Текст книги "Забвение"

ЗАБВЕНИЕ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

24

Третьи сутки пошли, как занемог Пётр Васильевич. День клонился уже к вечеру. Анна Александровна занималась домашними делами, но услышав слабый голос мужа, подошла к печи. Пётр Васильевич попросил горячего чая и помочь ему спуститься на пол. Он всегда любил посидеть за самоваром, неспеша насладиться ароматом божественного напитка. И делал это всякий раз, если позволяли условия, и всегда после бани, и зимой в стужу. Хорошо, когда за окном мороз сибирский, а на столе начищенный до блеска самовар стоит и жаром пышет! Аннушка, повернув краник, кипяточек в стакан наливает, от него парок струйкой поднимается.

Вот и сейчас, сидя за тем же столом, Пётр Васильевич неспеша подносит стакан в подстаканнике, из которого поднимается парок, к губам. С наслаждением втягивает душистый напиток. Анна Александровна с чувством облегчения и радости наблюдает за ним. Ближе подвинула к нему блюдо с творожными шанежками, которые он всегда очень любил. Она испекла их сегодня утром и ждала, когда Петя проснётся.

Боль в животе утихла, Пётр Васильевич захотел выйти во двор, посидеть на лавочке, что возле бани. Усадив мужа поудобней, Анна Александровна укрыла его пуховой шалью и ушла в дом, занялась делом. Все домашние хлопоты теперь на ней, да внучки иногда прибегают, когда свободны от школьных занятий, помыть полы в доме.

Прислонившись спиной к стене бани, от которой шёл знакомый дух дерева и берёзовых веников, Пётр Васильевич вдали увидел до боли знакомое раздолье Прииртышья. Луг на возвышенностях с юга местами начал зеленеть. Дома села Карташёво, стоящего на взгорье на правом берегу Иртыша, были в лёгком тумане. Чуть правее село Качесово. Всё на месте, как и в далёкие годы, только нет берёзовой рощи – вырубили нынешние незадачливые хозяева.

Память вновь унесла его в беззаботные годы юности. Отец и братья на лугу во время покоса. Первые чувства к девушке, вспыхнувшие там, на берегу речки, и не угасшие на трудных дорогах жизни, доставшихся ему.

Две войны, плен, гражданская круговерть, послевоенная разруха и удушающая аграрная политика, мешающая жить деревенскому мужику.

Он вспомнил, как его уже многие считали погибшим в Первую мировую. Весть о его возвращении с войны ошеломила всех. Только материнское сердце не сдавалось, не верило, ждало. И когда мать вошла в дом, остановилась у порога, и их глаза встретились, она прошептала лишь:

– Как он похож на меня, мой первенец! И только руки смогла протянуть ему навстречу, не хватило сил больше двигаться. Он подхватил её. Они долго стояли молча, лишь слёзы печали и радости выражали их состояние.

Возникшую тишину нарушил отец, с волнением в голосе вымолвив:

– Хватит грустить! Топите баню! Скоро будут гости. Нашу радость отметим, как положено по сибирскому обычаю, как всегда делали в таких случаях наши предки.

Всё было так недавно, и как будто ничего не изменилось с той поры. Большая речка такой же синей лентой, одинокая к Иртышу спешит, торопится.

И вновь услышал Пётр Васильевич тот нежный девичий голос из далёка. Он преследовал его и манил, возбуждал память, слова тревожили сердце, голос звучал и звучал:

 
Большая речка щедрая,
В твоих лугах высокая трава.
Весной в ней птицы гнёзда вьют,
Бывали там и кони Ермака.
Большая речка озорливая,
Утонули берега.
Разлилась раздольная,
Эх, родная сторона!
 

25

Петру не терпелось скорей взяться за дела. Оставленное на Анну хозяйство, как он уже заметил, нуждалось в мужской руке. Но здоровье, подорванное на войне, особенно после газовой атаки и плена не позволяло, болел желудок. Анна настоятельно уговаривала его не спешить, подлечиться, осмотреться.

