Текст книги "Наследство старого вора"

– Ага… Это во-первых. А что во-вторых? – А во-вторых… – и тут я смутилась. – Во-вторых…

Артур улыбнулся и сказал:

– Во-вторых, вы хотели бы узнать о моей личной жизни. Верно?

– Верно, – мне стало стыдно, – простите, что я так… так…

– Так бесцеремонно. Да?

– Да, – я почувствовала, что у меня начинают гореть уши.

– Ого! – воскликнул Артур.

– Что – ого? – спросила я.

– Вы краснеете! Простите, конечно, что я заостряю на этом свое недостойное внимание, но это прекрасно. По-моему, сейчас уже не осталось девушек, способных покраснеть.

– Как видите, остались.

– Я знаю только одну – вас. А в последний раз я наблюдал эту трогательную картину лет триста назад, еще в школе.

– Ну и что в этой картине прекрасного?

– Вам не понять. Но, поверьте мне, то, что я увидел сейчас, тронуло мое заскорузлое сердце. Да.

– Вам хорошо…

– Вам тоже, только вы этого не понимаете.

– Может быть. Но только если вы надеетесь увести разговор в сторону, я вынуждена вас разочаровать. Кто-то из моих очень далеких предков жил на Украине, и малая толика его крови наградила меня чисто хохляцкой цепкостью в разговоре. Меня не собьешь.

– Да уж… – Артур засмеялся. – Вас действительно не собьешь. Тогда по порядку. Сразу скажу, что никаких историй о моей зловещей работе вы не услышите. На то она и секретная. А о моей личной жизни…

Артур задумчиво посмотрел вдаль, и я вдруг увидела, как у него изменилось лицо.

Грусть…

Я увидела грусть в его глазах. Грусть и боль.

И еще – я узнала их. Эту грусть и эту боль.

Я уже открыла рот, чтобы извиниться и попросить Артура не говорить о своей личной жизни, но он поднял руку и сказал незнакомым голосом:

– Я расскажу вам… Только, вы уж простите, этот рассказ будет совсем не веселым… Моя личная жизнь, – сказал он и залпом выпил виски, – наверное, не оригинальна… Да, это так и есть. И то, что я расскажу, покажется вам очень знакомым.

Я молчала и смотрела на золотую дорожку, протянувшуюся к заходящему Солнцу.

– Одиннадцать лет назад я встретил женщину и полюбил ее с первого взгляда. Ее звали Карина… Она ответила мне взаимностью… Мы были безумно счастливы, я даже не думал, что так бывает в жизни. У нас были общие взгляды на жизнь, одинаковые интересы. Мы очень любили забираться куда-нибудь в глушь и воображать себя единственными людьми, живущими на Земле. А потом мы решили поиграть во властелинов мира и занялись альпинизмом. Когда стоишь на вершине, а нам довелось постоять на нескольких вершинах, пусть не самых высоких, но все же… Так вот, когда стоишь на вершине, то можно вообразить, что весь мир, который ты видишь внизу, лежит у твоих ног и принадлежит тебе. Наверное, это чувство испытывают все альпинисты… И вот однажды, шесть лет назад, мы отправились на Памир…

Артур налил себе виски и выпил его одним глотком.

Я сидела и боялась пошевелиться.

– Мы отправились на Памир, и там Карина сорвалась со скалы.

Голос Артура стал совершенно чужим и каким-то невыразительным.

– Четыре часа она висела на тридцатиметровой веревке, а я не мог ничего сделать. Пытаясь подобраться к ней, я несколько раз чуть не полетел вниз, но все было бесполезно. А потом веревка оборвалась, и…

Артур замолчал.

Закурив, он посмотрел на солнце, которое уже наполовину погрузилось в горизонт, и продолжил:

– Потом, когда ее тело удалось достать, обнаружилось, что веревка была перерезана. Она перерезала веревку, чтобы спасти меня. Она видела, как я пытаюсь спуститься к ней, и поняла, что это кончится однозначно – мы погибнем оба. И тогда… Вот так. Такая история.

