Текст книги "Возвращение примитива. Антииндустриальная революция"

Айн Рэнд
Возвращение примитива. Антииндустриальная революция

Редактор Ю. Быстрова

Руководитель проекта Е. Гулитова

Корректор О. Ильинская

Компьютерная верстка М. Поташкин

Дизайн обложки DesignDepot

Иллюстратор В. Васильев

© Ayn Rand 1970, 1971

© The Objectivist Inc., 1969, 1970, 1971

© The New York Times Company, 1968

© Peter Schwartz, 1999

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина», 2011

Издано при содействии Curtis Brown и литературного агентства «Синопсис»

© Электронное издание. ООО «Альпина», 2011

Все права защищены. Никакая часть электронного экземпляра этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Предисловие Питера Шварца, редактора

Когда в 1971 году вышло первое издание этой книги, казалось, что бастионы цивилизации вот-вот рухнут. Это было время «новых левых» – время организованной жестокости, воинствующей эмоциональности и открытого, наглого нигилизма. Это было время, когда кампусы колледжей захватили отморозки с лозунгами «За свободу слова!». Время, когда в корпоративные здания и призывные пункты врывались партизаны, требующие «Мира немедленно!». Эпоха психоделических «детей цветов» и «народных армий», Тимоти Лири, Эбби Хоффмана и Чарльза Мэнсона, театра абсурда и «Черных пантер».

Источником всего этого безумия было движение, с трудом поддающееся определению. Его врагами были все и всё американское; его героями – диктаторы-убийцы типа Хо Ши Мина и Фиделя Кастро; его целью – разрушение всего подряд; однако комментаторы-интеллектуалы объявляли его лидеров идеалистами, защищающими личность от подавления государственной системой.

Американское общество оказалось в осаде, совершенно ошеломленное происходящим. Оно отступало, не понимая, принять это или сопротивляться этому натиску – натиску, предпринятому во имя цели, которую никто не мог назвать.

Это удалось Айн Рэнд.

В статьях, помещенных в книге, она идентифицирует идеологическую сущность этого бунта. Она объясняет, как «революционеры» того движения добросовестно осуществляли на практике идеи, которые им внушило старшее поколение. Она показывает, что «новые левые» – это отпрыски идеологов истеблишмента и направленных против разума, против личности, против капитализма доктрин.

Все эти доктрины в 1960-е годы объединились под знаменем непримиримой ненависти к одному врагу – индустриализации. Новые левые объявили, что Запад прогнил и его влияние необходимо уничтожить путем отказа от технологий. Людям предлагалось отказаться от своих автомобилей и торговых центров, кондиционеров и атомных электростанций.

В этом и состояла отличительная черта нового левого движения. Его сторонники откровенно защищали то, что коллективисты более раннего периода не спешили признавать – даже для себя – частью своей философии.

«Активисты нового левого движения, – писала Айн Рэнд, – стали ближе [чем были старые левые] к раскрытию своих истинных мотивов: они не хотят забрать заводы себе, они хотят уничтожить технологии в целом».

Хотя «антииндустриальная революция» «новых левых» не увенчалась успехом, она подготовила почву для продолжающихся атак на рациональное мышление и его продукты. Айн Рэнд, описывая студенческих вожаков из «новых левых», говорила о том, что:

«пусть студенческий бунт и не вызвал симпатии у широкой публики, но в этой ситуации наиболее зловещим выглядит тот факт, что у него не нашлось никакой идеологической оппозиции», что «лежащий впереди путь свободен, и на нем не видно никаких интеллектуальных баррикад», и что «битва еще не окончена».

Это действительно так.

Войну сегодня ведут два культурных направления, которые выступают против достижений – материальных и интеллектуальных – западной цивилизации, и их пропаганда весьма заразительна. Первое из этих направлений – защитники окружающей среды; второе – мультикультуралисты. И те и другие проповедуют необходимость нового примитивизма.

