Текст книги "Революция"

– Детей думаете заводить?

Тот пожал плечами:

– Зачем плодить невинных существ в нынешнем мире, где хлеба в обрез, зато пуль в избытке? Вот победит революция, будет у каждого всего вдоволь – тогда поглядим.

– А если вас убьют до того, как все кончится?

Гарса взглянул туда, где во тьме скрылась Макловия. И вдруг захохотал – смех его был резок, груб и начисто лишен всякого благодушия или надежды.

– Ох, да ну какое же мне тогда будет до этого дело?! Сами посудите… Пусть тогда решает. Ваша сестра всегда найдет с кем.

Рассвет они встретили в поезде, под небом с еще не померкшими звездами мчавшем их меж холмов туда, где горизонт из черного медленно становился лиловым. Тощие, дочерна загорелые люди, пристроив винтовки меж колен или повесив куда-нибудь, дремали и покачивались в полутьме в такт ходу эшелона, состоявшего из локомотива, обычного вагона и платформы. На ней, прицепленной к паровозу первой, сидело человек двадцать, и среди них Мартин, наблюдавший, как неспешно занимается утро. Стылый ночной воздух, рассекаемый стремительностью движения, делался еще холодней. Инженер кутался в одеяло, отверстием посередине превращенное в пончо, щурился, оберегая глаза от угольной пыли, которую нес с собой едкий дым. На поворотах видел, как отступает ночь перед темной громадой паровоза, как летят искры, когда открывают топку, чтобы подкинуть угля. От самого Сьюдад-Хуареса майор Гарса с револьвером на боку, с карабином в одной руке и кувшинчиком кофе в другой, не сводил глаз с кочегара и машиниста. Следил, чтобы не выкинули какой-нибудь фокус.

– Наверно, уже скоро приедем, – сказал Том Логан.

Он устроился рядом с Мартином, привалясь спиной к борту полувагона. Самокрутку с марихуаной держал в горсти, чтобы ветер не разбрасывал искры или чтобы горело не слишком быстро.

– Надеюсь, – добавил он, – что федералы нас не опередят.

– Это мы скоро узнаем, – ответил Мартин.

– Хочется поглядеть, как ты закладываешь свой динамит. До сих пор не видал твою работу… The show must go on[18]18
  Шоу должно продолжаться (англ.).


[Закрыть], как говорят у нас. Увидим, такой ли ты великий специалист, как рассказывают.

По-испански он обращался к Мартину на «ты», хотя тот вроде бы не давал для этого повода. Мартин взглянул на закутанную в одеяло Диану Палмер, которая бесформенным кулем лежала у его ног среди тюков. В разрешении, подписанном Франсиско Мадеро, был указан и ее охранник Логан.

– Вы и вправду были в горах Сан-Хуана?

Он подчеркнул это «вы», но американец не обратил внимания и продолжал ему тыкать. Тем не менее, отметил Мартин, фразы он строил как человек, получивший какое-то образование. Не приграничная шваль.

– Ну говорю же… Был, конечно. Участвовал во втором наступлении, когда этот фанфарон Рузвельт, шут гороховый, погнал нас вверх по склону, приговаривая, что дело в шляпе и к ночи возьмем Сан-Хуан. Однако наши «спрингфилды» оказались не так действенны, как маузеры испанцев, и твои соотечественники дали нам жару. Дрались как тигры, цеплялись за каждую пядь земли.

Логан замолчал. На фоне черных холмов, тянувшихся вдоль горизонта, в слабом свете зари вырисовывался его профиль. Американец наклонил голову, рассматривая женщину, спавшую в полумраке, как в норке.

– А после войны я уволился из армии и один сезон провел с техасскими рейнджерами. Но получилась там одна неувязочка, и пришлось мне уйти.

– Неувязочка?

Логан засмеялся сквозь зубы:

– Так изящней звучит.

– А-а, понимаю.

