Текст книги "Замок на песке. Колокол"

Глава 11

Было пятнадцать минут десятого. Идя от Эвви, Мор завернул в магазинчик и купил бутылку белого вина и бутылку бренди. Он тщательно прибрал в гостиной, поставил бутылки и бокалы на поднос. Прибавил к ним еще тарелочку с печеньем. И устроившись возле окна, выходящего на дорогу, стал ждать. Еще в обед небо начало хмуриться и к вечеру целиком затянулось плотными черными тучами. Раскаленный воздух дрожал. Вот-вот должна была грянуть гроза. А пока ее предвестники, зной и тягостное безмолвие, будто навсегда завладели миром. Свет померк, и непривычно ранняя тьма угрожающе расползалась вокруг. «Как перед концом света», – сказала проходившая по дороге женщина. И ее голос эхом отразился в плотном, сгустившемся воздухе.

А Мор сидел у окна и не мог побороть дрожь. Он не решался включить свет. Он не чувствовал никакой радости, никакого воодушевления от того, что совершил. Да он и не знал в точности, что именно он совершил. Он раскаивался, что произнес те слова. И ничего не было бы, если бы не то выражение ее лица. Впрочем, неясно даже, что же означало это выражение. Зато, несомненно, он сделал еще один шаг по дороге, ведущей в тупик. Теперь им обоим еще труднее будет рассеять ту двусмысленность, которая уже начала формироваться между ними. Действительно ли что-то возникло? А может, лишь показалось? Лучше поверить, что лишь показалось. И в какие-то моменты ему удавалось верить.

Сначала он успокаивал себя мыслью, что, может, она еще и не придет. Она, должно быть, поняла, что те слова он произнес сгоряча и теперь сожалеет о них, а значит, надо сделать вид, что ничего и не было сказано. В конце концов, он ведь молчал пять дней, и она наверняка это учла. Он до боли отчетливо увидел себя со стороны – мужчина средних лет, обманывающий свою жену, неловкий, жалкий, нелепый. Ну, конечно же, она не придет. Время шло, и, не ожидая радости от ее прихода, он в то же время страшно боялся, что она не придет. И раз сто успел взглянуть на часы. Было уже двадцать минут десятого. За окном почти совсем стемнело.

И вдруг послышались шаги. Кто-то прошел по дорожке. Она! Подошла к крыльцу, а он и не заметил. Сквозь темное окно он напряженно следил за ней. Она поднялась на ступеньку. Порылась в кармане плаща. Вытащила конверт, опустила в щель почтового ящика, повернулась и быстро пошла прочь.

Не медля ни секунды, он выбежал из комнаты, распахнул входную дверь и в три прыжка пересек дорожку. Увидел маленькую фигурку впереди на дороге. Поспешил следом. Боль в душе мгновенно переплавилась в яростный восторг. Он настиг ее, когда она уже готова была исчезнуть за поворотом дороги, и схватил за руку. Будто вора. Молча потащил назад к дому. Она не сопротивлялась. Они пробежали по дороге. Он крепко держал ее за руку. Накрапывал дождь. Они влетели в дом, словно пара птиц. Он затворил дверь.

В темноте коридора он повернулся к ней. Оба едва дышали.

– Рейн, – выдохнул он. – Рейн. – Ему нравилось произносить ее имя. Он поднял с пола письмо. – Тут написано, что вы не придете?

– Да. – Она прислонилась к стене.

– Но почему? – спросил едва слышно. Тревога вдруг отпустила его. – Снимите плащ.

Она сняла плащ и повесила на крючок. Она по-прежнему стояла у стены. Он приблизился и подхватил ее на руки. Она была совсем легонькая. Он понес ее в гостиную, затворил дверь ногой и осторожно положил на диван. Потом задернул занавески и зажег одну из ламп.

– Можно прочесть письмо? – спросил он.

– Да. – Она не глядела на него.

Мор открыл конверт и прочел:

«Простите. Мне не надо было приглашать вас на обед и отвечать положительно на ваше предложение. Больше ничего не надо говорить. Сожалею о своем легкомыслии».

