Текст книги "Сверхигра"

АВТОР. УРОВЕНЬ 2

Уже вторую неделю подряд я не мог остановиться. Еще раз, еще и еще…

За окнами курились последние клубы едкого торфяного смога, и удушливая августовская жара липла к телу потными кругами, а на экране монитора уже разворачивались картины иного апокалипсиса. Мертвые улицы мертвого города, желтые листья разлетаются прочь от дробного стука моих шагов… Моих?

Припятское колесо обозрения скрипит от порывов ветра; краска уже давно облупилась и осыпается на асфальт, весь в трещинах. Видеокарта заменена на самую мощную, вместе с ней и «материнка», и оперативная память, и все, что насоветовал Андрей, знакомый сисадмин. Все равно не хватает. Оба кулера воют, как вертолетные лопасти, словно грозят поднять корпус вверх и выпорхнуть в окно. Графика, натуральность всего происходящего, почти кинематографическая реальность – все завораживает, не дает оторваться. Последний раз такое было в 1997 году, когда я, начинающий геймер, купил себе «Sony Playstation» и открыл для себя «Final Doom». Вы помните тех обезьян-импов, плюющих огненными шарами, пауков-пулеметчиков и свинообразных розовых демонов, прущих напролом на своих двух ногах? Ты стреляешь по ним из двустволки, они падают замертво и издают предсмертный хрюк. Одно мрачное марсианское подземелье сменяется другим, длинные коридоры просто кишат монстрами; ты сохраняешься, погибаешь, воскресаешь вновь, расстреливаешь бочки с напалмом – и так до четырех утра, когда на улице уже светлеют окологоризонтные облака. Обессиленный, валишься в кровать, но во сне продолжаешь бродить по тем же залам и крошить, стрелять, убегать, нападать вновь…

Утро тоже не сулит спасительного перехода в повседневную реальность. Коллеги по работе в строительной организации что-то говорят о поставках, договорах и отчетных документах, но в твоем полусонном сознании они похожи на зомби-солдат (пришельцы превратили марсианских колонистов в биороботов), что вот-вот окружат тебя и изрешетят своими «М-16».

Не дождетесь, суки, где моя ракетница и супердробовик?! «Артур, срочно к директору», – звонит озабоченный секретарь. Понятно – финальный уровень «финального Дума», сейчас появится Супербосс: Кибердемон с ракетницей вместо руки или Паук-предводитель, поливающий все живое из шестиствольного пулемета. На совещание к шефу, простому рязанскому мужику Борису Семеновичу Спорыхину, ставшему владельцем целой фирмы, снабженец Артур идет с рабочей документацией, счетами на оплату и большой плазменной пушкой BFG-9000. При умелом использовании можно одним выстрелом поразить главного Босса, а 40 невидимых лучей после взрыва плазмы добьют всех его заместителей. В 1999 году два американских школяра, обыгравшихся в «Doom», так и сделали. Говорят, что один из них, по фамилии Харрис, разработал мод[6]6
  Модифицированный уровень. – Прим. авт.


[Закрыть], в котором воспроизвел интерьер любимого колледжа, а потом пришел туда со своим напарником и перестрелял из дробовиков своих учителей и одноклассников. Их на месте преступления арестовала полиция. Вот придурки, малолетние дегенераты. Надо было гасить зомби-одноклассников и зомби-учителей из пулеметов – у них хорошая убойная сила, а подъехавших копов – ракетами и сразу сматываться на следующий уровень. Тьфу, о чем это я…

Ах да, Припять…

В Припяти не было никого. Ни друзей, ни монстров, ни ментов, ни ботов – вообще НИ-КО-ГО. Нулевой геймплей, только листья и вечная осень. Мне казалось, температура там немного понизилась, но вопрос, «в чем и чем это было выражено», ставил в тупик. Просто ощущение некой реальности, достигнутой неизвестным мне разработчиком. В том, что этот аддон сделан не компанией «GSC», сомнений не было. Диск пиратский – более пиратский, чем одноногий Джон Сильвер, капитан Джек Воробей и старина Флинт, вместе взятые. В павильоне B-14 на «Савеле» других не продают. Он оказался завирусованным, а может, и незавирусованным, это неважно, важно то, что, провалившись на неизвестный сталкерскому сообществу уровень, я оказался словно в параллельном сталкерском мире. Мире, где сталкер – всего лишь один, я сам. С ума сойти. Сюр какой-то, с поправкой на сюр, творившийся за окном.