– Потом работал там и тут и повсюду, пока не узнал, что в Мексике заваривается серьезнейшая каша. Решил попытать счастья, перешел реку и, как выражаются мексиканцы, встрял… Сначала был с несколькими друзьями в Нижней Калифорнии, искал счастья со Стэнли Уильямсом и повстанцами Лейвы[19]19
  Хосе Мария Лейва (1877–1956) – мексиканский военный, член Либеральной партии; в 1911 году с тридцатью повстанцами занял город Мехикали, с чего началась кампания по освобождению штата Нижняя Калифорния.


[Закрыть]. Люди более чем своеобразные.

– Наемники, – уточнил Мартин.

Логан снова рассмеялся:

– Ну, это можно сказать на тысячу ладов: волонтеры, искатели приключений, солдаты удачи… Здесь нас называют флибустьерами. Как бы то ни было, мне эта история не понравилась – слишком уж от нее разило социализмом. И тут судьба свела меня с Мадеро. Я дрался в Касас-Грандес, где федералы нам крепко всыпали, и на станции Бауче… Увидев, как я умею управляться с пулеметом, меня стали уважать несколько больше. Я отремонтировал парочку отбитых у федералов – и этого хватило. Ну и стреляю я недурно. Вот и все. И я перед тобой.

Он помолчал, затянулся самокруткой, по-прежнему пряча ее от ветра в кулаке.

– Как говаривали в старину, «я кормлюсь своей шпагой».

– Родом из Штатов?

– Из Ирландии. Из Монигалла, о котором я ничего не помню. В Америку меня привезли ребенком.

Поезд шел своим путем, вагон потряхивало, колеса постукивали на стыках рельс. Полоска света на горизонте становилась шире и, закрывая низкие звезды, меняла цвет с синевато-серого на бледно-оранжевый. Теперь уже можно было рассмотреть паровоз, хвостовой вагон и в вагоне головном – сгрудившихся среди тюков и мешков людей в пончо и сомбреро.

– А как ты с нею познакомился? – Мартин, смирившись с разговором на «ты», показал на Диану. – Как ты из пулеметчиков попал в сопровождающие американской журналистки?

– Ах, с ней… По чистой случайности, как и все в этом мире. Однако же поладили как нельзя лучше. Обещала помянуть меня в своих статьях.

– Кажется, она умеет добиваться своего.

– Четыре дня назад она явилась в главный штаб со своим всегдашним видом королевы, совершающей официальный визит, и с рекомендательными письмами. Ну и этот щеголеватый недомерок тотчас согласился.

– Какой недомерок?

– Мадеро же! Самый главный. А меня, как единственного американца, приставили ее сопровождать, охранять и прочее. Мило, правда? Все почему-то уверились, что, раз мы соотечественники, а она женщина, приставленный будет вести себя как пристало джентльмену.

– И ты ведешь? И не пристаешь?

– К кому? Куда?

– Себя! К ней!

– А-а, ты вот о чем… – Логан немного подумал. – Джентльменство, дружище, – понятие относительное. А о прочем спроси ее самое, когда проснется.

Мартин взглянул на спящую Диану.

– Диковато, конечно, видеть тут женщину… Иностранку, я хочу сказать.

– Ну, эта женщина – особого сорта. Она трудностей не боится, привыкла колесить по свету и свои проблемы решать сама. Мисс Палмер, могу тебя заверить, не из монастырского пансиона вчера вышла.

– В любом случае это дело требует отваги, – с сомнением сказал Мартин. – Она ведь рискует нарваться на…

И осекся, не уточнив, что именно имел в виду. От картин, возникших в его воображении, он смутился.

– Это да, – убежденно согласился Логан. – Этим рискует. И многим другим тоже.

И замолчал, словно оценивая только что сказанное, а потом снова раскатился ехидным смешком, который Мартину слышать было почему-то неприятно:

– А ведь она недурна, согласись? Сухопарая, долговязая, но совсем даже недурна. Я был бы не против, чтоб она рискнула со мной.

