Текст книги "Первый удар"

* * *

Охранник не обманывал, говоря, что Виктор Павлович приходит домой поздно. Так обычно и было, но не в тот злосчастный для друзей Кастета день.

В этот вечер Виктор Павлович Исаев вернулся необычайно рано, и причина этого заключалась вовсе не в том, что он временно остался без супруги и решил упрочить свое общение с коллегой из соседнего отдела, перейдя наконец от совместного потребления кофе в конторском буфете и скромных поцелуев в случайно опустевшей курилке к более ощутимым проявлениям любви.

Причина заключалась в другом. Во-первых, Виктор Павлович Исаев был подполковником МВД, к тому же заместителем начальника отдела по борьбе с организованной преступностью ГУВД Санкт-Петербурга, поэтому большинство его коллег были мужчинами, по понятным причинам не вызывавшими у него сексуального рвения. Во-вторых, свои изощренные сексуальные потребности, возникавшие, к сожалению, все реже и реже, Виктор Павлович уже давно удовлетворял, не прибегая к унылому супружескому сексу, и, уж конечно, не дома (к вящей радости супруги, Анжелики Матвеевны, пользующей в подобных целях сотрудников охранного агентства «Скипетр»).

Дело было в том, что через два часа после визита прилично одетого «строителя», интересовавшегося жильцами квартиры на третьем этаже, охранник позвонил Виктору Павловичу на службу. Исаев домой не поехал, сочтя повод незначительным, но немедля отправил туда двух «волкодавов».

Приехавшие спецы обнаружили вход в жилище начальника не нарушенным, успокоились, два раза обошли вокруг дома, ничего подозрительного не усмотрели и доложили обстановку шефу. Исаев не был склонен успокаиваться так быстро, связался с охранником, узнал у него все подробности визита неизвестного работяги, в том числе и о ремонте в одиннадцатой квартире, перезвонил волкодавам, вправил им так, что будь у тех мозги, полезли бы они из приплюснутых ушей, и направил бойцов в квартиру номер одиннадцать.

Легко вскрыв немудрящий замок кастетовской квартиры и обнаружив прикрытый фанерным листом проем в стене, волкодавы поняли, что обычным вправлением мозгов для них дело не обойдется.

Исаев к услышанному отнесся неожиданно спокойно, он сам совершил ошибку, отправив домой не опытных сыскарей, мгновенно ориентирующихся в обстановке и способных быстро принимать нужные решения, а тупорылых волкодавов, чье дело не думать, а гасить, мочить и рвать пасти. Повелев тупорылым устроиться в квартире на долговременную засаду и ждать интеллектуального подкрепления, Исаев вызвал майора Богданова – свою правую руку в разного рода левых делах.

Главным достоинством и, одновременно, недостатком майора было то, что он многое знал о темной стороне деятельности замначальника УБОП, поэтому Исаев без экивоков обрисовал возникшую ситуацию, приказ же звучал просто – найти и уничтожить!

* * *

Виктор Павлович Исаев мчался домой, отменив и перенеся все возможные и невозможные дела.

Дома его ждал Богданов, получивший ключи от квартиры начальника. Они, что называется, дружили семьями, и бывать на квартире Исаева ему приходилось частенько, но только сейчас, в одиночестве обойдя немаленькую жилплощадь скромного борца с организованным злом, майор поразился комфорту и восточной роскоши, царящей в жилище.

Анжелика, конечно, приложила к всему этому свою хищную руку, особенно в обустройстве будуара, но в целом вся эта азиатчина была сотворена по повелению Виктора Павловича. И откуда что взялось в скромном рязанском пареньке, лет тридцать назад приехавшем поступать в Стрелышнскую школу милиции...

Исаев ввалился в квартиру потный, горячий, словно короткую дорогу от Большого Дома до Карповки бежал сломя голову, а не ехал на заднем сиденье популярного в определенных кругах «лэндровера» с улучшенным тюнингом.

– Ну, что, Богданыч?

– Все нормально, Виктор Палыч.

* * *

Майор взял листок бумаги с оперативными данными. Данные он, конечно, помнил наизусть, но по опыту знал – листок бумаги в руках придает словам большую убедительность и основательность.

