Текст книги "Шведский стол (сборник)"

«Точка» вдруг породила в душе у Ксаны Андреевны целый ряд коварно изогнутых вопросительных знаков. Вопросы формулировались стремительно и клевали Ксану в сердце, как нахальные вороны. Она их, как ворон, отпугивала. Они улетали – недалеко и ненадолго. В конце концов их собрался целый грай – и Ксана больше не могла притворяться, будто не слышит их истеричного клекота. – «Зачем он меня сюда позвал? Что ему было нужно? Если я ему нравлюсь, то почему он так странно себя ведет? Если он не влюблен, то какой во всем этом смысл? Языковая практика? Но почему он так мало со мной разговаривает? Что он собирается делать дальше?.. А я? Как я к нему отношусь? Он мне нравится, да? Я в него влюблена? Может быть, это и есть то самое чувство, которое… «на склоне лет»… «больней и безнадежней»?.. Неужели действительно последнее? И при этом безответное? Он же руки целует, но больше ничего не пытается!.. Что не пытается?.. Что это он должен пытаться?!..» – Тут Ксана Андреевна остановилась, обозвала саму себя старой дурой, после чего незамедлительно принялась саму себя жалеть.

А еще ей стало страшно оттого, что, не выдержав, она сама может выступить с какой-нибудь инициативой – выступить и всё испортить!.. Николай сидел за столом в кабинете, и, заметив его сквозь приоткрытую дверь, Ксана Андреевна бегом побежала на пляж от греха и искушения подальше.

То ли от жары, то ли от осознания того, что этот день последний, Ксану Андреевну охватило беспокойное томление – она заходила в воду, но тут же выходила на берег, садилась в кресло, раскрывала книгу, но читать не могла. Ей казалось, что ей хочется немного пройтись, но пройдя несколько метров, она чувствовала, что у нее заканчиваются силы…

Около полудня у моря неожиданно появился Николай с матерчатым зонтиком в руках:

– Что-то странное случилось с погодой. В предыдущие дни вам должно было хватать тени от скалы, но сегодня так жарко! – Николай раскрыл над ее полосатым креслом глубокий голубой купол.

– У вас голова не кружится? – спросил он.

– Да, есть немного, – осторожно ответила Ксана.

– Просто при высокой температуре действие эфирных масел усиливается. В результате головы у людей начинают вальсировать, а в душах происходят всевозможные мистические вещи… Не зря ведь монахи раньше использовали розмарин в качестве священного дымового растения…

Ксане Андреевне пассаж понравился, но виду она не подала и в ответ со старательным спокойствием сказала:

– Голова у меня слегка кружится, но по большому счету с ней все в порядке. С душой тоже. А запах я никогда не забуду. Поэтому я хочу побыть здесь сегодня подольше. Как никак последний день…

– Хорошо! – улыбнулся Николай. Потом помолчал немного и добавил: – Мальчиков сегодня не будет, они улетели на материк и вернутся завтра утром тем же самолетом, которым полетите вы. Так что мы с вами сегодня ужинаем вдвоем…

От слова «вдвоем» в сердце у Ксаны Андреевны что-то цельное надвое расщепилось – и душа ее со свистом унеслась в образовавшийся провал.

