Текст книги "За два часа до старта. Воспоминания"

Когда я заговорил о сыне, приехавшем в Москву на обследование, Сергей напомнил мне о жене Минаева Рафаила, которая очень большой начальник в медицине и, в свое время, даже баллотировалась в министры здравоохранения России. Это было очень кстати, хотя после окончания института мы с Рафом не встречались. За воспоминаниями о студенческих годах, за разговорами о том, кто кого и когда встречал, у кого как сложилась судьба, время пролетело быстро и было уже за полночь, когда я спешно отправился на ж.д. вокзал, чтобы вернуться в Москву.

Госпитализировали моего сына в больницу им. Боткина только в четверг. В пятницу мне надлежало добрать еще кое-какие его анализы и отвезти к лечащему врачу. В ночь на пятницу мне позвонила сестра и стала требовать, чтобы я заплатил врачу деньги. Я возразил, что у моего сына есть студенческая страховка, что врач, судя по всему, порядочный человек, что я не привык и не умею давать взятки и пр. Но на меня было оказано такое сильное давление, что я, зная, на сколько у нее большой опыт общения со столичными и не только врачами, с тяжелой душой согласился. На следующий день, в кабинете зав. отделением (она взялась лично обследовать моего сына), в присутствии сына у нас состоялся обстоятельный разговор, по завершении которого я попросил сына выйти и продолжил разговор один на один. Начал я с того, что приехал сюда в командировку, по завершению которой съездил в г. Петрозаводск, на службу к старшему сыну, на обратном пути заехал в С-Петербург – уладить вопрос с продлением академического отпуска больного студента. Все это оказывает на меня большую нагрузку, и физическую, и моральную, и материальную. Если, в силу этих обстоятельств, я окажусь не адекватен сложившейся ситуации – прошу не судить меня строго. «Что Вы имеете в виду», – спросила внимательно слушающая меня собеседница, видимо потеряв надежду понять, к чему я клоню. «А вот это», – ответил я, кладя деньги под скатерть стола. Женщина медленно встала со своего места. «Знаете что? – начала она, мягким, но твердым голосом, – Вы пожалуйста заберите свои деньги назад, я их у Вас не возьму». «Ну…, это…», – неумело попытался я обосновать свое поведение. «Я еще раз Вам говорю, – повторила моя собеседница, – заберите свои деньги назад. У меня не те принципы, я перед Вами не кокетничаю. Если я возьму их – это будет меня сковывать, я буду чувствовать себя нехорошо. А вдруг я заболею, или иным образом не выполню обязательства, принимаемые на себя вместе с этими деньгами? Вот когда будете забирать сына домой, тогда, может быть, и отблагодарите, как сочтете нужным, а сейчас – заберите…». Раза два, в процессе разговора, я еще пытался неумело настоять на своем. Безрезультатно. Пришлось подчиниться. Я почувствовал себя провинившимся школьником. И, вместе с тем, на меня повеяло старыми, добрыми принципами. Я не то, чтобы забыл, что бывают такие порядочные люди, но подзабывать стал – наверняка. С сомнением подумалось: «А сам, по-прежнему ли я отношусь к этой категории людей? По крайней мере, в данной ситуации я оказался по другую сторону баррикады, пусть по принуждению, против воли и совести…". Но, как бы то ни было, даже то, что я выгляжу в неприглядном свете, не омрачило моего удовлетворения от сознания того, что не оскудела еще земля русская добрыми и порядочными людьми, для которых честь и достоинство – и профессиональное, и человеческое – выше сиюминутной выгоды. И еще долго в душе оставалось ощущение прикосновения к чему-то светлому, высокому.

Уже, вечер. Моя миссия в Москве завершена.

Завтра, наконец-то, лететь домой. С легкой душой я направился к своим друзьям, Маштаковым. Сам Александр уже несколько лет, как трагически погиб в автомобильной аварии. Две его дочурки выросли у меня на глазах (если можно так сказать, при моих наездах в Москву с интервалом раз в 1—2 года) и я считаю своим долгом навестить их, тем более, что мои визиты вызывают бурную радость девочек.

