Текст книги "В сладостном бреду"

Но на одном из склонов третьей горы мерцала маленькая светящаяся точка костра.

Вэр знал, что она там будет. Она всегда находилась там. Он приходил сюда, к крепостному валу, каждый вечер и смотрел на этот огонек, бросающий ему вызов из темноты, напоминающий, что он никогда не будет в безопасности и за этими толстыми стенами.

– Добрый вечер, Ваден, – тихо поприветствовал он кого-то у далекого костра.

Он не сводил с него глаз, пока не спустилась полная тьма. Затем направился к двери, ведущей внутрь.

– Лорд Вэр. – Жасмин вышла из тени внизу лестницы, ведущей в зал. У нее вошло в привычку поджидать его возвращения оттуда. Мудрая Жасмин. Каким-то образом она чувствовала горечь отчаяния, что скребла его сердце, и всегда была готова смягчить это дикое напряжение.

– Женщину? – спросила она. – В ваши покои?

Его покои находились слишком близко к комнате гречанки, а он не расположен быть близко от нее сегодня ночью. Ее язык жалил и раздражал, а тело вызывало слишком сильное вожделение.

– Пришли ее в зал. – Он спустился по лестнице, опередив ее. – И вина, много вина.

– Я пришлю Ташу, – сказала Жасмин вслед ему. – Она всегда доставляла вам удовольствие.

Ему этого не нужно, он хотел лишь освободиться от наваждения, вызванного белокурой Tea из Димаса.

И забыть о крошечном, неумолимом огоньке, горящем на склоне третьей горы.

Tea остановилась на нижних ступенях каменной лестницы, нерешительно глядя на арку, ведущую в зал. Всего минуту назад она слышала голоса под аккомпанемент лиры, но сейчас оттуда не долетало ни звука. Близилась полночь, и он, должно быть, уже поднялся в свои покои. Скорее всего ей придется подождать до утра. Она почувствовала облегчение. Скрип кресла… Он все еще здесь.

Значит, предлога избежать еще одного столкновения нет. Что ж, возможно, это к лучшему, ей не придется ждать. Она и так слишком долго собиралась с духом, чтобы пойти на эту встречу.

Tea сделала глубокий вдох, прошла через прихожую в зал и… замерла на пороге, широко открыв глаза от изумления.

Вэр с бокалом в руке лениво растянулся в большом кресле с высокой спинкой возле огромного очага.

Он был совершенно голый.

Увидев Tea, он поднял бокал в знак приветствия.

– Добрый вечер, Tea из Димаса. – Его слова звучали несколько невнятной – Как мило с вашей стороны присоединиться к нам.

Голый и совершенно пьяный.

– Прогоните ее прочь.

Взгляд девушки скользнул к очагу. Кресло стояло на коврике из овечьих шкур, расстеленном на полу перед очагом, но она разглядела пару женских обнаженных ног.

– Нет, Таша, ты не можешь быть так негостеприимна. Ведь это частично и ее заслуга, что ты оказалась здесь сегодня ночью. – Он махнул рукой. – Иди сюда и возьми бокал с вином. Таша поиграет для тебя на лире. – Он улыбнулся лежащей на полу женщине. – Но это не единственное ее достоинство.

– Я не стану для нее играть. Пусть уходит.

Он нахмурился.

– Ты грубишь. Мне это неприятно.

– Я не собираюсь ее слушать, – поспешно сказала Tea. Она все еще мялась у двери. Было совершенно ясно, что происходило в этой комнате. В воздухе висел тяжелый запах воскурений, вина и мускуса. И все же она не может уйти, не объяснив причину своего появления.

– Я пришла поговорить с вами.

– Не уверен, что сейчас это получится, довольно затруднительно. А ты уверена, что не предпочитаешь другой способ общения.

– Нет! – Таша вскочила на ноги. Она, конечно, тоже была нагая и очень красивая. На вид лет двадцать пять, кожа золотистая, длинные темные волосы, рассыпавшииеся по соблазнительной груди. – Отправьте ее прочь, мой господин.

– Ты начинаешь раздражать меня, Таша. – Вэр помахал слегка нетвердой рукой. – Если не можешь быть вежливой, убирайся отсюда к себе.

– Но, мой господин… – Не договорив, она яростно взглянула на Tea и стремительно вышла из комнаты.

