Текст книги "Возвращение Шерлока Холмса (сборник)"

– Это он! – закричал я.

Навстречу нам катил одинокий велосипедист. Он пригнулся к рулю и изо всех сил налегал на педали. Он мчался так, словно участвовал в соревнованиях. Вдруг он поднял лицо, увидел нас и, резко затормозив, спрыгнул с велосипеда. Угольно-черная борода резко контрастировала с его побелевшим от волнения лицом, глаза горели, как в лихорадке. Непонимающим взглядом он смотрел то на нас, то на коляску. Внезапно лицо его приняло осмысленное выражение.

– А ну стойте! – вскричал он, пытаясь загородить нам путь своим велосипедом. – Откуда у вас эта коляска? Стойте, вам говорят! – Он вытащил из кармана пистолет и направил в нашу сторону. – Стойте, или, клянусь всеми святыми, я пристрелю вашу лошадь.

Холмс передал мне вожжи и спрыгнул на землю.

– Вы тот, кто нам нужен, – сказал он в своей быстрой и точной манере. – Где мисс Вайолет Смит?

– Это я у вас собирался спросить. Вы сидите в ее коляске, значит, вы должны знать, где она.

– Коляска была пуста. Мы сели в нее и поехали на помощь молодой леди.

– Боже мой! Боже мой! Что же мне делать? – в отчаянии воскликнул незнакомец. – Они похитили ее – проклятый Вудли и его приятель-бандит. Идемте, идемте со мной, если вы в самом деле ее друг. Помогите мне, и мы спасем ее, даже если ради этого мне придется навеки остаться в Чарлингтонской чаще.

В беспамятстве, размахивая пистолетом, он побежал к просвету в тисовой изгороди, Холмс бросился за ним, а я, оставив лошадь пастись у дороги, последовал за Холмсом.

– Вот здесь они прошли, – сказал Холмс, указывая на отпечатки ног на размокшей тропинке. – Погодите! Минуту! Кто это там в кустах?

На земле лежал молодой человек лет семнадцати, судя по крагам и штанам из вельвета, – конюх. Он лежал на спине, подогнув колени, на голове его зияла рана. Он был без сознания, но дышал. Я осмотрел его рану и увидел, что кость не задета.

– Это мой конюх Питер, – воскликнул незнакомец. – Он повез мисс Вайолет на станцию. Мерзавцы вытащили его из коляски и оглушили. Оставьте его, мы все равно ничем ему сейчас не поможем; мы обязаны спасти мисс Вайолет от самой страшной участи, которая только может выпасть на долю женщины.

Как сумасшедшие, мы побежали вниз по тропинке между деревьев. Когда мы достигли плотной живой изгороди, окружавшей дом, Холмс остановился.

– Они не пошли в дом. Видите следы вон там, левее, у лавровых кустов?

Послышался жуткий вопль.

– Ну вот, что я говорил!

Кричала женщина, и голос ее дрожал от ужаса. Крики доносились из плотных зарослей кустов впереди нас. Внезапно крик прервался и перешел в кашель и хрип.

– Туда! Туда! Это аллея для игры в кегли! – кричал незнакомец, пробиваясь сквозь кусты. – Трусливые псы! За мной, джентльмены! Поздно! Слишком поздно! Боже мой!

Внезапно кусты расступились, и мы очутились на симпатичной зеленой лужайке, окруженной деревьями. На дальнем конце ее под сенью могучего дуба стояла странная группа людей. Наша клиентка прислонилась к дереву на грани обморока, рот ее был завязан платком. Лицом к ней, широко расставив ноги, с победительным видом стоял молодой мужчина, по виду настоящий бандит. Судя по рыжим усам, это был мистер Вудли. Одной рукой он упирался в бок, в другой сжимал хлыст. Рядом с ними стоял пожилой седобородый мужчина в коротком стихаре поверх светлого твидового костюма. Очевидно, он только что завершил церемонию бракосочетания. Он положил в карман Библию и похлопал по плечу мерзавца жениха, принося ему шутливые поздравления.

– Их обвенчали! – выдохнул я.

– Идемте! – крикнул наш спутник. – Идемте! – Он побежал через поляну, мы с Холмсом следовали за ним по пятам.

