Текст книги "Жизни обратный отсчет. Воспоминания"

Глава 9. Возвращение

Несколько дней пребывания в тюрьме показались мне вечностью. Поэтому не трудно представить мою радость, когда через одного из охранников мне было передано, что я должен быть завтра готов к отъезду. Начальник отделения милиции проводит меня на вокзал и купит билет на поезд, проходящий через станцию Кермине. Утром я тепло попрощался с поваром, собравшим мне в дорогу сверток с едой, а накануне мне позволили попрощаться с тетей Бетей, которая со слезами на глазах наставляла быть осторожным, не доверять незнакомым людям в поездке и не выходить из вагона на крупных станциях, чтобы, не отстать от поезда.

На вокзале было много людей, ожидавших появления пассажирского поезда дальнего следования. Милиционер оставил меня на перроне, а сам пошел к вокзальному начальству «доставать», как он выразился, для меня билет. Его долго не было, и появился он буквально за несколько минут до прибытия состава.

– Вот что, – сказал он мне, – билетов, как я и ожидал, нет, поезд переполнен. Поэтому, или ты возвращаешься в тюрьму, а послезавтра, когда снова будет проходить твой поезд, и я попытаюсь достать тебе билет, или ты едешь этим поездом до Ташкента, где, как ты говорил, живут твои родственники. А они уже позаботятся о том, чтобы отправить тебя домой.

Мне не очень улыбалась перспектива вернуться в тюрьму, с которой, как мне казалось, я расстался навсегда, и я, не раздумывая, сказал:

– Лучше я поеду в Ташкент. Хотя, как же без билета? – засомневался я.

– Я поговорю с проводником, и до Ташкента ты доедешь. Тут езды – то всего ничего. А там уж найдешь своих родственников. Ты то адрес их знаешь?

– Знаю, – соврал я.

На самом деле адреса я не знал. Тетя Бетя рассказывала мне, что мои родственники живут в доме рядом с военкоматом вблизи Алаевского рынка. Располагая этими данными, я и рассчитывал разыскать их.

Прибыл поезд, облепленный людьми. Они сидели на подножках, в тамбурах и даже на крышах вагонов. Не знаю, как, но милиционеру удалось запихнуть меня в один из вагонов, где освободилось место на ступеньках вагона. Ехать таким способом мне еще не приходилось, поэтому, когда поезд тронулся, я свободной рукой судорожно ухватился за поручни вагона, боясь свалиться со ступеньки. Вторая рука была занята кошелкой, в которой лежала смена белья, матросский костюмчик и сверток с едой. В таком напряженном состоянии я прибыл в Ташкент. Выйдя на привокзальную площадь, я огляделся и подошел к трамвайной остановке, где в ожидании трамвая, стояла огромная толпа людей. Я поинтересовался, каким номером можно доехать до Алаевского рынка, и, когда пришел нужный мне трамвай, вместе с ринувшимися в него людьми был втиснут в вагон. У рынка вышло много пассажиров, а с ними и я. Я не представлял себе, какой величины может быть этот рынок, и уж точно не думал, что он подобен по своим размерам рынку в Кермине, однако увиденное ошеломило меня. Рынок занимал огромную территорию с множеством торговых рядов и лавок. Я растерялся, не зная, где искать военкомат и в какую сторону от рынка нужно идти. Я долго и бесцельно бродил по рынку пока не наткнулся на человека в милицейской форме.

– Дяденька, – обратился я к нему, – вы не знаете, как мне найти военкомат?

– А зачем тебе военкомат? – поинтересовался милиционер.

– Мне нужно найти родственников, которые живут в соседнем с военкоматом доме, – ответил я.

– Ты что потерялся? Не знаешь, как туда пройти?

– Нет, я здесь никогда не был, я первый раз в Ташкенте.

Милиционер не удивился тому, что мальчик один без родителей разыскивает родственников. Он только на минуту задумался и спросил?

– Какой военкомат ты ищешь? Видя недоумение, появившееся на моем лице, он пояснил.

– В Ташкенте много военкоматов и каждый имеет свое название. Так какой тебе нужен?