Душа Николо Кроче тоже уже ровно шесть дней, как была не на месте. Ничего похожего он никогда прежде не испытывал. Отношения с покойной Джулией с самого начала были ровными и крепкими, их цементировало семейное дело и дети. Коренная островитянка, она блюла традиции и дом вела по правилам, правила исключали романтику и душевные волнения после заключения брака. Николо любил свой остров, но русская кровь где-то в глубине его души полоскала убеждение в том, что местные жители – люди эмоционально ограниченные, не способные со значением помолчать, прочитать полутон, поиграть интонацией. Ему всего этого иногда не хватало, и в поездках он заводил скорые романы. Даже в России провел ночь с девушкой, с которой случайно разговорился в фойе гостиницы. Но при этом ему ни разу не пришло в голову задуматься о том, смог бы он прожить с кем-то из них год, два или оставшуюся жизнь? А с Оксаной, наверное, смог бы! В последние дни эта неожиданная мысль дразнила его постоянно, а еще ему было страшно оттого, что он-то прожить с ней мог бы, а вот она с ним – вряд ли! Здесь ведь край света, дверей никто не запирает. Она из мегаполиса, привыкла, что всё вокруг движется – а у них даже солнце с ленцой. К тому же у нее есть муж! Возвращаясь в дом, Николо представлял, как завтра в допетушиную рань она сядет в самолет и за считанные минуты превратится в маленькую, но весьма категоричную точку на неокрепшем утреннем небе, – и в душе у него росла решительность: «Я должен попытаться. Должен! Даже если из этого ничего не получится…»

Для прощального ужина Эльса приготовила суп из черепахи и ягнятину в розмариновом соусе. Накрыла стол, водрузила торжественные блюда и с достоинством удалилась, впервые ответив на Ксанино «грацио» открытой улыбкой. «Наверное, она просто рада тому, что я наконец уезжаю», – подумала гостья.

– Вкусно, – рассеянно произнесла Ксана, попробовав суп. – Когда-то очень давно, я тогда еще в институте училась, в Советском Союзе была популярна песня про солнечного зайчика и суп черепаший. Этот суп был чем-то далеким, нереальным, но романтическим и притягательным…

– В Европе он называется «тортю» и считается деликатесом. А знаете, в чем его секрет? – Спросил Николай. Ксана Андреевна пожала плечами.

– В букете гарни. Берут лаванду, можжевельник, шалфей, тимьян, мелиссу и розмарин. Составляют букет и опускают его в кипящий бульон на строго определенное время. А розмарин в букете гарни – это самая коварная специя. Стоит лишь немного увеличить его дозу или подержать чуть дольше положенного времени – и блюдо будет безнадежно испорчено.

– А если положить слишком мало? – спросила Ксана.

– А если слишком мало, то вы просто ничего не почувствуете. Важно взять ровно столько, сколько нужно.

– Это сложно, – глубокомысленно заключила Ксана Андреевна, позволив собственной рассеянности превратиться в невесомую грусть.

Сквозь распахнутые окна в дом ворвался теплый ветер, взволнованно позвав их на прогулку. В саду о личной жизни хозяина тихо сплетничали деревья. Крупные звезды самонадеянно пытались затмить своим сиянием бледную аристократичную луну.

– Вы знаете что-нибудь о звездах? – спросила Ксана, посмотрев в небо.

– Нет, – ответил Николо. – Помню только, что где-то вроде есть какой-то Арктур.

– И Бетельгейзе… – медленно произнесла Ксана

– И Антарес… – радостно вспомнил Николай.

– А еще Альдебаран, – добавила Ксана и рассмеялась.

«Неужели я ее люблю, – подумал Николай, – Смешно? Любовь старика – это смешит вас?..»

В синем небе повисла соловьиная пауза, а светила вдруг сами сложились в Южный Крест, обязавший Николо Кроче напечатлеть Ксане Андреевне страстный и продолжительный поцелуй…

Ночь была нежна и – соответственно – слегка безумна.

В пять утра по переодевшемуся в маренго небу изредка скользила острая рассветная искра. Ксане пора было собираться.

– Как мы будем жить дальше? – осторожно спросил Николай.

– Не знаю, – ответила Ксана. Потом помолчала немного и добавила: – Ты же сам говорил, что главное с розмарином – не переборщить.

– Ты хочешь сказать, что для тебя все это всего лишь специя? Что ты не заинтересована? Что ты любишь мужа?..

– Я ничего не хочу сказать! – воскликнула Ксана, испугавшись и вопросов, и того, что напрочь забыла о своем «замужестве». – Просто я должна подумать… Все, что произошло, не похоже на правду. Мне нужно время, чтобы попытаться в это поверить. Если я поверю, то остальное не будет иметь никакого значения…

– И сколько времени тебе нужно? – спросил Николай.