Прошла неделя, как возвратился Пётр домой, он никуда не выходил, отсыпался да кушал, знакомился с детьми, привыкал. Анна старалась вкусно кормить его, лечила народными средствами, к чему имела способность. Настал тот день, когда нега уступила место желанию заняться делом, работой.

Солнечное утро уже в разгаре, тихо. Не слышно привычных деревенских звуков: мычания коров и голосов хозяек, провожающих их в стадо, окриков пастуха на строптивых бурёнок.

– Знать, уже поздний час, – подумал Пётр. – Стадо уже на лугу пасётся. Это я заленился, долго сплю. Пора на село глянуть да встретиться кое с кем. Анна в огороде занимается чем-то, мальчишек тоже не видно.

Он незаметно вышел со двора и медленно побрёл по Верхней улице своего родного села Большеречье. Всюду видел запущенные дворы, поваленные или покосившиеся заборы, плетни, возле которых оставался сухой прошлогодний бурьян, сквозь него уже пробивалась новая зелень. Повернул на главную улицу – Большую. Вспомнил, как совсем недавно здесь было весело и многолюдно в праздничные дни. Прилично одетые люди неспеша шли в церковь, приветствуя друг друга добрыми пожеланиями. Сейчас здесь безлюдно, словно все вымерло. Только возле домов, где жили более зажиточные хозяева, был порядок и даже настлан тротуар из досок.

Остановился возле церкви, снял картуз, помолился с поклоном. Идти дальше расхотелось. Тихая печаль легла на сердце. Он свернул в проулок, ведущий к речке. По узкой тропинке крутого косогора вышел на берег к тому месту, где росла огромная ива. Корявый от старости ствол, ветви с ещё не совсем распустившимися листьями низко склонились над водой. Глубокая заводь в тени от ивы – излюбленное место обитания окуней и ершей. Пётр вспомнил, как мальчишкой бегал сюда с братьями удить рыбу.

Окуни и ерши словно ждали появления первых лучей восходящего солнца, разом, как по команде, начинали хватать наживку на крючках. Только успевай таскать. С появлением оранжевого диска на горизонте клёв прекращался.

На том месте, где рыбачили обычно они, Пётр увидел сыновей. Значит, не зарастёт сюда тропа, подумал он. Подойдя вплотную, спросил:

– Как ловится рыбка?

Санька неспеша, молча подошёл к воде и поднял длинный кукан. На нём были нанизаны окуни и ерши. Вовка важно изрёк:

– Уха будет, что надо!

Пётр, улыбаясь, подумал: рыбалка и впрямь удачная, от того и важничают мальчишки. Спросил их:

– Домой не собираетесь?

– Да пора, – ответил Вовка. – Солнце поднялось, клева до вечера не будет, – заявил он со знанием дела и начал сматывать удочки. Мрачное настроение Петра как рукой сняло, он едва успевал за сыновьями, шагая по проулку от речки к дому.

Анна встретила их на крыльце и с небольшим упрёком в голосе произнесла:

– Сколько ждать? Завтрак уже простыл, а вы всё не идёте! Давайте мойте руки и за стол! – Когда увидела вязанку окуней, воскликнула: – К обеду уха будет хорошая!

Вытянув вперёд ручонки, к Петру бежала Дуня:

– Тятя! Тятя! – кричала она! Пётр подхватил её, прижал к своей груди. Так они и вошли в дом.

– Петя, ты с мальчишками ходил на рыбалку? Вот хорошо, у реки всегда покой возвращается. Походи с мальчишками, они часто по утрам туда бегают.

В разговор встрял Вовка:

– Тятя, давай сходим на охоту, а то дедушкина берданка какой год за печкой на стенке весит вся в пыли. Данька рассказывал, они с отцом недавно ходили на охоту, гуся подстрелили.

– И то правда, сходите, – поддержала Анна. Заодно наш участок под покос посмотришь. Я там ни разу не была с тех пор, как ты на войну ушёл.