– Вам не следовало отсылать ее. – Tea облизала пересохшие губы. – Я пришла сюда не ради вашего удовольствия.

– Нет? Жаль. – Он поднес бокал к губам. – Не важно. Я все равно не уверен, что в состоянии двигаться. Сегодня ночью я достаточно потакал своим желаниям, к тому же немного пьян.

– Больше, чем немного.

– Иногда это успокаивает меня. – Он сделал большой глоток. – Иногда нет. А иногда я нуждаюсь, – он взглянул вслед ушедшей Таши, – в других способах.

Внезапно она почувствовала приступ гнева.

– Женщины не должны использоваться для таких целей. Это грубо и…

– Разве она выглядела недовольной?

– Если она не знает иной жизни, кроме как лежать и расставлять для вас ноги, это еще не значит, что вы должны употреблять ее.

Он откинул голову и расхохотался.

– У тебя язык, как осиное жало. Твое счастье, что я пьян. Вино смягчает меня.

Услышав его последние слова, она поняла, что сделала правильно, придя сюда. Если вино смягчает и сглаживает его жесткий характер, тогда, возможно, она добьется от него обещания, которое он вряд ли дал бы ей, будучи трезв.

– Вы не слишком пьяны, чтобы выслушать меня и понять?

Он перевел взгляд на окно.

– Я никогда не бываю слишком пьян.

– Тогда я останусь и поговорю с вами.

Она подошла к стулу возле очага и села.

– Как вы добры.

Она старалась отвести взгляд от его обнаженного тела.

– Не будет ли вам более удобно разговаривать, если вы оденетесь?

– Нет. – Он отпил еще вина. – Почему ты не спишь? Кадар будет расстроен, ты теряешь силы.

– Я не могла спать, мне надо было вас увидеть.

– И в то же время ты утверждаешь, что не хочешь провести со мной ночь.

Она постаралась подавить раздражение.

– Женщины существуют не только для этого.

Он вновь откинулся на спинку кресла и посмотрел на нее из-под полуопущенных век.

– Не все, согласен. Но ты как раз очень подходишь. – Нахмурившись, он взглянул на ее косу, перекинутую через плечо. – Мне не нравится, что твои волосы связаны. Я хочу, чтобы ты распустила их, как днем.

Она вспыхнула, вспомнив всю эту сцену наверху.

– Я всегда ношу волосы именно так.

– Распусти их.

– Они останутся так, как мне нравится.

– Если ты хочешь, чтобы я выслушал тебя, расплети косу.

Она стиснула зубы в раздражении. В конце концов, это требование вызвано скорее плохим настроением, чем деспотизмом. Он вел себя, словно маленький мальчик, которому отказано в невинном удовольствии. Она расплела косу и встряхнула головой, волосы свободно расплескались, по плечам.

Он одобрительно кивнул.

– Очень хорошо. – Он перевел взгляд на ее белое платье, и она сжалась от тревоги.

Но он только заметил:

– Ужасно. Ты в нем утонула.

Понятно, что именно этого и хотела Жасмин, но платье ее вполне устраивало, и она не возражала.

– Оно чистое и опрятное.

– Ты бы выглядела лучше без…

– Я пришла просить об одолжении, – быстро сказала она, пытаясь увести его с того опасного направления, которое принял их разговор.

– Я их не оказываю. Попроси Кадара.

– Я обращаюсь к вам. У меня нет выбора. Это надо сделать немедленно, иначе…

– У меня кончилось вино. – Он встал и подошел к столу, на котором стоял кувшин. – Продолжай, я слушаю. Я говорил тебе, что у тебя очень приятный голос? Как мед…

Она не могла отвести от него взгляда. Странно, как такой огромный мужчина мог двигаться так грациозно, подобно большому дикому зверю. Если он и животное, то великолепное. С гривой буйных волос, рассыпанных по плечам, со следами шрамов, он напоминал ей льва. У него были мощные бедра и икры, мускулистый живот и гладкие ягодицы. Треугольник черных волос покрывал широкую мощную грудь.

Он взглянул на нее, наливая себе вино в бокал.

– Ну, так говорил или нет?

Понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, о чем он спрашивает ее. Что-то о голосе.

– Нет, вы сравнили меня с осой.