– Сегодня пятнадцатое сентября. Ровно через месяц я тебе позвоню. И мы оба посмотрим… Может, к тому моменту ты сам обо мне забудешь…

– А если мне захочется услышать твой голос раньше?

– А если тебе захочется услышать мой голос раньше, то ты все равно дождешься пятнадцатого октября! – стараясь звучать строго, ответила Ксана Андреевна.

Над крышей дома сердитым шмелем пролетел маленький самолет. А еще через несколько часов самолет большой и хищный вернул Ксану Андреевну домой.

* * *

В аэропорту ее встретила стремительная Полина. Клюнула в щеку, схватила сумку и помчалась к выходу, разговаривая по мобильному телефону и пугая Ксану Андреевну словом «франшиза».

– Ну так, ты довольна? – поинтересовалась дочь уже в машине, но, не дождавшись ответа, тут же начала жаловаться на то, что безумно опаздывает, и ругать водителя маршрутного такси, который не позволял себя обогнать.

– Полинка, а меня замуж зовут. В Италию… – тихо произнесла Ксана Андреевна.

– Мамочка, может, тебе хватит замужеств, а? Или ты думаешь, что за границей мужчины другие? Так они везде одинаковые. И от такой милой, но – извини меня – рохли, как ты, они имеют обыкновение убегать без оглядки…

Больше всего на свете Ксана Андреевна не любила ситуации, когда она была вынуждена обижаться на дочь. Замолчав, она посмотрела в окно. К стеклу прильнул полинявший кленовый лист. Странно, но сейчас Полинины слова ее почти не задели. Полина же опомнилась:

– Мам, ты что, серьезно? Если так, тогда давай-ка рассказывай! Со всеми подробностями!

– Да нечего рассказывать, я просто пошутила, – спокойно ответила Ксана Андреевна.

– Ничего не пошутила, я же вижу! – отрабатывала провинность Полина. – Мам, я не имела в виду ничего такого… Не сердись! Лучше расскажи мне, кто он!

– Да нет же, Полинка! Рассказывать не о чем. Ну гуляла по бульвару с одним знойным итальянцем, ну говорил он мне комплименты – и все! А про замужество я просто так сказала – чтобы ты помнила, что мама у тебя еще очень даже ничего!.. Но это такие пустяки! Ты лучше скажи мне, как Анечка?

– Анечка хорошо, – ответила Полина и начала рассказывать. О празднике в бассейне, о спектакле в ТЮЗе и о чем-то еще. А Ксана Андреевна едва ли не впервые в жизни слушала новости о внучке, совершенно в них не вникая – смотрела сквозь плотно закрытое окно на серый асфальт дороги и не могла понять, откуда сыплется в машину этот невидимый мелкий муслиновый песок, от которого слезятся глаза…

Ей казалось, что это был самый долгий месяц в ее жизни. Стараясь обмануть неповоротливое время, она придумывала себе якобы важные и неотложные дела, но на обман поддавалось время плохо, а иногда и вовсе дразнилось. Скажем, затевала Ксана Андреевна генеральную уборку на своей и без того опрятной кухне, вынимала из шкафов все банки и пакеты, проверяла содержимое, выбрасывала, сортировала, мыла кафель, мебель и всевозможную кухонную мелочь. Потом украдкой бросала взгляд на часы и с радостью обнаруживала, что провела за этим занятием почти полдня! Включала телевизор, вспомнив, что приближается время вечернего сериала, но случайно попадала на какой-то мелкий местный канал, по которому показывали спектакль «Ромео и Джульетта» в исполнении учащихся театрального лицея:

– Что, слова «розмарин» и «Ромео» не на одну букву? – интересовалась на экране полненькая девчонка лет шестнадцати.

– На одну, нянюшка, – отвечал похожий на херувима Ромео.

