Текст книги "Падающие в небеса"

Глава 6

В восемь утра Сапожников встретился с Уильямом Блейдом. Тот был невероятно радушен, похлопывал Михаил Петровича по плечу, рассказывал о тунце невероятных размеров, которого выловил на прошлой неделе. Но когда речь зашла о деньгах, Блейд прекратил свои шутки-прибаутки и серьезно сказал:

– Я принял решение не финансировать проекты до получения вами денег от российских банков.

– Это окончательное решение?

– Да.

– А почему оно так резко изменилось за последние пару дней? – возмущенно спросил Сапожников.

– Мировой кризис, мой друг Майкл. И обратите внимание, мы не отказываем вам в средствах, мы только хотим быть уверенными, что проекты будут полностью обеспечены деньгами, то есть наши русские коллеги дадут на них недостающие деньги.

– Но ваши, как вы выразились, русские коллеги говорят то же самое, с той лишь разницей, что они ждут первых шагов от вас. Просто замкнутый круг получается! Как же его разорвать?!

– Не знаю. Я всего лишь банкир, а производственным гением служите вы. Вот и ищите решения! – рассмеялся собственной шутке Блейд.

На этом встреча закончилась.

«Все, здесь больше делать нечего, срочно лечу домой», – подумал расстроенный Сапожников.

В аэропорту Внуково-3 самолет приземлился в семь вечера. Еще из Лондона Сапожников позвонил Беленькому и договорился с ним, что сразу по прилете поедет в Службу. Поэтому не прошло и сорока минут с момента посадки, а Михаил Петрович в сопровождении все того же бравого офицера входил в приемную Беленького. Видимо, у того шло важное совещание, и секретарша наотрез отказалась соединяться с шефом и проинформировать его об ожидающем посетителе.

– Он знает, – недовольно буркнула женщина и погрузилась в свои бумаги.

Те полчаса, которые Сапожников сидел на мягком диване, он решил не терять даром и готовился к предстоящей встрече, подбирая правильные слова, чтобы попытаться оставить для себя хоть малейший шанс отказаться от сотрудничества со спецслужбой.

До последней минуты Михаил Петрович пытался сложить в голове комбинацию, при которой сумеет и сына вытащить, и на крючок не подсесть.

Из кабинета вышли несколько мужчин. На их раскрасневшихся лицах застыло легко читаемое выражение полученной ими в начальственном кабинете взбучки. Сапожников даже поежился, представив себе, что через какое-то время и он будет выходить в приемную вот таким же потрепанным.

Беленький сидел за рабочим столом. Увидев Сапожникова, он закончил писать, не торопясь завинтил колпачок на дорогой серебряной ручке, взял папку-скоросшиватель и направился к Михаилу Петровичу. Папку Беленький сунул под мышку правой руки таким образом, чтобы было невозможно увидеть имеющуюся на ней надпись. Пожав протянутую руку, хозяин кабинета указал на стоявший вдоль стены стол для встреч. Дождался, когда Сапожников усядется, а сам сел напротив. На этот раз папку он положил на стол тыльной стороной вверх. Беленький так демонстративно скрывал название папки, что у Михаила Петровича не осталось ни малейшего сомнения в ее содержимом – наверняка касавшимся Ильи.

– Как съездили в Лондон? – начал издалека Беленький.

Его странная манера начинать разговор с маской доброго дядюшки и приятной легкой ухмылкой раздражала Сапожникова. Как и в телефонной беседе, он решил без вступлений и предисловий начать разговор на тему, из-за которой сейчас находился здесь, в этом кабинете.

– Вам удалось узнать о судьбе моего сына?

– Странновато вы, Михаил Петрович, начинаете разговор. Ни тебе о погоде, ни тебе о природе! Ну, как хотите!

На лице образовалась следующая маска – строгого воспитателя, привыкшего безжалостно наказывать нашкодивших подопечных. Сапожников отметил, что обе маски были очень гармоничны на лице их владельца и, если бы тот не пошел в крупные государственные чиновники, вполне мог бы стать неплохим актером. Тем временем Беленький перевернул папку и, продемонстрировав на обложке надпись, сделанную черным жирным фломастером «Сапожников И. М.», по-прежнему не спеша открыл ее.

Несколько секунд ушло на чтение первой страницы, после чего Илья Иосифович произнес:

– Да, изрядно набедокурил ваш сынок. Здесь и хранение наркотиков, и их распространение, и участие в преступной группе, и даже, как это ни удивительно, – мошенничество.

– Скажите, а работа на китайскую разведку в вашей папке не упоминается? – со злостью в голосе спросил Сапожников.

