что по возможности стараюсь избегать огласки, но есть люди, которые сделают это без колебаний. С вашей стороны было бы гораздо разумнее довериться мне.

– Мне ничего не известно.

– Мистер Стонтон писал вам из Лондона?

– Конечно же, нет.

– Бог мой, опять идти на почту! – устало вздохнул Холмс. – Вчера вечером, в пятнадцать минут седьмого, Годфри Стонтон отправил вам из Лондона телеграмму с мольбой о помощи. Эта телеграмма, вне всякого сомнения, имеет прямое отношение к его исчезновению, а вы, оказывается, ее не получали. Это форменное безобразие. Я немедленно пойду в местное почтовое отделение и зарегистрирую жалобу.

Доктор Лесли Армстронг вскочил из-за стола, и его загорелое лицо побагровело от ярости.

– Потрудитесь покинуть мой дом, сэр, – отчеканил он. – И можете передать своему клиенту лорду Маунт-Джеймсу, что я не намерен общаться ни с ним самим, ни с его агентами. Все, сэр, ни слова больше!

Он неистово позвонил в колокольчик.