Текст книги "Письмо на небеса"

Дорогая Амелия,

Я решила, что на Хэллоуине, который наступит меньше через пару недель, буду вами, и нахожусь в таком радостном возбуждении, что уже начала готовить себе костюм. Я не хочу наряжаться призраком или глупой сексуальной кошечкой. Лучше изобразить того, кем я действительно хочу быть, а вы для меня – воплощенное бесстрашие.

Хэллоуин – один из моих самых любимых праздников. В Рождество, например, может взгрустнуться, потому что знаешь, что в такой день должен бы чувствовать себя счастливым. Но в Хэллоуин можно стать тем, кем на самом деле хочется.

Помню, как родители впервые отпустили нас с сестрой ходить по домам, выпрашивая сладости. Мне было семь, а Мэй недавно исполнилось десять. Сестра убедила родителей, что двузначное число ее лет означает: она выросла достаточно, чтобы взять меня с собой. Мы бежали от дома к дому, обгоняя детей, которые шли с родителями, и за нашими спинами хлопали эльфийские крылья. Каждый раз, когда открывалась чья-то дверь, Мэй обнимала меня, и я чувствовала себя защищенной. Домой мы вернулись с заледеневшими носами и полными сладостей бумажными пакетами, украшенными привидениями из ваты и ведьмами из салфеток. Мы вывалили конфеты на пол гостиной, чтобы пересчитать, и мама принесла нам горячий сидр. Я до сих пор помню ощущение свободы и безопасности, не покидавшее меня в тот вечер.

В этом году мы, наверное, пойдем на вечеринку, которую устраивает бойфренд Ханны – Кейси. Я рассказала о ней Скаю и надеюсь, что он тоже придет. С танцевального вечера прошла неделя. Из-за того, что´ сказала тогда Кристен о его временных подружках, я думаю, что ему не нужна постоянная девушка. Я стараюсь не забывать об этом, так как не хочу его отпугнуть. Но, говоря по правде, мне никто и никогда еще не нравился так сильно, как он. После танцев я в обеденный перерыв несколько раз ловила на себе его взгляды. И, не стесняясь, смотрела в ответ. Вчера я достала свои вещи из школьного шкафчика, закрыла дверцу и встретилась со Скаем лицом к лицу. Он словно возник из ниоткуда. От нахлынувших воспоминаний о поцелуе у меня закружилась голова.

– Как дела? – как всегда спокойно спросил он.

– М-м… – Я судорожно думала, что ответить, не собираясь упускать момент и нести какую-то чушь. – Скоро Хэллоуин.

– И правда скоро.

– Кем ты нарядишься?

Скай засмеялся.

– Обычно я просто надеваю белую рубашку, и мы с мамой угощаем конфетами тех, кто звонит в нашу дверь.

– Ну а мы собираемся пойти на вечеринку. Ее устраивает парень Ханны. Это студенческая вечеринка и… может, ты придешь…

– Ты идешь на студенческую вечеринку? – В его голосе сквозило легкое неодобрение.

– Да.

– Что ж, тогда мне тоже, наверное, лучше пойти. Не хочу, чтобы ты попала в какие-нибудь неприятности. – Он сказал это словно бы в шутку, но то же время серьезно.

Я еле сдержалась, чтобы глупо не захихикать.

– Я напишу тебе адрес.

Когда я рассказала об этом Натали и Ханне, которые не дожидаясь праздника, уже ели хэллоуинские ириски «кэнди корн»[35]35
  Конфеты в виде початков кукурузы оранжево-желто-белого цвета.


[Закрыть], Ханна со ртом, набитым конфетами, заявила:

– Он хочет с тобой переспать.

– Хан-на! – стукнула ее по плечу Натали.

– Что? Я же не говорю, что она с ним переспит. Лорел у нас правильная девочка.

У меня запылали щеки.

– Мы завтра ночуем у меня, ты с нами? – спросила вдруг Ханна.

Я так обрадовалась приглашению! Значит, Ханна считает, что я, как и Натали, «понимаю», что мы достаточно близкие подруги, чтобы меня можно было пригласить к себе домой.

Я прокрутила в голове возможные варианты получения разрешения на ночевку у тети Эми (к папе я переезжала только в воскресенье) и, в конце концов, решила позвонить маме и попросить ее сказать тете, чтобы та отпустила меня на ночь к подруге.

