Текст книги "Невмешательство и свобода торговли. История максимы Laissez faire et laissez passer"

Имея это в виду, он, в частности, пишет: «В стране, которую я хотел бы превратить в образец хорошей экономики, народ которой я хотел бы сделать прилежным и умелым, я полностью запретил бы продажу изделий, изготовленных за границей, тем более тех, которые не являются остро необходимыми»[112]112
  Приложение, § 24.


[Закрыть]. Правда, добавляет он, существуют обстоятельства, при которых нужда, по крайней мере на какое-то время, может вынудить разрешить ввоз товаров, которые не производятся в достаточном количестве внутри такой страны. Но и этих случаях он, Беллони, тем не менее предлагает, разрешив импорт товаров в страну, одновременно в целях подержания духа предпринимательства местных производителей установить высокие ввозные пошлины и сохранять их до тех пор, пока окрепшее внутреннее производство не позволит вновь ввести запрет на импорт. При этом он исходит из того, что к тому времени сам народ потребует введение такого запрета. Суть теории Беллони в концентрированном виде выражена в одной фразе, которую он поставил во главу своих полемических высказываний, а именно: содействие активной торговле, приносящей стране деньги, и максимально возможное ограничение пассивной торговли, приводящей к их вывозу[113]113
  Глава I.


[Закрыть].

Анонимное письмо в редакцию

Уже в следующем номере (за апрель) «Journal Œconomique» некий анонимный автор в форме письма читателя выступил как против одобрительных рецензий на книгу Беллони, так и самих взглядов, в ней изложенных.

После нескольких вступительных вежливых фраз автор письма заявляет: «Не следует ли, перед тем как браться за все прочие дела, изучить, хорошо ли в принципе подчинять экономику столь педантичному попечительному управлению, каковое рекомендует Беллони и каковое осуществляется сегодня на практике государством. И не было бы, например, лучше предоставить ее самой себе при соблюдении традиционных мер защиты < de les laisser aller d’elles-mêmes – позволить делам идти самим по себе>? Ведь сколь велико количество дел, которые все вместе и каждое в отдельности возникают и успешно развиваются за счет свободы! Каждый человек работает для себя. Честь и выгода хотя и руководят конкретными поступками каждого человека в отдельности, но именно на этой основе вырастает общее большое целое (un grand tout), которое нигде и никогда не может возникнуть на основе государственного управления».

Гармония интересов

То есть здесь мы вновь обнаруживаем зачатки принципа гармонии интересов в экономике, обеспечивающей свободу торговли.

Иначе обстоят дела там, говорится далее в заметке, где управление экономикой доверяется разумению правительств. Там несправедливо назначенные штрафы быстро отвадят частные лица от занятия производительным трудом, или обещанное сомнительное вознаграждение уведет их с пути здорового соперничества и заставит заниматься мошенничеством. И если во Франции в настоящее время положение в экономике остается более или менее сносным, то только благодаря тому, что она сумела избежать контроля авторитарной власти.

Далее речь идет об экономическом процветании республиканских государств, о том, что дает «que les républiques ont une âme toujours saine, toujours active, qui est la liberté» [ «республикам всегда здоровый, всегда активный дух, коим является свобода»]. Торговле и ремеслам нужно только, чтобы были убраны все препятствия на их пути (le retranchement des obstacles est tout ce qu’il faut au commerce). Как только все плохое будет устранено, все хорошее проложит себе дорогу без чьей-либо помощи. От государства требуется только, чтобы оно было «справедливым судьей, не допускало появления монополий, предоставляло всем жителям равную защиту, обеспечивало неизменность монеты, поддерживало в хорошем состоянии дороги и каналы; par-delà ces articles les autres soins sont vicieux [помимо этих предметов все другие виды помощи развращают]».

Автор письма особенно критикует идею совета по торговле (Conseil de Commerce). Этот последний, считает он, всегда будет рассматривать происходящее только сквозь очки эгоистических интересов немногих делегатов от крупной торговли, для которых на первом месте была бы их собственная выгода или выгода представляемых ими регионов. При этом, что естественно, возобладает губительная тенденция поддержки крупных компаний и угнетения мелких. В этом месте автор делает замечание, которое представляет для нас особую важность.

