Текст книги "Рама Явленный"

– Удивительно, – Николь покачала головой.

– И это только начало. Каждая из четырех манно-дынь, которые вынес Ричард, также содержала свой набор сжатых данных – с известными различиями. Из них в зоопарке октопауков выросли мирмикоты. Теперь сеть содержит и их воспоминания… Полагаю, что тебя ждет настоящее приключение.

Николь остановила свою коляску.

– Почему ты не сказал об этом раньше? Я бы потратила больше времени на…

– Этого не следовало делать, – ответил Орел. – В первую очередь тебе нужно было обжиться среди своих… Прежде ты не была готова для этой встречи.

– Вы управляете мной, контролируете то, что я вижу и переживаю, – проговорила Николь без возмущения.

– Быть может, – согласился Орел.

Николь приближалась к сети – как это ни удивительно – со страхом. Вместе с Орлом они вступили в комнату, не столь уж отличающуюся от той, в которой обитала Николь со своей семьей. Возле стены сидела пара мирмикотов. Ватная сеть, или паутина, занимавшая процентов пятнадцать объема комнаты, размещалась в правом углу. Посреди плотного белого материала виднелся разрыв, как раз достаточный для Николь и ее коляски. Орел велел Николь закатать рукава и поднять платье до колен.

– Итак, – проговорила она с легким недовольством, – оно рассчитывает, что я въеду в это пространство и дам опутать себя волокнами.

– Да, – отозвался Орел. – Один из мирмикотов сказал сети, чтобы она выпустила тебя по первому требованию… Я буду здесь все время, чтобы ты не тревожилась.

– Как рассказывал мне Ричард, – произнесла Николь, все еще не решаясь войти, – для того чтобы вступить с ней в контакт, ему потребовалось довольно много времени…

– Теперь это не проблема, – ответил Орел. – В образце сохранилась информация о методах общения с человеческим мозгом.

– Ну что ж, – Николь нервно провела рукой по волосам, – поехала. Пожелай мне удачи.

Николь въехала в разрыв посреди ватного переплетения и выключила двигатель коляски. Менее чем через минуту существо окружило ее, так что она не могла даже видеть Орла. Николь попыталась успокоить себя. «Больно не будет», – сказала она себе, ощутив, как первые сотни и тысячи тоненьких волокон погружаются в кожу рук, ног, шеи и головы. Как Николь и предполагала, больше всего нитей оказалось возле головы. Она вспомнила описание Ричарда. «Отдельные волокна чрезвычайно тонки и заострены. Я даже не ощутил, что они погрузились в мое тело, пока не попытался оторвать одно из них».

Николь поглядела на характерный клубок нитей в метре от ее лица. Ганглий медленно полз к ней, остальные элементы в тонкой сети также меняли положение. По спине Николь пробежал холодок. Наконец умственным взором она увидела, что находится внутри живого существа. Тут-то и начались изображения.

Она сразу поняла, что существо-сеть читает ее мысли. Картинки собственной жизни в ошеломляющем темпе возникали в уме Николь, не задерживаясь настолько, чтобы пробудить чувство. В череде их не было порядка… детские блуждания по уютному лесу возле Шилли-Мазарин сменялись хохочущим лицом Марии, выслушивавшей очередное мудреное повествование Макса.

«Идет стадия передачи информации, – подумала Николь, вспомнив отчет Ричарда о времени, проведенном внутри сети. – Существо копирует в себе мою память. Причем с очень высокой скоростью». Она удивилась, тому, зачем сети могут понадобиться ее воспоминания, и неожиданно увидела… самого Ричарда в просторном зале с незавершенными фресками на стенах. Четкость изображения поражала. Николь словно бы оказалась перед цветным телеэкраном, размещенным в недрах ее мозга. В зале около дюжины мирмикотов делали наброски и раскрашивали незаконченные фрески.

И вся эта великолепная работа была затеяна лишь с одной целью: предоставить Ричарду информацию о том, чем он может помочь инопланетянам. Часть фресок занимало пособие по биологии, оно поясняло сущность трех форм этого вида (манно-дынь, мирмикотов и сетей) и взаимоотношений между ними. Картинки были настолько отчетливы, что Николь казалось, будто она стоит вместе с Ричардом. И потому даже испугалась, когда новая последовательность воспоминаний перенесла ее к сцене прощания между Ричардом и его проводником-мирмикотом.