Он сунул письмо в конверт. Задумчиво вытащил из кармана сигареты, предложил одну ей, другую взял себе. Неизвестно почему, но сейчас он чувствовал себя удивительно свободно. Да, кашу он заварил ужаснейшую. Да, ошибся и потянул за собой другого человека. Да, предстоит искать выход. Но сейчас, в эту минуту, вокруг возник оазис покоя. Он догнал ее, привел назад, она лежит перед ним, не торопится уходить, да он и не отпустил бы ее. Глубоко внутри он ощутил такую же радость, какую испытал в тот первый день, когда погладил живое теплое дерево станционной калитки. Он любил ее.

Он повернулся и взглянул на Рейн. Она глядела на него. Он знал, что сейчас на его лице отражается торжество. И не хотел прятать от нее это торжество. Она покачала головой:

– Мор, это ошибка.

– Ты хотела прийти?

– Конечно, я хотела прийти. Очень, очень хотела прийти. Но не надо было приходить. Если бы я не хотела, если бы я раньше поняла, чем все обернется, я бы не рискнула принести письмо… я бы попросту не пришла. Но меня мучила мысль, что ты ждешь и ждешь.

– Так ты хотела прийти! – Он не мог в это поверить. – Белого или лучше бренди, что будешь пить? – В эту минуту ему хотелось только одного – чуть-чуть беспечности.

– Бренди. – Она села и рукой нервно взъерошила свои черные волосы. Дождь теперь лил вовсю. Капли все громче, все тревожней стучали по крыше. Блеснула молния, и следом оглушительно прогремел гром. Они не пошевельнулись, лишь глядели друг на друга.

– Я, пожалуй, тоже выпью бренди, – сказал Мор. – Это все как-то так неожиданно. – В комнате становилось все холоднее. Дождь барабанил все громче. Мор включил электрокамин.

Подошел к дивану и встал на колени.

– Милая, дорогая. – Он смотрел на нее так изумленно, словно не верил, что это действительно она. – До сих пор не могу поверить, что тебе захотелось прийти. Удивительно. Ты захотела видеть меня. – Он коснулся ее волос.

Рейн забрала бокал из его руки и поставила на пол. Обняла за шею и начала притягивать к себе, пока его голова не легла к ней на грудь. Она прижимала его, гладила по волосам. Мор лежал неподвижно. Глубокий покой и радость были с ним. Он мог бы сейчас умереть. Долгое время они лежали так. То и дело прокатывался гром, дождь не ослабевал.

Наконец Мор поднял голову и начал целовать ее. Она возвращала ему поцелуи с той же страстью, обвивая его шею, притягивая его голову к себе. Насытившись поцелуями, они легли рядом, лицом друг к другу.

– Когда ты это почувствовал? – спросила Рейн. Мор задумался.

– Мне кажется, с самого начала, как только ты взяла меня за руку, там, на ступеньках сада. Помнишь? В тот первый вечер, когда мы встретились. Меня невероятно тронуло, что ты взяла меня за руку. Но я не осознавал своего чувства вплоть до того дня, когда отыскал тебя в лесу. О, Рейн. Как же я тебя искал в тот день!

Она погладила его лицо, в ее глазах сияла нежность.

– В тот день случилось чудо. Ты пришел и освободил меня от заклятья.

– А когда ты впервые… – он не мог найти слова, – …обратила на меня внимание?

– Мор, дорогой – засмеялась Рейн. – Наверное, это произошло, когда я рисовала тебя в доме Демойта, вот тогда, наверное, мне пришло в голову, что, возможно, я… влюбилась в тебя.

Потрясенный этими словами, Мор неотрывно глядел на нее.

– Непостижимо!

– Вот почему я тогда так рано ушла спать. – Рейн снова рассмеялась, но в ее глубоком счастливом смехе слышался отзвук слез. – И вот почему я не показала тебе набросок. Подумала, ты лишь взглянешь и тут же догадаешься, что я влюбилась.

– Подаришь мне этот рисунок?

– Мне хочется его сохранить для себя, но я тебе покажу.