– Какие вы насмешники! – восклицала в ответ кормилица и с неоправданным презрением добавляла – Это же собачья буква!..

Настроение у Ксаны Андреевны почему-то резко падало. Она присаживалась у окна, рассеянно смотрела во двор, где под крепкой березой и сутулой городской яблоней деловито вертелись две местные дворняги. Осень не скупилась на резкие краски – береза была желтой, яблоня все еще зеленой, росший чуть в стороне клен – красным, а кусты сирени – агонизирующе пестрыми. Ксана Андреевна вспоминала нежные цвета ранних итальянских рассветов – осторожный голубой и нежный розовый, которые, как шелковыми лентами, опоясывали новорожденное небо… Потом подробно – секунда за секундой, минута за минутой, час за часом – воспроизводила в памяти последний день на острове. Доходила до последней ночи, смущалась и возвращалась в день первый. Потом во второй, третий, четвертый и снова последний, пятый… Удивлялась тому, что событий как таковых не было – они просто смотрели друг на друга, молча гуляли или о чем-то неглавном разговаривали… А в это время, их связывая, крепли невидимые нити, случайно осыпавшиеся с краешка шелковой ленты рассвета… Ксане Андреевне казалось, что она просидела у окна часа два, – а выяснялось, что всего лишь пять минут.

Девичник ей устраивать не хотелось, два раза она ходила в библиотеку, один раз в кино. Как-то вдруг отправилась к самой близкой приятельнице Юле на Гражданку – хотела ей обо всем рассказать, да так и не нашла слов, с которых можно было начать.

Заглянув однажды в книжный магазин, случайно заметила там толстый дорогой справочник «Лекарственные и пряные растения». Купила его, и, придя домой, со странным волнением стала читать раздел, посвященный розмарину. Ей вдруг показалось, что каждое слово здесь имеет тайный смысл, позволяющий прочитать будущее.

Оказалось, что «… пестик у розмарина с верхней четырехраздельной завязью и двурасщепленным столбиком. Плод состоит из четырех гладких буроватых орешков, заключенных в особую чашечку. Цветет с февраля по май, иногда зацветает дважды – в сентябре-октябре, плодоносит в июле. Растет на сухих солнечных склонах Средиземноморья, культивируется в Крыму, Закавказье и Средней Азии. Засухоустойчивый и любит тепло… Растет в открытом грунте. Размножается черенками. Лучшее время сбора – цветение, один гектар дает пять – семь тонн зеленой массы. Эксплуатация участка начинается со второго года и длится пятнадцать-двадцать лет. Каждые семь-восемь лет кусты необходимо омолаживать. В высоту достигает двух метров. Зеленые части пахнут. Стволик прямой, древеснеющий. Ветви округлые, кора легко отслаиваемая. Листья супротивные, почти сидячие, слабокожистые, продолговато-линейные, суженные к основанию, с цельными, завернутыми вниз краями, сверху темно-зеленые, почти голые, блестящие, снизу беловойлочные, длиной до четырех сантиметров, с резко выступающей средней жилкой и эфирно-масличными желёзками. Цветы почти сидячие, собраны по пять – десять штук в ложные кисти на концах веточек. Чашечка колокольчатая, двугубая, снаружи опушенная, с многочисленными эфирно-масличными желёзками. Венчик бледно-фиолетовый или голубой, изредка белый, длиной до одного сантиметра, двугубый с выемчатой или двухлопастной верхней и трехлопастной нижней губами. Тычинки числом две превышают венчик…»

Еще в справочнике сообщалось, что эфирное масло розмарина состоит из пинена (до 30 %), камфена (20 %), цинеона (10 %), борнеола (10 %), камфары (7 %), кариофиллена (8 %) и борнилацетата (2 %), а в листьях кроме всего прочего содержатся алкалоиды – розмарицин и урсуловая кислота. Растение применяется для лечения нарушений менструального цикла у женщин, как тонизирующее средство при упадке сил, а также в качестве желчегонного и успокаивающего – особенно при нервных расстройствах в климактерический период…

Ксане Андреевне показалось, что последняя фраза звучит издевательски.