Ричард и мирмикот находились в тоннеле у дна бурого цилиндра. Кадры с любовью подчеркивали каждую деталь их прощания. Бородатому Ричарду явно было не слишком удобно нести оттягивавшие его рюкзак четыре тяжелые манно-дыни, два кожистых птичьих яйца и цилиндр, вырезанный из сети. Но, видя решимость в глазах Ричарда, оставившего обреченное поселение, Николь могла понять, почему этот вид считает его героем. «Рискуя своей жизнью, – напомнила она себе, – он спас их от истребления».

Ум ее наполнили новые картинки. Дело происходило в зоопарке октопауков сразу же после появления на свет мирмикотов, вылупившихся из манно-дынь, которые Ричард доставил из Нью-Йорка. Невзирая на четкость, Николь не следила за ними пристально. Она по-прежнему думала о Ричарде. «После пробуждения я еще не позволяла себе скорбеть о твоем уходе, потому что не хотела обнаруживать слабость. А теперь, вновь так близко увидев твое лицо, вспомнив, сколь многое перенесли мы вместе, я понимаю, как смешны мои попытки не думать о тебе. Когда мы переживаем любимых, в воспоминаниях о прежней любви черпаем мы радость и силу».

Вдруг мимолетное изображение человеческих фигур – мужчины и женщины с крошечным ребенком на руках – привлекло внимание Николь. «Погоди, – едва ли не вскрикнула Николь. – Верни назад, я хочу их увидеть». Сеть не воспринимала ее мысли и продолжала показывать картинки. Оставив свои воспоминания о Ричарде, Николь сфокусировала мысли на кадрах «внутреннего телевизора».

Менее чем через минуту она увидела всех троих снова: люди шли следом за смотрителем зоопарка октопауков мимо пространства, отведенного мирмикотам. Мария сидела у матери на руках. Отец ее, темноволосый симпатичный мужчина, подволакивал ногу. «Я никогда не видела его, – подумала Николь. – Иначе бы запомнила».

Изображений Марии и ее родителей больше не было. Далее видеоповествование рассказало о переселении мирмикотов после начала бомбардировок. Николь поняла, что последние кадры относились ко времени, когда октопауки и люди спали. «Ну а вскоре, если я правильно понимаю их жизненный цикл, четверо мирмикотов, порожденных принесенными Ричардом манно-дынями, превратились в сеть… сохранив всю свою память».

Картинка в уме ее полностью изменилась. Теперь Николь видела, надо полагать, сцены жизни родной планеты птиц и сетей. Она вспомнила, что рассказывал ей о них Ричард после ее возвращения из Нового Эдема.

Въехав внутрь сети, Николь преднамеренно оставила руку на пульте. Нажав переключатель вперед-назад, она чуть дернулась на месте. Изображение немедленно прекратилось, и существо принялось втягивать свои нити.

6

На следующий день примерно за час до ленча часть стены во всех помещениях «морской звезды» превратилась в большой телеэкран. Всем обитателям объявили, что через тридцать минут последует важное сообщение.

– Всего третий раз, – пояснил Макс Николь во время ожидания, – к нам обращаются с подобным сообщением. В первый раз это случилось сразу же после того, как мы появились здесь, во второй – когда было решено разделить области обитания видов.

– Что же ожидает нас сейчас? – поинтересовался Мариус.

– Наверное, расскажут о подробностях грядущего переезда, – ответил Макс. – Во всяком случае, так считает большинство.

В назначенное время на экране появилось лицо Орла.

– Когда в прошлом году после пробуждения всех вас вывезли с Рамы, – начал Орел, сопровождая свою речь цветовыми полосами на лбу, – мы сказали вам, что этот корабль не станет вашим постоянным местом обитания. Теперь мы можем переселить вас в другие места, где более благоприятные условия жизни.