Когда мы приблизились к странной троице, женщина, чтобы не упасть, схватилась за дерево. Лжесвященник Уильямсон склонился перед нами в шутовском поклоне, а негодяй Вудли разразился грубым хохотом.

– Можешь снять свою бороду, Боб, – сказал он. – Я узнал тебя. Ты со своими приятелями подоспел как раз вовремя: позвольте представить вам миссис Вудли.

Ответ нашего спутника был весьма неожиданным. Он сорвал с себя темную бороду, которая оказалась накладной, и бросил ее на землю. Под бородой скрывалось длинное, бледное, тщательно выбритое лицо. Потом он поднял свой пистолет и направил его на молодого мерзавца, который начал на него наступать, размахивая хлыстом.

– Да, – сказал защитник мисс Смит, – да, я Боб Каррузерс, и я сделаю все, чтобы защитить эту девушку, даже если меня за это повесят. Я предупреждал тебя, что сделаю с тобой, если ты не оставишь ее в покое, и клянусь Богом, сдержу свое слово!

– Ты опоздал. Она моя жена!

– Она твоя вдова.

Раздался выстрел, и по жилету мистера Вудли начало расползаться кровавое пятно. Завопив от боли и страха, он повернулся вокруг себя и упал навзничь. Его отвратительное красное лицо внезапно побелело. Пожилой мужчина, все еще в стихаре, разразился такой грязной руганью, какой я еще никогда не слыхал. Он тоже выхватил пистолет, но прежде чем успел его поднять, Холмс уже направил на него свой.

– Довольно убийств, – холодно сказал мой друг. – Бросайте пистолет! Уотсон, подберите его! Приставьте ему к голове! Благодарю вас. Вы, Каррузерс, тоже отдайте мне свой пистолет. Довольно насилия. Давайте, давайте его сюда!

– Но кто вы такой?

– Меня зовут Шерлок Холмс.

– Боже милостивый!

– Я вижу, вы слышали обо мне. Я буду представлять официальные органы до приезда полиции. Эй, идите-ка сюда! – крикнул он испуганному конюху, который появился на опушке поляны. – Доставьте как можно скорее эту записку в Фарнэм. – Он нацарапал в блокноте несколько слов и вырвал листок. – Зайдите в полицейский участок и отдайте записку суперинтенданту. До его отъезда я беру всех под свою ответственность.

Сильный, властный тон Холмса, как обычно, вызвал безоговорочное подчинение, все выполняли его волю с послушностью марионеток. Уильямсон и Каррузерс безропотно потащили раненого Вудли в дом, а я предложил руку напуганной девушке. Раненого уложили на кровать; я, выполняя просьбу Холмса, осмотрел его и явился с отчетом в столовую, по стенам которой были развешаны старинные гобелены. Напротив Холмса сидели арестованные.

– Он будет жить, – сказал я.

– Что?! – вскричал Каррузерс, вскочив со стула. – Я пойду наверх и прикончу его. Вы хотите сказать, что эта девушка, этот ангел, навеки связана с Горластым Джеком Вудли?

– На этот счет вам не стоит переживать, – сказал Холмс. – Она не является его женой по двум причинам. Во-первых, брак, заключенный мистером Уильямсоном, не имеет законной силы.

– Я рукоположен, – подал голос старый мошенник.

– Вас отлучили от церкви.

– Священник всегда остается священником.

– Я так не думаю. У вас есть разрешение на брак?

– Да, мы получили его. Оно у меня в кармане.

– Значит, вы получили его обманом. В любом случае брак по принуждению не может считаться браком. Это серьезное преступление, и скоро вы в этом убедитесь. Если не ошибаюсь, у вас будет по меньшей мере лет десять, чтобы обдумать и оценить свой поступок. Что же до вас, Каррузерс, то лучше бы вы не вынимали свой пистолет из кармана!