* * *

Молочным утром пятнадцатого октября в хозяйском доме на розмариновом острове за немолодым, но мощным дубовым столом сидели трое мужчин. В глазах отца мелкой и острой галактической пылью вспыхивали искры, обжигавшие сыновей.

– Она должна позвонить, – говорил Николо. – Я уверен в этом. Я мог бы попытаться как-то узнать ее телефон и позвонить ей сам, но в России сейчас четыре утра… Ваша задача – объяснить, что я ее жду, что ничего не изменилось. А еще – записать номер телефона и сказать, что я перезвоню ей сегодня же вечером, когда вернусь домой… Вот, я написал по-русски нашими буквами – нужно только прочесть. А вот на всякий случай словарь… Вы обязаны мне помочь! Для меня это очень важно. Гораздо важнее, чем что бы то ни было! Даже важнее, чем наше семейное дело. Рано или подзно, но вам придется брать бизнес в свои руки. У вас обоих уже достаточный опыт… А мне пора на отдых – буду путешествовать и читать книги на языке вашего деда… А еще я хочу, чтобы вы знали, что она – не просто случайная знакомая. Она мне действительно нужна! Очень нужна! Вашу мать это не рассердит, уверяю вас…

«Черные лебеди» робко кивали головами и смущенно отводили в сторону глаза. Когда же за отцом закрылась дубовая дверь, их тяжелые взгляды втретились и завязались в безнадежный морской узел, после чего раздался тихий и рваный лебединый клекот:

– Мы должны сделать это…

– Но…

– Преступно…

– Она сказала нам… три слова…

– Да… адвокат… дочь… внучка…

– Адвокат…

– Она отберет у нас все!..

– Безумие… сохранить… в семье…

– Обязаны…

– Долг…

– Но преступно…

– Предотвратить…

– Безумие…

– Будь проклят этот Чьехов………..

* * *

За несколько часов до этого в густо-синем с мокрыми желтыми всплесками пространстве петербургского вечера на ужин к матери пришла Полина с мужем и Анечкой. Семья сидела за красиво накрытым столом, в супнице дымился топазовой прозрачности бульон, на большом блюде вальяжно разваливались по-осеннему разноцветные перцы, фаршированные мясом и грибами. На улице моросил мелкокрапчатый дождь. Полина рассказывала об Анечкиных успехах в школе раннего развития.

– Ну вот, опять так темно, что звезд не видно! – воскликнула внучка, выглянув в окно. – Нам вчера задали найти на небе Большую Медведицу и какого-то барана, – и без паузы продолжила: – Ба, а мороженым ты меня кормить собираешься?

В ответ Ксана Андреевна зарыдала. Слезы были похожи на пощечину и мгновенный летний дождь – хлопок и все мокрое.

– Мама, у меня есть хороший врач, – спокойным тоном заметила Полина. – Я позвоню ему на этой неделе. Не переживай, это не страшно. Сейчас продаются отличные препараты, они в два счета снимут все эти возрастные симптомы.

Ночью Ксана Андреевна долго не могла уснуть. Все вокруг казалось медицинским и горьким – словно она злоупотребила временем и передержала в сердце букет гарни. Но укачивавшая сознание мрачная уверенность в том, что завтра ее ждет разочарование, уже не здесь, а там, во сне, вдруг уступала место осторожному предвкушению чуда. Сердце от этого перепада подпрыгивало, Ксана Андреевна просыпалась – и горечь возвращалась снова.

Погода всю ночь негодовала. Гроза то и дело обнажала пульсирующие, наполненные густой кровью артерии неба, и исхлестанная ливнем сочная пышная осень к утру устала и собралась на пенсию. В сером небе неторопливо прогуливалась одинокая туча, похожая на даму с собачкой.