Помедлив немного. Орел продолжил:

– Однако вы будете разделены. Примерно одну треть нынешних обитателей «морской звезды» переведут на Носитель: огромный плоский корабль, который будет располагаться вблизи Узла еще чуть меньше недели. Через несколько часов он завершит все свои дела на прежней стоянке и переместится сюда. Те из вас, кто приписан к Носителю, перейдут на него сегодня после обеда.

– Остальные в ближайшие три-четыре дня переселятся в Узел. Здесь, на «морской звезде», не останется никого… Мне бы хотелось подчеркнуть, что в обоих местах вы будете отлично размещены – куда лучше, чем здесь.

Орел сделал паузу – секунд на пятнадцать, – чтобы аудитория осознала его слова.

– После моего выступления на телеэкранах будет показан перечень всех, кто присутствует на борту, с указанием номера каюты и места приписки. Понять будет просто. Если твое имя и идентификационный код пропечатываются на экране черными буквами на белом фоне, значит, ты назначен на Носитель. Если же имя и код написаны белыми буквами на черном фоне, ты, проведя здесь несколько дней, будешь переведен в Узел.

– К вашему сведению, на Носителе каждый вид будет содержаться раздельно. Никакого межвидового общения не предусмотрено, за исключением случаев естественного симбиоза. Напротив…

– Вот радость-то для вождей наших! – заметил Макс. – Совет уже не один месяц агитирует за раздельное проживание.

– …ситуация в Узле будет требовать регулярного общения… Распределяя обитателей «морской звезды», мы старались направить каждого индивида в наиболее подходящие ему условия. Выбор был произведен на основании всех наблюдений за вами, проведенных здесь и на Раме… Однако важно, чтобы все осознали – после разделения на группы общения между ними не будет. Те, кто сегодня отправляется на Носитель, больше никогда не увидят будущих обитателей Узла.

– Все, кто приписан к Носителю, – продолжил Орел, – должны немедленно приступить к сборам и завершить их еще до обеда. Но те, кто определен в Узел, в случае нежелания могут изменить место своего назначения. Сегодня, после того как все приписанные к Носителю перейдут на свой корабль, я жду в кафетерии тех, кто хочет вместо Узла отправиться на Носитель… Если у кого-нибудь из вас есть вопросы, весь следующий час я буду находиться за большим столом в нише главного коридора…

– И что сказал тебе Орел? – спросил Макс у Николь.

– То же, что и двадцати другим людям, пришедшим к нему с тем же вопросом. Для тех, кто назначен на Носитель, никакого пересмотра не будет. Могут решать лишь те, кто приписан к Узлу.

– Это было, когда Наи… э, сорвалась? – спросила Эпонина.

– Да, – ответила Николь. – Но до этого она держалась прекрасно. Когда Наи пришла к нам после того, как были объявлены списки, я нашла ее удивительно спокойной… Она явно успела убедить себя, что назначение Галилея – какая-то канцелярская ошибка.

– Я вполне могу понять, что она чувствовала, – проговорила Эпонина. – Признаюсь, сердце мое дрогнуло, пока я не убедилась, что все мы приписаны к Узлу.

– Держу пари, распределением расстроена не только Наи, – Макс встал и начал шагать по комнате. – Только представь себе, что бы мы делали, если бы Мариус был приписан к Носителю.

– Ну, это понятно, – быстро ответила Эпонина. – Мы бы тогда перевелись к сыну.

– Ага, – произнес Макс, чуточку помедлив. – Наверное, ты права.

– Этот вопрос Патрик и Наи сейчас обсуждают в соседней комнате, – сказала Николь. – Они попросили молодежь выйти, чтобы можно было переговорить с глазу на глаз.

– Ты считаешь, что Наи сумеет так скоро справиться с дополнительным стрессом после этого… инцидента? – спросила Эпонина.

– У нее нет никакого выбора, – ответил Макс. – Есть только пара часов на решение.

– Двадцать минут назад она показалась мне вполне спокойной, – промолвила Николь. – Легкого успокоительного хватило… Патрик и Кеплер были с ней очень ласковы… Я думаю, что этой выходкой Наи больше всего перепугала себя.

– Итак, она действительно набросилась на Орла? – поинтересовалась Эпонина у Николь.

– Нет… один из кирпичеголовых схватил ее, как только она закричала. Но она утратила контроль над собой и могла сделать все что угодно.