– Рейн, это такая мука была, эти последние несколько дней. Мне до смерти хотелось тебя видеть.

«И только потому не умер, что все же надеялся увидеть», – мысленно досказал он.

– Я знаю… я тоже… думала только о тебе. Понимала, что не должна идти на стадион. И сдерживала себя все утро и весь день. Но потом не выдержала. Я не могла не пойти.

«Это судьба, – думал Мор, – это какая-то высшая воля. Мы оба сопротивлялись, но оказались побеждены. – И тут же возразил самому себе: – Нет, это наша воля. И сознание этого должно придавать нам бодрость и силы». И он торжествующе обнял ее.

– Мор, – прошептала она ему на ухо. – Мор, мы не должны этого делать, мы ведем себя как сумасшедшие.

Мор слушал, и ее слова проникали в его мозг, становясь его собственными мыслями. Это были болезненные мысли. Он продолжал прижимать ее к себе. Такую боль невозможно вынести. А если нельзя вынести, значит, надо искать способ избавиться от этой боли.

– У нас нет будущего, – прошептала Рейн.

Он почувствовал ее слезы на своих щеках. «Она храбрая девочка, – подумал он. – Сказала это так легко. Но для меня время еще не пришло». Он держал ее в объятиях и в то же время напряженно думал.

– Мор, пожалуйста, не молчи.

– Дорогая моя, – сказал он и снова присел на корточки. Недопитый бокал бренди стоял рядом. Он отпил немного. Рейн тоже чуть отхлебнула. «Мы плывем вместе, как рыбы, – подумал он. – Нас окружает мир, где одиночество неизбежно. Но, по крайней мере, сейчас мы вместе». Бренди придало ему храбрости. Невозможно, немыслимо отпустить ее. Но что же делать?

– Я не знаю, что делать, но мне хочется и дальше видеть тебя. – Произнеся это вслух, он как будто сбросил с себя часть тяжелой поклажи.

Рейн молчала.

– Я знаю, – наконец произнесла она, – мне надо сказать «нет», но я не могу. Если тебе хочется видеть меня, значит, так тому и быть. Но мы сумасшедшие.

Он почувствовал себя совершенно свободным.

– Неужели ты действительно полюбила меня? – сказал он. – Постарайся понять, что ты на самом деле чувствуешь. Давай не будем спешить и хотя бы это выясним до конца.

Сказанное ему понравилось. По крайней мере, хоть какой-то намек на твердую почву. Ведь пока еще все так неясно. Вполне возможно, чувства Рейн к нему не так уж и глубоки, и если это так, значит, и нет никаких трудностей, по крайней мере, тех трудностей, которые могли бы возникнуть. Надо подождать, и тогда станет ясно, каковы их подлинные чувства… а пока встречаться как ни в чем не бывало и терпеливо ждать.

– Не обманывай себя, – попросила Рейн. – Если мы сейчас не понимаем своих чувств, то вряд ли когда-нибудь их поймем. Если вообще есть то, что называют влюбленностью, значит, мы влюблены друг в друга.

«Господи, какая искренность!» – подумал Мор. Но он не хотел идти вслед за ней туда, откуда не будет выхода. И тут же нашел ответ.

– Ну хорошо, назовем это любовью… хотя как ты можешь меня любить? Это для меня загадка. Но я против скоропалительных решений, ведь мы же не расстаемся прямо сейчас. Нам надо подождать. Сейчас я слишком волнуюсь, чтобы принимать какое-то решение… кроме того, что мы уже приняли.

Рейн покоилась в его объятиях. Она допила бренди.

– Мор, – ее голос чуть задрожал, – о каком решении ты говоришь? Ты женат. Ты не собираешься бросать жену… и этим все сказано. Видеться мы будем, но в конце концов мне придется уехать. – Она спрятала лицо у него на груди.

Мор задумчиво покачивал ее в своих объятиях. Оставить Нэн? Но так ли уж это невероятно? Предположение было таким ошеломляющим и явилось так неожиданно, что у него перехватило дыхание. Нет, лучше об этом не думать. По крайней мере, не сейчас. Нужно время, а пока… держать Рейн в объятиях, убеждать, что ему можно верить, что надо запастись терпением.