– Я и сам начинаю понимать это, мистер Холмс, но ведь я люблю эту девушку, люблю впервые в жизни! Увидев, что она оказалась в руках самого отъявленного мерзавца во всей Южной Африке, в руках человека, одно имя которого наводит ужас на всей территории от Кимберли до Йоханнесбурга, я чуть не лишился рассудка. Вы, может быть, не поверите мне, мистер Холмс, но с тех пор как эта девушка поселилась в моем доме, я всякий раз провожал ее до станции, чтобы она не ездила одна мимо дома, в котором поселились эти скоты. Я садился на велосипед и сопровождал ее на опасном участке дороги. Я держался в отдалении и даже наклеивал бороду, чтобы она меня не узнала. Мисс Вайолет очень гордая, и я боялся, что она обидится и покинет мой дом.

– Но почему вы не сказали ей о грозящей опасности?

– Потому что и в этом случае она оставила бы меня, а я не смог бы этого вынести. Я знал, что она любит другого, но мне было достаточно хотя бы иногда видеть ее хрупкую фигурку и слышать ее нежный голос.

– Вы называете это любовью, мистер Каррузерс, – сказал я ему, – а я назову эгоизмом.

– Возможно, эти чувства близки. Но как бы там ни было, я не мог с ней расстаться. К тому же я знал, на что способны эти негодяи, и считал, что ей лучше находиться под моим присмотром. А потом, когда пришла телеграмма, я понял, что они вот-вот перейдут к действиям.

– Какая телеграмма?

Каррузерс достал из кармана телеграмму.

– Вот эта.

Текст был коротким и ясным: «Старик умер».

– Хм, – сказал Холмс. – Кажется, я начинаю понимать, в чем тут дело и каким образом эта телеграмма подтолкнула их к решительным действиям. Но пока мы ждем, вы можете посвятить нас в подробности.

Старый нечестивец, до сих пор не снявший стихарь, разразился длинной витиеватой речью, приправленной отборными ругательствами.

– Клянусь Богом, Боб Каррузерс, если ты нас заложишь, я обслужу тебя так же лихо, как ты обслужил Джека Вудли. О своей девчонке можешь трепаться, сколько твоей душе угодно, это твое личное дело. Но если ты продашь своих подельников этому копу в штатском, сегодняшний день станет самым черным днем в твоей жизни.

– Вашему преподобию не стоит так волноваться, – сказал Холмс, закуривая сигарету. – С вами и так уже все ясно, а если я интересуюсь некоторыми подробностями, то лишь из чистой любознательности. Впрочем, если вы затрудняетесь с изложением фактов, я готов сам рассказать, как все было, и тогда вы получите возможность усомниться в том, что вам удалось сохранить свои планы в секрете. Ну, во‑первых, вы трое – вы, Уильямсон, вы, Каррузерс, и Вудли – затеяли всю эту игру и прибыли в Англию из Южной Африки…

– Ложь номер один, – сказал лжесвященник. – Я увидел их впервые два месяца назад и никогда в жизни не был в Африке. Можете набить своими фактами трубку, и курите ее на здоровье, дорогой мистер, сующий нос не в свои дела!

– Он говорит правду, – сказал Каррузерс.

– Ну, хорошо, вы приехали вдвоем. Значит, его преподобие – продукт отечественного производства. В Южной Африке вы были знакомы с Ральфом Смитом. У вас были основания предполагать, что жить ему осталось недолго. Одновременно с этим вам стало известно, что весь его капитал достанется племяннице. Ну как, пока все правильно?

Каррузерс кивнул, Уильямсон отпустил ругательство.

– Без сомнения, она была прямой наследницей, и вы понимали, что старику нет нужды составлять завещание.

– К тому же он не умел ни читать, ни писать, – заметил Каррузерс.

– Поэтому вы приехали в Англию и разыскали девушку. Вы решили, что один из вас женится на ней и затем отдаст половину наследства другому. В качестве будущего мужа был выбран Вудли. Кстати, почему именно он?

– Мы играли на нее в карты еще на пароходе. Он выиграл.

– Понятно. Вы предложили девушке работу в своем доме с тем, чтобы Вудли мог за ней ухаживать. Но она быстро поняла, что он пьяница и негодяй, и не желала даже видеть его. Дело осложнилось тем, что вы, Каррузерс, полюбили девушку и тем самым поставили под угрозу весь план. Вам было страшно представить, что она может стать женой подобного мерзавца.

– Клянусь Богом, мне было невыносимо думать об этом!