«Рассказывают, – продолжает автор письма, – что однажды Кольбер собрал группу депутатов от торговых компаний, чтобы спросить их о том, что он мог бы сделать в интересах торговли. Наиболее рассудительный и наименее льстивый из них ответил ему одной фразой (par le seul mot) “Laissez-nous faire”. Вы когда-либо задумывались о глубоком смысле этих слов? В последующем я попытаюсь их разъяснить».

Наша Максима как исходный пункт системы экономических идей

Мы знаем это сообщение. Оно было для нас путеводной нитью в исследовании о первом упоминании максимы. В данном случае оно интересует нас прежде всего потому, что в нем эта максима используется не как афоризм, что имеет место в воспоминаниях д’Аржансона, а как исходный пункт в последовательности идей, имеющих отношении к экономической теории.

Каково же содержание разъяснения этой великой фразы, которое представил автор письма?

Сначала он пишет об организации внутренней экономической жизни и в этой связи вновь расхваливает республики: без специальных законов и насилия они гораздо сильнее сумели развить свою торговлю, чем монархии под руководством их самых выдающихся министров. Инстинкт пчелы создает больше, чем гений величайших государственных мужей. В республиканских государствах капитал увеличивается сам по себе, и тем самым в них увеличиваются сельскохозяйственное производство, промышленность и торговля. Отметим, что автор письма полностью поддерживает принцип постепенного возвышения человеческой культуры, выдвинутый Сен-Пьером, хотя и истолковывает его в смысле д’Аржансона.

«Существуют определенные ступени, по которым постепенно происходит восхождение от простого к лучшему, от лучшего к совершенному; la multitude y va d’elle-même par la communication, l’exemple et l’émulation [народные массы придут туда сами посредством общения, примера и соревнования]. Они никогда не пропустят эти ступени, quand on la laisse faire <если им это позволят сделать>. Однако если им будут предписывать, каким путем им следует идти, если ими захотят руководить, то тогда легко можно оказаться в плену опасного заблуждения – пренебрегая необходимым, стремиться раньше времени к излишеству. Восхищаясь многими искусствами, пишет автор, одновременно не обращают внимания на подарки природы. Как часто можно видеть, с одной стороны, возвышающиеся золоченые дворцы и великолепные статуи, а с другой стороны, широкие невозделанные поля и полностью обезлюдившие деревни».

Разум и свобода

Все это является следствием науки торговать, идущей на поводу практической правительственной политики. Однако разум дан человеку не для того, чтобы господствовать над другими людьми, а для того, чтобы учредить свободу. На этой основе частная деятельность наилучшим образом решает все задачи.

Роль личной выгоды

«Отдельный человек видит интересы своего дела гораздо четче и управляет им лучше, чем десять пайщиков, чьи интересы всегда различны и часто даже противоположны. Если он выходит за пределы дозволенного, если он злоупотребляет своим положением, если он наносит ущерб другим, то тогда эти другие заставят его умерить свой пыл и с помощью правового принуждения поставят его на место, voilà ce qui constitue l’équation, la police et la balance convenables au commerce [вот что создает в коммерции надлежащие ей уравнение, порядок и равновесие]. Законодателям будет весьма сложно разобраться в этом переплетении различных интересов».

Автор пишет, что личная выгода побуждает каждого в отдельности производить самые совершенные изделия. Многочисленные регламенты, изданные для мануфактур, должны иметь исключительно рекомендательный характер, так же как и книги, в которых говорится о различных видах искусства и о науках. Товары должны быть различного качества – в соответствии с различными вкусами и имеющимися денежными средствами покупателей. При этом не следует опасаться злоупотреблений: плохое качество товаров и обман создадут производителю дурную славу; напротив, прилежанием и порядочностью он завоюет добрую репутацию, они же сделают его богатым. Его собственная выгода сама заставит его идти тем путем, который будет также наиболее выгодным для всего общества.

Внешняя торговля

Дойдя до внешней торговли, автор письма сначала высказывается против обладания колониями, население которых, по его мнению, может существовать только за счет метрополии, а затем с особой страстью обрушивается на таможенную политику, рекомендуемую Беллони. Автор считает, что таможенные барьеры ответственны за то, что народы в мирное время терпят убытки, характерные для военного времени. Не желание благополучия торговли как таковой, а корысть некоторых немногих является причиной такого рода вмешательства в права людей. Его необходимо устранить, а выпадение налоговых поступлений должно быть компенсировано за счет потребительских налогов.