– Я не знаю его название, – растерянно произнес я, – знаю только, что он находится возле Алаевского рынка.

– Нет, мальчик, я не знаю, что ты здесь ищешь.

С этими словами он повернулся и заспешил куда-то. Я обратился с вопросом о военкомате еще к нескольким посетителям рынка, однако одни от меня отмахивались, другие пожимали плечами, третьи отвечали так, что ничего нельзя было понять. В конечном счете, мне так никто и не помог.

Я обошел все прилегающие к рынку улицы, потратив на это часа два, но так и не обнаружил что-нибудь похожее на военкомат. Я не заходил во внутренние дворы кварталов и, наверное, зря. Не исключено. что военкомат мог находиться где-то там. Начинало смеркаться, и нужно было решать, продолжать ли дальнейшие поиски, определившись где-нибудь на ночлег, либо отказаться от этой идеи и добираться «дикарем» до Кермине, благо у меня уже был опыт езды на подножках поезда. В любом случае нужно было ехать на вокзал, поскольку вокзал был единственным местом, где была информация о поездах, направляющихся на юг, и где можно было остаться на ночь в зале ожидания. Я так и сделал. Вопреки моему ожиданию, все вокзальные помещения оказались переполненными. Перрон тоже не был исключением. Казалось, что все люди узбекской столицы в одночасье переместились на вокзал, решив по каким-то причинам покинуть этот город. Люди сидели, стояли и лежали везде, где только можно было. Хорошая акустика зала усиливала людской гомон, русская речь перемежевывалась с узбекской, смех с детским плачем. было накурено и душно. По залу шныряли подростки, высматривая, видимо, где что плохо лежит. Оставаться в этом вавилонском столпотворении мне не хотелось, но и уходить далеко от вокзала тоже не было смысла. Обследовав привокзальный сквер, я неожиданно в его дальнем углу обнаружил пустую скамейку. Находка обрадовала меня. Сев на скамью, я почувствовал, голод и усталость. Вспомнил, что в течение всего дня я ни разу нигде ни присел, и ничего не ел. Я достал из корзины сверток, приготовленный мне поваром, и с жадностью набросился на еду, после чего, пользуясь отсутствием людей, переоделся в более теплый матросский костюмчик. В сквере было темно, усталость взяла свое, и я незаметно уснул. Проснулся оттого, что кто-то теребил меня за рукав. Открыв глаза, я тут же закрыл их, поскольку мне в лицо бил луч света от карманного фонаря.

– Ты что здесь делаешь, пацан? – услышал я мужской голос. Отвернув лицо от слепящего света, я увидел двух пожилых людей в милицейской форме. Пришлось рассказать им о своих поисках и о намерениях, добираться к себе домой.

– Тебе нельзя здесь оставаться, – сказал один из милиционеров. Здесь могут раздеть, обобрать и даже прирезать. Пойдем с нами. Мы отведем тебя в милицейский участок, где ты сможешь переночевать, а утром, если решишь уехать, вернешься на вокзал.

Я промаялся всю ночь на жесткой деревянной скамье в «предбаннике» милицейского участка и с наступлением утра покинул его, мысленно поблагодарив сердобольных милиционеров за предоставленный мне кров. Вполне возможно, что этим они избавили меня от крупных неприятностей, связанных с ночевкой в пристанционном сквере. В участке я успел привести себя в порядок, умыться и продумать дальнейший план действий. Решение было однозначным: несмотря на отсутствие билета, денег и еды (оставшиеся несколько яблок не в счет), пробиваться любым способом в Кермине. Я смутно представлял себе, каким образом это можно будет осуществить, но выбора был сделан. Надо было ехать на вокзал, и я отправился искать трамвайную остановку.

Если бы кто-нибудь сказал мне, что в таком большом городе как Ташкент можно случайно встретить человека, который примет живое участие в моей судьбе, и что этим человеком окажется полковник Калинин, с которым мы расстались несколько дней тому назад, я ни за что не поверил бы в это. Но верно то, что в поисках трамвайной остановки я действительно столкнулся с этим человеком. Правильнее было бы сказать, что я его увидел еще издали, идущим в мою сторону. Я обрадовался ему, как если бы встретил близкого мне человека.