– Что ж, как знать, насколько это больно – быть укушенным осой? Быть может, это – сладость меда и смертельная мука. – Он поставил на место кувшин и повернулся к ней. – Как ты думаешь?

– Думаю, мне не захочется быть укушенной только для того, чтобы узнать, каково это.

Он вернулся на свое место и сел.

– Так же, как и мне. Временами, когда до смерти устаю, я думаю, что неплохо бы отдохнуть в вечном покое. – Внезапно бесшабашная улыбка сверкнула на его лице. – Но так как я сомневаюсь, что возможен отдых в преисподней, то меня туда можно загнать только силой.

Она уставилась на него в полном изумлении.

– Разве вы не уверены, что попадете на небеса? Вы солдат, а папа обещал всем крестоносцам отпущение всех грехов и Божью милость.

– А за это они вырежут всех сарацин и отправят награбленную добычу в Рим. – Он отпил вино из бокала. – Знаете ли, я даже не могу вспомнить, сколько людей я загубил за свою жизнь. Однажды, когда я был пьян, я попытался всех пересчитать, но их оказалось слишком много. Мне почему-то кажется, что Бог не столь всепрощающ, как папа. – Он повел плечами, словно сбрасывая тяжелую ношу, и быстро допил вино. – Поэтому я должен радоваться, пока еще живу на этой земле.

Почему ей стало грустно за него? Он был грубияном и варваром, который заботился только о своих собственных нуждах. Усталость и печаль, которые она увидела, были, возможно, результатом выпитого им вина. И все же она заговорила с ним мягче:

– Я уверена, вы ошибаетесь. Бог всех простит.

Он резко раскрыл глаза.

– И он простит Хассана за убийство вашего отца?

Она напряглась и не ответила.

– Кадар думает, что ты лжешь. Так, Tea из Димаса?

Она мгновение помедлила, затем сказала:

– Да.

Он пожал плечами.

– Это не имеет значения. Все лгут. Конрад поцелует меня завтра как брата, а на следующий день пронзит мне сердце кинжалом. Поцелуй Иуды.

– Я никогда не лгу. – Она поправилась: – Только если не остается выбора. А что Кадар?

– Кадар не лжет. – Он потер виски. – У меня начинает болеть голова. Обычно это бывает лишь на следующий день. Если ты собираешься о чем-то просить, то лучше сделай это сейчас. У меня резко портится характер, когда я страдаю.

Его характер и так был достаточно скверным.

– Но какой смысл просить? Ведь вы сказали, что не станете ничего делать.

– Проклятие! – Он гневно взглянул на нее. – Проси!

– Моим червям нужны листья, – выпалила она.

Он уставился на нее в полном изумлении, затем откинул голову и расхохотался.

– Листья?

– Совсем не смешно. С собой я взяла еще целый сверток, но мне пришлось бросить его, когда я бежала от бандитов. Я полагала, что у меня еще есть достаточно листьев в корзине, но там осталось всего несколько и… Перестаньте смеяться.

– Я не могу. – Он потряс головой, его губы все еще растягивал едва сдерживаемый смех. – Отпусти несчастных созданий и позволь им искать свои собственные листья.

– Я не могу освободить их. Они мне нужны. – Она прошла вперед, сжав руки. – Это шелковичные черви. Когда я приеду в Дамаск, я использую их, чтобы делать шелк для моих вышивок. Возможно, я даже смогу часть продать.

– Шелк… Так вот что ты делала в Константинополе?

Она кивнула.

– Великолепный шелк. Я вышивальщица одного из лучших шелковых домов в городе. И я также помогала выращивать шелк. – Она помолчала. – Я прошу об одолжении, но я в состоянии заплатить. Когда у меня будет свой собственный Дом шелка, я смогу сделать все, что вы захотите. У меня талант, а мои работы всегда охотно раскупались.

– Что ты хочешь?

– Завтра мне надо добраться до дальних холмов и поискать деревья шелковицы.

– Шелковицы? А никакие другие не подходят?

– Нет. Это то, что они обычно едят. – Раз он слушает, есть надежда убедить его. – Я говорила с торговцем, и он сказал, что они растут на всем протяжении от Китая до этих мест. В Константинополе мы использовали листья черной шелковицы, но здесь должна быть белая, что даже лучше.

