Текст книги "Хроника гениального сыщика"

Глава 9
Братья Карамазовы

1.

Москва. Чистые Пруды. 23.55.

В Москве, как гром среди ясного неба, разразилась чудовищная весть. Директор Центробанка России в пух и прах обыгран в карты двумя известными шулерами с Брайтон Бич, братьями Карамазовыми, Митей и Алешей.

– Акушер Кусков, – спросил меня сыщик Рябов, – вам известно, сколько поставил на кон директор Центробанка Иван Ильич Баобабов?

– Сколько? – сурово сдвинул я брови.

– Все деньги пенсионного фонда России! Эти денежки скоро уплывут на Брайтон Бич, и заморские жулики всех мастей будут на них уминать тихоокеанских крабов, креветок и черную икру.

– А что будут уминать пенсионеры?

Рябов помрачнел и резко передернул затвор именного браунинга.

Я стремительно надел пятнистые походные штаны и выскочил с великим детективом в московскую ночь, ветреную и промозглую.

На всякий случай я положил во внутренний карман своей пятнистой куртки новехонькую колоду игральных карт.

2.

США. Брайтон Бич. Улица Достоевского. 14.05.

Люси, любовница двух братьев Карамазовых, Мити и Алеши, плескалась в ванне, грациозно выполненной в виде огромной жемчужной ракушки.

В ароматизированной воде плавали лепестки чайной розы.

Люси была молода, 19 лет, красива, у нее было отменное пищеварение и белые, острые зубки.

Люси нежилась. Ей было хорошо.

– Митька, – крикнула одному из братьев Карамазовых, – когда этот Баобабов переведет нам денежки, ты купишь мне золотое биде?

Попыхивая гаванской сигарой, в ванную комнату, а точнее залу, если исходить из российских стандартов, вошел Митя.

Он почесал свою курчавую грудь и пальцами ковырнул в расщелине платиновых зубов.

– О биде – базара нет, Люси, – густым тенором сказал он, и отправился на кухню намазывать себе бутерброд с астраханской икрой.

3.

Москва. Метро «Марксистская». Казино «Кристалл». 02.00.

Мы стояли с сыщиком за карточным столом.

Напротив нас крепко расположился на кривых мускулистых ногах директор Центробанка г-н Баобабов. Он то и дело доставал из атласной жилетки шелковый платок с монограммой Центробанка и протирал свою сократовской лепки лысину. Поясная борода Баобабова, отпущенная в духе Домостроя, благородно переливалась сединой.

– Ваши ставки? – спросил я банкира.

– Иду ва-банк! – выдохнул Баобабов. – У меня крестовый валет.

– А у меня козырная дама бубен, – чуть улыбнулся Рябов и добавил: – Господин Баобабов, можно вас на пару слов.

4.

США. Округ Нью-Йорк. Район Брайтон Бич. Ул. Достоевского. 19.13.

Алеша и Митя Карамазовы лично несли по роскошному маршу лестницы золотое биде.

Люси встретила их радостным восклицанием:

– Мальчишки, никак Баобабов денежки перевел?!

– Переведет, куда он денется, – цвикнул через расщелину зубов младший из братьев, Алеша.

– Если не переведет, мы ему башочку продырявим, – осклабился старший брат, Митя Карамазов, напевно артикулируя на гласных.

– Зачем же тогда в расходы вошли? – всплеснула белой лебедкой руками Люси.

– Да, у нас денег, как грязи, – захохотали братья и, дружно топая тупоносыми сапогами по паркету из пихты, прошли в ванную комнату, а точнее, по российским стандартам, залу и бережно поставили золотое биде.

– Конфетка, а не биде! – усмехнулся младшенький, Алешка.

5.

Москва. Вход в казино «Кристалл». 04.10.

– Ты зачем же, морда, деньги пенсионеров проиграл? – грозно вопросил Баобабова Рябов, схватив его за грудки.

– Мудозвон поганый! – истошно крикнул я и на всякий случай ударил Баобабова в пах ногой.

Рябов укоризненно взглянул на меня.