Грибы за 1000 мкР/ч

Вторично в этом павильоне я материализовался уже в сентябре, перед поездкой в Сочи. Надо было ехать на курорт, собирать фотоматериалы для будущего путеводителя. Прикупить лишнюю флешку, штатив, то да се… Продавец в В-14 сидел тот же самый, чем-то неуловимо напоминающий Джерри из мультсериала об эпическом противостоянии кота и мышонка. Я чувствовал себя немного по-дурацки. Ну хорошо, если честно – полным идиотом.

Ноябрь в Припяти

– Извините, я у вас покупал диск со «Сталкером» месяц назад. Там есть вирус… Не подскажете, откуда он взялся?

– Не понял, какой вирус? У нас все диски нормальные.

– Сомневаюсь, что нормальные, если стоят 200 рублей. Но дело не в этом. Там есть аддон… не входящий в официальное описание игры, с другой графикой. Короче, не совсем обычный диск.

Как ни старался я говорить потише, продавец сотовых телефонов, сидящий рядом, повернул голову. Посетитель, рассматривающий музыкальные сидишки, – тоже.

– Честно говоря, не понял. Диск при вас? Хотите его вернуть?

– Нет, не хочу! Я просто спрашиваю, где вы их берете. У вас один поставщик или… короче, ладно, извините.

Продолжать беседу было бесполезно. Паренек уже сделал непроницаемое лицо, какое бывает при допросах инспектора-налоговика или претензиях покупателя-неадеквата, из разряда «А че это я за телефон ваш две тыщи заплатил, а он в нашем доме плохо берет сеть».

Надо было купить продуктов в супермаркете по дороге домой. Я решил зайти в универмаг «Перовский» у метро «Новогиреево», а оттуда ехать на маршрутке в свой Железнодорожный. Надо ж было так обозвать подмосковный городишко, в 10 километрах к востоку от МКАД. Жили себе граждане поселка Обираловка, обирали заезжих купцов. Житуха и впрямь была не сахарной, недаром Анна Каренина где-то здесь бросилась под поезд. И вот на тебе – Железнодорожный. Да, здесь есть железная дорога. Предлагаю переименовать Москву в Пробкино, а Париж – в Эйфелевобашенск. Во всяком случае, столичные власти оказались куда креативней и нарекли кинотеатр на площади у метро экзотичным словом «Киргизия», хотя ничего киргизского в его экстерьере не наблюдается. Пространство между этими двумя монстрами торговли пищей для желудка и души сплошь заставлен автомобилями, так что к парадной лестнице «Перовского» пришлось продираться сквозь железный частокол, тщательно протирая своей курткой боковые зеркала.

Все как обычно: универсам «Перекресток» на первом этаже, бдительный охранник сканирует портфель ультрафиолетом своих пустых глаз. Полки с соками, лотки-холодильники полуфабрикатов и почти «живое» пиво на отдельной полке. Это называется «выкладка товара», и ушлые менеджеры залов получают хорошие откаты, чтобы чей-то товар выложили лучше других – на уровень глаз покупателей например. Я уже неплохо тут ориентируюсь и в считаные минуты набиваю корзинку всякой снедью. Рабочий день еще не окончен, у касс народу немного, не более трех человек. В голове, как заезжая пластинка, прокручивался этот дурацкий диалог с Джерри-мышонком. Кто-то уронил пакет с макаронами, и он от души хлюпнул о пол, заставив меня повернуть голову. В этот момент здоровенный детина беспардонно залез вперед, одаривая растерявшихся соочередников вчерашним пивным перегаром. Я меланхолически вмешался:

– Пардон, любезнейший, это ничего, что мы тут стоим, мешаем, когда вы без очереди лезете?