– Черт, – проговорил Макс, – если бы мне в Изумрудном городе сказали, что Наи способна кинуться на кого-нибудь, я бы ответил каждому…

– Да, – перебила его Николь, – только тот, у кого были дети, способен понять те могучие чувства, которые испытывает мать к своему чаду. Наи страдала не первый месяц… я не оправдываю ее реакцию, но, конечно же, понимаю…

Николь умолкла. В дверь вновь постучали, несколько мгновений спустя в комнату вошел Патрик, не скрывавший волнения.

– Мама, мне нужно с тобой поговорить.

– Мы с Эп можем выйти в коридор, – сказал Макс, – если хотите…

– Спасибо, Макс… Я действительно буду очень обязан тебе за это, – озабоченно проговорил Патрик. Николь еще не видела сына таким расстроенным.

– Не знаю, что делать, – промолвил Патрик, оставшись вдвоем с Николь. – Все произошло так внезапно… Мне кажется, что Наи ведет себя совершенно неразумно, но я не могу… – голос его угас. – Мама, она хочет, чтобы все мы переписались на Носитель. Все до единого. Ты, я, Кеплер, Мария. Макс… Все мы… Она утверждает, что в противном случае Галилею будет там одиноко.

Николь поглядела на сына, на глаза его наворачивались слезы. «У него не хватает жизненного опыта, чтобы справиться с подобным кризисам, – торопливо подумала она. – Он ведь бодрствует чуть более десяти лет всей своей жизни».

– А что сейчас делает Наи? – негромко спросила Николь.

– Медитирует, – ответил Патрик. – Она говорит, что таким образом обретет душевный покой… и силы…

– И ты должен уговорить всех нас?

– Да, наверное… Но, мама, Наи даже в голову не пришло, что кто-то может отклонить ее предложение. Она не сомневается в том, как все поступят.

Патрик явно мучился. Николь хотелось протянуть к нему руки, своим прикосновением изгнать душевную боль.

– И как, по-твоему, надлежит поступить? – спросила Николь после долгого молчания.

– Не знаю, – Патрик принялся расхаживать по комнате. – Как и все вокруг, я заметил, что на Носитель отправлены все активные члены Совета и большая часть людей, переведенных в другие условия. Люди, к которым мы относимся с симпатией и уважением, как и почти все октопауки, приписаны к Узлу… Но мне жаль Наи. Она не может представить себе, что Галилей окажется один, навсегда отрезанным от всякой привычной опоры…

«А что бы ты делала, – спросил Николь внутренний голос, – на месте Наи? Разве ты утром не ударилась в панику, представив себе, что тебя могут отделить от Бенджи?»

– …Может быть, ты поговоришь с ней, мама, – предложил Патрик, – когда она закончит медитацию? Она выслушает: Наи всегда говорила, что уважает тебя за мудрость.

– Возможно, ты хочешь, чтобы я ей что-то передала от тебя? – спросила Николь.

– Скажи ей… – Патрик принялся ломать руки, – скажи ей, что она не вправе навязывать свое мнение всем. Пусть решает только за себя.

– Хороший совет, – проговорила Николь, поглядев на сына. – А скажи мне, Патрик, – спросила она помедлив, – ты уже решил, что будешь делать, если Наи отправится на Носитель, а мы нет?

– Да, мама, – негромко ответил Патрик. – Я буду с Наи и Галилеем.

Николь остановила свое кресло в уголке возле обсервационного окна. Она была одна, как и хотела. Утро выдалось настолько нервным, что она уже не ощущала в себе сил. Николь поначалу казалось, что разговор ее с Наи складывается удачно. Наи внимательно, без особых комментариев, выслушала ее советы. И поэтому через час Николь была крайне удивлена, обнаружив перед собой разгневанную Наи в компании Макса, Элли и Эпонины.

