Текст книги "Пирамиды в пустыне. Как я копал в Перу"

Пирамиды в пустыне
Как я копал в Перу
Б. Кош

A MI GATICA

© Б. Кош, 2023

ISBN 978-5-4490-7148-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие к третьему изданию

В третьем издании книги добавлена археологическая предыстория Коша. Как он вообще попал в археологию, как он «подсел» на раскопки, поработав археологом-волонтером в далекие 1980-е годы в Танаисе.

В истории раскопок в Перу был сделан акцент на различиях в организации раскопок у западных полевых школ, и тем, с чем автор наблюдал в советской полевой практике.

Автор надеется, что эта книга поможет читателям сориентироваться в волонтерской практике в археологии, и понять, с чем им придется столкнуться на этом пути. Мемуарные заметки не нуждаются в обоснованиях, и автор надеется на трезвый взгляд читателя.

Участие в перуанской экспедиции позволило автору посетить, помимо стандартных «туристских ловушек» вроде Хуараза, Пасторури, Кахамарки, Чан-Чана или Эль-Брухо, такие малоизвестные памятники, как Серро Леоне, Симбаль и Менокучо. Возможность увидеть эти памятники в сопровождении квалифицированных ученых – это «вишенка на торте» к работе в пыльном раскопе в Хуанчако. Ценовые игры авиакомпаний позволили на обратном пути кратко посетить Мехико и, главное, увидеть Теотиуакан.

Третье издание – одновременно и расширенное, и сокращенное, и при этом улучшенное и исправленное. Проведена стилистическая правка и исправлены ошибки и опечатки. Все фото, на которых отсутствует источник, взяты из архива автора.

Автор бесконечно благодарен Гатике, чье присутствие сделало раскопки в Перу одним из лучших периодов в его жизни.

Контакты автора: [email protected].

Апрель 2020 – февраль 2023

Пирамиды в пустыне:
Как я копал в Перу

Из пособия по игре «Археология»

1 Из Танаиса в Трухийо: Как Кош поехал (наконец) копать в Перу

С чего начать? «В молодые годы Кош копал древний греческий город под Ростовом…» Почти все – не так! Было Кошу уже четверть века – не студенческий возраст. Не под Ростовым, а в сорока километрах от него – как раз посередине между Ростовым и Таганрогом, на хуторе (станице) Недвиговка (фото 1). Да и Танаис11
  Википедия: «Та́наис (др.-греч. Τάναϊς) – античный город (III в. до н. э. – V в. н. э.) в устье р. Дон. В первые века н. э. входил в Боспорское царство. Расположен примерно в 30 км к западу от Ростова-на-Дону, на окраине хутора Недвиговка. Заповедник Танаис – один из крупнейших в России археологических музеев-заповедников. Территория заповедника Танаис насчитывает более 3 тыс. га и объединяет ансамбль памятников истории и культуры разных времен и народов от эпохи палеолита до памятников жилой и культовой архитектуры XIX века. Это самый северный пункт древнегреческой цивилизации.»


[Закрыть] – был не очень древний, да и не совсем греческий.

Но копать – копал.

1 Станция Танаис в 1977 году (архив Чеснока-Феди, далее – АЧФ)

Танаис – северный форпост греческой цивилизации на месте впадения тогдашнего Дона (нынешнего Мертвого Донца), в Меотское озеро (ныне Азовское море). Потому и назывался, по имени реки, «Танаис» – якобы от греческого «тана», вода22
  Так сказали Кошу в то время. Но это неверно, скорее от скифского «тана» – темный. Название Дон, безусловно, происходит от Танаиса, а вот что такое Дана или Тана в Танаисе – неясно.


[Закрыть]. Его упоминал сам Страбон!

Греки основали Танаис в третьем веке до н.э. как центральный рыночный пункт для обменов со «степью». Донец был глубже, и Танаис был портовым городом – к нему подходили галеры, идущие из Крыма, из Черного моря. Через пятьсот лет, в третьем веке н.э., его разрушили готы (они тоже жили неполеку). Вот эти-то, поздние слои третьего века, копал Кош в составе экспедиции МГУ. Подвалы города были засыпаны горящими крышами и стенами, и там сохранилось значительное количество артефактов (в основном, амфор).

Это редкость для города. Обычно археологи находят «самые, самые» драгоценные находки в могильниках. Раскопки могил и захоронений – главный источник артефактов. В городищах их не так много. Все, что лежало на поверности, давно подчищено. Но не в Танаисе. Кто-то из археологов назвал Танаис «одним огромным складом», так что вещей было много, пусть даже город и разграбили. Впоследствии город восстановили, но подвалы так и не разгребли.

Этот, сгоревший, город был «не очень» древним, третий век н. э. В это время он был уже и не очень-то греческим. Греческой в нем была только элита, а населяли его танаиты – потомки греков и меотов, сарматов и прочих «иногородних».

