Текст книги "Мост"

– Эх. Три вместо одного, – подытожил Ванг, – хорошо, что заранее вышли.

И мы двинулись искать проход к Печальной площади.

Мы перебежали рысцой два переулка, обогнули зады большого склада и снова нырнули в переход. За небольшим исключением это оказалось забавно – выскакивать на поверхность то там то сям; кто бы ни следил за братом, вряд ли они сейчас имели понятие о том, где Ванг находится. От выхода до следующего входа надо было перебежать всю площадь наискосок, я только хотел спросить брата, как пойдем – осторожно обходом по стеночке или метнемся напрямик, – как врезался в спину затормозившего Ванга.

– Так вот куда они все шли, – с отвращением сказал брат.

– Что такое?

– Казнь сегодня.

Мы выбрались из выхода; на нас таращилось человек сто. Эшафот посреди площади не был ничем украшен, стало быть, казнили не дворян. На эшафоте и вокруг него было пусто. Это значит, пока все начнется да пока закончится, толпа не разойдется. Вариант обходить отпадал – слишком много времени займет толкаться по краю площади.

– Если у самого заграждения пройти, будет быстрее всего, – заметил я.

– Похоже на то.

И мы начали проталкиваться в центр площади. Люди охотно подавались в стороны при виде треуголки и яркого кителя; мостовые вообще уважают моряков. Я тихонько шел в фарватере.

– Кого казнят-то? – специальным капитанским голосом возвестил Ванг.

Вокруг зашумели желающие оказать офицеру услугу. Версии не сходились, в толпе заспорили. Ванг, не переставая уточнять, продирался вперед.

– Зачем детей-то сюда тащите? – ругнулся он на кого-то впереди меня.

– А сообщники ее сбежали, – сообщили у меня прямо над ухом.

– Один сообщник.

– Откуда ты знаешь?

– Так объявляли!

Ванг притормозил и недоверчиво переспросил:

– Зачем подрывать королевские ясли?

Меня передернуло.

– Сколько погибших?.. Ничего себе, – тихо добавил брат и остановился, задрав голову к эшафоту. Там кто-то ходил, снизу почти невидимый.

– И еще двое детей похищено, – добавили сбоку.

Ванг оглянулся на меня.

– Однако! Я даже похожего ничего не припомню.

Ванг непреклонно проталкивался, обходя эшафот, между толпой и невысоким ограждением. Между грубыми досками и коваными прутьями забора было шагов десять совершенно свободного пространства. Вот, шаг за шагом, мы обошли угол и начали было углубляться в толпу, когда над нами заорал герольд.

Я опять ударился о ставшую твердой спину брата. Он с трудом повернулся, глядя над моей головой на герольда.

Ни разу в жизни не видел брата таким. У него тряслись губы.

– Не может быть. Да не может быть.

– …к казни через обезглавливание немедленно после поимки! – возвестил герольд. Толпа вздохнула.

Я толкнул Ванга в плечо.

– До полудня осталось часа полтора, не больше, а нам еще вон куда пробиваться. Потом, все это потом.

– Со снисхождением к женской слабости приговаривается к отсечению обеих рук ниже локтя!

Ванг уцепился за меня, как за спасательный круг.

– Навигатор и королевские ясли? Зачем?..

– Не знаю, – толкнул я его снова, – его все равно здесь нет, слышал же – после поимки. Идем.

Толпа вокруг жадно тянулась к тому, что происходило у нас за спиной, а Ванг бубнил:

– Локи Хромоножка… Где ж я это имя слышал-то.

За спиной раздался даже не вскрик, а какое-то рычание, вокруг нас люди дернулись вперед, потом почему-то назад, меня крутнуло, и я увидел, как светлая голова поднимается над краем эшафота, плечи, сложенное на груди… что-то. Фигура, пошатываясь, подошла к краю – она действительно была женская. Миг постояв спокойно, фигура качнулась, но не упала, а между ней и толпой – казалось, прямо в меня – полетело что-то, разбрасывая мелкие красные брызги. Передо мной завизжали.

– Нате, подавитесь, – негромко послышалось сверху, фигура качнулась еще раз – я вдруг понял, что для пинка, и в толпу полетела вторая кисть. Рядом с женской фигурой появилась мужская, обхватила, потащила. Площадь притихла. И тут между мной и эшафотом завизжали снова, уже несколько голосов, истошно. Толпа дернулась. Нас с Вангом понесло.

