Текст книги "Объект насилия"

– Конкретное предложение. – Светлана тут же принялась развивать свою мысль: – Если за десять дней я ни разу не наткнулась в парке Победы на этих типов, значит, они здесь и не водятся. У них другие места охоты…

Типов, с которыми никак не удавалось пересечься Светлане, мы между собой называли «кинологами». Вообще-то, между этой довольно редкой породой мошенников и уже хорошо знакомыми нам «дорожниками» существовало довольно близкое сходство. И те, и другие сперва подставлялись, а потом разводили клиента на деньги. Разве что жертвами «дорожников» являлись автомобилисты, «кинологи» же специализировались на владельцах породистых и недешевых собак.

Этим бизнесом занимались люди, как правило, в той или иной мере причастные к собаководству и умеющие спровоцировать самую добродушную и флегматичную псину – незаметными глазу хозяина приемами вызвать у нее агрессивную реакцию на свои действия. В результате животное «нападало» на своего обидчика, который со стороны выглядел невинной жертвой внезапно взбесившегося пса. Сделать так, чтобы собака оставила на теле и одежде «потерпевшего» следы укусов, которые выглядели бы весьма внушительно (хотя на самом деле и были бы абсолютно безвредны), для опытного «кинолога» не составляло никакого труда. Так же как не составляло труда убедительно разыграть сцены ужаса и боли с криками, падениями на землю и прочими атрибутами «битвы человека с монстром».

Как мне рассказывал Котляров, подобные театральные действа порой потрясали своей реалистичностью. Что и немудрено.

«Если умело просунуть руку в пасть лающей, но не кусающей псине и аккуратно ухватить ее за нижнюю челюсть, – со знанием дела объяснял мой двоюродный брат, – она не сможет сжать челюсти и причинить хоть какой-то вред. Сама перепуганная неожиданным наездом, собака попытается вырваться. Начнет трясти головой, упираться лапами в землю, рычать. Со стороны это будет выглядеть супер! Ну точь-в-точь как если бы тварь с остервенением грызла и рвала руку „несчастного“. Короче, – смеялся Серега, – зверюга рычит, „жертва“ визжит! Но вот собаку оттаскивают. Или ей самой наконец удается вырваться из объятий подставщика. Само собой, тот бьется в истерике, вопит, что его чуть не загрызли, грозится мусарней, судом и усыплением искалечившего его чудовища. Естественно, сразу же объявляются заранее припасенные „свидетели“. Эдакие очевидцы-миротворцы, которые тут же начинают предлагать не доводить дело до суда и казни несчастной собачки, а уладить все миром. Хозяину советуют успокоить потерпевшего некой суммой лавэ, а потерпевшего, в свою очередь, „уговаривают“ взять бабки и не привлекать к инциденту ментов. А то, и правда, придется такую хорошую собаченцию усыпить. Короче, стандартный развод лоха на бабло. Кстати, практически безотказный. Хозяин растерян, напуган. Он видит раны „потерпевшего“, его разодранную в клочья дорогую одежду. Вокруг собралась целая толпа свидетелей, притом лишь один – два подставные, а так обычные праздные зеваки. Такие же лохи, как хозяин. А поэтому все на стороне „жертвы“. Обстановочка угнетающая. И немудрено, что хозяин, чтобы поскорее избавиться от этого кошмара, готов выложить бабки. Обычно, это что-то в пределах от трех до десяти тысяч рублей, но иногда, при удачном раскладе, удается вытрясти из лоха и штуку бачинских».

– …В общем, я подумала, – продолжала Светлана, – что в парке Победы нам ничего не светит. Пора менять дислокацию. Не топтаться на месте, а искать этих зоофитов самим.

Я усмехнулся.

Ха! «Зоофилы»! Если добавить, что к тому же и мазохисты, точнее не придумаешь.

