Текст книги "Приход ночи"

Айзек Азимов, Роберт Силверберг
Приход ночи

Памяти любимого и почитаемого Джона У. Кемпбелла мл., – и двух перепуганных бруклинских мальчишек, которые в страхе и трепете переступили порог его кабинета – один в 1938 г., другой в 1952 г.

К ЧИТАТЕЛЮ

Калгаш – чужая планета, и в наши намерения не входило делать его похожим на Землю, однако в нашей книге люди говорят понятным языком и пользуются знакомыми терминами. Эти слова следует понимать как эквиваленты инопланетных – подобным же образом автор передает речь своих иностранных персонажей на родном языке читателя, Поэтому, когда жители Калгаша говорят «мили», «руки», «автомобили», «компьютеры», они имеют в виду собственные единицы расстояния, собственные хватательные органы, собственный наземный транспорт, собственные вычислительные машины и т. д. Компьютеры, которыми пользуются на Калгаше, не обязательно совместимы с теми, на которых работают в Нью-Йорке, Лондоне и Стокгольме, а калгашская «миля» не соответствует американскому стандарту 5280 футов. Однако нам показалось, что будет проще и лучше, описывая события на иной планете, пользоваться знакомыми терминами, нежели изобретать целый ряд калгашских слов.

Мы могли бы написать, что наш герой надел пару квонглишей и отправился погулять за семь ворков по главному глибишу своего родного знуба – тогда все звучало бы как нельзя более инопланетно. Зато труднее было бы понять, о чем мы, собственно, пишем – и мы сочли это нецелесообразным. Суть этой истории – не в количестве причудливых терминов, которые мы могли бы изобрести; а скорее в том, как сообщество людей, в чем-то похожих на нас и живущих в мире, напоминающий наш, если не считать одной существенной разницы, реагируют на острую ситуацию, с которой людям Земли сталкиваться никогда не приходилось. Поэтому мы предпочли написать, что некто надел дорожные башмаки и отправился на семимильную прогулку, вместо того, чтобы загромождать книгу квонглишами, норками и глибишами.

Можете представить себе, если угодно, что в тексте говорится не «мили», а «ворки», не «часы», а «глиизбиизы», не «глаза», а «зеэнки». А можете придумать собственные слова. Вся разница между «милями» и «норками» пропадает, когда появляются Звезды.

Р. С.

А. А.

Если бы звезды являлись нам раз в тысячу лет, как веровали бы в них люди, как почитали бы их, передавая из поколения в поколение память о граде Божьем!

Эмерсон.

Иной мир? Иного мира нет! Здесь или нигде, и это факт.

Эмерсон.

ЧАСТЬ I.
СУМЕРКИ

Глава 1

Был ослепительный четырехсолнечный день. Высоко на западе светил огромный золотой Онос, ниже быстро поднимался над горизонтом маленький красный Довим. В другой стороне, на пурпурном восточном небе, сияли две белые точки: Трей и Патру. Благодатный свет заливал холмистые равнины северного континента Калгаша. Через огромные панорамные окна в кабинете Келаритана Девяносто девятого, директора Джонглорского муниципального психиатрического института, это зрелище представало во всем великолепии.

Ширин Пятьсот первый, прибывший в Джонглор несколько часов назад по срочному вызову Келаритана из университета города Саро, не находил причины своему неважному настроению. От природы он был жизнерадостным человеком, а четырехсолнечные дни еще больше поднимали его кипучий дух. Но сегодня он почему-то нервничал и тревожился, хотя изо всех сил старался это скрыть. Ведь его, как-никак, пригласили в Джонглор в качестве эксперта.

– Желаете сначала поговорить с кем-нибудь из пострадавших? – спросил Келаритан. Директор клиники был угловатым, желтолицым человечком с впалой грудью. Румяный и далеко не тощий Ширин испытывал подсознательное недоверие к любому взрослому человеку, в котором было меньше половины его собственного веса. Может быть, это вид Келаритана так меня расстраивает, подумал он. Не человек, а ходячий скелет. – Или предпочтете лично посетить Таинственный Туннель, доктор Ширин?