– Патрик сказал мне, что никто из вас не собирается последовать за нами, – выпалила Наи. – Так вот какой награды я удостоилась за многолетнюю преданность своим друзьям… Ради вас я увела своих детей из собственного дома. Я лишила Кеплера и Галилея нормального детства из уважения и восхищения перед вами, Николь, моим примером для подражания… И теперь в ответ на мою просьбу…

– Наи, это нечестно, – тихо проговорила Элли. – Все мы любим тебя и глубоко расстроены случившимся… Мы бы последовали за тобой и Галилеем на Носитель, если бы…

– Элли, Элли, – Наи опустилась на колени перед подругой и разразилась слезами. – Неужели ты забыла все часы, которые я провела с Бенджи в Авалоне?.. Да, конечно, я делала это по собственной воле, но не будь он твоим братом, братом моей лучшей подруги, разве я стала бы уделять ему столько внимания?.. Элли, я люблю тебя… Мне нужна твоя помощь… Прошу вас, прошу, не оставляйте нас. Хотя бы ты и Никки…

Элли тоже ревела. Пока эта грустная сцена не завершилась, в комнате не осталось сухих глаз. В конце концов Наи принесла самые глубокие извинения каждому.

Глубоко вздохнув, Николь поглядела в окно. Она знала, что нуждается в отдыхе от переживаний. Уже дважды за этот день она ощущала резкую боль в груди. «Даже все эти магические зонды не могут помочь мне, если я сама не позабочусь о себе», – подумала она.

Огромная палуба Носителя распростерлась теперь буквально в нескольких сотнях метров от них. Громадное сооружение внушало даже еще больший трепет, чем когда оно располагалось возле Узла и «морская звезда» липла к нему сбоку, поэтому из окна видна была лишь часть корабля. Длинную плоскую металлическую «равнину» нарушали лишь комплексы какого-то оборудования и прозрачные купола – пузыри, как их стали звать, – беспорядочно разбросанные на ее просторах. Один из них, прямо перед окном, поднимался над поверхностью на две сотни метров. Другие были весьма невелики. Из окна Николь видела одиннадцать куполов. Пока Носитель подходил к «звезде», их насчитали семьдесят восемь.

Нижняя часть Носителя была крыта металлом. Прямые борта опускались вниз на километр, потом слегка скашивались и закруглялись. Издали толщина корабля казалась несопоставимой с его длиной и шириной – примерно сорок километров на пятнадцать. Но отсюда вблизи было ясно, какой огромный объект обнимала угрюмая серая поверхность.

Прямо на глазах наконец отвлекшейся Николь из серого борта, неподалеку от палубы, вырос выступ, удлинился, превращаясь в тонкую трубку, направившуюся к «звезде». После незначительной коррекции она соприкоснулась с главным шлюзом.

Николь улыбнулась себе. «Вот и еще один невообразимый день в моей невероятной жизни. – Чуть изменив позу, она ощутила легкое неудобство в области бедра. – Жаль, что ничем нельзя помочь Наи. Но требовать, чтобы все принесли себя в жертву ради Галилея, тоже неправильно».

Она ощутила прикосновение к руке и повернула голову. Рядом с ней стояла Синий Доктор.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила октопаучиха на своем языке.

– Теперь лучше, – ответила Николь, – но сегодня пришлось нелегко.

Синий Доктор обследовала Николь с помощью монитора.

– Сегодня было два довольно серьезных приступа, – сказала Николь своему лечащему врачу. – Они проявились весьма отчетливо.

Октопаучиха внимательно разглядывала цветовые полосы на экране.

– Почему ты не вызвала меня? – осведомилась она.

– Я уже хотела, но было не до этого… Я полагала, что у тебя хватает своих дел…

Синий Доктор подала Николь флакончик со светло-голубой жидкостью.

– Выпей, это средство ослабит реакцию сердца на волнения в течение ближайших двенадцати часов.

– Но ведь мы не расстанемся с уходом Носителя? – спросила Николь. – Каюсь, я не слишком внимательно разглядывала вашу часть списка.

– Да, – ответила Синий Доктор, – восемьдесят пять процентов существ нашего вида будут переведены в Узел. Альтернаты составляют примерно половину октопауков, назначенных на Носитель.

– Итак, мой друг, – Николь выпила лекарство, – что все вы думаете о предстоящем расставании?

– Мы считаем, что весь эксперимент достиг важной узловой точки и теперь обе группы будут заняты совершенно разными делами.

– Не очень-то конкретная перспектива, – усмехнулась Николь.