Я почувствовала, как в глазах закипают слезы, и закрыла лицо руками. Теперь я поняла, почему Артур сказал, что его история покажется мне знакомой. У него тоже была любовь, и она закончилась так же трагически, как у меня… Я вздохнула и накрыла руку Артура своей рукой. Он вздохнул и сказал:

– Но теперь все изменилось. Теперь в моей жизни появилась ты…

Я, к своему изумлению, покраснела как маков цвет.

В это время в его кармане запиликала трубка, и, извинившись, Артур поднялся со стула и отошел в другой конец плоской крыши. Он неразборчиво заговорил с кем-то вполголоса, а я, в который уже раз посмотрев на небо, вдруг вспомнила Максима.

Максим…

Я любила его, но теперь… Любить того, кого нет, наверное, неправильно. Да, мы были вместе, любили друг друга, но это кончилось, причем кончилось не так, как бывает, если люди просто расстаются. Кончилась не любовь, а жизнь одного из нас. И теперь мне предстояло жить дальше. Жизнь должна продолжаться, и если в ней случится новая любовь, то нельзя пытаться остановить ее, оглядываясь на то, чего уже нет и никогда не будет.

А любовь у меня, похоже, случилась-таки.

Артур.

Он тоже любит меня, я это вижу, чувствую сердцем, но, как и я, он не может броситься в этот сверкающий водоворот без оглядки. Его тоже держит прошлое, и нужно время, чтобы новое нашло себе место там, где пока что живет старое. Оно, конечно же, уйдет и перестанет притягивать внутренний взор к минувшим радостям, но это будет потом, позже…

Жизнь хочет любви и радости, и это очень хорошо. Если бы было иначе, то весь мир был бы наполнен только скорбью по умершим друзьям, близким, любимым…

И теперь я знала, что мне нужно, чтобы освободиться и пойти по жизни дальше. Я должна выполнить свой долг перед Максимом, и тогда он отпустит меня. Поэтому, что бы я ни чувствовала, чего бы ни желала, междумной и Артуром – мой долг Максиму.

Моя месть.

Я должна убить Червонца. Если я не сделаю этого до того, как открою себя Артуру до конца, то предам Максима…

Глава пятая
ТАЙНА МЕДАЛЬОНА

– Ты уверен, что эти ребята справятся? – спросил Майкл Шервуд.

Уэйн Косовски, который сидел напротив него и лениво перебирал струны, отложил банджо в сторонку и, протянув руку к бутылке бренди, ответил:

– Конечно справятся. Грин – опытный парень, я видел его в нескольких делах, а Дамбер – так тот вообще бывший морской пехотинец.

– Пехотинец… – поморщился Шервуд. – Тут, понимаешь, не сила нужна, а голова. Они ведь не банковский броневик захватывать поехали, а у молодой женщины украшение забрать. Причем они должны сделать это без всякого насилия. В чужой стране, знаешь ли, нужно быть осторожным.

– Сделают, – уверенно кивнул Косовски, – ребята толковые.

Шервуд хмыкнул и щедрой рукой налил бренди себе и Косовски.

– За успех дела! – сказал Ковбой и поднял свой стакан.

– Сколько раз говорить тебе, что раньше времени пить за успех нельзя? – возмутился Шервуд. – Алкоголик несчастный!

– Сам алкоголик, – небрежно ответил Косовски, – думаешь, я забыл, как ты вчера скакал по террасе голый и размахивал американским флагом? И это в возрасте… Кстати, сколько тебе лет?

– Сорок девять, – ответил Шервуд, – но это к делу не относится.

– Еще как относится, – сказал Косовски, – поэтому – будь здоров!

И он лихо опрокинул в себя бокал, в котором было около пятидесяти граммов бренди.