Когда, проездом, я зашел в агентство по продаже авиабилетов, выяснилось, что на завтра билетов на Ингушетию нет. Слегка обескураженный, я продолжил свои путь. Дорога была неблизкой и прибыл я на место довольно поздно. Обратный путь мой лежал в противоположный конец этого огромного города, поэтому пришлось скомкать свой визит. На скорую руку мы обменялись новостями с девочками, с Верой – их мамой, попили чаю и я заторопился в обратную дорогу. Дети были явно разочарованы, но делать нечего.

На автобусной остановке я остановил частника, чтобы быстрее добраться до метро. На мой вопрос, сколько с меня до метро «Красногвардейская», водитель весело ответил: «а чем больше дадите – тем лучше». «Та-ак, – заметил я, усаживаясь в машину, – звучит обнадеживающе». «Ну, а потом еще надбавки пойдут», – продолжил водитель. «Валяйте», – обреченно вздохнул я. «Ну, -начал он, – время позднее». «Верно, – подтвердил я, -время позднее». «Второе, -продолжил он, -Вы, судя по всему, торопитесь». «Есть такое дело», – ответил я. «И, наконец, погода скверная, дорога скользкая», – заявил он. «Кончил накручивать?» -спросил я. «Да», – ответил водитель. «А теперь давай мотать обратно», – приказал я. «Слушаю», – слегка обескуражено приготовился водитель.

«Вчера положил в больницу им. Боткина на обследование своего сына-студента», – начал я. «Да, скидка полагается», – согласился водитель. «И, наконец, главное – перед Вами отец солдата, – продолжил я, – позавчера приехал из Петрозаводска, где сын служит в пограничных войсках». «О-о-о!», – многозначительно протянул водитель. «Что, – поинтересовался я, – мне, кажется, светит бесплатная поездка?» Мы оба весело рассмеялись моей шутке, и я стал рассказывать про эпизод с пограничным псом, который произошел со мной в военном госпитале. «Вы не поверите, – закончил я, – мне стало так стыдно перед этой собакой, как не становилось перед иным человеком». Это вконец развеселило водителя и к станции метро мы подъехали в самом хорошем расположении духа. «Сколько с меня?» – спросил я, и полез в карман за деньгами. «Да ничего не надо», – с легкостью ответил водитель. «Что Вы, я заплачу, – возразил я, вынимая деньги». «Нет-нет, – возмутился водитель, – не возьму я, не нужны мне Ваши деньги, отец солдата…, Вы мне лучше удачи пожелайте!» Крайне потрясенный таким оборотом, я выдал водителю все пожелания, которые только пришли мне в голову и мы, тепло распрощавшись, разошлись. Чтобы москвич так поступил с пассажиром, незнакомым человеком? Ни за что бы не поверил. И не потому, что я плохого мнения о москвичах, просто законы мегаполиса, с моей точки зрения, не располагают к таким взаимоотношениям.

В мае далекого 1961 года мы, всей семьей, возвращались из Казахстана. Прошло 17 лет, как в феврале 1944 года весь ингушский народ в течение нескольких часов, от мала до велика, был посажен в товарные вагоны и отправлен в ссылку. Уже восемь лет, как умер Сталина и режим спецпереселенцев стал значительно мягче, но, выходя на перроны станций, по пути на родину, мы боялись говорить между собой на родном языке – как бы не завернули назад. В Москве, на одном из ж.д. вокзалов, мой дядя обратился с каким-то вопросом к одному мужчине. Я хорошо запомнил, как тот потребовал за справку двадцать копеек. Воспитанный в традициях ленинских октябрят, с чувством благодарности к родной стране за счастливое детство, я был поражен таким проявлением черствости и …. Откуда мне было знать, в мои неполные одиннадцать лет, что этот мужчина никакой не москвич, а обыкновенный привокзальный бомж. Многие годы он был для меня типичным представителем Москвы, и даже после того, как повзрослев, я понял о своем заблуждении, на душе у меня еще долго оставался осадок от разочарования, испытанного в детстве. Прошли годы, москвичи разбавлены десятком моих друзей по институту. Уже одно это не могло не изменить моего отношения к ним, не гово-ря уже о тех немногих коренных москвичах, которые оставили в моей душе самые теплые воспоминания. И при всем этом, поведение незнакомого человека, собравшегося-было заработать на частном извозе, как и поведение заведующей отделом в больнице им. Боткина – заставили меня еще раз поверить, что мир наш, при всех социальных катаклизмах, переживаемых нами в последние десятилетия, не так уж и безнадежен, как может показаться на первый взгляд.

