Текст книги "Этюд багровых вод"

Это был любимый напиток матери и первое, что пришло в голову. Вскинув бровь, барменша потянулась за стаканом. Эффи залилась краской. Всего десятый час утра, но она не знала, что можно еще заказать.

Она мимоходом взглянула на рыбаков, которые прервали разговор и пристально рассматривали ее из-под кустистых бровей.

В голове вновь зазвучали слова пастуха: «Смотри сквозь камни, и ты увидишь его в истинном обличье».

Религиозные северяне считали фейри демонами, существами из потустороннего мира, заклятыми врагами своих святых. Ученые и натуралисты, агностики и подлизы, принимали их за выдумки, как и любые другие истории, которые рассказывают в церкви. Но для южан фейри являлись неотъемлемой частью жизни, как ураганы или живущие в саду ужи. От них принято было беречься. Закрывать окна и запирать двери. Не переворачивать большие камни.

Эффи хотела было вновь поднести к глазам ведьмин камень, но под взглядами барменши и местных подавила это глупое желание. К тому же Король фейри обладал неуемным тщеславием и явно предпочел бы более достойную маскировку.

Звякнувший о барную стойку стакан вырвал Эффи из размышлений. Она поймала выжидающий взгляд барменши.

– Сколько? – спросила Эффи и послушно отсчитала названую сумму. Рыбаки по-прежнему глазели на нее. Подхватив свой стакан, Эффи поинтересовалась: – Какой здесь самый популярный напиток?

– Обычно скотч. Но учитывая, что сейчас зима, большинство заказывает горячий сидр.

Эффи покраснела и вцепилась в холодный стакан. Как только барменша отвернулась, чтобы протереть стойку, Эффи поспешила прочь.

Едва убравшись с глаз барменши, она мысленно перебрала в уме дальнейшие варианты. Можно сесть за первый попавшийся столик и ловить на себе косые взгляды рыбаков, или занять свободную кабинку по соседству с Престоном и – что? Потягивать напиток в тишине, пока Престон работает за стенкой? Остро ощущать его присутствие, несмотря на разделяющую их тонкую деревянную перегородку, как в церковной исповедальне?

Едва ли можно представить себе что-то более неловкое. К тому же после случая в машине Эффи чувствовала настойчивое желание вернуть часть утраченного достоинства. Не давая себе шанса струсить, она направилась к кабинке Престона и села напротив него.

Вздрогнув, он тут же захлопнул книгу. С румянцем на щеках и бегающими глазами Престон походил на провинившегося школьника. Эффи подумалось, что он и есть провинившийся школьник, только непонятно, в чем его вина.

– Полагаю, ты поговорила по телефону, – заметил он.

– Да, – согласилась Эффи.

Заметив рядом с локтем Престона полупустой стакан скотча, она немного успокоилась – не только у нее хватило глупости заказать алкоголь в девять утра. Эффи пока не решила, будет ли вообще пить, но стакан в руке придавал уверенности, она ощущала себя почти равной Престону.

Он сунул книгу обратно в сумку, но Эффи успела заметить выбитое на корешке название: «Поэтические произведения Эмриса Мирддина, 196–208 годы п. Н.»

Заметив любопытство Эффи, Престон взглянул на нее с вызовом.

– Одна из твоих библиотечных книг, – пояснил он. – Я не хотел бередить рану.

Она решила, что не позволит себя смутить.

– Выходит, ты недавно прочел то стихотворение? «Гибель моряка»?

– Это не самое известное стихотворение Мирддина. Я удивлен, что ты его узнала.

– Я же сказала: он мой любимый автор.

– Ученые единодушно считают поэзию Мирддина по большей части посредственной.

Эффи тут же покраснела, внутри вспыхнул гнев.

– Зачем же ты изучаешь то, что явно считаешь недостойным себя?

– Я говорил про ученых, а не выражал свое личное мнение. – Которым он вовсе не собирался делиться. Он умел держать козыри при себе. Престон поправил очки, немного съехавшие на переносицу. – Как бы то ни было, необязательно любить дело, которым занимаешься.

