Текст книги "В страхе прозрения"

Беспорядочно бегающие пальцы и всё остальное составляющее кисти рук периодически, то сжималось в кулаки, изо всех сил теребя простыню, то снова разжималось и продолжало суетиться. Всё существующее внутри него было в чудовищном напряжении, но внешне он находился в полном спокойствии. В неподвижной мимике его отпечаталось безразличие. Словно сторонний наблюдатель, равнодушно и без малейшего проявления эмоций, с застывшим своим лицом, он продолжал смотреть в ужасающую его – тьму дверного проёма. И лишь глаза могли его выдать, если бы кто-то смотрел на него, лишь выражение ужаса во взгляде, прикованном в рассеянное чёрное пятно, давало понять, что с ним сейчас происходит: что находится он в состоянии крайней растерянности, и сознание его погрузилось в абсолютный хаос…

Восприятие вдруг явившегося необъяснимого ужаса было усиленно многократно, как и всё, что приходится испытывать во сне. Будь то страх, гнев, радость, печаль и прочие возможные чувства, которые гиперболизируются и трансформируются в нечто совершенно непостижимое разумом в реальной действительности. Даже такое непонятное, с трудом уловимое, но бывает, что до безумия сильно испытываемое ощущение как – так называемое «романтическое чувство любви», становится во сне бескрайне широким, глубоким и насыщенным, обладает какой-то особенной утончённостью восприятия, открывает таинственную, испытываемую только во сне, совершенно чуждую и незнакомую здравому рассудку, свою собственную природу и суть. И настолько сильным, порой оказывается впечатление, что, вспоминая о приснившемся субъекте, столь сильно запавшем в «сердечную область», уже в бодром расположении сознания, продолжаешь испытывать какую-то особенную приятность и прекрасность или же, в зависимости от содержания сновидения, обречённость и подавляющий трагизм, но уже не так ярко и насыщенно как это было во сне. Здесь же раскрылся усиленный многократно кошмар, ужас, со всей своей обнажённой страшной сущностью.

Казалось что страх, так явно проявивший себя и, погрузившись, словно чьей-то колючей, покрытой острым абразивом, с длинными когтями рукой во все уголки человека, совершенно не заботясь о том, что он ещё живой и способен чувствовать, что-то долго искал в нём, проверял и испытывал его на прочность. Не желая покидать живую плоть до тех пор, пока не выполнит своего предназначения и не добьётся нужной цели. В то время как человек этот по-прежнему пытался проснуться, силясь сломать в себе каменное, скованное страхом, состояние, но все усилия его были подобны попыткам слабого ветра сдвинуть высокий скалистый берег.

Взгляд Алекса по-прежнему тонул в пугающем мраке.

Боковым зрением он отчётливо видел вполне реальные стены, оклеенные полосатыми обоями, видел перед собой стоящий торцом невысокий шкаф и различные мелкие детали на нём: узор шпона, блеск шарнира, чёрные пятна круглых головок болтов. Сам же шкаф упирался в спинку металлической койки, блеск которой он также отчётливо видел, как и стол с правой стороны. В углу большим чёрным пятном с редкими отблесками на гладкой стеклянной поверхности, стояла рогатая фигура телевизора. Всё содержимое комнаты выглядело вполне логичным и реалистичным, точно таким же, каким оно выглядело в действительности. Он словно спал с открытыми глазами и видел все предметы тем, чем они являлись на самом деле. Не было никаких изуродовано-абсурдных трансформаций, чрезмерных крайностей, гипербол и литот, за исключением открытой двери и ощущения многократно усиленного панического страха.