Я потупился.

– Пощадите! – грудным голосом крикнул Баобабов и рухнул перед нами на колени. Прямо в осеннюю лужу.

– Срочно вызывай по мобильнику братьев Карамазовых, – приказал Рябов банкиру. – Либо они к нам. Либо мы к ним. Скажи, что у тебя есть деньги на отыгрыш.

– Господа сыщики, – поджал полные губы Баобабов. – У меня нет бабок.

– Они не понадобятся, – сурово обронил Рябов.

6.

США. Нью-Йорк. Казино «Золотой глаз». 01.53.

Мы отыграли все деньги пенсионного фонда.

Братья Карамазовы хотели пристрелить нас, однако крестный пахан нью-йоркской мафии строго посмотрел на них, и они передумали.

Люси, подружка братьев Карамазовых, буквально рвала на себе свои прекрасные, отлично промытые элитным шампунем волосы.

– Плакало мое золотое биде! – не стесняясь публики, стонала она.

– Молчи, дура, – приказал старший Карамазов, Митя.

– А вот золотой писсуар – точно плакал, – иронично заметил сыщик.

Алеша Карамазов до крови закусил губу.

Баобабов же сиял, как новый рубль.

– Ура! – восклицал он. – Отечественные пенсионеры спасены. Виват, Россия!

Рябов стальной хваткой сжал запястье г-на Баобабова.

– Мы срочно вылетаем в Москву, – жестко произнес он, складывая груду ассигнаций в безмерный пластиковый мешок.

7.

Россия. Москва. Библиотека имени В. И. Ленина. Памятник Достоевскому. 16.01.

Мы расставались с г-ном Баобабовым в центре столицы.

– Играйте лучше в городки, – попросил я банкира.

– Вы правы, – потупился финансист и вдруг сверкнул глазами. – Но расскажите мне, умоляю, как все-таки мы смогли обыграть этих подонков?

– Тайная колода, – бросил Рябов.

– Тайная колода?!

– Покажите, Петя, – разрешил Рябов.

Я достал из внутреннего кармана китайского пуховика колоду, кою захватил в ту судьбоносную ночь из нашего дома.

– Плюньте, – попросил я Баобабова. – И потрите!

Баобабов изогнув брови, плюнул на шестерку пик, потер.

– Джокер! – воскликнул банкир. – Шестерка превратилась в джокер!

– Еще… – разрешил Рябов.

Баобабов плюнул на восьмерку треф. Она превратилась в туза бубен.

– Так все карты, – пояснил Рябов. – Действует ровно на сутки.

– Поразительно! – воскликнул Баобабов. – То-то я все думал, зачем вы плюетесь за карточным столом… Друзья, дайте мне эту колоду, и я озолочу Россию!

– Вы лучше наладьте движение финансовых потоков, – строго сказал Рябов. – А уж потом садитесь за карточный стол.

Баобабов, как помидор, покраснел.

– И мой вам совет, – продолжил Рябов, – смените эту чертовскую фамилию – Баобабов. С такой фамилией немудрено во что-нибудь вляпаться.

– По правде сказать, – заморгал банкир и почесал бороду, – моя фамилия просто Бабов. Приставку «Бао» я взял из любви к японской экономической модели.

– Ну так и внедряйте в России эту японскую модель, – усмехнулся Рябов.

Баобабов втянул огромную лысую голову в плечи и, спотыкающимся шажком, поплелся к арочному мосту через Москву-реку.

После этого случая дела в России пошли резко в гору.

Глава 10
Оренбургский пуховый платок

1.

21.49. Москва

Плутая в интернетовском разделе «Домашние животные», я, акушер Петр Кусков, на сайте о клонировании английской овцы Мэри наткнулся на прелюбопытное сообщение.

– И там нас достали! – искоса глянул я на сыщика и прочитал: «Террористы выкрали с полей Оренбуржья всё поголовье тонкорунных коз».

Рябов вскочил с пуфика, со скрипом натянул красные сапожки, защелкнул за спиной кобуру именного браунинга.

– Куда вывезли? – гортанно спросил он.