– К какой подруге? – спросила мама.

– Ханне. Я все время с ней гуляю. Моя подруга Натали тоже придет к ней с ночевкой. Папа уже разрешал мне ночевать у них.

– А какая эта Ханна?

– Не знаю, – пожала я плечами, хотя мама меня не видела. – Нормальная.

– Что значит «нормальная»?

– Милая и прикольная. Мы что, играем в «Двадцать вопросов»[36]36
  Согласно основным правилам игры ведущий загадывает предмет, а другой игрок должен отгадать его, задав 20 наводящих вопросов. Правила могут меняться и усложняться.


[Закрыть]?

– Мне просто хочется побольше знать о твоей жизни, – обиженно сказала мама. – О том, какие у тебя друзья.

Я почувствовала себя виноватой, но все равно не могла не думать о том, что если бы она действительно хотела это знать, то была бы сейчас рядом со мной. На несколько секунд повисло молчание, а потом мама тихо засмеялась.

– Помнишь, как мы играли в эту игру с твоей сестрой в машине по дороге из школы домой?

Это она об игре «Двадцать вопросов».

– Да, – ответила я и тоже рассмеялась.

Мэй здорово удавалась эта игра, впрочем, как и все остальное. Она всегда придумывала что-то суперспецифическое. Вместо обычного свистка паровоза, свисток паровоза из колыбельной, которую пела нам мама. И она добавила к игре свою собственную категорию – помимо человека, места и вещи можно было еще загадывать чувство. И придуманные ею чувства нельзя было описать одним словом. К примеру, она загадывала не просто «радость», а именно то самое ощущение, которое испытываешь, просыпаясь утром в свой день рождения.

– Я сейчас как раз думаю об одном «чувстве», – сказала я маме.

– Ближе к радостному или грустному? – спросила она.

– Ближе к грустному.

Мама задала несколько наводящих вопросов, но так и не отгадала название чувства, поэтому я призналась, что «скучаю» по ней. Конечно же, после этого она сказала тете Эми, чтобы та меня отпустила.

Дом Ханны находится за городом, на красных холмах. Меня с Натали подбросила туда ее мама, и Ханна провела нас на второй этаж познакомить со своим дедушкой. Она постучала в его дверь, и он вышел к нам в коридор. Он улыбался, но Ханне пришлось кричать, представляя меня ему, так как он плохо слышит. Ее бабушка спала, а дедушка после знакомства ушел в свою комнату смотреть телевизор.

Потом мы бродили в лесу за домом, Натали с Ханной курили. Сквозь тополя и кустарники ежевики мы пошли к реке. Листья деревьев пожелтели, и свет вокруг казался золотистым, несмотря на то, что солнце еле-еле пробивалось из-за облаков. Но когда мы приблизились настолько, что стал слышен шум реки, у меня участился пульс. Вспышкой промелькнул образ Мэй из той ночи: прямо перед тем как мой мозг отключился, решив вычеркнуть из сознания происходящее. Натали с Ханной продолжали идти к реке, я же отстала, сделав вид, что засмотрелась на паутину.

Вернувшись с прогулки, мы зашли посмотреть на лошадь Ханны по имени Бадди[37]37
  Buddy (англ.) – малыш, приятель.


[Закрыть]. На самом деле Бадди – дедушкин конь, но дедушка нехорошо себя чувствует, и о нем заботится Ханна, и, по ее словам, теперь он больше принадлежит ей. Она говорит, что Бадди – самый любимый член ее семьи. Еще она заботится об осле Эрле, так как не доверяет в этом деле брату. Считает, что он не добр к животным. Если честно, брат Ханны – Джейсон – пугает меня. Он готовится стать морским пехотинцем, поэтому бегает у реки по полосе препятствий, которую смастерил сам для себя из старых шин, веревок и прочего. Раньше он играл в футбол, но порвал связку плеча. Он должен был пойти учиться в университет в этом году, однако не пошел. Не знаю почему. Может, он больше не мог играть в футбол и поэтому его не взяли в университет, а может, бабушка с дедушкой состарились и некому приглядывать за Ханной. Похоже, брат думает, что должен заменить Ханне отца, хотя у него это плохо получается. Из продуктов он покупает только консервированные сосиски, сметану и чипсы со вкусом лука. Наверное, именно поэтому, хотя их семья и не бедная, Ханна работает. Так она может выбирать, что купить, не спрашивая Джейсона. Она любит шпинат, чипсы «Доритос» и сладкие питательные батончики.

