Текст книги "Забвение"

Хуторок расположился в живописном месте, избы его стояли далеко друг от друга по берегу озера, и всюду был хвойный лес. Население – в большинстве своём пожилые люди, молодые в армии либо где-то на заработках.

В первой же избе Станислав и Пётр нашли приют, который оказался достаточно продолжительным. Франтишек и Ядвига, так звали хозяев усадьбы, были преклонного возраста и одиноки. Единственный их сын погиб на этой войне в первый же её месяц. Молодая невестка, не долго думая, снова вышла замуж.

Дед Франтишек давно передвигался, опираясь на палку, после увечья, полученного при сплаве леса по реке. Их хозяйство, когда-то крепкое и хорошо ухоженное, нуждалось в работниках, поэтому нежданных гостей приняли охотно.

Пётр и Станислав благодарили Бога за посланного им навстречу случайного прохожего, они были рады, что нашли понимание добрых людей и приют. Только здесь они осознали всю сложность их положения и невозможность уехать домой без посторонней помощи.

А работы на хуторе оказалось много, и не только у хозяина, приютившего их, но и у соседей. Помогая хозяину и всем, кто нуждался в помощи, Пётр и Станислав получили возможность не только жить, но и зарабатывать небольшие деньги, на которые можно было купить нужную одежду. Дед Франтишек настолько проникся уважением к этим случайно оказавшимся у него парням, что представил их всем как своих родственников, вынужденных скрываться от немцев, и даже помог получить необходимые документы.

Но пришло время проститься с добрыми людьми. Друзьям представилась долгожданная возможность продолжить тернистый путь к родному дому.

21

Свержение царя повлекло за собой отсутствие всякой власти в стране, межпартийная разноголосица сеяла полную анархию. Сбитый с толку Петроград бурлил, не понимая, что происходит в стране.

А. Паврус ждал этот момент, готовил отправку своих агентов и Ленина из Швейцарии в Россию. Они были нужны ему там. По прибытии в Петроград Ленин выступил на Финляндском вокзале и завершил своё выступление призывом к «социалистической революции».

Один из руководителей немецкой разведки телеграфировал в Берлин: «Приезд Ленина в Россию успешен. Он работает совершенно так, как мы этого хотели бы». Но всё было не так радужно, как хотели.

Выступление Ленина по прибытии из-за границы вызвало недовольство даже среди его сторонников. Матросы 2-го Балтийского экипажа, выполнявшие на вокзале обязанности почётного караула, на следующий день выразили своё возмущение и сожалели, что им вовремя не сообщили маршрут, которым Ленин вернулся в Россию, они утверждали, что приветствовали бы Ленина возгласами: «Долой, назад в ту страну, через которую ты к нам приехал».

Солдатами Волынского полка и матросами в Гельсинфорсе ставился вопрос об аресте Ленина. Возмущение матросов в финляндском порту России выразилось даже в сбрасывании большевистских агентов в море. На основе поступившей информации о пути Ленина в Россию солдаты Московского полка приняли решение о разгроме редакции большевистской газеты «Правда».

Большевистское руководство оказалось застигнуто Февральской революцией врасплох. Партия большевиков была запрещена ещё в 1914 году, большевистская фракция Госдумы 4-го созыва была арестована. Во время Февральской революции в Петрограде не было ни одного из членов ЦК РСДРП(б) – все они находились в ссылке либо эмиграции, всвязи с чем роль большевиков в произошедшем восстании была незначительной, а их влияние во вновь образованном Петросовете – минимальным. Полицейским удалось внедрить в ряды большевиков ряд провокаторов.

Социал-демократическая фракция «межрайонцев» отстаивала восстановление единой РСДРП. Наиболее влиятельной социалистической партией по состоянию на весну 1917 года являлись эсеры, чей лозунг: «Социализация земледелия» соответствовал чаяниям основной массы крестьянства, жаждущей «чёрного передела» помещичьей земли.

Временное правительство, считавшее себя приемником монархического государства, стремилось сохранить старый государственный аппарат, однако на волне демократизации в состав ведомств и учреждений включились представители советов, профсоюзов и других общественных организаций. На окраинах страны организационно формировались и активизировались национальные движения (Кубанская рада, Союз горцев, Украинская центральная рада). Резко усилилось сибирское «областничество» – движение за автономию Сибири.