Те, кто стоял далеко, еще хотели смотреть, но те, кто оказался ближе нас к упавшим обрубкам – чем бы они ни были, – хотели только уйти как можно дальше от этого места. Мы оказались на вершине целой реки убегающих, я вцепился в китель брата, как клещ, но меня и так вдавило в него лицом и грудью. И тут спина и китель поехали вверх. Я почувствовал, как мои туфли отрываются от глади Моста.

– Давай руку, – прохрипел Ванг откуда-то сверху, я вытянул руку не глядя. Меня дернуло вверх еще, ладонь прижалась к металлическому пруту, за который я ухватился, как только мог. – Ну, лезь же! – Ванг дернул меня за мантию, и я каким-то чудом оказался сидящим верхом на балюстраде крошечного балкончика, наполненного разгневанными нарядными людьми. Ванг висел головой вниз и тащил за руки визжащую женщину. – Помогай!

Я наклонился и схватил ее за руки ниже Ванговых кулаков. Она взлетела из хрипящей толпы, как пробка, мы втроем повалились на хозяев балкона, Ванг вскочил и рявкнул:

– Уходите все на другую сторону дома! Девку эту заберите! – И пока я вставал на ноги, путаясь в полах мантии, брат снова свесился вниз, выпрямился с ребенком лет пяти на руках, сунул ребенка, не глядя, кому-то в руки и снова наклонился вниз. – Тяни, тяни, тут же сейчас кого послабее просто об стену затрут!

Только сейчас я осознал, с какой скоростью нас перетащило через всю площадь и едва не разбило о стену.

Я наклонился и протянул руки вниз. На меня практически вытолкнули бледную старуху, я с трудом вытянул ее на балкон и снова перегнулся вниз. Вдвоем с братом мы выдернули какого-то парня в матросской рубахе, который тут же встал с обратной стороны от Ванга и перегнулся, готовый тащить. Но хрип снизу утихал – большая часть толпы проскочила мимо в переулок, в центре площади уже не осталось людей, а эшафот… Эшафот, скрипя, медленно заваливался в нашу сторону. С треском выскакивали из конструкции и съезжали вниз доски.

На черной глади Моста медленно расширялись, сливаясь, два светло-серых круга. В центре одного из них, того, что чуть больше и чуть ближе к нам, зашевелилось, зашуршало, открылась и начала расширяться воронка. В центре второго круга то же самое случилось чуть позже, каждый из кругов был уже шагов двадцати в диаметре и продолжал расти, и серое, серый песок, которым становилась стеклянистая твердь Моста, ссыпался вниз, а за песком съезжали вниз обломки одного из углов эшафота.

– Какое, однако же, счастье, что ее не обезглавили, – сказал Ванг рядом со мной, – мы бы все уже в заливе плавали.

Тем временем второй угол эшафота начал сползать в дыру. Серая пыль взметнулась столбом, который не опал, а расширился, поднялся и стоял посреди опустевшей площади.

– Ветер дует с изнанки Моста. Насквозь прогорело, – заметил брат все тем же стеклянным голосом. Я хотел было уточнить, с чего он взял… Но спохватился и сказал совсем о другом:

– Такими темпами дыра дойдет до двери прохода через полчаса.

Ванг быстро глянул на меня, отер лицо ладонью и ответил:

– Спасибо, штурман. Побежали.

И мы побежали.

По краю опустевшей Печальной площади (она как никогда соответствовала своему названию), в переулок, вниз по ступенькам, сто шагов по пыльному проходу, бегом мимо Белой башни, сорок шагов – и мы вышли на узкую галерею на третьем этаже Адмиралтейства. Ванг осторожно глянул через перила, моргнул и снова потер лицо руками.

– Слушай, ущипни меня.

– Что такое?

– Смотри вниз. Там должен стоять адмиральский стол, стол комиссии, столик протоколиста, лавки с родственниками и зеваками, сами присягающие, кораблестроительская делегация и еще до черта народу.

Я глянул вниз. Широкий мозаичный пол. Блики света из высоких окон первого и второго этажей. Ни души. Ни звука. Хотя нет, кто-то то ли кашлянул, то ли сдвинул стул.