– Вы крупно поссорились, взбешенный Вудли оставил ваш дом и решил добиться своей цели самостоятельно.

– Сдается мне, Уильямсон, что нам нечего добавить этому джентльмену! – воскликнул Каррузерс с горьким смешком. – Да, мы поссорились и даже подрались, и Вудли ушел победителем. Ну да за это я с ним уже посчитался. Потом он пропал из виду и, вероятно, где-то познакомился с этим «святым отцом». Вскоре мне стало известно, что они поселились в доме, расположенном неподалеку от дороги, которой мисс Смит добиралась до станции. Я чувствовал, что они что-то затевают. Время от времени я встречался с ними, пытаясь понять, что у них на уме. А два дня назад Вудли заявился ко мне с телеграммой, в которой сообщалось, что Ральф Смит умер. Он снова спросил меня, собираюсь ли я соблюдать условия сделки. Я ответил отказом. Тогда он спросил, намерен ли я отдать ему часть его доли, если сам женюсь на мисс Смит. Я сказал, что и рад бы, но мисс Смит ни за что не согласится на это. Тогда он сказал: «Главное – жениться на ней, а как пройдет неделя-другая, она запоет у нас иначе». Я сказал, что категорически против всякого насилия. Он ушел, осыпая меня потоками грязной ругани, какую можно услышать разве что от самого последнего подонка, каковым он, собственно, и является. Он пригрозил, что все равно добьется своей цели. Мисс Смит собиралась покинуть меня в ближайший уик-энд, и я нанял коляску, чтобы она могла спокойно добраться до станции. Тем не менее я решил лично проследить, чтобы она благополучно добралась до места. Поэтому я сел на велосипед и поехал вслед за коляской. Однако злодеяние совершилось раньше, чем я успел ее догнать. Я увидел лишь пустой экипаж и вас, джентльмены.

Холмс встал и бросил окурок в камин.

– Уотсон, какой я тупица! – сказал он. – Помните, в своем отчете вы упомянули, что мужчина стоял между деревьев и поправлял, как вам тогда показалось, галстук. Одно это должно было сказать мне все. Но в любом случае мы можем поздравить себя с успешным завершением весьма любопытного и, можно сказать, уникального в своем роде дела. Я смотрю, на дорожке появились трое полицейских, и рад заметить, что молодой конюх от них не отстает. Это позволяет надеяться, что и он, и наш интересный жених смогут довольно быстро восстановить свое здоровье после сегодняшних приключений. Я думаю, Уотсон, вам следует навестить в качестве врача мисс Смит. Скажите ей, что, если она готова ехать, мы с удовольствием доставим ее к матери. А если она еще не совсем оправилась от потрясения, намекните, что мы намерены телеграфировать некоему инженеру-электрику в «Мидлэндз». Я думаю, это окончательно поправит ее здоровье. Что касается вас, Каррузерс, я думаю, вы сделали все, чтобы искупить свое участие в этом заговоре. Вот вам моя визитка, сэр, и если мои показания смогут помочь вам в суде, я полностью к вашим услугам.

Вероятно, читатель уже заметил, что я каждый раз затрудняюсь закончить свое повествование так, чтобы полностью удовлетворить его интерес и сообщить ему все заключительные подробности. Беда в том, что мы находились в постоянной круговерти дел и событий и, не успев закончить одно дело, уже приступали к следующему. Поэтому с окончанием дела действующие лица, как правило, навсегда исчезали из поля нашего зрения. И все же я нашел в своих черновиках небольшую приписку, относящуюся к делу об одинокой велосипедистке. В ней значится, что мисс Вайолет Смит действительно унаследовала большое состояние и в настоящий момент является женой Сирила Мортона – старшего партнера компании «Мортон и Кеннеди», основанной знаменитыми инженерами-электриками из Вестминстера. Уильямсон и Вудли предстали перед судом по обвинению в похищении и насильственном браке; лжесвященник получил семь лет, Вудли – десять. О судьбе Каррузерса в приписке ничего не сказано, но я полагаю, что суд принял во внимание все обстоятельства и вынес не слишком суровый приговор. Думаю, в данном случае несколько месяцев тюрьмы вполне отвечают представлениям о справедливости.