– Владелец квартиры одиннадцать, откуда произошло вскрытие, Костюков Алексей Михайлович, 1965 года рождения, старший лейтенант запаса, афганец, мастер спорта по боксу, разведен, бывшая жена...

– Не надо про жену, – прервал его Исаев.

– Сейчас работает водителем в небольшой фирме «Суперавто», занимающейся междугородними перевозками, до этого работал, ну, много где работал непродолжительное время, в том числе, это уже любопытно, пять месяцев в охранном агентстве «Скипетр», ушел оттуда, как говорится, по собственному желанию, но, опять-таки любопытно, перед увольнением имел долгую беседу один на один с Киреем, в номерах «Пулковской». Обедали они там вместе, понимаете ли...

Майор сделал паузу, давая возможность шефу осмыслить услышанное.

* * *

Подумать, действительно, было над чем.

«Скипетр» – колдобинская фирма, а с колдобинцами у подполковника сложились непростые отношения, хотя с тем же Киреем он дружески обнимался при встречах. Обедать, правда, вместе им не доводилось.

Это уже плохо, что в деле возникли колдобинцы, но еще один щекотливый момент беспокоил Исаева – его благоверная использовала охранников «Скипетра», причем делала это на семейной территории, и значит, что любой из этих кобелей, доведя Анжелику до оргазма, вполне мог пройтись по квартире, познакомиться с расположением комнат и найти сейф, незамысловато прикрытый картиной какого-то иностранца. Анжелика после оргазма впадала в ступор и в это время можно было всю обстановку вынести, а не то что найти сейф.

Богданов знал, конечно, о слабости исаевской бабы к безголовым, но мускулистым ребятам из «Скипетра», мог даже навскидку назвать даты последних будуарных приключений Анжелики, поэтому представлял, что сейчас творится в душе у подполковника, и тихо радовался этому.

Нельзя сказать, что он не любил своего шефа, да и кто, интересно, любит свое начальство. Богданов его презирал. Презирал это скопище мелких, гнусных гадостей, попавших на плодородную почву низкой, порочной души и выросших до невероятных размеров. Так муха под сильным увеличительным стеклом превращается в ужасное чудовище с огромными мохнатыми лапами, крыльями, словно из армированного стекла, и слоновьим хоботом.

* * *

– Налей чего-нибудь выпить, – попросил Исаев.

Майор взял из бара первую попавшуюся бутылку, налил полный бокал Исаеву, себе плеснул немножко.

– Что еще? – спросил подполковник.

Богданов пошелестел бумажками.

– В результате поквартирного опроса установлено, что сегодня в квартире одиннадцать побывали двое мужчин и девушка. Девушка – местная, ее многие знают, и не только в лицо, такая... – майор пошевелил пальцами, будто щупая воздух, – выпить, перепихнуться. Думаю, к ограблению она отношения не имеет, разве что как свидетель. Установить личность – вопрос часа-двух. Ребята работают.

– Хорошо, – кивнул Исаев.

– Установлена личность одного из мужчин. Это – Ладыгин Сергей Павлович, 1964 года рождения, майор медицинской службы запаса, афганец, сейчас работает врачом-гастроэнтерологом в частной клинике на Васильевском острове, адрес прописки и места работы имеется, дома его сейчас нет, мы аккуратно проверили и оставили наружку.

– Отлично! Как удалось выйти на этого... Ладыгина?

– Видеозапись с камер слежения у входа в подъезд. Распечатали фотографии, охранник платной стоянки опознал Ладыгина, тот оставил на стоянке свой «мерседес», – майор перехватил заинтересованный взгляд Исаева, – старье! Но смотрится нормально, солидно. Ну что, на стоянке оставлено два человека, если придет за машиной, его возьмут.

– Отлично, – еще раз сказал Исаев. – Установлены два фигуранта, девушка эта – в работе, считай, уже – три. Что со вторым мужчиной?

– Пока ничего. Работаем.

– Хо-ро-шо...

Подполковник плеснул себе виски, немного, на два пальца, подержал в руках, нагревая ароматную жидкость, сделал небольшой глоток и повторил:

– Хо-ро-шо...