Это позвучало так небрежно, что Эффи поняла – он не пытался ее разозлить. Впрочем, от этого стало только хуже. Оказывается, даже не прикладывая усилий, он мог уязвить до глубины души.

– Но тогда какой в этом смысл? – выдавила она. – Ты набрал на экзаменах достаточно баллов, чтобы изучать все что угодно. Зачем же ты выбрал литературу? Из прихоти?

– Вовсе нет. Возможно, для тебя архитектура – страсть всей твоей жизни, а может, и нет. Однако у всех есть свои причины.

Эффи снова ощутила нарастающий гнев.

– Не вижу причин изучать литературу, если тебя не волнуют истории, которые ты пишешь и читаешь.

– Ну, я в основном изучаю теорию. Я не писатель.

Эффи будто окатило приливной волной. Как можно лишь изучать литературу, не написав ни слова, и считать, что этого достаточно? Не изложив на бумаге то, что видел в своем воображении? Постылая реальность ее собственной жизни угнетала ее: чертить планы зданий, не имея понятия, как их строить, проектировать дома для совершенно чужих людей. Эффи чуть не расплакалась, но вонзила ногти в ладони, силясь сдержать подступающие слезы.

– Ну, – протянула она в конце концов, подражая его холодному тону, – трудно представить, чему может научиться аргантиец, читая ллирийские сказки. Мирддин – наш национальный автор. Чтобы понять его истории, нужно впитать их с молоком матери.

– Я ведь говорил, – медленно произнес он, – что моя мать – ллирийка.

– Но ты рос в Арганте.

– Само собой. – Он одарил ее хмурым взглядом.

Впервые Эффи видела его таким смиренным, пытающимся оправдаться. Однако небольшая победа не принесла желанной радости. Конечно, Престон знал, что его выдает акцент и безошибочно узнаваемая аргантийская фамилия. Она вспомнила разговор в библиотеке со студентом литературного колледжа, задавшим вопрос, над которым сама она ломала голову: кто из аргантийцев будет рваться изучать ллирийскую литературу?

Отсюда следовал второй невысказанный вопрос: да какое они имеют право это делать?

Ей не хотелось уподобляться тому парню и недалеким, погрязшим в предрассудках ллирийцам, верящим в абсурдные выдумки и стереотипы о врагах. Пусть ей не особо нравился Престон, он не виноват, что родился аргантийцем, а она – что родилась женщиной.

Эффи вспомнила, с каким почтением он декламировал строки из «Гибели моряка». «У всех есть свои причины».

Может, он действительно восхищался Мирддином. Может, он не просто бессовестный карьерист. Внезапно и вопреки всему Эффи пожалела, что нападала на него.

Подняв стакан, Престон осушил скотч одним глотком, даже не поморщившись. Потом взглянул на ее нетронутый джин с тоником.

– Ты будешь пить?

Эффи взглянула на пузырьки тоника в стакане и тающие кубики льда, вспомнила красные глаза матери после ночной попойки и ощутила легкую тошноту.

– Нет.

– Тогда поехали.

– Что?

– Отвезу тебя обратно в Хирайт.

– Я думала, ты будешь здесь работать, – сказала она. – Ведь там Янто стоит у тебя над душой.

– В доме – Янто, здесь – ты. – Заметив, что она готова возразить, Престон быстро пояснил: – Ты не виновата. Просто в городе тебе нечего делать, кроме того как пить джин и таращиться на меня во время работы. К сожалению, должен заметить, что в Солтни вряд ли найдется более интересное зрелище.

– Ну, не знаю. – Эффи вдруг вспомнила о пастухе и лежащих в кармане камнях, но решила не рассказывать о встрече Престону. – Не хочу ранить твое самолюбие, но по дороге сюда я видела очень любопытный овечий помет.

Престон вдруг рассмеялся. Коротким, неожиданным смешком, в котором не было ни капли злобы, только искреннее веселье. И Эффи с сожалением отметила, что ей нравится звук его смеха.

Она вернула нетронутый стакан барменше и вслед за Престоном вышла на улицу. Снова начал моросить дождь, и капли воды спрятались в его волосах, как крошечные яркие бусинки утренней росы.