Пётр поглядел на Вовку, мелькнула мысль: а он уже вырос, пока меня не было. Потрепал его по голове, улыбаясь, предложил:

– Давай сначала подготовим всё для охоты. Потом рассказал Анне, как немного прошёлся по посёлку и к речке.

– Ну и как посёлок, – спросила Анна?

– Кругом непорядок. Видать, мужиков мало осталось, на войне полегли да на заработки подались. А много в деревне таких, которые слушают всякие байки про то, как будет хорошо, если отобрать всё у богатеев да поделить меж собой? Неразумные. Ну, поделят меж собой, и что дальше? Все равно работать надо, а работать не всяк хочет и умеет. Вот и получается, что все богатыми не станут. Лучше бы возвернулись домой к детям, чем зря где-то мыкаться на чужбине.

На охоту отправились вскоре после полудня. Гуси ближе к вечеру летят к воде, чтобы отдохнуть за ночь. До начала перелёта соорудили скрадок, в нём незаметно стали поджидать гусей. Они к воде летят низко.

Проходя по знакомой тропинке мимо берёзовой рощи, Пётр заметил, что она изрядно поредела. Всюду торчали пни. Его это удивило. Кто и зачем вырубил? Эту рощу любили и берегли. Любовно называли Берёзова грива. Она и впрямь, как незатопляемая грива, на огромной равнине прииртышья. Высокие берёзы с длинными косами до земли. Места отдыха: рыбаков при разливе Иртыша, охотников по осени и весной, грибников. И всякого, кто не прочь полежать в тени берёз, любуясь красотой зелёного луга.

– Это зимой берёзы рубят на дрова, – со знанием спокойно сообщил Вовка.

– Да как же так можно! – возмутился Пётр на спокойное заявление Вовки. Наверно нужда заставила, сам же себе ответил. От чего легче не стало.

Солнце уже опустилось. Лучи его затухали. Высокая прошлогодняя трава, и без того серая, потемнела. Только однажды далеко в стороне проплыл большой караван гусей и скрылся за высоким камышом озера. Дома деревни Качесово, что напротив, на крутом берегу Иртыша, начала заволакивать дымка.

– Гусей, наверно, не дождёмся, – прошептал Пётр, будто боялся их спугнуть.

Вовка вдруг заёрзал, сидя на сухой траве, вытянув шею. Спустя минуту увидели небольшую стаю гусей, летящую на них. Пётр приготовился быстро встать из скрадка. Гуси словно плыли над ними, иногда шевеля расправленными крыльями. Хорошо был слышан их весёлый клик. Они плавно снижались к воде небольшого озерца впереди. Стаю замыкал крупный гусь, он чуть приотстал. Вероятно, это был старый вожак. Он обучал молодого, будущего вожака стаи. Когда Пётр встал на ноги, чтобы стрелять, старый вожак быстро выдвинулся вперёд, словно хотел собой заслонить стаю. Пётр явно почувствовал его тревожный, упрекающий взгляд. За что?! Стая резко метнулась в сторону, нарушив строй. Оцепенев, Пётр опустил ружьё. Придя в себя, услышал голос:

– Тятя, стреляй, уйдут! – Это кричал Вовка.

Пётр сел на землю, в ушах звенело. Успокоившись, тихо произнёс:

– Сынок, я не смог! Гуси возвернулись из тёплых стран к себе домой, на свою родину, родину своих предков, чтобы жить и дать потомство. А мы хотели их убить. Это нехорошо. Неправильно и грешно.

– Ну и жили бы в тёплых краях, – бурчал Вовка.

– Тебе сейчас этого не понять, сынок. Если доведётся пожить долго на чужбине, вдали от родной земли, поймёшь. Нет ближе и родней земли, чем та, где ты родился и вырос. А какой простор, какой воздух! Пойдём домой, скоро темно станет.

Пётр Васильевич никогда больше не брал ружьё в руки. Владимир же стал большим любителем охоты и успешным охотником.

26

Советская власть постепенно распространялась по всей стране. Кто не признал её, покидали Россию.

Большинство офицеров, присягнувших на верность служению царю и Отечеству, подались под знамёна лидера белого движения – генерала Л. Г. Корнилова.