Случай в интернате

Наша скромная сцена на Бейкер-стрит знавала много драматических эпизодов, но я не припомню ничего более неожиданного и ошеломляющего, чем первое появление на ней Торникрофта Хакстейбла, магистра искусств, доктора философии и т. д. и т. п. Визитная карточка, казавшаяся слишком маленькой для такого груза ученых степеней, опередила его на несколько секунд; следом за ней появился и он сам, человек рослый, солидный, величественный – олицетворение выдержки и твердости духа. И вот не успела дверь закрыться за ним, как он оперся руками о стол, медленно осел на пол и, потеряв сознание, растянулся во весь свой могучий рост на медвежьей шкуре у нас перед камином.[6]6
  © Перевод. Н. Волжина, наследники, 2009.


[Закрыть]

Мы вскочили с мест и минуту молча, удивленно смотрели на этот внушительный обломок крушения, занесенный к нам бурей, разыгравшейся где-то далеко, в безбрежном океане жизни. Потом Холмс быстро подсунул ему подушку под голову, а я поднес к его губам рюмку коньяку. Полное бледное лицо незнакомца бороздили глубокие морщины; под опухшими глазами лежали синеватые тени; уголки приоткрытого рта были скорбно опущены; на двойном подбородке проступала щетина. Видимо, он приехал издалека, так как воротничок и рубашка у него загрязнились, нечесаные волосы прядями падали на высокий, красивый лоб. Перед нами лежал человек, которого постигла какая-то большая беда.

– Что с ним, Уотсон? – спросил Холмс.

– Полный упадок сил… вероятно, от голода и усталости, – ответил я, держа пальцы на его кисти, где тоненькой, еле ощутимой ниточкой билась жизнь.

– Обратный проезд до Мэклтона. Это на севере Англии, – сказал Холмс, вынимая у него из кармашка для часов железнодорожный билет. – Сейчас еще нет двенадцати. Раненько же ему пришлось выехать!

Припухшие веки нашего гостя дрогнули, и его серые глаза уставились на нас бессмысленным взглядом. Минутой позже он с трудом поднялся на ноги, весь красный от стыда.

– Простите меня, мистер Холмс. Этот обморок – следствие нервного потрясения. Нет, благодарю вас. Стакан молока с сухариком – и все пройдет. Мистер Холмс, я приехал сюда, чтобы увезти вас с собой. Мне казалось, что никакая телеграмма не даст вам должного представления о неотложности этого дела.

– Когда вы окончательно оправитесь…

– Я чувствую себя отлично. Просто не понимаю, что это со мной приключилось. Мистер Холмс, я прошу вас выехать в Мэклтон первым же поездом.

Холмс покачал головой:

– Мой коллега, доктор Уотсон, подтвердит вам, что мы с ним очень заняты. Мне уже выдан аванс на расследование пропажи документов Ферьера, а кроме того, на днях начинается слушание дела об убийстве в Абергавенни. Выехать из Лондона меня может заставить только что-нибудь сверхважное.

– Сверхважное! – Наш гость воздел руки. – Неужели вы не слышали о похищении единственного сына герцога Холдернесса?

– Герцога Холдернесса? Бывшего министра?

– Да, да! Мы приложили все силы, чтобы это не попало в газеты, но во вчерашнем «Глобусе» уже промелькнули кое-какие слухи. Я так и думал, что до вас они тоже дошли.

Холмс протянул свою длинную, худую руку и снял с полки том энциклопедического справочника на букву «X».

– «Холдернесс, шестой герцог, кавалер Ордена подвязки, член Тайного совета…» и так далее, до бесконечности. «Барон Боверли, граф Карлтон…» Боже мой, сколько титулов! «Председатель суда графства Хэллемшир (с 1900). Женат на Эдит, дочери сэра Чарльза Эпплдора (1888). Единственный сын и наследник – лорд Солтайр. Владелец двухсот пятидесяти тысяч акров земли. Рудники в Ланкашире и Уэльсе. Адрес: Карлтон-хаус-террас; Холдернесс-холл, Хэллемшир; замок Карлтон, Бангор, Уэльс. Лорд Адмиралтейства (1872), министр…» Словом, человек известный, пожалуй, один из самых известных в нашей стране.