Об общем рынке в Европе

«Предоставьте большинству полную свободу, и оно само воздержится от всяческих злоупотреблений; оно поймет, что перемещение товаров между двумя государствами должно быть таким же свободным, как и перемещение воздуха и воды <que le passage des marchandises d’un Etat à l’autre devrait être aussi libre que celui de l’air et de l’eau>. Вся Европа должна стать одним общим и совместным рынком <toute l’Europe ne devrait étre qu’une foire générale et commune>, на котором гражданин или нация, производящие лучшие товары, имели бы за счет этого и большую выгоду».

Автор пишет далее, что большие расстояния и транспортные издержки всегда останутся причиной, по которой изделиям своей страны будет оказано предпочтение перед изделиями зарубежных стран. Но это естественные ограничения. В остальном же для зарубежной продукции следует создавать более льготный режим торговли, чем для изготовленной внутри страны, так как в противном случае торговле отечественных коммерсантов будет нанесен ущерб. К сожалению, необходимым для этого реформам противодействует порочная склонность предпочитать меньшую прибыль, полученную с помощью обмана и интриг, большей, которую можно заработать человеколюбием и порядочностью.

Предтеча манчестерства с некоторыми отличиями

Следует признать, что здесь мы в сжатом виде находим почти весь комплекс идей, которые в наши дни вкладывают в понятие манчестерства. С той только разницей, что современные сторонники теории абсолютной свободы торговли, постоянно заявляя на публике об интересах «маленького человека», на самом деле думают об интересах крупных капиталистов, в то время как их великий предшественник, как представляется, вполне серьезно относился к необходимости защитить мелких предпринимателей от крупных. Есть еще одно различие между нашим автором и нынешними представителями этой теории, которое, однако, не имеет отношения к ее содержательному наполнению. Начиная с Ж. Б. Сэя, вошло в традицию рассматривать выражение laissez faire et laissez passer в его абсолютном смысле как результат глубокого понимания экономических условий и возникшей на его основе науки. Тех, кто не был сторонником максимы, обвиняют в полнейшем незнании экономических законов или в недостаточной способности ума для того, чтобы суметь проникнуть в их сложную материю.

Невозможность теории управления торговлей

Наш аноним ведет себя в этом отношении совершенно иначе. Он полагает, что все несчастья в экономической области связаны с верой в принципиальную возможность создания чего-то наподобие экономической теории. Эта вера, считает он, породила впоследствии навязчивую идею необходимости понять эту науку и применить ее в жизни. «Торговля – это наука отдельных людей, однако общее управление торговлей не может быть наукой, поскольку такая наука невозможна», – восклицает наш автор. Кроме того, она даже была бы вредна для торговли. Поскольку если размышления над метафизическими вопросами, над взаимосвязью духа и материи и т. д. в худшем случае обернутся потерей времени для самих мечтателей, то неверные взгляды в экономической политике могут в конечном счете стать причиной бедствий и несчастий целых народов.

Опасность неверных теорий

«Чтобы управлять торговлей, недостаточно знать, в чем состоят интересы одного народа, одной провинции и одной общины в их взаимоотношениях соответственно с другим народом, другой провинцией и другой общиной; необходимо также понимать торговые преимущества одного частного лица перед другим, и более того, уметь оценить свойство и ценность каждого товара. Тот, кто ошибается в оценке самого незначительного изделия, тот может обмануться и в оценке любых других. Такой человек будет плохо управлять и принимать плохие законы. Но кто мог бы претендовать на то, что он обладает столь широкими и глубокими способностями? Non datur scientia! [Знания не дано!]».