Большевиков поддержала большая часть беднейших слоёв населения страны. Веками терпя бесправие и издевательства властьимущего класса, народ поверил обещаниям новой власти, стал под её красные знамёна.

Непримиримые противоречия породили вражду, полыхнувшую братоубийственной войной, охватившей всю территорию великой державы.

Для большевиков подавление сопротивления их противников (белых) было единственной возможностью удержать власть в крестьянской стране с целью превращения её в базу мировой социалистической революции. В перспективе – построение бесклассового общества, как в России, так и в Европе.

Для многих участников белого движения – офицерства, казачества, интеллигенции буржуазии и духовенства – вооруженное сопротивление большевикам имело целью возвращение утраченной власти и восстановление своих социально– экономических прав и привилегий.

Пламя гражданской войны, зажженное внутренними и внешними врагами России в октябре 1917 года, очагами полыхало на Поволжье, Урале, Кавказе и покатилось дальше, в Сибирь и на Дальний Восток.

Один народ, одна вера, один язык, а дрались между собой люто, по-другому не умели. А чтобы по ошибке не дать по морде своему, одни назвали себя белыми, другие – красными.

Не по христиански всё это – дико. И надо же так людей пересобачить, кто только науськал – рассуждали сибирские мужики.

Белых меньше, но они воевать умеют – обучены. Однако разобщены, не хотят договариваться между собой, гордыни много. Каждый главным быть хочет.

Красных больше, простой мужик – бедный, плохо обучен, но смекалист. Натерпелся от барина, терпение лопнуло. Вот и понесло, не остановишь.

Анна рассказала Петру, какие перемены произошли за это время в посёлке, а их много и малопонятны они для большинства людей. Теперь нет сельского старосты, вместо него – сельский совет. Председателем Большереченского сельского совета поставили Владимира Палёрова. И самое важное то, что у богатеев земли урезают и отдают бедным.

– Владимир Палёров председатель? Вот дела! – с изумлением воскликнул Пётр. – А мы грешным делом думали: погиб. Вот здорово! Надо свидеться с ним.

Петра в этом известии особенно обрадовало то, что у власти в селе их земляк, простой мужик и хороший товарищ Владимир Николаевич Палёров. Они вместе воевали, дружили, бывало, и кашу ели из одного котелка. А в последнем бою потерялись.

Пётр рассказал Анне, как в том последнем бою получил контузию, попал в плен, а Владимиру, вероятно, удалось в составе группы выйти из окружения немцев. Рассказал, как они со Станиславом находились в плену, как жили там и бежали, и мало надеялись, что Владимир жив.

– Я схожу к нему на днях, – решительно заявил Пётр.

Сельский совет располагался в том же здании, где раньше волостная управа. Разница была лишь в том, что на здании теперь был прикреплён небольшой флаг из красной материи. Пётр без стука открыл первую дверь. В просторной комнате за столом, накрытым материей такой же, как флаг на здании, сидел мужчина средних лет и что-то увлечёно рассказывал тем, что сидели на лавке напротив его. Не сразу признав Владимира, Пётр остановился у порога в нерешительности. Только голос тот же да движения рук. Все разом повернули головы в сторону вошедшего, внимательно рассматривая незнакомца. Повисла долгая пауза.

Первым пришёл в себя Владимир, поднялся и вышел изза стола. Прошептал только:

– Пётр! – И быстро двинулся к нему. Друзья обнялись и так молча долго стояли. Затем Владимир объявил присутствующим, что это его однополчанин, друг и земляк. Усадил Петра на стул, попросил немного подождать, пока он закончит разговор с товарищами. Потом они долго беседовали. Владимир рассказал, как они вышли из того боя.