– Дяденька Калинин! – вскричал я, бросаясь к нему навстречу. Дяденька Калинин, здравствуйте!

Он остановился, удивленно посмотрел на меня, словно вспоминая, где он мог меня видеть.

– Как ты здесь оказался? – строго спросил он. Тебя ведь должны были отправить поездом домой. Что произошло?

Увидев, что я собираюсь ответить на эти вопросы, он жестом остановил меня и сказал:

– Пойдем со мной, я тороплюсь. Расскажешь мне потом. Быстро ходить можешь? Хорошо, тогда не отставай.

Мы вошли в большое здание и на лифте поднялись на второй этаж, где располагался его кабинет, кабинет начальника областного управления милиции – полковника Калинина. Усадив меня на диван в своем кабинете, он вызвал секретаршу и попросил ее принести нам чай и бутерброды. Затем он просмотрел какие-то документы, лежавшие на его столе, обратился ко мне:

– Рассказывай, только коротко.

Я рассказал ему все, произошедшее со мной вчера, включая неудавшуюся попытку найти своих родственников.

– Как фамилия твоих родственников и откуда они приехали? – поинтересовался он, нажимая на кнопку вызова секретарши.

– Позвони в эвакопункт и в адресный стол и узнай их адрес, – сказал он вошедшей секретарше, протягивая бумажку с написанными на ней данными о моих

родственниках. Только сделай это сейчас же. А ты, мальчик, посиди пока здесь тихо и не отвлекай меня, пока я буду работать.

Он занялся своими делами, что-то читал и кому-то звонил. К нему время от времени заходили какие-то люди и в недоумении косились на меня.

Зашла секретарша и доложила, что ни в эвакопункте, ни в адресном столе сведений о моих родственниках нет.

– Почему нет? – удивился я. Они точно здесь, в Ташкенте, они отсюда нам письма присылали, и тетя Бетя у них несколько раз была.

– Все может быть, – нахмурился Калинин. Эвакуированные не всегда отмечаются в эвакопункте. Не исключено также, что в этом заведении их данные могли просто затеряться. Так. Что же мне делать с тобой?

– Скажи, – обратился он снова к секретарше, – этот парень из Келеса еще в управлении? Разузнай и, если он здесь, приведи его ко мне.

Спустя какое-то время, в кабинет вошел молодой человек в сопровождении секретарши.

– Ты здесь с машиной? – обратился к нему Калинин и, получив утвердительный ответ, продолжил. Я сейчас напишу записку Рустаму, чтобы он обязательно, слышишь, обязательно, так и передай ему, отправил этого мальчика к его маме в Кермине. Чтоб купил ему билет и дал на дорогу денег. И чтоб об исполнении доложил мне.

А ты, – повернулся он ко мне, – сейчас поедешь с нашим сотрудником в Келес. Все остальное ты слышал. Я сожалею, что не смог помочь с розыском твоих родственников, но сам ведешь – это не просто. Но ты не беспокойся, мы тебя не оставим без внимания. Келесская милиция тебя обязательно отправит домой.

Он поднялся со своего стула, подошел ко мне и, прощаясь, протянул мне руку.

Молодой человек оказался милиционером из Келеса, приехавший в Ташкент по служебным делам на полуторке. Он и повез меня обратно в Келес. Я снова увидел ставшее ненавистным здание отделения и начальника этого отделения Рустама, который, прочитав записку Калинина, чертыхнулся и дал указание привезшему меня милиционеру привести из тюрьмы тетю Бетю. Тетя Бетя почему-то не удивилась, увидев меня. Только вопросительно посмотрела на Рустама.

– Гражданка Спивак, – обратился к ней Рустам, – вы не будете возражать, если мы из ваших денег снимем сумму, необходимую для приобретения билета этому мальчику и на питание в дороге?

Я еще раз поразился отличному знанию Рустамом русского языка. Обычно узбеки, с которыми мне приходилось сталкиваться, даже хорошо знавшие русский, говорили на нем с акцентом. У Рустама же было безукоризненное произношение.