Но, прошло ещё некоторое время, и ужасающее его сильное чувство отступило, отчего Алекс, единовременно во всём теле, испытал полное расслабление и покой. Всё его окружающее и всё внутри него тут же остыло, затихло и успокоилось – погрузилось в привычную тишину спокойной ночи. А сознание его отключилось вновь…

Лабиринт тайн

Алекс чувствовал холодный слабый ветер, касающийся и мягко окутывающий его со всех сторон. Едва уловимый, непрекращающийся высокочастотный звук, словно чей-то слабый стон, доносился откуда-то издалека и разносился повсюду над просторами заснеженной поверхности. Рельеф этой поверхности был неравномерным: в одних местах возвышались сугробы белого снега, которые незаметно переходили в искрящуюся равнину, в других местах поверхность была обнажена полностью, показывая весь свой неприглядный и даже немного противный, страшный вид.

Поверхностью этой была земля, но какого-то ржавого, тёмно-красного, почти коричневого цвета. Местами цвет поверхности переходил в более бледные и светлые тона, а где-то образовывались тёмные пятна с бледно-жёлтыми вкраплениями. Всё это своим видом напоминало тромб раны.

Слабые потоки ветра, словно желая скрыть открывшиеся участки израненной земли, переносили на них крупинки снега, скатывая их по склонам сугробов. Но тут же ударял встречный, более сильный порыв ветра, отчего возникали крохотные вихри, уносившие прочь только что перенесённые крупинки снега, открывая, таким образом, рану ещё больше. Война ветров за территорию велась с переменным успехом и, казалось, должна была длиться бесконечно. Как и вся заснеженная поверхность, которая со всех сторон уносилась в неизвестную тёмную даль, где оборачивалась рассеянным, туманным горизонтом и незаметно сливалась с безграничным небесным простором.

Небо же здешнее, по-февральски грустное, без единого просвета небесной синевы, было затянуто бледно-серой пеленой, которая лёгким и почти незаметным туманом оканчивалась у самой поверхности земли. А в глубинах прозрачного тумана – в высоте воздушного пространства – серую облачную массу спиральной воронкой закручивали колоссальных размеров быстро вращающиеся вихри. Которые, учитывая их видимую отдалённость от земли, носились в безжизненном просторе серого неба, вероятно, с очень большой скоростью.

Переводя взгляд с неба вниз себе под ноги, Алекс почувствовал в своём невесомом теле бурный всплеск мышечного тонуса, отчего ему ужасно захотелось движения. Он хотел побежать, но сделал лишь несколько шагов, потому что заметил, очень далёко от себя, чей-то тёмный силуэт. Через мгновение, всмотревшись в его детали, он разобрал в нём обыкновенную человеческую фигуру, но с необыкновенной, какой-то непропорционально большой головой. Ещё через миг он пришёл в ужас, так как понял, что этот, пугающий неправильностью форм, человеческий облик очень быстро приближается к нему. И уже через пару секунд метрах в десяти от Алекса, остановившись, стояло существо с человеческим телом в обычной тёмной одежде, но с самой настоящей коровьей головой: с коровьими глазами, ушами и с обыкновенными коровьими рогами. Но помимо пары обычных костных образований на голове была ещё одна пара глубоко укоренившихся особенных рогов, о существовании которых это существо ничего даже не подозревало. И создавалось впечатление, что оно было уверено, и даже глубоко убеждено, что никакой пары особенных рогов у него вовсе нет, потому что если бы оно вдруг поняло, что на нём эти рога, то они тут же отпали бы сами по себе или же, в крайнем случае, существо само непременно захотело бы от них избавиться. Но особенные образования на этом неизвестном организме росли, и, казалось, со временем укоренялись всё глубже. Помимо этой странности над головой пришельца, вращаясь по своим многочисленным осям, невесомо парила – прозрачная, почти невидимая – стеклянная фигура с множеством граней.

Вдруг, справа от себя, Алекс почувствовал какое-то шевеление и услышал тихое шуршание. Отчего тут же обернулся и увидел уже целый ряд таких же существ. Но уже с разными головами: появились и такие же коровьи, правда, уже с другими чертами в лицах, кроме того, присутствовали бычьи головы с короткими рогами, где-то показались свиные, такие же разнолицые овечьи, бараньи и прочие головы. Абсолютно на каждой голове вновь появившихся живых существ росли особенные рога, и также вращались многогранные кристаллы.