– Света, святая наивность! Здесь у нас ситуация, схожая с той, которая в арифметике называется: «От перемены мест слагаемых сумма не меняется». Меняй дислокацию хоть сотню раз, шансы попасть на этих… ха! …извращенцев не увеличатся. По той простой причине, что те тоже не сидят на месте. Если «дорожники» строго привязаны к определенным участкам дороги, то в распоряжении «кинологов» целый город, все парки и пустыри, не считая обычных дворов. Утром они подставляются в Озерках, а вечером уже в Купчине. Притом думаю, и сами не ведают, куда отправятся на охоту в следующий раз. Так что, сама понимаешь, от того, что начнем метаться по Питеру, никакого проку не выйдет. Остается набраться терпения и поджидать этих жуликов в определенном месте. Кстати, одном из наиболее привлекательных для них. Как-никак, собак в парке Победы по вечерам предостаточно.

– Ну вы сказали! – ядовито заметила Света. – «Определенное место»! Квартал на квартал! Да только на то, чтобы быстрым шагом обойти этот парк по периметру, у меня уходит час. Как тут наткнешься на «кинологов», даже если они соизволят приехать?! И поди отличи их от нормальных людей, пусть даже наткнусь. А что, если не сниму сам момент нападения, если вдруг отвлекусь?! Не могу же я постоянно держать в кадре собаку! Тем более такую непоседливую, как этот урод! Или я не права? А, Денис Дмитриевич?

Я молчал, смущенный тем, что Светлана взяла вот сейчас и бесхитростно выложила открытым текстом то, о чем я упорно не желал даже думать: затея с «кинологами» – дорогостоящая авантюра, изначально обреченная на провал. Шансы на то, что пути нашей «Глюкозы» и мошенников пересекутся, если и не равнялись нулю, то были ничтожно малы. А рассчитывать на то, что эту встречу (если произойдет невероятное и она все-таки состоится) удастся не только заснять на скрытую камеру, но и выдать в эфир хотя бы в режиме дэд-лайн, мог только напрочь оторванный от реальности оптимист. Таковым я себя не считал. А поэтому приходилось честно признавать, что ошибся, ставить крест на затее с «кинологами», возвращать Гимлера в собачий приют и обеспечивать Светке другой фронт работы.

Правда, существовал и другой вариант.

Бедный безотказный альтруист Котляров, получивший за все свои труды во благо «Подставы» лишь несколько жалких бутылочек пива.

– А вообще-то… – почувствовал ощутимый укол совести я, – вообще-то, детка, по части того, что нам надо не топтаться на месте, а искать этих паршивцев самим, ты права. Вот только мы не будем для этого менять дислокацию и метаться по городу. Попробуем действовать наверняка.

– М-м-м? – вопросительно промычала Светлана, что в ее устах должно было означать нетерпеливое «Как?».

– Можешь на время прервать прогулки по парку. А я пока постараюсь устроить так, чтобы «кинологи» сами искали тебя.

– М-м-м? – на этот раз уже не столь вопросительное, сколь удивленное. – А им это надо?

– Сделаю так, чтобы было надо, – пообещал я. Хотя был совсем не уверен, что сделаю. Вся надежда на Котлярова. И на его оперативные связи. – Мерзавцы получат такое заманчивое предложение, что не смогут от него отказаться. Короче, жди звонка, детка. Я сообщу, когда тебя решат поиметь на бабло, – сказал я на прощание. Добавил: – Не обижай добермана. Он хороший.

И принялся искать в записной книжке рабочий телефон Котлярова. Стараясь не думать о том, с каким «воодушевлением» он воспримет очередную просьбу своего непоседливого кузена.

Глава 3
НА ОКНАХ РЕШЕТКИ – НА ДЖИПЕ ЛЕБЕДКА

Несмотря на свое претенциозное название, «Чаша Грааля» оказалась обычной затрапезной кафешкой, рассчитанной на непритязательных и небогатых обитателей окрестных домов. Только на них! Складывалось впечатление, что эта секретная забегаловка специально расположена так, чтобы не бросаться в глаза чужакам, – в стороне от торных троп не то что городского, но даже и районного значения; в глубине двора, надежно огражденного от мира серыми блочными многоэтажками.

На крашенной суриком металлической двери рядом с грозным предупреждением: «Собакам и торговым агентам вход воспрещен. Штраф 1000 руб.» болталась намалеванная от руки большая (чтобы смогли прочитать даже пьяные) табличка: «Извините, сегодня закрыто. У нас мероприятие». Табличку охранял невзрачный молодой человек с крысиной мордочкой, в стоптанных туфлях и мятом пиджаке.

