Текст книги "За два часа до старта. Воспоминания"

Банда

Однажды осенью, проходя через парк, я почувствовал, что группа мужчин, находящихся далеко впереди меня, у скамейки на тротуаре, обратили на меня внимание. Я был в куртке, без головного убора, с коротко стриженой головой, довольно спортивный из себя. Когда я поравнялся с ними, меня окликнули из толпы:

– Молодой человек!

– Да, в чем дело?

– Скажите, Вы работаете в милиции?

– Нет.

– Вы работник прокуратуры, или других правоохранительных органов?

– Нет.

– Ну, Вы, хотя бы, дружинник?

– Да нет же, черт побери, в чем дело?

– Да нет, ничего, просто мы поспорили, я утверждал, что вы сотрудник правоохранительных органов…

Удивленно передернув плечами, я направился дальше, не подозревая, что этот эпизод отложится в моей памяти.

Много месяцев спустя, я стал свидетелем того, как двое подвыпивших мужчин, вовсю кроя матом весь белый свет, шатающейся походкой шествовали по тротуару. Прохожие шарахались от них как от зачумленных. Когда они поравнялись со мной, я не выдержал. Решительно подойдя к буянам, сдвинул их за плечи друг к другу и строго приказал немедленно прекратить безобразие. Было такое впечатление, что они разом протрезвели (или они притворялись пьяными?). С серьезными лицами пообещав мне, что все «будет путем», они молча пошли дальше.

Сработало. Значит тот мужик в парке не зря принял меня за сотрудника, значит во мне есть что-то такое, от людей, которые «не даром едят свой хлеб». Кажется еще раза два я прибегал к этой уловке, и каждый раз меня принимали за человека, которого надо слушаться, несмотря на гражданскую форму одежды. Служба в армии, в школе сержантов, умение заставить выполнять свои требования, это было в не далеком еще прошлом, плюс слегка спортивная внешность – наверное сбивали с толку дебоширов. Да и какой нормальный человек с улицы будет приставать к хулиганам с кукишем в кармане, если он не сотрудник милиции или еще чего-нибудь? Короче, я стал входить в роль, эта игра мне уже почти начала нравиться.

И вот зима. Вечер. Я на троллейбусе возвращаюсь откуда-то домой, в общежитие. В салоне почти заняты сидячие места, да стоят человек пять-шесть. На одной из остановок в троллейбус ввалила толпа мужиков, человек пять и тут же в атмосфере запахло горелым. Оживленная речь их была разбавлена такими крепкими выражениями, что стало ясно, этим словам на улице не учатся, за ними надо ехать в места не столь отдаленные. Один мужчина средних лет, приятной, интеллигентной внешности сделал им замечание, чем привлек к себе внимание, не сулящее ничего хорошего. Было такое чувство, словно это свора собак набросилась на чужака. Словесная перепалка вот-вот готова была перерасти в драку. Женщина, сопровождавшая мужчину, пыталась вытолкать его на очередной остановке, но он решительно отказался, скорее из чувства гордости, как мне показалось. Надо было что-то делать. Привычным жестом «набросив» на лицо маску суровой официальности, я стал продвигаться в сторону разрастающегося скандала, хорошо поставленным «сержантским» голосом предупреждая свое появление. Войдя в самую гущу ссорящихся, я стал «качать права». Хулиганы оробели и потихоньку стали утихать. И тут пожилой человек, который сидел в сторонке и, как мне казалось, не имел к ним отношения, «поехал» на меня, а вам, мол, что надо, Вы кто такой? Я автоматически опустил на него свой строгий взгляд и спросил, «Как, и Вы тоже с ними?». Глаза наши встретились и в тот же миг я пожалел, что встрял в эту историю. На меня смотрели глаза матерого волчищи. Этому человеку было лет за сорок (против меня, двадцатипятилетнего). В том, как он спросил, как сидел, да и во всем его облике чувствовалась крепкая лагерная закалка, какая-то незнакомая мне внутренняя сила. Он не просто смотрел мне в глаза, он высматривал, по глазам пытался узнать, кто я. Я чувствовал, что он высматривает: чувство неуверенности, растерянности, может и страха…

Как-то так вышло, что я в детстве считал неприличным, смотреть человеку в глаза. И в армии, когда меня оставили в сержантской школе командиром отделения, у меня стали возникать из-за этого проблемы, суть которых до меня дошла не сразу. Только когда один из курсантов, в очередной конфликтной ситуации бросил мне в лицо: «А почему Вы, товарищ сержант, в глаза не смотрите, если считаете себя правым?», я понял чего мне не достает, и стал работать над собой. В умении смотреть в глаза я достиг таких успехов, что мог, не говоря провинившемуся ни слова, строго посмотреть на него и этого бывало достаточно. Это конечно смешно, но мне казалось, что при желании я могу своим взглядом и в землю вогнать, сквозь казарменный пол, ежели что не так.

И вот этот поединок. Я стою над ним и вкладываю в свой взгляд все силы, которые у меня есть. Если бы передо мной стоял бедный курсантик из учебки, наверняка бы уже давно по голову в землю ушел. А этот смотрит на меня с низу испытующим взглядом, и я бы не сказал, что ему страшно. Наконец, через несколько секунд, показавшихся мне вечностью, он примирительно сказал, ну ладно начальник, все будет в порядке и что-то там такое на жаргоне кинул своим спутникам. Смысла сказанного я не понял, но они сразу присмирели. Приговаривая что-то типа «смотрите мне, чтобы …, а то я вас…» я прошел на свое место и тут только почувствовал, что у меня трясутся коленки. До меня дошло, что если бы этот тип понял, что я блефую, не унести бы мне своих ног. С тех пор я больше не прибегал к подобным опытам, что-то желание пропало.