Шервуд тоже выпил, но без ковбойской лихости, потом открыл сигарный ящик и стал копаться в нем, выбирая сигару посимпатичнее. Прикурив ее от зажигалки в виде статуи Свободы, он выпустил вонючий дым в чистое небо штата Огайо и спросил:

– Они ведь вчера утром улетели?

– Ага, – ответил Косовски, закуривая простую ковбойскую «Мальборо», – в час дня.

– А разница во времени – семь часов.

– Ага, – ответил Косовски, глубоко затягиваясь, – восемь.

– И восемь часов лететь.

– Ага. Девять. С пересадкой во Франкфурте. Шервуд покосился на приятеля, но промолчал.

– Час дня плюс семнадцать… – Шервуд нахмурился. – Это будет… это будет…

– Это будет шесть часов утра, – уверенно сказал Косовски, – сегодня в шесть часов утра по тамошнему времени они приземлились в Петербурге.

– И, значит, уже повидали сестру этого русского.

– Возможно, – кивнул Косовски.

Следы вчерашней вечеринки были тщательно уничтожены служанкой, получающей почти столько же, сколько начальник полиции города Кливленда. И терраса, на которой опять расположились двое старых приятелей, бывшие гангстеры, а ныне уважаемые граждане Соединенных Штатов Америки, сверкала чистотой.

На столике, за которым сидели Шервуд и Косовски, стояла всего лишь одна бутылка бренди, и все выглядело чрезвычайно пристойно.

Косовски время от времени брал банджо и извлекал из него несколько аккордов, а Шервуд задумчиво рассматривал окружающую их действительность и думал о высоких материях. Например, о том, куда мог подеваться этот русский наркоман.

Вдруг в его голову пришла оригинальная, но не очень приятная мысль.

– Слушай, – изумленно сказал он, – а ведь…

– Что? – Косовски с интересом посмотрел на Шервуда.

– Этот русский ждал Мясника рядом с моим домом. Так?

– Так, – кивнул Косовски.

– А если он слышал наш с тобой разговор?

– И что?

– А ты не понимаешь – что? – Шервуд подался вперед. – Да ведь я рассказал тебе в подробностях всю историю медальона, вот что! И если русский подслушал ее, тогда все становится на свои места. Я бы на его месте плюнул на все и помчался бы в Россию за своим богатством.

– А перед этим грохнул бы Мясника и забрал у него денежки. Чтобы было на что ехать. То есть – лететь.

– Да! Именно так! И теперь понятно, почему этого русского нигде нет. Он сейчас уже в России или на пути туда.

– А может быть, он даже летел в одном самолете с нашими ребятами.

– Может быть, – кивнул Шервуд, – очень может быть…

Телефон, стоявший на столике, неожиданно зазвонил, и Косовски выронил сигарету.

Шервуд, усмехнувшись, посмотрел на него и сказал:

– Тебе пора лечить нервы. Потом он снял трубку и произнес:

– Я вас слушаю.

Услышав ответ, он прикрыл трубку рукой и сказал Косовски:

– Это Грин. Из России. И снова в трубку:

– Я слушаю тебя, Сонни.

– Мы благополучно прилетели, – дисциплинированно доложил Грин, – сидим в гостинице «Астория».

– А как там наша девушка?

– Ее нет дома, но мы оставили на автоответчике сообщение с предложением встретиться.

– Поторопитесь, – сказал Шервуд, – обстоятельства изменились, и нас могут опередить. Не одни мы такие умные оказались. Возможно, вам придется проникнуть в ее квартиру и забрать вещь, не вступая с девушкой в переговоры.

– Как скажете, босс.

– Попытайтесь связаться с ней еще раз, а если не получится, то действуйте так, как я сказал.

– Понял, босс.

Шервуд повесил трубку и, взглянув на Косовски, сказал:

– Это все из-за тебя. Из-за того, что тебе не терпелось раньше времени выпить за успех дела.

– С каких это пор ты стал суеверным, Майкл? – удивился Косовски.

– С того момента, как какой-то убогий русский наркоман легко убивает моего человека, грабит его и потом спешит вырвать у меня из-под носа то, что принадлежит мне.