Ряд, состоящий из этих пришельцев, быстро выстраивался по ровной линии. За спиной Алекса, судя по звукам, происходило такое же явление. Всюду вокруг него выстраивались плотные ряды. В толпе становилось всё теснее, странные существа прижимались друг к другу всё сильнее и сильнее. Их становилось всё больше. Позади стоящие толкали впередистоящих, а те в свою очередь толкали стоящих перед ними. Огромные толпы внезапно появившихся странников теснились всё плотнее и плотнее, все они словно спешили выстроить какую-то конструкцию, заняв своё привычное место. И вот вся эта многочисленная масса пришельцев за короткое время выстроила величайший лабиринт с единой дорогой, а точнее – широкой магистралью. Поражённый увиденным Алекс, оказавшийся между живых стен, вглядываясь в обитателей этого мира, продолжал стоять в ожидании новых явлений.

Стоящие в первых рядах стены лабиринта были отгорожены от магистрали, словно какой-то невидимой преградой, так как линия ряда на всей протяжённости лабиринта была идеально ровной. И эта ровность ряда сохранялась, несмотря на то, что позади стоящих становилось всё больше. Возникало, однако, впечатление, что никакой прозрачной преграды на самом деле не существовало, во всяком случае, видимой и физически осязаемой, казалось, что существа сами по себе, каким-то невероятным образом, выстраивались в очень ровный ряд. Так, со всех сторон вокруг Алекса, менее чем за минуту, неизвестно с какой целью, образовались многочисленные толпы загадочных субъектов.

Белоснежных высоких сугробов больше нигде не было, всё скрылось в толпе и, было стоптано и раздавлено. Снег на магистрали лабиринта стал грязным и немного подтаял. Также Алекс обратил внимание на то, что стало уже не так холодно, и вместо прохладного веяния почувствовал относительно тёплые и периодически ослабевающие порывы ветра. Но через пару мгновений всё вдруг успокоилось и затихло: ветер пропал окончательно, шевеление в толпе прекратилось. Всё вокруг замерло и молча, стояло в ожидании. Лишь едва слышимый непрекращающийся высокочастотный звук, вновь замеченный в неожиданно возникшей тишине, продолжал слабо стонать.

Ещё через некоторый – короткий – отрезок времени, продолжая неподвижно стоять и вслушиваясь в неизвестного происхождения странный писк, Алекс почувствовал, что звук этот стал немного громче, и сила звука медленно продолжала увеличиваться. Можно было подумать, что нечто, издававшее этот режущий слух стон, постепенно приближалось.

И вот звук стал совсем громким, и это нечто, казалось, было уже рядом. Алекс повернулся в ту сторону, с которой звук был слышен сильнее, и, смотря на перекрёсток магистралей, ожидал, что из ближайшего от него угла вот-вот что-то появится.

Мгновение спустя на перекрёстке лабиринта показалось медленно идущее, неизвестного происхождения, странное существо, но в маске, прототипом которого было человеческое лицо. Вслед за появившимся загадочным субъектом показалась вдруг обыкновенная красная корова, которая спешила за пришельцем, ни на шаг от него, не отставая. Пришелец же, повернув на перекрестке, пошёл по магистрали, на которой, неподвижно наблюдая, стоял Алекс.

Смотря на это странное существо в маске, возникало впечатление, что оно испытывало сильную боль при ходьбе или же несло на себе что-то невидимое, но должно быть очень тяжёлое, так как казалось, что ноги его вот-вот подогнутся и оно упадёт придавленное этой невидимой массой. Но впечатление было обманчивым, потому что тяжесть эта или физическая боль, всё же не мешали поднимать ему свои ноги достаточно высоко и продолжать равномерное движение. Медленно идущее неизвестное существо просто необыкновенно медленно передвигалось своей особенной удивительной походкой. Кем же оно было на самом деле, было ли оно одним из тех существ, что составляли лабиринт, мешала понять маска, скрывающая вокруг всю его голову словно шлем, и лишь сверху имеющая круглый вырез, над которой вращался прозрачный кристалл.