– Само дерево белое?

– Нет, только плоды, но после того как дерево отцветет.

– А что если оно не цветет? – спросил он сухо.

– У него листья зубчатой формы. Я узнаю его. – Она перевела дыхание. – Вы позволите мне?

Он опустил голову и закрыл глаза.

– Нет.

– Но вы должны разрешить, – сказала она с отчаянием. – Мне очень нужны эти листья. Вы сразу же избавитесь от меня, как только у меня будет достаточно корма для червей, чтобы они не сдохли, пока я доберусь до Дамаска.

– Иди спать.

– Селин так рисковала, чтобы достать мне эту корзину… Я не допущу, чтобы они погибли, – сказала она неуверенно. – Вам не надо ехать со мной. Дайте мне лошадь, и я съезжу сама.

– Нет. – Он открыл глаза. – Иди к себе.

– Я не уйду, пока вы не пообещаете мне, что у меня будут листья.

Он потряс головой.

– Я пообещаю, если ты прекратишь стучать по моей бедной голове своими пронзительными словами.

– Завтра?

– Завтра. Убирайся.

Она вскочила и бросилась к арочному выходу из зала. Она сделала все, что могла, но, быть может, он слишком пьян, чтобы завтра вспомнить о своем обещании, или рассудить, что слово, данное женщине, ни к чему его не обязывает.

– И скажи Таше, чтобы она вернулась ко мне.

Она остановилась в дверях.

– Но я не знаю, где она. Вы ведь отослали ее в свою комнату.

– Сомневаюсь, чтобы она ушла. Таша очень настойчива.

– Вы выпили слишком много вина. Она не нужна вам. Позвольте бедняжке остаться в своей постели.

– Я здесь. – Женщина прошла мимо Tea и подбежала к Вэру. – Я знаю, вы ведь больше не сердитесь на меня? – Она опустилась на колени между его бедер. – Простите меня. Я сделаю все, чтобы вы забыли мою провинность. – Она прижалась ртом к его восставшему фаллосу и принялась ласкать его своим языком и руками. И он отреагировал. Нагло. Его руки сжали подлокотники кресла, и он встретил ее взгляд поверх головы женщины. Его лицо покраснело, и капли пота выступили на высоком лбу, полные губы чувственно улыбались.

– Останься, – прохрипел он. – Посмотри. Я хочу, чтобы ты была здесь.

Ее щеки вспыхнули огнем. Благовония, и мускус, и запах горящего дерева проникли в ее ноздри. Комната наполнилась трепетом сладострастных вздохов, звуков, запахов. Она едва могла вздохнуть.

Он поймал ее взгляд.

– Останься, – тихо повторил он.

Она повернулась и выбежала из зала. Быстрее – вверх по лестнице. Бешено колотилось сердце, она вся дрожала. Возможно, он прав… он действительно принадлежит Люциферу. Святые небеса! Она никогда себя так прежде не чувствовала. Она и в самом деле хотела остаться с ними, где все пропитано грехом и чувственностью.

Но она хотела не просто смотреть…

– Где эта чертова корзина?

Tea мгновенно открыла глаза и увидела Вэра, стоящего над ее кроватью.

– Что? – Она судорожно натянула покрывало на грудь и села, сжавшись на постели.

– Что вы здесь делаете?

– Корзина.

– Она моя, – воскликнула она. – Вы не можете взять ее.

– Мне не нужна эта проклятая корзина. Мне нужен лист. Я должен взять с собой лист, иначе я не смогу найти дерева.

Она в изумлении глядела на него.

– Вы собираетесь искать для меня дерево?

– Кажется, я ясно сказал, разве нет? – Он зевнул.

– Прямо сейчас?

– Мне не до твоих вопросов. Голова раскалывается, желудок скрутило, а латы тяжелые, как подъемный мост в этом замке. Скажи мне, где эта чертова корзина.

– У окна. – Она поспешила подняться, тщательно обмотав вокруг себя покрывало, и прошла по комнате. – Но вам не нужен лист, я поеду тоже.

– Открывай корзину.

Tea развязала узлы на крышке и откинула ее.

– Там осталось не так много листьев.

Он брезгливо взглянул на копошащуюся серую массу.

– Боже, они выглядят так же, как чувствует себя мой желудок. – Дай мне лист.