– Действительно, – согласилась Синий Доктор.

После того как последний назначенный на Носитель проследовал через шлюз в недра будущего своего дома, восемьдесят два человека и девять октопауков собрались в кафетерии на назначенную Орлом встречу. Присутствовать разрешили лишь тем, кто официально запросил изменения статуса. Остальные обитатели «звезды» еще толклись на обсервационной палубе и в общественных помещениях, желая дождаться исхода собрания.

Николь возвратилась на свое место и задумалась. Она сидела в кресле-каталке, разглядывала Носитель и размышляла обо всем увиденном за последние часы. По большей части отбывающие не скрывали праздничного настроения… удовольствия от того, что более не придется пребывать среди инопланетян.

Некоторые прощались с грустью, но таких было на удивление мало. Галилею предоставили десять минут на прощание с семьей и друзьями. Патрик и Наи заверили молодого человека, продемонстрировавшего почти полное отсутствие каких бы то ни было эмоций, что вместе с братом Кеплером присоединятся к нему еще до вечера.

Галилей оставил «морскую звезду» одним из последних людей. За ним проследовала небольшая стайка птиц и мирмикотов. Сетчатый материал и остающиеся манно-дыни были упакованы в ящики, которые несли кирпичеголовые. «Ну, этих-то я больше не увижу», – решила Николь, выслушав прощальный крик замыкающей шествие птицы.

– Все вы, – обратился Орел к собравшимся в кафетерии, – потребовали пересмотра назначения, попросили разрешения считать будущим домом не Узел, а Носитель… Сейчас я хочу пояснить вам два различия в условиях жизни на Носителе и Узле. Тех, кто, взвесив новую информацию, не передумает, мы переместим на Носитель.

– Как я уже говорил сегодня утром, на Носителе не разрешается межвидовое общение. Каждый вид разумных существ будет обитать отдельно, причем исключается вмешательство в вашу жизнь другого разума, даже того интеллекта, который я представляю. Ни теперь, ни потом. Каждый вид существ на Носителе будет предоставлен самому себе. Однако за межвидовым общением в Узле мы будем следить. Не так, как здесь, на «морской звезде», но тем не менее… Мы полагаем, что присмотр и контроль являются необходимым условием совместной жизни…

– Второй фактор, пожалуй, важнее. На Носителе размножения не будет. Все попавшие на Носитель, к какому бы виду они ни принадлежали, навсегда останутся стерильными. Им предоставят все необходимое для счастливой и долгой жизни, однако размножение исключается. Напротив, в Узле никаких ограничений на размножение не предусмотрено.

– Прошу позволить мне закончить сообщение, – проговорил Орел, заметив желающих задать вопросы. – У вас остается два часа на решение… Все, кто не передумал, могут прийти с вещами и попросить Большого Блока открыть шлюз…

Николь не удивило, что Кеплер более не испытывал желания отправиться на Носитель. Молодой человек без всякой радости подал на пересмотр – в основном из верности и любви к матери. И после этого не отходил от Марии, в которой явно не чаял души.

Кеплер на всякий случай заручился поддержкой всех остальных членов семьи, но пререканий не последовало: Наи признала за Кеплером право стать отцом. В порыве великодушия она даже предложила Патрику сделать то же самое. Однако тот заявил, что ей уже нечего думать о детях, а сам он видит в Кеплере и Галилее собственных сыновей и отцовством сыт.

Николь, Патрик, Наи и Кеплер прощались в одной из комнат. День был полон слез и разлуки, все четверо уже не чувствовали никаких сил. Обе матери навеки распрощались со своими сыновьями. В заключительной сцене проступала трогательная симметрия. Наи просила Николь позаботиться о Кеплере; Николь просила Наи не обделять ее сына своей чистой бескорыстной любовью.

Приподняв тяжелые сумки, Патрик перебросил их через плечо. Пока они с Наи выходили, Кеплер стоял возле Николь, не выпуская ее старческой руки. И только когда дверь за ними закрылась, Николь дала волю слезам. «Прощай, Патрик, – подумала она с болью в сердце. – Прощайте, Женевьева, Симона и Кэти. Прощай, Ричард».