Честь фирмы

Так получилось, что по состоянию здоровья я задолжал по некоторым предметам и, подчищая эти «хвосты», на преддипломную практику на Смоленский авиационный завод приехал с большим опозданием. Я был встревожен этим обстоятельством и, боясь не уложиться в сроки, вплотную занялся сбором материалов для своего диплома. Мои товарищи по институту, приехавшие гораздо раньше меня, уже хорошо ориентировались на территории завода, раскинувшему на многие сотни гектаров. Непосредственным руководителем моей практики был заместитель начальника цеха №1 по подготовке производства, который и оказывал мне всю необходимую методическую и иную помощь. В один из дней, составив с его помощью схему действий, я отправился знакомиться со структурными подразделениями завода. Для меня нормой было зайти в очередной отдел, и обратиться к начальнику с просьбой, ознакомить меня с работой его подразделения. Причем получалось так, словно этим я оказываю им большую услугу, если не сказать честь. Здесь сказывалась и раскованность студента старшего курса и армейское прошлое. В одном из отделов, кажется отделе по разработке программ для станков с ЧПУ (числовым программным управлением), я просидел минут десять, ожидая, когда освободится начальник. Тот время от времени украдкой бросал виноватый взгляд в мою сторону, чувствуя неловкость от того, что производственные вопросы заставляют его задерживать незнакомого молодого человека. Наконец он освободился и я, кажется, не представившись толком, начал задавать ему вопросы, касающиеся работы отдела. Запахло НКВДшной атмосферой 37-го года. Мой собеседник стал осторожно отвечать, оробев окончательно. Наконец, собрав всю свою решительность в кулак, он неуверенно попросил меня представиться, с кем же он, в конце концов, дело то имеет. Я объяснил, что являюсь студентом-дипломником, проходящем практику в первом цехе и сейчас занят тем, что знакомлюсь со всеми службами завода. Это надо было видеть, с каким облегчением он меня послал к своему заму. Уже гораздо позже, отработав несколько лет и узнав друг друга поближе, мы с начальником отдела дружно смеялись каждый раз, вспоминая этот эпизод, особенно над его желанием, послать меня в тот момент еще дальше.

Наконец я дошел до СКО (серийный конструкторский отдел) завода. Это была большая организация с кучей подотделов. Располагались они в больших помещениях по сотне человек в каждом. Длинные ряды чертежных кульманов, над которыми склонились мудрствующие над чем-то конструкторы, контуры самолетов, тихим шорохом ватманов витавшие в воздухе создавали удивительную атмосферу деловитости и серьезности происходящего. Это напоминало кадры из кинофильмов военной поры, так показывали КБ (конструкторское бюро) Ильюшина при создании знаменитых штурмовиков Ил-2. Деловито, по обыкновению, я зашел к зам. Главного конструктора, т.к. сам Главный к этому моменту отсутствовал.

Работа этого суперотдела (скажем так) была нам очень близка, так как являлась одной из наших профильных дисциплин и у меня с замом завязалась оживленная беседа. На каком-то этапе нашего разговора мой собеседник сделал акцент на то, что я являюсь выпускником именно Куйбышевского института и начал «наезжать» на нашу кафедру конструкции летательных аппаратов. Должен пояснить, что сами они, и завод в целом, находились под эгидой КБ Яковлева, мы же, не даром основателем нашего института считался С.П.Королев, (не без гордости мы повторяли друг другу слова вражеской радиостанции «Голос Америки», называвшей нас не иначе, как «Ракетный колледж Королева») ориентировали свои симпатии больше к КБ Туполева, Микояна и Сухого. Вообще, на сколько я помню, в ряду ведущих конструкторских бюро страны КБ Яковлева стояло особняком, отношение к нему было не столь теплым и трепетным, как к остальным. Сейчас не могу вспомнить, с чем это было связано. Да… вот, считалось, что, время, проведенное Яковлевым во главе всей авиационной промышленности страны и еще какие-то факторы, привили ему не совсем приятные свойства. Как один из штрихов этих свойств – создавая какое-либо изделие, они (фирма в целом) недостаточно заботились о стоимости своих разработок, т.е. не берегли народную копейку. Все это сидело у меня в памяти, причем не очень глубоко, ведь мы постоянно варились в этой информационной среде. К этому добавилось и виденное мною в цехах. И когда зам., высказав все, что он думает о нашей кафедре, удовлетворенно откинулся в кресле, я спокойным тоном, как само собой разумеющееся, кинул ему в ответ, что не ему судить мой институт и нашу кафедру, они сами занимаются тем, что «надевают (мягко говоря) брюки через голову…”. Как это, опешил мой собеседник. «А очень просто, – ответил я, – не имея давних традиций в гражданском самолетостроении, избалованные военными заказами, вы не привыкли считать деньги и создаете слишком дорогие самолеты. Они у Вас сложны по конструкции, не технологичны в производстве и дороги в эксплуатации…”. По тому, как мой оппонент вскочил и суетливо стал копаться в шкафах, показывая мне разные графики и эскизы, схемы самолетов и что-то доказывать, я понял, что попал в самое яблочко. И потом, вернувшись после защиты диплома на завод, уже как специалист, за все последующие годы совместной работы и общения, я больше не слышал из его уст критических замечаний в адрес своего института.