Она извлекла половинку листа.

– Вот кусок, правда, не очень большой. – Она углядела червяка, прицепившегося к нему, и, осторожно сняв, стряхнула в корзину. – Но вам это не нужно. Я помогу вам найти дерево.

Он брезгливо взял лист двумя пальцами и, резко развернувшись, направился к двери.

– Ты останешься здесь. – Дверь за ним захлопнулась.

Tea поспешно скинула покрывало и натянула платье, затем подхватила сандалии. Она не стала надевать их, а просто взяла в руку и выбежала из комнаты. Камни лестницы, двора холодили босые ноги. Молодой солдат держал лошадь под уздцы, пока Вэр садился на нее.

– Я пойду с вами. – Она прыгала на одной ноге, надевая сандалии. – Вы поступаете неразумно. Без меня это может занять у вас много времени.

Он не отвечал.

– Что, если вы вернетесь не с теми листьями?

– Тогда пойду снова и найду те, что нужны.

– А я помогу ему. – Кадар выехал из конюшни и направлялся к ним через двор. – Но сомневаюсь, есть ли в этом необходимость, хотя мои глаза так же зорки, как и у моих соколов. Я разгляжу самый маленький листик с расстояния в милю.

– Ты также останешься, – сказал Вэр.

Кадар покачал головой.

– Я тебе нужен.

– Мне никто не нужен. Я еду один.

Кадар зевнул.

– Слишком рано, чтобы спорить. Возьми отряд, и я позволю тебе ехать без меня.

Взгляд Вэра не отрывался от гор.

– Я не стану рисковать людьми, раз не могу предложить им добычи.

Риск? Tea растерянно уставилась на обоих мужчин.

– Тогда я вынужден быть с тобой, – настаивал Кадар. – Я должен защищать то, что мне принадлежит.

– Я не принадлежу тебе.

Кадар послал лошадь вперед.

– Надеюсь, у тебя еда в том пакете? Мы же не можем, как черви, питаться листьями.

– Ты не едешь.

Кадар улыбнулся Tea.

– Доверьтесь нам. Мы побеспокоимся, чтобы ваши черви не умерли с голоду.

– Это не состязание сильных натур, – холодно сказал Вэр. – Если ты попытаешься проехать через ворота, я выбью тебя из седла без всякого сожаления.

– Вэр, я… – Кадар замолк, встретив взгляд Вэра. Он вздохнул. – Как это сложно – владеть таким человеком, как ты. Ты будешь осторожен?

Вэр кивнул и направил лошадь к воротам.

На нем были доспехи. Tea насторожилась. Зачем кольчуга?

– Разве это опасно? Ведь он просто едет в горы.

Кадар хмуро смотрел вслед Вэру, пока тот не миновал ворот замка.

– Еще очень рано, – пробормотал он. – Возможно, опасность его минует.

– Там что, бандиты?

Кадар покачал головой.

– Нет.

Когда Вэр скрылся из виду, Кадар повернулся к ней.

– Не огорчайтесь, это не ваша вина. Вы ведь не знали.

Она до сих пор ничего не знает, подумала Tea раздраженно. Все это лишено смысла.

– Я всего лишь попросила его достать мне немного листьев шелковицы, а вы ведете себя так, словно он направился завоевывать город.

Кадар улыбнулся.

– Тогда ему пришлось бы собрать армию. Но чтобы завоевать дерево шелковицы, он, как человек чести, не мог никого взять с собой. Он утверждает, что у него нет чести, но вы ведь понимаете, что это неправда.

– Я ничего об этом не знаю. Ясно одно, что вы поднимаете слишком много шума из-за какой-то ерунды.

– Возможно, вы правы. – Он взял ее за локоть. – Но как бы то ни было, мы ничем не можем помочь ему теперь. Нам остается только ждать. Не желаете ли взглянуть на моих соколов?

– Вы занимаетесь соколами? – Она позволила ему увлечь себя к входу в замок? – Для охоты?

– Частично для охоты. А еще просто потому, что нравится любоваться их полетом. Нет ничего величественнее и прекраснее на земле, чем сокол, парящий в небе. – Он остановился у входа в замок. – Но прежде всего вам следует разговеться, пост вам ни к чему, вы еще очень слабы.