На лице Беленького опять появилась легкая улыбка:

– Мне нравится, что чувство юмора не покидает вас в столь критическую минуту для очень близкого вам человека. Но вы зря шутите. Букет столь красочный, что даже с учетом несовершеннолетия Ильи ему никак не меньше шести лет светит. И главное, все участники банды показывают на него как на одного из руководителей.

– Чушь! – выдавил из себя Сапожников. – Этого не может быть!

– И я о том же! Я разобрался! Не может мальчик из хорошей семьи совершить такие дерзкие преступления. Значит, его оговаривают, а наша прямая обязанность защитить юношу от произвола!

Последние слова настолько удивили Сапожникова, что от услышанного у него открылся рот и на мгновение он потерял дар речи. Беленький рассмеялся:

– Это на вас я репетировал те слова, которые буду произносить людям, способным повлиять на освобождение вашего сына. И поверьте мне, в ответ я услышу: «А с нами ли его отец?»

Беленький сделал паузу, давая возможность Сапожникову самому ответить на вопрос, но Михаил Петрович молчал. Тогда генерал, вновь надев на себя строгую маску, на этот раз самую страшную из существующих в его арсенале, резко спросил:

– Так с нами вы?

– Да-а, – неуверенно произнес Сапожников.

– Как-то вяло вы это сказали. Не чувствую твердости в вашем голосе. Вас же просят помочь в важном государственном деле, а не участвовать в террористическом акте или еще бог знает в чем.

– Да! – все еще дрожащим голосом, но уже с большей уверенностью повторил Михаил Петрович. – Что я должен буду делать? И когда освободят Илью?

– Думаю, что сегодня. В крайнем случае завтра. Сейчас попробую решить этот вопрос.

Беленький поднялся, подошел к рабочему столу, приготовился снять трубку большого телефона цвета слоновой кожи, выделявшегося среди стоявших вокруг нескольких аппаратов «кремлевской» связи. Посмотрел на Сапожникова, размышляя, допускается ли вести разговор с всесильным абонентом на другом конце провода в присутствии постореннего или нет. Прокрутил в голове ситуацию, рукой показал Михаилу Петровичу, что тот может оставаться на месте, и поднял трубку.

«Кто это может быть? – подумал Сапожников. – Да, ну и попал же я в передрягу!»

В это время Беленький, почти не отступая от текста, изложил версию, только что отрепетированную с Михаилом Петровичем, и добавил в конце, что «папа этого замечательного мальчика – тоже очень хороший человек, к тому же сотрудничающий с нами».

На том конце провода что-то объясняли в течение двух минут, после чего Беленький попрощался.

– Вопрос решен. Илью сейчас отвезут домой, а мы можем немного поработать, не правда ли, Михаил Петрович?

Беленький не скрывал радости от достигнутого эффекта только что проведенной операции. Без сомнения, он был азартным игроком, и как любому игроку ему нравилось выигрывать у сильных противников. Сапожников это прекрасно понимал, так же как он понимал, что теперь практически лишился любого маневра в своих дальнейших действиях. Несколько минут назад ему показали, как почти за мгновение сына освобождают из следственного изолятора, и умный человек должен был понять – обратные действия займут то же мгновение.

Вдруг Беленький вспомнил о важном звонке, сел вполоборота к Сапожникову и очень тихо заговорил по другому «кремлевскому» аппарату.

Когда он закончил, то вопросительно посмотрел на Сапожникова. Михаил Петрович, понимая, что от него ожидают, собрался и как можно более безразличным голосом произнес:

– Давайте поработаем.

– Ну и прекрасно. – Беленький поднял трубку и резко бросил: – Может зайти.

«Странная форма вызова сотрудника», – подумал Сапожников.

Он был искушен в подобных ситуациях, сам порой пользовался похожими приемами. Например, Михаил Петрович хотел произвести эффект на присутствующего в кабинете посетителя. Для этого он заранее вызывал в приемную нужного ему человека, а в определенный момент давал секретарю команду, чтобы ожидавший вошел. Но в отличие от Беленького, вызывая этого человека, Сапожников произносил его имя или фамилию, а не бросал безымянную фразу.

Дверь бесшумно открылась, и в кабинет вошел седовласый мужчина лет пятидесяти. Сапожников посмотрел на появившегося человека, и черты его лица показались знакомыми. Однако Михаил Петрович не мог точно вспомнить, где и когда с ним встречался. В последнее время количество людей, с кем Сапожникову приходилось общаться, перевалило за критическую массу, после которой он перестал запоминать фамилия и имена новых знакомых, а порой даже забывал и старых. Иногда Сапожников не мог даже идентифицировать – из старой ли, еще доперестроечной, жизни, повстречавшийся ему человек или они завязали отношения в последние годы.