Эффи слизнула с губ дождевую каплю, наблюдая, как Престон вытаскивает пачку сигарет. Он прикурил, одновременно пытаясь открыть дверцу машины. Когда он длинными, тонкими пальцами взялся за ручку, Эффи вдруг спросила:

– Можно мне одну?

Она и сама не знала, почему попросила. Может, просто хотела ему что-то доказать, загладить вину за стакан джина, оставленный нетронутым на барной стойке.

Может, засмотрелась на то, как мягко округлялись губы Престона, когда он делал затяжку. Эффи тряхнула головой, отгоняя непрошеную мысль.

Престон, казалось, удивился не меньше, но, не говоря ни слова, достал из пачки еще одну сигарету, прикурил и протянул ее Эффи.

– Боишься доверить мне зажигалку? – усмехнулась она, с удовольствием замечая, как порозовели его щеки.

– Просто пытался быть вежливым. Больше не повторю эту ошибку.

Они сели в машину. Эффи поднесла сигарету к губам и затянулась, стараясь не закашляться. Прежде она никогда не курила, но Престону об этом было знать необязательно. Еще Эффи не могла избавиться от мысли, что всего пару мгновений назад эта самая сигарета касалась его губ, но об этом ему тоже было необязательно знать. Взгляд то и дело устремлялся к его рту, к сигарете, мягко зажатой в зубах, пока Престон рулил.

Они взбирались по склону холма, сигаретный дым клубился в воздухе, море внизу беспрестанно билось о скалы. Может, помогла сигарета или успокаивающий запах в машине Престона, но Эффи вдруг ощутила небывалое умиротворение.

И все же, вновь подъезжая к Хирайту, она сунула руку в карман и провела пальцем по отверстиям в ведьминых камнях.

6

Наводнение стало не только погодным явлением. В конечном счете оно определило социальную, политическую и экономическую историю региона, породило самобытную культуру, набирающую все большую значимость среди жителей Нижней Сотни. Как ни парадоксально, оно усилило стремление южан к независимости и лишь сильнее подчеркнуло разделение Ллира на Север и Юг. Таким образом, можно утверждать, что даже два столетия спустя Наводнение формирует основу южного самосознания.

Из введения к «Сборнику современных баллад

писателей-южан», под редакцией

доктора Риса Бринли, 201 год от Н.

Следующее утро, впервые с момента приезда в бухту Девяти Колоколов, радовало безоблачным небом, и это казалось хорошим знаком. Поднявшись с постели, Эффи быстро оделась и побежала по тропинке к дому, поскальзываясь на мягкой грязи.

Сегодня даже море присмирело – волны с тихим шелестом набегали на камни, на белых клочьях пены играли солнечные блики. Вдали резвились два тюленя, чьи серые головы с берега казались мелкими как галька.

Вчерашний покой обратился решимостью взяться за дело. Еще вчера, сидя в машине рядом с Престоном и вдыхая табачный дым, Эффи дала себе слово попробовать. Глупо сдаваться, даже не начав работу.

«Необязательно любить дело, которым занимаешься», – сказал Престон. Сперва Эффи разозлило такое отношение, но теперь она неохотно признала, что на самом деле это был отличный совет.

Возможно, она в чем-то заблуждалась насчет Мирддина, но ведь не во всем. Он по-прежнему оставался автором «Ангарад». Он по-прежнему был человеком, который укреплял двери гостевого дома железом.

Ангарад тоже считала, что не справится. Поначалу она не верила, что сможет убежать от Короля фейри.

Пусть Эффи не была великим дизайнером, зато побеги ей всегда удавались неплохо. Она по крошке ломала архитектуру собственной жизни, пока не появлялась достаточно большая трещина, в которую можно было бы ускользнуть. Всякий раз, столкнувшись с опасностью, она мысленно рисовала себе тайные ходы, да хоть дырочку в половицах – любую щель, куда можно забиться.

Наконец она увидела дом, резко чернеющий на фоне ясного голубого неба. Эффи захватила с собой альбом с первоначальным дизайном поместья Хирайт и три ручки – на всякий случай, если вдруг одна или две высохнут. Ощущая приятную усталость, она поднялась по замшелым ступеням.

