Текст книги "Наследница"

– И все же…

– Да ладно, – махнула рукой Тамара и дала знак официанту подавать десерт. – Два дня. Сегодня у нас вторник… вернее, уже среда. На пятницу планируйте визит в консульство вместе с моим представителем. Кстати, Светлана Петровна, не вздумайте куда-нибудь слиться из Питера. Везде мои глаза и уши. Вас найдут даже в джунглях. И еще… о дядюшке. До меня дошли слухи, что он за последний месяц проспиртовался настолько, что поднеси спичку, и вспыхнет. Одним словом, доживает последние дни. Мне он нужен живым. Ненадолго. Я всего лишь хочу заняться с ним воспоминаниями. Потом замочу его сама.

– Но…

– И никаких «но». Сегодня пришлю за этим пьянчужкой людей. Договорились, Светлана Петровна?

Толстуха лишь молча развела короткими ручками. А что она могла сказать? Спорить? Попробуй поспорь с этой стервозой, когда у нее на руках все козыри и еще неизвестно, кто за спиной.

«А что у меня? – вздохнула толстуха, пряча в сумочку мокрый платок и с отвращением глядя на лучащееся от счастья Тамарино личико. Так и дала бы ей в рожу! Но… все еще впереди. – Так кто у меня? Николай? Алкоголик Игнат? Магистр со своими бандитами? Телохранители из „Пинкертона“? Никому нельзя доверять! Ведь, как пить дать, кто-то из моего окружения, а то и не один, сливает крысенышу информацию и о коттеджах, и о запое Игната, и о том, чем занимается „Доброе Дело“. Коля? Магистр? Саша Шлаин? Бухгалтер? Круг посвященных достаточно узок, но попробуй-ка вычисли предателя. Нет, однозначно: никому из своих больше нельзя доверять!!!» Но ничего! На этот раз она наняла двоих отморозков со стороны. Уж эти-то не продадут. Девке осталось жить лишь до того, как она выйдет на улицу. А когда сдохнет, там будет видно, что смогут сделать менты и с «Добрым Делом», и со Светланой Петровной. Скорее всего, все обойдется. Ведь никаких прямых доказательств того, чем занимались в сиротском комплексе «Простоквашино», нет.

Толстуха вдруг заспешила. Не допила кофе, не доела пирожное, бросила взгляд на часы, пробормотала: «Опаздываю», и, даже не попрощавшись, грузно потопала к выходу. Следом за ней выскочили из-за стола в другом углу зала два стояка и Коля. Тамара проводила всю компанию подозрительным взглядом, потом достала из сумочки сотовый и вызвала из телефонной книжки номер.

– Алло, это я. Светлана Петровна чего-то задумала. Уж слишком спешит свалить из кафе. Не иначе, как старается не выходить отсюда вместе со мной. Печенкой чувствую: что-то меня ждет на улице. Подстрахуйте ровно через десять минут.

Она не спеша доела мороженое, щедро дала на чай официантке, любезно раскланялась с метрдотелем и ровно через десять минут вышла из «Орхидеи» на пустынный Загородный проспект. Нажала на кнопочку на брелоке сигнализации, и синий «форд скорпио», припаркованный шагах в десяти, приветственно подмигнул габаритами и крякнул сигнализацией.

За спиной громко брякнул массивный запор на двери кафе.

И в тот же момент из тени шагах в двадцати от крыльца «Орхидеи» выскользнула темная фигура и, на ходу поднимая нечто, очень напоминающее пистолет, устремилась к Тамаре.

Накрапывал мелкий холодный дождь.

Оставляя за собой облако водяной взвеси, на запредельной скорости по проспекту пронесся большой черный джип.

Тамара у входа в кафе «Орхидея» зябко поежилась.

…Выстрела не было слышно. Темная фигура споткнулась, переломилась в пояснице и завалилась на асфальт. А Тамара достала из-под полы курточки руку, в которой была зажата «Беретта» с массивным глушителем.

«Жирная идиотка, – улыбнулась она. – Неуклюжая дилетантка, уверенная в том, что сумеет переиграть профессионалов. Ведь так и знала, что меня поджидает какой-нибудь недотепа с большой».