В то время Танаис уже давно был археологическим музеем-заповедником (первый такой в СССР!), и возглавлял его бессмертный директор Чеснок. Чеснок был «гением» этого места. Он, фактически, спас Танаис от окончательного разрушения местными жителями (они издавна добывали там кирпич, используя развалины как каменоломню) и превратил его во впечатляющий региональный аттракцион33
  Вот как описывает первую встречу с ним некто Вахотин: ВАХОТИН. Я появился там накануне Дня космонавтики – 11 апреля 1983. Приехал с балоном молока, туманное утро, зашел в Танаис и вижу – на суку сидит человек и пилит его. Не глюк ли это? Но когда ветка начала клониться – он живенько пересел на другую и допилил. Я спросил, не хочет ли он молока, а он говорит: – Чеснок -? – Я – Чеснок. В тот год по весне я подсел на опиаты, и мой знакомый нарколог посоветовал переменить образ жизни, уехать куда-нибудь. Вот я в Танаисе и перекумаривался. Пил много крепкого чаю, впервые в жизни побрился наголо, много курил травы. И смотрел на все не как все. Например, когда Сосновский показал мне Жукова, я увидел, что тот картонный. Это потом, когда Жуков запел, на меня, конечно, подействовала его гипнотическая театральность. Вообще театр много потерял из-за того, что Жуков пошел в монтажеры сцены. https://rostov-80-90.livejournal.com/406828.html


[Закрыть].

Чеснок был «местным мужичком» себе на уме. Не интеллектуалом, не харизматическим лидером (хотя организационные способности у него были). Скорее, «крепким хозяйственником».

Задача у Чеснока была не простая. Не просто Танаис был первым археологическим музеем-заповедником в СССР, но и местом активных археологических раскопок. Чесноку не только приходилось обороняться от местных жителей, растаскивающих даровые древние кирпичи на свои белые хатки, не только поддерживать музей в достойной форме для приема посетителей, не только вести работы по консервации и реставрации памятников, не только урегулировать скандалы с пригретой им в заповеднике местной творческой богемой, но еще как-то кооперировать с археологами44
  Впоследствии музей даже «отрастил» собственный археологический отдел, но теперь его свернули и нынешнее руководство взяло четкий курс на развлекаловку.


[Закрыть].

Копали в заповеднике летом, и рабочая сила состояла из студентов-практикантов и добровольцев. Здесь работали Нижне-Донская экспедиция Института Археологии АН, а также разные университеты. Прежде всего, разумеется, ростовский (Пед и РГУ), владимирский Пед, но была и многолетняя делегация МГУ, возглавляемая профессором-историком Дэгой, поставлявшим студентов-практикантов.

Сейчас трудно восстановить историю московского отряда. О нем почти нет мемуарно-архивных материалов, особенно на местах. Подобно тому, как мы игнорировали Чеснока, Чеснок игнорировал нас. В его довольно обширных воспоминаниях много говорится о Шелове, Арсеньевой, РГУ, и даже поляках и немцах – но ни слова о Дэге и МГУ. Как будто их и не было.

Чеснок не обязан был писать обо всем. Его главная тема – история музея-заповедника, а не наезжающие летом археологи. И все же, «москвичи» оказались как бы в слепом пятне исторического восприятия руководства заповедника. Недавно опубликованы фотоархивы Чеснока, во многом – дело рук его пресс-секретаря Ольги («Феди»)55
  См. ценнейший архив Чеснока и фотографии Феди в однои из архвов на соцмед: /TanaisArchive/?hc_ref=ARTgRVZ1g5iXxP_oTS_NP69spaVH09nBgCL8n2y – SzMnyENWG7phWKvddYXinAAro8&ref=nf_target&__tn__=kC-R Автор выражает глубочайшую признательность авторам этой публикации.


[Закрыть]. Тысячи фотографий, восходящих еще к 1960-м года, сотни фотографий личного круга самого Чеснока, ростовской богемы в заповеднике, отцов-основателей и «великих» (вроде Арсеньевой). Летопись работы ростовских реставраторов и архелогов, владимирского отряда – и, может быть, всего два-три десятка фото «москвичей» (в том числе, конечно, несколько фото Дэги и его «лейтенантов»).

«Камера заповедника» нами не интересовалась. Она нас не видела.66
  Впрочем, оцифровка архива продолжается, и, может быть, мы еще увидим другие снимки.


[Закрыть] Мы были в слепом пятне.

Сейчас напечатаны многочисленные мемуары поэтов «заозерной школы», есть обширная литература о них. Там трудно найти что-то об археологах вообще, а тем более о москвичах. Хотя жили бок о бок и много общались.