Собственность царской семьи была конфискована в пользу государства, Государь заключён в Царском Селе под домашний арест.

Февральская революция нанесла серьёзный удар по армии. В ходе проведённой массовой чистки командного состава на главные посты были назначены выдвиженцы, близкие к думской оппозиции – А. И. Деникин, Л. Г. Корнилов, А. В. Колчак.

Демократизация армии привела к резкому падению её боеготовности, массовому дезертирству, самосудам над офицерами. Взяв курс на продолжение войны «до победного конца», Временное правительство столкнулось с созданными им же самим трудностями – потерей управляемости армией, распадом системы управления государством.

В Петрограде в июне проходил Всемирный съезд Советов, на котором выступил Ленин. «Советы могут получить всю власть в стране мирным путём, если дать трудящимся мир, хлеб, землю и побороть хозяйственную разруху».

Спустя месяц петроградские большевики оказались вовлечёнными иностранными агентами в антиправительственные выступления под лозунгами: «Немедленная отставка Временного правительства», «Передача власти Советам», «Переговоры с Германией о заключении мира».

Выступление, как вооружённое восстание против государственной власти, было расстреляно. Преданы огласке представленные контрразведкой материалы дела о связи большевиков с Германией и их финансировании. Временное правительство отдало приказ об аресте Ленина. Объявленный в розыск как германский шпион, он вынужден был скрываться на территории Финляндии. Было разрушено неустойчивое равновесие сил между Временным правительством и Петросоветом.

В ходе революционных событий усилилось влияние думского депутата А. Ф. Керенского, вошедшего одновременно и в первый состав Временного правительства в качестве министра юстиции, и в первый состав Петросовета в качестве товарища (заместителя) председателя.

Сформированное 24 июля очередное, третье правительство стало сдвигаться вправо, его председатель А. Ф. Керенский, перешедший в партию эсеров, занял в нём пост Председателя и Верховного главнокомандующего. Однако его популярность была серьёзно подорвана июньским наступлением армии и экономическими проблемами.

1(14) сентября 1917 года постановлением Временного правительства была провозглашена Российская Республика. Левые партии получили послабления, началась большевизация советов, в результате которой умеренного социалиста Чхеидзе на посту председателя сменил радикально настроенный Лев Троцкий.

Стремясь закрепить успех, большевики, на радость военным противникам России, агитировали за мир без аннексий и контрибуций. В то же время они формировали в тылу, за спиной сражающейся действующей армии собственные вооружённые отряды (Красную гвардию), планируя, если представится случай, захватить власть в стране. По сути, единой власти не было, она сосредотачивалась в руках думских старцев.

Случай захватить власть вскоре представился. Большевики выбрали дату переворота – 24 октября, намереваясь закончить дело к полудню. Однако попросту не успели. А министры Керенского, ничего о том не зная, продолжали заседать в своей штаб-квартире (бывшей царской резиденции) – Зимнем дворце.

Утром 25 октября 1917 года трудящиеся, как всегда проснувшись, вышли на работу. Днём Ленин поспешил заявить в Смольном на шумном заседании Петроградского совета, что «рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, совершилась». Однако формально Временное правительство работало ещё одиннадцать часов, поскольку задуманный большевиками план трещал по швам.

Во-первых, опоздали их главные военные силы – моряки Балтийского флота. Во-вторых, началась неразбериха с артиллерией. Планировалось обстрелять Зимний дворец из орудий занятой большевиками Петропавловской крепости, расположенной на противоположном берегу Невы. Однако её коменданта – большевика Г. И. Благонравова ждал неприятный сюрприз:

«Угрожающе стоявшие на стенах пушки, – вспоминал он позже, – не годились для стрельбы и играли чисто декоративную роль». Действовала лишь одна, которую ежедневно заряжали со стороны ствола, чтобы подавать сигнал точного времени. Пока мятежники заменяли ржавые музейные экспонаты найдённой во дворе батареей трёхдюймовок, сам Благонравов безуспешно искал умевших обращаться с ними артиллеристов.