Ширин рассмеялся, надеясь, что его смех звучит не слишком искусственно.

– Пожалуй, для начала побеседую с парой пострадавших. Авось это немного подготовит меня к ужасам Туннеля.

Келаритан огорченно взглянул на него своими глазками-бусинками, но ответил Ширину Кубелло Пятьдесят четвертый, оборотистый юрист Джонглорской Столетней выставки.

– Полно вам, доктор Ширин! «Ужасы Туннеля»! Не слишком ли сильно сказано? Вы, видимо, начитались газет. И потом, вряд ли следует называть пациентов «пострадавшими».

– Так выразился доктор Келаритан, – холодно заметил Ширин.

– Доктор Келаритан, я уверен, использовал это выражение в самом обобщенном смысле. Однако в нем есть оттенок предубежденности, который мне представляется неприемлемым.

Ширин ответил, маскируя неприязнь профессиональной сдержанностью:

– Насколько я понял, несколько человек, проехав через Туннель, расстались с жизнью. Разве не так?

– Да, в Туннеле были смертные случаи. Но пока что преждевременно утверждать, что эти люди умерли именно в результате поездки через Туннель, доктор.

– Мне понятно, почему вы придерживаетесь такой точки зрения, советник, – парировал Ширин.

– Доктор Келаритан! – накинулся Кубелло на директора клиники. – Если это расследование будет и далее вестись подобным образом, я немедленно заявляю протест. Ваш доктор Ширин находится здесь в качестве беспристрастного эксперта, а не свидетеля обвинения!

– Я высказал свое отношение к юристам в целом, советник, – ухмыльнулся Ширин, – а не к тому, что случилось в Таинственном Туннеле.

– Доктор Келаритан! – побагровел Кубелло.

– Господа, господа, – заговорил Келаритан, быстро переводя взгляд с Ширина на Кубелло. – Не будем ссориться. Насколько я понимаю, все мы стремимся к одной цели – выяснить, что же на самом деле произошло в Таинственном Туннеле, чтобы не допустить повторения… э-э… несчастных случаев.

– Согласен – приветливо ответил Ширин. Зачем терять время на пикировку с адвокатом – его ждут более важные дела. Он одарил Кубелло сердечной улыбкой. – Моя задача – не обвинять, а препятствовать возникновению ситуаций, при которых появляется необходимость кого-то обвинить. Может быть, вы покажете мне одного из ваших пациентов, доктор Келаритан? Потом хорошо бы пообедать и обсудить события в Туннеле, как мы их в данный момент понимаем, а затем я посмотрю еще парочку пациентов.

– Пообедать? – растерянно спросил Келаритан, словно в первый раз слыша это слово.

– Ну да. Плотно перекусить, знаете ли. Я уж так привык, доктор. Но могу чуточку и подождать. Мы непременно посмотрим сначала одного пациента.

Келаритан кивнул и сказал адвокату.

– Начнем, пожалуй, с Харрима. Он сегодня в приличном состоянии. Во всяком случае, способен выдержать беседу с незнакомым человеком.

– А Гистин 190-я? – спросил Кубелло.

– Она тоже подходит, но Харрим все-таки крепче. Пусть доктор выслушает сначала всю историю от Харрима, а потом опросим Гистин и, возможно, еще Чиммилита. Это уж после обеда.

– Благодарю, – сказал Ширин.

– Прошу сюда, доктор. – Келаритан указал на застекленный переход, ведущий из его кабинета в клинику. Из этого легкого, открытого коридора на все триста шестьдесят градусов видно было небо и зеленовато-серые холмы, окружавшие Джонглор. Свет четырех солнц лился со всех сторон.

Директор клиники, приостановившись, оглянулся и охватил взглядом всю панораму. Кислая, напряженная гримаса на его лице разгладилась, и он словно помолодел в теплом свете Оноса, слившемся с более резкими, контрастирующими лучами Довима, Патру и Трея.