Когда Джейсон ушел на одну из своих тренировок, которые, по словам Ханны, занимают не меньше двух часов, мы решили попрактиковаться в вождении на старом бабушкином фургоне. Натали с Ханной в начале года исполнилось пятнадцать, и они обе получили ученические права. Натали села за руль первой. Она ехала вперед по проселочной дороге, и Ханна встала, высунула голову из люка в крыше и закричала: «Ура!», и Натали увеличила скорость. Увидев на дороге птицу, Натали вильнула в сторону и съехала на обочину. Птица бы улетела в последнюю секунду, но Натали, наверное, слишком разнервничалась. Колеса машины забуксовали в мягкой земле. Натали сильнее нажала на газ, но колеса еще больше увязли.

– Нам нужно выбираться, – повторяла Ханна. – Брат не должен об этом узнать.

В ее голосе слышался ужас. Она кричала, чтобы Натали давала по газам, а Натали била дрожь, потому что она расстроила подругу. Затем Ханна выгнала нас из фургона, сама села за руль и попыталась вытащить застрявшую машину. Мы с Натали толкали фургон, но он не двигался с места. Засел намертво. Ханна расплакалась.

– Зачем ты свернула с дороги?! – кричала она на Натали. – Ты идиотка?!

Лицо Натали раскраснелось от еле сдерживаемых слез.

И нам пришлось вернуться домой и рассказать о случившемся Джейсону. К этому времени он должен был уже вернуться со своей тренировки.

Ханна велела нам ждать на улице и пошла на кухню, но мы пошли за ней и наблюдали за происходящим из коридора. Джейсон не просто разозлился. Он пришел в бешенство. Он весь побагровел и громко кричал. Как он только не обзывал Ханну. Я никогда еще не видела ее такой. Она надо всем смеется и делает все, что захочет, как будто ничего не боится, словно ничто не может причинить ей боль. В этот момент я видела ее другой. Она, рыдая, твердила: «Пожалуйста, Джейсон». Я пыталась придумать, как ее защитить, но у самой от страха ноги приросли к полу. Должно быть, Натали чувствовала себя так же, как и я. Она шептала, что ненавидит его, что так бы и врезала ему по морде и все в таком же духе. Наконец, она зашла в кухню и встала рядом с Ханной. Та посмотрела на нее так, будто желала, чтобы она исчезла.

– Пожалуйста, не злись на нее. Это я виновата, – очень тихо сказала Натали.

Джейсон сверкнул на нее злыми глазами, но произнес уже более спокойным тоном:

– Черта с два. Это машина ее помирающей бабки.

Затем он бросил через стойку банку со своим напитком, велел все тут вымыть и вышел. Наверное, отправился вытаскивать машину при помощи трактора.

После этого у нас не было настроения оставаться в доме, поэтому мы решили переночевать в сарае. Пока Джейсона не было, мы перетащили туда все нужное: фонарики, спальные мешки, чипсы и бутылку красного вина, которую утащили из шкафчика дедушки и бабушки – по словам Ханны, она стояла там уже не один год. Казалось, что на вкус вино старо, как обувная кожа, опавшие листья и вялые яблоки. Ханна пела песни Пэтси Клайн, Рибы Макинтайр[38]38
  Cline, Patsy (1932–1963), McEntire, Reba Nell (род. в 1955 г.) – американские кантри-певицы.


[Закрыть] и Эми Уайнхаус. Мы с Натали слушали ее с закрытыми глазами. Иногда Натали ей подпевала. Засыпая на сеновале, я услышала, как Натали прошептала: «Прости». Думаю, она обнимала Ханну всю ночь. Сено сладко пахло, как растущая под дождем трава.