– Сегодня я чувствую себя намного сильнее, просто я немного устала.

– Усталость ведет к болезни. Поберегите свои силы. Они понадобятся вам для того, чтобы выращивать своих червей. Вы на самом деле замечательная вышивальщица?

– Самая лучшая в Константинополе. – Он прыснул со смеху. Она посмотрела на него с удивлением. – Но это действительно так.

– Я и не сомневаюсь. Меня просто восхищает ваша очаровательная, неподражаемая скромность. Нет, правда, я нахожу самоуверенность достойной восхищения. Это как изысканный блеск драгоценности.

– Лорд Вэр рассказал вам о нашем разговоре? Я не совсем уверена, помнит ли он что-нибудь из того, что я говорила ему прошлой ночью.

– Он помнит все. – Его улыбка погасла. – Иногда это очень мучительно.

– Да. – У нее самой в душе немало такого, что она предпочла бы забыть.

– Я так и думал, что вы поймете. – Кадар провел ее в большой зал. – А теперь давайте с вами поедим, чтобы вы смогли от всего сердца восхититься моими великолепными птицами.

3

– Это Альенора. – Он достал сокола из клетки. – Ну разве она не красавица? Я назвал ее в честь Альеноры Аквитанской.

Птица и в самом деле была великолепная, стройная, с крепким загнутым клювом.

– Почему?

– Потому что она коварная, неистовая. Она любит свободу и яростно сопротивлялась пленению. У меня ушел почти год на то, чтобы приручить и натренировать ее. – Он усмехнулся. – Впрочем, я справился с этим гораздо лучше, чем король Генрих II, который так и не смог покорить и приручить свою Альенору, а потому он на долгие годы заточил ее в темницу.

– Это ваш отец рассказал вам о королеве?

– Мой отец оставил моей матери свое семя и больше никогда не возвращался к ней. Мать говорила, что он погиб славной смертью в великой битве с ее народом. – Он улыбнулся, глядя в соколиные глаза-бусинки. – Жаль, что он так никогда и не узнал о своем самом знаменитом деянии – о том, что причастен к моему появлению на свет.

Tea с удивлением отметила, что в его тоне не слышалось ни возмущения, ни горечи.

– И вы простили его?

– Мальчишкой я ненавидел его. Моя мать умерла, когда мне исполнилось пять лет, и мою жизнь на улицах Дамаска не назовешь легкой. Я был воришкой и старался избегать как соплеменников своей матери, так и отца. – Он посадил Альенору в ее клетку и открыл следующую. – Но я сумел подняться над этим.

– Как?

– Я учился. Я стал воровать науку, как раньше – фрукты на базаре. Я брал уроки у франков, и я учился у народа моей матери. – Он взял в руку другого сокола. – К своему ужасу, я обнаружил, что и те и другие правы… и одновременно не правы во многом. Как можно ненавидеть, если не существует такой правды, которую нельзя было бы подвергнуть сомнению или оспорить? – Он протянул ей вторую птицу. – Это Генрих. Он не такой неистовый, как Альенора, и у него нет ее целеустремленности. Она никогда не отступится, если преследует добычу. Я вообще обнаружил, что самочка часто бывает более решительной и настойчивой, когда полностью расправляет крылья. – Он встретил ее пристальный взгляд. – Разве вы сами этого не замечали?

Его последние слова относились уже не к птицам. Она ответила:

– Но вначале она должна расправить крылья. – И затем добавила: – А кроме того, всегда находится кто-то, кто хотел бы посадить ее в клетку и использовать в своих целях. Даже вы, Кадар.

Он кивнул.

– Да, такова природа мужчины. – Он посадил сокола в клетку. – Но когда их задача выполнена, я отпускаю их на свободу.

– А их задача – это охота?

– В действительности, перехват. – Он тщательно запер клетки. – Саладин и некоторые французские предводители используют почтовых голубей, передавая через них приказы своим отрядам. И мы решили посылать соколов, чтобы быть уверенными, что голуби никогда не долетят по назначению.

Кадар говорил очень спокойно и рассудительно, а у девушки прошел мороз по коже. Перед ее глазами вспыхнула яркая картина: неистовая Альенора яростно бьет несчастного голубя в небе.