– Какой чудесный нынче день, господа! – воскликнул он с энтузиазмом, которого Ширин никак не ожидал от такого замкнутого, сурового человека. Замечательно, когда четыре солнца светят разом. До чего же приятно ощущать их лучи у себя на лице! Что бы мы стали делать без наших благодатных солнц?

– Ваша правда, – сказал Ширин.

Ему и самому, надо сознаться, немного полегчало.

Глава 2

На другой стороне планеты коллега Ширина по университету тоже смотрела на небо, не испытывая, однако, ничего, кроме ужаса.

Сиферра 89-я, археолог, вот уже полтора года вела раскопки на месте древнего города Беклимота, на далеком полуострове Сагикан. Теперь она стояла, точно окаменев, и следила, как приближается катастрофа.

Вид неба был неутешителен. Над их полушарием светили сейчас только Тано и Сита, чей холодный, резкий блеск всегда казался Сиферре безрадостным, даже угнетающим. На фоне мрачной глубокой синевы двухсолнечного неба они создавали зловещее, подавляющее впечатление, отбрасывая повсюду изломанные жуткие тени. На горизонте, над вершинами отдаленных Орканнских гор, начинал прорезываться Довим, но тусклый свет его маленького красного диска тоже не вселял бодрости. Сиферра, правда, знала, что на востоке вскоре взойдет теплый золотистый Онос, и сразу станет веселее. Но беспокоило нечто гораздо более серьезное, чем временное отсутствие главного солнца.

На Беклимот надвигалась страшнейшая песчаная буря. Всего через несколько минут она обрушится на раскопки, и тогда… тогда… Она сорвет палатки; она перевернет и разбросает тщательно подобранные поддоны с находками; пострадают камеры, чертежные принадлежности, пропадут стоившие таких трудов стратиграфические [cтратиграфия – раздел исторической геологии, изучающей последовательность напластования горных пород и их относительный возраст. (Здесь и далее примеч. пер.)] схемы – вся их долгая работа может в один миг пойти насмарку.

Мало того. Под угрозой руины Беклимота, колыбели цивилизации, самого древнего города Калгаша. Мало того. Их жизни тоже под угрозой.

Грунт над Беклимотом весь изрыт траншеями, прорытыми их экспедицией. Надвигающийся вихрь, если будет достаточно мощным, принесет еще больше песка, чем он несет теперь, и со страшной силой обрушит его на хрупкие останки города, ломая, коверкая, заваливая их. А возможно, снесет развалины полностью и раскидает обломки во всей выжженной равнине Сагикана.

Беклимот – историческая ценность, он принадлежит всему миру. Раскапывая его в таких масштабах и тем подвергая возможной опасности, Сиферра шла на определенный риск. Нельзя производить раскопки, чего-нибудь не повредив – без этого нет археологии. Но их экспедиция обнажила все сердце пустыни – и надо же было при этом случиться самой сильной за все столетие песчаной буре.

Нет, это уж слишком. Имя Сиферры будет запятнано на веки веков, если буря разрушит Беклимот по вине ее экспедиции.

Может быть, это место в самом деле проклято, как твердят суеверные люди? Сиферра 89-я никогда не обращала внимания на подобные бредни. Но эти раскопки, которые, как она надеялась, должны были принести ей научный успех, с самого начала доставляли ей одни только треволнения. А теперь ей, как ученому, придет конец – если только она не погибнет в буквальном смысле слова.

К ней подбежал Эйлис 18-й, один из ее помощников – маленький и худой, казавшийся совсем мелким рядом с высокой, атлетически сложенной Сиферрой.

– Мы закрепили все, что могли! – задыхаясь прокричал он. – Теперь остается лишь уповать на богов!

– Боги? Какие там боги, – нахмурилась Сиферра. – Видишь ты здесь хоть одного, Эйлис?

– Я хотел только сказать…

– Ладно, знаю, знаю.