Сейчас Танаис достаточно (и заслуженно) популярен, в сети немало мемуарных материалов сотрудников Нижне-Донской экспедиции и РГУ. Есть даже записки польских археологов, работавших во второй половине 90-х годов. Есть современные записки студентов МГУ о сезонах 2000-х годов. Но практически ничего – о жизни московской экспедиции в 70-х и 80-х годах. Почти ничего об этом периоде жизни руководителя студенческой практики МГУ Дэги (ныне солидного профессора-востоковеда).

2 Молодой автор на пороге своей палатки с лагерным котенком в руках

Настоящие записки, разумеется, не о Дэге. Автор не ставит задачи восполнения каких-то «пробелов» (только отмечает их наличие). Эти записки – о том, как автор попал в археологию и что он там увидел. Но на этом пути Дэгу не обойти. Он, и такие, как он, играли важную роль в формировании микроклимата экспедиций и тем самым, их волонтерской компоненты.

Ни сам историк-востоковед Дэга, ни тем более, его студенты, не были профессиональными археологами, но они копали. Дэга, вероятно, не имел своего раскопочного «открытого листа»77
  Как пишет Н.И.Винокуров, «Открытый лист – единый квалификационный документ, удостоверяющий профессиональный уровень исследователя и дающий право на проведение научного исследования археологического наследия. Открытый лист выдается Институтом археологии Академии наук. Открытый лист на территории РФ является единственным документом, дающим право ведения раскопок и разведок, и не может быть заменен каким-либо другим документом. Самовольные раскопки без Открытого листа рассматриваются как умышленное уничтожение или порча памятников археологии и строго преследуются по закону.» См. Н. И. Винокуров. Полевые археологические исследования и археологические практики: Учебно-методическое пособие. – М.: Прометей, 2013


[Закрыть], и работал «под Арсеньевой» (руководителем Донской экспедиции). То есть, переводя на язык рангов, она была «генералом», а он был ее «полковником»88
  Судя по тому же учебнику Винокурова, в СССР и России открытые листы могут выдаваться только Академией наук (отделом полевых исследований Института Археологии, и подтверждаются министерством культуры). Таким образом, экспедиции РГУ и Владимирского педа, а также и немец Буркхард – они все могли работать «под Арсеньевой», а не основании своих открытых листов. Конечно, РАН может выдавать такие листы не только своим сотрудникам, а по запросам «организаций». Парадокс, в своем роде – практики устраиваются в основном университетами системы Минобраза, а получать лист надо в – скажем так – не самой дружественной системе РАН. Но это выше pay grade бедного Коша, как говорится. В странах, где нет РАН, эти листы выдает обычно специальный департамент министерства культуры – то есть, госчиновники (чаще всего тоже археологи). На Украине его теперь выдает Минкульт, а не УАН. Тут хотя бы нет этой межведомственной проблемы. Проблема получения листов, тем более иностранцами – это наиболее сложная и деликатная дипломатическая проблема археологии. Can of worms, короче. Незримые миру слезы. Как жалуется позднейший сотрудник Танаиса, «оформление документов на получение открытого листа и ведение археологических раскопок становятся предметом манипуляции и шантажа со стороны директора музея-заповедника.»


[Закрыть].

Как правило, профессора руководят экспедицией в целом. Экспедиция может состоять из нескольких подразделений: разведки, камералки (лаборатории), съемки, бригады местных рабочих, и наконец (самое главное) нескольких раскопов. Раскопами командуют «лейтенанты», как правило, аспиранты профессора. (А на хозяйстве сидит завхоз.)

В данном случае, Дэга командовал частью экспедиции, московской командой, то есть, несколькими начальниками раскопов и камералкой, так что был скорее «полковником», чем «лейтенантом».

Зачем это было нужно Дэге? Почему именно Танаис и греки? Оказалось, Дэга и его коллега-востоковед в начале 1970-х активно внедряли современные статистические методы в историческую науку, в частности, анализ керамики. Танаис, большой портовый город, где подвалы еще хранили склады древних амфор, был важным российским источником греческой керамики (не забудем, что Крым тогда был уже украинским). Ее можно было пощупать и описать детально. Вероятно из этого и родилась экспедиция МГУ, возглавляемая Дэгой99
  Или, наоборот, он ездил в экспедицию, а потом решил внедрить современные методы в археологи? Похоже, он происходил из семьи археологов (возможно, это еще его отец занимался аланами) и просто продолжил занятие. Хех. Еще не поздно спросить его самого!


[Закрыть].

Не было бы Дэги – не попал бы Кош в археологию.

В экспедицию Кош попал «по знакомству». Его приятель и соученик, молодой тогда вьетнамист, и (что немаловажно) ученик Дэги, рассказывал ему о Танаисе. На робкое предположение Коша, что неплохо было бы ему тоже что-нибудь «покопать», тот воскликнул,

– За чем же дело стало! Это проще простого. Поезжай этим летом, я тебя порекомендую!

Таких историй много. «Вербовка волонтеров» шла обычно через личные контакты (студентов посылали просто так).