Планировалось, что знаком, возвещающим о готовности орудий, станет красный фонарь, поднятый на флагштоке крепости. Тогда стоявший на Неве крейсер «Аврора» даст холостой выстрел и тем самым вынудит Временное правительство сдаться. Если это не подействует, крепостная артиллерия начнёт обстрел Зимнего дворца. Если и этого будет мало, её поддержат орудия «Авроры».

Однако Благонравова преследовали неудачи. Непредвиденная мелочь сорвала весь план – нигде не было сигнального фонаря. После долгих поисков он, наконец, нашёлся – правда, не красный. Теперь никак не удавалось поднять его на флагшток. Тем временем жизнь за крепостными стенами текла издевательски спокойно. Трамваи со своими резкими звонками и грохотом чередой ползли через Троицкий мост, на нём мелькали автомобили и фигуры пешеходов. Не было ни намёка на восстание.

Вскоре положение ещё больше осложнилось – пришёл подпоручик, заявивший, что орудия стрелять не могут, они насквозь проржавели, в противооткатных механизмах нет ни капли масла, и при первом же выстреле их разорвёт. Отправившись лично осмотреть батарею, Благонравов убедился, что его не обманывают. Однако все эти волнения были напрасны. Керенский уже покинул Зимний дворец, отправившись за подмогой, оставшиеся министры не представляли, как оборонять дворец, и не рвались в бой. Если большевиков проволочки со штурмом бесили (говорят, Ленин метался по кабинету, как тигр в клетке, и орал на своих приближённых), то их противников они просто ужасали.

На самом деле захватить Зимний дворец и арестовать Временное правительство можно было в любой момент, практически не встретив сопротивления. Однако большевики хватались за обломки своего исходного плана, в результате оттягивая момент победы.

В 18:30 они отправили правительству ультиматум: либо сдаться, либо попасть под огонь Петропавловской крепости и «Авроры». Министры не знали проблем Благонравова, однако молчали, надеясь на скорое возвращение Керенского с верными присяге войсками. В 21:45 «Аврора» дала холостой выстрел. В 23:00 в крепости нашлись отчаянные артиллеристы, выпустившие по дворцу 30–35 боевых снарядов.

Однако храбрости у стрелявших было больше, чем меткости. Только два снаряда попали в цель, повредив карниз и выбив окно здания. К этому времени дворец защищали лишь женщины, рота которых громко называлась «батальоном смерти», да горстка несовершеннолетних юнкеров военных училищ. А части, расквартированные в Петрограде, либо соблюдали нейтралитет (как казаки, которые не простили Временному правительству его подлых действий во время и после событий июля 1917), либо перешли на сторону большевиков, демагогически обещавших «мир и землю».

Вскоре оружейный огонь из дворца прекратился. Матросы и красногвардейцы влезли внутрь через открытые окна и вошли через незапертые ворота. Их сопровождала толпа зевак. В кабинет, где заседали министры, вбежал офицер, щёлкнул каблуками и отдал честь:

– Желают ли министры, чтобы юнкера дрались до последнего человека? – спросил он.

Раздался испуганный вопль:

– Это ни к чему! Всё бесполезно! Не надо крови! Сдаёмся! Свершилось. В 2:10 ночи министров арестовали и отправили в тюрьму. Героического народного штурма не было. Неумелый военный переворот привёл, однако, к аресту безоружных политиков. Погибло всего пять (или шесть) человек – в основном от шальных пуль. Однако революция требовала героев, и большевистское правительство стало их создавать.

В марте 1918 года большевики заключили с Германией «Брестский мир», отдали западные земли России и прекратили участие в войне. Россия потеряла больше всех: более шести миллионов убитых, раненных, искалеченных; главные промышленные районы были разрушены. Война, в которой мы побеждали, закончилась позором и унизительным миром. Так происходит, когда народ поддаётся на провокации врагов1.

22

Покидая тихий уголок польской земли на берегу живописного озера, куда завела Петра нелёгкая солдатская дорога, он вновь и вновь убеждался, что мир не без добрых людей. Он встречал их и на Дальнем Востоке, и в Маньчжурии, и теперь в Польше. Каких же людей больше? Если добрых, как дед Франтишек, то почему люди воюют, чего им не хватает? Ответа Пётр не находил.