С другой стороны подошел перепуганный насмерть Туввик 443-й, старший над рабочими.

– Госпожа, где нам укрыться?

– Я уже говорила, Туввик: под скалой.

– Нас засыплет там! Задавит!

– Скала защитит вас, не бойся, – убеждала его Сиферра, сама не веря в то, что говорит. – Ступай Туда! И проследи, чтобы укрылись все остальные.

– А вы, госпожа? Почему вы не прячетесь?

Она опешила. Уж не думает ли он, что у нее есть свое, особое укрытие, более надежное, чем у всех прочих?

– Я сейчас тоже приду к вам, Туввик. Иди и не докучай мне.

Рядом с шестигранным каменным строением, которое прежние исследователи назвали Храмом Солнц, Сиферра приметила внушительную фигуру Балика 338-го. Прикрыв глаза рукой от острого света Тано и Ситы, он с тоской смотрел на север, откуда надвигалась буря.

Балик был главным стратиграфом экспедиции, но считался также и метеорологом – в его обязанности входило записывать погоду и предсказывать приближение различных катаклизмов.

Погода Сагиканского полуострова отличалась полным однообразием: сплошная сушь, только раз в десять-двадцать лет выпадет дождик. Очень редко смена устоявшихся воздушных течений приносила циклон, а с ним песчаные бури, но это бывало не чаще нескольких раз в столетие.

Балик то ли страдал от своей вины за то, что не сумел предсказать бурю, то ли ужасался, лишь сейчас осознав в полной мере всю мощь того, что готовилось обрушиться на них.

Все могло бы быть иначе, говорила себе Сиферра, будь у нас чуть побольше времени для подготовки к стихийному бедствию. Задним умом она понимала, что все красноречивые признаки были налицо, лишь бы хватило ума распознать их: полоса свирепого сухого зноя, мучительного даже по сагиканским меркам, внезапная мертвая тишь, сменившая бриз, постоянно идущий с севера, а затем странный влажный ветер, задувший с юга. Птицы кхаллы, сухопарые стервятники, омрачавшие окрестности своим видом, мигом снялись, как только начался этот ветер, и улетели в холмистую западную пустыню, точно гонимые демонами.

Это должно было раскрыть нам глаза, думала Сиферра. То, что кхаллы снялись и с воплями улетели в область дюн.

Но они были слишком поглощены раскопками, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг. Они просто отказывались что-либо замечать. Если сделать вид, что не видишь признаков приближения бури, авось буря пройдет стороной.

А потом, откуда ни возьмись, вдали на севере появилось маленькое серое облачко, этакое пятнышко на беспощадно ясном небе пустыни.

Облако? Где вы видите облако? Я никаких облаков не вижу.

Снова нежелание замечать.

Теперь облако превратилось в чудовищную черную тучу, закрывшую полнеба. Ветер по-прежнему был южный, но больше не влажный – теперь он стал палящим, словно из печи, а навстречу ему с другой стороны дул другой ветер, еще сильнее. Один ветер питал другой, и когда они встретились…

– Сиферра! – заорал Балик. – Начинается! Прячься!

– Сейчас, сейчас.

Ей не хотелось прятаться. Ей хотелось присутствовать во всех местах одновременно, за всем присмотреть, придержать палатки, прижать к себе драгоценные фотопластинки, прикрыть собой только что раскопанный Восьмиугольный Дом с изумительными мозаиками, открытыми всего месяц назад. Но Балик прав. Сиферра в это безумное утро сделала все, что могла, чтобы укрепить район раскопок. Теперь оставалось только укрыться там, под скалой, нависавшей над старым городом, уповая на то, что она защитит их от самого худшего.

Сиферра побежала к скале. Крепкие, сильные ноги легко несли ее по спеченному, растрескавшемуся песку. Сиферре не было еще сорока, и до сих пор эта высокая, мускулистая женщина в полном расцвете сил всегда смотрела на жизнь с оптимизмом. И вдруг все оказалось под угрозой: ее научная карьера, ее цветущее здоровье, сама се жизнь.

