Текст книги "Тамерлан. Война 08.08.08"

– Я спрашиваю, кто это там, в отряде? – недослушав, перебил Сахибкиран. – Вы что, не видите?

В окружении телохранителей, есаулов3434
  Есаул – ординарец.


[Закрыть] и найонов Сахибкиран стоял на высоком утесе, наблюдая за сорвавшейся в очередной раз переправой. Воины выходили на берег, насквозь промокшие, с досады переругивались.

Утес от реки отделяло не меньше ста шагов. Но даже с такого расстояния Сахибкиран разглядел, что под мокрой одеждой одного из воинов проступают женские формы.

– В отряде баба, – крикнул военный советник шейх Нуриддин. – Как это понимать?

Начальник охраны Сахибкирана тархан3535
  Тархан (тюрк.) – воин за особые заслуги и выдающуюся доблесть, награжденный пожизненным пенсионом и освобождением от уплаты податей.


[Закрыть] Али Берды пустился к берегу и через минуту вернулся, подгоняя впереди себя тысячника алебардщиков.

– На вас алебардщиков я возлагаю большие надежды, – сказал Сахибкиран. – Вы мое новое войско. Вы же по собственному почину решили продолжить нововведения? Что это за вольность – женщина в хазаре?

Тысячник спрыгнул с лошади и припал на колено.

– Мой повелитель, – воскликнул он, склонив голову. – Мы Ваши верные нукеры и никогда не позволим себе вольностей и неповиновения. Эта женщина попала в мою хазару не по моей прихоти. Взять ее повелел мой темник, а ему наш предводитель гурган Мухаммад-Султан.

Наследник Сахибкирана со своего места подтвердил слова тысячника:

– За эту женщину меня просил ее сотник – тархан Вашей милостью.

– Если дозволенно будет сказать, – добавил тысячник, – это и не женщина вовсе. Она сущий дьявол в женском обличье! Истинно говорю.

Тархан Али Берды недовольно шикнул на говоруна и жестом повелел ему удалиться.

Сахибкиран задумался.

– Что будет приказано, Повелитель? – спросил Али Берды. – Изловить бабу? Казнить?

– Моих темников ко мне в шатер, – повелел Сахибкиран. – Немедленно!

Он дернул уздечку, развернул коня и стремительно спустился с утеса.

Совещание в шатре Повелителя продолжалось недолго. Когда темники вышли, по всему лагерю прокатилась волна оживления. Из походных складов туменов начали выносить запасы обмундирования, доспехов и снаряжения и развозить по тысячам и сотням.

Вечером в каждом отряде стали бить скот: баранов и жеребцов двухлеток. Кругом докуда доставал взгляд задымили костры под котлами. Заиграли свирели и рожки. Звон струн пронзил вечернее небо. Голоса акынов3636
  Акын (тюрк.) – на Кавказе «ашуг», народный сказитель.


[Закрыть], переплетаясь, пронеслись над лагерем. На высоком кургане, где над бирюзовым куполом шатра Властителя трепетал на ветру его стяг с золотым львом несущем на спине диск солнца, и по кругу над шатрами тысячников тумена «львов Аллаха» – хоругви, а далее над палатками сотников – бунчуки, там, на вершину вышли двенадцать горнистов (по числу туменов в его войске) и, задрав в небо раструбы своих двухметровых труб-карнаев, выдули звук подобный реву двенадцати львов, вышедших на охоту.

Но в данном случае звуки карнаев возвещали не об охоте, а о начале праздника – курултая, того праздника, на котором правоверное войско после невзгод и лишений похода указом Сахибкирана и с благословения духовника Повелителя святого шейха Барака освобождалось от запрета на употребление вина и должно было веселиться, и предаваться чревоугодию.

Ночью войско снялось. В самый разгар веселья. Шум праздника – музыка, пляски, вопли разгулявшихся бойцов – прикрыл скрытный отход армии.

Тумены и тысячи отходили без хоругвей, сотни – без бунчуков. Все знамена остались ряженому войску – обозным и женщинам, переодетым в форменные кафтаны и в запасные доспехи. Это ряженное войско, продолжая праздник, отчаянно шумело и изображало веселье. Стяг Повелителя с солнценосным львом на высоком копье гордо реял над куполом его шатра, тогда как сам Сахибкиран во главе своего войска спешно продвигался сквозь ночную мглу вверх по реке, чтобы вдали от дозорных постов неприятеля наконец-то наладить переправу.