Согласно «Оксфордскому словарю английского языка», примитивное – это «относящееся или принадлежащее к первоначальной эпохе, периоду или стадии; свойственное начальным ступеням развития…» В отношении человеческого развития примитивизм – это стадия доразумного существования. Это период, когда люди жили в благоговейном страхе перед вселенной, которой не в состоянии были понять. Примитивный человек не знал закона причинности. Он не осознавал того факта, что природа подчиняется своим законам и что человек, открывший эти законы, может управлять ею. Для примитивного, первобытного человека существовало только таинственное сверхъестественное. Солнечный свет, ночная тьма, дождь, засуха, гром, уханье совы – все это было необъяснимо, зловеще и священно для него. Человек с такой неконцептуальной ментальностью метафизически подчинен природе, которой нельзя управлять, а можно лишь смиренно покоряться.

Вот к такому состоянию мышления хотят вернуть нас зеленые.

Если первобытный человек считал мир непознаваемым, то как он выбирал, во что верить и что делать? Поскольку эти знания не даются от рождения, к чему он обращался за руководящими указаниями? К своему племени. Только членство в коллективе дает такой личности единственно возможное для нее чувство самоидентичности. Таким образом, для первобытного человека непререкаемым авторитетом становилось решение племени, а главной ценностью – его благополучие.

К такому состоянию мышления хотят вернуть нас мультикультуралисты. Они считают, что основная единица существования – это племя, которое они определяют по самым грубым, самым примитивным, самым антиконцептуальным критериям (таким, как цвет кожи). Они последовательно отрицают, что достижения западной – то есть индивидуалистической – цивилизации представляют способ существования, высший по отношению к первобытно-общинному племенному строю.

И зеленые, и мультикультуралисты мечтают уничтожить ценности рациональной, индустриальной эпохи. Все это отпрыски нового левого движения, рьяно продолжающие его кампанию по принесению прогресса в жертву примитивизму.

Это расширенное издание книги «Новые левые» (The New Left) было подготовлено с целью анализа философского наследия новых левых.

Я сохранил все содержимое оригинального издания и добавил собственные статьи об экологическом движении, мультикультурализме и феминизме. Из-за того, что мультикультуралисты создают полнейшую путаницу в вопросе природы расизма и «национальности», я решил включить сюда еще две статьи Айн Рэнд, посвященные этим проблемам, – «Расизм» и «Глобальная балканизация», – хотя они уже публиковались ранее: первая – в сборнике «Добродетель эгоизма» (The Virtue of Selfishness[1]1
  Рэнд А. Добродетель эгоизма. – М.: Альпина Паблишерз, 2011.


[Закрыть]), вторая – в «Голосе разума» (The Voice of Reason).

Результатом стало собрание статей, определяющих, объясняющих и оценивающих различные проявления одного явления – антииндустриальной революции.

Вы, вероятно, испытаете некоторый шок, когда воочию увидите, насколько идеи новых левых прижились в сегодняшнем обществе, и более того – уже перестали порождать дискуссии. Новые левые больше не заявляют о себе во всеуслышание, однако их учение пустило глубокие корни.

К примеру, в 1960-е происходили непрекращающиеся, отчаянные дебаты и столкновения между корпорациями и призывающими «назад к природе» хиппи по поводу загрязнения окружающей среды и вторичной переработки отходов. Сегодня День Земли – ежегодное культурное событие, поддерживаемое крупным бизнесом; сегодня бесчисленное множество продуктов рекламируется как «экологичные» (например, гамбургеры в McDonald's, которые, по уверению компании, изготавливаются из мяса исключительно тех коров, которые не наносили вреда «влажным тропическим лесам»); сегодня главные злодеи в детских мультиках – не уголовные преступники, а жадные лесорубы; а в большинстве штатов, согласно репортажу в The New York Times, «от школ требуется вводить экологические концепции практически во все предметы на всех уровнях обучения».

В 1960-е студенты силой захватывали помещения администраций своих учебных заведений, требуя введения курсов по «африканским наукам». Сегодня в любом крупном университете существуют полноценные факультеты (и кое-где даже специальные общежития и кафе) для разнообразных этнических направлений. Сегодня на смену группам яростных бунтовщиков, устраивавших сидячие забастовки, пришли мирные «комитеты по разнообразию», подчинившие кампусы своим авторитарным правилам и приговаривающие «политически некорректных» еретиков к заключению в темницах семинаров по перевоспитанию.