– Слышишь?

– Слышу, – хищно ответил брат и кинулся к лестнице. Я подобрал полы мантии и ссыпался следом.

На первом этаже у единственной стены без окон стояли две тяжелые деревянные лавки. На лавке сидел и читал книгу очень толстый старик с белыми моржовыми усами. Одна нога его была в сапоге, вместо второй ниже колена шла деревяшка.

– Капитан Грюнер! – кинулся к нему брат.

– А, сынок, – обрадовался тот и торопливо, насколько это было возможно, встал. – Капитан Вангиун Бирланд, поздравляю вас с назначением и имею честь вручить вам патент, подписанный его величеством, – выпалил старик и протянул Вангу сложенный вдвое лист дорогущей непромокаемой бумаги.

– Так… – затормозил Ванг, – а… присяга?

– Считается принесенной.

Ванг взял лист, развернул его и углубился.

Старик с выдохом облегчения сел обратно.

– А что, собственно, произошло? – Ванг стрельнул глазами в старика и продолжил чтение. – Так, патент в порядке.

– Если кратко, – сказал старик, нахмурился и откашлялся, – если кратко, так. Вчера именным указом его величество подарил последний корабль Абигайлу Гайверу. В связи с чем Совет Капитанов объявил себя самораспустившимся и… э-э-э… изрыгая устные выражения недовольства, разошелся по домам. Вчера здесь тебя ждал капитан Рори. Сегодня ждал я. Мы были уверены, что ты придешь, как-нибудь, переодетый, с неба свалишься, но придешь без опоздания.

Старик посмотрел на часы.

– Да, с неба и без опоздания.

– Последний корабль? – тихо переспросил я.

– Да, последний, – капитан Грюнер посмотрел на меня, нахмурился, – лоция к Третьему Северу окончательно перестала работать два года назад.

– А… – сказал Ванг, что-то посчитал на пальцах и тоже поскучнел, – а сухопутный лес?

– В Казиме корабельного не осталось, – ответил старик, – новое сажали и сажают, но тому расти еще до кондиций лет двадцать. Сынок, – он кивнул Вангу, – ты бы нас… познакомил, что ли.

Я сглотнул. Ну вот. Брат кисло на меня посмотрел. Обижать старика не хотелось, а проходить весь круг заново – тоже удовольствие из средних.

– Капитан Грюнер, – мягко сказал Ванг, – это мой штурман.

Я оторопел. Ай да Ванг, ведь может и сработать.

– А звать-то тебя как, штурман? – ласково уточнил старик. Что ж. Не сработало.

Ванг вздохнул, сморщился и пожал плечами.

– Видите ли, у него врожденная детерминанта такая. Ни лица, ни фигуры, ни имени никто не может запомнить. Так что, собственно, никак не звать.

– «Эй ты» отлично годится, – вставил я, – кроме шуток, это самое удобное. Я отзываюсь.

Капитан открыл рот, сделал брови домиком и завозился, вставая. Мы с братом дружно застонали.

– Большая честь быть знакомым с вами лично, ваше высо… – начал капитан.

– Напоминаю вам, капитан Грюнер, что титулование потомков, не признанных официально, запрещается и приравнено к оскорблению Короны, – поспешно перебил его Ванг.

– Да-да, – добавил я.

– Плевал я сегодня на Корону, – встопорщил усы старик, – впрочем, понимаю. Штурман капитана Ванга. А что ж вы с такой детерминантой…

– Только не в магию, – снова перебил я его, – поверьте, были причины. Только не это.

– А не пойти ли нам к капитану Рори? – вдруг сказал капитан Грюнер. – Старая кочерга ведь тоже волнуется.

И мы пошли к капитану Рори. Дорогой обсуждали исключительно вопросы корабельного леса, в которых я совершенно ничего не понимаю, так что с удовольствием не вмешивался. Почему я не пошел домой? Только потом я смекнул, что слово «штурман» привязало меня к Вангу крепче, чем мы оба могли предположить. Ведь впервые – если не считать запрещенного «ваше высочество», обо мне кто-то сумел сказать хоть что-то определенное. Кто бы в моем положении не пошел?

