Текст книги "Забвение"

Французский легион был разгромлен, понеся большие потери от огня противника и от мороза. Через несколько дней он был отведён в тыл и отправлен на Запад».

На полях Подмосковья был развеян миф о непобедимо сти немецкой армии.

36

С войны начали прибывать раненые и покалеченные. С укороченной несгибающейся ногой после ранения в колено вернулся младший сын Александр. Таких было много, а у государства не было возможности помочь им. Большинство жили в нищете без внимания общества, неспособные найти своё место в жизни. От безысходности некоторые спивались, занимались попрошайничеством, умирали в неизвестности, положив себя на алтарь победы. Без ноги вернулся старший сын Владимир. Ногу потерял в боях за Москву. Сыновья, привыкшие работать, не пали духом, не хныкали. Александр занялся плотничеством, он был отменным столяром. Владимир летом охранял колхозные поля, зимой не позволял на лугах красть сено, что было в стогах.

Душа болела за дочь – одна там, в деревне с детворой, помочь некому. Зарплатёшка так себе, хозяйства своего нет. Молоко, и то не всегда купишь. Вещички мужа продаёт, да надолго ли хватит их? Как ей помочь?

– Аннушка, – однажды обратился Пётр Васильевич к жене. – У нас ведь есть немножко деньжишек, на чёрный день берегли?

– Есть немножко, – насторожилась Анна Александровна. – А чего спрашиваешь?

– Я тут что подумал. Не купить ли на эти деньги коровёнку Дуне? Ребятишки без молока живут. А деньжонок у неё, сама знаешь, кот наплакал. Жалко.

– Я и сама как-то думала об этом, да всё откладывала разговор с тобой. Давай, не мешкая, завтра – воскресенье, сходим на базар, поспрашиваем, может, кто и продавать будет.

На местном рынке на продажу была единственная корова. Невзрачная на вид, мелкая, она смирно стояла, опустив голову, словно ждала приговора. Пётр Васильевич со знанием осмотрел её, проверил зубы, вымя и остался доволен. Не показывая вида, как бы безразлично спросил хозяйку:

– Отчего продаёшь, хозяюшка?

Женщина была похожа смиренностью на свою корову. Она чуть слышно пролепетала:

– Одна я, милок, осталась. Мужа и сына война проклятущая забрала. За коровкой уход нужен, сено на зиму заготовить. А я уж не могу.

– Сколько просишь за корову?

– Если возьмёшь, – и назвала сумму.

– Трёхлетка? – уточнил Пётр Васильевич, хотя и не сомневался.

– Да, подтвердила хозяйка. Пётр Васильевич, не торгуясь, отдал ей названную сумму. Корова того стоила.

– Завтра и отведу в Пустынное, – заявил он, когда привёл корову домой.

– Как назовём её? – спросила Анна Васильевна.

– А ты посмотри на неё. Сверху чёрная, бока и голова коричневые, задние копыта в белых носочках. Пусть будет Чернушка.

На том и согласились.

– Петя, на работе знают, что тебя не будет? Ты отпросился?

– Знают! Наша бригада выезжает на озеро Большие Мурлы рыбу ловить, вот из Пустынного я прямо к ним и отправлюсь. Пару дней поживу у Дуни. Надо для коровы стайку сделать да показать, как обращаться с ней. Хотя Дуня и сама всё знает, если, конечно, не отвыкла от крестьянской работы.

Ещё солнце не взошло, только заря чуть прирумянилась, когда Пётр Васильевич, накинув поводок на рога Чернушки и прихватив на всякий случай ведёрко, уже шагал по просёлочной дороге из Большеречья к деревне Кирсановка. Спокойная Чернушка следовала за ним, уверенная в том, что ей плохо не будет. Стало припекать, день обещал быть жарким.

– Уже третий час в пути, а до Кирсановки не добрались, всего-то двенадцать километров. Надо бы прибавить шаг, – размышлял Пётр Васильевич. – Скоро жара наступит, идти будет труднее.