Опять нажрется, как свинья, подумал Богданов. Ну, и хрен с ним. Задницу рвать в этом деле он, майор Богданов, точно не будет. Как пойдет, так и пойдет. Но с каким удовольствием он бы расследовал убийство, нет – зверское убийство подполковника Исаева...

Богданов даже вздохнул.

– Чего вздыхаешь!? Наливай да пей... – настроение Исаева явно улучшилось.

– Спасибо, Виктор Палыч, я пойду, дела!

– Конечно, иди. Иди, а я тут... посижу, подумаю.

– До свидания, Виктор Палыч! – и Богданов, не дожидаясь ответа, вышел.

* * *

Весть о том, что ломанули сейф подполковника Исаева, быстро разошлась по Городу. Это, конечно, не значит, что о происшествии знали домохозяйки, судачили пенсионеры и болтали, играя в песочнице, дети. Нет, в этом смысле о преступлении не знал никто, но ЛЮДИ знали. Знали и, подобно майору Богданову, тихо радовались.

Ну не любили подполковника в Городе, и все тут.

Первым, даже чуть раньше Исаева, об этом узнал Кирей. Поначалу порадовался – всякому приятно несчастье, случившееся с ближним, а уж если беда приходит в дом к такому ближнему, как Исаев, то повод для веселья переходит в разряд значительных.

Однако, узнав подробности, глава колдобинцев призадумался. Все указывало на то, что сейф на совести его бойцов. Однако братва к этому была не причастна, это Кирей знал точно. Значит – сейф брали или гастролеры, или лохи, не знающие, на что подняли свои поганые лапы. Есть еще один вариант – наихудший, это подстава. Причем подстава крутая, и не под кого-нибудь, а под него – Кирея.

И полугода не прошло после последней кровавой разборки, на сей раз с поднявшими голову черными. Вообще-то Кирей не был сторонником силовых решений, считая, что всегда и все можно решить словами, но черным он не спускал никогда. Полгода назад все началось из-за пустяков – каких-то ларьков на каком-то рынке, деталей Кирей не знал. Не его это уровень – о ларьках думать, но внезапно байда переросла в стрелялово и взрывы.

Дошло до того, что ему, Кирею, пришлось уехать из Города, – Сергачев, начальник службы безопасности, настоял. Швейцария, конечно, страна неплохая, но скрываться там, как Ленину какому-нибудь... Вес Кирея в Городе поболе губернаторского будет, а он – в Швейцарию!

Тьфу, бля... форменным образом плюнул Кирей, вспомнив те поганые дни. Неужто опять начинается? Срочно, срочно надо искать этих долбаных медвежатников!

* * *

– Принес? – спросил Женя, едва Кастет вошел в комнату.

– Принес, не открывал еще.

Кастет вытащил пакет, нашел выключатель – почти незрячему Черных свет был не нужен, в комнате царил полумрак.

При ярком свете старинной люстры со множеством висюлек порвал полиэтиеновую пленку, посмотрел.

– Две пачки денег, долларов, такими банковскими ленточками перевязаны...

– Бандероли это называется. В каких купюрах?

– По стольнику.

– 20 000 значит. Еще что-нибудь есть?

– Нет, вроде.

– Должно быть!

– Ага, вот, две бумажки...

Кастет развернулся к свету.

– Одна – записка. «Какой же я дурак, прости меня, Леха!» – Он повертел бумажки, даже поднес ближе к глазам. – Все. «Какой же я дурак, прости меня, Леха!» – и все...

– Хорошо. А вторая?

– Тут каракули какие-то, цифры не цифры, буквы не буквы... На, сам гляди...

– Я ж слепой пока, Леша! Сейчас маму позовем, – он нажал какую-то кнопку на подлокотнике своего инвалидного кресла.

– Надо ли Веронику Михайловну сюда впутывать?

– Она уже все знает, без мамы мне никак не обойтись, глаз-то у меня нет...

Коротко постучав, вошла Вероника Михайловна, все поняла, взяла из рук Кастета загадочную бумажку, на ходу, привычно, поправив плед на коленях сына.

– Это – пиктограмма, – непонятно к кому обращаясь, сказала она – смотрела в глаза Алексею, но говорила все-таки для сына, – похоже, несложная. Я ее здесь, у компьютера положу, через полчасика, наверное, сможешь поработать, посмотришь.

