Текст книги "Лорд и леди Шервуда. Том 3"
Автор книги: Айлин Вульф
Жанр: Историческое фэнтези, Фэнтези
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)
Не ответив, Робин опустился на стул и так же, как Вилл, поставил Элбион перед собой – острием в пол, ладони поверх рукояти. Он бесстрастно смотрел на Лончема и молчал.
– Значит, вот ты какой – граф Хантингтон и лорд вольного Шервуда! – проговорил Лончем, обстоятельно и неторопливо разглядывая Робина, и, откинувшись на спинку стула, спокойно спросил: – Как ты хочешь убить меня? Просто и без затей или мне взять меч, чтобы ты не нарушил правила чести, изобразив поединок со мной?
Робин продолжал сохранять молчание, лишь приподнял бровь при его последних словах. Лончем рассмеялся и развел руками:
– Я и раньше был наслышан о тебе от Гая как о лучшем воине из всех, с кем ему доводилось встречаться. А теперь, увидев тебя воочию, убедился в его правоте. Так долго ли я сумею продержаться против тебя? Может быть, обойдемся без пустых игр в благородство?
– Вижу, ты приготовился к смерти, – усмехнулся Робин, не сделав ни одного движения.
– А что мне оставалось? – с прежним спокойствием спросил Лончем. – Увидев вчера в подземельях Ноттингемского замка леди Марианну, я сразу понял, что ты, как волк, встанешь на оба следа – Гая и мой. Он еще жив?
– Полагаю, что нет, – сказал Робин, по-прежнему не сводя с Лончема бесстрастных глаз.
– Я так и подумал, едва вас увидел, – покивал головой Лончем и бросил на Робина острый внимательный взгляд. – А она?
Робин не стал отвечать, но по тому, как жестко прищурились его глаза, Лончем сам догадался.
– Жива, но потеряла ребенка, – вздохнул он и сказал тихо и искренно: – Соболезную.
– Не нуждаюсь, – ответил Робин, продолжая смотреть на Лончема так, словно о чем-то раздумывал.
Не понимая, почему он медлит, Лончем вопросительно посмотрел Робину прямо в глаза и угодил в мощный водоворот. Ошеломленный и растерянный тем, что с ним происходит, он не оказал воле Робина никакого сопротивления и вместе с ним заскользил по собственной памяти: от вчерашнего дня и назад – дальше и дальше. Когда Робин отпустил его волю, Лончем долго пытался прийти в себя.
– И ты вот такое же однажды проделал с Гаем? – выдохнул он. – Теперь я понял, за что Гай возненавидел тебя!
– Ничего ты не понял, – с усмешкой ответил Робин. – Разве ты сам увидел сейчас то, что оставалось тебе неизвестным?
Лончем помолчал, вспоминая головокружительное погружение в собственную память, и, задумчиво сощурив глаза, сказал:
– Да, так себе жизнь! Особенно нечем хвалиться. Но, думаю, что и ты не безгрешен.
– Намекаешь на то, что не все твои ратники, которых я убил, были повинны в том же, что и ты? – усмехнулся Робин, поднялся и молчаливым кивком велел Виллу следовать за ним.
– Подожди! – воскликнул Лончем, увидев, что лорд Шервуда собирается уходить, и почувствовал себя сбитым с толку. – Разве ты приходил не затем, чтобы убить меня?!
Робин оглянулся и посмотрел на Лончема так, словно тот не был препятствием для его взгляда и Робин сейчас видел сквозь него нечто, более заслуживающее внимания.
– Я не стану убивать тебя. Ни в поединке, ни без него. Я не простил того, что ты сделал в апреле, и не признателен тебе за то, что ты сделал вчера.
– А как же честь?! – спросил Лончем, впившись в него взглядом.
– Какое мне дело до твоей чести? – холодно осведомился Робин.
– Я спрашивал о тебе, Рочестер!
– Моя честь осталась при мне, а со своей разберешься сам. Либо сам себя накажешь, либо спасешь.
– Почему? – спросил Вилл, когда они возвращались к лошадям по коридору тайного хода. – Ведь ты ехал сюда с единственной целью – убить его. И он заслужил смерть из-за страданий, которые причинил Марианне.