Эта перемена стала результатом не интеллектуального превосходства и убедительности аргументов ее сторонников, а интеллектуальной пустоты ее противников. Антииндустриальные революционеры победили только лишь благодаря отсутствию оппонентов. Как писала Айн Рэнд:

«Сегодняшние нелепости, против которых никто не возражает, превратятся в общепринятые лозунги завтра. Они будут приниматься постепенно, по частям, по прецеденту, по общему смыслу, по недопониманию, по умолчанию, благодаря постоянному давлению с одной стороны и постоянных уступок с другой – пока не наступит день, когда они будут провозглашены официальной идеологией государства. Именно таким образом оказался принят в нашей стране тоталитарный строй государства всеобщего благосостояния».

И точно таким же путем будут приняты обществом мультикультурализм и движение зеленых. Однако победа этих исподволь просачивающихся в нашу жизнь идей вовсе не предопределена. Можно и категорически нужно противостоять тому абсурду, которым сегодня становится возрождение примитивизма. Но с ним нельзя бороться стандартными консервативными методами, нельзя говорить о том, что это хорошие идеи, просто, «увы, их адепты слишком далеко зашли». Эта битва требует бескомпромиссной верности рациональным ценностям – и безоговорочного неприятия нового примитивизма как иррационального по сути своей.

Надеюсь, что эта книга поможет людям обрести интеллектуальное оружие и моральную убежденность, необходимые для того, чтобы подняться на эту битву.

Январь 1998 г.

Предисловие Айн Рэнд

Примерно год назад я получила вот такое письмо от читателя, с которым лично не была знакома:

«Дорогая мисс Рэнд!

Я учусь в магистратуре по специальности «социология» в Университете Северного Иллинойса и изучаю объективизм…

Я решил написать Вам потому, что хотелось бы обсудить с Вами Ваши работы, посвященные новому левому движению. Я прочел их все, и, на мой взгляд, в них содержится наилучший критический анализ проблемы из всего, что было написано по этому поводу. Ваши последние статьи "Левые: старые и новые", "Аполлон и Дионис", а также недавняя статья в The New York Times Sunday Magazine, «Новые левые как представители интеллектуального вакуума», просто превосходны. Недавно я перечитал Вашу статью «Выгодное дело: студенческие волнения», опубликованную в 1965 году, и был поражен тем, каким точным и пророческим оказался сделанный Вами тогда анализ.

После прочтения этих статей я подумал, что, если бы они были собраны вместе и изданы (то есть распространены в виде сборника издательством Signet), они могли бы оказать значительное воздействие на культуру, а особенно на студенческие кампусы.

Мисс Рэнд, я искренне надеюсь, что Вы отнесетесь к моему предложению издать такую книгу серьезно. Поверьте мне, ни один анализ новых левых не может сравниться с тем, что опубликовано вами в The Objectivist. Если бы эта книга была издана Signet… как другие Ваши произведения, она оказалась бы почти в каждом киоске и каждом университетском книжном магазине. Ведь в большинстве книжных магазинов на территории колледжей литературе о новых левых студенческих волнениях отведены специальные секции. Значит, Ваша книга была бы достойно представлена. Издание и распространение этой книги среди студентов колледжей могли бы оказаться поворотным моментом в жизни тех, кто прочитал бы ее. Это был бы голос разума, к которому студенты должны были бы прислушаться. Это дало бы им то интеллектуальное оружие, которого им не найти больше нигде…

Искренне Ваш,

Г.М.Б.».

Как правило, я не люблю практические рекомендации от читателей. Но эта идея была настолько удачной и настолько убедительно представленной, что я показала это письмо моим издателям, которые от всей души поддержали его автора. Вот так получилась эта книга – с моей благодарностью мистеру Г.М.Б.

Ее назначение ясно сформулировано в его письме: книга предназначена для студентов колледжей – для тех из них, кому действительно нужен «голос разума, к которому можно прислушаться». Но также она предназначена и для всех тех, кого волнует положение в студенческой среде и состояние современного образования.