Молодой человек поспешил одарить меня кислой улыбочкой.

Я сказал ему: «Здрасте».

Он невнятно пискнул что-то в ответ и предупредительно распахнул передо мной дверь, по случаю «мероприятия» сегодня напрочь закрытую для простых смертных.

Естественно, никакого холла; никакого гардероба, отсутствие которого восполняли железные вешалки-стойки, расставленные по углам обеденного зала. Длинный ряд обычных «общепитовских» столиков. Короткая барная стойка, из-за которой мне радушно улыбался Антон.

– Налить тебе выпить? – вместо приветствия поинтересовался он. И, не дожидаясь ответа, водрузил на столешницу два высоких блестящих бокала. Один для себя.

– Я ж за рулем.

– А никакого спиртного. – Рядом с бокалами появилась картонная коробочка сока. – Кстати, у нас все готово.

Я в этом не сомневался.

Еще днем в «Чашу Грааля» отправился видеоинженер, которому было поручено установить в зале парочку скрытых камер (это помимо тех, которые должны были быть закреплены на мне и Антоне). Вся работа при неудачном раскладе могла занять минут сорок, не более, тогда как в распоряжении инженера было четыре часа. Так что времени на то, чтобы спрятать камеры, у него было в избытке.

– Куда дел моего видака? – Я отхлебнул из бокала и еще раз обвел взглядом неуютный зал; кроме нас с Антоном в зале никого не было. Сок оказался полнейшим дерьмом.

– Твой видак воткнул свои камеры, слопал пиццу, и я его выставил. – Антон в свою очередь отпил из бокала и кисло поморщился. И без слов было ясно: в том, что сок дерьмо, он со мной солидарен. – Данила с Олегом только что отзвонились. Сейчас подъедут. Заходить к нам не будут. Сразу займут позиции снаружи.

Я молча кивнул и отправился за один из «общепитовских» столиков. Достал телефон, вызвал из памяти номер Никиты. Меня очень беспокоил вопрос:

– Картинку получаете?

– И не одну, – довольным тоном сообщил выпускающий. – Прямо сейчас вижу тебя со спины и анфас. Сидишь за столом, трубка у правого уха. Что еще тебе рассказать?

Я пожал плечами.

Вроде бы, все, что хотел узнать, узнал: сигнал с двух скрытых где-то в недрах обеденного зала камер нареканий не вызывает.

Вроде бы, сегодняшнее мероприятие облизали с Никитой со всех возможных (и невозможных) сторон, и обсуждать больше нечего.

Программный выпускающий меня не подведет (я был в этом уверен), и теперь все зависело лишь от того, как сложатся обстоятельства; какую свинью нам подложит момавали. Я очень надеялся, что не слишком большую и толстую.

– Пока все, Никита. – Я посмотрел на часы: четверть седьмого. – Если наши клиенты хоть чуть-чуть пунктуальны, будь готов через сорок минут. Очень надеюсь, тогда все и начнется.

Я не добавил, что вполне возможен такой вариант: никто не подъедет, никто не станет подкладывать нам свинью (большую и толстую). Нас просто проигнорируют.

До чего же тогда будет обидно! Ко мне подсел Антон, положил на стол пачку «Мальборо» и маленькую черную рацию. Сообщил:

– Данила… точнее, все наши люди на месте. И еще… только что пообщался со службой наружки. Момавали со свитой в своем курятнике в Александровке. Как вернулся утром из казино, так больше никуда не высовывался.

– Это хорошо. – Я улыбнулся: насколько мне было известно, «курятник», являвшийся штаб-квартирой грузинских воров, представлял собой трехэтажный особняк, воздвигнутый по проекту не абы кого, а самого Паскаля Арана.[13]13
  Модный французский архитектор.


[Закрыть]

– Это хреново! – не согласился со мной Антон. – То, что наши друзья не проявляют активности, еще ничего не значит. Даже, наоборот, подозрительно. – Он вытянул из пачки сигаретину, с задумчивым видом покрутил ее в пальцах. – Впрочем, самое мерзкое-то в другом. Кобадзе до сих пор торчит дома и, похоже, никуда не собирается. По тому телефону, который был оставлен тебе, он так больше ни с кем и не говорил. Домашний молчит со вчерашнего вечера. Сотовый определить не успели.