– В Закавказье.

– Точнее! – взревел Рябов.

Я приник к голубому экрану.

– Предположительно в село Шавхал-Берды.

– Черт бы побрал интернетовских болтунов, – Рябов передернул правой щетинистой щекой. – Петя, где ваши пятнистые походные штаны? Живо!

2.

06.00. Закавказье

Здесь мне решительно не понравилось.

С крыш постреливали женщины снайперы, нанятые обезумелыми полевыми командирами. Чумазые беспризорники теребили нас за ноги и просили посильную мзду.

«Как бренна жизнь… Сдались нам эти оренбургские платки?!» – внутренне восклицал я, опасливо озираясь на крыши.

Сыщик, отдав червонец сопливому беспризорнику, схватил меня за грудки.

– Космос мы, Петя, профукали, – тихо, но отчетливо произнес он. – Балет, похоже, тоже. Остался оренбургский платок. Если и его…

В глазах инспектора блеснули алмазные слезы.

– Дяденька, дай хлебца, – тормошил Рябова за ногу очередной беспризорник.

Рябов подкинул пацаненку десятку, потрепал его кудлатую голову.

– Вернем коз, тогда и этих горемычных накормим, – преодолев головой спазм, произнес он.

Я зорко посмотрел в небо, темное от гари полыхающих нефтеперерабатывающих заводов.

3.

17.05. Шавхал-Берды

Пару-тройку суток, не смыкая глаз, мы рыскали по всему Закавказью, однако тонкорунных оренбургских коз нигде не было.

В пещере под Шавхал-Берды инспектор поднял с земли клочок тонкорунной шерсти. Внимательно понюхал.

Потом поднял кусочек кизяка, дал мне.

– Коровы? – недоуменно приподнял я брови.

– Это козы, Петечка! Оренбургские!

– Если они были здесь, я бы услышал блеянье.

– Скорее всего, они в Новом Афоне.

– Почему в там?

– Климат закавказских пещер отрицательно влияет на пух оренбургских коз.

4.

09.18. Новый Афон

В Новом Афоне мне понравилось.

Небо там голубое, птицы пестрей и горластее.

Мы услышали гортанное блеянье.

Так блеют только оренбургские козы.

Мы напялили с Рябовым шахтерские каски с прожекторами, углубились в каменистый зев ближайшей пещеры.

Мы кружили меж сталагмитов и сталактитов, вдруг тьма распалась, нас ослепил солнечный свет.

Кратер умершего вулкана пронзал пещеру. В километре от входа в мертвенное пространство солнечными бликами играло изумрудное озеро, а вокруг него росли, прогибаясь от урожая, вишни и черешни, всюду малахитово переливалась травка, а на ней, на травке, счастливо помекивая, паслось стадо оренбургских коз.

– Ура! – не удержался я от восклицания.

– Тс-с! – приставил к моим губам палец сыщик.

И тут я увидел гуртоправов.

Они шли прямо на нас в овечьих бурках.

Хотя лица их до красноты обветрены, я без труда узнал их.

Печально знаменитые Зазаев, Зазхадов и Зузуев.

5.

21.00. Пещера Нового Афона

Зазаев остановился и широко раздул ноздри ястребиного носа.

– Здесь русский дух… – брезгливо поморщился он.

– Здесь Русью пахнет! – поддержал его, дергая носопыркой, Зузуев.

Зазхадов долго вбирал крохотными носовыми отверстиями воздух, однако ничего не почувствовал.

– Кунаки! – обиженно произнес он. – Я не чую… Насморк!

Начался закат.

Пещера медленно и верно погружалась во тьму.

– Почему они только нюхают, а не глядят кругом? – тихо спросил я Рябова.

– Потому что они слепы, как кроты, – на ухо проговорил мне сыщик. – Инвалиды войны с иноверцами.

– С какими еще иноверцами?

– Я слышу русскую речь! – взорвался Зазаев.

– Щупайте все живое… – приказал Зузуев. – Проверенных коз гоните вон из пещеры.