– Да, – ответил Робин, – но приехал и обнаружил, что некого убивать. Он не тот, каким был, и, убив его, я не достиг бы цели. Смерть постигла бы не преступника, а человека, раскаявшегося в содеянном преступлении.
– Слова, достойные отца Тука! – усмехнулся Вилл, выразив несогласие с решением брата. – Ты уверен, что не хочешь вернуться?
– Я уверен в том, что хочу быстрее уехать отсюда и вернуться домой. Прав я или нет, судить не тебе, Вилл. Только Марианна вправе упрекнуть меня в том, что я оставил его в живых. Странно, что ты сейчас не можешь понять меня. Достаточно сделать один шаг в сторону с пути, чтобы потерять его навсегда.
Вилл помолчал, сознавая правоту брата, но отвергая ее всем сердцем.
– За что ты ему не признателен? – только и спросил он, подавив свой протест.
– Он уехал во Фледстан только для того, чтобы дать нам возможность проникнуть в Ноттингем под видом ратников, которых Гай послал с ним. Попутно я наконец узнал в точности, кому обязан тем, что Марианну не замучили до смерти во Фледстане.
Они сели на лошадей и весь обратный путь больше не обмолвились ни словом. Возле коновязи их встретил Дэнис. Едва дождавшись, пока Вилл спешится, он прыгнул отцу на шею и крепко обхватил его руками. Слезы сыпались из его глаз, словно крупный горох.
– Будет, сынок, будет тебе! Не плачь! – прошептал Вилл, целуя сына и прижимая к груди.
Дэнис, пытаясь справиться со слезами, гладил Вилла по лицу, не сводя с отца глаз. Вспомнив о Робине, он порывисто обернулся к нему и воскликнул хриплым от слез голосом:
– Крестный! Знаешь, за что я тебя люблю больше всего? Ты всегда держишь свое слово!
Робин рассмеялся, потрепал мальчика по волосам и ушел к себе.
Он переступил порог, и его окутали мягкий полумрак и ласковое тепло. В камине горел небольшой огонь, возле кровати сидела Клэренс и держала руку Марианны в своих ладонях. Робин снял с себя оружие, сложил его на скамье и склонился над Марианной.
Ее лица почти не было видно из-за компрессов, которыми его обложила Эллен. Только сомкнутые ресницы и губы, из которых вылетало слабое, но ровное дыхание. Робин осторожно сдвинул один компресс и дотронулся до лба Марианны. Возле него тут же появилась Эллен и сердито оттеснила Робина.
– Жара нет, с ней все в порядке, насколько это возможно в ее состоянии. Ступай в купальню, а потом ложись спать хоть в комнате сестры, – говорила она, ловко меняя высохшие компрессы на новые, пропитанные травяным отваром. – Я все сделала, как должно, ожоги и рубцы скоро заживут. Клэр, дай брату полотенце и чистую одежду!
Робин отвел руку сестры и глухо сказал:
– Позже. У меня осталось еще одно дело.
Он обвел комнату медленным взглядом и, не найдя то, что искал, выдохнул:
– Где?!
– На кладбище, – ответила Эллен. – Джон позаботился о погребении.
Подойдя к ней вплотную, Робин очень тихо спросил:
– Не слишком ли много ты берешь на себя, Нелли?
От звука его обманчиво мягкого голоса у Клэренс по спине пробежала дрожь. Эллен высоко подняла голову и, собрав всю силу воли, посмотрела в темные, полные гнева глаза Робина.
– Нет. Ровно столько, чтобы думать о живых. О Марианне и о тебе.
Он долго молчал, и только краешек крепко сжатого рта подрагивал на абсолютно неподвижном лице. Глубоко вздохнув, Эллен осмелилась положить ладонь поверх его руки и умоляюще прошептала:
– Прошу тебя, не сердись! Поверь мне, так лучше, что не ты сам сделал это. Пожалуйста!
Не сказав ей ни слова, Робин подчеркнуто аккуратно взял у Клэренс одежду и полотенце и вышел, беззвучно закрыв за собой дверь. Проводив его взглядом, Клэренс перевела дыхание и посмотрела на Эллен.
– Знаешь, в какое-то мгновение я испугалась, что он задушит тебя! – призналась она.