– Жизнь – это всегда битва. Тут ничего не поделаешь. Остается лишь выбрать сторону, на которой будешь сражаться, – сказал Кадар, прочитав ее мысли. – Долетит голубь до цели, погибнут одни люди, остановит сокол голубя – погибнут другие.

Его голос был ровен. И все же она как бы внезапно открыла другую, суровую, темную, половину души Кадара.

– И вы выбрали сторону лорда Вэра?

– В настоящее время. – Он усмехнулся. – Мое несчастье в том, что я спас ему жизнь. Теперь я просто не смогу перенести его гибели.

– Как это случилось?

– Я нашел его раненного, умирающего. Он бежал к Старцу с гор за помощью.

– Старцу?

– Шейх Рашид эд-Дин Синан. Король ассасинов. Это было верное решение Вэра. Никто не отважится вторгнуться во владения Синана без приглашения.

– А что же, в таком случае, делали там вы?

– Учился. – Он улыбнулся. – Необходимо знать жизнь во всех ее проявлениях. Но временами встречается такое, о чем лучше не думать. Можно умело ходить по темным тропам, но не следует заходить по ним слишком далеко. Я тогда чуть не потерял себя и уже был готов бросить все и возвращаться в Дамаск, когда нашел Вэра на горной тропинке. Я выходил его и забрал в крепость Синана.

– От кого же он бежал?

Кадар помедлил с ответом, затем пожал плечами.

– Я не открою никакого секрета, которого не знал бы любой в этих краях, если скажу вам, что он бежал от рыцарей-тамплиеров. Вы что-нибудь знаете о них?

– То же, что и все, что это духовный рыцарский Орден. Его солдаты лучшие в христианском мире и самые богатые, могущественные. Они предлагают свои мечи и купцам, и королям за хорошие деньги. Николас однажды нанимал их для защиты каравана, который он посылал в Каир. – Она замолчала, пытаясь вспомнить что-нибудь еще о них. – Добрая часть их добычи идет папе, но немало золота оседает и в их собственных сокровищницах. И они приняли монашеские обеты.

– О да, и теперь вы, конечно, понимаете, почему папа так тепло относится к этому Ордену. – Он нежно пригладил перья сокола согнутыми пальцами. – И дает им такую власть, что они наводят больше страха, чем Саладин.

– За что они преследовали лорда Вэра?

– К сожалению, они не любят блудных сыновей. Они предпочли бы стереть его с лица земли.

Она покачала головой.

– Я ничего не поняла.

– Вэр был одним из рыцарей-тамплиеров, быть может, самым храбрым воином в Ордене. Когда его изгнали оттуда, то сам Великий Магистр отдал приказ уничтожить его.

Она уставилась на него в полном изумлении.

– Он был монахом?

Кадар прыснул со смеху.

– Да, я тоже поначалу считал это совершенно невероятным, пока хорошо не узнал его. Его характер так сложен и противоречив, что вы и представить не можете.

Перед ее внутренним взором немедленно возник облик Вэра в полутемном зале, освещенном только огнем очага, с голой Ташей возле его ног, ласкающей его фаллос своим ртом.

– Он – монах? – повторила она.

– Я порой говорю, что битва может так же волновать, как и женщина, а рыцари-тамплиеры – это особое племя.

– Почему они изгнали его?

Улыбка Кадара погасла.

– Вам лучше поинтересоваться у него.

– Я не собираюсь его ни о чем спрашивать. – В каждой линии тела, в каждой черточке лица воина Вэра из Дандрагона сквозила чувственность. Он не смог бы вынести долгого воздержания. – Он не монах.

– Сейчас нет. – Кадар чуть наклонил голову. – Я рассказал вам, от какой опасности бежал Вэр. А от чего спасаетесь вы, Tea из Димаса?

Она внутренне сжалась от этой внезапной атаки. Ее так поглотило разгадывание сложной личности Кадара и попытки постичь невероятную, не укладывающуюся в голове правду, которую он сообщил ей о лорде Вэре, что ее застиг врасплох неожиданный вопрос.

– Я направляюсь в Дамаск, чтобы открыть собственный Дом шелка и заниматься вышивкой.

– Похвальные намерения. Но эта страна не место для одинокой женщины. Вам будет очень тяжело.