И тут Тамара допустила непростительную ошибку, за какие обычно приходится расплачиваться жизнью. Она на секунду расслабилась, на какие-то доли секунды утратила бдительность, уже уверовав в то, что все позади, и сосредоточив внимание на только что подстреленном киллере. И не заметила, как метрах в тридцати у нее за спиной из подворотни вышел еще один человек в темном костюме. Хладнокровно, словно в тире, изготовился к стрельбе, приложившись щекой к прикладу охотничьего карабина. Ему оставалось лишь шевельнуть указательным пальцем…

… когда ему в висок вошла пуля.

Услышав за спиной какой-то шум, Тамара резко присела и, обернувшись, выставила перед собой «Беретту».

– Дерьмо, – прошептала она, глядя на еще одно мертвое тело и ружье, валяющееся возле его правой руки. И, словно оправдываясь сама перед собой, чуть слышно добавила: – Кто мог подумать, что их окажется двое.

Потом, дабы не искушать дальше судьбу, быстро юркнула за руль своего «форда», включила зажигание и рванула с места.

В тот же момент к поребрику подрулил белый «Транзит» с замазанными грязью номерами, из него выскочили двое типов в облегающей черной одежде и стремительно загрузили в фургон сперва одного мертвяка, а следом за ним и второго.

Анжелика Геннадьевна, уборщица из «Пинкертона», сидящая за рулем, обернулась и, убедившись, что у обоих трупов прострелены головы, заметила:

– Неплохо девчонка владеет оружием. Ты тоже, Алеша, – похвалила она одного из своих «ниндзя». – Если бы ты промахнулся, этот урод успел бы пальнуть из своего пугача. И девчонке кранты.

И она тронула машину с места. Возле «Орхидеи» не осталось даже и пятнышка крови на мокром асфальте. А двоим мертвякам уже сегодняшней ночью было суждено сгореть в одной из кочегарок промышленной зоны «Парнас».

– Светлана Петровна, толстая сучка, – спокойно говорила в трубку Тамара, не спеша руля по темным улицам Питера, – за кого ты меня принимаешь? За дешевку? За мокрощелку? Посылаешь ко мне каких-то необученных гоблинов и считаешь, что все проблемы утрясены? Не-е-ет, проблем после этого только прибавилось. Не пытайся так со мной больше шутить. И еще раз заруби себе на носу: Игната не трогать и сегодня же безоговорочно передать его моим людям – это раз. Даже не думать о том, чтобы куда-нибудь сдристнуть – это два. И третье – никаких двух дней отсрочки. Ты их не заслужила. Будь готова завтра отправиться в консульство. А сейчас советую выспаться. Спокойной ночи… хм… Толстая Задница.

ТОЛСТАЯ ЗАДНИЦА

После этого звонка у толстухи впервые в жизни случился сердечный приступ.

Она ощущала себя загнанной в угол. И самое ужасное то, что не видела ни единого выхода из этого угла. В голову не приходило ни одной путной мысли.

Конечно, можно было бы обратиться за помощью к ментам, увязшим вместе с ней в деле с детскими трансплантантами. Но кто знает, не сочтут ли они более простым вариантом не разыскивать проклятую девку, а разорвать ту цепочку, которая может привести к ним – ликвидировать ее, Светлану Петровну? Нет, это была глупая мысль – рассказывать кому-нибудь о своих неприятностях.

Ненамного разумнее идея уехать в Испанию, попытаться по-быстрому загнать за треть цены коттеджи и рвануть в какую-нибудь страну третьего мира.

Но не сидеть же, сложа руки!

Она не спала всю ночь, отпиваясь волокардином. Ранним утром ей пришла в голову неплохая идея: вызвать «скорую», пожаловаться на сердце. Боли в груди и одышка, действительно, не проходят, так что можно рассчитывать, что кардиограмма будет довольно паршивой. Возможно, это даже микроинфаркт. Отвезут в больницу, где можно спрятаться от крысеныша на какое-то время. Получить отсрочку, которую Коля использует для подготовки к продаже коттеджей. Можно надеяться, что он же сумеет сделать поддельные загранпаспорта. Или хотя бы оформит визы куда-нибудь в Венесуэлу или Колумбию. Там можно будет отсидеться год или два, после чего, если не понравится в Южной Америке, вернуться в Европу. Девка за это время угомонится (или ее угомонят). Можно будет спокойно выходить на пенсию. Даже если продать коттеджи за треть цены, почти двух миллионов баксов хватит с избытком до самой смерти.