– Конечно, конечно, ради бога, – быстро ответила тетя Бетя.

Рустам достал из сейфа знакомый мне пояс, вынул из него несколько купюр, на глазах у присутствующих пересчитал их, что-то написал на листе бумаги и дал его подписать тете Бете. Затем он завернул деньги в чистый лист бумаги и передал их мне.

Тетя Бетя бросила на меня прощальный взгляд и вышла, сопровождаемая милиционером. Больше я никогда ее не встречал. Забегая вперед, скажу, что, спустя много лет, она разыскала нас на Украине, куда мы вернулись после демобилизации папы. Как ей это удалось, не знаю. Я уже оканчивал школу, когда мы получили от нее письмо из далекого Урала, где она жила, освободившись после заключения. Могу себе представить, что пришлось пережить этой женщине, которую осудили на несколько лет, и которая в дополнение к свалившемуся на нее несчастью все это время терзалась мыслями о моей судьбе. В письме она сообщала, что сейчас у нее все хорошо, хотя немало перестрадала и болела. Она совсем недавно вышла замуж. Интересовалась нашей жизнью, просила прощенья за то, что взяла меня тогда с собой, и конечно, очень интересовалась мной.

После ухода тети Бетти Рустам встал из-за стола и жестом велел мне следовать за ним. Мы вышли из помещения милиции и направились к центру Келеса.

– Сегодня переночуешь в чайхане, там тебя и накормят, а завтра пойдем на вокзал. Деньги спрячь подальше, чтоб не потерять их.

В чайхане меня угостили пловом и ароматным чаем. Спать пришлось на покрытом пыльным ковром возвышении, на котором обычно сидели посетители чайханы во время трапезы.

Утром за мной зашел Рустам, и мы направились на вокзал, где, как и в прошлый раз, царил ажиотаж. Рустам еще в чайхане взял у меня часть денег на билет и, оставив меня на перроне, быстрым шагом отправился в помещение вокзала. Вернулся он на удивление быстро и уже по выражению его лица я понял, что пришел он с пустыми руками без билета.

– Черт бы побрал это начальство, – зло сказал он, – не уточняя, какое начальство он имеет ввиду. Вечно для Келеса не дают свободных мест. Не знаю, что с тобой делать и как тебя отправить. Хоть снова сажай, как и в прошлый раз.

– Но ведь дядя Калинин написал вам, чтобы вы купили мне билет, – нажимая на слово «купили», сказал я. Я не уеду отсюда без билета.

– Написал, – согласился Рустам, – только что я могу сделать, если в поезде свободных мест нет. Если бы мы были с тобой в Ташкенте, то шансов купить там билет было бы, конечно, больше. А здесь! – он безнадежно махнул рукой. Можно было бы попытаться попробовать добыть билет завтра или послезавтра, но где гарантия, что попытка удастся. Я не настаиваю, но советую тебе уехать таким же образом, как и прошлый раз. Если тебя будут выгонять, сошлешься на меня, скажешь, что тебя отправила келесская милиция, расскажешь, как было дело с билетами.

С этими словами он вернул взятые у меня деньги. Я понимал, что ожидание билета может затянуться на дни или даже недели. Оставаться здесь не было никакого смысла, и я решился ехать, благо был снабжен деньгами.

Обрадованный моим решением, Рустам пробежался вдоль прибывшего состава и нашел для меня место в одном из тамбуров, где обосновался крупного телосложения солдат с котомкой за плечами.

– Проследи за ним, солдат, – попросил Рустам, подсаживая меня в вагон. А ты, парень, будь повнимателен, ты понимаешь, о чем я?

– Хорошо, хорошо, – заверил я его, косясь на солдата. Мое настроение заметно улучшилось – я уже был не один, и это обнадеживало. Солдата звали Василий, и направлялся он в Ургенч на границе с Туркменией. Это означало, что мы попутчики, поскольку путь к месту его назначения лежал через Кермине. Василий тоже обрадовался мне. По дороге я рассказал ему о своих приключениях, а он – о себе. Воевать ему не пришлось, и он не очень горевал об этом, а перспектива продолжить службу в далеком тылу придавала ему еще больше оптимизма. Он находился в хорошем расположении духа, много шутил и разговаривал.