– Че-ево? Тычетоищькудващ… – Бывает такой дефект речи или мыслей, когда речь превращается в труху уже на выходе из гортани. Разборчиво прозвучало лишь последнее слово «на фиг».

– Угу, – смирился я, – проехали, командир. Надо – значит, надо. Я отойду на минутку. – Это уже к степенной тетке в красном пальто, стоявшей сзади. – Забыл кое-что прихватить.

Там, в левом конце торгового зала, был винно-водочный отдел. Неторопливо туда. Три консультанта, видные эксперты по вискарю и коньякам, втюхивают покупателям марки, стоящие на текущей рекламной акции.

– Скажите, а какой у вас алкоголь самый крепкий? – Все та же меланхолия в словах моих и умиротворение. Зачем только таким счастливым людям крепкие спиртные напитки? Не задавайте глупых вопросов, просто следите за линией поведения.

– Есть виски разных производителей. Вот рекомендую ирландский «Jameson», 12 лет, орехово-дубовые полутона вкуса, крепость 40 градусов. Есть и «Black Label», и «Teachers». У последнего крепость повыше – 43 градуса. Кстати, это старейший шотландский виски. Очень рекомендую.

– Значит, все около 40 градусов. А покрепче есть? Градусов на 60-70, как грузинская чача?

– Покрепче… Маш, у нас есть покрепче? А, конечно же, есть! Вот, абсент, 70 градусов, в зеленых бутылках.

– А какой порекомендуете?

– Знатоки рекомендуют чешский, там больше всего туйона. – Менеджер, молодой паренек в белой рубашке, перешел на заговорщицкий полушепот. – Это галлюциногенный экстракт полыни. В США он вообще запрещен, в Европе допустимая концентрация не превышает десяти, а в Чехии могут сделать в 10 раз крепче. Я в Праге пробовал самый крепкий, но это на любителя.

– А он горит?

Это самый дебильный вопрос, который можно было задать в отделе с напитками за 1000 рублей, но мне нужно было.

– Что? Э-э-э… ну, конечно, горит, крепость очень высокая.

– Тогда мне чешский «Hypno».

Товар: абсент.

Емкость: 0,5 литра.

Цена: 1000 руб.

На бутылке зелено-ядовитого цвета красовался глаз с расширенным зрачком, видимо символизирующий эффект таинственного запрещенного туйона. Таким я буду смотреть следующие несколько минут.

– Хороший выбор. – Консультант походил на именинника, получившего в подарок заветный «Макбук» – Ровно тысяча рублей, оплата на кассе. Приходите еще!

– Спасибо, обязательно приду. А где тут у вас товары для приготовления шашлыка?

– В противоположном конце зала, возле соков.

Я немедленно проследовал туда и выбрал парочку шампуров.

Товар: шампура малые, 500 мм.

Материал: нержавеющая сталь.

Цена: 23 руб.

Два вполне хватит, не обжираться еду. Ну и до кучи специальных охотничьих спичек.

Товар: спички «Пять плюсов», длительного горения.

Количество: 10 шт.

Цена: 39 руб. 90 коп.

Уголь и жидкость для розжига решил не брать, обойдусь подручными материалами. Мяса тоже при себе не было.

Занял свое место в очереди у кассы, попросил тетку в красном пальто немного отойти и похлопал верзилу по плечу. Тот уже вываливал на транспортерную ленту свои покупки.

– А? – Поворот головы.

Первый шампур вошел в глазное яблоко, как в масло. Вопросительный знак мгновенно перерос в ревущий восклицательный: «A-а-а бля-а-а!!!» Провернул как можно глубже, сделал подсечку. Второй шампур пробил грудную клетку упавшего тела и погнулся. На заводе «Серп и Молот» работают халтурщики, экономят на стали, недостаточно хорошо ее закаливают. Здоровяк смешно дрыгал ногами, уже отходя. Я рывком открыл бутылку абсента, обильно полил гаденыша и подпалил тушку «Пятью плюсами», по одному плюсу на каждую часть. Итого 1085 руб. 90 коп., недорого по нынешней послеРазборной дороговизне. Правда, это без территориального коэффициента. Для каждого укрепрайона он разный, в зависимости от сложности доступа и враждебного окружения. Сейчас все узнаем.