Сейчас даже трудно понять, что торкнуло Коша на эту авантюру. Романтика? Интерес к археологии? Хоть убей, не помню. Выпало из памяти совершенно. Кош совершенно не представлял, что его ожидает в Танаисе. Но! Отпуска в советское время были большие, а денег на поездки особо не было. Времена были такие, что в инженерной среде поездки были в основном в пансионаты по профпутевке. Были еще походники и байдарочники. В Крым или в Таллин «махали» разве что сливки общества. Писатели, профессора, мажоры…

А в те поры за раскопки даже платили деньги. Небольшие, это же не стройотряд. Но поездка окупалась. Но ясно одно – весь предыдущий образ жизни и интересы подготовили его к тому, чтобы вступить на этот путь.

Вот так, одним июльским днем, Кош оказался на одном из московских вокзале (кажется, Казанском) в окружении совершенно незнакомых людей1010
  Приятель-вьетнамист, толкнувший Коша на этот скользкий путь, только что женился (или стал отцом), и сам не поехал


[Закрыть]. Ужас! Хорошо, что Кош тут же ввязался в архитектурный спор с самим Дэгой, так что время прошло незаметно и Кош даже почувствовал себя в своей тарелке Дэга, впрочем, это ему запомнил. Он не любил, когда ему противоречат.

Так Кош впервые стал археологом-волонтером1111
  Дисклеймер. Как уже понял читатель, молодой автор не вел тогда никаких дневников и записок, и восстанавливает происшедшее по памяти через много лет. К тому же он не был археологом. См. современные записки студентов МГУ (сезон 2015—2017) http: //ru-sled.ru/raskopki-v-antichnom-tanaise/. Есть МГУ-шный сайт в ВК: https://vk.com/tanaismsu, но он начинается 2016 годом.


[Закрыть]. Впрочем, слова волонтёр тогда никто не произносил. Не то, что его не было в русском языке, но как-то в русском менталитете отсутствует вот эта западная идея на все наклеить ярлычки. Если бы кто-то спросил тогда москвичей, «а вот этот, Кош, он у вас кто?» то ему бы наверно ответили, «ну, это такой Кош, программист из Москвы, он тут у нас». Вряд ли бы сказали, «аааа, да это наш волонтер».

Никаких ведомостей, страховок и всего такого прочего тогда не существовало (для студентов, они, наверно, были, им практику зачитывали, или, по современному, кредит). Никаких документов при зачислении в экспедицию не спросили. А таких, как Кош, было несколько человек. В основном, впрочем, это были старички – бывшие студенты, которые теперь ездили как волонтеры. По их расспросам, подход был один – никаких бумаг, покупай билет и приезжай. Деньги в конце работ платили наличкой.

Дэга, безусловно, был (и остается, надеюсь) человеком, не лишенным харизмы, лидером, который объединял вокруг себя людей, просто потому, что рядом с ним хотелось быть. (Впрочем, не всем.) Он постоянно генерил клевый контент. То, что многие приезжали в экспедицию не один год, было не столько следствием интереса к позднеантичным древностям, а результатом атмосферы, созданной Дэгой в экспедииции.

Как выразился один коллега Коша (сам бывший волонтер), «я слышал, что в этих экспедициях заводилась компанейщина». Это было именно оно! (Это верно и во всемирном масштабе). Успех многолетней археологической школы базируется прежде всего на личности ее «профессора», и, как правило, эта личность – неординарная, харизматическая, способная «завести компанейщину».

3 Группа Дэги отдыхает от раскопок на фоне реконструированного дома при воротах Танаиса

Отсюда мораль юноше, обдумывающему житье – если есть выбор между равнозначными в академическом смысле экспедициями (или академкредит не важен вообще) – не заморачивайтесь тем, что и где придется копать. «Выбирайте континент», как сказано в эпиграфе. Наведите справки о «профессоре», что это за личность. Окупится сторицей.

Кошу было сказано, что жить придется в палатках, и палатки нужно привозить свои. В те времена палатки стоили прилично, и были только у походников. Своей палатки у непоходного Коша, разумеется, не было, ее пришлось одалживать у знакомых. Палатка была семейная, и злопамятный Дэга немедленно уплотнил Коша, вселив в нему в палатку одного из беспалаточных аспирантов, тюрколога Олега. Кош безропотно уплотнился.

Вот так прожил месяц в брезентовой палатке, вдвоем с совершенно ему тогда незнакомой личностью (впоследствии известного специалиста по кочевникам Средней Азии, вот этим самым пресловутым печенегам и половцам), без воды, света и прочих удобств. Одно хорошо, палатки ставились на предустановленные деревянные щиты-платформы, а не прямо на землю (2).

Тогда это было норм. Такие были времена.

О, если бы в них вернуться!

С современными западными экспедициямиэто не сравнить.

Так как Кош ничего не умел, то его поставили просто копать, вместе со студентами-практикантами (3).