Об этом он рассуждал про себя, сидя в конной повозке, катившей в город Познань – этот город был ближе всех, и отправиться в него советовал Франтишек, человек опытный и бывавший во многих местах Европы. Из города Познань по железной дороге можно ехать до Варшавы, потом до Минска, а это уже Россия.

В пути делали несколько остановок, чтобы перекусить тем, что дала им в дорогу заботливая бабушка Ядвига.

На железнодорожный вокзал прибыли во второй половине дня, касса была закрыта, всюду толкался разный люд. Вездесущий Станислав прознал, что поезд на Варшаву ходит один раз в сутки и отправляется рано утром. Билетная касса открывается за час до его отправки. Ночь решили переждать в укромном месте, не привлекая к себе внимания и не выпуская из поля зрения окошко кассы.

Старое здание вокзала пребывало в запустении. Большая часть Польши во время войны была оккупирована Германией и Австро-Венгрией. Лишь 30 марта 1917 года, после Февральской революции Временное правительство князя Львова признало право Польши на самоопределение. Города и сёла лежали в руинах, отсутствовали связи в экономике, которая длительное время развивалась как экономика трёх разных государств. Польша не имела ни собственной валюты, ни государственных учреждений, не были согласованы с соседями и её границы. Всё это позволяло гражданам перемещаться по стране довольно свободно.

Несмотря на купленные билеты, вагон пришлось брать штурмом. До отказа заполненный пассажирами, поезд тронулся с незначительным опозданием. Почти на всех остановках пути вагоны пустели и наполнялись новыми пассажирами, казалось, что всё население Польши куда-то переезжает.

Вот и Варшава, гудящая разноголосьем всех языков Европы. Вокзалы забиты военным людом. Отсюда и организованные воинские подразделения отправляются к своим местам назначения, и те, кто самовольно покинул свои воинские части с оружием и без оружия, и штатские с котомками и без в поисках места под солнцем. Кажется, никому ни до кого дела нет. Все бегут куда-то, торопятся опоздать. Трудно что-либо понять человеку, только что прибывшему из глухих мест. Попасть на поезд в направлении Минска ещё труднее, чем было на поезд на Варшаву.

Только на вторые сутки бесполезных попыток втиснуться в какой-либо поезд, идущий в сторону Минска, это наконец-то удалось, и то помог случай. На перрон, куда только что подошёл состав под погрузку, хлынули толпой вооруженные солдаты. Это было подразделение русской армии в полном составе и с командиром. Они силой захватили вагоны, не обращая никакого внимания на попытку местной полиции пресечь их бесчинство. Пётр и Станислав, услышав родную брань, примкнули к толпе и, не успев опомниться, оказались в вагоне. Там и узнали о событиях, произошедших в России, и о том, что Государь отрёкся от престола, и о том, что страной управляет Временное правительство, и о том, что в армии царит безобразие, и услышали совет – из Минска лучше ехать в Москву, там пока спокойно.

Известие о свержении царя потрясло Петра и Станислава.

– Так как же жить-то без царя будем? – недоумевали они. В полку у них был один солдат, который вёл речи против царя, его быстро куда-то убрали. Так больше никто об этом и подумать не мог, боялись. А тут вон, что удумали! Царь – Божий помазанник! Как могли?

– Совсем распоясались вероотступники, – не унимался Пётр. В их семье отец был строгих правил, воспитан в духе старой веры, детей своих учил уважать власть.

До Москвы добрались благополучно и сразу отправились на Казанский вокзал, он был знаком, с него они уезжали на войну. Попутчики предупредили: на вокзале будьте осторожны. Могут арестовать и отправить снова на фронт. Война-то ещё не закончена, хотя солдаты с фронтов убегают целыми полками.

На вокзале в тупике стояли вагоны, возле них вдоль линии ходил часовой с винтовкой. Друзья осторожно подошли ближе, так, чтобы можно было с ним разговаривать. Пётр обратился к нему:

– Земляк, куда ваш поезд идёт?

Солдат только тогда заметил подошедших, вмиг взял винтовку наизготовку и зычным голосом потребовал:

– А ну назад, стрелять буду! В разговор вмешался Станислав:

– Земляк, мы такие ж, как ты, отстали от своего поезда, надо догнать.