Шум в лагере Сокрушителя Вселенной не смолкал всю ночь. Весь левый берег был охвачен буйством безудержного веселья. Огни горели по всей степи, не затухая, до самого утра. И до утра забивали скот и варили мясо. И временами ветер доносил с левого берега на правый сладкий вкус самаркандского плова, приправленного изюмом.

Выйдя из шатра, Тохтамыш взирал на праздник в лагере былого покровителя, и его сердце наполнялось тоской. И сомнения, в который раз закравшись в голову, заставили его взвесить шансы на спасение. Пока неприятель веселится – думал он, – можно бы сняться и уйти. Переправиться через рукава Итиля, в разливе трех последних потоптать камыши и выйти в ногайские степи и там мчаться без устали на запад, хоть к мадьярам, хоть к литовцам. Князь Ягайло, правитель Великого Княжества Литовского, давно зовет его под свою руку.

Только не верилось Тохтамышу, что мадьяры или литовцы смогут спасти его от кары Сахибкирана. И глупо было рассчитывать на то, что удастся достичь ногайских степей. Всем хорошо известны хитрость и коварство Асака Темира. Ему более других. Стоит только сняться, как праздник на правом берегу мигом прекратится, словно и не было его. Армия Сахибкирана легко преодолеет узкую Ахтубу, и преследование продолжится по-новому. Нет, уж лучше, сидеть на месте. И пусть праздник продолжается, как можно дольше. Пусть веселятся, бесчинствуют на левом берегу, а его на время оставят в покое. Скоро, очень скоро, возможно, со дня на день подоспеют его найоны и эмиры с подкреплением, и тогда можно будет дать сражение. И если Аллаху будет угодно, может случиться так, что он, изловчившись, разобьет всесильного врага.

Да, Сокрушитель Вселенной не ведал доселе поражений, и говорят, что во всех его деяниях им руководит рука Всевышнего. Но может случиться, что Аллах откажет однажды ему в покровительстве. Ведь милость Всевышнего не постоянна. Ее поток прерывается там, где ослабевает радение. А праведность Асака Темира, если приглядеться, очень даже сомнительна.

Всем известно, что Сахибкиран благоволит дервишам из ордена «Странствующие духи», чье учение явно отдает огнепоклонством. А если вспомнить, кто у Властителя духовник и в чьей обители он обучался в молодые годы, тогда становится ясно, кем он, в сущности, является? – последователем Али, еретиком, отошедшим от праведных законов пророка! Как, впрочем, и его наставник шейх Абу Бекир Тайабади.

Кроме того, что может означать хвастливый титул «Властитель Счастливых Созвездий»? Это в чистом виде посягательство на власть Небесного Владыки, единственного, кто может повелевать движением небесных светил.

Так что очень может быть, что Всевышний узрев, как его любимец возгордился и, презрев смирение, вознесся в мечтах выше его небесного престола, откажет, наконец, в покровительстве своему избалованному избраннику. И тогда победа над Сахибкираном, чье войско покинут ангелы небесные, не будет казаться настолько невозможной. В конце концов, он Тохтамыш – чингизид, прямой потомок Великого Завоевателя! А кто такой Тимур? – безродный выскочка, не имеющий права именоваться ханом. Он всего лишь эмир рода барласов! Его отец был слабосильным найоном. Он тот, кто с глупой гордостью носит титул «гурган», как будто этим можно всерьез гордиться. С тем, чтобы получить чингизову кровь, он взял в жены себе, покойному сыну и внуку принцесс из его гнезда. Он вошел в дом Чингизхана через брачное ложе!

В общем, надо оставить сомнения и ждать, и, когда, подоспеет подкрепление, забыть о страхе и ударить по врагу. Удача любит отчаянных, а победа склоняется к терпеливым.