Однако Чернушка не хотела прибавлять шаг, как не пытался заставить ее хозяин. Солнце стояло в зените, когда они вошли в деревню и сразу направились к колодцу у дороги с высоким журавлём, чтобы испить холодной водицы. Наполнив ведёрко, Пётр Васильевич первым делом напоил Чернушку, потом отвёл её в тень под высокое дерево у избы напротив. Животина, не раздумывая, со вздохом улеглась на траву.

– Устала, милая, отдохни малость. Нам ещё топать восемь километров до паромной переправы, успеть надо до последнего отхода парома на пустынский берег, – убеждал Чернушку Пётр Васильевич.

В деревне ни души, даже ребятишек не видно, заметил он. – Значит, все в поле, от малого до старого. Пора горячая приспела, упустишь, потеряешь, не наверстаешь.

Когда вышли за село, справа он увидел бригаду женщин. Подоткнув подолы юбок за пояса, только коленки блестели, они делали прополку и окучивание картофельного поля. Дальше за картофельным полем набирала зрелость пшеница.

– Через месяц убирать надо. Комбайнов мало, серпом придётся. Работа тяжёлая на баб ляжет. Где не был за границей, нигде не видел, чтобы женщины так работали.

Слева от дороги, на зелёном лугу прииртышья тоже одни женщины махали косами. Шла заготовка сена на зиму.

– Памятники б в каждой деревне им при жизни ставить надо! Весь тыл на их плечах держится и дети. Да где там, и не вспомнят, как война кончится. Неблагодарная власть наша, – ворчал про себя Пётр Васильевич.

Уже начало вечереть. Пассажиров на пароме не было, и паром готов был отчалить от берега, когда Пётр Васильевич вышел из-за поворота, увидел ситуацию и понял, что может не успеть. Начал кричать и махать рукой. Паромщик заметил запоздалого путника, подождал, когда тот подойдёт.

– Пётр! Никак это ты, да с коровой? Откуда? – удивился паромщик.

– Дочке купил, вот веду в Пустынное.

– Это что, от самого Большеречья топаете?

– Оттуда. Вот умаялась беголага, да и подоить бы пора.

– Давай, заходите на паром. Пока плывём до того берега, и подоишь.

На пароме кроме них никого, не надо ничего объяснять любопытным, как это обычно бывает в деревнях. Пока плыли, успокоился от дороги, передохнул малость. К дочери и внукам прибыл как раз к ужину, и не только с коровой, но и молоком в ведре, чем обрадовал ребятишек.

– Что не рада? – с подковыкой спросил он удивлённую дочь. – Никак отвыкла от крестьянской работы?

– Что ты, папка! Ой, как рада и ничего не отвыкла! – воскликнула Евдокия, подошла к отцу, обняла его и поцеловала.

Пётр Васильевич вместо двух дней жил у дочери три, отстраивая стайку для Чернушки. Ему помогали оба старших внука: одному уже исполнилось восемь лет, второму семь. Уходя, обещал им через недельку прийти и забрать их с собой на озеро. Дочери объяснил:

– Мальчишки подросли, пора приучать к делу. Недельку-другую поживут со мной на озере. А там начнём косить траву, готовить сено корове на зиму. Упускать нельзя, трава будет жёсткая.

Как и обещал, за внуками пришёл вовремя. На левый берег Иртыша переплыли на лодке, потом по натоптанной тропинке двинулись к озеру. Внуки не шли, с нетерпением бежали, им хотелось скорее увидеть большое озеро, о котором много рассказывал дедушка. Им было всё впервые, всё интересно, особенно предстоящее житьё в шалаше – спать на душистой сухой траве, есть уху. Каждое утро, пока рыбаки осматривали сети, внуки удили удочками с берега. Пётр Васильевич решил показать мальчишкам семейную пару лебедей, живущую на озере. Лебеди иногда низко пролетали над шалашом, распластав широко огромные крылья и вытянув длинные шеи. Или, громко кликая, гонялись друг за другом по водной глади.

– Завтра рано утром и поплывём к лебедям в гости, пока они на прогулке будут, – предупредил Пётр Васильевич внуков. – Наблюдать за ними лучше, не мешая им объясняться в верной любви.