Выход книги в свет был намеренно несколько отложен, потому что я хотела включить в нее две статьи, которые задумывала в тот момент и которые относятся к той же тематике («Антииндустриальная революция» и «Компрачикос»). Статью «Выгодное дело: студенческие волнения» (впервые опубликованную в The Objectivist Newsletter) я включила в этот сборник, чтобы читатели сами могли вынести оценку точности моего понимания философского смысла, целей и источников тех событий.

Все остальные статьи этого сборника, за одним исключением, впервые увидели свет в моем журнале The Objectivist. В конце каждой указана дата выхода соответствующего номера. Единственное исключение – это коротенькая заметка, которая была напечатана в The New York Times Magazine.

Нью-Йорк

Апрель 1971 г.

Часть I
Образование

1. Выгодное дело: студенческие волнения
Айн Рэнд

Так называемые студенческие волнения, которым положил начало и задавал тон Калифорнийский университет в Беркли, имели весьма важное значение, но не такое, какое приписывали им большинство комментаторов. А природа этого неправильного понимания не менее важна, чем само явление.

События в Беркли начались осенью 1964 года с протеста студентов против предписания администрации университета, в котором был установлен запрет на политическую деятельность, в частности на вербовку сторонников, сбор средств и создание студенческих организаций для проведения политических мероприятий за пределами университетского городка – внутри территории, примыкающей к кампусу и принадлежащей университету. Заявив, что их права были нарушены, небольшая группа «бунтовщиков» объединила вокруг себя тысячи студентов самых разных политических взглядов, в том числе и многих «консерваторов», и нарекла свою организацию «Движением за свободу слова» (Free Speech Movement, F.S.M.). «Движение» стало устраивать сидячие забастовки в здании администрации, нападать на полицейских, захватывать полицейские автомобили, чтобы использовать их в качестве трибуны.

Дух, стиль и тактика этого бунта лучше всего иллюстрируется одним эпизодом. Администрация университета организовала встречу, на которую пришло 18 000 студентов и преподавателей для того, чтобы выслушать обращение президента университета Кларка Керра; было особо объявлено, что никому из студенческих деятелей не будет разрешено выступать. Керр попытался положить волнениям конец, согласившись на капитуляцию: он обещал выполнить почти все требования бунтовщиков, и казалось, что бо́льшая часть аудитории на его стороне. После этого Марио Савио, лидер бунтовщиков, завладел микрофоном, пытаясь склонить чашу весов на свою сторону, игнорируя установленные правила и тот факт, что уже было объявлено о завершении собрания. Когда его – совершенно законным и порядочным образом – стащили со сцены, лидеры F.S.M. радостно заявили, что, уже почти проиграв битву, они спасли положение, спровоцировав администрацию на применение «силы» (таким образом открыто признав, что их публично провозглашенные цели вовсе не были истинными).

За этим последовала широкомасштабная кампания в прессе. Внезапно и как будто бы независимо друг от друга появилось огромное количество статей, исследований, обзоров, странным образом выражавших одно и то же: F.S.M. описывалась как общенациональное движение, что не подкреплялось никакими фактами; подлинные события подменялись какими-то общими местами; бунтовщикам придавался статус выразителей идей всей американской молодежи, при этом выражалось восхищение их «идеализмом» и «преданностью» своим политическим убеждениям, их деятельность объявлялась симптомом «пробуждения» студентов колледжей от «политической апатии». Одним словом, пресса проделала огромную работу, разрекламировав движение.

Тем временем в Беркли разгорелась нешуточная трехсторонняя война между администрацией университета, попечительским советом и сотрудниками. В прессе эта война освещалась настолько схематично, что распознать ее истинный смысл было практически невозможно. Можно было догадаться лишь о том, что попечительский совет вроде бы требовал «жестких» мер по отношению к бунтовщикам, что основная часть сотрудников и научных работников была на стороне взбунтовавшихся студентов, а администрация попалась в ловушку собственной «умеренности», пытаясь всех помирить.

Борьба привела к тому, что ректор университета был отправлен в отставку (как того требовали бунтовщики), президент Керр был временно отстранен от должности, но впоследствии вернулся на свой пост, а F.S.M. практически прекратила свою деятельность после того, как администрация выполнила почти все их требования. (В том числе право на выступления в поддержку противоправных действий и на неограниченную свободу слова на территории университета.)