«Да, решено, – воспрянула духом толстуха. – Именно так и поступлю. А сейчас, прежде чем вызывать „скорую“, надо объяснить Николаю, что он должен делать».

– Подъем! Хватит дрыхнуть! Сейчас не до этого!.. Ты же в курсе, что у меня огромные неприятности, – не вдаваясь в подробности, сообщила Светлана Петровна своему заспанному любовнику. – В ближайшее время меня либо убьют, либо посадят. Надо срочно уезжать за границу. Но сперва предстоит продать, во-первых, все здесь, а, во-вторых, все в Испании, обратить недвижимость в деньги. Этим придется заняться тебе, у меня связаны руки. К тому же, сегодня всю ночь я промучилась с сердцем. Может быть, у меня даже инфаркт. Придется ложиться в больницу.

Николай сидел на кровати, свесив толстенные, как у слона, волосатые ноги, и силился сообразить, снится ли ему сейчас Светлана, или это все наяву. Он даже, чтобы проснуться, слегка ущипнул себя за массивную задницу. Ничего не изменилось. Значит, наяву. А раз наяву, хочешь не хочешь, придется вставать.

– И что мне надо делать? – широко зевнул Коля и почесал у себя в паху.

– Бери бумажку и ручку и конспектируй. – Толстуха кинула на колени Николаю кожаный бювар с золотой монограммой СПА. – Повторять второй раз у меня, может быть, в ближайшее время не будет возможности. Итак, первое. Ты должен найти профессионального киллера. Задача: любыми путями убрать проклятую девку – понимаешь, кого я имею в виду. Оплата… на это я выделяю сто тысяч баксов наличными. Второе …

Глава пятая
ОТЕЛЬ «ПЫТКИ»: ВСЕ ВКЛЮЧЕНО

ВИКТОРИЯ ЭНГЛЕР

29 сентября – 2 октября 1999г.

Похоже, Тамара справляется со своей миссией мстительницы на отлично. Во всяком случае уже добилась сердечного приступа у толстухи – только что позвонил один из стояков, приставленных к ней, и сообщил, что сам вызывал «скорую», и врач, сняв кардиограмму, при нем установил предварительный диагноз: инфаркт миокарда. Толстуху увезли в Питер, и сейчас она валяется в приемном покое какого-то кардиологического центра, дожидаясь, когда ей подготовят палату. И если Светлана Петровна еще не на краю могилы, то дядюшка там – это точно. Почти месяц запоя, мозги набекрень, энцефалопатия, глюки – полный набор, чтобы сдохнуть. Но так просто я ему это сделать не дам. В Вырицу за ним уже отправились Томка с Олегом, прихватив с собой четверых боевиков. При желании они за пятнадцать минут могли бы не оставить и камня на камне от всего «Простоквашина», но пока ограничатся тем, что вывезут дядюшку. Никакого сопротивления охрана оказывать им не будет – Магистр об акции предупрежден. Так что сегодня долгожданная встреча состоится.

– Куда это дерьмо? – спрашивает Руслан и за шкирку выволакивает из белого «Транзита» пьяного в дрова дядю Игната. – Ну, от него и шмонит!

– Тащите его в бойлерную. Прикуйте браслетами к какой-нибудь железяке. – Я с интересом разглядываю зачуханного уродца с оплывшей от пьянства, небритой физиономией. Такое впечатление, что за семь лет он даже не постарел. Разве что поубавилось и без того жидких волос, да, вроде б, животик стал еще больше. На дядюшке грязный (когда-то белый) махровый халат, из-под которого торчат бледные ноги. За одну из них моего родственничка и прихватывает, брезгливо морщась, Руслан. Волочет этого обоссанного бомжару в подвал.

– Приковал его к стойке котла, – докладывает он через пять минут. – Придвинул к нему ведро, но он все равно там все обгадит.

– Что обгадит, то заставлю вылизать языком, – отрезаю я и возвращаюсь в дом.

Томка валяется на диване в гостиной, крутит по видику какую-то чепуху с Лесли Нильсеном. Я беру пульт, нажимаю на паузу.

– Как все прошло?

– Ты про поездку? – поворачивается ко мне Тамара. – Отстой. Даже никого не подстрелили. Даже никого не пришлось бить по фэйсу. Короче, рассказывать не о чем.