Гоча Кобадзе и был тем самым «кавказским акцентом», с которым я имел честь общаться аж целых два раза. Его вычислили уже на следующий день после нашего первого телефонного разговора; после моей разборки с барсеточниками. Номер, который грузин оставил мне, естественно, был одноразовым – только для связи со мной. Обычная практика. Вот только Кобадзе допустил ляп, каких не позволяют себе и последние дилетанты: открыл этот номер по документам сожительницы. Меня… вернее, Организацию он явно недооценил. А в результате получил, что заслуживал: его домашний телефон оказался на прослушивании, за его квартирой установили наружку. Которая сейчас и доложила Антону, что клятый грузин как ни в чем не бывало сидит дома и никуда не спешит.

– Звякну-ка я этой мрази. – Я вновь схватился за трубку.

– Что ж, позвони, – согласился Антон. – Только сразу могу сказать, что он ответит. Типа: «Не беспокойся, чувак. Мои генацвале прибудут на стрелку минута в минуту; а сам я на нее и не собирался».

…Он так и ответил. Почти слово в слово:

– Все хорошо, дорогой. Будем вовремя.

– Вовремя? – Я бросил взгляд на часы. До назначенного часа оставалось тридцать пять минут. – Тогда какого хрена ты все еще дома?!!

Кобадзе удивленно икнул, – такое ощущение, будто своей осведомленностью я двинул его поддых. Ему достало ума только на идиотский вопрос:

– Почему дома? – Это прозвучало как: «А откуда ты знаешь?»

– Ты сидишь в квартире, приятель! У своей Валентины, – окончательно добил я Кобадзе. – И не чешешься. Теперь скажи мне, что на встречу со мной и не собирался. Приедут другие. А ты только диспетчер на телефоне.

Я сам предложил грузину удачную отмазку, и дефективным он был бы, если бы за нее не ухватился. Дефективным Гоча Кобадзе, кажется, не был.

– Правильно говоришь, – охотно согласился он. – Я только диспетчер и к тому, что произошло с тобой в среду, не имею никакого отношения. К тебе сейчас едут другие.

В последней фразе я в тот момент не уловил никакого подтекста. Возможно, его и не было; возможно, мой собеседник и сам не ведал, что собой представляют эти «другие».

Мало ли кто.

Как бы там ни было, а нам с Антоном довелось это узнать уже через двадцать минут. И это знание обошлось мне в отбитые почки и расквашенный нос. А сволочная «Подстава» в очередной раз за мой счет набрала приличные баллы в свой зрительский рейтинг.

* * *

Черные маски!

Истошные вопли, мат-перемат!!! – психическая атака.

Атака физическая: всех без разбору рожами в пол! По почкам – бац!! Наручники – клац!!! После чего вдогонку еще раз по почкам… дабы жизнь медом не казалась…

Сколько раз я видел по телевизору, как действует СОБР!

Так сказать, со стороны.

Никогда бы не подумал, что когда-нибудь доведется испытать эти действия на себе. Понаблюдать за ними…

…так сказать, изнутри.

Прочувствовать! Проникнуться незабываемым! И вот ведь гляди, довелось!!!

Спасибо ментам – то ли продажным, то ли слишком старательным, то ли просто кретинам. Или одновременно и таким, и таким, и таким. Так сразу и не разберешь.

Спасибо момавали. Мы тщательно готовились к какой-нибудь неожиданной пакости с его стороны; мы перебрали десятки вариантов возможных ловушек и провокаций. Но и помыслить не могли, что у грузина хватит наглости натравить на нас наших защитников, наших благодетелей, нашу национальную гордость – родных российских ментов. Да так, что в накладе оказались и мы, и они.

А молокосос момавали в это время не пошевелил даже пальцем.

Впрочем, обо всем по порядку.