– Мне тоже было не по себе, хотя я знала, что он никогда так не поступит, – ответила Эллен, с трудом отводя взгляд от двери. – Твой брат хорошо владеет собой. Чересчур хорошо, учитывая последние события. Не знаю, где он был и за чьей жизнью ездил, но эту жизнь он не забрал и выхода ярости не дал. Я прямо-таки слышала, как она клокочет в его груди!
Наполнив ванну водой, Робин долго смывал с себя кровь минувшей ночи. В ванне рядом устроился Вилл. Дэнис заботливо намыливал его голову, шею, плечи, стараясь не задеть повязку на плече.
Вилл внимательно и неотрывно смотрел на Робина, который, не замечая его взгляда, окунулся с головой, смывая мыльную пену с волос, и замер, устало откинувшись на край ванны. По его осунувшемуся лицу пробегали тени. Посвященный Воин не поступился исконными принципами ради утоления мести, но Шервудский Волк жаждал крови, не получил желаемого и не утолил свою жажду.
– Давно я тебя таким не видел! – невесело усмехнулся Вилл. – Ничего, вспомни о том, что остался еще Хьюберт.
Робин нехотя повернул голову в сторону Вилла, и по его губам пробежала жестокая улыбка.
– Спасибо, что напомнил! Хьюберт… – повторил он это имя. – Мы обязательно займемся им, и не станем откладывать.
Они оделись и, не сговариваясь, пошли в комнату Вилла. Робин по дороге заглянул в аптечную комнату и захватил все, что ему было нужно для перевязки, отправив Дэниса за чистой водой.
– Снимай рубашку, я поменяю тебе повязку, – сказал он брату.
– Что Марианна? – не выдержав, спросил Вилл, кода Робин промыл его рану, нанес поверх нее слой целебной мази и наложил свежую повязку.
– Спит, – ответил Робин. – Ей лучше.
Тяжело поднявшись, он подошел к закрытому окну, распахнул ставни и долго дышал холодным воздухом, постукивая пальцами по оконному выступу. Он был на ногах уже сутки, но не чувствовал усталости: огромное напряжение не отпускало.
– Вилл, Марианна никогда не писала мне… Ни одной строчки, ни одного слова. Я не знаю ее почерка. Если бы Гай знал об этом, ее участия в подделке письма не потребовалось бы. Ей стоило сказать ему только это, чтобы он оставил ее в покое.
Вилл подошел к нему и обнял за плечи, пытаясь найти нужные слова, которые умерили бы силу боли, пронизавшую сейчас всего Робина.
– Завтра начнется февраль, – думая вслух, говорил Робин. – Завтра ей исполнится девятнадцать лет. Что мне ей подарить? Если бы я умел поворачивать время вспять, то вернул бы его на год назад и подарил бы ей свободу от себя. Мартина, кажется, только сегодня поняла, как ей повезло, что я не женился на ней. Слишком опасная судьба у той, что носит мое кольцо и имя.
– Марианна не приняла бы от тебя такой подарок. Брат, ты хотел, чтобы я не терзал себя, а сам чем сейчас занимаешься? – спросил Вилл и несильно тряхнул Робина за плечи, поворачивая лицом к себе. – Вы оба молоды, у вас еще будут дети. Главное, что она не умерла и поправится!
Посмотрев в темные невидящие глаза Робина, Вилл понял, что тот не услышал ни одного слова. Тогда он нажимом руки вынудил Робина сесть на скамью, достал из сундука большую флягу и два кубка. Разлив по кубкам прозрачную янтарную жидкость, Вилл подал один кубок Робину.
– Виски? – усмехнулся Робин, узнав напиток по запаху. – Не знал, что у тебя есть запас шотландского зелья!
– Если бы я о нем рассказывал, запас давно бы иссяк, – рассмеялся Вилл. – Хватило бы одного Алана, который постоянно пробует по глотку, чтобы лишний раз убедиться, что ирландское лучше.
Не притронувшись к кубку, Вилл наблюдал, как Робин осушил свой, но не заметил ни капли хмеля в глазах брата и с досадой едва заметно поморщился. Он молча вновь наполнил кубок Робина. Тот не торопился пить, пристально разглядывая стенки кубка, словно ждал, что сквозь тонкий металл проступят вещие письмена.
– Мне следовало остаться, – вдруг сказал он.
– Остаться? – не понял Вилл.