– И все же?

– Ну, если так хочешь, пожалуйста. – Томка принимает сидячее положение. – В «Простоквашино» нас пропустили без возражений. Погудели, и пожалуйста: ворота нараспашку. Заехали внутрь. Один из охранников – такой милашка, жаль, не успела обменяться с ним телефончиками…

– Тамара!

– Очень жаль. Но я его еще отыщу… Так вот, о чем это я: этот милашка проводил нас с Русланом к Игнату домой. «Ф-ф-фу!!!» – скажу я тебе. Авгие-вые конюшни. Меня там чуть не стошнило. Запашок, как в палате для лежачих больных. Кровать обоссана. В углу куча тряпья – тоже все ссаное. Рус-лик, когда тащил твоего дядюшку в тачку, сказал, что потребует у тебя надбавки за вредность.

– Этот колдырь, – я присаживаюсь на диван рядом с Тамарой, – хоть сообразил, что с ним происходит?

– Коматоза-то?!'! – прыскает Томка. – Жди! Забирали спящего, и всю дорогу до Питера он и не подумал проснуться. Вот и все приключения. Ты разочарована, Виктория Энглер?

– Нет. Все о'кей. Все еще впереди, – зловеще улыбаюсь я и нажимаю на кнопку на пульте. – Смотри кино, Томка. Спасибо.

После обеда из бойлерной начинают доноситься утробные звуки. Их слышно даже на первом этаже, и об этом, заглянув в кабинет, сообщает мне один из телохранителей.

– Проснулся, ублюдок, – констатирую я и поднимаюсь из кресла. – Что же, пойду поздороваюсь с родственничком.

Как же долго я ждала этой встречи! Как я мечтала о ней!

«Мечты сбываются», – когда-то пел Юрий Антонов. Вряд ли он имел в виду такие мечты.

Дядюшка лежит, скорчившись, на бетонном полу и стонет. Он не слышит, как я останавливаюсь в паре шагах от него. Он не видит, как я брезгливо морщусь – от него разит ссаками так, как не разит, наверное, ни от одного бомжа. Сказать, что эта живая фекалия жалка – не сказать ничего. Это амеба. Нет, не амеба – это ничто.

Я заставляю себя несильно пнуть это ничто носочком кроссовки.

Дядя Игнат поворачивает ко мне серую опухшую рожу и заплывшими глазками смотрит на меня. В его взгляде пустота, которая постепенно заполняется выражением ужаса.

– Узнал, сволочь? – наконец спрашиваю я, хотя и без того видно: узнал.

– Тамара, ты? – сипит он. Я молча киваю.

– Принеси мне попить.

– Может, и похмелиться?

– Пожалуйста!

– В этом пансионате вода выдается два раза в сутки. – Я смотрю на часы. На них полседьмого вечера. – В десять утра и в восемнадцать ноль-ноль. Я ничего нового не изобретала, все слизываю у других. А эти другие, помнится мне, когда-то давали пить маленькой девочке, которую держали в плену, два раза в день. Так вот, выдачу воды в восемнадцать ноль-ноль ты, дядя, проспал. Дожидайся утра.

– Ну, пожалуйста! – Игнат прикусывает покрытое грязью запястье и издает протяжный мученический стон. – Я же не выживу!

– Что, трубы горят? – Нет, на жалость меня не пробьешь. – А не хрен бухать. Так что жди до утра. Если будет совсем невтерпеж, поссы в ведро и попей, – советую я и спешу выйти из бойлерной. Хорошего понемножку, а для первой аудиенции достаточно. В моих планах – растянуть мучения дядюшки не меньше чем на неделю. Завтра мы с ним начнем заниматься воспоминаниями.

Я поднимаюсь по лестнице из подвала, и меня провожает все тот же протяжный мученический стон: «Тамма-а-ара! Пожа-а-алуйста-а-а!!!»

Это нытье мне как елей на сердце!

– Видишь, свинья, я держу свое слово. Обещала, что в десять будет вода, принесли воды.

– Один стакан! – стонет дядюшка. – Это ж ничто!

– Вечером будет еще. Потерпи.

– Как терпеть?!

– Как терпела тринадцатилетняя девочка, когда ее ни за что, ни про что мучили жаждой по несколько дней. Да к тому же еще связывали, укутывали в одеяло и пальто, чтобы она потела и мучаласъ.