– Наша рота, как ты знаешь, располагалась слева, недалеко от леса. Отравляющий газ задел нас только краем. Когда немцы шли в атаку, мы встречали их плотным огнём, пока были снаряды и патроны, каждый раз отбивая наступления. Закончились боеприпасы – пошли в штыковую атаку. Немец не выдержал, отступил. Траншеи, что справа и ниже нас, были заполнены газом, оставалось одно – прорываться через лес. Немец в лес не пошёл, побоялся. Так мы вышли из окружения – спаслись. Всех, кто вышел, отправили в глубокий тыл на лечение и переформирование. Вскоре в Петрограде началась заварушка. Нас бросили туда на усмирение. Так я оказался в столице. Государственная Дума требовала от царя отречения от престола. В войсках начался разброд, дисциплины никакой, дезертирство. Части многих гвардейских полков присоединились к восставшим.

– Зачем царь отрёкся от престола? – выпалил Пётр.

– Нам говорили, он принял это решение с трудом, в надежде, что те, что пожелали его удаления, окажутся способными привести войну к благополучному окончанию и спасти Россию. Он побоялся, что его сопротивление послужит поводом к гражданской войне в присутствии неприятеля. Государь не хотел, чтобы кровь хотя бы одного русского была пролита за него.

– А разве после его отречения лучше стало? Владимир помолчал, раздумывая, потом почти шёпотом ответил:

– Мы видели, как государь страдал от того, что его самоотречение оказалось бесполезным. Понял, что своим уходом он оказал плохую услугу своей Родине и народу.

– Как это вы могли видеть, – с иронией спросил Пётр.

– О, это целая история, – воскликнул Владимир и продолжил рассказ. – После отречения Государя Дума решила заключить его и его семью под арест и перевезти их из Царского Села в Гатчину – это тоже императорская резиденция, в двадцати километрах от Петрограда. Для охраны семьи создали отряд, который состоял в основном из императорской гвардии и дополнительно был усилен солдатами старших призывных возрастов, которые лояльно относились к Государю. Меня зачислили во взвод четвёртого полка.

– А что были и те, кто относился к Государю нелояльно?

– Всякие были, и даже враждебно настроенные. Считали, что императрица – германская шпионка. Но в нашем четвёртом полку никто этому не верил.

– Скажи, тебе приходилось видеть императора?

– Конечно, вот как тебя близко. – Ну и какой он?

– Поначалу Государю и его семье не разрешали даже выходить из дворца на улицу. Мы их не видели. Но через некоторое время разрешили прогулки в парке возле дворца в сопровождении дежурного офицера и солдат с винтовками. Вот там и увидел Государя и его семью. Он обыкновенный, вот как мы, очень вежливый и всегда здоровался с нами. Только его глаза всегда были печальны, наверно много переживал. Государыня и ее дочери часто разговаривали с нами. Расспрашивали нас, из каких мы деревень, о семьях, о боях, в которых мы участвовали на войне.

Скоро с фронтов начали поступать плохие вести. Потом узнали, что в Петрограде между полицией и разъярённой толпой произошли кровавые столкновения из-за того, что в кварталах, где живёт простонародье, в магазинах нет хлеба. Подстрекаемая провокаторами толпа, захватив арсенал с оружием, двинула к центру города. Кое-как ее утихомирили, но ненадолго. Власть перешла к Временному правительству, оно и решило в целях спасения от надвигающейся опасности, исходящей от большевиков, перевезти царскую семью в Тобольск.

Ходили слухи и о том, что Государю надёжные люди предлагали уехать в Финляндию, потом в Англию, но он отказался. А семнадцатого августа тысяча девятьсот семнадцатого года царская семья под охраной благополучно прибыла на железнодорожный вокзал города Тюмень, откуда на пароходе «Русь» отплыла в Тобольск. Проплывая мимо родного села Распутина, царская семья, собравшись на палубе, увидела дом «старца», выделяющийся среди изб. Они не удивились, потому что Распутин это предсказал, и теперь его пророческие слова подтвердились.

Царскую семью поселили в верхнем этаже губернаторского дома. Сопровождающая их свита жила в доме богатого тобольского купца Корнилова. Охрана состояла из тех же солдат, большинство из которых искренне привязались к царской семье. Жители Тобольска, как и прежде, оставались очень привязаны к Государю. Нашей страже приходилось не допускать народ к окнам и не позволять снимать шапки и креститься при проходе мимо дома.