* * *

На этот раз судьба, наверное, вспомнив, что давненько я не получал от нее никаких снисхождений, решила мне подыграть и устроила так, что в тот момент, когда все началось, я вновь разговаривал по телефону с Никитой. О чем не помню. Наверное, опять надоедал ему своими инструкциями. Впрочем, не суть. Главное в другом: я как раз находился на связи с монтажкой. А значит, на том, чтобы достать телефон, набрать номер и дождаться ответа, сэкономил, как минимум, четверть минуты. Вроде бы, мелочь. Но с учетом того, насколько стремительно развивались события, – целая вечность.

Итак, я разговаривал, не помню, о чем.

Наверное, нудил в трубку что-нибудь типа: «И вот еще что не забудь…»

…когда меня сбила с мысли лежавшая на столике рация. Постоянно включенная на прием и доселе лишь мирно потрескивавшая атмосферными разрядами, она вдруг взорвалась истошным воплем Данилы:

– Антон!!! Вас атакуют!!! Спецназ!!!

И в тот же миг как угорелый влетел внутрь дежуривший у входа молодой человек с крысиной мордочкой, оглушительно шарахнул металлической дверью, успел задвинуть запор.

– …подъехали на джипе и микроавтобусе… лбов десять – двенадцать… Леха захлопнул дверь у них перед носом… – речитативом докладывал занявший позицию в доме напротив Данила, – притормозили… решают, что делать…

Они не решали, они уже делали: гулко бухали чем-то массивным в дверь.

– …один гражданский… остальные в камуфляже и брониках… Антон, все эти типы без касок!!!

«Крысиная мордочка», зачем-то пригнувшись, устремился подальше от входа. Похоже, нацелился укрыться от неприятностей за барной стойкой.

Или решил выпить пивка.

– Никита, быстро заставку!!! Выходим в эфир!!! У нас уже жарко!!! – возбужденно крикнул я в телефонную трубку и уже хотел было вкратце описать обстановку, как программный выпускающий меня прервал:

– Что я, не вижу? – И тут же принялся отдавать распоряжения. Я отчетливо слышал, как он по селектору торопливо говорил Ольге: – Через десять секунд эфир. Сразу же начинай давать закадр. Ты же в курсе всего… ты же видишь… ты слышишь, что у них сейчас творится. Найдешь, что сказать.

Я представил нашу ведущую, в своей тесной каморке напряженно застывшую перед монитором с картинкой, которая через несколько секунд пойдет в эфир.

«А на этой картинке я. Ольга меня сейчас, действительно, видит. И не она одна. Взгляды всех в монтажке прикованы ко мне… раскрасавцу! – Я постарался изобразить на физиономии выражение „презрение к опасности“ и эффектно поднял вверх крепко сжатый кулак: „No pasaran!“[14]14
  «No pasaran!» (нем.) – «Они не пройдут!», антифашистский лозунг времен испанской гражданской войны 1936–1939 годов.


[Закрыть] И тут же с печалью подумал: – Какое там в задницу «No pasaran!» Да эта кафешка для лбов в камуфляже все равно что раковина двустворчатого моллюска для камчатского краба! Так что – пройдут! Еще как пройдут и намнут нам бока!!!»

– Проклятье, – усмехнулся Антон (в отличие от меня, сразу же опьяневшего от адреналина, сохранявший полнейшее хладнокровие) и спокойно высказал вслух то, о чем я только что подумал: – Еще минута, и эти бойцы будут здесь. Через дверь им не пробиться, черный ход заблокирован, пойдут через окна.

– На окнах решетки. – Дрожащими пальцами я нащупал закрепленные на брючном ремне «Packet Video» и GPRS-передатчик, щелкнул тумблерами.

– На окнах решетки – на джипе лебедка, – парировал Антон. – И уж поверь, эти перцы умеют ею пользоваться. Умение выкорчевывать решетки у них отработано. – Он запустил руку под полу пиджака, активизировал свою камеру. В ожидании неизбежного, расслабленно откинулся на спинку стула. И, словно и не было никакого спецназа, который всерьез собирался нас поиметь, принялся рассуждать: – Уж больно меня смущает то, как они топорно работают. Скомкали дебют, позволили Лехе захлопнуть дверь у них перед носом. Словно специально сами себе усложнили жизнь. Не-е-ет, Денис! Профессионалы делают не так. К тому же… слышал, на что обратил внимание Данила?.. Эти бойцы почему-то без касок. Не знаю точно, – с сомнением покачал Антон головой, – но мне кажется, так не положено.