Солнце ещё не показалось на горизонте, когда приплыли к месту. Остановились недалеко в камышах, откуда было всё хорошо видно. Скоро лучи золотом брызнули по макушкам камыша, упали на водную гладь светлой сиренью. Птицы словно очнулись от ночной неги. То отплывали в разные стороны; то спешили друг к другу, будто соскучились в разлуке. Они целовались, что-то нежно шептали на ушко, махали крыльями, купаясь в жемчужной пыли. В танце, встав на гладь воды, ликовали, вновь отплывали. Так повторялось много раз, пока не показалось оранжевое солнце.

– Сейчас подруга поплывёт к своему гнезду, выпаривать деток, самец будет охранять её, – сказал дедушка. – Эта птица не знает страха, и плохо будет тому, кто посмеет обидеть подругу.

– И запомните: птица лебедь – святая, под охраной Господа Бога; кто посягнёт на неё, будет наказан. Однако есть неразумные, разоряют их гнёзда и даже убивают. Лебедь не станет жить в одиночестве. Высоко поднимается в небо и камнем падает, разбиваясь о воду насмерть. Всегда помните это и никогда не обижайте лебедей.

Братья притихли, околдованные увиденным и рассказом дедушки. Прогулка в гости к лебедям осталась в памяти навсегда.

Резвятся лебеди над озером

Когда вернулись с прогулки, их ждала вкусная, только что сваренная на костре уха. Когда насытились, захотелось спать. В шалаше на душистой сухой траве мальчишки враз заснули и спали до полудня, а к вечеру начался дождь с грозой. Удобно разместившись в шалаше, рыбаки рассказывали забавные случаи из своей жизни. Было интересно и весело. К утру дождь закончился, засветило солнце, разноголосьем зазвучало пенье птиц. А вечером Петр Васильевич проводил внуков до паромной переправы и попросил Силантия – паромщика проследить за тем, чтобы ребята сошли на берег.

37

Наведаться в село Пустынное Петру Васильевичу удалось только к началу августа, и снова с подарком для внуков. Его хороший знакомый как-то предложил щенка, но Пётр Васильевич вежливо отказался. Их кобель по кличке Портрет недавно издох по старости, сразу взять другого не решились.

Теперь возникла необходимость. Собака, ой, как нужна в хозяйстве дочери! Пётр и направился к тому приятелю. Первым, кто его встретил, когда вошёл в ограду, был огромный пёс серой масти с чёрной пипкой носа. Пёс спокойно приблизился и грозно зарычал, когда Пётр Васильевич захотел обойти его. На крыльцо вышел хозяин дома. Увидев, что собака преградила путь вошедшему чужаку, приказал:

– Серко, нельзя!

Серко, повинуясь, нехотя отошёл в сторону.

– Проходи, Пётр Васильевич! С чем пожаловал? – приветствовал хозяин.

– Да вот, ты, Степан, как-то предлагал мне щенка, а я отказался, а видать, зря. Где тот щенок?

– Да он тебя и встретил, как видишь, недружелюбно, от обиды.

– Да неужто это тот самый щенок? И как вырос!

– Тот самый, – довольный похвалой, подтвердил Степан.

Пётр Васильевич рассказал приятелю, зачем понадобился пёс.

– Как в деревне без собаки? – одобрил решение Степан.

В это время из будки, что была неподалёку, вылезла мать Серко, приветливо помахала хвостом хозяину и гостю.

– Куда тебе две собаки, сейчас и одну держать накладно! – Оно, конечно, так, но привыкли уже к Серко, жалко будет.

– В хорошие руки отдаёшь, не жалей, – не сдавался Пётр Васильевич.

– Ладно, уговорил, с тебя магарыч. Забирай! Серко будто понял решение хозяина, внимательно посмотрел на него с укором, отошёл к будке, где лежала его мать, и начал тихо поскуливать. Петр Васильевич понял печаль собаки.

– Давай дружить, приятель, – протянул к Серко руку, поманил к себе.

Серко недоверчиво подошёл, обнюхал нового хозяина.

– Вот и ладно! – с грустью в голосе прошептал Степан и отвернулся.

Попрощавшись со Степаном, Пётр Васильевич направился домой. Серко, опустив низко голову, плёлся следом за ним.