– Хочу вас познакомить, а вернее представить вам, – Беленький подошел к столу переговоров, – Антон Николаевич, наш сотрудник. «Определенно я его знаю!» – подумал Михаил Петрович.

– Мне кажется, вы знакомы? – с улыбкой спросил Беленький.

Сапожников впервые с момента их встречи увидел в глазах директора департамента веселые искорки.

– Да. Где-то встречались, а вот где, никак не могу вспомнить.

– Вам фамилия Авдеев что-нибудь говорит? Вернее, сочетание Антон Авдеев что-то напоминает?

– Да, это мой одноклассник.

– Перед вами ваш одноклассник Антон Авдеев, теперь Антон Николаевич Авдеев.

Сапожников внимательнее посмотрел на стоявшего напротив человека. Конечно, через столько лет отчетливо восстановить черты лица школьного приятеля было очень трудно, но тем не менее, подталкиваемый вспыхнувшими воспоминаниями, Михаил Петрович сделал шаг вперед и заключил Антона в объятия. Авдеев тоже обнял Сапожникова. Так продолжалось несколько мгновений, после чего мужчины начали похлопывать друг друга по плечу, как будто пытаясь показать, что остались еще силенки у бывших одноклассников. Несмотря на то что они дружили в школе, по окончании их пути разошлись настолько кардинально, что с тех пор товарищи встретились лишь однажды, еще в студенческие годы. На столь модные в последнее время встречи одноклассников ни тот, ни другой не ходили. Ничего не было удивительного в том, что Сапожников, по прошествии многих лет, сразу не понял, кто стоит перед ним, но, узнав, был искренне рад увидеть Антона Авдеева.

– Похоже, вы признали друг друга. Неплохо! Теперь перейдем к делу. Хочу еще раз, надеюсь, что в последний, напомнить о важности задачи, стоящей перед всеми нами. И что само собой разумеется, о необходимости работы в режиме «совершенно секретно». Мы посмотрели ваше досье и нашли в нем упоминание о допуске к этому грифу. Думаю, что он был получен формально для выполнения контракта. Сейчас же предстоит настоящая работа в условиях сохранения полнейшей секретности, в том числе и от ваших близких. Понятно?

– Да, – недовольно буркнул Сапожников, понимая, что с этой минуты началась другая жизнь, с новыми для него правилами.

Не обратив внимания на интонацию Сапожникова, Беленький продолжил:

– Вашим куратором с этой минуты будет полковник Авдеев. Через него вы будете получать конкретные задания и обсуждать их результаты…

– Какие задания? Мы же договаривались с вами, что я должен буду войти в контакт с Мотей, или как там его сейчас зовут, и все! А теперь выясняется, что я должен буду выполнять задания! – Последние слова Сапожников почти прокричал.

– Мы ничего не меняем. Одна большая тема – контакт с Мэтью Липсицем. Полковник, поясните.

Тут впервые заговорил Авдеев, и Сапожников узнал знакомые интонации и нотки тембра голоса. Михаилу Петровичу показалось странным, что его одноклассник до сих пор не генерал, но в ведомстве, в котором он служил, и чин полковника был достаточно значимым.

– Понимаешь, Миша, простите, Михаил Петрович…

– Антон, давай обращаться по имени, не усложняя и без того не простую ситуацию.

– Хорошо. Как тебе уже рассказывал Илья Иосифович, все попытки войти в контакт с Липсицем провалились, и ты – наша последняя надежда…

– А почему не ты? – перебил Сапожников.

Авдеев посмотрел на начальника, как будто задавая вопрос: «Все ли можно говорить?» Беленький утвердительно кивнул, и полковник дал ответ:

– Потому что Липсиц, если ты помнишь, знал, какую карьеру я выбрал себе в юности, и надежда, что он меня подпустит к себе, практически равна нулю. – Авдеев замолчал, давая возможность Сапожникову принять полученную информацию или задать следующие вопросы. Но Михаила Петровича, по-видимому, удовлетворило услышанное. После короткой паузы Антон продолжил: – Наш анализ однозначный – ты единственный, кто может нам помочь.

– В чем же заключается моя помощь? Давайте перейдем к конкретике.

Вид Сапожникова показывал, что нервозность первых минут разговора прошла, он собрался и готов трезво оценивать ситуацию. Беленький, чутьем разведчика понявший, что именно сейчас наступает кульминационный момент беседы, взял инициативу в свои руки, жестом остановив Авдеева, готового ответить Сапожникову.