– Вы думаете, кунаки, в стане коз предательство? Они продались иноверцам? – фальцетом вопросил Зазхадов.

– Идиот… – произнес сквозь зубы Зазаев.

– Выполнять! – зычно приказал Зузуев.

Рябов слегка толкнул меня:

– Придется нам на время позаимствовать парочку козьих шкур.

Мы сдернули шкуры с двух, сразу озябших в хладе пещерного воздуха коз и отважно вклинились в стадо.

Зазхадов поднимал каждую оренбургскую козу, тщательно ощупывал ее сверху и снизу, потом бросал к выходу.

Пространство пещеры огласилось истошным козьим блеяньем.

«Хоть бы не рассмеяться, когда он будет ощупывать меня снизу, – пронеслось в моей голове. – Боюсь щекотки до ужаса».

6.

23.55. Пещера Нового Афона

Зазхадов весьма долго щупал меня. Я же, мужественно стиснув зубы, не проронил ни словечка.

Рябов тоже прошел процедуру досмотра стоически, намертво сжав мощные челюсти. Хотя он, это доподлинно мне известно, не боялся щекотки.

Вместе со стадом мы весело выскочили из пещеры.

Именитые бандита стояли неподалеку, обескуражено почесывая под папахами стриженые затылки.

– Я же чуял русский дух? – продолжал удивляться Зазаев.

Зузуев грозно заиграл желваками.

– Кунаки! – воскликнул Зазхадов. – Я понял… Мы перестраховываемся… Даже в козах видим поганых иноверцев.

– Пойдемте назад, – устало подытожил Зузуев.

– А-лю-лю-лю! – позвал Зазаев коз.

Бандиты удалились в пещеру, а мы с Рябовым, сбросив козьи шкуры, скатились в небольшую лощину.

– Как нам вернуть коз? – просипел я.

– Молчите! – шуганул меня сыщик.

Рябов достал из кармана оренбургский платок, затем стащил с пальца обручальное кольцо и попытался просунуть плат сквозь златое отверстие.

Он не проходил!

– Где вы взяли платок? – спросил я.

– В пещере, – ответил Рябов. – Я так и думал…

– Что думали?

– Новоафонский воздух разрушительно действует на пух оренбургских коз. Мы можем возвращаться в Россию. Полноценный оренбургский платок проходит сквозь кольцо легко.

– А наши козы? Где мы возьмем новых оренбургских коз?

Вместо ответа Рябов показал мне ноготь указательного пальца.

– Что такое? – изумился я, акушер Петр Кусков.

– Я наскреб с одной самой симпатичной козы, – улыбнулся Рябов, – парочку клеток.

– Клонирование?!

– А то… И пусть эти слепцы в папахах пасут коз. Лишь бы не воевали. А Россия уже через год вернет всё поголовье тонкорунных.

Мы вышли из лощины.

Потявкивали новоафонские шакалы.

Посвистывали беззаботные суслики.

Бобер сооружал плотину.

На душе стало свободно и весело.

Глава 11
Разговор с мумией

1.

Рябов всегда напоминал мне вулкан, эдакий Везувий, раскаленная лава коего вот-вот побежит через кратер, на радость торговцам пемзой. Беда в том, что с преступностью в России вот уж пару месяцев как было покончено. Бесповоротно! Ловить совершенно некого… Сыщик кусал заусенцы на указательном пальце, да напряженно глядел через распахнутую форточку на сияющий весенний купол Храма Христа Спасителя.

Вдруг Рябов задал мне резкий, почти провокационный вопрос:

– Петя, вы бываете в магазинах?

Я чуть склонил голову.

– Ничего не приметили? – продолжал допытываться великий сыскарь.

– А что я должен приметить? – ловко, вопросом на вопрос, парировал я коварный фехтовальный выпад.

– Пропали лягушачьи лапки! – гортанно произнес Рябов.

– Ну и хрен с ними.

– Как вы близоруки!

«Хоть бы какое-нибудь ограбление произошло, – тревожно подумал я. – Ведь от переизбытка сил мужик свихнется!»