– Ты хочешь сказать, что это никакие не мусора? – насторожился я и подумал, что, пожалуй, приятнее получить дюлей от настоящих ментов, чем воевать с переодевшимися в милицейскую форму бандитами. – Думаешь, маскарад?

– А пес его знает. Одно из двух: или, и правда, маскарад, или менты разыгрывают какую-то хитрую комбинацию. Но не могли они так облажаться, – еще раз повторил Антон, – чтобы дать нам закрыть железную дверь и заставить себя тратить время на окна!

А за одним из этих окон тем временем выразительно звякнуло… еще раз… еще…

– Я ж говорил: применят лебедку. – Антон сунул в рот сигарету, щелкнул дорогой зажигалкой. – Жаль, не подумали установить одну из камер на улице.

Или посадить оператора в доме напротив. Где-нибудь поблизости от Данилы.

Действительно, жаль! Вышли бы отличные кадры.

– …зацепили трос, – тем временем не умолкала рация, – сейчас вырвут решетку, вломятся через окно…

– Знаем, – небрежно бросил Антон. Я снова взялся за телефон.

– Никита, ты слушаешь?

– Да, Денис, – отозвался программный выпускающий. И доложил: – Мы уже пятнадцать секунд как в эфире. Ваши разговоры пока блокируем. Даем интершум.

– Что Ольга?

– Исполняет увертюру, поет славицу мученикам-журналистам, обреченным подвергаться насилию за обличение истины, – хмыкнул Никита. – Только что сообщила, что через минуту к вам в кафе вломится взвод разъяренных ментов.

За окном взвыл двигатель автомобиля. В окне затрещало.

– Не через минуту, – внес я поправку. – Уже через несколько секунд. И боюсь, никакие это не менты.

– То есть?

– Есть подозрение, что в камуфляже не мусора, а воровская пехота! – нервно растолковал я. – Теперь понял?!!

Ответить Никита не успел. Или я не расслышал ответа. Потому что в этот момент не выдержала решетка – с треском вырвалась из стены. И буквально тут же со звоном вылетело внутрь окно. А следом за осколками в зал посыпались «гости».

В черных масках.

С громкими воплями.

С плохими намерениями.

Первым делом они смяли один из «общепитовских» столиков, имевший несчастье оказаться у них на пути – аккурат под злополучным окном.

Следом за столиком принялись за нас.

Пожалуй, самым разумным в такой ситуации было сразу хлопнуться на пол и визжать: «Я сдаюсь!» Тогда, возможно, досталось бы меньше. Вот только я не забывал о том, что сейчас за мной наблюдают тысячи телезрителей.

И не мог в прямом эфире выглядеть недостойно!

А поэтому вскочил из-за стола и, как пишется в Кодексе, оказал злостное неповиновение сотрудникам правоохранительных органов. Впрочем, в тот момент я совсем не был уверен в том, что это сотрудники. А потому с чистой совестью закатал ногой по мордасам первому сунувшемуся ко мне бугаю. И, как это ни странно, получилось удачнее некуда. Привыкший к беспрекословному повиновению, встречавший сопротивление лишь на учениях, но почти никогда – при реальном захвате, мой визави от неожиданности благополучно удар пропустил. И оказался ни много ни мало в нокауте – медленно начал оседать на пол.

А я в тот момент уже разбирался с другими. Точнее сказать, не разбирался, а старался избежать контакта с их облаченными в броники тушами.

Туши были что надо – не менее центнера каждая. Кстати, их было две штуки, и от первой мне удалось увернуться, но вторая сграбастала меня сзади в надежный борцовский захват. Я сразу же попытался двинуть ей затылком по морде. Пустое!

Эти лоси уже убедились в том, что от меня можно ждать неприятных сюрпризов. Так что провести еще один удачный прием мне бы уже никто не позволил. Достаточно было и одного потерпевшего, сейчас приходившего в чувство, опершись бронежилетом о барную стойку. Меня припечатали к полу рядом с ним. При этом в последний момент я изловчился зацепить пятерней его черную маску и содрать ее с рожи. Злорадствуя: «Теперь твою тщательно скрываемую витрину, приятель, увидят тысячи телезрителей».