– Начну немного издалека. Один раз в три-четыре года ваш одноклассник удивляет весь научный мир очередным оригинальным открытием…

– А что же в этом плохого? – не сдержался Сапожников.

– Наберитесь, пожалуйста, терпения, Михаил Петрович. Я буду предельно краток, и буквально через несколько секунд мы подойдем к главному.

– Хорошо, – виновато произнес Сапожников.

– Итак, ничего плохого в открытиях крупнейшего физика современности не было бы, если бы незамедлительно все его идеи не воплощались в практические решения, используемые военными. Именно благодаря открытиям господина Липсица американцы отрываются от нас в области военного использования космоса, что представляет огромную угрозу для нашей страны. А вот этого мы допустить никак не можем.

– Это правильно! Но что я могу сделать?

– Вот мы и подошли к главному. Мы считаем, что человек, вошедший в доверие к Липсицу, сможет получить данные из его архива. Надеемся, что он хранит свои записи в компьютере. Тогда – предметом нашего интереса является жесткий диск. Если же он работает по старинке и ведет дневники, задача усложняется – придется их скопировать. Вы видите: никаких уколов зонтиком или стрельбы из авторучки. Вам предлагается принять участие в решении очень благородной задачи во имя интересов нашей Родины.

Сапожников открыл рот от удивления. Он не мог и близко представить, что перед ним будет поставлена такая сложная задача. С чего начинать, как попасть в дом к Липсицу и, главное, чем будет чреват провал? Михаил Петрович вырос в Советском Союзе, в атмосфере, в которой с младенчества внушали, что мы лучшие, что наша страна самая сильная, и если что-нибудь случится, эта самая великая держава нас защитит. Позже эта иллюзия растворилась. От нее не осталось и воспоминания. Теперь мы побеждаем только там, где являемся действительно лучшими, но слишком часто проигрываем, а иногда и до глубочайшего позора. У нас не осталось веры в некую всесильную материю, способную в последний момент таинственно появиться и по мановению волшебной палочки решить все проблемы.

Пауза после слов Беленького затягивалась. Авдеев нетерпеливо заерзал на стуле. Сапожников, судорожно соображавший, что бы придумать для отказа от этого нелепого задания, произнес первое, что пришло ему в голову:

– Я не уверен, что смогу, у меня не получится.

– Мы поможем, – сказал Беленький. – А если я провалюсь?

– Я же сказал, мы поможем!

– Знаете, Илья Иосифович, мне вспоминается один старый анекдот из советских времен. Рассказать?

– Попробуйте, – без особого желания произнес Беленький. Видимо, он уже исчерпал свой лимит времени, отведенный Сапожникову, и должен был заниматься другими делами.

Михаил Петрович сделал вид, что не понял интонацию Беленького, и начал рассказывать анекдот.

– Середина семидесятых годов. Во дворце спорта играют в хоккей наши с канадцами. Генеральный секретарь Брежнев сидит в закрытой ложе вместе с членами Политбюро. Вдруг на трибунах начинают скандировать: «Шайбу! Шайбу», мешая вождю смотреть хоккей. Он, недовольный, поднимает трубку телефона и коротко бросает: «Шайбу!», и в ту же секунду вой на трибунах: «Г-о-л!!!»

Беленький в своих мыслях был где-то далеко и никак не отреагировал, а Авдеев натянуто рассмеялся, как будто задавая вопрос: «К чему ты это рассказал?», а вслух произнес:

– Вот так примерно и с твоим прикрытием будет.

– Нет, дорогой мой друг Антон. Не будет так. Потому что ничего из той былинной мощи у нас не осталось, и ты прекрасно это знаешь. Если сейчас мой анекдот рассказать юноше лет восемнадцати, то придется очень долго объяснять его смысл. А значит, там никто меня не сможет вытащить в случае неудачи. Согласны?

На сей раз Сапожников задал свой вопрос непосредственно Беленькому, и тот был вынужден вернуться к беседе:

– И так, и не так. Я не буду сейчас раскрывать весь арсенал, которым мы обладаем в настоящее время, но с чем я не могу не согласиться – проблемы у вас могут возникнуть. Думаю, сообща мы их решим.

Говоря «сообща», Беленький не кривил душой. Прежде чем взять Сапожникова в разработку, он очень скрупулезно изучал материалы о нем. Опытный разведчик и руководитель Беленький понял, что Сапожников как никто другой подходит для выполнения планируемого задания. У Михаила Петровича был тонкий ум, мгновенная реакция, быстрота в принятии решений, связи, деньги и умение в нужную минуту предложить их так, что противоположная сторона не могла отказаться. Конечно, все это было в России, но если вдруг возникнет критическая ситуация, то Сапожников использует свои способности и за границей.