Старый солдат с пышными усами уже более спокойно проворчал:

– Чё не видите, поезд то санитарный, и стоит пока в тупике под погрузку.

Скоро завязался разговор. Часовой расспросил Петра и Станислава, как они сюда попали, откуда и куда надо ехать. Его не удивил их рассказ:

– Таких, как вы, сейчас много.

И поведал им то, что санитарный поезд через пару дней пойдёт на Восток. Повезёт на лечение тяжело раненых и покалеченных войной солдат и офицеров в те города, где есть госпитали.

Известие это обрадовало странников, а когда они узнали, что поезд не минует город Омск, они и вовсе возликовали и обратились к солдату с просьбой помочь им попасть на этот поезд. Солдат насторожился, стал задавать вопросы. Когда узнал, что Пётр во время японской войны служил в Маньчжурии в войсках пограничной стражи, улыбаясь, воскликнул:

– Так и я там служил! Вот так же санитарным поездом возили раненых. В каком месте ты служил-то? – не унимался солдат.

– В городе Харбин, охрана моста через реку Сунгари, – пояснил Пётр.

– Так и мы постоянно курсировали от Пот-Артура через Харбин в Россию.

Пётр рассказал, как они с Анной возвращались со службы санитарным поездом, и в дороге над Байкалом у них родился сын. Бывалый солдат, много повидавший в этой жизни, не сдерживая себя, воскликнул:

– Ну и чудеса, расскажи, не поверят! Может быть, вы нашим поездом и ехали? А докуда ехали-то? – снова спросил он.

– Как докуда? До Омска, – ответил Пётр.

– Вот так раз! – не переставал удивляться солдат. – Ты что живёшь в Омске?

– Не, в Большеречье, – распевно произнес Пётр.

– Выходит, мы земляки, я бывал в Большеречье, и знакомые там есть. Знать, и впрямь земляки! Как землякам не помочь? Расшибусь, но помогу! Вы только подождите в сторонке вон под тем деревом в траве. Как сменюсь, поговорю с начальником поезда. Он мужик добрый, с понятием, не откажет. Мы вместе давно мотаем службу.

Усталые и голодные Пётр и Станислав уснули, едва удобно улеглись под деревом. Разбудил их громкий окрик Аркадия – так звали солдата-спасителя:

– Сони, поезд проспите! Враз за мной, начальник ждёт!

В отсеке вагона, оборудованном под кабинет, за небольшим столом, заваленным папками с документами, сидел мужчина в белом халате, надетом поверх военной формы. Добрые глаза, на вид моложавый, и только седина на висках выдавала его истинный возраст. Внимательно глянув на появившихся у раскрытой двери незнакомцев, мужчина предложил им сесть на свободный диван. Пётр стоял чуть впереди, застыв в нерешительности, внимательно и с удивлением глядел на сидящего за столом человека, потом неожиданно, почти шёпотом произнёс:

– Александр Михайлович!

– Мы где-то встречались? – с не меньшим удивлением спросил начальник поезда. Он медленно поднялся, вышел из-за стола, шагнул к стоящим у двери.

– У озера Байкал, когда уезжали из Маньчжурии, – напомнил Пётр.

– Если мне не изменяет память,вы Пётр!

– Да, – прошептал тот.

– Сколько же лет прошло с тех пор?

– Шесть, – ответил Пётр. – Вы принимали роды у моей жены. Помните?

– Как можно забыть?! Такое случается редко, потому запоминается. Надеюсь, сын ваш жив и здоров. Как его назвали?

– Александр. Как можно было по-другому? – смущаясь, произнёс Петр. – Вы же помогли ему появиться на свет.

– Выходит, он мой тёзка? Вот не знал! – широко улыбаясь, заключил Александр Михайлович.

Усадив странников на диван, Александр Михайлович велел Аркадию, толкавшемуся у двери кабинета, принести чаю и пригласить к нему заместителя. Отдав распоряжение зачислить Петра и Станислава временно в штат обслуживающего персонала, долго с интересом слушал их рассказ, удивляясь тому, как они всё вынесли и не сгинули в водовороте страшной войны.