Маска эта находилась в невероятной подвижности, словно была лицом и могла передавать всевозможные выражения и эмоции, то есть могла представить абсолютно любую мимику. Маска как будто бы была живая. И, казалось, жила своей собственной, совершенно независимой, от всего остального существа, жизнью. Белая живая маска, с тонкими красными кругами вокруг глаз и вокруг рта, то довольным образом улыбалась, то плавно переходила в выражение огорчения, то вдруг разжигалась гневом и злобой, то снова начинала смеяться. И так происходило постоянно: не останавливаясь ни на секунду, одно выражение сменялось другим, отображая все тонкости мимики и с трудом уловимые эмоциональные оттенки.

Алекс был глубоко впечатлён такой подвижной маской, мимика её была живее и выразительнее любого человеческого лица, которое ему когда-либо доводилось видеть, и он просто не мог оторвать своих глаз от этого поразительного завораживающего явления. Но далее, продолжая смотреть на эту, в полном смысле слова, – фантастическую форму жизни, внимание его всецело обратилось на интересную особенность здешних обитателей: из самой маски едва заметно, словно прячась и осторожно выглядывая, высовывалась такая же, как и у всех – пара глубоко укоренившихся особенных рогов.

Случайно оказавшись очевидцем фантастических явлений и невероятной жизни странных существ, Алекс продолжал внимательно наблюдать за происходящим, усердно всматриваясь в детали глубоко проникновенным взглядом.

По мере того, как существо в маске, или же маска, управляя существом, приближалось всё ближе, непрерывный звук уже не становился громче, а скорее стал обретать большую насыщенность, стал чрезвычайно содержательным и разнообразным.

С трудом оторвав прикованный к маске взгляд, Алекс обратил внимание на то, что пришелец был одет в такую же серую одежду, как и большинство и нёс на себе что-то похожее на измятый белый фартук. А на самом фартуке, что сразу и резко бросалось в глаза, отпечаталось несколько, слившихся воедино, больших пятен ярко красного цвета. С секунду разглядывая пятна, Алекс вдруг понял, что это была кровь – жидкое и подвижное пятно крови. И тут, словно оглушительным треском близко ударившей молнии, слух Алекса был растерзан раздирающими криками и жуткими воплями. Величайшее множество голосов, которыми разверзлось кровавое пятно, слилось в единый поток жалобных стонов. Отчего хотелось просто зажать терзаемые уши и скорее где-нибудь спрятаться, чтобы не слышать этих сокрушительных звуков, но скрыться в лабиринте, было негде. И через мгновение, как только существо в маске поравнялось с Алексом, режущее, ледяное остриё жутких стенаний растаяло и вновь обратилось в монотонный звук. А странник с коровой продолжали своё шествие, не обращая внимания на случайного наблюдателя.

Порывы холодного ветра усилились, стены лабиринта оживились вновь.

Оправляясь от услышанных звуков и провожая взглядом пришельца и спеша влекущуюся за ним корову, Алекс медленно пошёл следом. Он никак не мог понять, почему эта корова продолжает спешно идти и нисколько не отстаёт от странного существа. Кроме того, удивляло ещё и то, что происходило явное логическое несоответствие или скорее нарушение законов физики, потому как корова – чуть ли не бегом, практически не сбавляя своей скорости – всё никак не могла догнать идущее впереди неё медлительное существо.

Следуя за ними, Алекс увидел густую зелень пышной травы, которая неожиданно появилась прямо в руке пришельца. Разумеется, что корова, которая была явно голодной и, как оказалось, ещё и ненасытной, эту траву тут же поспешно поглотила, но зелень неизвестно откуда и также быстро появилась вновь. И это явление повторялось раз за разом – без конца.

Настигнув эту странную пару и подойдя уже совсем близко, Алекс увидел в руках пришельца топор с огромным, точно кувалда, золотым или позолоченным обухом. На конце деревянной рукоятки этого топора, вновь и вновь – чудесным образом, и вырастала желанная для коровы пышная зелень травы. За ней-то вероятно и спешила корова, ни на шаг, не отставая от волшебной руки своего кормильца.