Под утро, когда мрак начал отступать и степь на горизонте чуть окрасилась новорожденным солнцем, на дальней сопке, в верховьях реки вспыхнул сигнальный костер. Накануне он отдал приказ дозорным по всему берегу следить за лагерем Тимура и при обнаружении движения немедленно сигналить. И вот просигналили.

Что это могло значить? Тимур решил переправить часть своих войск? Но напротив его стоянки продолжался праздник. Враг по-прежнему горланил разудалые песни и, кажется, ни о чем другом кроме, как о пьянстве и обжорстве не помышлял.

Тохтамыш приказал трубить тревогу. И сам со свитой телохранителей и приближенных помчался к дальней сопке.

На полпути он столкнулся с вестовым.

– Великий хан, – доложил тот, удерживая разгоряченного коня. – С верховий по нашему берегу спускается большой отряд. Он уже в двух фарсангах отсюда.

– Что это за отряд? Чей? – спросил Тохтамыш.

– Не могу знать. Было темно, когда мы обнаружили его. Но топот доносился отовсюду, значит, отряд большой. И идет на рысях, потому как шум быстро нарастает.

Тохтамыш отмахнулся от вестового. Им овладело нетерпение.

– Вперед! – прокричал он и ожег плетью коня.

Тохтамыш и свита пустились навстречу надвигающемуся, таинственному отряду.

Когда они достигли дальнего дозора и поднялись на сопку, начало светать. Сумерки рассеялись, небо по краю окрасилось багрянцем. На горизонте едва различимыми точками появились передовые разъезды. Потом, где-то в середине, возникла голова отряда.

– Это мой племянник Джанибек! – воскликнул Тохтамыш. – Я узнаю его привычки! На марше он всегда без знамен. Он хранит их в чехлах до боя. Как я люблю его! Он лучший из всей моей родни!

Тохтамыш весь засиял, как засияло солнце, выглянувшее из-за края степи. Зарождающееся светило белесыми лучами окутало равнину. В этом призрачном свечении голова отряда начала прирастать туловищем, которое бликами разрывалось на маленькие части. Потом появились плечи. И их неожиданный размах захватил всю ширину степи.

– Что-то великовато для славного Джанибека, – проговорил с сомнением тысячник телохранителей хана. – Где же он собрал столько джигитов под свое начало?

Солнце поднялось выше. Его призрачный свет сделался ясным. И тогда оказалось, что блики, которыми распадались и голова, и туловище неведомого войска, это отражение солнца в зеркале стальных доспехов.

– Великий хан! – воскликнул тысячник. – Это Асак Темир!

Его голос не дрогнул. Но в глазах появилось смятение.

– Однако, где его стяг с солнценосным львом? – удивился хан. – Как его эмирам без подсказки отыскать в гуще войска своего предводителя? И почему темники его идут без хоругвей?

И тут его проняло холодом внезапной догадки. Сделалось больно и зябко. Проклятый, хромоногий дьявол опять перехитрил! Он обвел его вокруг пальца!

– Назад! – прокричал Тохтамыш, поворачивая коня. – Скорее к лагерю!

Он сбежал с сопки, и помчался в обратном направлении.

Он помчался сломя голову, и по пути к его отряду приставали все войска, расположенные в верховье.

В то время, когда в лагере Тохтамыша поднялась тревога, и потом сверху и снизу к центру потянулись отряды кипчаков, Васико и десять ее разведчиков, притаившись за бруствером холма, внимательно наблюдали за суматошными действиями неприятеля.

Еще ночью, когда ряженые только закатили пир, а Блистательное Воинство, разделившись на две неравные части, разошлось в разных направлениях: большая, возглавляемая Сахибкираном – вверх по реке; меньшая (два тумена алебардщиков с добавленными им в усиление четырьмя тысячами конных лучников) – вниз, Васико со своими десятью разведчиками, оставив лошадей, вплавь преодолела реку и перебежками, а где по-пластунски, подражая стремительной эфе, пересекла вширь лагерь противника и, достигнув подножья безлюдного холма, ползком забралась на его вершину и там затаилась.

Ночь тянулась долго. Одежда, которую она, сняв с себя и завязав узлом, пронесла над водой, все равно намокла. И она всю ночь сушила ее жаром тела. Не высушила. А сама продрогла.