– Спасибо, мама. Не уходи, послушай, ты же в курсе наших бед... Леша, у тебя машина есть?

– «Камаз», я же говорил.

– «Камаз» машина хорошая, но для нашего дела непригодная. Завтра тебе нужно купить машину, быстро, в течение одного дня все оформить. Машина должна быть неброская, главное, чтобы бегала хорошо. Поиграем в американское кино, будут погони, выстрелы, масса трупов и красивых женщин... Не пугайся! Полную программу не обещаю, но что-то будет точно... Ты в компьютерных делах понимаешь? Нет? Я так и думал. Нужны кой-какие прибамбасы для компа, оставь деньги, тысячи хватит. Мама завтра съездит и купит адресную программу ЦАБ, еще по мелочи... Оружие у тебя есть? Тоже нет? Плохо. Должно быть. Где найти – знаешь? Это хорошо. Ты в этом деле лучше меня разбираешься... Это тебе программа-минимум на завтра. Если быстро управишься – звони. Вообще, без звонка не приезжай, значит, трубку себе купи. Все. Да, ни дома, ни в гараже не показывайся ни в коем случае. Где переночевать найдется? Хорошо. До завтра!

* * *

Куда пойти на ночь, Кастет не знал, но оставаться у Жени Черных не мог, понимая, что подвергает его какой-то, неведомой пока, опасности.

Постоял на бульваре, покурил – провести весь вечер без сигарет было для него немалым испытанием.

Поглазел на неработающие фонтаны, опять покурил. Все это так, бездумно...

Переложив груз принятия решений на Женю, Кастет опять почувствовал себя уверенно и свободно. Он не думал о том, откуда взялись у Петьки Чистякова двадцать тысяч долларов, почему тот спрятал деньги в старый тайник, что произошло на его, Кастета, квартире и куда пропали его друзья – все эти вопросы будет решать Черных, сейчас перед Кастетом стоял только один вопрос, где провести эту ночь.

Мимо прошла шумная компания малолеток – звон бутылок, девичий смех и бесконечный мат. Чего Леха не понимал – это бессмысленного мата. Он помнил, как орал: врываясь на броне в душманский кишлак, поливая все вокруг раскаленным свинцом, – тогда матерное слово было для него вроде оружия.

Помнил, как матерился над телом убитого товарища, тогда мат был, как слезы, необходим. Или на ринге, чувствуя, что соперник надломлен, бросаясь в последнюю атаку, Кастет орал ему в лицо, добивая не только кулаком, но и словом.

А вот зачем материться на тихом ночном бульваре, этого Леха не понимал.

* * *

Он полез за очередной сигаретой, выкинул опустевшую пачку. Что же делать? Снять на ночь какую-нибудь чувиху, хоть из тех же малолеток, что столпились у фонтана, тискаются, пьют пиво, целуются? Девчонок там явно перебор, да вряд ли хоть у одной есть свободная квартира, где можно нормально выспаться. Поехать к Наташке? Нельзя, она каким-то боком замазана в этой истории с квартирой, да и Серега провел у нее ночь, после чего исчез...

Светка-училка, вдруг вспомнил он.

Пошарил по карманам куртки, нашел в нагрудном сложенную вчетверо бумажку, под фонарем прочитал телефон и адрес.

Отыскал телефон, работающий от денег, а не от таксофонных карт – где же ее, карту, ночью купишь? – набрал, без особой надежды, номер. Трубку подняли сразу, женский голос, несонный, бодрый, ответил:

– Слушаю!

Глава шестая
Любовь под прицелом

Кирей сидел в кабинете своей виллы на Каменном острове, совсем недалеко от того места, где разворачивались главные события этого дня.

Тихо, еле слышно постучав, вошел Сергачев.

Маленький, пухленький, лысый, в старомодных очках с толстыми стеклами, он напоминал какого-то сказочного персонажа – эльфа, гнома или муми-тролля. Глаза в стеклах очков казались непропорционально большими, с круглого, добродушного лица не сходила улыбка – смешной человечек, право слово, смешной. Но – страшный... Не жестокостью свой, нет, он вовсе не был жесток, за свою немаленькую жизнь никого не обидел, ну разве что в молодости убил одного-двух, так молодой был, неопытный, да и служба спецназовская для того и устроена – людей убивать.