Когда власть перешла к большевикам, первое время им было не до царской семьи. Сосланные в Сибирь чувствовали себя там более свободно, чем в столице. Однако это продолжалось недолго. Государь и его приближённые не бездельничали. Княжны занимались рукоделием, мужчины заготавливали дрова на зиму.

С наступлением холодов я простыл и сильно заболел. Долго лечился в лазарете. Когда поправился, меня комиссовали и отправили домой. Теперь часто вспоминаю царскую семью и не могу поверить в то, что Государь был жесток к своему народу, как нам говорили некоторые агитаторы. Или Государыня была шпионкой. Эта ложь была нужна врагам нашим.

– Христопродавцам, – горячо заключил Пётр. Потом тихо изрёк: – Ты, однако, тоже хлебнул много. Досталось же нам!

– Когда советская власть пришла сюда, – продолжил Владимир, – меня, как фронтовика, большереченцы выбрали председателем сельского совета. Вот тружусь. Приезжают разные уполномоченные, даже из Омска, подсказывают, что и как делать.

Пётр, в свою очередь, рассказал Владимиру о себе.

– Может быть, к нам присоединишься, вместе работать будем?

– Куда мне. Я неграмотный, – уклонился Пётр. – Займусь лучше тем, что умею.

– Ну, дело хозяйское, мы никого силой не заставляем. Если нужда какая, приходи.

27

Время Советов первой волны оказалось недолгим. Началось такое, что крестьянин не сразу понял, что к чему.

В начале июня до Большеречья дошла весть о падении советской власти в Омске. В августе 1918 года было создано Временное Сибирское правительство, которое объявило мобилизацию в Белую армию. Братоубийственная война набирала обороты и требовала всё новых жертв. Заинтересованы в её продолжении были правители, но не крестьяне, сполна испытавшие все тяготы Первой мировой войны. Поэтому в волостях одна за другой возникали группы сопротивления, препятствующие мобилизационным мероприятиям новой власти. Многие из призывников уклонялись от службы и находились в бегах. На борьбу с уклонистами были брошены карательные отряды. Террор, развязанный против народа, играл свою роль, сопротивление росло и сдержать его было практически невозможно. В правобережной урманской части Прииртышья всё более разгорался пожар партизанской войны.

Неспособность эсеровского правительства организовать сопротивление большевикам вызвало недовольство белогвардейцев. 18 ноября в Омске группа офицеров совершила переворот, в результате которого эсеровское правительство было разогнано, а власть передана популярному среди русского офицерства адмиралу Александру Васильевичу Колчаку, которому присвоили звание Верховный правитель России. Он установил режим воинской диктатуры и приступил к реорганизации армии.

Эсеры после переворота объявили Колчака и Белое движение в целом врагом хуже Ленина, прекратили борьбу с большевиками и стали действовать против власти белых, организовывая забастовки, мятежи, акции террора и саботажа.

Поскольку в армии колчаковского госаппарата и прочих белых правительств было множество специалистов (меньшевиков и эсеров) и их сторонников, а сами они были популярны среди населения России, прежде всего у крестьянства, то деятельность эсеров сыграла важную роль, во многом определяющую в поражении Белого движения.

В сентябре – ноябре между реками Тобол и Ишим произошло решающее сражение между белыми и красными. Как и на других фронтах, белые, уступая противнику в силах и средствах, потерпели поражение. После чего фронт рухнул, остатки армии Колчака отошли вглубь Сибири.

Поражение Армии Колчака под Тобольском привело её к полной деморализации. Распавшиеся на части войска отступали по старому Сибирскому тракту севернее села Большеречье, не оказывая особого сопротивления частям Красной Армии. Угрожая оружием, отнимали у крестьян лошадей, тёплую одежду, продукты питания.

В ходе этого отступления колчаковскими войскам был совершён Великий Сибирский Ледяной поход из Западной Сибири в Восточную. Преодолев более двух тысяч километров, они избежали окружения.