Робин тяжело усмехнулся:
– Марианна утром просила меня остаться, предчувствуя недоброе. Прислушайся я к ней и останься дома…
– Тогда в собор Святого Георгия отправился бы ты, – жестко ответил Вилл, – и сегодня палач опробовал бы на тебе казнь, придуманную для тебя Гаем. Ты знаешь, что она собой представляет?
Он кратко перечислил все, что ему говорил Гай. Выслушав брата, Робин скривил уголок рта в невеселой улыбке. Ему было что возразить. Несомненно, он поехал бы в собор Святого Георгия ради Марианны, но вместо нее и не один. Ратников шерифа Гай отправил в засаду на самого Робина, для поимки же Марианны взял только свою дружину, куда меньшую числом, и неизвестно, чем бы обернулась встреча с Робином и его стрелками для самого Гая. В любом случае Марианна осталась бы в безопасности, а вместе с ней и сын, при мысли о котором у Робина сдавливало грудь тупой ноющей болью. Но ничего этого Робин говорить Виллу не стал, лишь усмехнулся:
– Всегда знал, что у Гая богатая фантазия, но не представлял, что настолько изощренная. И все же не думаю, что меня доволокли бы до эшафота. Уверен, ты помешал бы.
– Не сомневайся, – сказал Вилл, наблюдая за братом. Ему очень не нравились и улыбка Робина, и блеск в его глазах. – Вот только вначале пришлось бы искать, чем прикрыть твою наготу, поскольку, по замыслу Гая, с приговоренного должны сорвать всю одежду, прежде чем тащить за конским хвостом к месту казни.
Робин хмыкнул в ответ и опрокинул в себя содержимое кубка. Крепкий напиток действовал, но не так, как ожидал Вилл. Робин не расслаблялся, а мрачнел, погружаясь в тяжелые размышления. Пока Вилл думал, наполнять ли кубок Робина в третий раз, дверь приоткрылась, вошла Эллен с большой кружкой в руках, а следом за ней в комнату юркнул Дэнис.
– Пей! – потребовала Эллен, насильно всунув кружку Робину в руки. – Иначе нам придется лечить и тебя. Пей, Марианна будет спать еще долго.
Свирепо сверкнув на нее глазами, Робин поднес кружку к губам и распознал по запаху сонный отвар. Не найдя в себе сил сопротивляться настойчивости Эллен, он выпил его, и тот в смеси с виски подействовал быстро. Не прошло и нескольких минут, как Робин беспробудно спал, по-прежнему сидя на скамье и привалившись спиной к стене. Эллен и Вилл перетащили его на постель, раздели и укрыли покрывалом.
– Ты-то как? – спросила Эллен, посмотрев на Вилла. – Принести и тебе сонного отвара?
– Я в порядке, – сказал Вилл, сопроводив свои слова спокойным уверенным взглядом.
– Ну-ну! – неопределенно ответила Эллен, выразив глубокое сомнение в уверенности Вилла в себе самом, но ушла, не настаивая на своем предложении.
Дэнис забрался на постель и устроился рядом с Робином, который спал, лежа ничком и отвернувшись лицом к стене.
– Не разбуди его! – грозным шепотом сказал Вилл сыну, и тот с готовностью покивал в ответ.
Но молчание Дэниса длилось недолго. Совсем скоро он выпростал ладошку из-под головы Робина и показал ее Виллу.
– Отец, смотри! – ладошка Дэниса была мокрая, и мальчик растерянно перевел взгляд с Вилла на Робина. – Крестный спит и плачет во сне. Разве взрослые мужчины, воины плачут?
Перегнувшись через Робина, Вилл заглянул в лицо спящего крепким сном брата и увидел, как из-под его ресниц проступают медленные крупные слезы. Ничего не ответив Дэнису, Вилл погладил сына по голове, взял свой кубок, оставшийся полным, и осушил его в два глотка.
Глава двадцать первая
По лугу в направлении реки мчалась белая лошадь. Всадница то и дело оглядывалась назад и понукала коня. Белая лошадь старалась изо всех сил, но ее неумолимо настигал рослый гнедой жеребец. Вот он поравнялся с белой кобылой бок о бок, и всадник на жеребце перехватил поводья у всадницы и осадил обеих лошадей. Всадница едва не вылетела из седла, но всадник поймал ее и ловким движением пересадил на своего коня – перед собой и лицом к лицу.