Не отставал от загадочных пришельцев и Алекс.

По краям магистрали лабиринта, почти у самых стен – сооружённых из этих странных, не известных научному миру существ – показались вдруг белые картонные коробки, на которых красным свечением высветилась надпись: «Zinitero Tarco». Из коробок, врастая в землю, змеёй выползали какие-то блестящие и искрящиеся чёрные нити. То ли под воздействием этих неожиданно появившихся коробок, то ли ещё по каким-либо – но неизвестным – причинам, многочисленные толпы существ, составляющие лабиринт, вдруг засуетились и задвигались, не нарушая впрочем, ровности ряда. Затем, не далеко от коробок, всё на той же магистрали, стали появляться, окрашенные чёрной краской, высокие металлические контейнеры. А рядом с ними оказались безликие, но, как и все особенно рогатые, существа в белом, на головах у них, также белого цвета, были высокие цилиндры, на которых выделялась бессмысленная красная надпись: «А. Tsigolotrob».

Здесь Алекс стал свидетелем ещё одного не понятного, но, как ему казалось, невероятно ужасного явления. Со всех сторон из многочисленной толпы лабиринта прямо в чёрные контейнеры стали сыпаться разноцветные и совершенно разносортные цветы. И во всём этом процессе ужасало одно – цветы были явно живыми и возможно даже разумными существами. Потому как издавали громкий и какой-то особенно жуткий, скорбный плач. Живые и прекрасные, плачущие, но никем не защищённые, обречённые на гибель цветы, небрежно и грубо швыряли в контейнеры, словно мусор. Целые реки живых цветов непрерывным потоком текли в чёрные мусорные баки, заполняя их всё больше и больше. Груды цветов возвышались из контейнеров уже высокой горой, вываливались на землю, но поток продолжал течь с большой силой, и некому было его остановить.

Множество, огромное множество, великое множество только что появившихся на свет, но уже, никому не нужных, лишь только почувствовавших пространство и время, вдохнувших воздух и саму жизнь, но уже испытавших боль, возможно страх и встретивших смерть, цветов – хладнокровно уничтожалось, кем-то прямо, кем-то косвенно, многими из этих существ.

Прошло ещё немного времени и картонные коробки с чёрными нитями также неожиданно, как и появились, исчезли под землёй. То ли под воздействием неожиданно исчезнувших коробок, то ли ещё по каким-либо – но неизвестным – причинам, многочисленные толпы существ, составляющие лабиринт, затихли и успокоились, из-за чего, наконец, и прервался поток уничтожаемых, приравненных к мусору цветов.

Тут же, рядом с переполненными контейнерами, показались большие и такие же чёрные, как и железные баки, механические системы, которые выбирали из груды увядших и мёртвых цветов тех, кто ещё подавал признаки жизни, заворачивая их в белые листы мятой бумаги. Собрав живые цветы, чёрные механические системы вдруг стали исчезать и одновременно вместе с этим, зарождаясь в глубинах всеобщей толпы, над лабиринтом стали возвышаться невысокие белые здания с красной надписью: «Мапипам». Постепенно домов этих, соучаствующих в одной непонятной, но ужасно плохо-работающей, кошмарной системе, становилось всё больше, и каждый из последующих вновь появившихся вырастал всё выше. Вскоре, некоторые из самых высоких зданий, уже совершенно пропадали в окутавшей небо серой мгле. Которая уже стала обретать лёгкий желтоватый оттенок, словно освещалась пробивавшимися из-за облачной пелены редкими лучами солнца.

Грязный снег, лежащий на магистрали, пропал окончательно, все сугробы, растоптанные толпой, ещё недавно скрывавшие толстым слоем земные раны, растаяли полностью и образовали повсюду многочисленные лужи. Прохладный влажный воздух становился всё более тёплым, редкие усиления порывов ветра обратились, наконец, в мёртвый бездыханный штиль. Постепенно, медленным шагом, наступала мучительная духота.