– Один из самых известных и, может быть, самых богатых. Насколько я знаю, мистер Холмс, вы далеко не ремесленник в своей области и сплошь и рядом беретесь за дело ради самого дела. Но разрешите вам сказать, что его светлость обещает вручить чек на пять тысяч фунтов тому, кто укажет местонахождение его сына, и дополнительную тысячу фунтов, если ему назовут похитителя или похитителей.

– Щедрое вознаграждение! – сказал Холмс. – Уотсон, пожалуй, мы с вами отправимся на север Англии вместе с доктором Хакстейблом. А вы, доктор, выпейте молока, а потом расскажите нам, что произошло, когда произошло, где произошло и, наконец, какое отношение имеет к этому доктор Торникрофт Хакстейбл, директор интерната под Мэклтоном, и почему он только через три дня после происшествия – о чем сужу по вашему небритому подбородку – обращается ко мне, веря в мои скромные способности.

Наш гость выпил стакан молока с сухариком и горячо, не упуская ни одной подробности, повел свой рассказ. Взгляд его сразу ожил, щеки порозовели.

– Должен вам доложить, джентльмены, что я основатель и директор школы-интерната под Мэклтоном. «Комментарии к Горацию» Хакстейбла, может быть, напомнят вам, с кем вы имеете дело. Мой интернат для мальчиков, несомненно, самое лучшее и самое привилегированное учебное заведение в Англии. Лорд Леверстоук, граф Блэкуотер, сэр Кэткарт Сомс – вот кто доверяет мне своих сыновей. Но вершины славы моя школа достигла три недели назад, когда лорд Холдернесс передал мне через своего секретаря, мистера Джеймса Уайлдера, что десятилетний лорд Солтайр, его единственный сын и наследник, будет учиться у меня в школе. Мог ли я думать тогда: вот прелюдия, за которой последует величайшее несчастье моей жизни!

Лорд Солтайр приехал первого мая, к началу летнего семестра. Этот очаровательный мальчик очень скоро освоился с нашими порядками. Должен заметить – и, надеюсь, никто не обвинит меня в нескромности, ибо умалчивать об этом было бы нелепо, – мальчику жилось дома несладко. Ни для кого не секрет, что супружеская жизнь герцога оставляла желать много лучшего, и по взаимному согласию супруги разъехались, причем герцогиня поселилась на юге Франции. Все это произошло совсем недавно, а сыновние чувства мальчика, как нам стало известно, были всецело на стороне матери. Он затосковал после ее отъезда из Холдернесс-холла, и тогда герцог решил определить его ко мне в интернат. Через две недели маленький лорд Солтайр совсем обжился у нас и, судя по всему, чувствовал себя прекрасно.

Последний раз его видели вечером тринадцатого мая, то есть в понедельник. Отведенная ему комната была на втором этаже, а в большой смежной спали два других мальчика. Эти мальчики ничего не видели и не слышали ночью, следовательно, лорд Солтайр вышел из своей комнаты не через дверь. Окно у него было открыто, а стену в этом месте густо увивает плющ с очень толстыми побегами. Следов на земле мы не обнаружили, но можно не сомневаться, что он вылез в окно.

Беглеца хватились во вторник, в семь часов утра. Кровать его была не застелена. Перед уходом он оделся в школьную форму – черную итонскую курточку и серые брюки. Ночью в комнату к нему никто не входил, а если бы оттуда доносились крики или звуки борьбы, Контер, старший из мальчиков в смежной спальне, разумеется, услышал бы шум, так как он спит чутко.

Как только исчезновение лорда Солтайра было обнаружено, я созвал весь интернат – мальчиков, учителей, слуг. И тут мы убедились, что лорд Солтайр бежал не один. Отсутствовал Хайдеггер – преподаватель немецкого языка. Комната Хайдеггера была в противоположном крыле второго этажа, но тоже выходила окнами на лужайку. Кровать и у него стояла неубранная, однако одеться как следует ему, видимо, не пришлось, потому что его рубашка и носки валялись на полу. Он вылез в окно и спустился вниз, цепляясь за побеги плюща, о чем свидетельствовали следы на земле. Его велосипеда, обычно стоявшего в небольшом сарае в конце лужайки, на месте не оказалось.