Заклацали затворы у покупателей, а касса автоматически накрылась колпаком из решетчатой арматуры. Сигнализация, охранники с «АКМ». Все, как один, раскосые.

– Привет, – лепечу на чистом киргизском. Я сама добродетель, нежный одуванчик на майском ветру, только пятнистый камуфляж покрылся дополнительными пятнами крови. Не первыми, не последними.

– Здесь убийства запрещены. Ношение оружия – только под верхней одеждой.

– Знаю. У меня нет оружия. Зовите начальника охраны. – Знание этой обязательной фразы на местном языке и отсутствие оружия спасают жизнь. Охрана не обязана цацкаться с вторжением и обычно гасит любого, кто ворвется за деньгами или медикаментами. В самые горячие деньки Разбора анестезия и бинты сами по себе были свободно конвертируемой валютой, крепче евро. Кто владел аптекой, тот владел местностью.

Главный охранник, разумеется, хорошо говорил на русском. Беседа была короткой и по существу. Такие люди тратят слова количеством куда меньшим, чем пули.

– Показывай.

На отвороте моего камуфляжа – специальная нашивка. Если хотите, фирменный знак организации, где нет ни директора, ни бухгалтерии, ни прочих до Разборных условностей. Да и сотрудники редко друг другу знакомы.

– Понятно. Сталкер? Откуда и к кому?

– С Партизанки.

– Метро «Партизанская»?

– Весь район, от «Партизанской» до «Первомайской», плюс уже почти все Измайлово.

– Контингент?

– Строго по названию. В основном бывшие коммунисты, много пенсионеров, кто остался. Много тех, кто не добрался до Ленинского проспекта, к основному укрепрайону. Держат территорию и ведут боевые действия партизанскими методами. Имеют предложения к вашим. Можно объединить силы против «узбекских» с Ташкентской и Самаркандского бульвара. Короче, против юго-восточного района. У вас с ними свои счеты, верно? Может быть, и против северных соседей. Там, на Преображенской площади и в Богородском, окопались православные, а рядом, у Кольцевой – бывшие сибиряки, целое землячество. Пока сидят тихо, но кто знает, что у них со снабжением и боеприпасами? Короче, надо передать пакет главному, а я зайду завтра за ответом.

– Что будет завтра, знает только Аллах. После полудня приходи. Если это все, – он обвел взглядом помещение универсама и площадь перед «Киргизией», – останется в наших руках.

– А что с этим? – Я указал на дымящийся труп.

– Он все равно не кыргыз, а из запаса. Одним больше, одним меньше. С тебя 1085 рублей 90 копеек плюс стандартные 500 за уборку и кремацию, коэффициент доставки – три. Кассир посчитает.

– Без проблем.

Он вдруг сменил маску бесстрастия на любопытство, всего на несколько мгновений:

– А зачем абсент? В шашлычном отделе есть жидкость для розжига, она дешевле, да и горит лучше.

Я посмотрел на то место, где только что лежал здоровяк. Его уже унесли, но горьковато-анисовый запах, вперемешку с горелым, остался. Настоящий шашлык на косточках из безмозглого барана и тупого быка. Как я их всех ненавижу…

– Только абсент. TributetoPabloPikasso. Мне кажется, я напоминаю ту дамочку из картины «Любительница абсента», что висит… висела?… в Эрмитаже. Так же задумчиво смотрю на бокал и не понимаю, что из происходящего вокруг есть реальность, а что – галлюцинация, игра воображения и химических формул. Оставьте парафины незадачливым поджигателям. Ведь я не поджигаю «за», но выжигаю «из». Я – сталкер.

Мне кажется, он ничего не понял. Вы бы и сами не поняли, будь вы киргизами.

Лишь спустя несколько минут я смог выйти на площадь и глотнуть свежего воздуха. Относительно, конечно, – из разбитых окон прилегающих зданий с черными опалинами на стенах продолжало веять гарью. Подходы к кинотеатру-цитадели забаррикадированы перевернутыми машинами. Новые и почти новые иномарки – символ успеха и предмет всеобщего вожделения совсем недавно – теперь, после Разбора, стали тем, чем и должны были стать: обычным железным хламом. Из окон бесстрастно взирали в перспективу Зеленого проспекта дула пулеметов да азиатского вида публика, вся при оружии, сновала туда-сюда по своим азиатским нуждам.