– Приедем в Ташкент, – говорил он, – сделаем там остановку, посмотрим город и поедем вместе дальше. У меня есть литер. И с ним мы в военной кассе купим билеты. Со мной, парень, не пропадешь!

– Что такое литер, – поинтересовался я

– А это такой воинский документ, ну, как бы тебе это объяснить, – это разрешение на покупку билета на поезд.

Я с уважением посмотрел на обладателя такого ценного документа и про себя подумал о том, как же мне все-таки повезло. В Ташкенте мы с Васей, побродив немного по городу и зайдя на рынок, где я по доброте душевной потратил часть своих денег на еду для двоих, направились в военный городок, где остановились на ночлег. Отоспавшись и позавтракав, мы пошли пешком на вокзал, где Вася стал в очередь в воинскую билетную кассу, предварительно взяв у меня деньги на билет. Поскольку я не знал цен на билет до Кермине, я отдал ему все имевшиеся у меня деньги. Очередь двигалась чрезвычайно медленно. Некоторые военные отходили от кассы счастливыми обладателями билетов, другим не везло. Не повезло и Васе – на нужный нам поезд билетов не было, и Вася предложил доехать до ближайшей крупной станции тем же способом, каким мы ехали до Ташкента, с тем, чтобы, по возможности, купить билет там. Не понимая логики его предложения, я спросил: – Откуда на этой станции возьмутся билеты, если уже здесь в Ташкенте их на этот поезд нет?

– Во-первых, – стал пояснять Вася, – всегда какую-то часть билетов оставляют на другие станции, во-вторых, не исключено, что часть пассажиров сойдет с поезда, ведь он идет издалека. Так что шансы у нас есть.

Мы так и сделали. Дождавшись прибытия поезда и перейдя на противоположную от перрона сторону, мы в последнюю минуту, когда поезд уже начинал трогаться, поднялись на ступеньки вагона и благополучно доехали до станции Сырдарьинская. На подъезде к станции поезд пересек реку Сырдарья. Проезжая по мосту, сквозь пробегающие мимо с большой скоростью фермы моста, можно было увидеть далеко внизу воду и рыбачьи лодки. Вода была, что называется, под ногами. Было страшновато смотреть на все это со ступенек вагона. По прибытии на станцию Вася побежал на вокзал, велев мне стоять у вагона и дожидаться его прихода. Шло время, Вася не появлялся, и я начинал нервничать. Не появился он и ко времени отправления поезда. Я не знал, что мне делать, садиться в трогающийся вагон или ждать. С уходом поезда открылся вид на вокзал и перрон, с которого уходили прибывшие пассажиры. Наконец в дверях вокзала появился Вася, который, увидев меня, жестом позвал к себе.

– Ты не уехал? – задал он показавшийся мне нелепым, вопрос.

– Ты еще спрашиваешь! Видишь же, что я здесь. Сам же велел мне никуда отсюда не уходить. Билеты ты, конечно, не достал, – полувопросительно, полуутвердительно констатировал я.

Да, – нехотя протянул Вася, – с билетами и здесь оказывается туго. Не думал, что и на этой станции придется потерять день, даже не день, а сутки. Что ж, делать нечего. Но горевать мы не будем. Правда, парень? Давай-ка двигать отсюда на здешний рынок.

Видя недоумение на моем лице, Вася пояснил, снимая на ходу котомку со своего плеча.

Он развязал узел, стягивавший котомку, и достал из нее несколько пакетов.

Знаешь, что это такое? – спросил он, хитро прищурившись. Хотя, откуда тебе знать. Это, брат, трофейный порох. А здесь, говорят, хорошая охота и, стало быть, много охотников. Кумекаешь? В магазинах порох не продают. Продают из-под полы. Так что и мы сделаем коммерцию – продадим порох, деньги-то нам нужны, тем более, что оставаться здесь мы не планировали. Заодно на рынке купим что-нибудь из еды. Пошли. Вася оказался прав, и порох у него разобрали тотчас же. На радостях он накупил еды, и мы вернулись на вокзал. Часть еды положили в мою корзинку, остальную съели. Шло время, деваться было некуда, и мы отправились к реке. Берега Сырдарьи поросли камышом, но мы все же нашли песчаное место, где можно было расположиться. Вокруг не было ни души. Вася разделся догола и полез в воду. Я тоже начал раздеваться.