– Это Светлана. Я на такое бы никогда…

– …не сподобился, – продолжаю я за Игната. – Конечно, толстуха мыслила своими сориентированными в направлении садизма, мозгами. Ты мыслил другим. – Переборов брезгливость, я хлестко бью сидящего у двутавровой опоры котла дядюшку в пах. – Вот этим ты мыслил, кобель!

Игнат сипло втягивает в себя воздух, глазки чуть не выскакивают из орбит, и вот уже на бетонном полу корчится субтильная фигурка в грязном халатике. Теперь ему не до воды. И это надолго. А у меня нет желания ждать, когда эта мокрица очухается.

– До вечера, дядюшка, – говорю я и направляюсь к выходу из подвала. И уже на пороге подкидываю этой скотине информацию для терзаний: – Сейчас пришлю пацанов. Ампутируют тебе гениталии, чтобы не болели.

* * *

– Почему не ешь, дядя Игнат? Нет аппетита?

– Таким не кормят даже свиней, – бросает он взгляд на алюминиевую миску с баландой из гороха с капустным листом.

– Таким кормят в «пятерке». Это СИЗО для женщин. Я провела там почти год. И каждый день ела это. Так что жри, сволочь, все, что дают. И знай, что это цветочки. Ягодки впереди.

– Принеси попить.

– Ты же только что пил, – ухмыляюсь я и поддеваю ногой пустой граненый стакан.

– Но этого мало. Как ты не понимаешь! Я же с похмелья.

– Ты это мне говорил уже несколько раз, идиот. И вот что я тебе отвечала: никто не заставлял тебя пить.

– Фашистка!

—Ха-ха-ха! Кто б говорил… За что, негодяй, расстрелял моих родителей? Отвечай, сволочь!..

* * *

– Помнишь, дядя Игнат, как мы с тобой мылись в бане? Ты хотел потереть мне спинку, а я тебе ошпарила яйца? Каким же ничтожеством ты мне тогда казался! Не было человека тогда, который был бы противнее мне, чем ты! А какого крутяка пытался из себя строить! Мог ли предполагать, «господин удачливый коммерсант», что в конце концов будешь валяться в этом подвале, обоссаный и вонючий? Ты родился дерьмом, тебя воспитали еще большим дерьмом, и вот сейчас это вонючее и отвратительное дерьмо валяется у меня под ногами. Никакого другого удела тебе изначально было не суждено. Ни один, даже самый лучший, кондитер еще никогда не смог изготовить из фекалий конфетку… Алло, дядюшка, ты меня слушаешь?

Навряд ли. Сейчас он увлеченно стряхивает с себя нечто несуществующее, вернее, существующее только в его воображении, и старательно «давит» все это босыми ногами на бетонном полу. Насколько я понимаю по его реакции, «это» давиться не хочет.

«Придуривается? – пытаюсь понять я, с сомнением наблюдая за художествами Игната. – Или у него уже снесло крышу? Если так, то очень жаль.

Прошло всего три дня, как он сидит у меня в бойлерной. Я еще не успела сполна насладиться местью». В тот же день в качестве эксперта я приглашаю в подвал Гепатита, и тот с ехидной усмешкой наблюдает за дядюшкой, продолжающим борьбу с несуществующими гадами, облепившими все его тело. Борьба дается непросто. Лицо Игната блестит от пота, на губах выступила пена.

– Эффектно, не правда ли? – Я беру Олега под руку. – Как считаешь, он лепит горбатого?

– У него элементарный делирий.

– Чего?!! – не въезжаю я в новое слово. – По-русски, пожалуйста.

– Делириус тременс. Этоno-латыни. А по-русски – белая горячка. Сегодня третьи сутки, как заставили этого синяка резко бросить бухать. А горячка как раз и приходит на третий день.

– И чего теперь делать? Как лечить?

– А тебе это надо? – удивляется Олег, и я хихикаю: «Действительно, надо?»

– Мне начхать!

– Вот и не пузырись. А это пройдет само. Уже завтра.

Но Олег ошибается. Назавтра Игнату становится хуже. И явный признак этого – граненый стакан с водой, который поставили дядюшке еще вечером, я обнаруживаю утром нетронутым. Игнат больше не собирает с себя воображаемых тварей. Он неподвижно сидит на полу, и в глазах его пустота и безучастность. И я ни на йоту не сомневаюсь, что Игнат сейчас не шпилит под сумасшедшего. За последние годы мне довелось насмотреться и на истинных крейзанутых, и на тех, кто пытался под них закосить.