Все это было забыто государственными мужами, которые, полагаясь на свое всезнайство, внесли беспорядок во всю экономическую жизнь. Торговля как таковая является не более чем абстрактной идеей (le commerce n’est lui-même qu’une idée abstraite). Полагать, что за ней скрывается нечто большее, значит поклоняться идолу. Эта точка зрения выражена автором высокопарным стилем в следующих завершающих письмо словах:

«Возникает впечатление, что мы сами создаем новых богов, чтобы поклоняться им, как это делали греки. Наши отцы не были столь ярыми идолопоклонниками и не занимались столь усердно философствованием, тем не менее благодаря большей мудрости, благодаря своей бережливости и труду они были гораздо богаче нас со всей нашей наукой о векселях, о маклерстве и о повышении курсов. Возможно, наши внуки, наученные опытом, будут смеяться над болезнью, которая сегодня охватила многие европейские государства, de vouloir rédiger en systéme les principes du commerce [желанием привести в систему принципы торговли]. Они будут относиться к ней точно так же, как мы в наши дни относимся к крестовым походам. Вероятно, что в скором времени мы также будем объяснять ее возникновение глупостью политического равновесия Европы».

На этом сочинение заканчивается.

Очевидно, что в настоящее время никто не захочет назвать высказанные в нем предсказания верными. Тем не менее очевидно одно. Если действительно в максиме laissez faire, laissez passer выражена квинтэссенция морали экономической теории, что до сих пор утверждают современные поборники абсолютной свободы торговли, то тогда исследование экономической жизни во всем бесконечном многообразии ее изменений становится по крайней мере излишним; более того, оно на самом деле, как полагает автор нашего письма, скорее вредно, чем полезно, поскольку полузнание легко побуждает к cамоуправным и ошибочным действиям, от которых предохраняет полное незнание. То есть принципиальная последовательность старого сторонника свободы торговли в любом случае вызывает большие симпатии.

Кто автор этого письма в редакцию?

Так кто же все-таки был автором этого сочинения?

То, что это не новичок ни в отношении знания предмета, ни в искусстве владения пером, видно с первого взгляда. Его быстрая реакция на книгу Беллони (письмо было опубликовано уже в следующем номере журнала) указывает на то, что он долгое время размышлял над поставленными в ней проблемами, и ему понадобился только внешний повод, чтобы столь быстро изложить свои идеи на бумаге. Ни один из многочисленных последующих комментариев – сначала редактора журнала, а затем и читателей – по глубине содержания даже близко не дотягивает до уровня письма нашего автора. Поэтому мы и не будем на них останавливаться.

Второе анонимное письмо того же автора

Спустя три года[114]114
  Майский номер журнала за 1754 г.


[Закрыть] мы находим еще одно, гораздо более короткое письмо того же автора по вопросу о свободе торговли зерном, который вновь оказался в центре общественного внимания после выхода в свет книги Эрбера «Essai sur la liberté générale du commerce des grains et sur l’agriculture». В обобщенном виде содержание этого письма передает следующая фраза: «Je n’ai qu’un système sur le commerce, c’est de laisser faire le public, et de ne point diriger le commerce» [ «Я знаю только одну систему торговли – позволять людям торговать и не управлять торговлей»].

Это письмо также не подписано. Отправитель тем не менее сообщает некоторые сведения о себе. «Я тот же автор, – пишет он, – который уже дважды присылал Вам свои критические комментарии по поводу тех публикаций в связи с книгой Беллони, в которых защищаются принудительные меры в сфере торговли. Вы с похвалой отозвались о моей первой заметке, однако высказали при этом ряд критических замечаний. Я ответил на них, но Вы не решились напечатать мои возражения. После этого я послал Вам еще одно письмо о тех добрых делах, которые землевладельцы могли бы творить на своих землях (sur le bien que les Seigneurs pourraient faire dans leurs terres). В нем я исходил из тех же самых принципов живительной свободы; вы опубликовали его в сокращенном виде», и т. д.

Третий текст того же автора

То есть мы узнаем здесь о третьем тексте автора, который был напечатан в «Journal Œconomique», хотя и с купюрами. В результате наших дальнейших поисков мы обнаруживаем эту статью, опубликованную спустя всего лишь несколько месяцев, а именно в октябре 1751 г. под заголовком «Comment un Seigneur de terre peut remédier aux inconvéniens de la taille arbitraire» [ «Как землевладелец может устранять неудобства произвольной тальи»]). Она состоит из восьми печатных страниц и предлагает реформу налогообложения земельных наделов в соответствии с идеей аббата Сен-Пьера о тарифицированной талье (taille tarifée). Можно заметить, что статья, скорее всего, действительно напечатана с изъятиями.