Ксана Андреевна чувствовала себя совершенно разбитой – не помог даже крепкий кофе. Весь этот месяц она согревалась воспоминаниями о пяти днях, проведенных на острове, но в будущее, боясь обжечься, не заглядывала. Теперь же стало очевидным, что зыбкая романтика так или иначе обретет очертания какой-либо реальности, а перекатывавшаяся в душе у Ксаны волна доберется до берега… И бог знает, каким он будет, этот берег – холодным и остро-каменным или нежным и бело-песочным.

Ксана Андреевна пыталась рассуждать. – «Если Николо влюблен всерьез, то за тридцать дней чувства его должны только окрепнуть. Но тогда почему он до сих пор не позвонил? Ну и что, что раньше срока! Да мало ли, что она ему наговорила! Мужчина всегда может что-нибудь придумать, если он, конечно, хочет… Или это другой случай – чувство, которое развивается от присутствия?.. Одно дело, замечать, что ты здесь, а другое – не замечать, когда тебя нет – как было написано в какой-то переводной книжке… Она уехала, все встало на привычные места, он понял, что так лучше, спокойнее. Ведь в их возрасте любые, даже самые незначительные перемены переживаются очень тяжело…

Или, может, вообще ничего не было? Ни Николо, ни острова?.. Ей это привиделось, приснилось! А на самом деле она отсидела положенную неделю на гостиничном пляже с книжкой Барбары Картланд, в которой как раз и описывалась вся эта история. У нее просто климакс!.. Мозги временно выключились, вот она и решила, будто все, о чем рассказывается на тонких серых страницах под розовой в золоте обложкой, – будто все это произошло с ней лично!.. Телефон? Так она его из книжки и переписала, там же были какие-то цифры… где-то в середине…»

И словно желая поскорее убедиться в справедливости последних подозрений, Ксана Андреевна набрала оператора международной связи и серым голосом попросила соединить ее с четырнадцатизначным номером затерянного в Средиземном море фиолетового острова.

Трубку забетонировала бесцветная тишина. Прохаживавшаяся по небу «дама с собачкой» дурнела и полнела на глазах.

– Говорите! – строго велела пробившаяся сквозь бетон телефонистка.

Ксана Андреевна молчала, не зная, что говорить, как и – главное – кому! На другом конце провода ответил мужчина, итальянец. Но не Николо Кроче. По крайней мере, не тот, каким Ксана Андреевна его запомнила. Или вообразила.

– Здравствуйте, – произнесла она после долгой паузы. – Хай… Мне нужен Николо… Николо Кроче…

– Нье-ет, – прозвучало в ответ.

– А где он? Вериз хи?

– Его нье-т. Он умьер. Хи из дэд. Три недьели… Сьердце, хард… Синьора… – И дальше, вызывая ужас, упругой струей холодной воды в лютую стужу, полилась быстрая итальянская речь…

* * *

Николо прилетел на материк около восьми утра. Встреча с директором фармацевтического концерна была назначена на десять. В аэропорту взял на прокат похожую на гончую собаку гоночную машину и рванул к центру, пытаясь скоростью заставить время побыстрее добежать до вечера.

У нужного адреса оказался минут за сорок, припарковал машину, вышел, огляделся по сторонам. На соседнем здании заметил новую вывеску: кафе «Любовь вне времени и границ». Улыбнувшись названию, решил, что, пожалуй, успеет выпить здесь чашку кофе.

Интерьер заведения был выполнен в стиле хай-тек – много хрома, никеля и многочисленные компьютерные мониторы на стенах. Николо вообще-то не очень уютно чувствовал себя в скользких и стремительных пространствах двадцать первого века, предпочитая уют свечи, льняной скатерти и дерева в возрасте. Народу внутри было немного, и он уже почти передумал оставаться, но уйти не успел – к нему подошла приветливая молодая девушка, и, попавшись на ее улыбку, он заказал один большой эспрессо.