Янто ждал на пороге. Он встретил ее с радостью, будто даже с облегчением.

– Похоже, вам уже лучше, – заметил он.

– Да, – подтвердила Эффи и смутилась, вспомнив, как поспешно сбежала из дома. – Простите, что не пришла вчера. Кажется, я еще не совсем привыкла к здешнему воздуху.

– Вполне понятно, – великодушно откликнулся Янто. – Вы ведь явно северянка. Но я рад, что теперь вы выглядите не такой зеленой. – Что он имел в виду? Ее внешность? Или опыт? Но следующие слова развеяли сомнения: – У вас прекрасный цвет кожи.

– О, – вспыхнув, пробормотала она. – Спасибо.

Светлые глаза Янто блеснули.

– Ну что ж, начнем, – произнес он и кивком предложил ей войти.

Стряхнув с себя легкую неловкость, Эффи прошла в дом. Первоначальный вариант ее строения сочетал в себе прочность и весьма необычный внешний вид, однако тот дизайн был нарисован до того, как она увидела Хирайт вживую. Исходя из условий конкурса, напрашивался вывод, что здесь нет ничего, чистое поле, ожидающее начала нового строительства, но никак не полуразвалившийся дом. Поэтому вчера, вернувшись из Солтни, Эффи уселась на кровать и, пристроив альбом на коленях, попыталась соединить свое первоначальное видение с представшей перед ней жуткой реальностью.

На неопытный взгляд Эффи, получилось вроде бы неплохо. Конечно, план еще придется корректировать, чтобы до момента возвращения в Каэр-Исель предоставить Янто готовый дизайн, но она справится. Иначе нельзя.

Вслед за Янто Эффи вошла в вестибюль, который, несмотря на солнце и безоблачное небо, сохранял мрачную серость. На полу стояли грязные лужи в соляных обводах. У входа в кухню застыл чопорный и угрюмый Уэдерелл, лишь коротко кивнувший в ответ на приветствие Эффи. Это, впрочем, ничуть не умерило ее энтузиазма.

– Я хочу начать отсюда, – заявила она. – С вестибюля. В солнечный день он должен быть залит светом.

– Трудная задача, – возразил Янто. – Фасад дома обращен на запад.

– Знаю, – кивнула Эффи, доставая из сумки альбом. – Если получится, мне бы хотелось развернуть весь дом. Пусть вестибюль и кухня выходят на восток, на воду.

Янто задумался:

– Тогда вход будет со скалы?

– Знаю, звучит невероятно, – признала она.

– Точнее, дорого, – вмешался Уэдерелл. – Мистер Мирддин обсуждал с вами финансовую сторону проекта?

– Не сейчас. – Янто махнул рукой. – Я хочу дослушать план Эффи. Если потребуются коррективы, мы внесем их позже.

Кажется, Уэдерелл хотел что-то возразить, но лишь плотнее сжал губы и прислонился к дверному косяку.

– Ну, – осторожно начала Эффи, – на самом деле я думала о стоимости и об осуществимости проекта. Согласно моему замыслу, следует снести большую часть нынешнего строения и построить новый дом на расстоянии нескольких акров от края утеса. Учитывая непредсказуемость скалы и неровности рельефа…

На лицо Янто набежала тень, а недовольный взгляд красноречиво сообщал, что идея ему не нравится. Неужели он и не думал, что место старого здания займет совершенно новое?

Глядя на мрачное лицо и потемневшие глаза Янто, Эффи отступила назад с безотчетным страхом.

Однако он просто предложил:

– Эффи, не подниметесь со мной наверх? Я бы хотел кое-что показать.

Эффи беспомощно кивнула, устыдившись собственного страха. Будь здесь мать, она бы ее отчитала. «Ничего не случилось, Эффи». Ребенком она добивалась лишь презрительного удивления, а не утешений, когда после ночного кошмара бежала в комнату матери.

Но тот же самый ночной кошмар повторялся снова и снова, а в углу комнаты опять возникала темная фигура. В конце концов Эффи вообще перестала бегать к матери и просто читала «Ангарад» при свете лампы, пока не начинало действовать снотворное.