А потом – ни-ни! Пальцем никого не тронул, в том и сходился со Всеволодом Ивановичем Киреевым – вором в законе Киреем, что не любил он силовых решений. Еще на казенной службе крепко усвоил это правило от стариков, чуть ли не Дзержинского помнящих, перенял: пролитая кровь и особенно напрасно пролитая кровь – брак в работе, а бракоделов на их казенной службе не жаловали. А вот Петр Петрович дослужился до большой звезды на погонах и в отставку ушел как положено, с почетом, грамотами и ценными подарками от начальства и подчиненных. И вовремя ушел, до развала, учиненного «демократами», когда в самой важной службе страны такой раздрай начался, что думать Петру Петровичу об этом до сих пор было больно...

Ушли лучшие кадры, ушли!

Кто – на пенсию, кто – в охранные структуры (что они представляют – многие догадываются), в общем – кто куда. А Петр Петрович Сергачев пошел вот служить к вору в законе Кирею, потому что Кирей – правильный человек, крови лишней не прольет, слабого не обидит, а сильного – на место поставит, ибо сказано в Писании – достоин бо есть делатель мзды своей.

Сам пришел к Кирею, не в особняк этот на Каменном острове, особняк уже при нем, Сергачеве, появился, а в небольшую по нынешним меркам квартиру на улице Воинова, с видом на Таврический сад, сделанную в соответствии с неведомым тогда «евростандартом». Скромно посидел в гостиной, ожидая, когда о нем доложат и проверят, кто таков, после чего был принят и имел долгую беседу. Результатом этой беседы было возникновение странной должности – «начальник службы безопасности» со странным «окладом жалованья», как называл свое денежное довольствие Сергачев. О размерах «оклада жалованья» знали трое – Кирей, главный бухгалтер «фирмы» (опять-таки сергачевское определение) и сам Сергачев.

Надо сказать, что главбух, узнав о сумме, назначаемой в месяц к выплате новичку и размерах бонуса, единовременно выплаченного в качестве подъемных, впал в некое подобие комы и пребывал в ней довольно долго, несмотря на наливаемый коньяк и легкое похлопывание по щекам. Придя в себя и выходя уже из комнаты, он несколько раз обернулся, пытаясь усмотреть в большеглазом, круглолицем толстячке что-то необыкновенное, достойное Таких Денег.

Постучал Сергачев в Киреевский кабинет и вошел тихонечко, бочком, дверь за собой притворил неслышно.

– Добрый день, Всеволод Иванович!

– Здравствуй, Петр Петрович. Порадуешь чем-нибудь? – радостных известий Киреев явно не ждал.

– Порадую, Всеволод Иванович, порадую, – Сергачев с удобством разместился в огромном для него кресле, пошевелился немного, чтобы телу стало еще приятнее, и продолжил: – Квартирка эта, откуда сейф ломанули, – нашего знакомца квартирка, Костюков его фамилия, служил он у нас в «Скипетре», а когда уходить задумал, вы с ним, с Костюковым то есть, встречаться изволили, в гостинице «Пулковской», ежели надобно – дату и время могу подсказать.

– Не надо, Петрович, помню. Фамилию не помню, а человека этого – помню. – Кирей на секунду задумался. – Не мог он этого сделать, не такой человек!

– Так я ж и не говорю, что это он, – Сергачев будто обрадовался чему-то, – я говорю, что квартирка его. А сам он в это время в поездке был, в Москву ездил. В квартирке же евонной два человечка были, думаю так – друзья его. Одного мы уже знаем.

* * *

Сергачев достал из невесть откуда взявшейся папочки листочек бумаги, на стол Кирею положил, пальчиком легонечко подтолкнул.

– Человек этот, Ладыгин его фамилия, хороший человек, положительный, доктор. Ни к чему доктору Ладыгину сейфы вскрывать, да и не умеет он этого. Второго человечка не знаем пока, но... – Сергачев поднял вверх розовый палец, – но догадываемся. И работаем, догадки эти проверяючи. Вот так. Это факты. А мысли мои по этому поводу такие...