«После Разбора? А когда он случился?» – Эта мысль внезапно пришла в голову, но как ни силился я припомнить дату, как ни морщил в потугах лоб, ничего путного на ум не приходило. Наоборот, заболела голова. Домой, под горячий душ. Я провел в Москве три последних дня без помывок-постирушек, иногда под землей, в канализационных коллекторах и поэтому пах ничуть не лучше того ублюдка, которого совсем недавно поджарил.

На стоянке у заколоченного входа в метро, где раньше толпились маршрутки в область, скучала парочка мотоциклистов у своих тяжелых, обшитых стальными пластинами коней. Торговаться не имело смысла, поездка считалась совсем легкой и безопасной. МКАД, эта нейтральная полоса, была совсем рядом, без промежуточных укрепрайонов и улиц совсем анархических, где никто ни за что не может поручиться. А область пропускает практически всех – на КПП «Новокосино», в бывшем «Макдоналдсе», даже не пробивают по угрозной базе, просто проверяют на наличие оружия, а оружия у меня нет. Пулемет на мотоколяске не в счет, это можно, вопрос выживания транспорта. Все чисто!

Пилот, молодой киргиз, ехал аккуратно, неторопливо объезжал покореженные остовы машин, присыпанные подтаявшими кучами снега. Эти парни – самые отчаянные головорезы из ныне живущих. Возить клиентов через воюющие территории, отстреливаться и маневрировать, выжидать и прятаться, чтобы в итоге все равно нарваться на пулю какого-нибудь охотника за мотоциклами. В городе, где на машинах ездить стало невозможным, самый древний дедовский «Урал» стал цениться на вес его золотых запчастей, не говоря уже об этой мощной «Хонде» с самодельной коляской в защитном обвесе.

Шипованная резина месила в кашу ледяной наст, мусор, выступившие на поверхность после долгой зимы человеческие экскременты – все подряд. Голова болела по-прежнему, не в силах вспомнить, что есть начало Разбора и, собственно, что такое сам Разбор? Кто и что разобрал или с кем разобрался, а главное – зачем? Попытки заглянуть в прошлое вызвали лишь новую порцию височно-затылочных страданий в настоящем.

– А какой сегодня месяц, уважаемый?

– Пока март. – Настроение у пилота явно упало. Клиенты с такими вопросами склонны к амнезии и отсутствию денег на проезд. – До завтрашнего дня, когда начнется апрель.

– Две тысячи какого?

Все, приехали, такой точно не заплатит, притворится дебилом, а на территории области убивать опасно, здесь еще какая-никакая власть сохранилась.

– Двенадцатого. Эй, слушай, да у тебя деньги есть, или останавливаемся прямо тут?

– Едем, едем, с деньгами полный порядок, прямо на КПП рассчитаюсь. Такое дело… у меня в последнее время что-то с памятью происходит, большие провалы, наверное, отбили малость. Напомни, с чего начался… ну, это все… Разбор?

– Точно деньги есть? Покажи! – Он говорил почти без акцента. Это странное свойство московских гастарбайтеров – выучить русский до состояния родного всего за год-другой. Даже матерятся со вкусом, сочно, оттягивая три заветных слова до звонкости арбалетной тетивы. – Почти три месяца разбираемся. Не знаю, кто придумал. Говорят, Лужков, ваш бывший начальник, он все подстроил. Нанял каких-то дикеров или не диггеров, короче – диких людей, а те пролезли по подземным трубам на электростанции, на теплосети и повырубали все к шайтану. Первым вроде в Лефортово – чик! И нету света.

Чик!

Водитель щелчком выключил свет в целом районе, а у меня в мозгу вспыхнула лампочка Ильича (или лампа Аладдина, кому как нравится), и я все вспомнил, все события, коим сначала был свидетелем и в которых потом участвовал. Все четко, по месяцам, как настенный календарь с силиконовыми «миссками».