Тогда я поняла, почему у Ханны всегда есть один, а порой и сразу два бойфренда. Мне кажется, ей нужно как можно больше любви и внимания. Бабушке с дедушкой уже не до нее, а брат ужасно к ней относится. Я хочу, чтобы она увидела, как сильно ее может любить Натали. Думаю, в глубине души Ханна это знает, но не уверена, что представляет, каково это – быть любимой Натали. Может быть, она предпочитает оставаться с Натали лучшими подругами, потому что влюбленные, бывает, расстаются? И хотя так не должно быть, но из-за нетрадиционных отношений на тебя начинают смотреть иначе. Может быть, Ханна еще не готова к этому. Ведь если ты боишься чего-то одного, то можешь испугаться и много чего другого. В школе учителя твердят Ханне: «Не растрачивай впустую свой талант». Но она не слушает их, делает вид, что они раздражают ее своей заботой и что она им не верит. Пусть Ханна и может со смехом смотреть на всех и все, и гулять с парнями, думаю, порой ее тоже что-то очень сильно пугает, как меня вчера шум реки или невидимая глазу тень, дыхание которой я иногда ощущаю на своей коже.

Искренне ваша,

Лорел

Дорогая Амелия,

Я расскажу вам, как прошел мой Хэллоуин. Мой костюм произвел фурор! Всем на вечеринке он безумно понравился. Я объяснила им, что не умерла, а просто кружу где-то в вышине.

Натали изображала Винсента Ван Гога, обмотав якобы отрезанное ухо бинтом и забрызгав красной краской одежду. Ханна нарядилась пастушкой Литл Бо-Пип[39]39
  Литл Бо-Пип – персонаж английского стихотворения, маленькая пастушка; все время теряет овец, за которыми должна присматривать.


[Закрыть] – заплела волосы в две косички и надела обтягивающее синее платьице. Для своего парня Кейси она сшила костюм овцы. Он очень забавно выглядел с пушистыми ушками и шеей и плечами, накачанными так, что они чуть ли не сливались воедино.

Когда мы вошли вечером в дом, который Кейси снимает еще с четырьмя парнями, Ханна прыгнула на него, и он ее подхватил. Он прозвал ее «Малолеткой».

– Как ты, моя Малолеточка? – спросил он, и его друзья засмеялись. Ханна тоже засмеялась, а Натали – нет.

Некоторые на вечеринке изображали персонажей из «Карамельного замка»[40]40
  «Кэнди-Лэнд» (англ. Candy Land, дословный перевод «Конфетная земля») – популярная настольная игра. В России известна как «Карамельный замок».


[Закрыть] – Сахарную королеву, Леденцовую принцессу и Лакричного лорда. По-моему, они были самые прикольные. Кейси с друзьями знают толк в вечеринках. Хоть у них дом и грязноват, праздник они устроили не в стиле студенческой вечеринки с бочонком пива, а сделали его особенным. Везде стояли миски с конфетами M&Ms и горячий шоколад с алкоголем.

Я все высматривала Ская и думала: придет ли он? Гадала, нет ли его среди тех, кто находится в другом конце комнаты и чьи лица спрятаны за масками. Но, приглядываясь, я понимала, что его там нет. В конце концов, я решила, что мне нужно отвлечься, и пошла играть в вылавливание яблок. Мы с Мэй в любое время года наливали воду в таз, кидали в него яблоки и пытались их достать ртом. Мне эта игра всегда удавалась, даже когда я была совсем маленькой.

Я начала играть, и парень в костюме Лакричного лорда присоединился ко мне. Перья на его шляпе постоянно задевали мой кожаный шлем пилота. И иногда, когда мы одновременно поднимали взгляд, он смотрел на меня так пристально, словно хотел своими темными глазами просверлить во мне дыру. Я выдерживала его прожигающий взгляд сколько могла, а потом снова опускала голову. Наконец выловив яблоко и победоносно его подняв – Лакричный лорд все еще не мог поймать свое, – я увидела стоящего рядом со мной Ская. У меня во рту было яблоко, когда он сказал мне: «Привет».

В другое время я бы смутилась и, может быть, почувствовала себя виноватой за то, что играю в такую игру вместе с Лакричным лордом, но в тот момент я была вами – очень храброй и очень клевой. Поэтому я опустила на глаза очки пилота, откусила кусочек яблока и спросила:

– Полетаем? – Похоже, я еще и опьянела немного.

– Боюсь, нам помешает потолок, – ответил Скай.