Вспомнив о медлительном существе в маске, Алекс, отвлечённый абсурдом и ужасом странной жизни пришельцев, увидел вдруг, появившуюся посреди лабиринта – небольшую площадь, на которую прямо вела широкая магистраль. Сделав несколько шагов и тут же неожиданно оказавшись на площади, он увидел, огромный каменный пьедестал, у основания которого ручьём бил ключ тёмной воды, а на самом пьедестале стояла высокая трибуна.

Имитирующий фанеру бумажный шпон в нижнем правом углу трибуны немного отклеился, и на этом уголке крупными печатными буквами, но совершенно смазано и неразборчиво, было написано что-то похожее на: «Типография… ГАО… «Экономическое… благосостояние». Однако Алекс стоял относительно далеко от этого места и не смог разглядеть точно, ни того, что означала эта нелепая смесь букв, ни какие это были буквы. И он вовсе не придал этому никакого значения, тем более какого-либо серьёзного. Его в этот момент интересовало совсем другое. Рядом с пьедесталом стоял наскоро сооружённый из грубо обработанных досок самый настоящий, по крайней мере, по внешнему виду, широкий лестничный марш, который в нескольких метрах от земли заканчивался таким же хрупким и шатким сосновым помостом, ведущим к трибуне. И по этому деревянному маршу поднимались существо в маске и следующая за ним корова.

Медленно идущий пришелец в фартуке продолжал подниматься, а корова, взобравшись на прогибающиеся под ней ступеньки лестницы, вдруг остановилась и совершенно растерявшись, стала суетиться. Она, то отступала, то вновь пыталась продолжить своё движение к манящей её пышной зелени травы. И в этом противостоянии страха и голода – по всей вероятности – силы оказались равны. Потому, как, в этот ответственный для коровы момент, она полностью замерла, словно обдумывала какую-то сложную задачу, решение которой уходило в бесконечность. Корова оказалась идеально на грани «двух сил». Одна её часть, движимая голодом, рвалась вперёд, а другая, равная по силе первой, в страхе тянула обратно. С этой, не разделённой в целом, но разделённой внутри самой коровы, безысходной коллизией, не найдя «третьей силы», она и осталась стоять на ступенях хрупкого деревянного марша в ожидании бесконечного решения.

Вся эта, на первый взгляд обыкновенная картина и заинтересовала Алекса.

А существо в маске в это самое время, крепко ухватившись за поручни и всё медленнее совершая осторожные шаги, продолжало подниматься вверх по лестничному маршу. Тяжесть или боль, которые, казалось, мешали ему свободно и быстро идти, в этот момент словно возросли в своей силе. В ответ на это, существо прилагало ещё больше усилий, что, было заметно, вызывало в нём большое напряжение.

И вот, спустя некоторое время, лестница была одолена, и существо в маске, пройдясь по ровному, но немного покачивающемуся помосту, добралось, наконец, до цели – обклеенной шпоном трибуны. Возвышающаяся над трибуной маска выражала в этот момент непоколебимый эталон безжизненного спокойствия.

Пройдясь по пустынной площади и приблизившись к возвеличенному на пьедестале существу, Алекс увидел в его руках тёмный, с металлическим блеском, округлый предмет, видом своим напоминавший большое чёрное пушечное ядро. А за самим субъектом, также на помосте, но в тени, словно скрываясь, стояла небольшая группа таких же пришельцев. Однако, от большинства существ, которые составляли лабиринт, они отличались: во-первых, что сразу бросалось в глаза, тем, что кристаллы их были тёмными и не вращались; а во-вторых, у всех стоявших в группе была, словно какая-то печать на головах, а точнее выжженный знак – рисунок в виде трезубца, но весь он был витиеватым, отчего создавалось впечатление, что это был иероглиф или же буква какого-то древнего алфавита. Непонятно с какой целью эта группа стояла на помосте, но лица их выражали заметное напряжение, а губы, едва шевелясь, казалось, что-то быстро шептали – то ли они просто переговаривались друг с другом, то ли все вместе обращались к субъекту в маске.