Увидев Петра с собакой, Анна всё поняла, только вымолвила:

– Как он похож на нашего Портрета, только серый! Проходите в дом, пора обедать, – и наполнила большую чашку кормом для Серко. Серко, не взглянув на еду, залез в будку, в которой жил еще недавно Портрет.

– Заскучал бедолага, – проговорила Анна.

– Скоро пройдёт, – сказал Пётр Васильевич, успокаивая её.

На следующий день, когда подошли к паромной переправе, парома не оказалось на месте. Возле лодки на чурбаке сидел только Силантий с самокруткой во рту. Завидев Пётра Васильевича, не без иронии заметил:

– Петро, а собаку теперь кому тащишь?

Пётр Васильевич, подойдя вплотную, поздоровался и спокойно ответил:

– Дочке. Сам знаешь, в деревне без собаки нельзя. – Это правда, – согласился Силантий.

– А паром-то где? – в свою очередь спросил Пётр Васильевич.

– На той стороне стоит. Время сейчас горячее, все в поле работают, зачем попусту таскаться. А кому так уж надо, лодкой перевожу. Недавно виделся с твоей дочкой, – продолжал Силантий. – Мальчишки играли в лапту, нечаянно мячом стекло в школе разбили. Мужиков то не осталось, вот и пришлось помочь. Моя внучка у Евдокии Петровны в классе учится. Спросил про корову, что ты привёл. Говорит, хорошая, молока даёт много. Да вот только молоко-то, почитай, всё сдают, налогом обложили. Власть не смотрит на то много или мало ребятишек в семье, всех обложила. Ребятишек у нас почти в каждой семье самое малое четверо или пятеро, – как бы оправдывая власть, пояснил Силантий, – а масло бойцам на фронте надо, вот все и сдают, не ропщут.

На противоположном берегу, попрощавшись с Силантием, Пётр Васильевич поднялся по знакомой тропочке на высокий берег и вышёл на широкую улицу. Добротные дома по обе стороны, палисадники, почти в каждом рябина зреет да черёмуха, тополя высокие и обязательно берёза кудрявая. Село Пустынное всегда славилось людьми зажиточными. На улице никого, как, наверно, во всех деревнях России. Война.

Вот и главная площадь села, давно знакомая. На возвышенном месте церковь с куполами и крестами на них. Всем миром строили. Колокол, что на главном куполе, сняли. Его малиновый звон во всех деревнях округи слышен был. Чем не угодил нынешней власти? Внутри всё порушили. Пётр Васильевич молился, глядя на кресты, шептал, негодуя.

– Церковь всегда учила народ только хорошему: уважать власть, беречь отчизну от врага, защищать, если понадобится, не жалея живота своего, чтить старших, не чинить зло ближнему и много чему еще. Так что тут плохого? А сейчас что? Одно бесстыдство. Старших не почитают, в Бога не верят, чужие мысли исповедуют. Чем всё кончится?

Напротив церкви стоял крестовый дом под высокой тесовой крышей, некогда он принадлежал настоятелю – батюшке. Его построили тоже на пожертвования прихожан. Батюшку и его семью выслали, посчитав, что его общение с народом вредно и не соответствует духу нынешней власти.

Отдав должное внутреннему чувству, Пётр Васильевич направился к этому дому, окружённому со стороны церкви большим садом с изрядно обветшавшей изгородью. В нём сейчас живёт его дочь. Муж её Владимир Петрович – директор местной школы – она тут же, рядом. В дом их поселили как многодетную семью, они заняли большую его часть. Другую часть – левое крыло дома с отдельным входом – отдали немке, высланной из Поволжья. Она молодая женщина с дочкой шести лет и матерью. Преподаёт в школе немецкий язык. Дети дружат, не зная вражды, однако мальчишки немецкий язык не признают, считают, что все немцы их враги.

Когда Пётр Васильевич с собакой вошёл во двор, играющие там дети бросились в дом, только старшие, узнав дедушку, подбежали к нему. Серко насторожился и отступил за хозяина. Пётр Васильевич объяснил мальчишкам, что собака их не знает, потому и спряталась, а зовут пса Серко, и они скоро подружатся. В это время на крыльцо вышла Евдокия Петровна. Увидев отца с собакой, немало удивилась. Отцу и ей пришлось объяснять, что заставило его привести им собаку.