Долго злорадствовать мне не пришлось. Что-то твердое и массивное, словно бревно, – наверное, колено, – уперлось мне в основание черепа, да так, что, кажется, я услышал, как хрустнули шейные позвонки. Физиономией я размазался по линолеуму. Руки мне выкрутили назад с таким средневековым садизмом, что на какое-то время я ощутил себя вздернутым на дыбу. И, чтобы я до конца почувствовал все прелести общения с СОБРом, наградили увесистым тумаком в поясницу. Профессиональным, надо сказать, тумаком. Этим парням было отлично известно, где находятся почки.

Я стиснул зубы и заставил себя отвлечься от мысли, до чего же мне больно.

Только бы не застонать! Только бы не опозориться перед многотысячной аудиторией! Лучше всего сейчас вырубиться! Лучше всего потерять сознание!

Я ощутил, как на запястьях сомкнулись браслеты наручников. После чего – о, счастье! – руки мои, вывернутые, как у гимнастки, наконец отпустили. А с шеи убрали колено-бревно.

Жить стало легче, жить стало веселее.

Правда, всего на пару секунд, пока мне еще раз не приложились по почкам. От души приложились. Так, что потемнело в глазах!

Лучше всего потерять сознание!

Увы, потерять его не удалось. Зато на какое-то время меня оставили в покое.

Беспомощный и жалкий, я валялся, прижавшись щекой к линолеуму, кусал губы и фиксировал, как по всему телу от отбитых почек волнами разливается боль. Мне уже было безразлично, что сейчас за моими героическими мучениями наблюдают тысячи людей, меня больше не грела мысль о том, какие вытянутые хари будут у этих лбов в камуфляже, когда они узнают, что весь их беспредел транслируется в прямом эфире. Мне вообще уже все было до фонаря.

Потерять бы сознание!

Скорее бы сдохнуть!

Рядом со мной что-то громко обсуждали, о чем-то спорили, но я никак не мог отвлечься от боли и попробовать разобрать, о чем идет речь. Наверное, решалась наша участь: замочить нас с Антоном прямо здесь или сначала вывезти за город?

Вывезти не получится: не позволят. Кафе надежно блокировано людьми из Организации.

А вот замочить вполне могут успеть.

«Дерьмо! – сумел мысленно выругаться я. – Где эти долбаные „организаторы“, которые должны прийти нам на помощь?!! Кто-то из них – самый главный – сейчас наблюдает по НРТ за тем, что творится в кафе. Он-то и должен в тот самый момент, когда нам совсем станет туго, дать команду на наше спасение. Так какого же дьявола эта гадина медлит?!! Или считает, что мы можем вытерпеть и не такое? Т-твою мать! Лично я не могу!!!»

– Па-а-адъем! – Меня почти что любя ткнули носком берца в живот, а потом, словно вонючего бомжа, о которого нет никакого желания марать руки, попытались ногой перевернуть на спину. – Покажи личико, Гюльчатай! Подъем, блядь, тебе сказано!!!

«Интересно, успели ребята затереть эту „блядь“?» – автоматически подумал я. И даже не попытался подняться.

И помыслить о том, как я это сделаю, было страшно!

Впрочем, мне помогли. Не особо церемонясь, подцепили за шкирку и дернули вверх.

Отлетели пуговицы. Распахнулся пиджак.

И вот тут-то и началось самое интересное.

К счастью, кобуры с пистолетом на мне в этот раз не было: впервые за последние дни я оставил его на работе. Зато менты узрели нечто не менее подозрительное – «Packet Video» и GPRS-передатчик, закрепленные у меня на брючном ремне.

Выпучили буркала.

От удивления отвесили челюсти.

– Это что? – спросил, ткнув пальцем мне в пояс молодой парень в потертых джинсах и белой рубашке. Единственный из этой банды, кто был без камуфляжа и маски. И даже без бронежилета!

«Отчаянный, черт! Долго не проживет!» – сумел с иронией отметить я и с преогромным трудом выдавил:

– Пояс шахида. Сейчас взорву всех к долбаной матери! Мне не поверили. Парень в белой рубашке ничтоже сумняшеся протянул лапу и цапнул коробочку «Packet Video», сорвал ее с ремня. Порвался тоненький кабель, ведущий к камере, скрытой в заколке для галстука.