Всю ночь думала об одном: когда же народится солнце, чтобы в его лучах согрелось тело. А сейчас, когда наступило утро и все кругом пришло в движение, она спросила: сколько продлится сегодняшнее сражение, и сколько осталось ее жизни? Ее предел, обозначенный пропастями в пустых глазницах смерти, Васико почувствовала, когда вступила в реку, почувствовала, как ощущают стужу. Нет, не холод реки подсказал о смерти – голое тело обожгло холодной водой и сердце сжалось, но стужей повеяло из пропастей, в которые невозможно заглянуть глазами. Их бездну может узреть только душа – живая частица бога – когда приходит время расставаться с телом.

Васико приказала разведчикам глядеть в оба, дождаться появления войска Повелителя, и когда оно изготовится к бою, запалить сигнальный костер. Сама же спустилась с холма, укрылась в высоких ковылях и вспомнила то, что давно уже забыла – слова молитвы.

Она заговорила с богом, как говорит с ним женщина, или мужчина, если он не воин. Она заговорила, упрашивая, умоляя, заклиная целое повременить, не торопиться, не возвращать к себе свою частицу, ничтожную малость – ее жизнь – от глыбы, именуемой богом.

«Ахура Мазда! Небесный Предводитель! Свет, мерцающий во Мраке! Жизнь, трепещущая рябью над морем небытия! Семь тысячелетий ты воюешь с Ангра Майну3737
  Ангра Майну – иначе «Ариман», злое начало, дьявол в зороастризме.


[Закрыть]. И пот твоих усилий заполняет Бездну. Не призывай меня к себе. Не посылай за мной свою медлительную проводницу – Смерть. Пройдет еще семь тысяч лет, прежде чем она доставит меня в твое небесное воинство. И будет поздно – ты утопишь в наполненной Бездне ее предводителя Ангра Майну, а я не успею тебе помочь. Оставь меня – свою частицу – в моем теле. Оставь меня своим воином на земле, чтоб я выполняла здесь часть твоей работы. Отзови от меня свою проводницу. Я не хочу умирать! Я еще не готова!»

Васико умолкла. Оборвался трепет губ. Она уронила голову и безмолвно заговорила сама с собой. Не с глыбой, а с ее частицей в своем теле.

Уже восемнадцать лет прошло с тех пор, как она впервые заговорила с богом. Не мольбой взывая и не слыша Повелителя. А языком достойным – языком воинов! И уже восемнадцать лет она носит в себе восторг – одобрение Повелителя, которым он поощряет радение своих нукеров.

За это время она родила сына. Он вырос и стал воином. И носит имя, которого не знали ее предки. Кровь Тимура течет в нем, и об этом напоминает имя.

За это время она побывала во многих походах. Закалилась душой и телом. Она жарилась в песках Аравии, преследуя подлых мятежных аббасидов. Умирала в малярийных болотах Египта. И когда от бескормицы полегли стада, преодолевая отвращение питалась мясом явных приспешников Ангра Майну – крокодилов. Сражалась в благодатных землях Парса. И в битве под Ширазом в войске Властителя Счастливых Созвездий сокрушила армию шиитов. Она побывала во многих странах. Пересекала бескрайние равнины, одолевала безжизненные пространства песчаных пустынь, смыкала переправой берега множества рек: Евфрата и Тигра, Нила, Инда и Ганга, Итиля. Она покорила множество вершин. А, преодолев перевал Гиндукуш, попала из благословенных долин Мавераннахра в ужасную страну, заселенную некрасивыми темнокожими людьми, называемую Индией. Там в дремучих, душных лесах на ветвях деревьев живут создания, которые своим обликом передразнивают человека. Создания они явно небожьи. Их сотворил Ангра Майну, они приспешники повелителя Бездны.

А еще она увидела невиданных гигантов, называемых слонами. Воинство Тимура повстречалось с ними на поле боя. Они были похожи на свиней, только гораздо больше. Голые, с редкой, колючей щетиной. Но вместо пятака у них длинный отросток, называемый «хобот». И уши большие, с мягкими хрящами, и висят по щекам точно лопухи. А хвост такой же – поросячий, только больше и толще.