Я взяла его за руку и вывела на улицу. А затем побежала. Последовавший за мной Скай остановился во дворе, я же побежала дальше по улице, раскинув руки как крылья и смеясь. Я была счастлива. Свободна от страхов. Пробежав квартал, я взмыла вверх. Клянусь, я видела верхушки деревьев. Дома были как игрушечные, и вскоре вся земля превратилась для меня в карту.

Когда я наконец приземлилась с небес на землю, Скай так и стоял, дожидаясь меня во дворе, бывшем секунду назад всего лишь крошечным квадратиком на карте. Я забыла упомянуть, что Скай нарядился зомби-рокером – надел свою бессменную кожаную куртку и нарисовал на лице (по-моему, маркером) черные полосы крест-накрест.

– Как прошел полет? – спросил он.

– Зря ты не полетел со мной, – ответила я, учащенно дыша, – я почти весь мир облетела.

– А что это за пират там играл с тобой в вылавливание яблок?

– Это не пират, это Лакричный лорд. Ты никогда не играл в «Карамельный замок»?

– Он облизывался на тебя, как будто карамелькой была ты.

В его голосе слышалось недовольство, и мне это было приятно. Это означало, что он готов меня защищать или, может, сам хочет быть со мной. Я почувствовала, что заливаюсь румянцем, и надеялась, что в темноте этого не видно.

– Мы просто играли. – Я нервно теребила кожаный шлем и опустила на глаза пилотные очки. – И потом, ты сам не хочешь стать моим парнем.

– Почему ты так думаешь?

Я пожала плечами:

– Потому что ты не такой.

– А если ты ошибаешься? Что, если я такой?

– А ты такой?

Он мгновение помолчал.

– Теперь – да.

– И я, – тихо сказала я и театрально упала – так, чтобы он меня поймал, – после чего засмеялась. Скай убрал очки с моего лица, и мы поцеловались. Я почувствовала, как его холодные ладони скользнули мне под футболку, прошлись по животу и, потеплевшие, легли на спину. Когда его губы коснулись моей шеи, у меня было ощущение, что я впервые в жизни приземлилась в свое собственное тело. В руках Ская оно казалось незнакомым и обновленным. Благодаря ему я чувствовала себя чистой, как первый снег. Я представила, как белоснежные снежинки ложатся на деревья, издающие приятный звук – шелест, говорящий о том, что листья сменили цвет и вот-вот упадут.

– Прислушайся, – сказала я Скаю.

Искренне ваша,

Лорел

Дорогой Ривер Феникс,

Может, это странно прозвучит, но когда я было младше, еще до своих первых поцелуев, я иногда воображала, что целуюсь с вами. Так вот, после поцелуев в реальной жизни, я счастлива сообщить, что все совсем не так, как мне представлялось.

Мой парень, Скай – мой первый парень – идеален для меня. С вечеринки в честь Хэллоуина, где мы стали парой, прошло две недели. И теперь мы везде с ним целуемся. Между уроками на аллее, когда там никого нет и от солнца под веками пляшут яркие пятна. В пикапе, пахнущем старой-престарой кожей. В темноте, когда я выбираюсь на улицу через окно (я поднаторела в этом в обоих домах: у тети Эми нужно поднять стекло вверх, а у папы снять москитную сетку, как это всегда делала Мэй). Больше всего мне нравятся наши полуночные вылазки со Скаем. Все вокруг спит, и мы оказываемся в своем, таинственном мире. Такое же чувство возникало у меня, когда мы с Мэй выскальзывали во двор собирать ингредиенты для наших волшебных зелий.

Впервые я ощущаю себя так, словно обрела волшебные силы – те самые, о которых рассказывала мне в детстве сестра. Скай прогоняет все мои страхи. Мы бродим в ночи, и наши тени ложатся одна на другую и тянутся по улице вдаль. Мы целуемся, и я думаю: если бы моя тень могла навсегда слиться с его, то он бы заслонил собой все, что я так сильно хочу забыть. Я бы с радостью потерялась в красоте его души.

По правде говоря, Скай немного напоминает мне вас. Он молодой и сильный, и, кажется, сам воздух расступается, пропуская его. Но есть в нем что-то хрупкое, что-то мотыльками трепещущее внутри. Что-то отчаянно пытающееся взлететь к свету. Мэй была луной, к которой все кругом устремлялись. Но мне неважно, даже если я для Ская всего лишь уличный фонарь. Мне достаточно того, что он летит ко мне. Мне нравится ощущать биение крохотных крылышек.