Копка в Танаисе была, как минимум, двух видов: вскрытие внешнего слоя и углубленная копка в подвале. Кош был задействован в основном на первом виде работ. Культурный слой Танаиса был прикрыт примерно двумя метрами сухой плотной степной почвы, и в нее приходилось зарываться, слой за слоем, под палящим июньским солнцем. Сначала вкапываешься на штык, потом совковой лопатой выбрасываешь землю на бортик, а когда он переполняется, выгребаешь землю на носилки, и носишь вдвоем в отвалы (17). Поэтому копали в парах.

Проходишь участок «квадрата», потом поворачиваешь, от вскрываешь новый слой. Отметки «от и до» устанавливались визуально, Кош не припомнит (и их не видно на снимках, см. ниже), чтобы квадраты огораживались бечевкой (и где ее столько наберешься?)

Этот верхний слой, насколько помнит Кош, даже не просеивался. Сразу отметим одну деталь – Кош не припомнит, чтобы на раскопах в Танаисе вообще были установлены стандартные археологические просевочные сита. Их и не видно и на снимках (разве что, они были переносные). Нужно было просто тщательно следить за выброшенной землей, нет ли там артефактов, и о находках сразу сообщать начальству. Боюсь соврать, но, кажется, простые черепки даже не подбирали – только характеристические, то есть, горлышки, донца и ручки – то, по чему можно определить тип сосуда.

Не выдавали, как в современных экспедициях, специальных пластиковых пакетов для находок с данными квадрата. Для каждого типа артифактов (керамики, литиков и стекла) в современных экспедициях предназначен отдельный пакет, и часто начальник раскопа назначает специальные пакеты для отдельных, особо интересных мест квадрата (например, очага).

В Танаисе, в те годы, роль этих пакетов, как можно видеть на снимках АЧФ, выполняли ящички из-под фруктов. Один такой ящик, судя по всему, приходился на несколько квадратов раскопа. Такой ящик виден, например, на (19) в левом нижнем углу. Иногда керамику (а ее бывало много) складывали просто на бортик, а потом сносили в камералку на носилках.

4 На фото 1972 года видно, что отвалы и бортик раскопа разделяет узкая тропка (источник – АЧФ)

Отвалы находились тут же, далеко землю не носили (4), а то и просто выбрасывали на бортик. В то время, как, по западным нормам, между отвалами и кромкой раскопа должно быть не менее двух метров, чтобы предотвратить оползни1212
  Просматривая фотки на интернете, Кош наткнулся на интересный западный способ закрепления бровки при помощи специальных мешочков с песком. Кош с таким методом не сталкивался.


[Закрыть]. (Время от времени приезжал скрепер и сдвигал отвал в сторону.) Эта практика, судя по современному снимку (5), сохранилась и посейчас. Кстати, в старых руководствах так и говорится о 50 сантиметрах бровки, так что это норм.

На этом участке копал только «мальчики». Тогда было много гендерных заморочек. Не было и речи, чтобы наши москвички, студентки МГУ, орудовали столь грубыми предметами как совковая или штыковая лопата, не говоря уже о ломе или кайле, под палящим степным солнцем. Они не носили носилки с землей. Что, если они повредят нежные внутренние органы, а ведь им же рожать? Никакой бы руководитель на это не пошел (носилки с землей могли весить килограмм сорок-пятьдесят, а женщинам нельзя было поднимать, по КЗОТу, более пятнадцати килограмм). Совсем не то в наше просвещенное время! Девушки с лопатами фигурируют на снимках на современных российских раскопах везде и во всех ролях.

5 Современное фото раскопа в районе Танаиса. Хотя раскоп аккуратно расчищен (для съемки), земля так и лежит на краю (источник – карта Яндекса)

Справедливости ради надо сказать. что это была действительно тяжелая работа, требовавшая больших физических усилий, к тому же, как правило, под палящим степным солнцем. Но тем она и нравилась Кошу, она заменяла то, чем впоследствии стали для народа тренажерные залы. За несколько недель копки он сбрасывал килограммы, накопившиеся за месяцы сидения у компьютера. Копка не лишена медитативного аспекта.

Это не значит, что девочки совсем не копали. Когда снимался верхний слой, обнажались фундаменты зданий и их подвалы. Пространство квадрата было очень ограниченным (к тому же на нем топталось несколько человек), и к тому же заглубенным. Здесь нельзя было просто выкидывать землю на бортик. Нужно было копать «от угла», оставляя подъем, по которому земля выносилась на носилках.

В западных экспедициях в таких местах вообще не используют лопаты (это не рекомендовано и в тогдашних советских инструкциях). Самый верхний слой, на штык, еще могут снять лопатой, но потом копают кельмами. Люди делятся на тех кто копает, и тех, кто относит. Материал просеивается. Почва собирается совком и сбрасывается в ведро, а ведро выставляется на бортик. Тут его подхватывают носильщики и относят (подальше) в отвалы.