28 сентября 2010 – отставка опального мэра-миллиардера. Через несколько дней на это место приходит Сергей Собянин.

Октябрь 2010 – отставка ряда деятелей лужковской команды. Московская бюрократия, опутавшая город, резко недовольна.

Ноябрь 2010 – начало бурной деятельности нового «властелина колец». Сносим ларьки, убираем парковки, боремся с «пробками». Ядовитые заметки в газетах о новом самодурстве.

Декабрь 2010 – убийство на Кронштадтском бульваре приезжими одного из спартаковских фанатов, Егора Свиридова, спровоцировало недовольство и стихийные демонстрации националистов. Манежная площадь и Ленинградский проспект превратились в арену боев с ОМОНом. По всей Москве вспыхивали локальные стычки кавказцев с футбольными фанами, переходившие иногда в поножовщину и беспорядочную стрельбу из травматического оружия. Обстановка на улицах стала нервной. Все обсуждали тему возможных погромов и зачисток. В канун Нового Года из-за ледяных дождей закрыли все московские аэропорты, отключили электричество и тепло во многих районах.

Январь 2010 – повышение цен на транспорт, квартплату, коммунальные услуги. Население недовольно зароптало.

Февраль – июнь 2011 – недовольство усиливается. В целях повышения рейтинга у москвичей новая власть распорядилась очистить город от трудовых мигрантов и выходцев с Кавказа. Их вылавливали силами ОМОНа и Внутренних войск на стройках, улицах, рынках, снимаемых квартирах – всего более миллиона человек. В результате остановились многие предприятия, некому стало мести улицы, вывозить мусор. Слухи сразу подхватили мысль о намеренном саботаже.

Июль – август 2011 – грянула знаменитая жара 2011 года, перещеголявшая прошлогоднюю многократно. Дым торфяных пожарищ затянул столицу. Гореть стали и московские парки – пресса усиленно муссировала слухи о поджогах. Теперь во всем винили «мстителей» из числа уцелевших мигрантов. 27 июля столицу сотрясла новость о массовом побоище на Черемушкинском рынке, где было убито больше пятидесяти человек из числа азербайджанских торговцев и фанатов ЦСКА. На экстренном собрании лидеров всех футбольных и хоккейных «ультрас» было принято решение о полномасштабных уличных боях до победного конца. Со стороны Северного Кавказа, Закавказья и Средней Азии в российскую столицу потянулись караваны автобусов, автомобилей и поездов с решительно настроенными мужчинами среднего возраста.

Неубранный мусор во дворах смердил, власти метались, но кто-то невидимый, словно могучей рукой, тормозил все распоряжения пришлого мэра. Сотни тысяч человек ринулись из раскаленного пекла, опасаясь за свою жизнь в грядущих разборках. Улицы наводнились милицией и солдатами Внутренних войск, но крупных столкновений так и не последовало.

Сентябрь – декабрь 2011 – в газетах все чаще упоминали организованное сопротивление в среде чиновничества и подготовку неких могущественных сил к активным действиям. Московский мэр поклялся Президенту, что все под контролем. Трудовые мигранты возвращены, их привозят целыми эшелонами, но в итоге выясняется, что работать они не хотят, чего-то выжидая. Деньги у них откуда-то появились. В канун новогодних праздников столицу сотрясают несколько громких терактов, в которых обвиняют кавказцев, а 2 января нового 2012 года, когда на улице лютовал 30-градусный мороз и вся отпускная публика сидела по домам, внезапно отключился целый район Лефортово. «Дикие» диггеры проникли на ТЭЦ-11, что на «Авиамоторной». Сделать это, как выяснилось, для них проще пареной репы. Сначала они открыли двойной люк на автостоянке у шоссе Энтузиастов, потом проникли по старому кабельному каналу, умело обходя датчики сигнализации, на охраняемую территорию. После чего под видом персонала станции зашли в котельный зал мимо лопоухой охраны. Вы бы на их месте просто перекрыли подачу газа, то есть повернули бы большой вентиль в зоне котлов. Сотрудники ТЭЦ хватились бы мгновенно и все восстановили по показаниям пульта. Эти же ребята понимали в физике и оборудовании. Они нашли на ТЭЦ все [вырезано цензурой], поставили там перемычки, а уже потом повернули вентиль. Система просто не поняла, что ее отключили, а инженеры спохватились только через два дня. ТЭЦ вырубилась через неделю, а запустить ее можно только через другую неделю – такой технологический фокус. За это время команда диггеров-технотеррористов проделала его на нескольких ключевых объектах, получила свое вознаграждение и растворилась на бескрайних московских подземных просторах.