– Знаете что, Рябов… – начал говорить я, вспомнив о пропаже перчатки принадлежащей моей любимой теще, Елизавете Ефимовне, поклоннице дзен-буддизма и учения о переселении душ. Перчатка, заметьте, из меха лайки.

Рябов не дослушал меня.

Накинув на мощные плечи борца непромокаемую плащ-палатку, он вылетел кувырком на улицу.

2.

Вечером в моей квартире раздался звонок.

– Алло, – вежливо сказал я, предварительно подняв трубку.

– Петя, бегом ко мне! Это Рябов…

– Кто говорит?

– Рябов, мать твою!

– Что такое?

– Мы будем гальванизировать мумию!

«Боже мой, – воскликнул я про себя. – Мужик точно тронулся из-за каких-то лягушачьих лапок!»

Я стремительно оделся и, с брызгами наступая на весенние лужи, понесся к Трубной. Там сыщик прикупил по случаю небольшую, весьма уютную однокомнатную квартирку.

3.

То, что я увидел, поразило до немоты.

На столе, прямо в зале, под люстрой с хрустальными цацками, покоился, собственной персоной, вождь мирового пролетариата, Владимир Ленин.

Точнее, лежала мумия, носящая, без сомнения, его же имя.

– Ага! – радостно блеснул на меня глазами Рябов. – Видите?!

Сыщик схватил электрический шнур с двумя металлическими прищепками.

Одну прищепку, заблаговременно сняв сапог с Ленина, Рябов прицепил к его большому пальцу правой ноги. Другую, вызвав своей бесцеремонностью нешуточное изумление, к носу вождя.

– Втыкайте в розетку! – чеканно приказал мне Рябов.

– Кого?

– Вилку! – побагровел Рябов.

И я воткнул.

Раздался треск.

Комната осветилась ослепительным и, я бы сказал, инфернальным светом и…

4.

…Владимир Ильич, как лягушонок, подергав ногами, сел на столе.

– Кхе-кхе! – отчетливо, не без внушительности, произнес он. – Кхе-кхе!

– Где лягушачьи лапки?! – резко, не теряя ни одной секунды, спросил у главаря мирового пролетариата сыщик Рябов.

– Кхе-кхе! – с прежней внушительностью повторил Ленин.

– Где крабовые палочки?! – гортанно произнес я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

– Да подождите вы, Петя, – властно тормознул меня сыскарь.

– Дельфины! – фистулой вскрикнул Ленин. – Пингвины!

– Заговаривает нам зубы? – обернулся я к Рябову.

– Дайте ему разговориться, Петя! Он же почти сто лет лежал в гробу.

– Антар-р-рктида! – по-французски грассируя, проговорил Ленин.

– Точнее… – как штык, воткнул в вождя свой взгляд инспектор.

– Всё загадили! – махнул рукой Владимир Ильич. – Дельфины дохнут. Пингвины мрут. Лягушки отбросили коньки, причем – тотально.

– А крабы? – внезапно спросил я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

– Ой, Петя, вы меня сегодня до греха доведете, – заиграл желваками Рябов.

– Смотреть противно… – задрожали губы Ленина, он заплакал.

– Так кто же может нас спасти? – спросил Рябов. – Коммунисты?

– «Зеленые», – уронил Ленин.

– Зеленые коммунисты? – уточнил я.

– Просто «зеленые», – рассердился Ленин и добавил: – Усыпите меня. Ваша жизнь – кошмар.

5.

До мавзолея мы несли Ленина вдвоем с Рябовым.

Владимир Ильич плакал, предчувствуя сердцем печальное состояние анабиоза.

Вдалеке, напротив театра Эстрады, вспыхнули золотом главы Храма Христа Спасителя.

– Что это? – кротко спросил Ленин.

– Ваши соратники, – объяснил Рябов, – когда-то этот Храм взорвали. Построили бассейн. Демократы восстановили Храм.

– Пустите меня, – попросил вождь. Резво спрыгнул с наших рук.