6 Археологическая амазонка на отвале, 1975 год (источник – АЧФ)

Отвалы в западных экспедициях устраиваются не рядом с раскопом, а, чаще всего, метрах в двадцати от него. Там же стоит качающееся сито (или грохот). Очевидно преимущество ведер – их легче опрокидывать на сито, чем носилки, и переноска не требует двух человек. Начальник раскопа говорит, как просеивать – поначалу, каждое третье ведро, потом каждое второе, и в конце– все ведра. Накапливающаяся под ситом земля время от времени отгребается каким-нибудь доброхотом.

В западных экспедициях нет «закрепленных ролей», когда одни только копают лопатами, другие только кельмами, третьи только относят ведра. Время от времени все меняются – ротируются. Иногда это делается по просьбе студента, иногда тебя спрашивают (намекая на то, что – пора). Иногда сам начальник раскопа дает приказ поменяться. Бывают исключения – например, какой-нибудь волонтер хочет монополизировать относку ведер и сито. Решается на индивидуальной основе.

В «западных экспедициях», паре летних археологических полевых школ, в работе которых автор принимал участие, рабочей силой выступают студенты, «берущие кредит», то есть, участие в школе записывается в их зачетной книжке, и они получают оценку или зачет. Эти школы (как и раскопки) проводятся в самых разных странах, западного в них только то, что они организуются западными (американскими) университетами в соответствии с их стандартами. Эти школы и есть смысл сравнивать с экспедициями в Танаисе.

Есть и обычные экспедиции, когда археологи нанимают грубую рабочую силу на месте, из местных жителей. В таких экспедициях автор участия не принимал и судить о них не может1313
  Вышеупомянутый коллега Коша в 60-х годах сталкивался с ситуацией, когда экспедиции нанимали местных школьников за три рубля в день – большие деньги по тем временам! Однако в 80-е вряд ли это было возможно.


[Закрыть]. Западные полевые школы, проводимые в третьих странах (Белизе и Перу, в случае автора), тоже нанимают местную рабочую силу. Как правило, ее используют на грубых работах (но не обязательно и не только), таких, как снятие верхнего слоя, вынос камней, расчистку джунглей. Наем этих людей важен и в политическом аспекте, так как создает дружественные связи с местным обществом (идут деньги), и местное общество, чьими ушами и глазами являются эти рабочие, убеждается, что «эти гринго» не делают ничего плохого. Не находят золото (больной вопрос!).

Вероятно, ничего такого в советское время экспедиция РАН не могла себе позволить – не было резерва свободной поденной рабочей силы на местах. Все ведь где-то работали. Вот и приходилось использовать практически бесплатных студентов, которым, к тому, была положена практика. В мемуарах богемы, жившей на территории заповедника, упоминается, что они иногда «помогали археологам» и им за это платил Чеснок. Однако они все уже состояли при музее на каких-то фиктивных должностях (типа электрика или сторожа), так что это было не трудно. Но нанять целую бригаду местных рабочих на сезон, вероятно, было бы проблемой1414
  В СССР существовал целый класс сезонных экспедиционных рабочих – например, у геологов. Но там были совсем другие деньги. Они имели трудовые книжки, работали полгода, а потом отдыхали на заработанное. Государство это позволяло. Но могли ли обеспечить такую жизнь археологи с их бюджетами? Один из старших коллег Коша, историк, вспоминает, что в его время (1960-е) нанимали школьников, находящихся на каникулах, и платили приличные деньги – несколько рублей в день. Но уже в 1980-х это вряд ли было бы возможно.


[Закрыть].

Копкой в подвалах Танаиса тоже занимались поначалу (в верхней части) мальчики. Но уже в конце, когда приближались к дну подвала, в раскоп запускались девочки для тонкой работы – копки собственно культурного слоя (тоже гендерная заморочка)1515
  Свидетельство этого гендерного подхода из 1990 года (раскопки некрополя Бестамака, культура Синташта): «Разбив будущую территорию на квадраты 2х2 метра, каждое студенческое тело мужского пола в поисках останков древних тел любого пола должно было углубиться навстречу предкам на определенную глубину, а затем старательно специальной плоской лопатой отполировать грунт, чтобы на поверхности возможно было визуально различить темное пятно – контуры древней могилы. Как только это сделано мальчики изгоняются и на смену им приходят девочки (курсив Коша), которые скребками, ножичками и кисточками будут снимать один слой за другим в поисках „артефактов“. Все это старательно, этап за этапом фотографирует лаборант фотограф. … Помню, пугали нас старшие курсы – дескать замучаетесь вы с этими квадратами, тяжело выполнить норму. Да нет, земля в Бестомаке песчаная, копать легко и по норме никто не парился. Был даже такой забавный случай – дали мне квадрат, махнул я лопатой и… из под лопаты выкатился череп. Все моя миссия закончена, дальше пожалуйста работают девочки, а я на бруствер байки травить!» https: //www.yaplakal.com/forum7 /topic1152719.html


[Закрыть]. Здесь они могли орудовать и лопатами (см. (7))  (6) – это раннее постановочное фото для несуществующей еще инсты. К тому же, почем-то все сезоны, на которых приезжал Кош, московской экспедиции не доверяли копать подвалы – их копали владимирцы и ростовчане, а там были совсем другие девочки, с еще крестьянскими корнями.