Для Колчака было характерно нежелание глубоко вникать в политические вопросы. Он искренне надеялся, что под знаменем борьбы с большевиками ему удастся объединить самые разнородные политические силы и создать новую твёрдую государственную власть в России.

В это время эсеры организовали в тылу Колчака ряд мятежей, в результате которых им удалось захватить Иркутск. Власть захватил эсеровский Политцентр. 15 января чехословаки, среди которых были сильны проэсеровские настроения и не было никакого желания воевать, выдали находящегося под их охраной адмирала Колчака.

21 января 1920 года иркутский Политцентр передал Колчака большевистскому Ревкому. Боевой адмирал Колчак, учёный-исследователь Северного Ледовитого океана, патриот России в ночь с 6-го на 7-ое февраля 1920 года, унизительно раздетый у проруби на льду реки Ангара, был расстрелян по прямому приказу Ленина.

К началу 1921 года непрекращающиеся войны, экономическая разруха в стране, тотальные продразвёрстки, вконец разорившие деревню, подняли народ на крестьянскую войну с большевиками. Эта война охватила Тамбовщину, Украину, Дон, Кубань, Поволжье и Сибирь.

Крестьяне требовали изменения аграрной политики, ликвидации диктата РКП(б), созыва собрания на основе всеобщего равного избирательного права. На подавление этих выступлений были брошены регулярные части Красной Армии с артиллерией, бронетехникой, авиацией.

Недовольство перекинулось и на вооружённые силы. Началась забастовка и митинги протеста рабочих с политическими и экономическими требованиями.

Петроградский комитет РКП(б) квалифицировал волнения на заводах и фабриках города как мятеж и ввел в городе военное положение, арестовав рабочих активистов. Но заволновался Кронштадт.

Нежелание терпеть продразвёрстку привело к созданию повстанческих очагов: в Кронштадте вспыхнул мятеж, в ходе которого выдвигались политические лозунги: «Власть Советам, а не партиям!» «Советы без большевиков!»

Возникла реальная угроза прихода к власти большевиков. В условиях отсутствия мировой революции только соглашение с крестьянством могло спасти положение.

Вопрос об изменении экономического курса – замены продразвёрстки натуральным налогообложением стал в центре партийных дискуссий. НЭП означал восстановление товарно-денежных отношений, принятых на 10-м съезде РКП (б) в марте 1921 года. НЭП, рассчитанный на привлечение к сотрудничеству всего российского крестьянства, показал в послевоенный период свою эффективность.

28

Крестьянин – труженик, умеющий работать самостоятельно, быстро начал улучшать своё материальное положение.

У Петра появилась надежда создать своё хозяйственное подворье, взять землю, организовать свою семейную артель. Их четверо братьев, подрастают сыновья.

Семейная артель Пономарёвых занялась мясомолочным производством. Жители Большеречья всегда держали много скота, это позволяли природные условия. Зерно выращивали только для внутреннего потребления из-за недостатка рынков сбыта при полном отсутствии дорог к городам.

Исполнив обязательства перед государством по налогу, Пономарёвы излишки произведённой продукции успешно продавали на местном рынке. За короткий период времени в хозяйстве уже было несколько дойных коров, лошади, не считая мелкую живность. Приобрели немудрёный сельхозинвентарь. Очевидные результаты труда стимулировали стремление работать лучше.

Жить стали в достатке, а у братьев появилась возможность жениться и построить свои дома, вести собственные хозяйства. Селились недалеко, на одной улице. Работали много, жадно, помогали друг другу. Праздники отмечали вместе и дружно, весёлыми застольями. Пили в меру, но пели всегда ладно. Голоса их громко звучали над речкой. Мелодичный распев был слышан далеко, затухая на раздолье в лугу.

В стране начала выделяться прослойка среднего класса, впоследствии она получила определение «кулачество». В село зачастили волостные комиссары, поступали циркуляры, принуждавшие к обязательному для всех оказанию помощи голодающему городу. Не все могли что-то дать, захиревшие войнами деревни только-только сами чуть начали подниматься. Надежда на лучшую жизнь скоро рухнула.