«В монтажке сейчас погас один из мониторов, – представил я. – Ничего. Остаются еще три». И, вновь вспомнив о том, что сейчас меня показывают в режиме он-лайн, набрался смелости прошипеть:

– Ублюдок вонючий!

Получилось эффектно – совсем как в фильме про партизан и гестапо. Особенно после того, как придурок в белой рубашке, еще не сообразивший, что к чему, перевел взгляд с «Packet Video», который крутил в руке, на меня, безразлично сказал:

– Заткнись, – и ладонью хлестко вмазал мне по носу. – За ублюдка… Так ты объяснишь, что это за хрень? Или добавить?

Добавлять уже было некуда. Во всяком случае, что касается носа. Он был готов. Я почувствовал, как вперемешку с соплями из него хлынула кровь.

А из глаз – слезы.

Было не так уж и больно (ничто после ударов по почкам). И как же приятно… думать о том, что легавый (если этот мерзавец в рубашке и джинсах, и правда, легавый) избивает ни в чем не повинного, примерного и законопослушного налогоплательщика, к тому же скованного наручниками. И даже не представляет, сколько тысяч свидетелей сейчас наблюдают за этой позорной сценой.

«Второй Благовещенск, блин! – злорадно подумал я. – Если этот щенок, действительно, из милиции, мой расквашенный шнобель выйдет ему боком».

– Итак, землячок, последний раз спрашиваю: что это за хрень? Хочешь добавки?

Я уже было собирался достойно ответить. И заработать добавки. Но меня на мгновение опередил Антон:

– Дегенераты! Вам крышка!

И только тут я, проморгавшись, увидел его. Всего в нескольких шагах от меня он полусидел на столе и оч-ч-чень недобро улыбался разбитыми в мясо губами. Руки так же, как у меня, были скованы за спиной. Из носа так же, как у меня, текла кровь. Сегодняшние менты, в отличие от ментов обычных, совсем не заботились о том, чтобы не оставлять следов.

Или все-таки не менты?

– Что ты сказал? – повернулся к Антону парень в белой рубашке. Складывалось впечатление, что, несмотря на почти тинейджерский облик, он здесь за главного.

– Я сказал, что вам крышка, придурки! То, что ты сейчас держишь, – это деталь скрытой камеры. Еще одна камера на мне. Так же несколько спрятано внутри помещения. А все, что здесь происходит, транслируется в прямом эфире в реалити-шоу «Подстава». Слышали о таком?

Антон наслаждался! Антон отводил душу! Что там мой расквашенный шнобель! Мелочь! Вот его разбитые губы точно кое-кому выйдут боком.

Еще каким боком!

– Слышали! – продолжал зловеще улыбаться он. – И смотрели! А кто не смотрел, может сделать это прямо сейчас. – Он кивнул на телевизор, закрепленный на кронштейне над стойкой. – Пульт рядом с кассой. Найдите канал НРТ.

Как стремительно могут меняться лица! Вернее, в данном случае одно лицо – единственное, не спрятанное под маской. Надменно-брезгливое выражение «могу отыметь вас, подонки, как пожелаю», еще секунду назад царившее на физиономии парня в белой рубашке, слетело с нее в мгновение ока, уступив место испуганно-озабоченной мине. Вне сомнения, этот мальчик раньше видел «Подставу». Наверное, ему было известно и о незавидной участи его коллег, попавших в объективы наших камер. Возможно, он даже злорадно прикалывался над этими недоумками, по причине полнейшей безмозглости угодившими в ловушку телевизионщиков, стопроцентно уверенный в том, что уж его-то минует чаша сия.

Ан нет!

Похоже, судьба-злодейка распорядилась иначе. Япона мать!!!

Непонятный прибор, конфискованный у одного из задержанных, был тут же забыт. Был забыт и Антон, которому не помешало бы врезать еще за то, что посмел разговаривать без должного пиетета. Маленький командир в застиранных джинсах ринулся к стойке, возле которой тихо лежал мальчик Леха с крысиной мордочкой. Избежать неприятностей бедняге так и не удалось.