Шервуд прикурил потухшую сигару и спросил, обращаясь к росшим за перилами террасы кустам:

– Интересно, откуда вообще появился этот русский?

* * *

– Хотите кофе? – спросил у Лины Воронцов. – Здесь варят чудесный кофе, один из лучших в городе.

– Конечно, очень! – обрадовалась девушка.

– Самвел! – громко позвал Артур, перегнувшись через балюстраду. – Нам бы кофейку!

– Да, дорогой, – донеслось снизу, – сейчас принесу.

Они немного помолчали, потом Лина встрепенулась и сказала:

– Вот! Вспомнила!

– Что вспомнили? – Артур улыбнулся и склонил голову набок.

– Вспомнила про медальон. Вы тогда так заинтересовались им… А почему, интересно? И, главное, мне показалось, что вы знаете об этом медальоне что-то такое…

– Какое?

– Ну… Будто вы знаете, что это за медальон, но не хотите об этом говорить.

– Что значит – не хочу? Можно и поговорить. Просто при тех обстоятельствах разговоры о каком-то медальоне были, прямо скажем, не совсем уместны.

– А сейчас уже уместны?

– Как вам будет угодно, – Артур с улыбкой склонил голову.

– Мне угодно.

– Хорошо, – ответил Артур, – я повинуюсь. Он задумался на минуту, затем сказал:

– Но я предупреждаю, что ничего особенного вы не услышите. Итак… Этот медальон как ювелирное изделие, конечно же, чего-то стоит. Хотя и не очень много. Но зато он представляет собой безусловную историческую ценность. Его история уходит аж во времена царствования Ивана Грозного. Я повторяю, что никаких особых событий с ним не связано, но уже тот факт, что медальон побывал в руках многих известнейших исторических личностей, делает его реликвией. Этот медальон упоминается во многих исторических документах, он занесен в соответствующий каталог и считается пропавшим. Но теперь, как мы уже знаем, он вовсе не пропал.

– То есть как – не пропал? – удивилась девушка. – Кто-то же его унес из моего дома!

– Ну это разве пропал? – улыбнулся Воронцов. – Это так, мелочи. Найдем! И не такое находили.

– И, значит, с ним не связано никаких тайн, заговоров и прочих интересностей? – разочарованно спросила Лина.

– Никаких, – подтвердил Артур, – совершенно никаких.

Лина призадумалась. Ей было очень не по себе. Старинный медальон… Странно, откуда Воронцов вообще знает о ее медальоне. И такие подробности – Иван Грозный, исторические документы… Это можно объяснить только одним – эта безделушка таки имеет какую-то ценность и Артур специально занимался ее изучением… Знать бы еще, в чем секрет медальона. По спине девушки потекла струйка пота. Во что она влипла, глупая девчонка? С чего она вообще взяла, что Артур к ней неравнодушен? Ему, наверное, от нее только одно надо – этот медальон, а она, дурочка, уже представляла их будущую совместную жизнь… Ей хотелось заплакать, но героическим усилием она сдержалась.

– Ну тогда он мне и не нужен, – сказала она, – забирайте его себе.

– Мне он тоже не нужен, а вот в музее ему самое место. И еще там будет табличка: – «Экспонат любезно передан в коллекцию милейшей Акулиной Голубицкой-Гессер».

– И все вы врете, – притворно засмеялась Лина, – ни про какую «милейшую» в этой табличке ничего не будет.

– Ну без «милейшей», – согласился Артур, – а все остальное обязательно будет.

– И я, когда мне будет девяносто лет, буду приходить в этот музей и тыкать в табличку узловатым кривым пальцем – это, дескать, я принесла! А молодые школьницы будут шептаться: «Вот она, эта спятившая старуха, опять приперлась!»

Воронцов захохотал:

– Именно так все и будет.

Над перилами показалась седая голова Самвела, который осторожно нес старинный поднос с кофейными принадлежностями.