– Проиграла? – смеясь, спросил всадник и сам ответил: – Проиграла! Я настиг тебя раньше, чем ты успела домчаться до берега!
– Твой конь быстрее! – ответила всадница. – Тебе надо было дать мне больше времени, прежде чем самому бросаться в погоню!
– Уловка, моя леди? – тут же спросил всадник, сковав всадницу в объятиях. – Пытаешься увернуться от уплаты проигрыша?
– А если так? – с улыбкой спросила она, весело сверкнув глазами.
– Если так, то кроме проигрыша уплатишь пеню в двойном размере!
– Тогда уловка! – ответила всадница и крепко обняла всадника за шею.
Он принялся целовать ее, а она отвечала на его поцелуи с не меньшим пылом, и только жеребец пребывал в размышлении, как ему не уронить ни хозяина, ни вторую, легкую, но такую подвижную ношу. Наконец он широко расставил все четыре ноги, словно врос ими в землю, и склонил голову, навострив уши.
– Смотри, как старается удержать нас на своей спине! – сказал всадник, заметив ухищрения коня. – Вот какой должна быть настоящая боевая лошадь! Резвая, преданная и смышленая. Не то что у тебя. Только и достоинств, что белая масть да пышный хвост!
– Давай спешимся, – предложила всадница, – а то еще один такой поцелуй – и мы все равно упадем с него, а он огорчится: ведь так старался!
Он спрыгнул с коня, подал ей руку, она соскользнула прямо в его объятия, и они снова начали целоваться, забыв обо всем на свете. Жеребец неодобрительно пофыркал и ткнул хозяина лбом в плечо. Не получив ответа, он обошел целующуюся пару и бесцеремонно стащил с головы всадницы шапочку, ухватив ее зубами за самый верх.
– Ай! – воскликнула Клэренс, когда скрученные в узел и убранные под шапочку волосы упали ей на плечи. – Что он делает?!
– Ревнует к тебе! – рассмеялся Статли и, притворно нахмурившись, повысил голос на коня, отгоняя его прочь.
Жеребец посмотрел на хозяина очень выразительным взглядом, демонстрируя обиду, и отошел в сторону. Клэренс тем временем, зажав в зубах заколки, снова закручивала волосы в узел. Приведя себя в порядок, она взяла Статли под руку, и они пошли по лугу обратно к лесу. Клэренс молчала, и Статли не перерывал ее молчания, искоса глядя на лицо возлюбленной и любуясь ею. Прядь густых белокурых волос вновь своевольно выбилась из-под шапочки, осеняя тенью лоб Клэренс. Не удержавшись, Статли кончиками пальцев нежно отвел волосы с ее лица. Клэренс очнулась от своих мыслей и вопросительно посмотрела на него.
– Позволь мне сделать тебе подарок, – сказал Статли.
– Подарок? – оживилась Клэренс. – Какой?!
– Если ты не слишком привязана к белой масти своей кобылы, я подарю тебе другую лошадь – более резвую.
– О Вилли! – воскликнула Клэренс, и в ее глазах замелькали лукавые искорки. – Но ведь это очень дорогой подарок!
– Как мило, что ты боишься разорить меня! – рассмеялся он.
– Вот еще! – фыркнула Клэренс и капризно изогнула бровь. – Я вовсе не думаю, что ради того чтобы подарить мне коня, тебе придется продать свою зеленую куртку шервудского стрелка! Но как мне объяснить братьям, когда они спросят, на какие деньги куплена моя новая лошадь?
– Едва ли Робин и Вилл зададутся подобным вопросом, если ты скажешь им, что это мой подарок, – насмешливо успокоил ее Статли. – Они прекрасно осведомлены, из каких источников я черпаю свои доходы. Ведь они сами умножают казну Шервуда из них!
– Из податей, которые собирает шериф, а вы разбойно отбираете? – весело уточнила Клэренс.
– Что я слышу! – с притворным ужасом воскликнул Статли. – Почтительная сестра назвала возлюбленных братьев разбойниками?!
Клэренс посмотрела на него, и они расхохотались.
– И все же, леди, тебе нужная новая лошадь? – настойчиво повторил Статли.
– Да! – ответила Клэренс и предупредила: – Только я выберу ее сама!
– По масти? Или по длине хвоста? – спросил он с неуловимой улыбкой в голосе.