– А плавать ты умеешь? – закричал мне отплывший от берега Вася. Здесь сильное течение. В воду далеко не заходи, поплещись у берега.

Плавать тогда я еще не умел, поэтому внял совету Васи и, войдя в реку, остановился, когда вода дошла мне по грудь. Течение, действительно, было сильным, и я едва удерживался на месте. Хотя вода была мутной и оттого казалась грязной, она освежала, и я получил огромное удовольствие, смыв с себя накопившуюся за несколько дней грязь. Обсохнув, мы вновь отправились на вокзал, где Вася разговорился с местными молодыми женщинами, закончившими свой рабочий день на станции. Беседовали они недолго. Вася балагурил и рассказывал им что-то смешное, жестикулируя руками. Оставив их смеяться, он чуть ли не бегом ринулся ко мне.

– Слушай, – сказал он мне, оглядываясь на женщин, – я тебя оставлю здесь, а сам пойду с ними на танцы. Когда приду, не знаю, но ты меня жди.

Мне не хотелось оставаться одному, но удерживать я его не стал, да и вряд ли удержал бы, если бы захотел.

Я остался ждать. Прошло время, спустились сумерки, вокзал опустел. На железнодорожных путях бегал маневровый паровозик, оглашая гудками, время от времени, тишину ночи. Я попытался устроиться на скамье у входа на вокзал, хотелось спать, но, памятуя наставления ташкентских милиционеров, контролировал себя.

Ночью у перрона остановился товарный эшелон, из вагонов которого сошло несколько вооруженных военных, один из которых пошел в хвост состава, другой – в начало, к паровозу, третий остался в середине состава как раз напротив скамьи, на которой расположился я. Вначале он курсировал вдоль состава, не обращая на меня внимания, но затем любопытство разобрало его, и он подошел ко мне.

– Ты кого-то ждешь? – спросил он. Что ты здесь ночью делаешь?

Я скупо рассказал ему о том, что еду домой с попутчиком, тоже военным, который с вечера ушел с какими-то женщинами, но до сих пор не пришел.

Военный расспросил меня, откуда я и кто мои родители. Он оживился, узнав, что мой отец служит в летной части.

– Я тоже из летной части, – сказал он, сопровождаю военный груз. Он кивнул в сторону состава. Об этом вообще говорить запрещено, но ты свой, тебе можно.

Слушай, я не должен долго задерживаться на одном месте, мне нужно караулить. Если хочешь, иди рядом со мной. И мне не так скучно будет, и ты разомнешься.

Мы прохаживались вдоль состава и разговаривали. Он что-то рассказывал о себе, а я поведал ему свою одиссею. Мой рассказ вызвал у него тоже детские воспоминания. Желая что-то сделать для меня, он вдруг предложил поносить его ружье, благо никого, кроме нас на перроне не было. Ружье было тяжелое и его приклад едва не доставал до земли, но я был горд оказанным мне доверием а военный, посмотрев на меня, сказал:

– А ведь ты мог бы стать у нас сыном полка. Знаешь, что это такое?

Я не знал, и он рассказал мне о том, что в некоторых частях служат такие же дети, как я. Они обмундированы, зачислены на довольствие, за ними следят и их любят.

– Если хочешь, я поговорю с командиром. Если разрешит, поедешь с нами, будем ходатайствовать, чтоб тебя зачислили в нашу часть.

Не знаю. насколько реальным могло быть это предложение. Скорее всего, мой новый знакомый фантазировал, но тогда я все это воспринял самым серьезнейшим образом. Предложение было заманчивым, и я уже видел себя в военной шинели, подпоясанном ремнем с пряжкой, представлял себе выражение лиц моих друзей, когда они увидят меня в этой форме на фото, но я представил себе также реакцию мамы на это известие. Ей не хватало только этого!