Капитан Рори оказался таким же бодрым стариком, как Грюнер, только не кругленьким, а длинным и мосластым. Нас всех троих накормили, меня снова кое-как представили, Рори, к счастью, не вспомнил о королевском конфузе почти тридцатилетней давности, а Ванг и Грюнер не стали напоминать. На Мосту множество людей с большими и неудобными детерминантами, и многие из них не желают заниматься магией. Мой случай, конечно, самый забористый, но пониманию вполне подлежит. Мало ли кому как не повезло. Бывает, люди день своей смерти с детства знают – и ничего.

Уже ближе к полуночи, где-то на сороковой истории о том, как экзаменовались сами старики у каких-то древних капитанов и как они сами драли восемь шкур, уже выйдя с морской службы в заседатели, капитан Грюнер вдруг озадаченно замолчал на полуслове.

– Слушай, Рори, – сказал он негромко, – ты помнишь, мы же учили двенадцать лоций сопровождений лесовозных барж. Пальцы и уши.

– Пальцы и уши, да, – засмеялся Рори, – было, было.

– Третий Север; Вторая Арка и на созвездие Оленя; Вторая Арка, назад в Первую Арку, снова во Вторую и Север, Третья Арка, на созвездие Бочки, летняя лоция.

– Вторую Арку и на Юг забыл, – вставил Рори.

– Черт, точно.

Они долго спорили, загибали пальцы и хватались за уши. Ванг сбегал куда-то за бумагой и чернилами – этот дом был ему явно знаком, – старики сели записывать. Двух лоций они не помнили оба. Оба были страшно смущены. Ванг, казалось, немного напуган. Я осторожно уточнил, а какие еще бывают лоции, на меня высыпали список в полчаса длиной и, кажется, ни разу не повторились. Моряки Моста плавали отнюдь не только за лесом.

– А других лоций тоже много… Нерабочих? – осторожно спросил я.

– Сотни, сотни, – ответил Грюнер.

– И переходы, – сказал я Вангу.

– И дыра в Мосту, – меланхолично буркнул брат.

Старики не обратили на наши слова никакого внимания. Две забытые лоции – это для них было слишком. Рори полез на верхний ярус библиотеки за какими-то конспектами, Грюнер строго велел нам принести добавки всего из кухни, чем мы и занялись.

– Слушай, а ведь действительно, какое множество всего не работает, – сказал я Вангу.

– Да что может вообще работать при таком правлении? – желчно ответил брат, нарезая холодное мясо. – Мы, конечно, махнули рукой и разошлись, но это же… как можно взять корабль и подарить? Он же не королевская собственность.

– А чья же? – усомнился я.

– Ну, торговые и причальные сборы, десятина с каждого фрахта – все это идет в Канцелярию Мореплавания, а там уже распределяется – что на ремонт верфей, что на закупки всякие, что на мореходное училище, что конкретно на новые корабли.

– А разве канцелярии все не королевские?

– Вообще-то нет, по-моему. Королю ежегодно вносят… слушай, не знаю сколько, каждый дом на Мосту, и, кажется, еще на каждом берегу в бухте за дома платят, только поменьше. И за пользование сухими въездами. А канцелярии Короне денег не дают. Прямо, по крайней мере. Я когда у наследника в адъютантах ходил, поневоле всего этого нахватался.

– Тогда да, неправильно. А что ж никто не возмущается?

– Навигатор возмущался – и где он теперь? – ответил вопросом на вопрос Ванг, составил несколько блюд одно на другое, прижал рукой с зажатым в ней кувшином и двинулся к гостиной.

Я взял второй кувшин, корзинку с хлебом и поплелся следом.

К нашему возвращению из кухни два пожилых капитана выкопали в горе старых роривских конспектов одну из утерянных лоций. Я сам ее тоже, право сказать, забыл бы с удовольствием – на выход она требовала шесть раз нырнуть туда-сюда между быками Моста, при этом не запутаться в арках, да и возвращение с нее к Мосту было не лучше.