Все остальные уже столпились у подножия скалы, за импровизированным заграждением из деревянных реек с натянутым на них брезентом.

– Подвиньтесь, – сказала Сиферра, проталкиваясь в середину.

– Госпожа, – простонал Туввик. – Госпожа, остановите бурю! – Точно она – богиня, наделенная магической силой. Сиферра хрипло рассмеялась. Десятник сделал какой-то жест – знак преклонения, как ей показалось.

Остальные рабочие, все взятые из деревушки, стоявшей чуть восточнее руин, последовали его примеру и забормотали что-то, обращаясь к ней. Молятся, что ли? Ей? Сиферру охватила жуть. Эти люди, как раньше их отцы и деды, всю жизнь раскапывали Беклимот, работая в археологических экспедициях, терпеливо отрывали древние строения и просеивали песок в поисках мелких предметов. Должно быть, они уже не раз видели песчаные бури. Неужели они каждый раз испытывают такой же ужас? Или это какая-то особенная буря?

– Вот, – сказал Балик. – Вот оно. – И закрыл лицо руками.

Буря обрушилась на них всей своей мощью.

Сиферра поначалу осталась стоять, глядя сквозь щель в брезенте на монументальные циклопические стены города, как будто один ее взгляд мог уберечь их от беды. Но через минуту сдалась. Ветер нес невыносимый жар, такой свирепый, что ей показалось, будто сейчас у нее вспыхнут волосы и брови. Она отвернулась, прикрывая руками лицо.

Потом понесло песок, и ничего не стало видно.

Как будто разразился ливень – чересчур твердый ливень. Кругом стоял гром, но шел он не с неба – это мириады песчинок барабанили по земле. К этому оглушительному грому примешивались другие звуки: легкий шорох, царапанье, негромкий стук. И жуткий вой ветра. Сиферра представляла, как валятся вниз тонны песка, погребая под собой стены, храмы, многочисленные жилые постройки, палаточный лагерь…

И их заодно.

Сиферра повернулась лицом к скале и стала ждать конца, не в силах сдержать, к собственному удивлению и огорчению, истерических рыданий – они шли из самых глубин ее существа. Да, ей не хотелось умирать. Еще бы: кому хочется? Но до сих пор она не знала, что есть кое-что и горше смерти.

Беклимот, самый знаменитый на свете археологический центр, древнейший город планеты, колыбель цивилизации, будет уничтожен – и виной тому ее небрежность. Целые поколения знаменитейших археологов Калгаша перебывали в Беклимоте за полтора века со времен его открытия: сначала великий Гальдо 221-й, потом Марпин, Стиннупад, Шелбик, Нумойн – весь славный ряд. И, наконец, Сиферра, имевшая глупость бросить город раскрытым на произвол песчаной бури.

Руины Беклимота мирно почивали тысячи лет под песками, сохранившись почти в том же виде, как в те времена, когда суровая перемена климата заставила последних жителей города наконец покинуть свой кров. Каждый археолог, работавший здесь, начиная с Гальдо, раскапывал лишь небольшой участок, заботливо ограждая его щитами и плетенками от маловероятных, но опасных песчаных бурь. Так было всегда – до настоящего времени.

Сиферра, конечно, тоже ставила щиты и плетенки. Но она не успела огородить новый участок раскопок – древние святилища, на которых сосредоточила свои исследования. Самые старинные и самые прекрасные здания Беклимота. Охваченная нетерпением, влекомая вечной своей жаждой новых достижений, она пренебрегла элементарными мерами предосторожности. В то время ей так не казалось. Но теперь, когда в ее ушах звучал сатанинский рев бури, а черное небо грозило гибелью…

Будет только лучше, если я не переживу эту бурю, думала Сиферра. Не придется читать, что напишут во всех учебниках археологии, которые выйдут в ближайшее пятидесятилетие: «Знаменитое городище Беклимот служило бесценным источником сведений о ранних стадиях цивилизации Калгаша, пока не погибло из-за небрежности, допущенной при раскопках молодым честолюбивым археологом – Сиферрой 89-ой из университета Саро».