К удивлению тех, кто наивно полагал, что этим все и закончится, волнения не прекратились: чем больше требований удовлетворялось, тем больше выдвигалось новых. Администрация продолжала пытаться ублажить F.S.M., а F.S.M. продолжала свои провокации. Неограниченная свобода слова приняла форму «Движения за непристойные выражения», которое состояло из студентов, выходивших на демонстрации с плакатами, на которых были написаны бранные слова, и делавших неприличные объявления по университетской радиосети (что было лишь вскользь отмечено прессой, снисходительно назвавшей все это не более чем «подростковыми шалостями»).

Но все это было, очевидно, слишком даже для тех, кто симпатизировал бунтовщикам, – F.S.M. начала терять своих сторонников и постепенно развалилась. Марио Савио покинул университет, заявив, что «не может примириться с антидемократическими действиями администрации» (курсив мой – А.Р.), и куда-то уехал, якобы планируя заняться организацией общенационального студенческого движения.

Я привела факты в том виде, как они были изложены прессой. Но кое-что стало возможно узнать и от добровольных информаторов, например из писем в редакции различных изданий.

Подробный отчет о происходящем был приведен в письме в The New York Times (31 марта 1965 года) Александра Грендона, биофизика из лаборатории Доннера Калифорнийского университета:

«F.S.M. всегда применяло давление для достижения победы. При однопартийной „демократии“, такой как в коммунистических странах или на белом Юге, политических противников принято убеждать наказанием. Для упрямой администрации университета (и для более чем 20 000 студентов, не пожелавших принимать участие в конфликте) таким наказанием стало „принуждение всего университета к аварийному торможению“ путем грубой силы.

Капитулировать перед таким извращением демократии – значит учить студентов тому, что такие методы правильны. Президент Керр капитулировал дважды…

Керр согласился с тем, что университет не будет контролировать "выступления в поддержку противоправных действий"; это кажется абстракцией, пока не столкнешься с конкретными примерами: в университетской аудитории какой-то самозваный анархист учил всех желающих тому, как избежать призыва в армию; известный член коммунистической партии использовал университетские помещения и оборудование для яростных нападок на наше правительство за его действия во Вьетнаме, наряду с созданием нелегальных фондов в поддержку Вьетконга; в университетском кампусе велась открытая пропаганда употребления марихуаны, сопровождаемая инструкциями о том, где ее можно купить.

Даже такое абстрактное понятие, как "непристойность", гораздо проще понять, если слышал, как один оратор, используя университетское оборудование, в грубых выражениях рассказывает о том, как занимался групповым или однополым сексом, и рекомендует всем остальным последовать его примеру, а другой предлагает, чтобы студенты в кампусе обладали такой же сексуальной свободой, как собаки…

"Переговоры" – а на самом деле капитуляция – Кларка Керра по поводу каждого намеренного нарушения установленного порядка способствуют не либерализации, а воцарению полного беззакония в университете».

Дэвид Лэндс, профессор истории из Гарварда, в своем письме в The New York Times (29 декабря 1964 года) сделал любопытное наблюдение. Утверждая, что волнения в Беркли представляют собой чрезвычайно серьезный выпад против академических свобод в Америке, он пишет:

«В заключение мне хотелось бы отметить негативные последствия происходящего для всего Калифорнийского университета. Я лично знаком с пятью или шестью сотрудниками, которые уволились оттуда не потому, что не симпатизируют „свободе слова“ или „политическим акциям“, а потому, что, как сказал один из них: „Кому охота преподавать в Сайгонском университете?“»

Наиболее точный отчет и серьезная оценка происходящему были даны в статье в Columbia University Forum (весна 1965 года) под названием «Что осталось в Беркли?» (What's Left In Berkeley?), которую написал профессор истории Калифорнийского университета Уильям Петерсен. Он замечает:

«Первое, что должен знать каждый насчет „Движения за свободу слова“, – это то, что оно не имело к настоящей свободе слова практически никакого отношения… Но если оно боролось не за свободу слова, тогда за что же? В первую очередь, как бы нелепо это ни звучало, – за власть…

Тот факт, что лишь нескольким сотням из более чем 27 000 студентов удалось добиться таких успехов, стал следствием не просто отваги и ораторских способностей. Эта маленькая группа не смогла бы вовлечь такое количество студентов в свое движение, если бы не поддержка, как выяснилось, еще из трех источников: различных лиц за пределами университета, университетской администрации и научных сотрудников.