– Ладно, давайте не думать о худшем, – вздохнул Михаил Петрович. – С чего, по-вашему, я должен начать?

– А вот здесь я передаю инициативу Антону Николаевичу. Он сам решит, как лучше осуществить первый оперативный контакт с Липсицем, но я бы порекомендовал вам начать с какой-нибудь публичной конференции или симпозиума. Какие соображения?

Авдеев посмотрел на своего начальника, потом произнес:

– Мы так и планировали. Примерно через две недели большой симпозиум в Хьюстоне, на котором основным докладчиком является Липсиц. Я не удивлюсь, если узнаю, что сотрудники корпорации Михаила Петровича принимают участие в симпозиуме.

Сапожников поразился, насколько серьезно подготовились к встрече с ним его новые коллеги, если даже узнали, где и когда его сотрудники могут пересекаться с Липсицем, но, не показав виду, спросил:

– Как я туда попаду? Там ведь требуется аккредитация, я наверняка опоздал.

– Не проблема! – уверил Авдеев. – Сейчас, во время кризиса, участников подобных мероприятий не так уж и много, и организаторы идут навстречу всем желающим, выдавая аккредитацию буквально за день до открытия.

– Да! Я смотрю, вы основательно подготовились к моей, как это у вас называется, «переправке».

Беленький рассмеялся.

– Нет, Михаил Петрович, у нас давно существует другая терминология, но об этом поговорим как-нибудь в следующий раз. А сейчас я бы хотел закончить нашу встречу, тем более вас уже сын дома ожидает.

Сапожников моментально поднялся. Ему хотелось как можно скорее покинуть эти стены. Хотя как опытный игрок он понимал, что проиграл вчистую. Даже если он физически и выйдет из этого здания, то все равно его дух останется здесь. И время от времени властелины лампы будут натирать ее поверхность, произносить волшебные слова, после которых Михаилу Петровичу придется мгновенно возникать перед их ясными очами.

От этих мыслей внутри пробежала дрожь, заставив Сапожникова поежиться, что не ускользнуло от взгляда Беленького. Он тоже поднялся, протянул руку и вдруг сказал:

– Мы так быстро перешли к разговору о делах, что в начале встречи у меня даже не было возможности, а потом я совсем забыл вас поздравить.

– С чем? – удивился Сапожников.

– С полученным кредитом.

Сапожников стушевался. Он не хотел показывать, что не понимает, о чем говорит Беленький.

– Да, конечно! Спасибо!

Все тот же офицер, или его двойник, проводил Сапожникова до выхода из здания. Михаил Петрович, выскочив оттуда бегом, тут же набрал телефон Миловидова.

– Здравствуй, Андрей…

Финансист, перебив шефа, затараторил в трубку:

– Михаил Петрович, как здорово, что вы мне позвонили, а то я уже целый час пытаюсь с вами связаться, а вы недоступны!

– Не кричи! Объясни спокойно, что случилось за последний час?

– Произошло чудо! Мне позвонили из банка и сообщили, что предоставляют нам кредитные ресурсы вне зависимости от позиции английских финансистов.

– Ничего в этом чудесного нет. – Сапожников пытался держаться спокойно, хотя чувствовал, что дается это с трудом. – Они поняли: мы – достойные партнеры.

– Что же, они не понимали этого час и десять минут назад, когда я пытался их уговорить, а потом вдруг раз, и поняли?

– Похоже, ты их уговорил. Жди бонуса. – И Михаил Петрович отключился.

Он догадывался, благодаря кому крупнейший российский банк вдруг решил нарушить корпоративные правила, установленные в условиях кризиса, и выдать кредит компании Сапожникова. Маневр Беленького был понятен. Для большей уверенности он хотел повязать Сапожникова еще и финансовой зависимостью, при необходимости дергая за веревочку того самого кредита.

Михаила Петровича охватил настоящий страх, передавшийся от предков через гены, дремавший где-то внутри, резко, в один момент пробудившийся и подавивший деятельность всех органов, приведя их в полнейший ступор. Он остановился посредине двора, не в состоянии идти, и только мозг продолжал четко работать: «Нельзя сдаваться. Нельзя сдаваться».

Сапожников не знал, что делать, но очень надеялся, что и на этот раз поможет неведомый всесильный покровитель, всю жизнь сопровождающий и спасающий его в абсолютно безвыходных, казалось бы, ситуациях.