– Кажется, кончается, – прошептал Балик.

– Что кончается?

– Буря. Слышишь? Затихает.

– Наверное, нас так занесло песком, что плохо слышно, вот и все.

– Нет, нас не занесло, Сиферра! – Балик потянул за брезентовое полотнище, защищавшее их, и умудрился немного его приподнять. Сиферра выглянула, глядя в просвет между скалой и городской стеной.

И не поверила своим глазам.

Она увидела чистое голубое небо. И солнечный свет. Всего лишь бледный, прохладный свет белых двойников Тано и Ситы, но для нее сейчас – самый прекрасный в мире.

Буря пронеслась, и все стало опять спокойно.

Но где же песок? Отчего он не похоронил все под собой?

Весь город стоял на виду: стены, сложенные из огромных камней, блестящие мозаики, остроконечная каменная крыша храма Солнц. Даже палатки почти все остались на месте – во всяком случае, самые главные. Пострадал только лагерь, где жили рабочие, но его можно было восстановить за несколько часов.

Ошеломленная Сиферра, все еще не смея поверить себе, вышла из укрытия и осмотрелась. С почвы смело весь сыпучий песок. Ноги ступали по твердой, спеченной коре – основному пласту зоны раскопок. Она выглядела необычно, словно по ней прошлись граблями, но никаких следов разрушения на ней не осталось.

– Сначала налетел песок, а за ним ветер, – пробормотал Балик. – Ветер подхватил весь свежевыпавший песок и унес на юг. Это чудо, Сиферра, иначе не скажешь. Смотри – земля изрыта, с нее смело весь верхний слой. Эрозия, которая иначе шла бы пятьдесят лет, произошла за пять минут…

Сиферра, почти не слушая Балика, схватила его за руку и повернула спиной к главному сектору их раскопок.

– Смотри сюда.

– Куда?

– На холм Томбо.

– Боги! – ахнул широкоплечий стратиграф. – Его раскололо как раз посередине.

Холмом Томбо назывался бесформенный курган средней высоты минутах в пятнадцати ходьбы к югу от центра города. Его никто толком не раскапывал вот уже сто лет, со времен второй экспедиции великого пионера Гальдо 221-го, а Гальдо не нашел в том холме ничего заслуживающего внимания. Считалось, что это мусорная куча, насыпанная за долгие века жителями города – может быть, интересная сама по себе, но по сравнению с чудесами, которыми изобиловал Беклимот, малозначительная.

Однако теперь холм Томбо, похоже, принял на себя самый мощный удар бури, которая за один миг сделала то, чего не удосужились сделать целые поколения археологов. Курган расколола широкая змеевидная трещина, обнажившая подобно ужасной ране, его внутренности. И Сиферре с Баликом, проведшим в поле не один сезон, хватило взгляда, чтобы осознать всю значительность того, что предстало перед ними.

– Город под слоем мусора, – произнес Балик.

– Да не одно, а, возможно, несколько напластований, – сказала Сиферра.

– Ты думаешь?

– А посмотри-ка налево. Балик свистнул.

– Ты говоришь про ту стену в решетчатом стиле, что выглядывает из-под угла циклопического сооружения?

– Про эту самую.

Сиферру пробрала дрожь. Они видела, что и Балик поражен не меньше – он широко раскрыл глаза и побледнел.

– Во имя Тьмы! – хрипло вымолвил он. – Что же это такое, Сиферра?

– Не знаю. Но хочу выяснить прямо сейчас. – Она оглянулась на скалу, под которой по-прежнему жались в ужасе Туввик и его люди – они все еще воздевали руки и бормотали молитвы, как заведенные, точно не понимали, что благополучно спаслись от бури. – Туввик! – вскричала Сиферра, делая ему энергичные, почти сердитые знаки. – Выходи оттуда и рабочих выводи! Есть дело!