На шеи этих гигантов водружены были маленькие кибитки из тростника. В них прятались маленькие тщедушные людишки, метающие дротики. Метали они слабо – дротики не могли пробить даже кожаный панцирь. Этих не стоило бояться. Воины Сахибкирана убоялись лопоухих гигантов. Их невиданной мощи и оглушающего рева.

Прославленное воинство Тимура в первом бою с индусами позорно бежало. Исчадием ада назвали ополоумевшие от страха воины слонов. Но Васико не обманулась. Большие свиньи, – сказала она. Разве они могут служить Повелителю Бездны? Нет, они творения Ахура Мазды, такие же, как и мы, только гораздо больше, и с ними можно воевать, как с любой божьей тварью – стойкостью и смекалкой.

Именно по ее Васико почину вырыли огромные ямы, утыкали дно кольями, а сверху застелили ветвями деревьев и тростником. Конные лучники Сахибкирана бросились в атаку. Раздразнили слонов стрелами и сразу же назад. Конники прошли между ям, а слоны, не зная проходов, провались сквозь тростниковые настилы и напоролись на заточенные колья. Тех, лопоухих гигантов, что уцелели, отпугнули огнем, запалив завалы из хвороста и сухой травы, и они повернули на своих.

Но один слон все же прорвался. И как раз в том месте, где в окружении телохранителей стоял Сахибкиран. Бесстрашные «львы Аллаха», которые сами привыкли наводить ужас, тут растерянно шарахнулись, и Сахибкиран остался один. И показалось, что вознесшаяся пята гиганта вот-вот придавит своим весом Повелителя. Но в самый последний миг появился внук Сахибкирана, сын беспутного Миран-шаха, шах-заде3838
  Шах-заде – царевич, принц.


[Закрыть] Халил-Султан.

Он верхом на своем рослом жеребце, показавшимся рядом со слоном маленьким, как ослик, наскочил на взбесившегося гиганта и, пронзительно визгнув, лихим ударом меча отсек тому хобот.

Слон заревел, как ревет целое стадо верблюдов, вскочил на задние ноги и бешено затряс передними. А Халил-Султан, выпрыгнув из седла, вцепился в обрубок и по нему вскарабкался на голову. Там сполз по шее и вышвырнул из кибитки тщедушного туземца. Он посадил слона на четыре конечности, развернул и с улюлюканьем пустил в гущу врага.

Топча своих, слон носился по полю боя, ревел, хлестал из обрубка кровью, а Халил-Султан метал из кибитки копья и визгливым голосом выкрикивал непристойности.

«Ты столь же беспутен, как твой отец, – сказал после сражения Сахибкиран. – Но твой порок сопряжен с отвагой, и это делает тебя полезным войску. Я испытываю гордость, что ты мой внук».

На курултае по случаю победы краснобаи на все лады возносили хвалу принцу Халил-Султану и его отчаянной храбрости. А Сахибкиран назначил его тысячником разведчиков в своем тумене «львов Аллаха». Но любимцем он все-таки не стал. Сердце Повелителя целиком было отдано другому внуку, сыну покойного Мухаммада Джахангира принцу Мухаммад-Султану.

Юный принц Мухаммад-Султан унаследовал от отца все его достоинства: выдержку, прилежность, радение в делах, ясный ум и отзывчивое сердце. Подобно отцу он был основателен и привередлив в принятии решений, но стремителен и напорист, когда решение уже принято. Он подобно отцу был ревностен и порывист в вопросах веры, но беспристрастен и уравновешен в мирских делах. Внук безоговорочно верил в дело своего деда. И всеми силами стремился способствовать его продвижению. Он был повторением добродетелей своего славного отца и продолжением его благочестивой жизни.

Но что отличало отца и сына, так это непоколебимая уверенность младшего в своем высоком предназначении и в силе дарованной ему Всевышним. Уверовав во что-то, он не отступал с пути. Его не могла поколебать даже высокочтимое мнение деда. Свобода и вольность в решениях не страшили его, а вдохновляли не на поступки, но на деяния.

Не смотря на юный возраст и малый опыт, он легко управлял людьми. Из множества претендентов уверенно выбирал лучших на посты в своем войске и в своем диване.