– Начнём косить для Чернушки сено на зиму, пора уходит.

– Вот здорово, папка! Я уже думала покупать сено. Тебя всё нет. Мало ли что.

– Чего удумала! Мы что сами не умеем или калеки какие? – Вот только где косить будем?

– Для школы выделили участок, – сообщила Евдокия. Кто может и кому надо, уже накосили. Кто не может или кому не надо, те не косят.

– Ну, так завтра спозаранку и приступим, – заявил Пётр Васильевич. – Чего время терять?

Но, как не старались, а на покос отправились поздно. Солнце уже взошло, ненасытные куры, кудахтая, уже шмыгали по широкому двору, беспрестанно что-то хватали клювом, только Серко спокойно лежал возле своей будки и наблюдал за ними.

За селом пошли по хорошо натоптанной тропинке в сторону полоски леса. Широкое поле упиралось в овраг. Только небольшие кустарники да разбросанные стога сена на нём.

– Вот это наш участок, выделенный под покос, – объявила Евдокия Петровна. – Что ближе к селу, как видишь, уже выкосили. Пойдём вон к тому лесу.

Овраг извилистой лентой тянулся до самого Иртыша. По обе стороны его росли высокие берёзы, кусты черёмухи да рябина с чуть подрумяненными гроздями. Внизу в тени ручейком протекала, журча, студёная ключевая водица. Остановились возле куста, недалеко от кромки оврага.

– Отсюда и начнём, – сказал Пётр Васильевич, окинув взором поле.

Неспеша закрепил косы к черенищам, подогнал на них по росту лучки. Старшему внуку вручил косу с большим лезвием и царским клеймом на обушке, которое означало, что сталь высокого качества. Объяснил ему, что этой косой косила в девичестве Евдокия – его мать. Младшему приготовил косу немного меньше размером. Она была совсем новая, клейма на ней не было, как не искал внук. Пришлось ему объяснить:

– Сейчас клейма на косы не ставят, но сталь хорошая. Будешь учиться этой косой, а подрастёшь, другую купим.

Показал внукам, как косить траву вокруг куста, где расположились, а Евдокие велел следить за ними и подсказывать.

Косить на поле с небольшим уклоном в сторону оврага и с наклоном травы было легко. Пётр Васильевич сразу оценил это преимущество, помолившись, повёл первую ручку. Густая трава ровно ложилась пышными валками.

– Этак мы за три – четыре дня управимся. Много ль одной корове надо, – рассуждал Пётр Васильевич. – Погода б только не подвела.

Во время небольшого перерыва, склонив длинные стволы кустарника, закрепил их рогатинами к земле, сверху уложил скошенную внуками траву. Получился небольшой шалаш для укрытия от солнца и на случай дождя. Дочери велел идти домой:

– Сегодня ночевать здесь не будем, а там посмотрим.

Жара спала, но солнце ещё не добралось до горизонта, однако Пётр Васильевич решил, что работать хватит. Он заметил, что внуки устали, хотя вовсю старались этого не показывать. Объявил:

– На сегодня довольно, а то завтра руки и ноги болеть будут, совсем косить не сможете. Надо вначале попривыкнуть, а уж потом можно и до упаду.

Дома за ужином спросил Евдокию:

– Когда сено вывозить думаешь? Надо бы до зимы, а то по снегу украсть могут. Народ сейчас отчаянный.

– У нас при школе две лошади есть. Сам знаешь, Володя потомственный казак, лошадей очень любит, вот и завёл конюшню и конюха. Дед Осип и сейчас при школьных лошадях, никому их не доверяет. Говорит: вот вернётся с войны Владимир Петрович, спросит, если с лошадками что случится.

– Я поговорю с директрисой и Осипом, думаю, помогут сено вывезти.

Через две недели сено лежало под брезентом на месте возле стайки. Пётр Васильевич попрощался с внуками и ушёл в Большеречье с надеждой, что зимой они будут с молоком. Серко привык к мальчишкам, стал им верным другом и всюду их сопровождал.