7 Девушки-археологи копают культурный слой, 1975 год (источник – АЧФ)

Температура в степи в июле достигала даже в тени 30 градусов, а в те годы с одеждой было еще туго, мало кто мог себе позволить портить «нормальную» одежду на раскопках, даже девочки. Так что часто в жаркие дни копали – девочки в купальниках (6), мальчики в плавках (и стирки меньше), благо днем комаров и прочего гнуса не было. Скромный Кош все же всегда копал минимум в трениках, разве что подворачивая их (24). Шорты были, но как парадная одежда, не для работы. Смешно было бы вазюкать их в раскопе. Впрочем, богатые студенты были и в те времена.

Копка в купальном костюме имела еще одно важное преимущество, которого был лишен Кош. В лагере не было душевых кабин (для студентов). Помывка после работы производилась под холодным душем, подсоединенным к одной из цистерн (отчасти нагревавшихся на солнце), в уединенном уголке лагеря, но все же на открытом месте. Студенты в купальных костюмах могли в конце рабочего дня мыться совместно (и словить теплую воду!), затем просто развесить купальники на веревках, а утром надеть их снова. В степи они высыхали быстро. Таким же, как Кош, приходилось дожидаться, пока девочки уйдут (то есть, теплой воды уже не было), и потом еще стирать вещи. Разумеется, девочек пускали вперед. Немудрено, что, по свидетельству одной из участниц ниже, девочки (в более поздние времена) использовали поездки в Таганрог, чтобы посетить настоящую баню.

8 Российский археолог с прикрепленным на талии мобильным сидением

Забегая вперед, следует сказать, что, несмотря на прогресс с изделиями текстильной продукции в постсоветской России, копка в купальных костюмах и с голыми торсами никуда не ушла. Если посмотреть на яндекс-фотки, мы обнаружим немало таких археологов на современных российских раскопах (тем, где соответствующий климат).

Просмотр яндекс-фоток позволил, кстати, определить новый элемент чисто российской археологической моды – щитки для сиденья, носимые на талии на резинке (8). Кажется, они пришли от туристов и стоят прилично – несколько сотен рублей. Выглядит смешно, но, похоже, удобная вещь. Таких вроде больше нигде нет, судя по фоткам.

Так как Яндекс подбрасывает картинки из западных и российских экспедиций вперемешку, то Кош даже наловчился определять, западная картинка или русская, не глядя на надпись – «купальники-голые_торсы-садовые_совки-ножи-сиденья_на_резинках-отсутствие_сит-металлические_ведра» – русские; «закрытые торсы-кельмы_штукатура-сита-веники-совки – кайло-пластиковые_ведра» – иностранцы. Ошибки были редки.

Еще один момент связанный с жарой. Люди должны много пить. В современных западных экспедициях этот вопрос решается ежедневной доставкой на раскоп стандартных двадцатилитровых пластиковых бутылей с водой. Начальник раскопа время от времени напоминает всем о гидратации. Как решался этот вопрос в те времена? Хоть убей не помню. В те времена такими вопросами никто не парился, люди решали их на местах по своему разумению. Кажется, было нечто вроде термосов и бутылок.

Помогало то, что мы работали совсем рядом с «цивилизацией», с музеем – рядом был, кажется, кран с питьевой водой, откуда наполнялись бутылки. Но эти бутылки, скорее всего, лежали где-то далеко, где мы складывали личные вещи в начале дня – скорее всего, ближе к городским воротам. На снимках Феди их не видно.

9 Две архелогические кельмы: вверху, классическая американская заостренная кельма фирмы Маршалтон, внизу – кустарная кельма с клеймом перуанского мастера на рукоятке, произведенная специально для экспедиции в Хуанчако, Перу

Пили, вероятно, только во время «перекуров» – на снимках 70-х и 80-х годов видно, что, в отличие от современности, ни у кого из археологов нет поблизости бутылки с водой. Никогда начальники раскопов не напоминали копальщикам, что надо не забывать о гидратации. И как то же мы обходились.

Наконец, момент, о котором у Коша не осталось абсолютно никаких воспоминаний – столовая. Как и положено в экспедициях, нас кормили три раза в день. Скорее всего, на обед мы уходили в лагерь и ели в столовой, бесплатно. Осталось даже смутное воспоминание о длинной фиесте (одна из участниц, ниже, вспоминает о том, что в самое жаркое время дня делался перерыв). Но никаких воспоминаний о том, как выглядела столовая и чем в ней кормили, у Коша не осталось. Полный, полный провал в памяти! И на снимках АЧФ тоже ничего такого не нашлось. Не парились тогда такими проблемами «индейцы». То ли дело сейчас, когда все (даже Кош) фоткают пищу в соцмедия.