Янто двинулся наверх, ведя рукой по прогнившим деревянным перилам. Эффи неуверенно последовала за ним. Проходя мимо портрета Короля фейри, она не удержалась и взглянула в его холодные глаза. Он словно дразнил ее, напоминая, что заключен в позолоченную раму, заперт внутри придуманного мира.

Но настоящий Король фейри отнюдь не был скован, как тот, что на картине. И она видела то существо на дороге.

Эффи стиснула лежащий в кармане ведьмин камень, поднимаясь вслед за Янто на верхнюю плошадку лестницы. С ликов святого Юфима и святого Маринелла капала вода. Янто был так высок, что ему налилось на плечи и на черные волосы.

Он, кажется, не заметил. Наверное, когда живешь в таком холодном, сыром месте, перестаешь чувствовать неудобства.

– Сюда, – сказал он, ведя Эффи вперед по коридору. Пол под ногами выразительно застонал. Янто остановился возле маленькой, ничем не примечательной деревянной двери. – В прошлый раз вы ушли в такой спешке, что я не успел показать вот это. Не подумайте, что я вас осуждаю. Этот дом не для слабонервных.

Ручка зазвенела, а дверная рама дрогнула, будто кто-то стукнул в дверь с той стороны. Эффи напряглась, сердце бешено забилось в груди. Она вдруг поймала себя на мысли, что думает о кабинете мастера Корбеника, зеленом кресле и нитях из обивки, которые тянулись как лозы.

Янто распахнул дверь – точнее, просто повернул ручку. Все остальное сделал ветер, с яростным воем чуть не сорвав дверь прямо с петель. Эффи инстинктивно отшатнулась и подняла руку, чтобы прикрыть глаза. Лишь когда завывания ветра немного стихли, она заставила себя заглянуть в открывшийся проем.

Эффи увидела узкий балкон, уцелевший лишь наполовину, основательно изъеденный плесенью и сыростью. Пол походил на шахматное поле, где черные провалы чередовались с выгоревшими на солнце досками. Дерево скрипело и стонало на ветру, навевая мысли о корабле-призраке, чьи оборванные паруса раскачивались под песню банши.

Эффи в ужасе взглянула на Янто. Неужели он всерьез ждал, что она сделает хоть шаг на прогнивший пол?

Словно прочитав мысли Эффи, Янто протянул большую, заросшую черными волосами руку с бледной, как древний камень, кожей, чтобы ее удержать.

– Дальше не ходите, – предупредил он. – И не обращайте внимания на очередное свидетельство небрежности отца. Лучше взгляните на этот вид.

Эффи посмотрела вперед, чувствуя себя в большей безопасности, когда рука Янто отделяла ее от проема. Над сгнившими досками балкона она увидела утес, раскрашенный белыми, серыми и зелеными пятнами, где свили себе гнезда орлы и чайки. Ветер трепал птичьи перья. Внизу скрежетали зубами волны, бросаясь на скалы, а расстилавшаяся до горизонта водная гладь, казалось, таила в себе смертельную опасность.

Эффи вдруг ощутила, как задрожали ноги, а ладони стали скользкими от пота. Когда под ней рухнула скала, все случилось слишком неожиданно, она даже не успела испугаться, но теперь девушка в полной мере ощутила опасность, что таят в себе скалы и зловещие океанские волны.

– Красиво, верно? – сказал Янто. Даже на ветру его волосы почти не растрепались.

– Ужасно, – призналась Эффи.

– Красота часто пугает, – продолжил Янто. – Вы знаете, почему это место назвали бухтой Девяти Колоколов?

Эффи покачала головой.

– До Наводнения суша простиралась дальше в море. Там, на прежней земле, находились десятки небольших поселений, в основном рыбацких деревушек. Что вам рассказывали на уроках о случившемся?

– Ну, начался шторм, – сказала Эффи, зная, что этот вопрос сродни прогнившим доскам пола. Только расслабишься – тут же провалилась.