Я, конечно же, отказался от этого предложения, объяснив свой отказ тем, что мне нужно помогать маме по дому.

Под утро эшелон уехал, и я стал ждать Васю. Очень хотелось спать, но я боялся прозевать его возвращение. Да и спать – то было негде.

Я перекусил остатками еды, которую Вася положил мне в корзинку. Наступил полдень, а Васи все не было. Нужно было на что-то решиться. Отсутствие Васи могло означать что угодно: он мог остаться на какое-то время у своих новых знакомых, он мог решить не возится со мной, поскольку я его как-то сковывал, наконец, он мог просто забыть обо мне. Мое же положение было не из легких. Без денег, а я их отдал ему еще в Ташкенте, без еды и билета мне, двенадцатилетнему мальчику, предстояло самостоятельно проделать сотни километров по железной дороге, что могло занять несколько дней или несколько недель. Я опять представил себе состояние мамы, которая, не зная случившегося, теряется в догадках, не представляя себе причину нашего отсутствия.

Солнце еще было в зените, когда на станции остановился состав, сплошь состоявший из пустых железнодорожных платформ. Я решился воспользоваться возможностью уехать на нем, поскольку прибыл он из Ташкента и, стало быть, двигался в нужном мне направлении. Я взобрался на одну из таких платформ уже движущегося состава. Мое появление на платформе не осталось незамеченным. Я увидел невысокую фигуру человека, который, приближался ко мне, перепрыгивая из одной платформы на другую. Человек оказался подростком лет шестнадцати – семнадцати, одетым в изодранную одежду. Его вид не предвещал ничего хорошего, и мне стало страшно. Подросток уселся рядом со мной, поджав под себя ноги. Он внимательно оглядел меня и молча потянулся за кошелкой. Я не успел опомниться, как он уже рылся в ней и, не найдя для себя ничего интересного, вернул ее мне. Начался обычный для знакомства разговор. Мой рассказ он выслушал, не перебивая, реагируя лишь жестами и мимикой на какие-то заинтересовавшие его эпизоды. Коля, так звали парня, оказался очень скупым на слова. Выяснилось, что ему 17 лет, из которых год он отсидел за воровство. Несколько дней тому назад он освободился и возвращался к себе домой. Путь его лежал через Кермине, и мы договорились держаться вместе. Я про себя порадовался тому, что судьба присылает мне в очередной раз подарок в виде попутчика, пусть вора, пусть неохочего до разговоров человека, но попутчика, который был постарше и поопытнее меня. Я опять был не один. В кошелке у меня оставалось одно яблоко, и мы по-братски разделили его, благо у него с собой оказался складной ножик. Какое-то время мы оба молчали. Первым нарушил молчание я, спросив у Коли, знакомы ли ему проплывающие мимо нас места. Коля ответил утвердительно, добавив, что вскоре поезд остановится на большой железнодорожной станции. Он предупредил, что нам придется спрыгнуть с платформы на ходу, когда поезд снизит скорость, въезжая на станционные пути.

– Дело в том, – пояснил он, – что таких беспризорных, как мы с поездов снимает милиция. А мне с ними встречаться не хочется: станут проверять документы, начнутся расспросы. Объясняй им, что я делал и где был после освобождения. И тебя они замести могут – ты для них тоже беспризорный. Знаешь, сколько таких пацанов и пацанок они отлавливают! У них все детприемники забиты.

Я не считал себя беспризорным, но ничего по этому поводу Коле не сказал. Прыгать на ходу с поезда мне еще не приходилось, и я не представлял, как буду это делать. Коля догадывался об этом и потому подробно проинструктировал меня, прямо на платформе показав мне, как это делается.

– Первым буду прыгать я, – сказал он. Ты точно также сразу за мной. Главное, не бойся, прыгай, как я говорил, назад, лицом к станции. В случае чего, я тебя подхвачу.