Он открыл кожух подрывной машины – «Сименс-Хальске» в приличном состоянии, накануне захваченной у федералов, – подсоединил провода и повернул ключ, приводя в движение механизм. Триста метров телефонного кабеля вились по пересохшему дну оврага и были прикреплены к четырем зарядам динамита, установленным на центральных опорах моста.

– Готово, – сказал Мартин.

Он снял шляпу, рукавом утер пот со лба. В десять часов утра солнце, уже высоко поднявшееся по бесцветному и безоблачному небу, жгло остервенело; люди растирали в мокрых от пота ладонях землю, чтобы приклады не скользили; все короче делалась и без того скудная тень от нескольких высоких акаций, где в ветвях суетились сороки.

– Ну, дай нам Бог удачи, – ответил Хеновево Гарса.

Стоя на коленях, он очень внимательно всматривался в стальные и деревянные конструкции моста, в доступный взгляду отрезок железнодорожного полотна. В полукилометре позади майора прятался за склоном холма поезд, доставивший их сюда.

– Слышен уже, – добавил Гарса через мгновение.

Теперь и Мартин различил стук колес по стыкам и пыхтение, доносившиеся с другого конца котловины – приблизительно оттуда, где меж холмов уже начинал стелиться шлейф черного дыма.

– Чуточку еще выжди, пусть на подъем пойдет, – в сотый раз повторил майор. – И тогда отправляй к дьяволовой матери.

Диана Палмер пряталась в зарослях нопаля чуть повыше. Волосы у нее были убраны под платок, завязанный на затылке. Пот стекал по щекам, перепачканным землей и сажей, вымочил под мышками серое клетчатое платье. Рот приоткрыт, словно ей трудно дышать горячим воздухом, на лице напряженная гримаса ожидания и даже, быть может, какого-то алчного предвкушения, чуждого всему, что не имеет отношения к мосту и рельсам на нем. Вот она приподнялась, чтобы лучше видеть, но Том Логан, лежавший позади, надавил ей на плечо, чтобы не высовывалась.

– Ага… вон она, мразь эта… показывается… – пробормотал Гарса.

Из-за ближайшего холма, от которого до моста было метров двести, появился поезд – впереди крытый вагон с солдатами, следом огромный черный локомотив, тянувший остальные четыре вагона. Майор перевернулся на бок и ткнул локтем Мартина:

– Ну давай, инженер, твой выход.

Мартин оглядел взрывную машинку, винтовую пробку-заглушку, ручку генератора. Обтер о рубаху мокрые руки, осторожно извлек заводную ручку, чтобы вставить ее в гнездо. Теперь достаточно сделать четверть оборота вправо, чтобы динамо произвел разряд, а тот по телефонному проводу воспламенил и взорвал динамитные шашки. Мартин подсчитал расстояние до эшелона и его скорость. Меньше чем через минуту эшелон отправится по адресу, указанному Гарсой. Одним выстрелом – даже не двух, а трех зайцев: мост, поезд и федералов.

– О как? – удивился майор. – Останавливаются.

Да, Мартин увидел, как поезд замедлил ход и остановился метрах в тридцати от моста – замер, словно почуявшее опасность чудовище, и присутствие его выдавал лишь отвесно поднимавшийся к небу столб дыма из паровозной трубы. Потом раздались два пронзительно-истошных гудка, и через борта вагонов стали спрыгивать фигурки в хаки: вот они рассыпались по гребню оврага, по обе стороны от колеи, укрылись за камни и стволы акаций.

– Ах, сволочи, ах, сучьи дети! Почуяли что-то.