И тут Алекс стал замечать, что идеально ровная, гладкая поверхность того самого круглого предмета в руках пришельца, стала вдруг чем-то покрываться, обретая вместо блестящей глянцевой какую-то матовую текстуру. Подойдя ещё ближе и приглядевшись внимательнее к предмету, он понял, что по ядру этому разрослась многочисленная сеть тончайших трещин. Расползающиеся трещины, всё больше покрывали поверхность шара, словно землю в период засухи, постепенно проникали всё глубже, становились шире, и всё больше и быстрее разрушали плотный монолит ядра.

В этот же самый момент на большом красном теле коровы, стоявшей на лестничном марше, стали образовываться чёрные пятна, которые, расплываясь по коровьему телу, постепенно обращали красную её шкуру в чёрную.

Отпечатанное на маске спокойствие вдруг сменилось глубокой досадой и тут же вспыхнуло дьявольским остервенением. Как понял Алекс, произошло это всё оттого, что трещины, полностью покрыв поверхность ядра, остановились в своём развитии, вместо того чтобы продолжать расширяться и углубляться, разрушая ядро изнутри. Ситуация явно вышла из-под контроля. После чего, рогатый странник в маске быстро задвигался, засуетился и принялся самостоятельно, своими руками пытаться раскалывать и дробить ядро. Прикладывая все свои силы, хозяин измученной эмоциями маски, с трудом, но отрывал небольшие чёрные фрагменты ядра. И с каждым последующим таким расколом части от целого, словно в каждом отдельном осколке была какая-то объединяющая сила, ядро расщеплялось всё легче.

Корова же, в это время дробления ядра, обратилась в настоящее сосредоточение, в концентрированный сгусток ужасающих образов. Каждое чёрное пятно на коровьем теле, словно от ожогов, стало покрываться раздувающимися волдырями, которые тут же сжимались, морщились и снова раздуваясь, растягивались, увеличивая, таким образом, площадь своей поверхности. Получалось, что пятна росли и образовывались на красном теле коровы в чёрные подвижные, словно из них что-то пыталось выбраться, раздувающиеся мешки.

Уродливые кожистые образования, становились ещё страшнее из-за быстро движущихся округлых объектов, которые вдруг появлялись и также неожиданно скрывались на покрытой чёрными волосами коже. Ещё через мгновение всё это предстало в виде вполне различимых, но страшно изуродованных голов: ассиметричные мигающие глаза, растянутая пасть с разрывающими кожу зубами, с разных сторон растущие острые кривые рога. Расползающаяся безобразная чёрная масса медленно созревала и формировалась в очередные в этом мире коровьи головы.

И тут же неожиданно родившиеся, словно паразиты, в усердном, каком-то диком ожесточении принялись разгрызать общее красное тело. Поедая его, одни чёрные головы увеличивались и сливались друг с другом, другие покрывались красной шкурой и, погружаясь в живую массу, исчезали, на их же месте появлялись новые чёрные головы с таким же уродливым процессом трансформации. Наконец, вся эта бурная метаморфоза жизни обернулась красно-чёрной самогрызущей двуглавой коровой. Красноголовая сущность разгрызала чёрные свои участки, порождение же уродливых процессов поедало собственную красную плоть. Каннибализм самости, наблюдаемый в уроде, заражал противоборствующие головы друг другом и заставлял их периодически меняться местами. Красное оборачивалось чёрным, чёрное обращалось в красное и снова по кругу. Всё это чудовищное сумасшествие, с ушедшей, раз и навсегда, в бесконечность не решённой раздираемым – противоречивыми сущностями – сознанием задачей, происходило на лестничном марше – на подходе к трибуне.

Нельзя было сказать точно и с уверенностью, связаны ли были эти два загадочных процесса друг с другом, но что-то подсказывало Алексу о единой природе этих явлений, было здесь какое-то предчувствие – интуитивное а, может быть, инстинктивное понимание – неосознанное тайное знание, что между расколом ядра и разделением коровы существует некая не видимая, но тесная взаимосвязь.