Начальник поезда, разрешив беженцам следовать до Омска, просил во всём помогать медперсоналу по уходу за больными и покалеченными. Что могло быть лучше в их положении, когда в карманах ни копейки, а в желудках давно голодные волки воют?! Они благодарили Бога за то, что в очередной раз послал им добрых людей и спасение от гибели.

Пошла вторая неделя в пути. Поезд медленно полз на Восток, делая остановки в городах. Часами стояли на запасных путях, выгружая тяжело раненых для отправки в местные госпитали, или забирали тех, кто подлечился, но самостоятельно не мог доехать до места своего проживания. Работать приходилось много, однако волновало не это. Казалось, что вся Россия ранена и покалечена. Это мучило и угнетало. Не давал покоя один вопрос: кто виноват.

На одной из очередных остановок Пётр вышел из вагона, чтобы подышать свежим воздухом. Недалеко от рельсов увидел сидящего на брошенном ящике начальника поезда. Он никого не замечал, был погружён в свои мысли. Пётр подошёл к нему ближе и, чтобы привлечь к себе внимание, слегка кашлянул. Александр Михайлович поднял голову, глянул на Петра и жестом пригласил сесть рядом.

– Что, решили тоже подышать свежим воздухом? Ну и правильно. Скоро двинемся в путь. Остановка будет нескоро.

Пётр смущённо заёрзал на ящике, не решаясь задать свой вопрос. Заметив волнение Петра, Александр Михайлович произнес:

– Вы хотите что-то спросить? Пётр, смущаясь, заговорил:

– Вы человек образованный, скажите мне, почему германец победил нас? Мы что хуже его воевали. Ну, бывало и отступали. У нас недоставало пушек, иногда не хватало снарядов и патронов. Но колотили германца мы исправно, как надо, не жалея себя.

Александр Михайлович помолчал немного и с достоинством ответил.

– Не победили германцы нас. И нет такой силы на земле, которая может одолеть русский народ. Много раз пробовали, да кишка тонка. И не бывать этому.

– Тогда почему царь отрёкся от престола? Кого испугался? – наседал Пётр.

– И царь не испугался. Всё дело в том, – продолжал спокойно Александр Михайлович, – что наша правящая верхушка погрязла в своих распрях, плюнула на народ. Министры и генералы, что были возле царя, предали его в трудный час. Представь себе, когда ссорятся родители, кто больше от этого страдает в семье? Конечно, дети. Так и здесь – страдает народ. Страдает и возмущается. А тут ещё внешние враги. Им того и надо. Хочется что-нибудь оттяпать у России, пока в ней драка. С внешним врагом худо-бедно можно договориться, что-то посулить, заплатить. Хуже внутренний враг – смутьяны и предатели. Они баламутят народ разными посулами, обещаниями. Обозлённая толпа верит их болтовне, она готова на всё. Вот и сейчас, боюсь, самое страшное ещё впереди. Смутьяны ввергнут народ в братоубийственную войну. Так бывало уже у нас.

– Почему царь тогда не приструнил своих ближайших подданных? – не унимался Пётр.

– Он пытался помирить враждующих в надежде на их благоразумие перед лицом внешнего врага, но тщетно. Проявил слабость. А со своим народом не захотел воевать. Поэтому и отрёкся от престола. Теперь понял почему?

Александр Михайлович поднялся, потёр руками занемевшие колени и медленно пошёл вдоль эшелона к своему вагону. Пётр ещё немного посидел в раздумьях, от которых легче не стало, и тоже побрёл к вагону в надежде скорой встречи с родными.

На станцию города Омск прибыли на десятые сутки к полудню. Как обычно поезд поставили в тупик. На железнодорожных путях других поездов не было, потому здание вокзала и привокзальная площадь просматривались полностью. Здесь было всё, как при отправке на войну, только тихо, безлюдно и даже уныло. Лишь чуть в стороне стояли конные повозки, вероятно, поджидали прибытие санитарного поезда. Похоже, революция полной мерой ещё не докатилась сюда. Тишину нарушили санитары, начавшие выгружать из вагонов раненых и переносить их на повозки. Те, кто мог передвигаться, побрели самостоятельно. Возле повозок началась суета, послышались громкие голоса.

Пётр и Станислав старательно помогали санитарам, но оба мечтали скорее освободиться. Когда выгрузка закончилась, их пригласили в кабинет начальника поезда. Он вручил каждому положенное жалование за работу.