Как по команде защелкали рубильники, закоротила проводка, прорвало трубы по всей Москве. Веерное отключение электричества и тепла от 11-й ТЭЦ погрузило город во тьму и холод. Москву охватила паника. Замерзающие люди вышли на улицы, и подогретую умелыми заводилами толпу было уже не остановить.

Кремль? Что Кремль? Привыкшие к абсолютному всевластию последнего десятилетия, высокие чины не поверили в опасность, не отдали приказ на сдерживание и поплатились всем. Обезумевшая толпа, чью волю столько лет загоняли милицейскими дубинками обратно на кухни, ворвалась в Кремль и растерзала всех его обитателей за несколько минут. Конечно, без направляющей силы не обошлось – ее роль взяли на себя фанатские объединения «Red White Hooligans» (московский «Спартак») и «Red Blue Warriors» (ЦСКА), сильно выросшие в количестве. Их особо никто и не сдерживал. В январе 2012-го все решали только свои корыстные задачи. Банки, магазины, склады, автосалоны, воинские части, элитные квартиры, супермаркеты – все разграбили или превратили силами хозяев в укрепленные точки. Оружие? Его было навалом. Так невидимый дирижер тратил честно наворованный миллиард своей жены. Собянина растерзали прямо в кабинете и выбросили с балкона мэрии на тротуар Тверской улицы.

Кровь полилась рекой, застывая морозными ночами в неотапливаемых подъездах и парадных площадях. Все вокруг словно обезумели. Январская резня оставила в сугробах тысячи скрюченных тел, угрюмо взирающих на свинцовые небеса в поиске ответа: «Кто?» Впрочем, этот «Кто» в Москву так и не смог приехать: соседние области закрыли границы, оставив дикую территорию наедине со своими проблемами. Губернаторы-назначенцы вспомнили вольницу 90-х и стали полновластно править своими мини-государствами. Так мир узнал о создании Калужской республики, Тверь-Новгородского государства и Рязанско-Тульской унии. Союз Подмосковных Районов (СПР) все же оставил сеть КПП, где можно было беспрепятственно перейти границу. Срок пребывания лиц с московской регистрацией ограничили одной неделей.

«Внутримкадье» тоже не осталось без самоорганизации. Упрямое свойство человеческой природы – объединение с себе подобными по какому-либо признаку. Вопрос признаков решился по национальному или культурному принципу, вопрос территории – по восприятию на вербальном уровне. Непонятно? Я не оканчивал гуманитарно-философских вузов, поэтому сам нащупываю значение этих слов в полной темноте. В отсутствие привычных СМИ, Интернета и телефонии группы людей собирались у станций метро, на объектах, в районах и на улицах с близкими им названиями, где, как им казалось, должны были найти соплеменников или единомышленников.

Первыми оказались гастарбайтеры-узбеки, занявшие район улицы Ташкентская и Самаркандского бульвара. У сплоченных и предприимчивых южан навыки пустынной коммуникации налажены веками, и неудивительно, что кинотеатр «Киргизия» стал центром притяжения вчерашних акаевцев, выставленных из собственной республики. Украинцы, пусть и прожившие в Москве не одно поколение и знающие на родном языке только «здоровеньки булы!», захватили Киевский вокзал, а за ним – весь район до Славянского бульвара и промзоны на Винницкой улице. Их бывшие хозяева, а ныне соседи и смертельные враги – бизнесмены, владельцы и директора фирм – установили крупнокалиберные пулеметы и дозорный пункт на недостроенных высотках Делового центра.