Янто чуть заметно улыбнулся:

– Одно из многих заблуждений северян по поводу Наводнения. Многие считают, что разразился чудовищный шторм, одна-единственная ночь ужаса, а потом мы остались с его последствиями. А ведь человеку требуется не больше десяти минут, чтобы утонуть. Десять минут – не так уж долго, но, когда не удается сделать вдох, а легкие горят огнем, это время кажется вечностью. Даже если вытащат, существует риск умереть после, на суше, если вода безвозвратно испортила легкие. Наводнение в Нижней Сотне длилось несколько лет, дорогая. Все началось с дождей, которые шли дольше, чем обычно, потом стало не так сухо, как должно бы. Тут осыпались утесы, там болото вышло из берегов. Сначала на это почти не обратили внимания и, конечно, не восприняли как предупреждение.

Вы когда-нибудь слышали поговорку о лягушке в горячей воде? Если повышать температуру медленно, она ничего не заметит, пока не сварится заживо. Мягкотелый северянин, возможно, заметил бы надвигающуюся опасность, но ведь южане сами практически вышли из моря. Оно забирало, забирало, забирало, на его совести тысячи отдельных смертей. Южане всегда терпели, поскольку не знали другой жизни. Они и не думали страшиться Наводнения, пока вода в буквальном смысле не постучалась к ним в двери.

Счастливчики, что побогаче, жившие дальше от берега, смогли убежать. Поднявшиеся волны поглотили все: дома и магазины, женщин и детей, стариков и молодых. Море не знает пощады. В этой бухте стояло девять церквей, и, несмотря на все молитвы святому Маринеллу, их поглотило море. Говорят, в определенные дни все еще можно услышать, как колокола этих церквей звонят под водой.

Повернувшись в сторону моря, Эффи прислушалась, но не услышала никакого звона.

– Наводнение случилось двести лет назад, – заметила она. – Задолго до рождения вашего отца.

Она надеялась, что это не прозвучало пренебрежительно.

– Конечно, – согласился Янто. – Но история о Наводнении живет в сознании каждого ребенка, родившегося в Нижней Сотне. Матери шепчут нам ее в колыбели. Отцы учат нас плавать еще до того, как мы начнем ходить. Первые игры с друзьями – кто дольше всех задержит дыхание под водой. Мы учимся бояться, ведь только страх не дает морю нас уничтожить.

Эффи вспомнила рассказы Рии о суевериях южан, о боязни второго Наводнения и вере в то, что магия Спящих способна его остановить. Глядя, как волны разбиваются о скалы, слушая рассказы Янто, Эффи вполне могла их понять. Страх заставит поверить во что угодно.

Как ни странно, она вдруг вспомнила о мастере Корбенике. Когда он впервые положил руку ей на колено, Эффи решила, что он ведет себя по-отечески. Тогда она не умела бояться и даже сейчас не знала, позволено ли это.

– Вот почему отец построил здесь дом, – продолжил Янто. – Он хотел, чтобы мы с мамой научились бояться моря.

– Ваша мама не из Нижней Сотни? – Янто говорил не об этом, но Эффи вдруг ухватилась за эту мелкую деталь. До сих пор она не замечала ни следа таинственной вдовы.

– Нет, – коротко ответил Янто. – Эффи, надеюсь, вы поймете, что снести этот дом было бы святотатством, оскорблением памяти отца. Возможно, в своем первоначальном объявлении я неясно выразился, за что прошу прощения. Этот дом нельзя сравнять с землей. Знаю, что вы безмерно любите и уважаете моего отца и с трепетом относитесь к наследию Эмриса Мирддина, поэтому я не сомневаюсь – вы сможете принять этот вызов.

Верил ли он, что посвящение Мирддина остановит еще одно Наводнение? И возможно, даже возместит нанесенный ранее ущерб? Эффи не спрашивала, боясь его обидеть. Пока она раздумывала над ответом, Янто закрыл дверь. Ветер сразу перестал трепать волосы Эффи, вой стих.

– Я готова, – наконец ответила она. – Я хочу попробовать.

Ей безумно хотелось хоть раз сделать что-то полезное, создать нечто прекрасное, что-то свое. Пусть эта поездка станет не просто побегом, попыткой испуганной девочки сбежать от воображаемых монстров. Ей не позволят написать научную работу, статью в газете или хотя бы сказку – в университете, провались они в бездну, очень ясно дали это понять. Так что у нее оставался единственный шанс создать что-то долговечное. И она воспользуется им, какой бы непреодолимой не казалась задача.