– Нет! – сказала Клэренс, высокомерно поджав губы. – Я опасаюсь, что ты подаришь мне коня, рядом с которым даже моя неуклюжая кобыла будет похожа на дорогого скакуна. Но из вежливости мне придется ездить на этом коне, раз он подарен тобой.
– Подожди, ты что, обвиняешь меня в скупости?! – с удивлением спросил Статли и рассмеялся: – Берегись! Тебе это будет дорого стоить!
Подхватив подол платья, она бросилась убегать от него, а он все время оказывался перед ней, позволяя ей ускользнуть и снова преграждая путь. В конце концов она оступилась и чуть не упала, если бы он не успел подхватить ее. Поймав Клэренс в объятия, Статли подбросил ее, словно маленькую девочку.
– Так-то ты позволяешь себе обходиться со мной! – с притворным возмущением воскликнула Клэренс, болтая ногами и пытаясь выбраться из удерживавших ее на весу сильных рук. – Со мной – благородной леди Клэренс! Дочерью и сестрой графов Хантингтонов!
– Благородная леди, предлагаю мир! Графская дочь и сестра графа, если я из-за тебя не устою на ногах, то ты упадешь прямо в эту лужу! – смеялся Статли, продолжая крепко держать ее на руках. – Хорошо, хорошо! Объясни мне, как должно обращаться с такой знатной леди, и я поработаю над своими манерами, чтобы тебе не в чем было меня упрекнуть!
Клэренс на миг замерла и лукаво посмотрела ему в глаза:
– Вот так! – шепнула она и, сжав ладонями скулы Статли, прильнула губами к его губам.
– Жаль, что я не знал об этом раньше! – прошептал он, когда их страстный поцелуй оборвался. – Иначе только бы и выражал тебе почтение должным образом!
– Почему ты решил, что мне нужна другая лошадь? – спросила Клэренс, когда они пошли по лугу дальше, держась за руки. – Я ведь не стрелок и, кроме прогулок с тобой, никуда не езжу верхом.
– Такая светлая масть опасна для леса, Клэр, – ответил Статли. – Слишком хорошая мишень для самого неумелого лучника. И лошадь должна быть резвее. В Шервуде всякое возможно. Бывает и так, что жизнь напрямую зависит от того, насколько вынослив и быстр твой конь.
Луг остался за спиной, тропинка вела их по лесу и вывела на небольшую поляну. Заметив поваленное дерево, Клэренс ладонью расчистила ствол от налипших прошлогодних листьев и села, подобрав подол платья.
– Ты устала? – заботливо спросил Статли. – Тогда я приглашаю тебя в гости.
– И я засижусь у тебя допоздна, а потом ты скажешь, что ночь не лучшее время суток для прогулок по Шервуду. И мне придется остаться у тебя в гостях до утра, как в прошлый раз, – усмехнулась Клэренс.
– Придется? – повторил он, взяв в ладони озябшие пальцы Клэренс, и посмотрел на нее испытующим взглядом. – Значит, ты осталась позавчера только потому, что я отказался отпускать тебя на ночь глядя?
Она подняла на него глаза, полные нежного трепета, и, прижавшись щекой к его рукам, тихо ответила:
– Ты сам знаешь, что нет!
Статли молча поцеловал ее ладонь.
– Но все же сидеть на голом дереве зимним вечером не годится! – сказал он и, обернувшись, свистом подозвал коня.
Сняв с седла плащ, он накинул его Клэренс на плечи. Она подождала, пока он сядет рядом, и стянула с плеча полу плаща, чтобы его хватило на двоих. Статли обнял Клэренс, и она спрятала лицо у него на груди.
– Клэр, твоим братьям не по душе, что ты бываешь у меня в гостях? – спросил он.
Клэренс подняла голову, и в ее глазах появилась деланая чопорность.
– Робин вчера сказал, что не может не указать мне на то, что меня стали часто видеть в обществе особ, ведущих сомнительный образ жизни! Твое внимание, Вилли, меня компрометирует, и как бы мне не лишиться расположения Робина!
– Неужели он так и сказал? – хмыкнул Статли. – Тогда пусть твой брат прежде скажет, где он нашел в Шервуде особ, в образе жизни которых ему пришлось усомниться!