Итак, в лице автора статьи мы знакомимся с человеком, который имел отношение к различным областям экономики. Однако мы все еще не знаем его имени.

Читатель, несомненно, уже обратил внимание на то, что полемические высказывания анонима по содержанию, а зачастую и по формулировкам совпадают с теоретическими положениями, о которых мы узнали из мемуаров маркиза д’Аржансона. Следуя этому предположению и обратившись к жизнеописаниям последнего, мы обнаруживаем в биографической справке о маркизе д’Аржансоне, которую издатель его мемуаров предпослал основному тексту, следующее сообщение: Великую французскую революцию, вероятно, можно было предотвратить, если бы в свое время правящая аристократия приняла план, изложенный д’Аржансоном в одном из писем, озаглавленном «Sur le bien que les Seigneurs pourraient faire dans leurs terres» [ «О благе, которое сеньоры могли бы совершать на своих землях»] и опубликованном в «Journal Œconomique» за 1752 г. Далее, в «Biographie universelle»[115]115
  Статья «Войе д’Аржансон».


[Закрыть] при перечислении сочинений маркиза мы встречаем следующую помету: «В подборке журнала «Journal Œconomique», начиная с 1750 г., имеются письма маркиза д’Аржансона, в одном из которых он высказывается в пользу свободы торговли зерном, в другом пишет о послаблениях при уплате самоуправно назначаемой тальи, а в третьем о благе, которое сеньоры могли бы совершать на своих землях».

Мы видим, что речь здесь идет о тех же трех статьях, о которых мы написали выше. Даже если их названия даны не совсем точно (в частности, название статьи о талье совпадает с названием статьи о благих делах землевладельцев), тем не менее очевидно, что автор пометы путает последнее сочинение c сочинением, которое было опубликовано первым под заголовком «Письмо автору» («lettre à l’auteur») и которое, вероятно, не было прочитано обоими составителями библиографических справок. По всей видимости, в приведенном выше текстовом фрагменте речь также идет о том сочинении, о котором д’Аржансон в своих мемуарах[116]116
  См. выше, с. 75.


[Закрыть] сообщает, что оно было написано им давно в связи с вопросом о пользе принципа laisser faire и которое в самих мемуарах отсутствует.

Автор статей – маркиз д’Аржансон

Таким образом, мы имеем все основания назвать маркиза д’Аржансона тем человеком, который еще до физиократов ввел в литературный оборот девиз laissez faire, при этом увязав его происхождение в его первоначальном виде с эпохой Кольбера. Для него этот девиз является выражением основополагающего принципа экономической системы, которая, правда, по его мнению, не может претендовать на то, чтобы быть научной теорией, поскольку таковая невозможна. При этом, однако, его высказывания столь ответственны и продуманны, что их научный характер нельзя не признать, поскольку в данном случае речь идет не о внезапно вспыхнувшей и вскоре погаснувшей идее, а о целой последовательности идей, которые автор лелеял на протяжение всей своей жизни и для которых он множество раз пытался найти соответствующее выражение.

Отличие от физиократов

Система д’Аржансона не имеет ничего общего с причудами и односторонностями физиократических воззрений, возникших непосредственно вслед за ней.

И для д’Аржансона основой производства является земледелие; однако он, как и Вобан, рассматривал три фактора – земледелие, ремесло и торговлю – в качестве в равной степени производительных, если они остаются в отведенных им рамках. Такой подход отнюдь не является, как это часто пытаются утверждать, открытием Адама Смита. Он присутствует у большинства писателей на экономические темы XVIII столетия, за исключением представителей физиократической секты. То есть, иными словами, теория д’Аржансона является in nuce [в сжатом виде] нашей современной теорией безусловной свободы торговли.

Однако на этом история возникновения нашей формулы еще не закончена. Мы ведь только познакомились с ней в ее более краткой первоначальной форме laissez faire. Полностью же она выглядит как laissez faire et laissez passer.

Так, когда и где наша максима обретает свою завершенную форму, и каковы были обстоятельства, обусловившие это усовершенствование?