Коммунисты и те, кто себя им считал, распределились пятнами с двумя центрами – «Краснопресненская – 1905 года» и «Ленинский проспект». Шмитовский проезд до самого перекрестка с «05-й улицей» усеялся трупами «деловых», сражавшихся за каждый подъезд, за каждый офис. Отступать им было некуда: с противоположной стороны все мосты через Москву-реку были заминированы и заварены щитами украинскими умельцами. Футуристичный красавец Багратионовский мост, где теперь твои невесты в пышных нарядах и блики фотовспышек? Остались лишь обглоданные стальные ребра и куски обугленной арматуры, как рыбий скелет на тарелке январского похмелья. С той стороны элитной набережной Тараса Шевченко по заколоченным наглухо оконным проемам зданий палили украинские снайперы. Футура в квадрате, неоконченная пьеса для механической гильотины.

Владения коммунистов на юго-западе ежедневно атаковали со стороны Профсоюзной улицы и Черемушкинского рынка, где «профсоюз» азербайджанских торговцев соорудил в короткие сроки настоящую оптовую укрепбазу с системой подземных хранилищ.

Но даже орды гостей из Закавказья не смели соваться в Чертаново, где собрались самые отчаянные и безбашенные фрики со всего города. Опустившиеся панки, безнадежные наркоманы, маньяки всех сортов, бичи со свалок и привокзальные бомжи, гопники, буйные пациенты закрытых психушек и полоумные менеджеры, дорвавшиеся до свободы разрушения – кого там только не было. Настоящие черти нового московского Ада. Они безбоязненно шли в атаку и возвращались всегда с победой. Только чертановские не хоронили своих, бросая уже раздетые и ограбленные трупы прямо на тротуарах. Ходили слухи, что их пленные замораживались заживо в холодильниках универсама «Чертановский» и шли на строганину. Опровергнуть эти слухи никто не мог – обледеневшие туши не выдают чужих тайн.

В считаные дни слухи о новых центрах овладели городом. Люди бежали, ехали, переползали украдкой, гибли в стычках, пробирались тайком по темным улочкам, ставшим смертельно опасными. Этническим татарам досталась обширная территория от Третьего транспортного кольца, где начиналось соседство с коммунистами, через Большую Татарскую до бывших трех вокзалов, со штабом на единственном уцелевшем из них – Казанском. Своих убитых они хоронили на мусульманском кладбище в 1-м Рощинском проезде. Я часто скрывался здесь, поскольку имею соответствующую фамилию, но всем чужакам здесь относились очень жестко. Ходили слухи, что во Владыкино сбежались все садо-мазохисты, но это больше походило на первый анекдот послеРазборной эры.

Разбор. Кто придумал этот термин? Никто. У матерных народных частушек нет автора, нет его и у новой реальности, нуждавшейся в обозначении. Молва определила всех оставшихся пенсионеров на Бабушкинскую, военных – на улицы маршалов Бирюзова, Рыбалко и прочих. Бывших петербуржцев, отрезанных ныне от родины, – понятное дело, на Ленинградский проспект и все прилегающие улицы с такими близкими сердцу морскими названиями. Группировки фанатов заняли «свои» стадионы и терроризировали оттуда соседние районы. Периметры территорий ограждали, как могли, зачастую баррикадами из брошенных машин и городского строительного хлама. Интересно, кто собрался в Люблине и Басманном? Любовники и басмачи? Я не знал ответа, хоть и принадлежал к команде сталкеров – новой связи бессвязного города…

– Вот деньги, спасибо за подвоз и новости. – Окончательный расчет с пилотом произошел уже возле своего дома. В Железнодорожном есть и электричество, и вода. Скорее к себе, на пятый этаж. Квартира обдала теплом, таким привычным и уютным, что я на мгновение прижмурился. Пакет с едой, только непонятно, что в нем делают початая бутылка абсента, охотничьи спички и шампуры. На шашлыки меня вроде никто не зазывал. Стоп. Где я, в какой реальности? Савеловский, «Киргизия», Разбор, 2012, кровь, и вот опять дома, и на мобиле – сентябрь 2010-го, столько-то часов тридцать минут. Бред. Я выбираю звонок другу.