– Нет, Вилл, – кротко потупив глаза, с лукавой улыбкой ответила Клэренс. – Твой образ жизни ему, несомненно, известен, но, разумеется, не может быть одобрен…
– …Робином, который стоит во главе всего Шервуда! – договорил за нее Статли и расхохотался.
– Вилл, ты никогда не сожалел о том, что оказался в Шервуде, оставив свой дом и землю? – спросила Клэренс, поглаживая его по руке.
– Дом и землю? – Статли усмехнулся и, отстранившись, посмотрел ей в глаза. – Ты считала меня йоменом, Клэр? Я никогда им не был!
– Кто же ты?! – перестав улыбаться, насторожилась Клэренс.
– Удивительно, что у нашего осмотрительного лорда такая легкомысленная сестра! – рассмеялся Статли. – Отдала свое сердце, не узнав прежде, кому! – Став серьезным, он ответил: – Я был наемником и носил на доспехах тот самый герб Ноттингемшира, который носят наши враги – мои бывшие соратники.
– Ты служил шерифу? Сэру Рейнолду?! – недоверчиво воскликнула Клэренс и, поймав утвердительный взгляд Статли, потрясла головой от изумления: – Нет, правда?! Ты был ратником шерифа?!
– Тебе трудно в это поверить? – усмехнулся Статли, глядя в широко раскрывшиеся глаза Клэренс. – Но это так, голубка. В свое оправдание могу лишь сказать, что моя служба закончилась несколько лет назад, когда ты уже воспитывалась в обители, а твои братья еще жили в Локсли.
– А как ты вообще попал на эту службу? – еще не придя в себе от неожиданного открытия, спросила Клэренс.
Статли очень внимательно посмотрел на нее. За все месяцы, которые они провели вместе в Шервуде, поддаваясь взаимному притяжению, встречались, проводя время в прогулках и долгих беседах, вышло так, что разговор о его прошлом ни разу не зашел. Однажды узнав, что он во время ее пребывания в монастыре жил в Локсли вместе с ее братьями, Клэренс как-то сама собой уверилась в том, что возлюбленный до Шервуда был обычным добропорядочным йоменом, только оружием владел почему-то с умением, едва ли не равным умению ее братьев. Узнай она раньше, что он был ратником шерифа, изменилось бы ее отношение к нему или нет? Ведь для нее, сестры лорда вольного Шервуда, хуже, наверное, мог быть только ратник Гисборна, если не упоминать о самом Гисборне.
Клэренс, чувствуя на себе взгляд Статли, прекрасно поняла все сомнения возлюбленного. Устремив на него спокойный взгляд ясных голубых глаз, она сказала:
– Наверное, ты прав, и я должна была задать тебе такой вопрос раньше, но и тебе следовало самому рассказать о себе, чтобы между нами не возникла неясность. Ведь обо мне ты знал все и без моих рассказов, а я сложила представление о тебе, которое и близко не имеет отношения к действительности.
Статли глубоко вздохнул, признавая справедливость ее упрека. Конечно, ему следовало рассказать о себе раньше, но она не спрашивала. Но и он не рассказывал ей по той же причине, что и она. Робин и Вилл знали все о его прошлом, и не только они, и Статли считал само собой разумеющимся, что у него нет тайн от Клэренс. Раз она не спрашивает, то и так все знает. Оказалось, что нет.
– Кто твои родители? – спросила Клэренс.
– Не знаю, – пожал плечами Статли. – Я был одним из воспитанников настоятеля собора в Ноттингеме, и о том, как я среди них оказался, мне рассказали две совершенно разные истории, которые сходились в одном: меня младенцем подобрали на паперти. Но по одному рассказу, меня забрали из рук мертвой матери – в тот год случилось поветрие. Не чумы, но какой-то другой болезни, от которой умерло много народа. Настоятель же сказал, что меня просто подбросили. Я был в соборе служкой, потом меня, наверное, отправили бы в какой-нибудь монастырь.
– Не могу представить тебя монахом! – не удержалась от смешка Клэренс.