Существо в маске, прежде выражавшее дьявольское остервенение, но затем, наблюдая за коровой в её бесконечной агонии, сменившееся бесовским злорадством, было довольно и вновь обратилось спокойствием безжизненной статуи.

Неожиданно Алекс услышал не громкий, но пугающий своим объёмом и казалось обладающий в потенциале огромной силой – звук. И, миг спустя, всеобщая мировая тишина прервалась мощным взрывом звуковой волны. Которая, с невиданной силой начав от пьедестала своё оглушительное шествие, в доли секунды пронеслась над площадью и, ударив в толпу, пробивая её насквозь и оказываясь в гуще множества рядов, уносилась всё дальше от эпицентра и разносила над бескрайними просторами громогласное: «В НАШ РАЗВИТЫЙ ВЕК ВЫСОКИХ ТЕХНОЛОГИЙ…, В ТО ВРЕМЯ КАК МЫ ОСВОИЛИ НЕДРА ПЛАНЕТЫ И ПРОДОЛЖАЕМ ИСЛЕДОВАТЬ БЕЗДНУ ВСЕЛЕННОЙ…, ЛОЖЬ…».

Но здесь оглушительная волна едва начавшейся речи резко оборвалась, оставив после себя лишь уносящееся вдаль эхо и тишину. А маска немного поморщилась и быстро помоталась, или же, существо само отрицательно покачало головой – жест этот ясно давал понять, что кто-то из двух просто оговорился, то есть сказал совсем не то, о чём собирался сказать. В сознании Алекса тут же промелькнула мысль: «Видимо это и называется той самой оговоркой психиатра…». Кто же на самом деле оговорился и кому всё-таки принадлежал этот голос начавшейся речи, равно как и вопрос: существо управляло маской или же маска паразитировала на существе, так и осталось для Алекса тайной.

И тут произошло невиданное, просто фантастическое, непостижимое здравым рассудком явление – эманация сущего, убывание бытия: физически реальный мир – пространство и время – действительность, словно видеоизображение на экране – как плёнку – отмотали и вернули назад!..

Существо в маске, прежде выражавшее дьявольское остервенение, но затем, наблюдая за коровой в её бесконечной агонии, сменившееся бесовским злорадством, было довольно и вновь обратилось спокойствием безжизненной статуи.

Неожиданно Алекс услышал не громкий, но пугающий своим объёмом и казалось обладающий в потенциале огромной силой – звук. И, миг спустя, всеобщая мировая тишина прервалась мощным взрывом звуковой волны. Которая, с невиданной силой начав от пьедестала своё оглушительное шествие, в доли секунды пронеслась над площадью и, ударив в толпу, пробивая её насквозь и оказываясь в гуще множества рядов, уносилась всё дальше от эпицентра и разносила над бескрайними просторами громогласное: «В НАШ РАЗВИТЫЙ ВЕК ВЫСОКИХ ТЕХНОЛОГИЙ…, В ТО ВРЕМЯ КАК МЫ ОСВОИЛИ НЕДРА ПЛАНЕТЫ И ПРОДОЛЖАЕМ ИСЛЕДОВАТЬ БЕЗДНУ ВСЕЛЕННОЙ…, ПРАВДА ПРОДОЛЖАЕТ ПРИНОСИТЬ НАМ БОЛЬШЕ… – но здесь Алекс словно лишился слуха, так как все стояли и по-прежнему внимательно слушали, а он не слышал ни громогласных слов, ни рядом стоящую толпу, ни возможных порывов ветра, абсолютно ничего – возникла полная тишина. И, простояв так несколько секунд, услышал лишь самый конец речи – …ЧЕМ ЛОЖЬ». После чего раздался гром рукоплесканий, всевозможных возгласов, свистов, криков и прочего шума гигантской толпы, а само существо в маске, со страшным саркастическим выражением, словно окаменев, застыло за трибуной и казалось, стало чего-то ожидать по известному регламенту.