Поезд миновал семафор, понизив скорость, и вагоны застучали на стрелках путей. Мы благополучно покинули платформу и, вопреки нормальной логике, пошли на вокзал, рискуя наскочить на тех, которые, по словам Коли, охотятся на таких, как мы. К моему удивлению, милиционеров на вокзале не было, несмотря на то, что он был забит людьми. Мы с Колей побродили по вокзалу, заглянули в буфет и вышли на перрон. Мы стояли, прислонившись к стене вокзала, и созерцали публику. Я хотел поинтересоваться Колиными планами, но затем решил, что он сам, если захочет, поведает мне о них. На перроне было оживленно, мимо проходили и пробегали люди и, казалось, на нас никто не обращает никакого внимания. Бессонная ночь давала себя знать. Очень хотелось спать, и я уже хотел предложить Коле поискать какой-нибудь укромный уголок, где можно было бы прикорнуть. Помешала мне это сделать небольшая группка ребят, подошедшая к нам. Я даже не заметил, откуда они появились. Ребята были примерно моего возраста, среди них выделялся один постарше, Колиного роста. Он и начал разговор с расспросов. Отвечал в основном я, Коля отмалчивался. Того, который постарше, интересовало, кто мы, откуда и когда приехали, а также что собираемся здесь делать. Я отвечал односложно и нехотя, не касаясь истории моего появления здесь. Сказал, что мы находимся в ожидании нужного нам поезда. Парень, в свою очередь, рассказал, что на вокзале имеется комната отдыха, где есть шашки, шахматы и книги. Ребята уже освоили эту комнату и предлагают нам присоединиться к ним. Предложение было заманчиво, и я вопросительно

посмотрел на Колю. Угадав мои мысли, Коля категорически отказался идти с ребятами, добавив, что не советует это делать и мне. Я едва держался на ногах, глаза слипались, хотелось лечь или, в крайнем случае, сесть, вытянув ноги.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал я Коле. Может и ты со мной?

Коля пожал плечами.

– Как хочешь, но помни, я тебя предупредил.

Комната, в которую мы вошли, располагалась в полуподвальном помещении, освещаемом тусклой электрической лампочкой. Она была заполнена детьми. Некоторые из них играли в шашки, другие, сидя на полу, – в карты, третьи гонялись друг за другом, спотыкаясь и падая. Было шумно и душно. Вдоль стены стояли стулья, и я уселся на один из них, прижимая к себе кошелку. На мое появление прореагировал лишь один парнишка в грязной майке. Он подошел ко мне и смерил взглядом с ног до головы.

– Давай махнемся, – предложил он, снимая с себя майку. Я тебе это, а ты мне то, что на тебе.

Я удивился столь нахальной идее. Отрицательно покачав головой, я с усмешкой сказал ему:

– Я что, дурак, по-твоему. Зачем мне меняться?

– Если хочешь, чтобы я стал твоим корешом, надо махнуться чем нибудь. Мне очень даже подходит твой лапсердак.

Я не знал, что такое лапсердак и на всякий случай ответил:

– Это не лапсердак, а матросский костюмчик, и мне не нужен кореш, я не собираюсь здесь засиживаться, как только придет мой поезд, уеду.

– Ну смотри! – с угрозой в голосе сказал парнишка, отходя от меня.

Я пересел на стул в дальнем углу комнаты, закрыл глаза и задремал.

Проснулся я оттого, что кто-то пытался снять с меня сандалии. Открыв глаза, я заметил еще одного парнишку, сидевшего передо мной на корточках и расстегивавшего пряжку на сандале. Я дернул ногой и парнишка, потеряв равновесие, повалился навзничь.

– Ах, ты так! – вскричал он во весь голос, поднимаясь на ноги. Ты драться! Я тебе сейчас так врежу, надолго запомнишь!

С этими словами он набросился на меня с кулаками. Он был меньше мен, и я без труда скрутил его, не давая ему вырваться. Ему на помощь бросились другие. Началась потасовка. Я отбивался, как мог. У меня вырвали корзинку, несколько тумаков пришлись мне в грудь. Кто-то выключил свет, и драка продолжалась в темноте. Не знаю, чем это могло бы закончиться, если бы в комнате не появились новые люди, включившие свет. Среди вошедших людей был милиционер и парень, уговоривший меня зайти в комнату отдыха.