Петр Петрович замер, будто ожидая – интересны его мысли Кирею или нет.

* * *

– Покурю я, Петрович, у форточки тут покурю, чтоб тебе не мешало, – сказал Кирей и вылез из-за стола.

Подойдя к окну, он привычно зыркнул во двор, сторожко так ощупал округу глазами и только после этого открыл форточку и закурил, стараясь, чтобы дым уходил на улицу. Ни с кем и никогда, даже в ранней своей хулиганской юности, не вел себя Всеволод Киреев так, как поставил себя по отношению к Сергачеву.

Уважал он Петровича. Как никого уважал.

Разное было у Кирея с людьми, бывало – боялся кого, особенно по первости, тогда старался быть от таких подальше. Бывало – уважал. По-своему, по-воровски. Старых воров уважал за опыт, за сметку, удаль какую-то, молодечество, не на наглости основанные, а на уверенности в себе. Работяг уважал, мастеровых, за умелость, сноровку, ловкость в работе...

Петровича же уважал за все, за то, что спец в своем деле каких поискать, за порядочность, знал – не предаст и не продаст Петрович, потому как не за деньги работает, а за что – Кирей так и не понял, но сам пришел и с тех пор служит, как прежде государству служил, присягу приняв.

Оттого и вел себя с ним Кирей как ни с кем, а ежели и прогибался иногда, так с него, с Кирея, не убудет, а человеку, видел, приятно. На людях, конечно, иначе было, а один на один – отчего ж, скажем, у форточки не покурить...

* * *

– Прости, Петрович, отвлекся. О чем ты?

Сергачев с пониманием кивнул головой.

Большой человек – большие заботы.

– А я, Всеволод Иванович, о том, что не мог Ладыгин сейф взять. Было, по-моему, так: долбили они стенку, картину там вешать или еще чего – не случайно же Ладыгин ходил к охраннику справляться, дома ли хозяева, и наткнулись случайно на сейф. Дальше – непонятка, скорее всего этот второй, которого пока не знаем, сейф и вскрыл. Почему, зачем – неясно, но тут дело такое. Представь, Всеволод Иванович, сейф перед нами стоит, мы и видим, что это сейф – дверца, ручка, замок цифровой или еще какой. А с другой-то стороны – это уже и не сейф вроде, железяка какая-то, в стену вделанная. Долбит этот второй стенку или сверлит, не важно, и натыкается на эту самую железяку. Что в голове, окромя двух стаканов, конечно? То, что железяку надо с дороги убрать, потому как мешает она, железяка эта, дальнейшему рабочему процессу. Убрал он ее, при хорошем инструменте это не проблема, а там, за железной пластиночкой, – деньги, да камушки, да документы важные, которые на столе просто не оставишь, а спрятать надо, но так, чтобы всегда под рукой были. Да два ствола еще были – «Вальтер ПП-88», с глушителем, и «Бердыш» Стечкина. Новые стволы, не засвеченные. «Вальтер» в феврале этого года из Германии сам Исаев привез, может, в смазке еще. Хотя я бы не удержался – пострелял. А денег, между прочим, как друзья мне верные сказали, – тысяч пятьсот в североамериканской валюте да каменья драгоценные в мешочках полотняных, всего получается – на миллион. Вот такие вот пирожки-беляши получаются у нас. Кто этот второй и где деньги американские – нам неведомо. Пока...

– А Доктор где?

– Доктора этого милицейские сегодня утром взяли, когда он к машине своей пришел, на стоянке оставленной. А это значит, что не при делах он и где сокровища несметные – знать не знает.

Про сокровища Сергачев с улыбочкой произнес: мол, видали денег и поболее, да говорить о том не резон.

– Взяли Доктора под белы рученьки и на хату какую-то исаевскую повезли, у него хат по городу немерено: и казенные – для встреч тайных, и своих еще три. Прессуют сейчас Доктора, должно быть, или химией колют, но не знает он ничего про деньги эти. Плохо – имя дружка своего назовет, тут нам опередить бы их надо...