Прошлой ночью мы гуляли по парку, и Скай целовал меня, прижав спиной к холодным перекладинам игровых «джунглей». Мы оторвались друг от друга, чтобы вздохнуть, и уголок нижней губы Ская как обычно изогнулся чуть влево.

– Мы можем пойти к тебе домой? – шепотом спросила я.

– Не думаю, что это хорошая идея, – неуверенно отозвался он.

– Не обязательно к тебе входить. Я просто хочу посмотреть на твой дом снаружи. – Я не сказала ему, что уже видела его, в ту ночь, когда каталась на машине с Тристаном и Кристен. Мне хотелось побыть у его дома вместе с ним.

– Ты не понимаешь, – наконец сказал Скай. – Моя мама… она не такая, как другие.

– В каком смысле?

Скай напрягся всем телом.

– Она многие вещи делает не так как все, – признался он. – Например, поет посреди ночи колыбельные цветам.

– О. Ну и что?

– Они уже увяли, – добавил Скай. – Ее бархатцы. Но она все равно им поет.

– Может быть, нам что-нибудь для нее посадить? Луковички тюльпанов или каких-нибудь других цветов, которые весной расцветут?

Скай все еще колебался, но я пообещала ему, что мне достаточно побыть во дворе его дома и совершенно необязательно заходить внутрь, и Скай наконец согласился. Поэтому сегодня я снова выбралась тайком из дома, и мы поехали к нему выкапывать засохшие бархатцы и сажать луковицы тюльпанов. Вечером я сходила в наш гараж, где мама хранит все для садоводства, и нашла луковицы цветов в коробке с проложенной между ними газетой. Сегодня новолуние, и мы работали в темноте, надев куртки. Примяв землю над последней луковичкой грязными пальцами, мы подняли глаза и прикоснулись взглядами друг к другу так, как невозможно прикоснуться кожей. В этот момент открылась входная дверь. На порог вышла мама Ская, в халате и с лейкой в руках.

– Мам? – устало спросил Скай. – Ты чего?

Наверное, он надеялся, что она не проснется и ему не придется нас знакомить.

– Я хотела помочь, – с невинным видом ответила она.

Затем она повернулась ко мне и посмотрела на меня так, будто только что заметила. Выражение ее лица было теплым и приветливым.

– А это кто? – спросила она Ская.

– Лорел, – ответил он.

– Мы… мы сажали тюльпаны, – объяснила я, – чтобы они расцвели весной.

Мама Ская улыбнулась и кивнула, словно это совершенно нормально – сажать цветы ночью.

– Спасибо, милая.

Она принялась ходить взад-вперед по рядам, поливая землю и тихо напевая песню про каких-то лошадей на солнце.

– Очень важно петь им, – объяснила она, закончив. – Так они будут знать, что ты рядом. – Потом она поставила пустую лейку у двери и ушла в дом.

– Вот ты и познакомилась с моей мамой, – проговорил Скай.

– Она… очень милая.

– Ты хочешь сказать – сумасшедшая.

– Ничего подобного. Но что… м-м… что…

– Она просто такая, какая есть, – резко сказал он.

– О.

Я протянула руки и обняла его. И почувствовала внутри него тех самых мотыльков. С такими тонюсенькими крылышками, что в какой бы близости от света они ни находились, им всегда будет этого недостаточно. Они всегда будут стремиться подлететь еще ближе – в самую его суть. Тогда-то я и почувствовала, что Скай потерялся. Мне хотелось положить ладони ему на грудь, туда, где сердце, и окунуться в его сердцебиение. Хотелось найти его там. Но Скай отступил, и его чуть изогнутая влево нижняя губа распрямилась.

В моем горле застряли тысячи вопросов и ответов. Я не могла произнести их все разом, поэтому не стала.

– Скай?

– Что?

Я посмотрела на него, пытаясь передать все своими глазами.

– Ничего. – Я на секунду замолчала. – Эти цветы будут очень красивыми.

От холода по моему телу прошла дрожь, и мы снова поцеловались.

Искренне ваша,

Лорел