Ленин разорвал ворот своего клетчатого пиджака, посыпал лысоватую голову какой-то земляной трухой с голубиным помётом, трижды осенив себя крестным знамением, встал на четвереньки и стремительно пополз к Храму Христа.

6.

– Ну, Петя, что вы на все это скажите? – вопросил меня Рябов.

– Всякая дорога ведет к Храму.

– Завтра люди придут в мавзолей. Что они там увидят? Пустоту! Вакуум…

– Свято место пусто не бывает…

Рябов помрачнел.

– Кумир кумиру рознь, – буркнул он, ударив носком ботинка ржавую банку из-под килек. – Далеко не каждый выходец с того света озабочен экологической судьбой нашей планеты. Многим мертвецам на нас наплевать.

– Ребятушки, верните меня в мавзолей! – чуть не вприпрыг бежал к нам из храма Ленин. Лицо его просветлело. Борода пушилась, будто у канонизированного святого.

Я чудом сдержался, чтобы на него не перекреститься.

Глава 12
ЧП на скотобойне

1.

Москву, СПб и Екатеринбург потряс ряд исчезновений знаменитых и, следовательно, весьма дорогих специалистов пиара, знатоков чистых, а также грязных политтехнологий.

Всё было бы хорошо, ничего нового… Однако, когда бесследно исчез самый матёрый политтехнолог нашего времени Василий Суворов, об этом правозащитники зашептались даже в Кремле.

– Петя, – гортанно произнес сыщик Рябов, – если так и пойдет, то следующие всенародные выборы начисто будут лишены рекламы.

– Может это и к лучшему… – я, акушер второго разряда, Петр Кусков харкнул в окно.

Там, на мрачной кирпичной стене, болтались вылинявшие обрывки политических плакатов. Всё что осталось от недавно еще вулканически бушующих выборов.

Рябов вплотную подошел ко мне, стиснув мое предплечье, резко спросил:

– Петя, вы давали клятву Гиппократа?

– Ну, допустим…

– Так пропали же люди!

– Пиарщики-то?!

– Все равно люди. Всех жалко!

Слова сыщика показались мне не лишенными смысла.

Тут в нашу комнату, насквозь разбив оконное стекло, влетел камень. Он был завернут в бумагу.

Я развернул манускрипт.

«Встретимся в полночь на скотобойне Черкизовского мясоперерабатывающего комбината», – хорошо поставленным голосом прочел я записку.

– А подпись? – сверкнул стальными зрачками Рябов.

– Позвольте? Что за чушь?! Подпись – «Кукла Барби».

Инспектор выхватил у меня цидулку, тут же сунул ее в нагрудный карман защитного френча.

– Петя, мы выступаем! Нельзя потерять и минуты.

– Инспектор… На сегодня у меня другие планы. Я хотел принять ванну. Подстричь усики. К тому же я тяжело переношу вид разделанных мясных туш.

Не дослушав меня, Рябов перещелкнул затвор именного браунинга, выскочил в дверь.

2.

На скотобойне мне не понравилось.

Огромные котлы с чем-то зловонным булькали.

Повсюду на железных крюках висели синеватые туши.

Я взглянул на фосфоресцирующие часы «Победа».

– Рябов, – сказал я мягко и убедительно. – Время уже недетское. Пора возвращаться домой.

И тут из-за одного булькающего чана, не спеша, вышла кукла Барби.

Однако какой рост?!

Выше человеческого… Гораздо!

«Переодетый баскетболист Майкл Джордан», – молнией мелькнуло в моей голове.

Да куда там отставнику Джордану?!

Кукла оказалась гораздо выше и полна агрессивных, явно не баскетбольных планов.

Она сняла с одного из крюков тушу барана, внезапно кинула в нас.

– Я – кукла Барби! Поиграйте со мной! – произнесла механически.

Я выхватил из кармана походный скальпель, матово сверкнувший под люминесцентными лампами скотобойни, сурово двинулся на Барби.

Рябов отеческим тоном остановил меня:

– Спокойно, Петя! Будем брать куклу живой.

Увидев мой скальпель, Барби рванула за чаны с варевом.

Мы бросились за ней.