Игнат не косит.

Уже сутки, как он не пользуется ведром, не реагирует ни на столь желанную воду, ни на людей, ни нахоть какие-нибудь изменения в окружающей обстановке. Сидит, словно буддист в состоянии полной нирваны, иу него изо рта свисают тягучие нитки слюны.

Минуют еще одни сутки. Несколько раз я навещаю Игната. Никаких изменений. Та же поза. Тот же остекленевший взгляд сумасшедшего.

Потом в подвал снова спускается Олег.

* * *

– Ты еще не натешилась? – Он подходит к дядюшке и сильно бьет ногой ему в челюсть. Игнат, как манекен, опрокидывается на бок, да так и остается валяться – не шевелясь. Никаких изменений!

Разве что нитка слюны, тянущаяся из уголка рта, окрашивается красным.

– Сколько можно держать здесь эту свинью? – морщится Гепатит. – От него провоняла вся бойлерная. Я скажу пацанам, чтобы вывезли его в лес и закопали.

– Нет. – Я разочарована, что мучения для этого гада так быстро закончатся. – Пусть оденут его потеплее и отвезут в лес. Но не закапывают, просто выпустят. Если ему повезет, он выйдет к людям, и его отправят в дурдом.

– Все равно он уже не жилец.

—Хоть подохнет в тепле, – изображаю я из себя добренькую и гуманную. – Впрочем, я сомневаюсь, что он в состоянии выйти к людям. Пусть замерзает. Олежа, зови пацанов. Каждому доплата по двести баксов за вредность.

Морщась и матерясь, Руслан и Подстава упаковывают Игната в ватные брюки, свитер и телогрейку. На ноги натягивают кирзовые сапоги. И запихивают в «Транзит».

Пора в путь. В последний путь!

– Ты с нами? – интересуется у меня Руслан, и я согласно киваю.

– Естественно! – Как же я могу отказаться! Я, Руслан и Подстава устраиваемся на переднемсиденье. Дядюшка в грузовом отсеке, и когда «Транзит» трогается с места и начинает подпрыгивать на ухабах, слышно, как этот зомби гремит костями по железному полу.

Далеко отъезжать от Ольгина мы не намерены. Выруливаем на Приморское шоссе, проезжаем несколько километров и сворачиваем в сторону дамбы. Кирюха Подстава останавливает машину на берегу залива, не доезжая до кромки воды метров пятидесяти. На улице темень, если не считать отблесков фар машин, едущих по дамбе.

– Подходящая ночка, чтобы уйти в мир иной, – мрачно замечает Подстава и ногами выталкивает Игната из машины. – Думаю, в преисподней светлее. – Он щелкает зажигалкой и закуривает сигарету. – Покурю и поедем обратно.

Мы втроем стоим над Игнатом, скрючившимся на песке. При этом я вспоминаю, что синоптики обещали морозную ночь. Вполне вероятно, что дядя к утру загнется от гиподинамии. И даже не поймет, что с ним произошло. Не самая худшая смерть. Обидно! Этот бепек достоин в тысячу раз худшего.

– Ну, порулили. Пикник окончен, – произносит Подстава и щелчком далеко-далеко отправляет красный светлячок окурка.

И в этот момент Игнат принимается медленно подниматься на ноги. Мы втроем окаменеваем. Так, как, наверное, окаменевают в мистическом страхе туристы на таинстве вуду, когда приходит в движение зомби. Мы смотрим, как дядя встает, затравленно озирается и нетвердой (совершенно нечеловеческой!) походкой направляется к воде. Потом, не сговариваясь и стараясь не издать ни единого звука, мы, словно привязанные, следуем за ним.

И при этом, признаться, мне жутко! Так жутко, как, кажется, не было никогда!

Когда вода (черная-черная!) касается сапог дяди Игната, он даже не замедляет ход. Он ее просто не замечает.

Идет и идет.

Вперед и вперед.

– О, черт! – заметно дрожащим шепотом выдавливает человек без страха и эмоций Кирюха Подстава. – Картина маслом! Такой суицид я вижу впервые! Будет о чем написать в мемуарах.