38

Если в ожесточённых боях под Москвой Советская Армия развеяла миф о непобедимости гитлеровской армии, то битва под Сталинградом, по сути, предрешила исход войны.

К лету 1944 года стало понятно, что СССР может собственными силами не только изгнать врага, но и освободить порабощённые народы Европы и завершить разгром гитлеровской армии. Это вынудило правящие круги США и Великобритании отказаться от политики дальнейшего оттягивания сроков открытия второго фронта в Европе.

1418 дней и ночей наша Родина вела войну и победила. Победа далась нелегко. Около 30 миллионов сынов и дочерей погибло в кровавой битве, самой жестокой в истории человечества.

Победу в Великой Отечественной войне одержал советский народ, русский народ. Сила его во внутренней духовности, способности объединиться перед угрозой внешнего врага. Когда он един, победить его невозможно, так всегда было и так будет всегда.

В Георгиевском зале Кремля 24 мая 1945 года Сталин поднял бокал за здоровье советского народа, русского народа.

США из войны вышли с более успешной экономикой, наукой и большим техническим потенциалом. Они создали атомную бомбу и провели испытание на японцах.

У СССР имелась многомиллионная армия с большим опытом ведения боевых действий, но не имелось оружия массового поражения, и Сталина это беспокоило. Он принимает все меры, чтобы создать такое оружие. Сталин вынужден был принять вызов в гонке вооружений. Для США это был один из элементов стратегического плана подрыва экономики СССР.

Репрессии губили страну, но по-прежнему оставались главной формой управления государством и обществом в сталинское время.

Сталин был слабым стратегом, единолично принимал множество некомпетентных решений, но был гениальным организатором.

Несмотря на всё, к заслугам Сталина можно отнести то, что он аграрную страну за короткое время сделал высокоиндустриальной, заложив основы её дальнейшего развития высокими темпами. Сельское хозяйство вышло на уровень промышленности, поднялись наука, образование. Но уничтожение основных тружеников деревни, объявленных врагами государства, и раскулачивание (раскрестьянивание) села нанесло огромный урон сельскому хозяйству.

Большая заслуга Сталина в победе над фашистской Германией. Он сумел в кратчайший срок эвакуировать заводы вглубь страны и наладить выпуск необходимого для армии оружия и боеприпасов. Но его просчёты и упрямство в первый период войны обернулись огромными потерями.

Советская пропаганда и его ближайшее окружение создали вокруг Сталина ореол «великого вождя и учителя», после Сталина обвинили в культе личности.

39

Война закончилась. Печаль и радость связало в один узел.

 
Сибирь войной не полыхала,
Здесь будто не было войны.
Сибирь ПОБЕДУ день и ночь ковала,
В Сибири строились полки.
Они в боях добыли честь и славу,
В Сибирь ПОБЕДУ принесли.
 

Каждый второй большереченец, ушедший на фронт, не вернулся. Война выкосила мужчин. Выстраданная победа не облегчила судьбу женщин. Вконец изношенная техника, обветшавшие за годы войны животноводческие фермы, засуха последних лет, низкие урожаи, бескормица и падёж скота. Голод гулял по стране. Хлеб выдавали ограниченно, по карточкам. Но жизнь продолжается, жить надо наперекор всем невзгодам.

Июль 1948 года. Пётр Васильевич отмечает свой день рождения. Ему исполнилось шестьдесят пять лет. Есть, что вспомнить, и с горечью он вспоминает:

– Хорошего немного наберётся, больше того, что вспоминать-то не хочется – одни войны да смутные времена. Едва закончилась война с Японией, началась с Германией. Потом заваруха внутри полыхнула, разорив народ вконец. Прислали смуту эту в упаковке из Европы и Америки, как подарок. Вроде чуть успокоились, ещё синяки не сошли, с финнами войну затеяли. А там и немец снова подоспел. Видать, не добили тогда – в Первую мировую. Помешали свои же христопродавцы. Так и живём с куска на хлеб, будь оно неладно.

Не падал духом Пётр Васильевич, трудился всегда, насколько сил хватало, и детям помогал. Кудрявый чуб его немного поредел, тёмно-синяя рубаха-косоворотка под белый пояс с кистями его молодила. Он сегодня весел, вышел из-за стола на высокое крыльцо к внукам, пританцовая, напевает любимую песню:

 
– Выйду я на реченьку, выйду я на быструю.
 