– Знаешь, давай не будем больше мучить друг друга. – Его тон успокоил ее. Некоторое время они провели в молчании.

– Ты любила кого-нибудь прежде? – Он лежал рядом с ней, и она положила голову ему на плечо.

– Да. А тебя это обижает? Я полюбила, когда мне было девятнадцать, в Париже, он был художник. – Она вздохнула.

Мор ощутил острый укол ревности. В девятнадцать лет!

– Он был французом? И что же произошло дальше?

– Да, французом. Ничего не произошло. Он не понравился моему отцу. Мы расстались. Он женился. – Она снова вздохнула, очень глубоко.

Он страстно прижал ее к себе. Он хотел ее.

– Кажется, ты вслед за мистером Эверардом думаешь, что мне страшно весело жилось во Франции… но это не так. На самом деле мы жили на юге очень скромно и редко выезжали в Париж или Лондон. Отец ревниво относился к моему окружению.

Мор пытался представить эту жизнь. Удалось с трудом.

– Ты расскажешь мне подробней о себе… со временем. – Это была утешительная фраза.

Мор глянул на часы. Оказывается, уже половина двенадцатого. Теперь, зная, что обязательно вновь увидит ее, он уже не тревожился, что она сейчас уйдет. Сердце ему подсказывало, что после всего здесь сказанного между ними возникла прочная связь… и ему не хотелось встревожить Демойта, а так и случится, если она вернется слишком поздно. Он сказал:

– Ты должна идти домой, детка.

Рейн поднялась, на лице ее читалось смущение.

– Глупо, но я сказала Демойту, что еду в Лондон и вернусь только утром. Я сказала это, чтобы уйти, иначе пришлось бы просидеть с ним весь вечер. И я действительно собиралась, бросив письмо, сесть в машину и уехать в Лондон. Машина стоит возле школы. Что же мне теперь делать?

– Можно вернуться к Демойту и сказать, что передумала. Но это будет как-то странно выглядеть. Он догадается.

– Мне очень не хочется обижать его.

Они избегали смотреть друг другу в глаза. Дождь барабанил в стены со всех сторон.

– Впрочем, почему бы тебе не остаться здесь. В такой ливень глупо куда-то выходить. Переночуешь в комнате Фелисити. Я сейчас пойду и сменю белье.

Он уже собрался идти, но она остановила его.

– Мор, ты предлагаешь мне остаться и не сомневаешься, что…

Мор опять опустился перед ней на корточки.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Запомни хорошенько, я тебя люблю. – И он поцеловал ее.

Поднимаясь по лестнице, Мор думал: «Это невероятно, это прекрасно, она все же осталась в моем доме». Он начал стелить постель. Ему хотелось петь.

Рейн поднялась следом.

– Ложусь спать, ужасно устала.

Мор тоже чувствовал себя невероятно утомленным и не сомневался, что этой ночью бессонница ему не грозит. Он присел на краешек постели и привлек ее к себе на колени. Она обняла его за шею.

– Мор, еще одно… А вдруг твоя жена вернется ночью?

– Ну что ты, дорогая. Она же в Дорсете. И в любом случае ночью она не вернется. Я знаю, что она в Дорсете.

– И все же мне страшно. Если она вдруг вернется, я умру.

– Не вернется… а если и так, то ты не умрешь. Слушай, что я сделаю. Все двери внизу у нас с засовами. И я запру их, в том числе и дверь из коридора на улицу, значит, никто не сумеет открыть, даже ключом. Если жена вдруг вернется, раздастся звонок, и пока я буду открывать, ты уйдешь через заднюю дверь. Но это все просто фантазии. Никто не приедет.

Он ушел из спальни. Спустился и запер двери. Когда вновь оказался возле ее комнаты, свет уже был выключен. Он тихо пожелал ей спокойной ночи, услышал столь же тихий ответ и ушел к себе. Дождь не прекращался. Погромыхивал гром. Вскоре он заснул.