И мы еще минут десять стоим у кромки воды и наблюдаем за тем, как в темноте растворяется силуэт существа, все дальше и дальше уходящего по мелководью в залив.

ТАМАРА АСТАФЬЕВА (ВЕРБОВЩИЦА)

29– 30 сентября 1999 г.

Узнать у пинкертоновских стояков адрес кардиоцентра и номер палаты, в которой валялась Толстая Задница, было проще простого.

И в тот же день, как оказалась в больнице, Светлана Петровна получила большой букет роз и пакет со сладостями и фруктами. К передаче прилагалась коротенькая записка:

«Поправляйся скорее, толстуха. Ты мне очень нужна. Сама знаешь кто».

Уже через пятнадцать минут после того, как больная получила эту щедрую передачу, врачам пришлось спешно подключать перенесшую очередной приступ Светлану Петровну к прикроватному кардиографу и электронному кардиостимулятору «Биотроник».

Как раз в этот момент Тамара, валяясь на своем любимом диванчике в коттедже в Ольгине, получала по телефону отчет одного из толстухиных телохранителей, за ненадобностью временно переданных в распоряжение Николая.

– Принципал, как только расстался со Светланой Петровной в больнице, сразу отправился в испанское консульство. Там к нему присоединился один человек – насколько я понял, не то юрист, не то бухгалтер «Доброго Дела». В консульстве они вдвоем провели три часа пятнадцать минут.

– А где вы сейчас? – Тамара сладко потянулась и переключила программу на большой плазменной панели «Самсунг».

– Есть такой клуб «Консервы».

– Знаю. Место сборищ бендеровских пацанов.

– Принципал сейчас там. Предупредил, что вернется не раньше, чем через час.

«Не иначе, как ему зачем-то потребовался Магистр. – Этот вывод напрашивался сам собой. – Эх, нацепить бы на Николая какой-нибудь незаметный шпионский жучок», – подумала Тамара и, не откладывая, поинтересовалась у стояка, насколько это возможно.

– Установить – нет проблем. Другое дело, не зафонил бы этот жучок, когда принципал опять намылится в консульство. Или его решат в «Консервах» проверить сканером те же бендеровцы. Мое мнение, не надо спешить. Потерпите несколько дней, а мы покатаемся с этим Колей, понаблюдаем, соберем на него чуть-чуть компры. Глядишь, созреет для вербовки. И не понадобятся никакие жучки. – Лады. Так и поступим. Наблюдайте. – Тамара отбросила телефон и вновь схватилась за пульт. По телевизору в этот вечер, словно специально, по всем каналам гнали сплошную изжогу.

– Сегодня в десять ноль-ноль, – докладывал один из телохранителей на следующий день, – принципал встретился возле кардиоцентра с двумя господами, которые подъехали на «мерседесе» с дипломатическими номерами. Втроем провели в больнице один час двадцать минут. После этого Николай ездил на Дегтярную улицу, в коммерческий банк «Северо-Запад». Там пробыл без пяти минут два часа. А сейчас он снова в «Консервах».

– Как считаете, эти двое с дипломатическими номерами из испанского консульства? – Прижав телефонную трубку плечом к уху Тамара с газеты, сложенной уголком, ссыпала в пол-литровую банку заварку и накрыла шанеру пластмассовой крышечкой. – Могут это быть, скажем, нотариус и переводчик?

– Вполне, – ответил стояк. – Даже, скорее всего.

– Значит, в ближайшее время следует ожидать отъезда Коли в Испанию.

«Но сначала я с ним встречусь и поговорю».

– Наблюдайте, ребята. Сразу звоните, если что, – закончила разговор Тамара и сразу же набрала номер Магистра: – Миша, любимый. Как живешь? Регулярно?.. Хорошо, как-нибудь пересечемся, проверю… Что, хоть сейчас? Нет, сейчас не могу. Терпение, зайка. У тебя есть, что мне рассказать?

Что рассказать, у Магистра как раз и было. Всего четверть часа назад он вышел из палаты толстухи.

– Похоже, здоровье Светлане Петровне ты подпортила основательно. Довела до инфаркта. В больничке она теперь застряла надолго, – сообщил Миша. И высказал просто восхищающее своей «оригинальностью» предположение: – Хотя, думаю, Свете все это в масть. Лазарет ей как нельзя кстати, чтобы выиграть время, зашубиться от тебя хотя бы на месяц.