Федералы, с тревогой отметил Мартин, не ограничились тем, что залегли по ту сторону. Покуда одни прикрывали огнем сверху, другие, вздымая облачка пыли из-под ног, скатились в котловину, окружили опоры моста. Тогда в ответ загремели выстрелы мадеристов, и завязалась настоящая перестрелка. Неожиданно с первого вагона ударил и пулемет. Чередуя длинные и короткие очереди, он строчил почти монотонно, неумолчно и сипловато. Таката. Такатаката. Эхо множило выстрелы, трещавшие, как сухой валежник, пули жужжали, улетая вверх по склону, а когда ударялись о скалы, слышалось протяжное, долго не замиравшее щелканье.

Гарса, не обращая на них внимания, раз и другой выпалил из карабина.

– Ваш отец пришел, лысый сброд! Давай, давай, инженер, пока они не поперли на нас!

Шестьсот ватт ждали щелчка. Счет пошел на секунды. Мартин, сжимая рукоять генератора, крикнул, пытаясь заглушить стрельбу:

– Пригнись, майор!

– Пусть они мамашу свою пригинают! Давай, не жди, пока они кинутся и раскатают нас!

Мартин бросил быстрый взгляд на Диану. Упрямая американка, не обращая внимания на свист пуль, снова подняла голову, чтобы лучше видеть происходящее. В этот миг она утеряла толику своей привлекательности: от напряжения ее угловатое, твердо очерченное лицо будто постарело. Она по-прежнему жадно хватала воздух ртом. От этого порывисто вздымалась и опадала грудь, трепетали ноздри и возбужденно горели глаза. Она будто позабыла о присутствии Тома Логана, который в двух шагах от нее, на коленях, прижав ложе приклада к щеке, стрелял по федералам.

У Мартина дрожали пальцы. Волевым усилием он овладел собой и повернул ключ на четверть оборота вправо.

– Берегись! – подал он предупреждающий сигнал.

Три томительные секунды было тихо. Сердце Мартина замерло: что это? отсоединился провод? отошли контакты? Он поднял голову, чтобы взглянуть на мост, но тут увидел четыре высокие оранжевые вспышки, и туча пыли, увенчанная дымной спиралью, стремительно рассеялась по всему оврагу. Миг спустя донесся взрыв – глухой грохот и тяжкий удар горячего воздуха, от которого вздрогнули колючие листья кактусов.

У лейтенанта правительственных войск были зеленые глаза, бледная кожа, черные, очень коротко остриженные волосы. Он был очень молод, почти мальчик, и Мартин подумал, что его всего несколько недель назад выпустили из училища. Впрочем, бессмысленно было спрашивать, сколько ему лет, – он все равно не смог бы ответить. Юноша только издавал нечленораздельные звуки, заглушаемые бульканьем: одна пуля снесла ему нижнюю челюсть, и ее обломки свисали на воротник френча, до сих пор застегнутого по форме, доверху, а другая пробила ногу пониже колена, и из раны текла кровь, заливая пыльную брючину. Подчиненные положили его в тени одной из уцелевших опор, между скрученным железом и переломанными досками.

Мартин огляделся по сторонам, и впечатление оказалось сильным. Наверху, черные против солнца, кружили грифы, терпеливо дожидаясь своего часа безраздельно завладеть этим местом. Взорванный мост пресек переброску федералов. Еще дымился сгоревший кустарник. Котловина была завалена обломками и трупами солдат – тут были погибшие и при взрыве, и в перестрелке с мадеристами, которая шла до тех пор, пока уцелевшие не отступили, а эшелон задним ходом не уполз за холмы. Теперь Сьюдад-Хуарес, взятый революцией, был в безопасности. Инсургенты бродили меж телами убитых, собирали оружие, снимали одежду и обувь, добивали пулей или мачете раненых и сгоняли пленных, которых оказалось всего пятеро – грязных, испуганных и как будто оглушенных, – туда, где агонизировал лейтенант.

– Красивая работа, инженер, – сказал Хеновево Гарса, похлопывая Мартина по спине.