– Как видишь, я им не стал. Меня с раннего детства занимало оружие. Оказавшись в городе, я мог часами простаивать у прилавка оружейника или во дворе замка шерифа, наблюдая за тренировками ратников. Ох, сколько раз по моей спине гуляли розги, когда меня посылали с каким-нибудь поручением, а я возвращался только под вечер, вдоволь насмотревшись на ратные занятия! В конце концов я привлек внимание одного из ратников шерифа, и он устроил так, что меня забрали из собора в услужение во дворец сэра Рейнолда. В шестнадцать лет я уже стал одним из ратников и радовался тому, что моя жизнь сложилась так, как я хотел. Мне была по сердцу ратная служба, общество товарищей по оружию вполне заменило мне семью, и я служил благородному делу – поддержанию порядка и защите справедливости.
– Ты действительно так думал? Что ты, служа сэру Рейнолду, защищаешь справедливость? – недоверчиво переспросила Клэренс.
– Я понимаю, почему ты удивлена, – вздохнул он. – Не забывай, что я был тогда даже не молод, а юн, и юношеские иллюзии мне были так же присущи, как и другим в этом возрасте.
– И когда же они окончательно развеялись?
– Через четыре года, когда власть в Ноттингемшире начал забирать Гай Гисборн. Он тоже был еще весьма молод, но уже отличался крутым нравом и жесткой рукой. В тот день, когда моя служба шерифу закончилась, я присутствовал в зале, где сэр Гай от имени шерифа творил правосудие. Он разбирал дело о браконьерстве, и подсудимый оправдывался тем, что убил оленя не потому, что охотился на него. Он набрел на оленя в лесу, когда тот издыхал, сильно израненный волками, и прирезал несчастное животное, оборвав агонию и, конечно, чтобы сохранить мясо. Оленья туша была тут же в зале. Я из любопытства осмотрел ее до начала разбирательства и, слушая оправдания, знал, что подсудимый говорил правду. Олень был, действительно, сильно изгрызен волчьими клыками. Дело меня не сильно занимало: я считал решение очевидным. Но когда сэр Гай отмел все оправдания и приговорил несчастного парня к отсечению руки, я не поверил своим ушам и вмешался. Подтащил тушу оленя к Гисборну, призвал одного из лесничих, чтобы тот подтвердил, что животное было обречено.
– И что было дальше? – затаив дыхание, спросила Клэренс.
– Лесничий поручился в том, что олень не выжил бы с такими ранами, сэр Гай отменил приговор и приказал освободить подсудимого, – ответил Статли.
– Нет, – покачала головой Клэренс, не сводя с него глаз, – что было дальше с тобой? Ты ведь сказал, что это был последний день твоей службы у сэра Рейнолда.
По лицу Статли пробежала тень, он невольно провел ладонью по узкому шраму, пересекавшему всю щеку, и усмехнулся:
– Со мной? Я узнал, что ждет того, кто посмеет вмешаться в правосудие, если его творит Гай Гисборн. Он приказал мне остаться, и когда в зале были только он, я и несколько ратников, велел подойти к нему. Я, конечно, ожидал выговора за непрошеное заступничество, но и только. Но Гисборн не сказал мне ни слова. Он молча изо всей силы ударил меня по лицу рукой в латной рукавице – я упал, не устояв на ногах.
– Этот шрам – след того удара? – болезненно поморщилась Клэренс и осторожно провела кончиками пальцев по щеке Статли.
– Да, остался на память о сэре Гае, – ответил Статли, и его глаза жестко прищурились.
– А потом?
– А потом он приказал ратникам избить меня и повесить за городской стеной.
– И они послушались его?
– А куда бы они делись! – пожал плечами Статли. – Конечно, послушались.
– Но ведь они были твоими товарищами! Ты несколько лет прожил среди них! – с возмущением воскликнула Клэренс.
– Моя участь была решена на их глазах, и они не хотели ее разделить вместе со мной, отказавшись повиноваться Гисборну, – нахмурился Статли. – Поэтому они постарались проявить усердие и избили меня до беспамятства. Я пришел в себя только на следующий день, обнаружив, что нахожусь в незнакомом доме, а рядом увидел молодую светловолосую женщину. Это была Элизабет, дом оказался домом Робина, а сам я узнал, что попал в Локсли, о котором до тех пор ни разу не слышал.
– Как же тебе удалось избежать смерти? – тихо спросила Клэренс, глядя на Статли так, словно все, о чем он рассказывал, происходило на днях, а не несколько лет назад.
– По счастливой для меня случайности твои братья повстречали ратников, которые волокли меня к виселице, и выкупили у них мою жизнь.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