Хайдеггер поступил ко мне в школу два года назад с самыми лучшими рекомендациями, но человек он был молчаливый, хмурый и не пользовался особенной любовью ни среди школьников, ни среди учителей.

Сегодня у нас четверг, и со вторника мы не узнали ничего нового о беглеце. Разумеется, первое, что я сделал, – это поспешил снестись с Холдернесс-холлом. Поместье герцога находится всего в нескольких милях от школы, и у нас была надежда, что, затосковав по дому, лорд Солтайр вернулся к отцу, но там его не оказалось. Герцог страшно взволнован, а что касается меня, так вы сами могли убедиться, до чего доводят человека тревога и чувство ответственности за своего питомца. Мистер Холмс, умоляю вас, не щадите своих сил! Это дело заслуживает того, чтобы вы отдались ему всецело.

Шерлок Холмс внимательно выслушал рассказ злополучного директора. Нахмуренные брови, глубокая складка между ними свидетельствовали о том, что он не нуждается в уговорах и положит все силы на расследование дела, которое, помимо своей серьезности, будило в нем его всегдашнюю любовь к задачам необычным и запутанным. Он вынул из кармана блокнот и записал в нем что-то себе для памяти.

– Вы совершили большую ошибку, что не обратились ко мне сразу, – строго проговорил мой друг. – Это сильно осложнит расследование. Я, например, уверен, что и лужайка, и плющ на стене могли бы о многом порассказать опытному глазу.

– Я тут ни при чем, мистер Холмс. Его светлость всеми силами старался избежать огласки. Он опасался, как бы его семейные неурядицы не стали предметом сплетен. Это ему всегда претило.

– А местные власти занимались расследованием бегства лорда Солтайра?

– Да, сэр, но – увы! – это ни к чему не привело. Сначала мы как будто напали на след беглецов – нам сообщили, что с нашей станции утренним поездом выехал какой-то молодой человек и с ним мальчик. Но вчера вечером их задержали в Ливерпуле, и ошибка сразу выяснилась. Вот тогда-то я уж совсем отчаялся и после бессонной ночи с первым же поездом выехал к вам.

– Как только полиция направилась по ложному следу, расследование дела на месте, вероятно, велось уже не так ретиво?

– Его попросту прекратили.

– Значит, три дня прошли впустую. Это возмутительно!

– Да, каюсь. Вы правы.

– А ведь загадку эту можно распутать. Я с удовольствием возьмусь за ваше дело. Скажите, вам удалось установить какую-нибудь связь между исчезнувшим мальчиком и учителем немецкого языка?

– Никакой связи между ними не было.

– Учитель преподавал у него в классе?

– Нет, и, насколько мне известно, он даже ни разу с ним не говорил.

– Странно, очень странно! Велосипед у мальчика был?

– Нет.

– А другие велосипеды все на месте?

– На месте.

– Вы в этом уверены?

– Совершенно уверен.

– Надеюсь, вы не думаете, что немец уехал глухой ночью на велосипеде с мальчиком на руках?

– Разумеется, нет.

– Тогда как вы все это объясняете?

– Может быть, они взяли велосипед для отвода глаз, припрятали его где-нибудь, а сами пошли пешком.

– Может быть. Но согласитесь сами, это странный способ отвести глаза. Ведь в сарае стояли и другие велосипеды?

– Да.

– Не лучше ли ему было спрятать два велосипеда, если он хотел навести вас на мысль, что они уехали, а не ушли пешком?

– Да, вы правы.

– То-то и оно. Нет, эта теория никуда не годится. Но сама по себе пропажа велосипеда может послужить отправной точкой для дальнейшего расследования. В конце концов, это не такая вещь, которую легко спрятать или уничтожить. Еще один вопрос: кто-нибудь навещал мальчика накануне его бегства?

– Нет.

– Может быть, на его имя были письма?

– Да, одно письмо было.

– От кого?

– От его отца.

– Вы вскрываете почту своих учеников?

– Нет.

– Почему же вы думаете, что письмо пришло от его отца?

– Конверт был с гербом, и адрес написан угловатым почерком герцога. Кроме того, герцог сам вспомнил, что писал сыну.