А вернувшись в Каэр-Исель, Эффи сообщит мастеру Корбенику и сокурсникам, что они заблуждались на ее счет. Она больше никогда не будет распускать сопли и прогибаться. И ни за что на свете не сядет в зеленое кресло.

Придется довериться Мирддину и убедить себя, что он не ставит перед ней невыполнимую задачу. Остается лишь по-прежнему верить в слова «Ангарад» и обещанный ими счастливый конец. Что же касается тысяч утонувших людей и слухов о втором Наводнении…

Ее единственный враг – это море.

– Отлично, – улыбнулся Янто, демонстрируя ямочку на щеке. – Я знал, что не ошибся, когда выбрал вас.

Он мягко сжал плечо Эффи, не сводя с нее взгляда, будто ожидая ответа. Эффи застыла, живо ощущая его влажное прикосновение и безмерную тяжесть руки на плече. Она словно перенеслась обратно в кабинет мастера Корбеника. К зеленому креслу.

Она не могла выдавить ни слова. Она чувствовала себя старой куклой, погребенной под пылью и паутиной.

Когда неловкое молчание слишком затянулось, Янто отпустил ее и отвел глаза, будто ощутив сковавший Эффи страх. Казалось, он и сам удивился собственному порыву.

– Простите, – сказал он. – Я на минутку. Нужно кое-что согласовать с Уэдереллом. Боюсь, ему это не понравится. Подождите меня здесь.

* * *

Эффи ждать не стала. Она ощутила подступившую к горлу тошноту, у нее кружилась голова. Вокруг стонал и скрипел странный полуразрушенный дом Мирддина. Много лет назад, еще до Наводнения, люди из Нижней Сотни привязывали преступников на пляже во время отлива, а потом, собравшись в отдалении, ждали, пока поднимутся волны. Они приносили с собой покрывала для пикника и ели, пока море досыта кормило бледную грешницу, заливая воду ей в горло.

Эффи сама не знала, почему всегда представляла себе женщину. Женщину с волосами цвета водорослей.

Именно от подобных варварств северные завоеватели, по их словам, и спасли южан. Столетия спустя об этом слагали сказки и легенды, будто вовсе не было завоевания. Будто целые деревни не пали жертвами стремления искоренить недостойные обычаи. Будто эти истории не стали следствием войны.

Эффи медленно шла по коридору, на всякий случай держась рукой за стену. Тошнота по-прежнему не утихала. В конце концов она остановилась возле двери, ведущей в кабинет, где Престон устроил себе комнату. Движимая любопытством или чем-то еще, Эффи потянулась к ручке.

Оказываясь в церковной исповедальне, она каждый раз беспомощно пыталась выдумать грехи, которые казались достойными исповеди, но не слишком шокировали бы священника. Теперь Эффи охватило неодолимое желание признаться, рассказать кому-нибудь, как Янто ее коснулся. Хотя она всеми силами пыталась убедить себя, что это ничего не значило, просто дружеский жест, ободряющее похлопывание по плечу. Но разве Наводнение не начинается с безобидной капли воды?

Как бы ей хотелось научиться отличать хорошее от плохого, безопасное от ненадежного. Однако страх заставлял смотреть на мир другими глазами. Она словно видела искаженное, обрывочное, уродливое отражение в разбитом зеркале.

Престон говорил, что его волнует лишь правда и, наверное, смог бы сказать, оправдан ли ее страх. Эффи почему-то знала, что в этом вопросе ему можно доверять.

За все время, проведенное в машине, он ни разу к ней не прикоснулся. Скорее, он обращался с ней очень осторожно, как с хрупкой статуэткой, которую ненароком можно разбить.

Затаив дыхание, Эффи медленно открыла дверь. Раздался жуткий скрип, напоминающий вой придавленной кошки. Она ждала, что Престон сидит за столом Мирддина, склонив голову над книгой.

Однако комната оказалась пуста, и Эффи ощутила укол разочарования.