– Ха, открыл Америку, милый! – расхохоталась Тамара. – Что-нибудь интересное Толстая Задница рассказала?

– Просила подыскать покупателей на свой дом со всей обстановкой и «мицубиси». Готова уступить все за две трети цены. Пообещала десять процентов комиссионных. Кроме того, сватает мне «Простоквашино». Тоже по дешевке.

– Та-а-ак, – довольно потерла руки Тамара. – И чего ты?

– А чего я? За две трети цены скину ее джип и коттедж хоть сегодня. А «Простоквашино» мне не нужно и даром. Там слишком грязно.

– Согласна, – кивнула Тамара и, пока не остыла, аккуратно сцедила шанеру в кружку. Шумно втянула в себя первый глоток.

– Чего там хлебаешь?

– Чифирь. Миша, любимый, ты уж расстарайся для Светланы Петровны. Загони и ее дом, и машину. Все равно, ни копья ни за то, ни за другое она не получит. Это твои фишки, Магистр. Тебе и карты в руки. Усек?

Еще б не усек!

Магистр довольно хрюкнул.

– И чуть какие-нибудь изменения, какие-нибудь новости, сразу звони. Хорошо, Миша?

– Может, сегодня пересечемся? Не по делам, просто так.

– Терпение, зайка. – На Тамариных губках мелькнула стервозная улыбочка. – Адью, ненаглядный.

Она отложила трубку и принялась за шанеру. Чифирить в одиночку – отстой, но что поделаешь, если Энглер сейчас с головой погружена в изобретение издевательств над заточенным в бойлерной дядькой Игнатом. Пока не натешится, про подругу можно забыть. И искать себе какое-нибудь другое общество.

«А не настала ли пора поближе познакомиться с Колей? – Тамара еще раз шумно отхлебнула из кружки. – Почему бы и нет?» – И она опять потянулась к телефону.

– Коля?.. Привет. Это Тамара… Что, удивлен? Интересно, и чего в этом такого, что я от скуки решила с тобой поболтать. И рассказать кое-что любопытное… Нет, не по телефону. Я знаю неплохой ресторанчик на Московском проспекте. У тебя есть планы на вечер?» Они договорились на восемь вечера, и Тамара, бросив взгляд на часы, с тоской подумала о грандиозных вечерних пробках и поспешила в свою комнату наводить макияж.

* * *

Раньше она видела Николая только издали, но ни разу не обменялась с ним ни единым словечком, если не брать в расчет сегодняшний телефонный разговор. По сути Тамара не знала об этом мордовороте ничего. И вот теперь предстояло понять, что это за человек, насколько реально привлечь его на свою сторону и, вообще, имеет ли смысл пытаться вести с ним дела. Итак, первое впечатление, сложившееся после первых десяти минут общения в небольшом итальянском ресторанчике с толстухиным спутником жизни: симпатичный мужик, приятный в общении; весьма простоватый (этакий колхоз от сохи с четырьмя классами церковно-приходского училища), даже, более того, наивный, еще не изживший в себе веру в человеческую порядочность; скорее не лидер, а исполнитель, предпочитающий играть вторым номером. Одним словом, после поверхностной прокачки Николай показался не таким уж плохим человеком. Вот только, первому впечатлению Тамара никогда не доверяла.

«За этим пролетарием необходим глаз да глаз, – подозрительно наблюдала она за комично воюющим со спагетти Николаем. – Не исключено, что он хороший актер. Но если так, тогда даже не просто хороший, а гениальный».

– Итак, Коля, ты в курсе, что Светлана Петровна спекулирует правами на усыновление, предлагает, скажем так, на продажу детишек, которых ей доверило государство?

– Естественно, в курсе. – Спагетти никак не желали накручиваться на вилку, к тому же они были издевательски длинными. Но Николай не сдавался. – Ты хочешь сказать, что это противозаконно? Так я это знаю. И не вижу ничего кошмарного в том, что Светлана слегка облегчает банковские счета благополучных буржуев. Зато сироты без проблем получают отличных приемных родителей за границей. А что ждет их здесь? Детский дом? Интернат? Тюрьма или притон наркоманов? Нет, как ни пытайся меня убедить, но я полностью одобряю то, что делает для этих детишек Светлана.