Все, кто был свидетелем высокоэффективной, почти военной организации программы агитаторов, вполне мог поверить в то, что в противостояние в Беркли был внесен серьезный кадровый и денежный вклад… Вокруг университета будто бы из ниоткуда появилось не меньше дюжины "комитетов в поддержку" того или иного требования.

Курс, взятый университетской администрацией, вряд ли мог бы быть более на руку взбунтовавшимся студентам, даже если бы специально был нацелен на это. Устанавливать сомнительные правила, а потом защищать их с абсолютно нелогичных позиций – уже плохо; но еще хуже, что все санкции, вводимые университетом против студентов, в конце концов исчезали… Подчинение нормам развивается тогда, когда оно должным образом вознаграждается, а неподчинение наказывается. То, что приходится напоминать профессиональным деятелям образования о таких аксиомах, доказывает, насколько глубоко лежат корни кризиса в Беркли.

Но самой главной причиной того, что экстремистам удалось склонить на свою сторону такое количество последователей, – это отношение к ситуации сотрудников университета. Наверное, полнее всего их пораженческие настроения выразились в резолюции ученого совета от 8 декабря, когда сотрудники университета объявили о том, что они не только поддерживают все требования радикалов, но и готовы отстаивать их перед попечительским советом, если это будет необходимо. Принятие этой резолюции подавляющим большинством голосов – 824 против 115 – заткнуло рот всем организациям, не поддерживавшим F.S.M.

"Движение за свободу слова" напоминает коммунистические организации 30-х годов, но у них есть ряд существенных отличий. Главная черта – использование законных средств с целью манипулирования широкими массами – у них общая. Однако в данном случае ядро движения – это не дисциплинированная партия коммунистов, а объединение разнокалиберных радикальных группировок».

Профессор Петерсен перечисляет здесь различные группировки социалистического, троцкистского, коммунистического и прочего толка. А далее заключает:

«Лидеры Беркли, подобно радикалам из латиноамериканских или азиатских университетов, не становятся менее радикальными оттого, что не принадлежат ни к какой официальной политической партии, где существует определенная внутрипартийная дисциплина. Они выделяются не своей партийной принадлежностью, а своими действиями, своей лексикой, своим образом мышления. На мой взгляд, лучше всего было бы именовать их „кастровцами“. В Беркли провокационные методы применялись не против диктатуры, а против либеральной, не имеющей единого мнения и колеблющейся администрации университета, и в этом случае оказались удивительно эффективными. Каждая провокация и каждая одержанная победа вели к следующим».

Петерсен заканчивает свою статью на предостерегающей ноте:

«По моему диагнозу… пациент [университет] не только не излечился, но болен еще сильнее, чем ранее. Лихорадка на время спала, но инфекция распространяется и становится еще более живучей и опасной».

Теперь давайте рассмотрим идеологию бунтовщиков на основании того, что стало известно из репортажей в прессе. Общий тон этих репортажей лучше всего выражает заголовок в The New York Times от 15 марта 1965 года: «Новые левые студенты: Движение выявило серьезных лидеров, стремящихся к переменам».

К каким переменам? В статье, занимающей почти всю полосу, на этот вопрос не дается никакого конкретного ответа. Просто «к переменам».

Некоторые из тех активистов, «которые уподобляют свое движение "революции", хотят, чтобы их называли радикалами. Однако большинство предпочитает, чтобы их звали "организаторами"».

Кого же они организуют? «Угнетенных». С какой целью? Неясно. Они просто «организаторы».

«Очень многие недолюбливают любые ярлыки, но при этом не против, чтобы их называли циниками… Подавляющее большинство тех, кому мы задавали вопросы, сказали, что они скептически относятся к коммунизму, равно как и к любым другим формам политического контроля… "Вы можете называть нас антикоммунистами, – сказал один из них, – а также антиморалистами и антивсем, чем угодно».