– Когда мальчик получал письма до этого?

– Последние дни на его имя ничего не было.

– А из Франции ему писали?

– Ни разу.

– Вы, разумеется, понимаете, к чему я клоню. Либо лорда Солтайра увели силой, либо он убежал по собственной воле. Последняя гипотеза подсказывает, что мальчик не мог бы отважиться на такой поступок без воздействия извне. Если к нему никто не приходил, следовательно, воздействие оказывалось при помощи писем. Вот почему мне важно знать, кто были его корреспонденты.

– Вряд ли я могу тут чем-нибудь помочь вам. Насколько нам известно, ему писал только отец.

– И отцовское письмо пришло в день побега. Какие отношения были между отцом и сыном – хорошие, дружеские?

– Его светлость никого не удостаивает своей дружбой: он поглощен важными государственными делами. Вряд ли ему доступны обычные человеческие чувства. Но по-своему он относился к сыну неплохо.

– Однако сердцем мальчик был всецело на стороне матери?

– Да.

– Он сам так говорил?

– Нет.

– Кто же? Герцог?

– Ну что вы! Конечно, нет!

– Так откуда вам это известно?

– Мне приходилось раз-другой беседовать с секретарем его светлости, мистером Джеймсом Уайлдером. Он и осведомил меня по секрету о настроении лорда Солтайра.

– Понятно. Кстати, последнее письмо герцога нашли в комнате мальчика уже после побега?

– Нет, он взял его с собой… Мистер Холмс, а не пора ли нам на вокзал?

– Сейчас я велю вызвать кеб. Через четверть часа мы будем к вашим услугам. Если вы собираетесь телеграфировать домой, мистер Хакстейбл, пусть там у вас думают, что розыски все еще ведутся в Ливерпуле. Ведь, кажется, ложные следы завели полицию именно туда? А я тем временем спокойно, без помех поработаю у самых дверей вашей школы, и, может быть, чутье не подведет двух таких старых ищеек, как ваш покорный слуга и Уотсон, и мы ухитримся кое-что разнюхать на месте.

Вечером на нас пахнуло бодрящим, холодным воздухом графства Дерби, где находилась знаменитая школа доктора Хакстейбла. Когда мы подъезжали к ней, было уже темно. На столе в передней лежала визитная карточка. Лакей шепнул что-то директору, и тот, взволнованный, повернулся к нам.

– Герцог здесь, – сказал он. – Герцог и мистер Уайлдер ждут меня в кабинете. Пойдемте, джентльмены, я представлю вас.

Я, конечно, знал по фотографиям этого известнейшего государственного деятеля, но он оказался совсем не таким, как на портретах. На ковре у камина перед нами стоял изысканно одетый, величественной осанки человек с худым, узким лицом и как-то нелепо торчащим длинным крючковатым носом. Он был бледен как смерть, и эту бледность особенно подчеркивала его длинная ярко-рыжая борода, сквозь которую на белом жилете поблескивала золотая цепочка от часов. Бывший министр смотрел на нас ледяным взглядом. Рядом с ним стоял совсем еще молодой человек небольшого роста с подвижным, нервным лицом и умными голубыми глазами – как я догадался, его личный секретарь Уайлдер. Разговор начал он, и начал сразу, весьма решительным и даже едким тоном:

– Доктор Хакстейбл, я был у вас сегодня утром, но, к сожалению, опоздал и не мог воспрепятствовать вашей поездке в Лондон. Как мне сказали, вы отправились туда за мистером Шерлоком Холмсом с тем, чтобы поручить ему расследование этого дела. Его светлость удивлен, доктор Хакстейбл, что вы решились на такой шаг, не посоветовавшись предварительно с ним.

– Когда я узнал, что полицейские розыски ни к чему не привели…

– Его светлость далеко не убежден в этом.

– Но, мистер Уайлдер!..

– Как вам известно, доктор Хакстейбл, его светлость не хочет, чтобы это дело получило огласку. Он предпочел бы не посвящать в него лишних людей.

– Это легко исправить, – пробормотал перепуганный доктор. – Мистер Шерлок Холмс может выехать в Лондон утренним поездом.