Мартин рассеянно кивал. Он смотрел на умирающего лейтенанта и Диану Палмер, которая стояла рядом с ним на коленях неподвижно и лишь время от времени поднимала руку, отгоняя мух, роем круживших над ранами.

Том Логан, сдвинув шляпу на затылок, перезаряжал свой «ремингтон». Коротко глянув на Диану, он подмигнул Мартину:

– Правда же, сильней действует, когда умирает молоденький и хорошенький?

Мартин подумал о том же самом:

– Да, наверно.

– Будь уверен, так оно и есть… Особенно если ты женщина. Эта смесь материнского инстинкта и смутного сексуального влечения действует на них убойно. За живое задевает.

Мартин подошел к раненому, которому с каждой минутой становилось трудней дышать. Кровь не унималась и уже пропитала землю под ногами, обратив ее в красноватую грязь.

– Он хочет пить, – сказала Диана.

И с удивлением взглянула на Мартина, когда тот присел на корточки рядом с ними: потом наклонилась к умирающему, не сводя с него глаз.

– Ему нечем пить, – сказал Мартин.

И показал туда, где на месте рта было сплошное кровавое месиво из мяса, костей и сломанных зубов. Влить туда воду было невозможно.

– Какой ужас, – прошептала Диана.

Тем не менее она не была в ужасе. Даже в том, как были произнесены эти два слова, Мартин не уловил ни малейших признаков страха или волнения. Она разглядывала раненого бесстрастно и спокойно, с холодным, едва ли не научным интересом. Снова отмахнулась от мух и повернулась к Мартину:

– Никогда прежде не видела, чтобы умирали так медленно… Смерть насильственная – и при этом такая долгая…

Она смотрела на Мартина так, словно ждала или делала вид, что ждет от него исчерпывающих объяснений.

– По-разному люди умирают, – ответил он.

– А вы считаете, что это полезно – знать все эти формы? Пригодится, быть может, для общего развития?

Нельзя было понять, всерьез она говорит или это злая насмешка. Мартин, не отвечая, поднялся было, но она взглядом остановила его:

– Мексика – недурное место для обучения… Как считаете?

Он обвел рукой котловину и ответил всего лишь:

– По крайней мере, женщине здесь не место.

За спиной у него раздался смех Тома Логана, слышавшего этот разговор. Диана скривила губы в презрительной усмешке. И в глазах у нее вдруг вспыхнул злой огонек.

– А для испанского горного инженера – самое подходящее, не так ли?

Не столько смысл этих слов, сколько их тон заставили Мартина промолчать. Миг спустя американка тряхнула головой и отвернулась к умирающему.

– Мне кажется, вы слабо разбираетесь в том, что подходит женщине, а что нет.

Он смиренно кивнул:

– Вы правы… Прошу меня извинить.

Диана снова взглянула на него, и снова выражение ее лица изменилось. Раздражение исчезло. Теперь, будто узнав о нем нечто новое, она изучала его с тем же любопытством, что и накануне вечером в отеле «Монте-Карло».

– Вы всегда такой?

Мартин удивился и снова потерял уверенность в себе.

– Какой «такой»?

Американка – она внезапно стала очень серьезна – помедлила с ответом. Потом показала на лейтенанта:

– Такой, как он.

– Не понимаю.

Она приоткрыла рот, но ответить не успела. Над обоими нависла тень Хеновево Гарсы.

– Нам пора двигать отсюда, – сказал он. – Наш поезд ждет.

Мартин взглянул на пленных, опасаясь обычного исхода:

– А их куда?

– С нами поедут, – успокоил его майор. – Еще повоюют.

Он наклонился над умирающим и принялся обшаривать его карманы. Извлек бумажник с документами, зажигалку, серебряный портсигар. Перочинный нож и четки. Их он бросил на землю, а прочее переложил к себе.

– А он? – спросил Мартин.

Майор пожал плечами:

– Да на кой он сдался?