Утром следующего дня, в субботу, пораньше, я направился в аэропорт. В кассе мне повторили, что билетов нет. Расспросив, где находится начальник аэропорта, я решительно направился к нему за помощью. В кабинете, слегка развалившись, сидели двое мужчин. Ответив на мое приветствие, они поинтересовались, что мне нужно. «Мне нужен начальник аэропорта», – начал я. «Выбирай из нас двоих, кто Вам больше подходит», – беззаботно пошутил один из них. «Да мне бы того из Вас, кто посовестливее», – слегка растерявшись, проговорил я. «Что у Вас», – представившись, с улыбкой спросил один. Я изложил свою проблему, что находился здесь в командировке, по завершении которой занимался личными делами, и вот, вчера вечером не смог взять билет на самолет до Ингушетии. «А здесь Вы обращались в кассу?» – спросил меня второй мужчина. «Ну… Вы же понимаете, если мне отказали в городе, то откажут и здесь,» – возразил я. «Сам я в прошлом работник аэрокосмической отрасли, – продолжил я, – долго работал на Смоленском авиационном заводе, а до этого – в Самаре и Воронеже (проходил студенческую практику). Обращаюсь к Вам, в надежде, что поможете мне по старой дружбе. Как-никак, самолеты Як-42, Як-40 и Ту-154, на которых стоят и мои винтики и болтики – до сих пор, наверное, у Вас в строю…". Было заметно, что мои слова возымели действие. Начальник тут же поднял трубку и стал спрашивать билет, как я понял, в той же кассе, в которую я обращался перед этим. «Мне нужен, лично, – ответил он в трубку, как я понял, на вопрос – для кого он просит…. Билета не оказалось даже для начальника аэропорта. Немного подумав, он стал звонить на мобильный телефон, как я понял из контекста, представителю авиакомпании, который находился в пути. Он сказал, что есть человек, которому необходимо помочь и продиктовал мою фамилию. По завершении разговора, повернулся ко мне и объяснил, что я должен дождаться представителя авиакомпании у его офиса и представиться ему. Он обязательно поможет. Тепло поблагодарив начальника, я направился к офису, расположенному в том же помещении, что и авиакасса. На Ингушетию пытался вылететь не я один, многие пытались заинтересовать кассиршу материально… «Послушайте, – поинтересовалась у меня девушка из кассы, – это не для Вас ли (назвав начальника аэропорта по имени-отчеству) спрашивал билет на Ингушетию?» «Да», – ответил я не подумав. «Ах он нехороший! – возмутилась она, – а мне говорил, что билет ему лично нужен». «Ну правильно, – стал я спасать положение, – мы с ним учились вместе, – я его приглашал полететь в Ингушетию вместе со мной. Он, вот, после распределения в Москву попал, а я работал в Смоленске, но до сих пор мы, однокурсники, поддерживаем друг с другом самые тесные отношения». Это, кажется, ее успокоило. Начальника еще не было, и я решил подстраховать своего благодетеля. «Вы учтите, – предупредил я, вернувшись в кабинет к начальнику, – кассирша меня вычислила и я сказал ей, что мы с Вами однокурсники и большие друзья». «Вы что кончали? – спросил он. «Самарский Аэрокосмический Университет, – ответил я, – в 1978 году, а Вы?» «Высшую школу милиции», – буркнул тот в ответ. Мы посмотрели друг на друга и громко рассмеялись. «Ну а это что, – спросил я, показывая на форму летчика, сюда-то как попали?» " Судьба», – ответил начальник, пожимая при этом плечами. Когда я вернулся на свой «пост», представитель авиакомпании был уже на месте. «Это о Вас мне звонил начальник аэропорта?» – спросил он, назвав меня по фамилии. «Да», – ответил я. Комната кассира была смежной с его кабинетом, и я хорошо слышал, как он обратился к кассирше с предложением предоставить мне один билет на Ингушетию. «Да? – весело отрезала девушка, – как жениться, так отказался – на другой женился, а как билеты просить – так ко мне идешь? Нету билетов». Поговорив с ней на веселой волне еще некоторое время, представитель вернулся в свой кабинет и начал меня инструктировать: «Подойдите к регистрационной стойке и ждите. Как кончится регистрация пассажиров, я подойду. Будет Вам один билет на Ингушетию.»