Я и раньше знал, что Мост сложен. Но мне даже не приходило в голову, что сложность его простирается на десятки миль сложенного вокруг него в бумажный фонарик океана. Сложность берегов заканчивалась съездом на наружные стороны южного и северного мысов; если уж ты выбрал определенную дорогу на развилках после спуска на землю – ты уже не перепутаешь Второй Север с Третьим. В океане же ты попадал в другое море и приходил к другим берегам, просто выйдя из-под не той арки или взяв не то направление. Ну и даже если попал в то море, в которое собирался, – надо было знать тамошние берега, тамошние порты, тамошние рифы и отмели и товары, которые стоило туда везти и там покупать.

Так или иначе, оставалась последняя недостающая лоция. Мне казалось, что бурная активность по тому, чтобы ее во что бы то ни стало найти, это была непроизвольная реакция людей, неспособных смириться с тем, что в действительно важных событиях последних дней от них ничего не зависело. Так что трое капитанов без кораблей, один свежеиспеченный и двое отставных, допили и доели все, что было на столе, и засуетились, надевая кители. Рори осторожно предложил мне гражданский плащ. Дело шло к вечеру, я согласился.

– Куда мы? – спросил я, вприскочку поспевая за стариками (Грюнер на своей деревяшке скакал так, что молодому впору) и Вангом.

– В университетскую библиотеку, в архив. Там есть отдел списанных лоций.

– А не поздно? – удивился я.

– Так она же круглосуточная, – просветил меня брат, – я сколько раз туда спать ходил. Под стол заберешься в углу, и вася-кот.

– А свет?

– Ну, маги сами светят, а моряки обычно белый фонарь берут, его обычно как раз на ночь же хватает.

Я заткнулся. С одной стороны, я уже достаточно устал, чтобы пойти домой, с другой – куда девать Рорин плащ? И что они будут делать, когда найдут ту самую лоцию?

На последний вопрос ответа я не получил. Нужной книги – точнее двух – в библиотеке не было.

Старики с Вангом на побегушках перерыли четыре шкафа, прежде чем сдались и кликнули дежурного младшего архивариуса. Сонный архивариус посоветовал перебрать каталожные карточки выданных на руки изданий и канул в глубь библиотеки.

Карточки нашлись, но старики, кинув на каждую по взгляду, дальше уже смотрели на них как на повестки в суд. Или на тот свет. Ванг покрутил обе в руках.

– Выдано на руки три месяца и… э-э-э… год и два месяца назад. Одному и тому же человеку, адрес указан. Кстати, это недалеко. Утром я могу к нему сбегать.

– Да как бы тебе сказать, сынок, – неловко ответил Рори, – я был уверен, что этого человека казнили… э-э-э-э… пятьдесят три года назад. Я в какой-то момент подумал, может, родственник, но у него почерк характерный.

– А я вообще забыл, что я его знал. А я ведь знал. Он-то был магом, а вот его отец – мой первый капитан. Но я действительно о нем никогда не думал. Вообще никогда. С… с какого же года? Да, пятьдесят три, точно, – сказал Грюнер, – как-то это вообще неестественно. Мы же с ним… и вдруг ни одной мысли за столько лет. Ни разу не вспомнил. Я… я о себе лучше как-то думал.

– Пошли навестим, пока еще не ночь? – предложил Ванг. – Тем более есть веский повод, а угощения купим по пути.

– Да само собой, – твердо сказал Грюнер, – ну как же так? У него же дети были… два уже взрослых парня… – Усы Грюнера повисли, он медленно повернулся к Рори. – Подожди. Подожди. Ведь наш мальчишка – Навигатор – это его старшенький же.

– Что? – спросил Ванг. – ЧТО?

Дом, в котором жил таинственно забытый читатель библиотечных книг, действительно был недалеко. Через каменную ограду из материала Моста (что означало – дом очень, очень старый) перегибались ветви деревьев. Над маленьким крылечком покачивался на ветру яркий белый фонарь. Грюнер поднялся на крыльцо и заколотил в дверь.

Послышались старческие шаркающие шаги. Дверь приоткрылась, из-за нее пролился желтый свет, в свете нарисовалась худенькая фигурка в длинном платье. Нет, в мантии, подпоясанной домашним фартуком.

– Петеан, живой, – продребезжал не своим голосом Грюнер.

– Живой! – более бодро отозвался Рори. – И не разъелся ни на унцию, глиста в стакане.