В индийском походе ему приглянулся юноша-разведчик, доставивший донесение от передовой хазары алебардщиков. Принц отметил живость в его глазах и сдержанность в лице. «У него должно быть гибкий ум, но в противовес этому твердая воля», – предположил юный гурган.

Юноша передал донесение, и принц Мухаммад-Султан остался доволен четкостью изложения и выразительностью речи разведчика.

– Как тебя зовут? – поинтересовался принц.

– Кантемир, – ответил юноша. Ибо это был сын Васико. Сын Васико зачатый от Тимура.

– Странное имя, – удивился гурган. – Откуда оно у тебя?

Юноша не стал раскрывать всей правды.

– Все джигиты в Блистательном Воинстве дети нашего Повелителя, – ответил он. – В жилах каждого из нас течет кровь Сокрушителя Вселенной. Она наполняет нас бесстрашием и делает непобедимыми. Я, как и все в войске сын Властителя Счастливых Созвездий. В моих жилах его благородная кровь!

Ответ понравился принцу. Он приблизил юношу к себе. А к концу кампании назначил сотником разведчиков в своем тумене.

Васико в эту кампанию тоже возвысилась в чине. Сотник погиб, десятник поднялся на сотню, а она заняла место командира десятки. Она потеряла в походе мужа, но получила под начало десять мужей – бесстрашных разведчиков, которые всегда впереди, на острие атаки.

Вот и сейчас ее тумен выжидал далеко в низовье, а она под самым боком у врага высматривала миг, когда следует запалить костер и тем дать сигнал двум туменам алебардщиков к выдвижению.

Ее окликнули. Она оглянулась на зов. Ей жестом предложили подняться. Она вскарабкалась на вершину и глянула из-за бруствера на равнину. В четверти фарсанга от холма спиной к ней стояло войско Тохтамыша. Десять туменов прекрасных кавалеристов. Алые волчеглавые хоругви и бунчуки развевались над их рядами. И синее знамя, с изображением парящего кречета, высматривающего добычу, реяло в центре строя.

Восемь туменов стояло в передней линии. Четыре во второй – это был резерв. И пол тумена засело в камышах на левом краю, на берегу заболоченной речки. Этот полутумен затаился, не обозначал себя ни бунчуками, ни знаменами. И эта скрытность должно было означать засаду.

Войско Тохтамыша было полностью готово к бою.

Еще в половине фарсанга на север лицом к врагу стояло Блистательное Воинство. Восемь туменов, собранных тысячными колоннами. Каждая в своем цвете, и на лошадях в масть. Строй по фронту был сильно растянут. Между колоннами имелись широкие проходы. И это был обычный прием Сокрушителя Вселенной – ставить так, чтобы во время боя войску было легче маневрировать, и чтобы без помех вводить резервы.

Боевые порядки Тимура были выстроены в четыре линии. Впереди десять тысяч лучников. За ними три тумена копейщиков, следом два тумена сабельной конницы. В четвертой линии два резервных тумена. Сам Сахибкиран в окружении темников, есаулов и телохранителей расположился на вершине сопки позади своего войска.

А по краю равнины в обход левого фланга противника на рысях продвигался двадцатитысячный отряд юного гургана. Не развевался в это утро над его войском стяг с изображением серебристого барса, оставленный ряженому войску, но его продвижение выдавал ослепительным блеском серебряный венец, обхватывающий шлем на голове гургана.

«Почему он тянет? – думал хан Тохтамыш, в окружении есаулов и телохранителей стоя на пригорке позади своих туменов. – Чего он ждет? Когда войско построено, самое разумное немедля вводить его в дело». Ожидание в строю, думал хан Тохтамыш, наводит тоску на воинов, и ввергает их сердца в смятенье. Хромой Тимур любит без конца повторять истину, мол, мужество есть терпение, проявленное в минуту опасности. Но это знают все и без него, даже дети. Если кто вырос в степи и с малолетства привык жить с тревогой в сердце, в готовности в любую минуту пуститься в набег или встать на защиту юрты, жить с чувством, что каждый миг может оказаться последним, такому не нужно объяснять, что не порывистая удаль, а терпеливое мужество решает дело. Его воины – степняки, плоть от плоти, они умеют ждать! Но сегодня так палит солнце. И пред ними не кто-нибудь, а эмир Тимур, и его слава угнетает!