– Его нельзя так оставлять, майор, – сказала Диана.

Гарса, не глядя на нее, выпрямился.

– Не «так», а «таким», вы хотели сказать? Оставляй, не оставляй – разницы никакой. – Он показал на изуродованное лицо и простреленную ногу. – Как по-вашему, можно такое заштопать? Освежеван, как козленок.

Том Логан закурил. И показал туда, где в котловине лежали тела убитых, под солнцем уже начинавшие чернеть и распухать.

– Как-никак, он офицер, а не один из этих бедолаг. Знал, на что шел.

Гарса кивнул. В одной руке он держал карабин, другой взялся за рукоять револьвера. Потом вдруг криво улыбнулся Мартину:

– Чтобы стать настоящим революционером, инженер, осталось только проделать в ком-нибудь из этих лишнее отверстие. Как смотришь на это?

Он вытащил свой шестизарядный кольт, протянул Мартину. Тот не сразу понял смысл этих слов. А потом ощупал карман пиджака, где лежал его собственный револьвер, и дерзко ответил:

– Косо смотрю.

Во рту у него пересохло, и голос звучал хрипло. Задрав голову, сдвинув на затылок шляпу, майор следил, как кружат в небе грифы.

– Ты пойми, я ведь хочу доброе дело сделать: раньше смерти никто не помрет. А он уж и так намучился. Эти твари наверху только и ждут, чтоб заняться им. Нехорошо будет отдавать его живым им на растерзание…

– Я не буду его добивать, майор.

– Да что ты? – Гарса стал серьезен. – Не будешь?

– Нет.

Подержав его еще несколько секунд под прицелом пристального взгляда, майор обернулся к Диане, протянул оружие ей.

– А вот есть тут у нас еще одна сеньора, которая так всем интересуется… Вы не желаете ли оказать лейтенанту услугу?

Американка вздрогнула, как от удара, но промолчала. Глаза ее вспыхнули гневом.

– Давайте, сударыня моя… – увещевал ее майор. – Исцелите страждущего.

Том Логан, держа в одной руке ружье, а в другой самокрутку, встал с земли:

– Да я сделаю.

Майор медленно окинул его взглядом. Взгляд этот был задумчив. Мартин внезапно вспомнил, сколь опасен может быть этот революционер, которого он уже научился уважать.

– Вот это я понимаю – мужчина, – проговорил майор наконец. – Не рохля, не тряпка. Приступай, дружище.

Пряча кольт в кобуру, он шагнул в сторону. Логан сунул самокрутку в рот, передернул затвор «ремингтона», придвинул ствол к лицу раненого. Потом взглянул на Мартина и Диану:

– Посторонитесь-ка немного. Забрызгает.

Поезд мчал в Сьюдад-Хуарес меж приземистых холмов, по желтой земле пустынной равнины, где никогда не было дорог. Клонящееся к закату солнце удлинило тени.

– Да, это было тебе не по руке, – словно извиняясь, сказал Хеновево Гарса.

Мартин кивнул:

– Я тоже так подумал. Но, по правде сказать, это же вы ради нее устроили?

Он показал подбородком на Диану, сидевшую в другом конце вагона вместе со своим спутником. И еще не успел договорить, как услышал негромкий смех майора:

– А ты совсем не дурак, инженер!

И с этими словами он уставился на бахрому золотистых облаков, собиравшихся на горизонте. Потом поскреб в усах:

– Скажу тебе, что меня больше всего бесит. Вот приезжают к нам на манер туристов, смотрят на все наши дела, вроде как бы издалека. И видят все, что происходит, не нашими глазами, а своими. Понимаешь?

Он пытливо посмотрел на Мартина. Тот кивнул:

– Думаю, да.