Однако есть и исключения. Студентка Калифорнийского университета, одна из руководителей волнений в Беркли, якобы выразилась таким образом:

«В настоящее время социалистические страны, даже со всеми их проблемами, ближе, чем кто угодно еще, подошли к тому типу общества, который, как я думаю, должен существовать во всем мире. В Советском Союзе такое общество уже существует».

Другой студент из Нью-Йорка поддерживает это высказывание. «Советский Союз и весь социалистический блок на верном пути», – говорит он.

Ввиду того что большинство молодых активистов выступало именно за гражданские права и что калифорнийские бунтовщики тоже вначале прикрывались именно этим (попытавшись, правда, безрезультатно, объявить всех тех, кто был с ними не согласен, сторонниками «расизма»), очень любопытно читать в газете следующее:

«Среди активистов редко можно услышать разговоры о расовой интеграции. Некоторые из них считают, что все это – дело прошлое. Они заявляют, что интеграция будет почти так же плоха, как и сегрегация, если ее результатом будет возникновение всем довольного общества без расовых конфликтов, опирающегося на средний класс».

Главная тема и главная идеология активистов – это антиидеология. Они отчаянно сопротивляются любым «ярлыкам», определениям и теориям; они провозглашают первостепенную значимость конкретного момента и преданность действию – субъективно и эмоционально мотивированному действию. Их настрой пронизывает красной нитью все журналистские репортажи.

В статье в The New York Times Magazine (14 февраля 1965 года) заявлено:

«Бунтовщики из Беркли не производят впечатления политических в том смысле, какими были участники студенческих волнений тридцатых годов. Они со слишком большим недоверием относятся к любым „взрослым“ институтам, чтобы принять всем сердцем даже ту идеологию, которая провозглашает своей целью разрушение системы. Анархистские настроения прослеживаются у них так же явно, как и симпатии к марксизму. „Это некая форма политического экзистенциализма, – говорит Пол Джейкобс, исследователь из университетского Центра изучения права и общества, один из тех, кто поддержал F.S.M. – Все старые ярлыки сорваны…“

С гордостью объявляющие о своей нетерпимости сторонники F.S.M. исповедуют подход, согласно которому только абсолютная преданность какому-то делу может освободить жизнь на такой огромной "фабрике знаний", как Беркли, от пустоты и отсутствия смысла».

The Saturday Evening Post (8 мая 1965 года), обсуждая разнообразные молодежные группировки левого толка, цитирует лидера организации «Студенты за демократическое общество»:

«"Мы начинаем с отречения от старого сектантского левого фланга и его традиционных ссор и с презрения к американскому обществу, которое считаем полностью развращенным. Для нас интересны прямое действие и конкретные проблемы. Мы не проводим бесконечные часы, обсуждая сущность Советской России или то, является ли Югославия упадническим государством". [А также]: „В сидячих забастовках мы впервые увидели шанс на непосредственное участие в имеющей смысл социальной революции“.

В часы, свободные от участия в пикетах [говорится в той же самой статье], члены P. L. [ «Прогрессивных рабочих»] околачиваются в экспериментальных театрах и кофейнях на Манхэттене. Их литературные вкусы больше склоняются к Сартру, чем к Марксу».

С любопытным единодушием в обзоре журнала Newsweek (12 марта 1965 года) приводятся слова другого молодого человека: «"Эти студенты не читают Маркса, – сказал один из лидеров „Движения за студенческую свободу“ из Беркли. – Они читают Камю"».

«Если они – бунтовщики, – говорится далее в обзоре, – то это бунтовщики без идеологии, без долгосрочной революционной программы. Они заняты конкретными делами, а не философскими умозаключениями и вряд ли способны сформулировать или последовательно выступить за какую-либо систематизированную политическую теорию, неважно, правую или левую».

«Сегодняшние студенты стараются выразить себя не через мысли, а через действия», – категорично заявлено в статье, а дальше приводятся слова представителей старшего поколения, симпатизирующих студенческим активистам.