Огород да коровёнка – вот и всё состояние. Анна Александровна продаёт молочко, огурчики на рынке. С младшим сыном Александром плотничают. Летом рыбу ловят на Иртыше, договор заключили. В первую очередь план выполняют по договору, а потом уж для себя – с этим строго.

– И всё бы ничего, из села Пустынное дочка всей семьёй переезжает. Её старшим сыновьям пора дальше учиться, а там школа – только семилетка. Работа здесь в школе есть, а квартиры нет. Вот все восемь человек жить будут у нас, пока свой дом не купят. А что поделаешь,? – рассказывал Пётр Васильевич гостям.

Половину своего большого дома он отдал старшему сыну Владимиру, когда тот женился. Сами они с женой живут в другой половине, там комната да кухня.

Когда приехала орава – дочь с мужем и шесть детей с ними, жить стало очень «весело», особенно когда начался учебный год. С раннего утра шум, гам, сборы тех, кому идти в первую смену. То же в полдень – тогда собираются те, кто идёт в школу ко второй смене. И так ежедневно. Но если б это было всё! За столом всем разом мест не хватает, когда нужно обедать, как и при выполнении школьных заданий. И множество других неудобств.

Так жили и терпели Пётр Васильевич и Анна Александровна около года, пока зять не купил дом по своим скромным возможностям. Малогабаритный дом в одну комнату с небольшой кухней нужно было срочно расширять. И снова проблему эту пришлось решать Петру Васильевичу. Они с сыном Александром к дому пристроили просторную кухню.

Рыбалка на Иртыше всегда была для большереченцев не только дополнительным подспорьем в нелёгкой жизни, но и приятным увлечением. Детей приучали к рыбалке с малого возраста. Учил этому не совсем простому занятию Пётр Васильевич и своих внуков. Со старшим плавал уже и ночью. Младшие терпеливо ждали свой черёд. Он наступил и для меня.

Тихий августовский вечер в розовом цвете. Дедушка доверил мне вёсла, сам на корме управляет лодкой. Плывём от нашего огорода по Большой речке, проходим под мостом между деревянных опор. Вот и Иртыш широкий. Поворачиваем направо, в сторону Карташёво. Миновали Затон, недалеко деревня Качесово на высоком правом берегу. Здесь рыбное место. Водятся стерлядь, нельма. Причалили к левому берегу, чтобы передохнуть и подготовить наплавную сеть к тони.

Солнце спряталось за горизонт, оставив затухающую зарницу. Пока мы выбрасывали из лодки сеть, на тёмно-синем небе вспыхнули звёзды. Наша сеть дугой медленно плывёт по течению реки вместе с нами. Поплавков, что удерживают сеть на плаву, уже не видно. Тёмная ночь накрыла их своим покрывалом. Дедушка поднимается с кормового сидения, подсказывает мне, как держать лодку, неспеша начинает выбирать сеть из воды. Первая тонь закончена. Поймали всего несколько стерлядок. Уха будет, не зря плавали. Потом делаем вторую тонь, третью – уже в полной темноте. Улов небогатый, но получен ценный опыт, он мне пригодится.

Всё тело, особенно руки, устало. Дедушка велит грести к берегу. Попытаем удачу на рассвете, решает он. На брезентовом плаще, постеленном на ещё тёплый песок, уютно и клонит ко сну. Дедушка развёл костёр, варит уху. Слышу, как над нами пролетела стайка чирков, свистя крыльями, а дальше тишина. Очнулся оттого, что меня кто-то дёргает за плечо. Это дедушка будит – есть уху.

До восхода солнца сделали ещё две тони и почти без рыбы вернулись домой. Рыбалка эта, как и многое другое, связанное с дедушкой, навсегда остались в доброй памяти.