Пётр Васильевич, сыновья: Владимир, Александр

Хорошо жить не входило в планы большевистской политики, не соответствовало стройной теории социализма – всеобщего равенства. Всеобщего равенства можно быстро достичь только при всеобщей бедности, что означало: богатых быть не должно.

Срочно принятые меры в пользу бедноты, такие как: урезание земли у зажиточного хозяина, налоговые поблажки бедным, подушное налогообложение привело к дроблению крестьянских дворов, сокращению сбора хлеба. Появились первые признаки кризиса НЭПА.

В течение 1926 – 27 годов хлебный рынок был окончательно разрушен. Появилось много социально-экономических проблем. Возникла альтернатива: либо сдача советской власти и дальнейшее углубление НЭПА, либо курс на полную и окончательную победу социалистических отношений. Выбрали отказ от НЭПА, следовательно, от учёта интересов крестьянства.

29

Слабая Россия вызывала у некоторых стран желание погреть на этом руки. Опасаясь активизации японских сил на Дальнем Востоке, большевики в начале 1920 года приостановили продвижение своих войск на восток. На территории Дальнего Востока от Байкала до Тихого океана была сформирована марионеточная Дальневосточная республика со столицей в Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ). В апреле – мае этого года большевистские войска НРА (Народная Революционная Армия) дважды пыталась изменить в свою пользу положение в Забайкалье, но из-за недостатка сил обе операции завершились безуспешно. В ходе третьей Читинской операции в октябре войска Амурского фронта НРА и партизаны нанесли поражение казачьим войскам атамана Семёнова. 22 ноября заняли город Читу и вначале ноября завершили захват Забайкалья. Остатки разгромленных белогвардейских войск отошли в Маньчжурию. В городе Харбин вновь зазвучала русская речь. Японские войска эвакуировались из Хабаровска.

В мае 1921 года власть во Владивостоке и Приморье в результате переворота перешла к сторонникам Белого движения. Японцы заняли нейтралитет. В ноябре белоповстанческая армия начала наступление из Приморья на Север. 22 декабря белые заняли Хабаровск и продвинулись на Запад до станции Волочаевка – Верхнеспасская, создав здесь укрепрайон.

5 февраля 1922 года части НРА под командованием Василия Блюхера перешли в наступление, отбросив передовые части противника, вышли к укрепрайону и 10 февраля начали штурм Волочаевских позиций.

Трое суток при 35-градусном морозе и глубоком снежном покрове войска НРА непрерывно атаковали противника, 12 февраля его оборона была сломлена.

14 февраля НРА заняли Хабаровск. Белогвардейцы отступили за нейтральную зону под прикрытием японских войск. Однако в сентябре вновь попытались перейти в наступление. 4 – 25 октября 1922 года была осуществлена Приморская операция – последняя крупная операция гражданской войны.

8 – 9 октября штурмом был взят Спасский укрепрайон. 13 – 14 октября во взаимодействии с партизанами на подступах к Никольск-Уссурийскому были разгромлены основные белогвардейские силы, а 19 октября войска НРА вышли к Владивостоку, где всё ещё находилось до 20 тысяч японских войск.

24 октября японское командование было вынуждено заключить соглашение с правительством ДВР о выводе своих войск с Дальнего Востока.

25 октября части НРА и партизаны вступили во Владивосток. Остатки белогвардейских войск эвакуировались за границу.

В ходе Гражданской войны от голода, болезней, террора и в боях погибло от 8 до 13 миллионов человек (по разным данным), в том числе около 1 миллиона бойцов Красной Армии. Эмигрировало из страны до 2-х миллионов человек. Резко увеличилось число беспризорных детей. По одним данным, в 1921 году в России насчитывалось 4,5 миллиона беспризорников, по другим – в 1922 году было 7,5 миллионов беспризорников. Ущерб народному хозяйству составил около 50 миллиардов золотых рублей. К 1921 году Россия лежала в руинах.