Ожидание в строю томительно, оно подобно таянью свечи. Дух воина распалился, как зажглась свеча, и начал оплывать сомненьями, как свеча оплывает воском. Свеча растает, и пламень погаснет в расплавленном воске. Так чего же тянуть? Надо вводить войска в дело! Но…

У его былого благодетеля, в арсенале множество хитростей и каверз, и ему это известно лучше других. Если Асак Темир ждет, то неспроста. Что он задумал? Примитивный маневр в обход фланга, который начал осуществлять мальчишка гурган? Так это не страшно. В камышах он посадил засаду, и у него есть достаточный резерв, чтобы прикрыть свои фланги.

Однако Сахибкиран ничего не делает без умысла и никогда не принимает привычных решений. Они всегда неожиданны, их сложно предугадать. И все же, все же, чего ради он выжидает? Может для того, чтобы сломить дух противника, прежде чем сломить его порядки? Сомнительно. Великий Тимур не увлекается наивными мечтами. Так в чем же дело? В чем хитрость, каверза Тимура?

И тут его проняло. «А где еще два тумена?» Перед фронтом у хитрого старика их восемь, в рейде по флангу – два. Не хватает еще двух! Где его алебардщики? Если оставлены в лагере на другом берегу охранять ряженое войско – баб и пастухов, переодетых в доспехи воинов – то это глупо. И не похоже на Тимура. Он мог бы оставить не два тумена, а две тысячи, и не прославленных пеших алебардщиков, взламывающих конный строй, взламывающих лучше, чем это умеет делать его прославленная кавалерия!

Он оглянулся. На вершине холма вился дымок костра. В этот миг запоздалым прозрением открылись все три тайны: в чем каверза Тимура, где его алебардщики и чем это ему грозит!

– Весь резерв перевести за сопку! – крикнул он есаулу.

Второму повелел:

– Мою ставку на вершину холма!

Третьему:

– Три тумена на южный склон!

Спрыгнул на землю, расстелил походный коврик, повернулся лицом к священному городу и тут же на месте помолился.

Враг все-таки заметил дым костра. В стане его начался переполох. Три тумена двинулись в обход холма. Два вышли из передней линии и отступили в тыл. Стяг с парящим кречетом на синем полотнище переместился от подножья холма на вершину. Васико наблюдала за этим из укрытия в темном распадке, куда она со своими разведчиками отступила сразу после того, как запалили костер.

По дну распадка протекал ручей. Его берега были покрыты густыми зелеными зарослями тала3939
  Тал – кустарниковая ива.


[Закрыть]. В этих зарослях Васико собиралась дождаться подхода своего тумена. Здесь ей ничто не угрожало. Пока не подойдут войска с низовий, и не начнется сражение, жизнь ее в безопасности. Три часа пути с низовий и время, отпущенное ей в бою, вот весь остаток ее жизни. Пустоглазой проводнице смерти недолго осталось ждать. Ахура Мазда не внял ее мольбам, его призыв остался неизменным. Повоевала на земле, а теперь пора в ряды небесного воинства. Одежда, просохшая с утра на солнце, согревала тело, но сердце как сковало льдом, так и держало в ледяных тисках.

У нее есть три часа, можно подвести итог.

У нее есть сын. Был у нее муж. Она стала воином. У нее нет дома, но она могла бы купить или построить – денег в походах добыла немало. Но не это главное. Не важно, что было—пропало—обрелось. Важно то, с чем она прожила всю жизнь. Сейчас ощущая стужу в сердце – последний приступ страха —, она может признаться, что именно им, страхом был наполнен каждый день ее жизни. Не всегда было так страшно, как сейчас, но именно это подлое чувство сопутствовало ей от рождения и не хочет отпускать и на пороге смерти.

Бог, создавая свои творенья, с тем, чтобы отличить их от себя, поселил рядом с ними смерть. Жить и осознавать, что дням твоим придет конец, жить и беспрестанно бояться встречи с медлительной, пустоглазой проводницей, вот в чем убожество людей, вот в чем их отличие от Бога. Бог же вечен и не знает страха.