Пролетели цех по разделке свиней, цех по разделке быков, цех по разделке индюков, вбежали еще в какой-то неведомый цех, и – оцепенели.

В помещении на крюках висели полулюди, полубараны.

У кого-то была баранья голова и человечьи конечности.

У кого наоборот… То есть, голова хомо сапиенса, а ноги-руки скотские.

– Помогите! Help! – кричали эти полузвери. – SOS!

Барби замерла. Нажала на своей спине потайную кнопку и вдруг стала на глазах расти.

Три… Четыре метра…

Это уж точно не Майкл Джордан. Куда там ему, бедолаге?!

Башка куклы замаячила под самой крышей, глумливо глядя сквозь туман мясных испарений.

– Я – кукла Барби! Поиграйте со мной! – пробасила куколка.

Барби схватила чан со смрадной жидкостью и окатила нас с Рябовым с головы до ног.

Сыщик, этот утонченный эстет и педант, не выдержал. Он вырвал из потайной кобуры браунинг и с одного выстрела разрывной пулей разнес пластмассовый черепок Барби.

3.

Подошли к поверженному колоссу.

– Я – кукла Барби! Поиграйте со мной… – просипела игрушка.

– Чем она говорит? – похолодел я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

– А вот чем…

Рябов мускулистым рывком перевернул вражью куклу, разорвал ей на спине платье, выковырнул походным ножом огромную, размером с банку тушенки, пищалку.

Сыщик нажал на неё указательным пальцем.

– Я – кукла Барби… Поиграйте со мной… – загнусила гадина.

– Ну уж нет! – усмехнулся Рябов, подбросил пищалку, с одного выстрела раздробил ее вдребезги.

Тут началось невообразимое.

Туши на крюках зашевелились.

И не только!

Баранья шерсть слезала клоками. Отпадали хвосты.

Через пять минут мы были окружены плотной толпой наших соотечественников.

– Кто вы? Как сюда попали? – пролепетал я посиневшими губами.

Толпу властно раздвинул мужчина средних лет, с сивой бородкой, весьма мне знакомой по телеэкранам.

– Мы – пиарщики! Мастера чистых и грязных политтехнологий! – ответил бородач. – Я – матёрый политтехнолог, инженер предвыборных душ, Василий Суворов.

4.

– Здравствуйте, господин Суворов! – мы с сыщиком уважительно склонили свои уже начинающие седеть головы.

Суворов ткнул носком ботинка из крокодиловой кожи в бренные останки Барби:

– Сия куколка закинута нам со спутника-шпиона.

– Китайцами?! – не удержался я, Петр Кусков.

– Почему китайцами? – нахмурился Суворов. – ЦРУ, конечно.

– Чего ради?

– Месть за неудачные президентские выборы…

– Спасибо за освобождение! – внезапно дружно прокатилось под сводами скотобойни.

Мы оглянулись с Рябовым.

Невероятно!

Нас обступили тысячи блистательных виртуозов пиара. Еще минуту назад они были баранами, быками, индюками и даже курами. А вот гляди-ка! Очеловечились…

Некоторые из них стряхивали с кашемировых пиджаков баранью шерсть, а кое-кто скидывал с бабочек, осыпанных бриллиантовой крошкой, куриные пух и перо.

– Все политтехнологи? – прерывающимся голосом вопросил я, акушер Кусков.

– Да! – склонил свою живописную главу Василий Суворов. – Но спаслись далеко не все… Кого-то наш электорат проглотил в виде колбасы, молочных сосисок и копченых сарделек.

– Инспектор Рябов, – проникновенно обратился я к своему другу и наставнику. – Вот ещё один повод стать вегетарианцем.

– И дарить детям, – подхватил мысль Рябов, – вместо кукол Барби хохломские глиняные свистульки и расписные матрешки из Гжели.

– На этот раз почти все обошлось, – подытожил я. – Больше это не повторится.

– Не обольщайтесь… – строго глянул на меня Василий Суворов. – На следующие выборы Госдеп завернет нам еще какую-нибудь поганку.