– Ты только на свой счет не прими. Ты – дело другое. С того дня, как мы встретились в заведении, ты сделал для революции больше, чем многие из тех, кого я знаю. Пулям не кланяешься, не отсиживаешься, и я тебя за это ценю и уважаю. Даже сам полковник Вилья тебя похвалил, помнишь?

– Да, но я не революционер, – возразил Мартин. – Я, что называется, просто мимо проходил. И я тоже, скорей всего, на этой войне посторонний. Турист.

– Нет, есть разница: ты не просто смотришь. И что там у тебя внутри – не сообщаешь. А со стороны незаметно. Рот у тебя на замке, язык на привязи. Как доходит до дела, ведешь себя по-мужски, действуешь сам, понукать тебя не надо.

– Понимаете… Это авантюра.

– Что это значит?

Мартин помолчал, подбирая слова.

– Ну, нечто яркое, необычное, удивительное.

– Да что бы ни было, ты ведь готов жизнью своей расплатиться за это. Тебя не надо тащить и пинать, подгонять вперед. – Он посмотрел на Тома Логана, по-прежнему сидевшего рядом с Дианой. – Не похож ты и на этого гринго – он и ему подобные сбегаются, как койоты, учуявшие кровь, им нравится эта неразбериха, тем паче что они на ней зарабатывают… Нет, инженер. Ты – птичка другого полета.

Мимо проносились телеграфные столбы. Ветер взметнул поле шляпы на голове майора. Он сжал кулак, чтобы дружески потыкать Мартина в плечо, но задержал руку.

– Ты не думай, я понимаю… – заговорил он. – Я человек не шибко грамотный, однако ж понимаю. Ты не веришь в революцию, зато веришь в тех, кто ее делает. И в то, что мы веками работали как волы, а жили впроголодь, и голод этот никогда уже не утолить… И это будит любопытство, и ради него ты рискуешь. Гачупины обычно не такие, ты на них не похож… Ты вдаешься во все, хочешь быть полезным, а чего не знаешь – спрашиваешь.

– Ну так этой науке быстро учишься. Я за три дня узнал больше, чем за три года.

– Тем ты мне и понравился. Потому что знаешь и так немало – и как с динамитом управляться, и всякое такое, – однако ж не стесняешься учиться. За это понравился ты и мне, и полковнику Вилье, да и всем вообще.

– Не всем. Сармьенто этот так зверем на меня и смотрит.

– Да плюнь ты на него, на индейца этого полоумного… Не видишь разве – у него не все дома. Тем паче, что он уехал с Вильей.

Слова майора напомнили о неприятном – о пропаже груза и о косых взглядах Сармьенто. Мартин, как ни странно, чувствовал, что как-то ко всему этому причастен.

– А что же все-таки случилось с золотом из «Банка Чиуауа»?

Гарса, помрачнев, провел ногтем вдоль усов.

– Ох, да сам толком не знаю. Времена лихие, никому доверять нельзя. В одном уверен: как только Панчо Вилья узнает, кто подбросил нам скорпиона в сапог, будет этот гад мертвей, чем червячок в мескале[20]20
  Мескаль – водка из листьев агавы.


[Закрыть].

Он прищелкнул языком, отвернулся и стал смотреть на проплывающий мимо ландшафт. Поезд без остановки проскочил платформу, вымощенную черным кирпичом, цистерну с водой, груды переломанных досок и скрученного спиралями железа. Поодаль виднелись развалины убогой гостиницы, а потом вновь потянулась пустынная равнина.

Мартин незаметно, одними глазами показал на Диану:

– Ну а ее вы зачем провоцировали?

Майор взглянул на него с преувеличенным удивлением:

– Я? Когда это я ее провоцировал?

– Ну, с этим… раненым лейтенантом.

– А-а, да. – Гарса насмешливо улыбался, покачиваясь в такт вагонной тряске. – Не видал разве, как она смотрела на него и на нас? Сам подумай. Как она смотрела?