10 Автор в камералке Танаиса за склейкой сосуда

Итак, гендерно, девочкам отводилась роль расчистки культурного слоя и извлечения артефактов. Если они и брались там иногда за лопату, то уж таскать носилки с землей им приходилось разве что в исключительных случаях. А в те времена, средством массового перемещения почвы были почти исключительно носилки. В западных экспедициях это были в основном пластиковые бадейки из-под краски или масла, а также тачки (в Перу, где сухой климат). В Танаисе, если и были тачки, то не в массовом применении (сейчас уже да), это был дорогой инвентарь.

Ведра представляются Кошу гораздо более «точным» инструментом, так как носилки слишком громоздки, тяжелы и неповоротливы для некоторых узких и глубоких участков, и требуют двух человек. Ведра, напомним, удобнее для опрокидывания в сито одним человеком. В 1999 году (16), не только появились западные кельмы, но и оцинкованные ведра уже заменили (но только отчасти) носилки. В обоих западных экспедициях, где работал Кош, использовались пластиковые ведра из-под краски или кормовых витаминов (в Белизе), они практически ничего не стоили. Но в советское время такого не было.

Так как Кош культурный слой в Танаисе не копал, у него не осталось и зрительных впечатлений, чем же орудовали девочки в раскопах. Как перевести английский термин для стандартного инструмента западного археолога (9) – trowel? Вероятно, более всего подходит перевод «кельма штукатура с заостренным острием». Но такого инструмента, какой используют на западае археологи, никогда не видел. Даже кельмы каменщика, которыми орудовал в стройотряде, были другие.

11 Архелог ведет расчистку объекта с помощью мастерка, 1972 (источник АЧФ)

Сейчас, на фотографиях АЧФ (11,13,15), видно, что девочки орудовали чем-то вроде плоских садовых совков, но не заостренными, как западные археологические кельмы (особенно хорошо видно на (13), слева). Такими совками мы в пионерах окучивали клумбы на парадной линейке. Для расчистки им приходится пользоваться другим острым инструментом – специальным ножом (12,14). Иногда использовалась плоская длинная лопатка (13), похожая на расшивку. Хотя малярные кисти, какими пользуются и на Западе, и были в ходу (15, справа), все же чаще использовались большие редкие щетки (12, 13). При этом практически не были в ходу жестяные мусорные совки для сбора земли, и не было коротких плоских сорговых веников (такие тогда вроде и не продавалось в магазинах).

В западных экспедициях заостренная «археологическая» кельма штукатура выполняет функции и ножа, и совка. Ее удлиненное острие эффективно, почти как нож, а изогнутая шейка позволяет использовать во множестве положений. Для особо упорных участков используют небольшое кайло. Для деликатных зачисток (например, костей) там пользуются скальпелем. В джунглях дополнительно используются садовые ножницы и ножовки для корней (ничего этого не нужно было в пустынном Перу).

На снимках этого тысячелетия видно, что российские археологи частично перешли на западную археологическую кельму (16, внизу), но и не отказались от ножей и садовых совков (22). Не появились и жестяные мусорные совки (именно это и является одним из оснований для первичной визаульной дифференциации культурной принадлежности снимков на интернете).

12 Археолог проводит расчистку артефактов с помощью щетки и ножа, 1982 (источник – АЧФ)

Кош отправился в Танаис, не прочитав ни одного учебника по археологии (скукота!), полагая, что с археологией «и так все ясно». Он наивно представлял археологию, как деятельность, направленную прежде всего на добывание артефактов, и, таким образом, получению знаний о древних культурах. Хорошо еще, что он не придерживался типичной идеи hoi polloi, что археологи копаются в земле, чтобы найти золото (в худшем случае, серебро). Он знал о керамических комплексах и важности датировок. Даже знал о методе углеродной датировки и почему важны органические останки. Но это все были представления, свойственные еще прошлому (девятнадцатому) веку.

Он не думал тогда, что археология – это скорее о реконструкции пространственно-временной модели жизни, в которой артефакты играют роль только в том случае, когда они прочно привязаны к одному из слоев этой модели1616
  Поэтому его первоначально поражало в западных экспедициях, когда начальники раскопов безжалостно выбрасывали в отвалы очень приличные керамику и кремниевые орудия (литики), если они «всплывали» без привязки к квадрату. «Жаль, хороший скребок, но без провенанса» – говорил начальник и швырял его в отвал. Ужас! А подобрать его было нельзя.


[Закрыть]. Что здесь чрезвычайно важно выявление внутренней структуры постройки – идентификация пола, как идет стена, где меняется цвет грунта, и так далее.