Кофе пили в молчании, которое нарушалось лишь доносившимся с воды шуршанием мелких ночных волн. Над столиком горел неяркий уютный фонарик.

Лину клонило в сон, несмотря на кофе и все переживания, и заметив это, Артур сказал:

– Наверное, вам пора домой. Я вижу, что у вас уже закрываются глаза.

Он оставил на столе несколько крупных купюр, бережно обнял Лину за плечи и повел ее вниз по деревянной винтовой лестнице. У Лины закрывались глаза и заплетались ноги.

– Ну вот… – пробормотала она. – Накормили бедную девушку до полубессознательного состояния…

– Вообще-то в этом есть что-то свеженькое и оригинальное, – ответил Артур и подмигнул Самвелу Арутюновичу, который стоял в дверях кухни и с улыбкой смотрел на них, – раньше девушку нужно было напоить, чтобы… ну, сами понимаете. А теперь – накормил, и она в твоей власти.

– Только не уроните меня, властитель, – сказала Лина, перешагивая через порог. – Спасибо, любезный Самвел Арутюнович. Все было очень вкусно и очень сытно. Даже слишком сытно. Видите, до чего я дошла? Сама идти не могу.

– Не верь ей, Самвел, – рассмеялся Воронцов, – она притворяется. Женщины очень любят притворяться.

Девушка тщательно прицелилась и изо всех сил наступила Артуру на ногу.

– Ай! – вскрикнул Артур.

– Ах, простите, я нечаянно, – холодно сказала Лина.

Самвел захохотал, а Артур, скорбно поджав губы, сказал:

– Ну вот, а что я говорил?

Едва опустившись на подушки «Мерседеса», Лина отключилась.

Артур, усевшись за руль, долго смотрел на нее, и в мягком оранжевом свете приборов было видно, как на лицо девушки опустилось спокойствие и умиротворение, и только маленькая морщинка на переносице, которая никак не хотела разглаживаться, говорила о том, что не все так хорошо, как можно было бы пожелать.

Глубоко вздохнув, он запустил двигатель и плавно тронул машину с места.

* * *

Я проснулась, когда мы подъехали к моему подъезду. Вышла из машины и, посмотрев на свои окна, почувствовала, как сердце опять уходит в пятки. Слишком много проблем для одного человека, слишком много горя… Максим, мама, бандиты, брат… Еще эти непонятки с Артуром, загадочная игра, в которой я только пешка. Кто знает, что со мной будет завтра и удастся ли мне выйти живой из этого? Я вздохнула и сказала:

– А вдруг меня снова кто-нибудь поджидает?

Артур тоже посмотрел наверх и ответил: —А я подожду здесь, пока вы подниметесь, и вы мне из окна ручкой сделаете – дескать, все в порядке. И я буду знать, что вы в безопасности. Вообще-то… Те, кто был здесь однажды, уже не придут. Я говорил с их… как бы так поприличнее сказать… с их начальником и все ему объяснил.

– Ачто вы ему объяснили?

– Я объяснил ему, что беспокоить вас нехорошо. А если быть более точным, я сказал ему, что если он еще раз сделает какое-нибудь движение в вашу сторону, я его убью.

– Как тех троих?

Я вспомнила кошмарную сцену в моей прихожей, когда трое бандитов один за другим повалились на пол с пулями в организмах, и меня передернуло. У Артура тогда было какое-то странное лицо – сосредоточенное и в то же время совершенно ничего не выражающее…

– Да, как тех троих.

– Ох, лучше бы такого больше не было, – вздохнула я, – с меня, честно говоря, хватит.

– Будем надеяться, – сказал Артур, – все, идите. Я не люблю долгих прощаний.

– Ятоже, – ответила я и посмотрела в его глаза.