Старичок в фартуке совершенно не удивился, но очень растрогался. Немедля ввел всех через узенький коридорчик в библиотеку (которая на вид была не меньше дворцовой), примерно указал направление, где искать университетские книги, а сам перестал улыбаться и заторопился куда-то обратно в коридор. Из приоткрытой двери я расслышал женский стон.

Петеана не было с минуту, вернулся он смурной, но, глядя на Грюнера и Рори, вновь нежно заулыбался.

Когда Грюнер начал рассказывать о своей и Рориной жизни, старичок благодушно его прервал, сообщив, что он-то все знает, и за их жизнью поглядывал, и вообще. Рори обиженно уточнил, почему тот не давал о себе знать, старичок все с тем же благодушием сообщил, что заклятие незамечаемости, под которым он жил сорок с лишним лет, всегда приравнивалось к гражданской казни… Тут он извинился и снова убежал.

– У него болеет кто-то? – осторожно спросил Грюнер.

– Ну, спроси, – буркнул Рори.

Старичок вернулся. Рори спросил.

– Рори! – встрепенулся старичок. – А ведь… ведь вы же бывали… Как лечат людей, на которых не действует магия? У нее обе руки опухли… И красные пятна почти до плеч. И лихорадка. И… она уже не бредит, только стонет.

– Петеан, осел ты старый! – взревели буквально в один голос наши старики. – Что ж ты молчал?

– Точно магия не действует? – уточнил Грюнер.

– Никакая. Никогда. Семь лет ее знаю – ни разу ничего.

– Это ранение? Какая рана? – уточнил Грюнер.

– Обе руки ей отрубили, – тихо ответил Петеан, – сегодня утром. Культи перевязали, конечно. Но кровь сочится, остановить я не могу.

Ванг со свистом втянул воздух.

Грюнер оглянулся.

– А-а, сынок. Отлично. На втором причале северной стороны стоит ашмианское судно, их привел капитан Вурген прицепом. Они собирались еще с неделю расторговываться. Беги туда сломя голову, приведи их корабельного доктора. Скажешь ему – ампутация, сепсис. Неси его хоть на руках с его чемоданчиком. Иначе девчонка умрет к утру.

– Что сказать? – уточнил Ванг.

Грюнер медленно и раздельно повторил. Ванг кивнул и исчез в темноте – только звякнули подковки на сапогах.

– Ты думаешь, есть надежда? – спросил Петеан.

– Надежда, не более, – хмуро ответил Грюнер, – много времени прошло. Они что же, не учли, что девчонка невосприимчива?

– Откуда мне знать, – тихо ответил Петеан.

– В недетерминированных морях вообще магией не лечат, кто там долго жил, тех берет тоже плохо… – добавил Рори. – Она приезжая?

– Она даже не приезжая, – ответил Петеан, – она поднятая.

– Ой, нет, нет, – замахал Грюнер руками, – давай договоримся, что приезжая. А что с ней случилось-то? – Он осекся, посмотрел на выход, где уже и след от Ванга простыл, перевел взгляд на меня. – Э-э-э-э… э-э-э… Вы же… вы же что-то рассказывали с Вангом, вы оба были на казни сегодня утром?

– Мы мимо шли, – неловко ответил я, – а не смотрели. И я толком так и не понял, за что ее казнили и при чем тут Вангов Навигатор. И каких-то детей похитили из королевских яслей… И погибли люди… И подорвали ясли. Это что в толпе говорили.

– Подорвали ясли? – недоуменно спросил Рори.

– Не сами ясли, конечно, – со вздохом сказал Петеан, – а стену в подвале. Чтобы внутрь попасть. Про погибших не знаю, Колум убежал с малышами на корабль и тут же уплыл, конечно. А Локи же бегать не может. Она… отвлекала, как я понимаю, погоню, как умела. Так что могли быть погибшие. Увы.

– А зачем ей королевские дети? – не выдержал я.

– Почему королевские? – растерянно ответил Петеан. – Ее дети. Эрик и Уна.

Послышался слабый стон, старичок встрепенулся и исчез за дверью.

Капитаны переглянулись.

– Что ни новость, то прелесть, – подавленно заметил Рори.

– То есть раз она совсем к магии нечувствительна, – уточнил я, – то она ни сама руки не отрастит, и никто ей не отрастит?