– В любой стране одинокой женщине приходится не сладко. Но со мной мое мастерство, которое очень ценится здесь. Я смогу найти для себя место, пока не заработаю достаточно денег, чтобы открыть свое дело. Дамаск давно славится своими вышивальщицами, и их работы действительно великолепны.

– Но не так хороши, как ваши?

Она согласилась.

– У них не хватает фантазии. В настоящем искусстве замысел так же важен, как и исполнение. Вышивальщицы Дамаска выполняют те же рисунки, что век назад.

– Как давно вы занимаетесь этим ремеслом?

– С тех пор как себя помню. Меня совсем маленькой девочкой посадили вязать коврики. Но моя мать убедила его, что мне лучше быть вышивальщицей.

– Его?

Каждый ее ответ скрывал в себе новую ловушку. Единственный способ избежать этого – совсем не отвечать. Она отвернулась от клеток и подошла к окну. Вдали виднелись горы. Она перевела взгляд на двор замка. Его земли представляли собой не только камни и укрепления, как она вначале думала. На севере простиралась зеленая, покрытая травой и деревьями земля, заканчивающаяся крутым обрывом.

– Из этой башни далеко видно. – Ее взгляд вернулся к горам. – Что это за дома вдали?

– Это деревня Джеда. Все слуги и солдаты для Дандрагона оттуда. Ее отдали Вэру в качестве платы за службу французскому дворянину, который нашел, что на его вкус эта земля небезопасна. Возвращаясь во Францию, он увел с собой всех своих людей, и Вэру пришлось набирать офицеров и солдат среди мусульман. – Кадар покачал головой. – У лордов, нанимавших Вэра, лишь одно оправдание: в борьбе с Сатаной все средства хороши. Но многие страшатся раздражать рыцарей-тамплиеров переходом в лагерь отступника. Это очень опасно – присоединяться к врагам Храма и поддерживать их.

– И все же вы это делаете.

– Я уже говорил вам, у меня нет выбора. Он принадлежит мне. Кроме того, жизнь с Вэром среди теней научила меня не меньшему, чем наука Старца с гор.

Тени. Но день стоял ясный и солнечный, странно даже думать о какой-то угрозе.

– Он должен вернуться до темноты.

– Да. Если Бог того пожелает. – Кадар присоединился к ней у окна. – Если же нет, я поеду искать его.

Снова намек на опасность. Она совершенно не понимала этих людей. Кадар, которого она сразу восприняла как доброго и мягкого, обучался у убийц. Лорд Вэр, которого она успела узнать, как грубого и безжалостного, готов рисковать, чтобы найти для нее листья шелковицы. Все казалось непонятным и необъяснимым в этой новой жизни, в которую волей судьбы она вовлечена так неожиданно.

И все же лучше это непонятное состояние, чем удушающий порядок дома Николаса. Четкость и организованность, которым подчинялась вся жизнь там, были просто необходимы, чтобы производить изумительные вышивки, но это не оправдывало царящих там тюремных порядков. Здесь, в Дандрагоне, она более свободна, и как только она уйдет отсюда, хаос и неопределенность полностью исчезнут из ее жизни. Ей просто надо немного потерпеть.

– Знайте, вы можете не опасаться нас, – тихо сказал Кадар. – Нам известно, что это такое, когда за тобой охотятся.

Она не решалась никому доверять. Она не имела на это права, ведь Селин тоже рисковала.

Не услышав ответа, Кадар отвернулся от окна.

– Это будет длинный день. Не желаете ли сыграть партию в шахматы?

– Я не умею.

– Вы предпочитаете другие игры?

Она покачала головой.

– Я ни во что не умею играть.

– Но игры – это очень важно. Они забирают голову и освобождают сердце.

– Мне они не нужны. У меня есть моя работа.

Он взял ее за локоть и подвел к двери.

– Мне кажется, вам они нужны даже больше, чем другим людям. Идемте, я научу вас играть в шахматы.

Только после полудня Вэр нашел небольшую рощицу шелковицы. Он изнывал от жары, голова страшно болела, и настроение, конечно, соответствующее.

Он срубил огромную ветку дерева одним ударом меча и проследил глазами за ее падением. Затем спешился и принялся обдирать листья и набивать ими корзину.

Матерь Божья, он чувствовал себя девицей, собирающей цветочки в майский день. Разве это работа для рыцаря!