Она окинула взглядом старые книги и разбросанные бумаги, сигареты на подоконнике, одеяло, брошенное на изодранный диванчик. Эффи задержала на нем взгляд, пытаясь представить спящего Престона, и с улыбкой подумала, что его длинные ноги наверняка свисают с края.

Немного осмелев и ощущая возрастающее любопытство, Эффи подошла к столу. Он явно принадлежал Мирддину, хотя ей не удавалось представить сидящего за ним писателя – его затмевал образ Престона. Повсюду лежали книги, раскрытые, как раковины моллюска, на страницах желтели пятна от воды. «Поэтические произведения Эмриса Мирддина, 196–208 годы от Н.» предлагали к прочтению «Гибель моряка». Эффи провела пальцем по словам, представляя, что Престон делает так же. Неужели почтение в его тоне ей просто почудилось? Или он все же испытывал некую страсть к творчеству Мирддина?

По столу были разбросаны бумаги – скомканные, сложенные пополам и явно разглаженные, будто Престон передумал их выбрасывать, почти все с неровными краями, словно вырванные из записной книжки. Однако самой записной книжки не было видно. Зато повсюду валялись безответственно открытые ручки.

Забавно, а ведь она сперва считала, что Престон педантично и аккуратно относится к работе. А ведь даже сама Эффи не оставляла ручки незакрытыми, как какая-нибудь невежда.

Понимая, что вторгается сейчас в личное пространство, но не особо тревожась на сей счет, Эффи разгладила несколько скомканных бумаг. По большей части они были написаны на аргантийском. Не в силах прочитать, она просто вглядывалась в буквы, изучая почерк Престона – сжатый и аккуратный, как в библиотечном журнале, но не особенно изящный. Он забавно писал букву «в» – поставленные друг на друга кружочки походили на безголового снеговика. Очарованная, Эффи прикусила губу, чтобы сдержать глупую улыбку.

Она развернула еще один лист, на этот раз – написанный на ллирийском.

Как назвать работу? «Казнь автора: Исследование авторства основных работ Эмриса Мирддина»

Часть первая: существующая теория ложного авторства, начиная с?..

Часть вторая: криптографические доказательства – примеры спросить у Госсе

Часть третья: письма, записи в дневнике – использовать ближайший мимеограф  [3]3
  Старинный прототип ксерокса.


[Закрыть]. В Лэйлстоне?

Список продолжался и дальше, но взгляд Эффи зацепился за первую строчку. «Казнь автора». Дрожащими пальцами она перевернула листок. На полях Престон набросал какие-то бессмысленные рисунки, а ниже тянулись одни и те же слова, нацарапанные до конца страницы.

Эффи пораженно уставилась на них, не веря своим глазам. И тут со скрипом открылась дверь.

– Что ты делаешь? – с порога поинтересовался Престон.

Эффи поспешно смяла бумагу в руках, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди.

– Я могла бы спросить то же самое, – заявила она, не ощущая прозвучавшей в голосе уверенности.

Престон держал в руке кружку с кофе, и Эффи заметила, как побелели костяшки изящных пальцев, а челюсти сжались. Она вспомнила, как настороженно он вел себя, когда Янто показывал ей кабинет, как поспешно спрятал записи, когда вчера Эффи села напротив него в кабинке.

Теперь понятно, почему он так тщательно скрывал свою работу.

– Эффи, – угрюмо сказал Престон. Он по-прежнему стоял на пороге, но глаза за стеклами очков шарили по комнате.

– «Казнь автора», – прочитала она вслух дрожащим голосом. – «Исследование авторства основных работ Эмриса Мирддина». Это – твоя научная работа?

– Постой, – попросил Престон с нотками отчаяния в голосе. Эффи вдруг поймала себя на мысли, что ей нравится слышать его мольбы. – Я все могу объяснить. Не ходи к Янто.

– С чего ты решил, что я побегу к Янто?

Престон медленно подошел к ней, дверь со скрипом закрылась за его спиной. Эффи ощутила, как сердце пропустило удар. Она вдруг вспомнила слова пастуха, что Король фейри может принимать любые обличья, и теперь, глядя на сузившиеся глаза и вздымающуюся грудь Престона, была готова поверить, что в нем сидит частичка того зла.