Девушка быстро принесла заказ, оставив рядом с чашкой разграфленный бланк, на который Николо даже не взглянул, подумав, что это какая-нибудь ненужная маркетинговая анкета. Рассеянно глядя в окно, выпил кофе и кивнул девушке, сообщая, что готов расплатиться. Та принесла счет. Николо Кроче не был ни бедным, ни жадным – но если счет за чашку кофе превышает обычную цену минимум в двадцать раз, то вопросительно поднять бровь может даже самый щедрый и богатый человек.

– Синьор, видимо, у нас в первый раз? – отреагировала девушка. – Синьор, видимо, не знает, что, заплатив за чашку кофе в нашем кафе, он одновременно заказывает букет алых роз, который уже через три-четыре часа будет доставлен по любому указанному адресу, в любой части земного шара – хотите в Африке, хотите в Австралии, хотите даже в Сибири! Правда в крупных городах. К цветам вы также можете приложить небольшое письмо, максимум десять слов. Обо всем этом написано у входа. Мы открылись недавно, но о нас уже многие знают. Когда вы вошли, я почему-то подумала, что вы наш клиент – поэтому и объяснять ничего не стала… Но если вам эта услуга не нужна, вы можете заплатить только за кофе, для случайных посетителей у нас обычные цены!

– Скажите, а вы могли бы узнать адрес одной русской женщины из Санкт-Петербурга? Девятого сентября она приехала в гостиницу «Солана»?

– Если у вас есть ее полное имя, то, думаю, это возможно. Мы свяжемся с отелем, а если там по какой-то причине информация не сохранилась, обратимся к нашим партнерам в России, и они наверняка помогут! У наших партнеров мощнейшие базы данных…

«Я обещал не звонить. Но не присылать цветы не обещал», – думал Николо, улыбаясь и старательно выписывая в клеточки бланка буквы, из которых было построено звонкое Оксанино имя. Сначала латинские, потом русские. Русские, кстати, выглядели как-то элегантнее что ли…

* * *

«Я знала, знала, всегда знала… Так и должно было быть, именно так, только так… Я же старая, старая, старая…» – Где-то рядом с ней, вне ее, скакали ее мысли, стучалось сердце, и бегали обезумевшие нервы. Окаменев, Ксана просто ждала, когда этот сложный истерически подвижный механизм остановится. Она была уверена, что придет момент и, провозглашая запредельную, невыносимую скорость, прозвенит отчаянной длительности звонок, объявляющий конец самого последнего урока. А потом наступит полная и безвозвратная тишина…

В порыве страсти прильнувший к стеклу красный кленовый лист на мгновенье увлек ее внимание, и Ксанин взгляд случайно скользнул за окно. Сквозь потускневшие и поредевшие кроны деревьев просматривался двор. Во дворе гулял дождь и соседская собака Дайна. Из их подъезда вышел Николай Палыч, приветливый одинокий старик со второго этажа, хозяин бегавшей под дождем рыжей дворняги. Он выбросил вперед руки, и дождь с готовностью поставил на его раскрытых ладонях несколько редких крупных клякс. Николай Палыч вынул из кармана пронзительно-желтый полиэтиленовый пакет, надел его на голову, потом постучал по ноге, подзывая Дайну, и медленно направился с ней в сторону Большого проспекта. Навстречу ему шел молодой человек с выкрашенными в пронзительно-желтый цвет волосами и желтой же бородкой странной формы – узкой и длинной, то ли как у козла в деревне, то ли как у сфинкса в Египте…

«О, господи», – тяжело вздохнула Ксана Андреевна, почувствовав, что «механизм» остановился, но звонок не прозвенел, и бомба не взорвалась… Молодой человек, проходя мимо подъездов, сверял номера квартир. Когда с ним поравнялся Николай Палыч, желтоволосый юноша о чем-то у него спросил – и желтая полиэтиленовая голова старика кивнула, показывая куда-то в сторону их подъезда.

В руках молодой человек нес огромный букет красных роз…