Артур ответил мне ласковым взглядом. Я повернулась и быстро пошла к подъезду, мечтая поскорее укрыться в спасительных стенах своего дома. Не хочу никого видеть, господи, хочу обняться с подушкой и выплакаться наконец…

В квартире, к счастью, не оказалось посторонних, и, подойдя к окну, я распахнула его. Артур стоял рядом с машиной и смотрел на мои окна. Я махнула ему рукой. Воронцов сел в машину, «Мерседес» мягко заворчал и медленно тронулся с места.

Я проводила его взглядом и прошла в гостиную. На автоответчике, стоявшем на старинной резной тумбочке, мигал маленький красный огонек. Я нажала кнопку воспроизведения и услышала мужской голос, который говорил по-английски:

– Мисс Гессер, это говорит друг вашей семьи. Я живу в Кливленде недалеко от ваших родственников. Я хочу встретиться с вами, чтобы передать вам привет от них и рассказать, как они живут. Я буду звонить вам позже. Всего доброго.

Я остолбенела. Рассказать, как они живут… Боже мой, моя любимая мамочка погибла от рук американских гангстеров, моего брата, непутевого Аркадия, застрелили и показали это по телевизору, я сама похоронила его…

И вдруг какой-то американец передает мне привет от родственников и хочет рассказать, как они живут. Это было более чем странно. Из родственников у меня остался только папа, который почему-то даже не звонит из Америки. Я сама звонила ему несколько раз, но никто не брал трубку…

А вдруг он лежит в больнице?

Может быть, у него не выдержало сердце и он свалился с инфарктом? И теперь ему некому подать стакан воды… Хотя, конечно, это ерунда. В американских больницах наверняка порядка больше, чем в наших.

Так что же все это значит?

Я еще раз прослушала запись, но ничего нового из нее не извлекла. Вздохнув, я выключила автоответчик и подумала – наверное, нужно рассказать об этом Артуру. Он такой умный, что наверняка сразу поймет, в чем дело, и объяснит мне, непроходимой рыжей дуре, что происходит. Хотя, кто его знает, можно ли ему доверять…

Раздеваясь на ходу и роняя одежду на пол, я побрела в ванную. Через пять минут, а на большее меня не хватило, я вылезла из-под душа и, наскоро вытершись махровой простыней, добралась до постели.

Уснуть сразу мне не удалось. В голове крутился водоворот мыслей. Червонец, моя навязчивая идея убить его… Я отдавала себе отчет, что эта мысль превращается в паранойю, но ничего не могла с собой поделать. Мне казалось, это будет некий обряд, после которого моя жизнь станет другой… Чертов медальон, который явно таит в себе секрет… Я ломала голову, что это может быть, но в голову приходила только одна совершенно безумная мысль, что в нем каким-то образом зашифрована карта сокровищ… Хотя, наверное, надо мне было в детстве меньше читать Стивенсона, тогда в голову не лезла бы такая чушь. Какая к черту карта сокровищ в старом медальоне, который принадлежит нашей семье уже третье поколение? Миллионеров у нас в роду никогда не бывало, а все ценности семьи Гессер, кроме портрета Елизаветы Оттовны, были экспроприированы после революции. Но Артур… Зачем ему этот медальон? Я, конечно, наивная дура, но не до такой степени, чтобы не понимать, что он возится со мной только из-за медальона. И как он тогда внезапно появился, спас меня от ментов… Меня обожгла мысль: а что, если это все было подстроено? И менты, и появление Артура в роли рыцаря на белом коне? Мне стало совсем дурно… Кто же он такой?

Несколько дней назад он убил четверых людей. Убил хладнокровно, так, будто занимался этим долгие годы. В сотнях книг, прочитанных мною, умной и культурной девушкой, описывалось потрясение, которое испытывает человек, убивший человека. В фильмах после таких деяний герои начинали мучиться, сходить с ума или совершать какие-то нелепые поступки.

А Артур – хоть бы что, стал по-деловому звонить куда-то, уборщиков этих вызывать…

Человек, который прекращает жизнь другого человека, – убийца. Хотя… Все-таки убийца – это злодей.

Спецназ? ОМОН? Группа «Альфа»? ГРУ?