– Да она вообще помрет сейчас, – сказал Грюнер, – если твой капитан за час не обернется. И да, конечно, даже в самом лучшем раскладе рук у нее больше не будет. Никогда.

– А людей, нечувствительных к магии, на Мосту никогда не казнили, не ранили?

– Да ранили, наверное, – пожал плечами Грюнер, – сколько раз в кабаках-то. Всякое бывало.

Я подумал и рассказал капитанам, что произошло с упавшими на мостовую руками Хромоножки.

– Когда мы уходили с площади с Вангом, дыра была сквозная и в четверть площади. Но росла уже очень медленно. Не знаю, что там сейчас.

Рори медленно подвигал челюстью.

– Так. Сейчас мы не будем ни о чем спрашивать Петеана. Ему не до того. Идем в библиотеку и ждем возвращения мальчика. После того как что-то определится с девочкой, можно будет обсуждать, что происходит.

Они медленно и вдумчиво нашли свою недостающую лоцию. Медленно выписали ее на лист. И молча сидели за столом в библиотеке, вздрагивая каждый раз, когда из темного коридора слышались торопливые шаги Петеана или стон. Старичок бегал туда-сюда, что-то носил: то питье, то мокрые полотенца сбивать лихорадку. Ожидание тянулось.

Я услышал топот издалека – еле слышные звуки в темноте. Звякали подковки на сапогах Ванга, глухо стучали чьи-то подошвы. Второй бежал вместе с братом. Я поспешил открыть дверь им навстречу.

– Где она? – рявкнул чисто выбритый мужчина в блузе, похожей на крестьянскую.

На топот выглянул Петеан, закивал, поманил за собой. Мужчина оглянулся, ткнул в меня пальцем:

– Ты иди с нами, поможешь.

В комнатке, где лежала прямо в пропитанной кровью одежде женщина, прижав к груди обрубки рук, доктор оглянулся и выругался сквозь зубы.

– Принеси все чистое, – сказал он мне, – и лучше бы отутюженное.

– Не-не, я сам принесу, – вклинился Петеан и убежал.

– Тогда срезай с нее одежду, вот, ножницы возьми, – распорядился он, раскладывая свой чемодан на столе, – прямо разрезай рукава и все остальное потом. Не бойся.

Я резал. В комнате запахло чем-то резким, доктор наклонился рядом со мной над Хромоножкой и прижал к ее руке выше локтя флакон с зеленоватой жидкостью. Из флакона высунулись остренькие ножки и вонзились в распухшую покрасневшую кожу. Он слегка сжал флакон, ножки втянулись. Доктор приподнял руку Хромоножки и приложил флакон с другой стороны.

– А ты режь, режь, не зевай, – строго сказал он мне, – все с нее срезай. Обкалывать буду, пока антибиотика хватит, по ампуле на руку, третью в шею. А там, может, уже и пить сама начнет. У вас тут стрептококк непуганый, должно быстро взять.

К тому моменту, когда я окончательно стащил с беспамятной девушки остатки рубашки, а доктор бросил на стол пустой флакон и вытащил второй, стало заметно, что та ее рука, что до плеча покрылась мелкими проколами, чуть побледнела и выглядела не такой распухшей. Я приободрился.

Пришел Петеан со стопкой белья, доктор велел ему сложить все на стол и выгнал прочь.

– Нечего тут смотреть. Дочка оклемается, тогда придешь. Иди, дед, иди.

Он впрыснул в левую руку, плечи и подмышки Хромоножки второй и третий флаконы, показал мне, как постелить чистую постель под бесчувственного человека, не поднимая его, закапал что-то Хромоножке в глаза и с сомнением поглядел на меня.

– Сейчас буду шить культи. Если обещаешь не падать в обморок, можешь остаться помочь.

Я пообещал не падать.

И не упал.

– Нить не дергайте, она сама рассосется, – размеренно объяснял доктор, втыкая изогнутую иглу прямо в тело, – ничем не мажьте, ничем не присыпайте местным, я дам раствор, омывай им и после каждый раз оборачивай в чистое и утюженное. Грязное с нее все выброси. Болеть будет у нее адски. Дам шарики, растворяй по одному в воде, давай пить. Шарик в день, не больше, а то умрет. Больше не давай, пусть лучше покричит. Хорошо, что сейчас не в себе, а то мы б с тобой намучились держать и шить.