– Это то немногое, что могу вам дать, вам это необходимо, чтобы доехать до дома, – с грустью в голосе сказал Александр Михайлович, пожимая им руки. – И ещё мой совет: будьте осмотрительны, не соблазняйтесь сладкими обещаниями разных болтунов, коих сейчас много. Да хранит вас Бог.

Попрощавшись со всеми, в растроганных чувствах Пётр и Станислав покинули поезд. Солдат спаситель – Аркадий проводил их до здания вокзала. На прощание они обнялись и расцеловались.

Наступил момент расставания боевых друзей. Трогательное прощанье со слезами на глазах было коротким и мучительным. Их спаяла суровая судьба. Все эти годы войны они прошли плечом к плечу. Им заглядывала в глаза смерть. Они видели, как умирали в бою товарищи. Они пережили немецкую газовую атаку и чудом остались живы. Они делили между собой последний сухарь. Помогали друг другу, когда один из них падал, не мог встать и идти дальше. Они поклялись, что обязательно встретятся и будут дружить семьями

Но встретиться им было не суждено до конца их дней. Только добрая память сохраняла в сердцах те тёплые чувства, которые помогли выжить в суровое время, выпавшее на их долю.

23

Пётр прислонился лбом к калитке, к которой так долго шёл. Он едва держался на ногах. Не было сил постучать, калитка была заперта изнутри на засов. Так он стоял несколько минут, пока не пришёл в себя.

Очнувшись, ухватил железное кольцо запора и начал им стучать. Ему казалось, звук получается громкий, очень громкий, но никто не приходил, чтобы открыть калитку. Кричать он не мог. Горло сдавило. Пётр снова начал стучать, ещё сильнее. На высокое крыльцо вышла женщина, потом подошла к воротам и через щель увидела незнакомого мужчину в странной одежде, неопрятного и давно не бритого. Опять какой-то странник, подумала Анна, их много теперь бродит.

– Подожди! – сказала она и направилась к дому, чтобы вынести несчастному кусок хлеба. Сделав несколько шагов, услышала хриплый голос:

– Аннушка! Не узнаёшь?

Она замерла. Голос, голос – так знакомый и близкий. Ноги сковало, тело не подчинялось. Не может быть! Уже минуло почти три мучительно долгих года. Ни одной весточки. Ни одного письма.

Какая-то сила вдруг подхватила её и бросила к калитке. Распахнув её, она нутром узнала его. Падая в его объятия, прошептала со стоном:

– Петя!

Они долго стояли молча, словно под гипнозом. Когда пришли в себя, увидели на крыльце двух подростков: один был чернявый, другой рыжий, с копной кудрявых волос. К ним присоединилась девочка, она с любопытством в больших тёмных глазах рассматривала незнакомого дядю.

– Это ваш папа, – сказала Анна и велела им подойти ближе.

Пётр неловко, стесняясь, обнял детей. Забытое чувство с новой силой овладело им. Обхватив их обеими руками, он прильнул к ним. Мальчики, ничего не понимая, пытались освободиться от объятий, девочка заплакала. Пётр ещё больше смутился, не зная, что делать. Анна успокоила его:

– Мальчишки забыли тебя. Не беспокойся, это быстро пройдёт. А сейчас пошли в дом.

Взяв его за руку, повела к крыльцу. Пётр шёл рядом, а сердце стучало. В голове была одна мысль:

– Не сон ли это? Нечто подобное он много раз видел во сне. Когда просыпался, всё исчезало, оставалась только горечь воспоминаний. Пётр остановился, поднял руку и провёл ей по лицу Анны. Недоумевая, Анна спросила:

– Петя, что с тобой? Что-то не так?

Пётр вздрогнул, опустил руку. Наваждение исчезло. Улыбаясь, прошептал:

– Нет, ничего! Я вспомнил тот день, когда уезжал на войну от этого крыльца.

Анна вздохнула и крепче прижалась к плечу мужа.

– Слава Богу, ты дома, всё будет хорошо!

Потом велела мальчишкам бежать к дедушке и бабушке и сообщить им о возвращении их сына с войны.

1914 год.

Пётр Пономарёв (справа)