Но в редкие минуты, в пылу сражений, когда не человек, но воин выполняет часть работы Бога, открывается тайна недоступная тем, кто живет со страхом: смерть не предел, не крушение в бездну. Не обрыв в горах, а перевал. У подножья горы заканчивается долина. Но за горой, под другим склоном простирается другая. Бескрайняя, прекрасная, благодатная! Божественная тайна, сокрытая от людей – страх это путы, которыми Бог стянул ноги людей с тем, чтобы они до срока не потянулись в гору. Не поднялись на вершину и не смогли узреть оттуда прекрасную, бескрайнюю долину, называемую людьми раем.

Бог назвал гору Смертью и придал ей устрашающий вид: отвесные скалы, ледники и обрывы. Он поместил за одной грядой другую, и каждую следующую сделал и круче, и выше. Он заставил сползать со склонов лавины и сели, он придумал камнепады. Чтобы люди, глядя из долины на отвесные скалы, молили его об одном: продлить им срок, избавить их от восхождения.

И только воины, люди на малость уподобившиеся богу, не работающие, как рабы, а проводящие свои дни в трудах подобно богу, могут одолеть гнетущее чувство вечного страха. Не избавиться совсем, и тем возвыситься до божества, а одолеть на время, разбить его ледяные объятья, с тем, чтобы следом одолеть и горы. Путь через перевалы будет трудным, жестоким. Он отнимет время – семь тысяч лет. Но воин пройдет путь до конца и однажды спустится в благодатную долину.

А сейчас, пока не начался отсчет семи тысячелетий, надо дожить отпущенный срок достойно. Осталось немного – за вычетом трех часов, только время боя.

В трех фарсангах вниз по реке заслышался топот ста тысяч копыт. Ее отряд, меняя лошадей, не жалея их для боя, мчатся из низовий к распадку.

Мухаммад-Султан вступил в дело первым. Четырьмя полутуменными колоннами он вошел в речку. Вышиб из камышей отстреливающихся лучников. Как вышел из воды, не останавливаясь, пустил два полутумена во фланг врага. К флангам своих колонн приставил сабельщиков.

На встречу этим двум отрядам выдвинулся отряд кипчаков примерно в десять тысяч конников. В тысячи шагах от речки отряды столкнулись.

Атакующие колонны гургана врезались в ряды неприятеля. Взяли на копья передних. Но углубляться не стали. Соскользнули и отошли по косой. Отход первых полутуменов прикрыл удар двух других.

Гурган не давил. Чередовал удары четырех колонн. Бил хлестко и отскакивал. Такую тактику Сокрушитель Вселенной называл «удары молотков». Она замечательна тем, что ратиборцы врага не могут проникнуть в атакующий строй, что им неизменно удается при вязкой атаке. А чтобы прикрыть фланги достаточно к каждой колонне копейщиков приставить по две сотни сабельщиков. Единственный недостаток в том, что лучникам врага в таком бою позволено действовать безнаказанно. При каждом наскоке их стрелы выбивают из строя не одного и не двух бойцов. Вот и сейчас две колонны отскочили, а в ковылях осталась лежать полусотня мертвых и раненных копейщиков. Но не велика потеря. Если действовать настойчиво, по кузнечному бить в два молотка, то рано или поздно враг дрогнет, его оборона не выдержит, расколется, как орех.

Кажется, противник разгадал, чем ему грозят «удары молотков». Он вывел из резерва второй тумен и бросил на две колонны, прикрывающие отскок атакующих.

Работа «кузницы» расстроилась, чередование ударов сбилось с заданного ритма. И Мухаммад-Султан отступил. Он отошел за речку и там перестроился: поставил войско в десять шеренг, по две тысячи копейщиков в каждой. И широким фронтом бросился в новую атаку.

С тем, чтобы не дать гургану обхватить себя, противник вынужден был размазать лаву по полю. Но тем самым его строй проиграл в плотности и глубине обороны. Как ни крути, сложно противостоять двадцатью тысячами сабельщиков такому же числу копейщиков. Атакующие легко пронзят размазанную лаву насквозь. Чтобы устоять, необходим еще хотя бы один тумен. Но где его взять, если резервы исчерпаны.