Он ловко обмотал каждую культю чистой тканью, приподнял голову Хромоножки и влил ей чего-то в рот. Едва глоток.

– Ничего, по слизистой рассосется… Очнется, раз в час давай вот этого по глотку. Больше не надо. Простой воды, чуть подсоленной, давай побольше, сколько выпьет. Давай выхаживай ее теперь. Звери у вас тут власти… Ладно, я пошел.

Он аккуратно сложил в чемоданчик пустые флаконы, иглы, скальпели и страшный резак, которым выравнивал концы костей. Потрепал меня по плечу, ободряюще улыбнулся и исчез.

Я никогда больше не видел этого человека.

Хромоножка перестала стонать и дышала ровно. Я пошел искать кухню, чтобы приготовить воды к тому времени, когда она очнется.

В библиотеке на двух сдвинутых лавках спал Ванг, укрытый моим, то есть на самом деле Рориным, плащом. Я вернулся в коридор и толкал каждую створку, пока за чем-то, что в жизни не отличить от шкафчика, не показался свет.

Петеан и старые капитаны занимали крошечную кухоньку полностью; деревяшка Грюнера не поместилась и высовывалась в проход.

– Что, что?

– Спит, – сказал я, – доктор ушел, велел пить побольше и дал два лекарства, поить понемножку. Лихорадки нет уже.

– Чудо сущее, – восхитился Петеан и дернулся на выход, но не смог протиснуться мимо Грюнера.

– Не чудо, а знание, – флегматично отозвался Рори, – как твоя магия, просто по-другому.

– Выпусти меня, Морри, – сказал Петеан, – надо положить принца спать и отнести девочке воды.

Я слишком устал даже для того, чтобы поморщиться. Спать. Великолепная идея.

Кажется, это была собственная кровать Петеана, я не стал уточнять. Разулся, стащил заскорузлую мантию – утром надо будет постирать, – упал, укрылся и успел вздохнуть, и тут настало утро.

Окно маленькой комнаты выходило прямо на океан, и солнце простреливало всю комнату насквозь. Никаких занавесок. Кровать, нелепо большой одежный шкаф, умывальник, белые стены. Это я-то считал свою спальню скромной. На табуретке у изголовья лежала свернутая темная одежда. Моей грязной мантии на полу не было. Похоже, Петеан дал мне что-то свое переодеться.

Вообще-то только по оттенку ткани и можно было отличить то, что я снял вчера, от того, что надел утром. Мы с Петеаном, видимо, были одного роста и одной толщины. Значит, я вот такой – хрупкий по сравнению с другими. И то сказать, на брата я уже много лет смотрю снизу.

Я обулся и медленно выбрался из спальни. Куда идти? Я толкнул первую попавшуюся дверь, открылась светлая зала с мягким ковром на полу. У дальней стены стоял низкий шкаф с… с игрушками? Множеством игрушек. Я попятился и закрыл за собой дверь. Детская во дворце меньше раз в пять, и игрушек там… тоже меньше. Кто такие дети Хромоножки?

Тут я понял, что вдоль стены лежали сложенные матрасики. Пара десятков, не меньше. Зачем двум детям столько? Значит, их было не двое?..

Я почувствовал, что устал от загадок и хочу домой. Но… я же не сказал Петеану, какие лекарства и по скольку давать Хромоножке. «Больше шарика в день – умрет», – вспомнил я слова доктора. О, только бы он не напоил ее чем-нибудь не тем. Я повернулся к пустой детской спиной и пошел искать.

Быстрее всего нашлась спальня Хромоножки. Она полулежала на высоко сложенных у изголовья подушках, укрытая по пояс одеялом, в чистой одежде, и пила с ложки воду. Петеан оглянулся на меня:

– Вы уже проснулись? Вы помните, что доктор велел ей давать? А то я не знаю и боюсь напутать.

– Конечно, помню, – сказал я с облегчением, – вот этого по глотку в час, а если будет сильная боль, то разводить шарик и один в сутки спаивать. Больше нельзя, опасно.

Петеан кивнул, отлил в ложку часового питья и дал девушке. Она поморщилась, но проглотила.

– Где вы тут нашли хирурга? – спросила она. Голос глуховатый, как будто сорванный.