* * *

Мор проснулся от пронзительного, настойчивого звука. Вскочил и увидел, что уже утро. Холодный белесый свет заливал комнату. Дождь все еще шел. Он мгновенно вспомнил о прошлой ночи. Рейн у него в доме!

И снова этот звук. Мор похолодел. Это был дверной звонок. Длинный, упорный, потом молчание. Кто мог звонить в этот час? Он стоял в пижаме, боясь сделать шаг. Звонок прозвенел опять и опять, две коротких настойчивых трели. Это Нэн, понял он, никто другой так звонить не может, как будто имеет право войти. Страх и ужас наполнили его. В бледном свете он заметался по комнате, надел халат и тапочки. Опять звонок. Мор вышел на площадку.

И в этот момент отворилась дверь спальни, и вышла Рейн. Она была одета. Должно быть, расслышала звонок раньше, чем он. Она держала в руках чулки, как тогда, около реки. На ее лице он прочел свой собственный ужас. Звонок не смолкал. Соседи в окрестных домах наверняка уже проснулись и прислушиваются. В бледном молчании утра этот трезвон казался просто душераздирающим.

Мор взял Рейн за руку. Они оба не осмеливались произнести ни звука. Он повел ее вниз. Она дрожала и шла с трудом. Мор тоже дрожал от макушки до пяток. А звон продолжался. И затих, только когда они достигли конца лестницы. Они остановились в нескольких шагах от двери. Мор затаил дыхание. Их шаги наверняка расслышали снаружи. Хотя дождь все еще барабанил и, может быть, стук капель заглушил шаги.

Он провел Рейн через кухню и снял засов с двери. Руки у него так тряслись, что он едва справился. И тут снова зазвонили. Мор отворил кухонную дверь и указал на калитку в изгороди, за которой пролегала дорога. На секунду обнял ее и пошел к входной двери.

Сердце у него колотилось. Кто знает, что за демон ярости и подозрения встанет сейчас перед ним. Он предчувствовал, что Нэн набросится на него, как только он откроет дверь. Он начал медленно отодвигать засов. Дверь открылась.

Мор замер от изумления. На ступеньке спиной к двери стоял какой-то мужчина. Он повернулся и взглянул на Мора с таким же удивлением. Так они и стояли, глядя друг на друга. Мор узнал этого человека. Похожий на цыгана незнакомец из леса, игравший в карты сам с собой. И тут Мор понял, что произошло. Цыган искал, где бы укрыться от дождя, забежал сюда, под навес, и, сам того не ведая, давил спиной на звонок.

С неистовым чувством облегчения Мор прижал руки к лицу. И тут же в нем поднялся гнев на цыгана за то, что тот заставил его пережить такой страх.

– Из-за вас проснется весь городок, – прошипел он. – Вы жмете на звонок. Вы не слышите? – Голос его звучал странно после наполненного ужасным предчувствием молчания.

Цыган ничего не сказал. Он не сводил глаз с Мора. Потом не торопясь зашагал по дорожке. Струи дождя безжалостно поливали его черноволосую голову.

Мор затворил дверь. Побежал в кухню. Рейн, наверное, уже далеко ушла. Он выбежал из кухни и почти столкнулся с ней. Она ждала у двери. Он потащил ее назад в дом и сжал в безумных объятиях.

– Мор, Мор, что случилось? – На ее лице все еще отражался испуг, намокшие волосы облепили лицо.

– Это нелепость, нелепость. Мы зря испугались. Это цыган. Тот, что был в лесу. Он спрятался под козырьком и нажал спиной на звонок. – И, прижимая ее к себе, он рассмеялся беспомощно, отчаянно и горько.

– Я так перепугалась!

– И я тоже! – Он все еще смеялся, почти истерически, держа ее в объятиях.

– Мор, ты дал ему денег?

– Нет. Разумеется нет. Я так на него разозлился.

Рейн освободилась из его рук.

– Пожалуйста, пожалуйста, дай ему денег. Если бы мы тогда дали ему денег, он сейчас не пришел бы. – В ее глазах застыл настоящий ужас.

Мор почувствовал, как холодок пробежал у него по спине.