– Лады, Петрович, действуй... Ты мне вот что, – Киреев замялся. – Ты мне Костюкова, как из Москвы приедет, сюда привези, да побереги его, чтобы менты не обидели.

Сергачев глянул на него серьезно, понял что-то, кивнул.

– Сегодня он вернуться должен. Девчушка там хорошая диспетчером работает, шоферюги ее Леночкой зовут, сказала, что сегодня. Сдается мне – любовь у них... Хорошая девчушка, – повторил Сергачев мечтательно, чуть ли носом не шмыгнул.

– Ну тогда и Леночку эту побереги...

* * *

Приехал Кастет к Светлане далеко заполночь. Пока машину поймал, пока тащился на раздолбанной «копейке» к Московскому парку Победы, да искал дом на Бассейной, оказавшийся в глубине квартала, – время и пролетело.

Светлана встретила его по-домашнему – в халате, смешных тапках в виде белых пушистых зайцев, с кухонной прихваткой в руках.

– Я чайник поставила. Ты голодный, наверное...

Кастет за всей этой суетой совсем не подумал, что надо было купить что-нибудь, хотя бы к чаю, и еще больше смутился. От домашнего вида Светланы, от мохнатых зайцев, чайника на плите и своей забывчивости.

– Проходи, не стой в дверях, холода напустишь.

Вошел, скинул ботинки. Прошел за ней на кухню, где уже кипел чайник. На столе стояла большая цветастая чашка с блюдцем, розеточки с вареньем, блюдо с белой пышной булкой, от которой пахло настоящим деревенским, как в детстве, хлебом. Он не удержался, наклонился, понюхал и только тогда понял, что голоден, что за весь день съел несколько сухариков у Жени Черных да где-то по пути две сосиски в тесте, от которых сразу начало бурчать в животе.

* * *

Светлана улыбнулась.

– У нас во дворе пекарня круглосуточная, я сбегала, пока ты ехал сюда.

Кастет развел руками, словно говоря – ну ты вообще!

Потом долго пили чай. Вернее, чай пил Кастет, а Светлана смаковала малюсенькую чашку ароматного кофе и все делала и делала бутерброды – с колбасой, красной рыбой, каким-то чудесным сыром, от которого пахло именно сыром, а не продуктами перегонки нефти, и он не вяз на зубах, мучительно заполняя рот, как те сыры, что иногда покупал Кастет в ларьке возле гаража.

Наконец бутерброды наполнили Кастета сытостью, он по-коровьи поглядел на Светлану, откинулся на спинку стула и сказал:

– Уф!

Больше он ничего не произнес, оттого, что не было уже сил что-то говорить, и оттого еще, что, кроме военных команд, гражданские его слова большей частью выражали негодование, протест, возмущение и другое негативное отношение к окружающей действительности, слов же положительных не было, наверное, вовсе, потому что, высказывая одобрение, он использовал те же матерные слова, но с другой, ласковой, интонацией.

Светлана сидела напротив, уткнув острый подбородок в кулачок правой руки, а в левой держала длинную сигарету с белым фильтром, от которой поднимался ароматный голубоватый дымок.

Вообще, Кастет поразился изобилию необычных, вкусных ароматов, окружающих его в маленькой уютной кухне, где все было настоящим – масло пахло маслом, хлеб – хлебом, сыр – сыром. От Светы пахло чистотой и какими-то травами. Когда он наклонялся, то чувствовал отдельно запах ее волос, отдельно запах кожи...

Он улыбнулся этому своему наблюдению и внезапно почувствовал, что глаза его закрываются, сигарета готова выпасть из рук, а сам он – провалиться в сон.

– Так, – сказала Светлана, – мыться и спать! Немытым поросятам в моей постели делать нечего!

Кастет кивнул, для чего пришлось сначала поднять голову, а потом снова опустить ее на грудь. Светлана взяла его за руку, отвела в ванную, раздела, поставила под душ, вымыла вкусными шампунями. После чего обтерла мохнатым, тоже имеющим свой запах, полотенцем и отвела в спальню. В постель Кастет лег сам.

* * *

Кастет проснулся от запаха кофе и свежеиспеченных блинов. Боясь разлепить глаза, он впитывал ощущения гладких простыней, пышного невесомого одеяла, мягких ароматных подушек.