40

Несколько дней по радио сообщали о состоянии здоровья вождя. И. В. Сталин умер 5 марта 1953 года в своей резиденции – Ближней даче, где постоянно проживал. Соратники Сталина способствовали его смерти, они не торопились с вызовом скорой помощи. Консервативная часть партии отважилась возложить на культ покойного диктатора всю ответственность за свои бывшие злодеяния, а себя выставить в качестве жертв. Народ безутешно рыдал. Только неизвестно, каких слёз было больше – радости или печали.

Трон свободен. Кто только из Политбюро не хотел на него сесть и поуправлять огромной державой! Больше всех суетился Н. С. Хрущёв, и сел на него. Человек льстивый и жестокий, волюнтарист по натуре, он с разбега начал больше разрушать, раздавать, чем создавать и созидать. Начались всякого рода реорганизации, упразднения – чехарда. А страна нуждалась в глубокой реформе всей экономики, по значению сравнимой с отменой крепостного права в 1861 году.

А. Н. Косыгин делает попытку внедрить в плановую систему отдельные элементы рыночной экономики, ему сделать это не дают. Н. С. Хрущёв по своей инициативе решением Президиума Верховного Совета СССР, не считаясь с народом, передает Крымскую республику и город союзного значения Севастополь Украинской ССР. Обещает народу:

– Нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме.

Проводит политику против личной собственности. Зачем она нужна при коммунизме? Жителям городов и рабочих посёлков было запрещено держать скот, его пустили под нож. Урезали земельные участки под огороды. Брошенная земля зарастала бурьяном. Сельский житель только и выживал своим мелким хозяйством, и того лишили.

Ненавистным капиталистам Хрущёв обещает показать «кузькину мать». Недальновидная и грубая внешняя политика приводит к резкому ухудшению отношений с США, страна оказывается на грани войны.

41

Селян села Большеречье, как и всей страны, не обрадовало решение властей о ликвидации скота в личном подворье. Местные чиновники спешили выполнить указание свыше. Рад был только младший сын Евдокии Петровны – Славка. Ему не хотелось ранним утром водить корову на пастбище в общественное стадо и встречать вечером.

После уничтожения коровьего стада молочных рек с кисельными берегами не появилось, не было молока и в магазинах в нужном количестве. У Евдокии Петровны двое сыновей учились в военных училищах, а ещё шесть малых детей оставались с ней и остро нуждались в молоке. И уж совсем, как говорили в народе, «ударили под дых», отняв коровёнку, а с ней последнюю надежду – надежду на жизнь.

Пётр Васильевич не мог поверить в происходящее. Они и жили только тем, что Анна Александровна продавала на рынке: молоко от своей коровы да выращенные на огороде овощи. Теперь их и этого лишили.

Волюнтаризм Хрущёва не знал предела.

Октябрь 1956 года. Я был в отпуске после окончания военного училища. Мама сообщила: со мной хочет встретиться дедушка. Мы всегда встречались с ним, когда я – курсант – приезжал домой.

У нашего дедушки много внуков – двадцать два, из них четырнадцать мальчишек. Пришла пора, когда они поочередно, один за другим стали уходить на военную службу. Дедушка гордится и всегда говорит нам:

– Солдатскую лямку должен испытать каждый мужчина. Если ты не служил или не воевал, какой же ты мужик! Так себе или с изъяном.

И на этот раз мы сидим в горнице за столом. Любимая бабушка Нюся угощает нас своими вкусными блюдами, готовить она большой мастак. На столе даже красные помидоры (в Сибири-то), дозревшие в валенках на русской печи. Неспеша ведём беседу.

Молодой, только испеченный лейтенант, наверно, немножко хвастает о том, что он был чемпионом училища по пулевой стрельбе. Дедушка внимательно слушает и улыбается. Он нам никогда не рассказывал о войне с Германией, не любил и не хотел ворошить эти тягостные для него воспоминания. Но охотно рассказывал, как служил в пограничной страже во время войны с Японией.

Выслушав бахвальство внука, неожиданно заявил:

– А я тоже хорошо стрелял, ты, наверно, пошёл в меня.

Эта задушевная встреча с дедушкой – Петром Васильевичём – оказалась последней. И не потому, что не было возможности встретиться ещё и ещё, скорее потому, что в молодости мы не ценим настоящего, в старости сожалеем и грустим о прошлом (народный артист СССР Б. Андреев).