– Ты хочешь, чтобы я сейчас за ним побежал? Он, наверное, еще не ушел далеко.

– Ступай, пожалуйста. Я знаю, что это глупо, но ступай.

Мор пошел в коридор, набросил плащ поверх пижамы, обулся. Набрал монеток и вышел из дома.

Утро встретило его зябким тревожным молчанием. Дождь монотонно лил с белесого неба. Было около шести утра. Выйдя на дорогу, он посмотрел вдаль, потом обернулся. Цыгана нигде не было видно. Он прошел немного и повернул на дорогу, ведущую к полям. Намокшие туфли звучно шлепали по лужам. И тут впереди, шагах в тридцати, он разглядел цыгана. Мор догнал его и тронул за плечо. Цыган обернулся.

– Извините, – произнес Мор. Неожиданная робость охватила его. – Надеюсь, вы не откажетесь взять это. Прошу прощения за то, что обошелся с вами так невежливо. – И он протянул монеты.

Мужчина смотрел на него. На нем было поношенное, доходящее до щиколоток пальто с поднятым воротником. В форме облепленной мокрыми волосами головы угадывалось что-то восточное. Лицо его было непроницаемо. Ни удивления, ни тревоги. Он смотрел на Мора так, как смотрят на какую-то вдруг возникшую незначительную помеху. И Мор догадался, что перед ним, возможно, глухой. Этим объясняется и его странный взгляд, и то, почему он не слышал звонка. Не обратив внимания на протянутую руку, цыган повернулся и тем же ровным шагом продолжил свой путь к полям. Отяжелевшие от влаги полы макинтоша хлопали его по ногам.

Мор смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду. Потом медленно побрел назад. Он был до глубины души потрясен – и кошмаром звонка, который все еще не умолкал в его ушах, и немотой цыгана. Он тут же решил, что лучше не признаваться в подобных чувствах. Он шел назад сквозь холодный дождь и неподвижность. С каждой минутой света прибавлялось, но оттенок его оставался все таким же мертвенным. Дождь все лил и лил. Но он слышал только свои шаги. Спящие дома окружали его. Он прошел через палисадник и, войдя в дом, обнаружил Рейн в коридоре.

– Ты дал ему денег? – в тревоге спросила она.

– Дал.

– Что он сказал?

– Пробормотал что-то вроде «спасибо» и ушел.

Рейн вздохнула, и он снова обнял ее.

Он увел ее в гостиную, задернул занавески и налил бренди.

– Детка, ты провела ужасный час. Мне так больно. Я виноват. Выпей.

Рейн села на софу, держа стакан, а Мор опустился на пол и положил голову ей на колени. И так они сидели долгое время.

Именно эту картину и застала Нэн, когда двадцать минут спустя вошла в гостиную. Она прошла через входную дверь, которую Мор забыл закрыть. Стук дождя помешал влюбленным расслышать шаги. Они увидели ее, только когда она появилась в дверях.

Мор первым осознал, что случилось. Он осторожно отстранился от Рейн и встал. Он уже собрался сказать что-то, но Нэн повернулась и, пробежав по коридору, выскочила на улицу.

Мор хотел тут же бежать за ней, но Рейн произнесла: «Погоди». Она тоже встала. Теперь, когда и в самом деле случилось нечто серьезное, она вдруг стала спокойной. Вот только рука ее, лежащая на его локте, едва заметно дрожала.

– Я должен пойти, – сказал Мор. – Ты подожди здесь. Не уходи. Подожди. – Он старался говорить спокойно.

Второй раз за это утро ему пришлось выбежать на улицу. Он осмотрелся по сторонам. Нэн как в воду канула. То и дело озираясь, он побежал к шоссе. Густая завеса дождя мешала смотреть. Он подбежал к шоссе. Мимо проезжали автомобили, и какой-то велосипедист поднимался вверх по холму. Мор оглядывался беспрерывно. Нэн исчезла. Он еще долго бегал по окрестным проселочным дорогам, высматривая ее. Но так и не нашел. Она как будто растворилась в дождливой утренней мгле.