– Гламур, – сказал он невесть откуда пришедшее в голову слово и открыл глаза.

В дверях стояла Светлана с чашечкой кофе и сигаретой в руках.

– Гламур, гламур, – подтвердила она. – Вставай, герой-любовник, мы стынем!

– Мы – это кто?

– Блины и я...

Кастет смутился.

* * *

Ночью у них со Светланой ничего не было. Кажется, не было... Выходит, утром девушка проснулась и от неутоленной страсти блинов напекла, а он, любовничек хренов, дрыхнет без задних ног... Схватить, что ли, бабу, повалить на роскошную кровать, расплескивая кофе и роняя сигареты, и компенсировать бездарно проведенную ночь? Леха вдруг понял, что это было бы так же грубо, как если бы он наложил сейчас кучу дерьма на ароматную цветную простынь. Он хотел было встать, но ощутил собственную наготу и... Ну, в общем, стоял у него. Добротно так, надолго. И Кастет только натянул повыше одеяло и жалобно посмотрел на Светлану.

– Наш маленький друг тоже проснулся, – улыбаясь, констатировала Светлана. – Лежи, сейчас я одежду принесу, высохла уже, наверное.

– Так уж и маленький, – слегка обиделся Кастет. – Обычный, средненький!

Они опять долго пили чай и кофе, Кастет с блинами, Светлана с сигаретой. Молчали. Негромко пел какой-то иностранный певец.

– Это кто? – спросил Кастет.

– Джо Кокер. Нравится?

– Мне все у тебя нравится... И ты нравишься...

Кастет полез за сигаретами.

– А я, может, специально все делаю, чтобы тебе понравиться. Я, может, охомутать тебя хочу! – Светлана говорила веселым, шутливым голосом, но глаза и лицо были грустными.

Она потушила только что начатую сигарету и тут же взяла новую.

* * *

Все шло как-то не так, как планировал Кастет. Ночью, в «Жигулях», он думал о том, что ответит Светлане, если она будет о чем-нибудь его спрашивать, и чем они потом займутся. Последнее он представлял очень красочно, издавая, видимо, при этом какие-то звуки, потому что водитель «копейки» поглядывал на него с недоумением, а один раз даже остановился под зеленым сигналом светофора.

Но все пошло не так, и теперь Кастет не знал, как перейти к нужному ему разговору. Хотя тот разговор, который они вели сейчас, нравился ему намного больше.

– Спрашивай, – сказала Светлана, – ты же спросить что-то хочешь.

– А можно мне кофе? – спросил Кастет.

Светлана встала, потянулась за банкой кофе, достала кофемолку, делала еще разные вещи, нужные для приготовления настоящего, не растворимого, кофе. Была она не в том, вчерашнем халате, а в каком-то полупрозрачном творении, названия которого Кастет не знал, но чувствовал, что если бы она расхаживала перед ним просто голой, это возбуждало бы его меньше. Длины халата хватало только на то, чтобы с трудом прикрыть ягодицы.

– Чего замолчал? – спросила Света, прекрасно понимая причину его молчания.

– Гламур, – не думая, выдохнул Кастет.

– Во-во, гламур, – согласилась Светлана. – А ты хоть знаешь, что это означает?

Кастет помотал головой. Как подросток, стыдящийся своего возбуждения, он нагнулся вперед, вцепившись в край стола.

– А означает это «колдовство», «очарование» и так далее. В общем, шик, блеск, красота... Я ж училка, мой юный друг. Английского языка училка. И французского...

Светлана присела перед ним на корточки, упершись круглыми загорелыми коленками в его ноги, заглянула ему в глаза.

– Кстати, о французском... Может, ты трахнуться хочешь? Может, тебе невтерпеж? Так давай... у меня, правда, месячные, но есть, знаешь ли, варианты...

Кастет помотал головой.

– Не сейчас. Давай поговорим.

– Давай. Ты вчера уже мялся, не знал, с чего начать. Пришел сам не свой, колбасу всю сожрал и спать завалился. Ты ж не спать ко мне приехал и не трахаться, значит, дело ко мне имеешь. Давай говори.