– Да видел, конечно. Только не пойму…

– Эта сеньора прибыла к нам с верхов, – перебил его майор. – И речь сейчас не о верховьях Браво. Приехала оценить нас, вынести суждение и рассказать тем, кто читает ее газету. И ручки не испачкает, покуда мы тут кровью умываемся. Понимаешь, о чем я?

– Не вполне.

– Она может, если захочет, написать, что мы дикари, банда вонючих уголовников. Может – и напишет. А я хотел дать ей понять, что если ты, мать твою, такая жалостливая, так уж будь такой во всем и до конца. И уж тогда не бойся руки замарать. А то легко взирать с небесных высот, как другие копошатся в крови и дерьме.

Мартин задумался над этими словами.

– Мне кажется, это будет несправедливо по отношению к ней.

– Ты дурака-то не валяй со мной. Хотел бы я справедливости – пошел бы в судьи.

– Она очень отважная дама.

– И я уважаю ее за это. А иначе неужто мы взяли бы ее с собой? Но повторяю, мне не нравится, как она смотрит на нас. Нехорошо она смотрит, сучка! Высокомерно.

– Она иностранка.

– Иностранка, засранка – мне один черт. Раз ты женщина, так знай свое место и чересчур много о себе не понимай.

Поезд сделал довольно крутой поворот по колее, тянувшейся вдоль скалистых отрогов; паровоз свистнул, ветер принес клочья дыма и угольной пыли, черными спиралями завившиеся вдоль состава. С крыши заднего вагона человек пять с винтовками внимательно всматривались в окрестности.

– А ты теперь чем думаешь заняться-то, а, инженер? Я к тому, что вроде бы конец совсем близок. Начальство говорит, что и месяца не пройдет, как сеньор Мадеро будет в столице.

– Не знаю пока… Вернусь на работу.

Гарса одарил его дружелюбной улыбкой сообщника:

– Будешь, как прежде, высасывать все соки из мексиканского народа?

– Откуда же мне знать? – Мартин улыбнулся в ответ в том же духе. – У меня тоже начальство имеется: чем скажет, тем и займусь…

– Слушай-ка, инженер, чего скажу-то…

– Ну?

– Я раньше не спрашивал, но теперь мы вроде свои люди… У тебя тут или в Испании жена или невеста имеется?

Мартин помолчал, обдумывая ответ.

– Был кое-кто… – сказал он наконец. – Но карты не так легли.

– Кто банковал – ты или она?

– В основном она. Расстояние и время бывают губительны.

– Вот это верно. Хуже пуль иной раз… Вот потому мы с моей Макловией неразлучны. Я – с ней, она – при мне.

– Повезло.

– А я про что? Досталась хорошая женщина, это не всегда бывает. Я уж пообещал, что когда-нибудь обзаведемся домом и хозяйством.

Солнце висело уже над самым горизонтом. Тени от агав и камней вытянулись так, что казались бесконечными. Справа и слева от колеи пламенела равнина.

– Я рад, что судьба нас с тобой свела, – вдруг сказал мексиканец. – По виду ты совсем еще щенок, однако на деле показал себя настоящим мужчиной. Вел себя как надо, и я тебе обязан. Если когда-нибудь Хеновево Гарса тебе понадобится – сыщи меня.

Жесткий взгляд затуманился непривычной нежностью. И сам Мартин по необъяснимой причине был растроган.

– Я могу сказать то же самое, майор.

Их рукопожатие было крепким и искренним. Гарса меланхолично сказал:

– Сдается мне, инженер, что после Сьюдад-Хуареса и победы революции мы уж не свидимся на этом свете, а? Хотя… чего не бывает?

После этого он стал очень серьезен, задумался, поглаживая шрам на щеке. Взгляд обрел всегдашнюю суровость. Минуту он смотрел на Диану Палмер и ее спутника, а потом на своих людей, разместившихся на крыше второго вагона.

– Да, – повторил он словно про себя. – В Мексике все бывает.