Стою я у стойки и думаю, глядя на людей, как и я, надеющихся на билеты: «И чего это я развыбражался – бывший работник, мол, сотрудник… Положил бы сотенную в паспорт и получил бы билет без лишних хлопот, как вот эти «нормальные» люди. Тоже мне, работничек…". Когда нам стали выписывать билеты, у меня появилось опасение, как бы не затоптали, уж больно энергична эта нынешняя молодежь. Особенно выделялась одна рослая девица, у которой долгое пребывание в столице, судя по всему, напрочь выветрило из сознания почтение к старшим, тем более всякие там чувства такта. Но представитель фирмы, поведя взглядом, указал на меня пальцем и произнес: «Вот он, первый». Я почувствовал внутреннее удовлетворение.

Так получилось, что на посадке я оказался один. Работница аэропорта, женщина средних, лет утомленно поднималась с первого этажа, проводив основных пассажиров к самолету. Увидев меня, она начала жаловаться, что работы много, а платят мало, что она с утра уже намаялась и т. д. Ну не дошло до меня, что женщина ищет элементарного сочувствия от пассажира, из-за которого ей опять приходится проделывать путь вниз – вверх. Я возьми, да и ляпни, что ей за это хоть деньги платят, а я вон кружу от Москвы до Петрозаводска и обратно… Договорить мне уже не дали. «Ах так! – преобразилась женщина, – вот вы как заговорили! Все, не буду сажать Вас на самолет!» От изумления я не сразу сообразил, что произошло, потом неловко стал извиняться, мол, у меня не было в уме ее обидеть. Но работницу аэропорта «понесло». Она совершенно не слушала мои увещевания. Когда, забрав мой билет: «Смотрите, сколько уже время! Вы опоздали, я не обязана сажать Вас в самолет!», она собралась делать в нем отметку об опоздании, я окончательно уверился, что мой билет сейчас аннулируют и сегодня мне не улететь. «Все! – Закричал я, – мне надоело! Вызывайте милицию!» «Зачем», – оторопело спросила женщина. «Для составления протокола, – продолжал я, свирепо (как мне казалось) поводя глазами по сторонам, – сейчас буду все здесь крушить!…» Отвернувшись, женщина пошла прочь. На середине комнаты остановилась, обернулась, выжидающе посмотрела на меня. «Ну что стоите!» – недовольно проговорила она». «А… что?» – недоуменно пожал я плечами. «Ну, идите на посадку», – примирительно пробурчала она.

Этот внезапный эпизод, эта женщина… Она почти испортила мне настроение, но в глубине души я испытывал чувство успокоения и удовлетворенности. Она не поколебала моего отношения к Москве и москвичам. Согласно закону сохранения материи… Она только укрепила мои положительные предыдущие эмоции.

Уже в самолете я оказался рядом с женщиной, которая вместе с мужем приобрела билет в «нашей компании». «Вам пришлось заплатить?» – без всякой мысли, автоматически спросил я. «Да, – ответила моя спутница, – ему (мужу) пришлось дать сто долларов». «Нич-чего себе, – подумал я, – да лучше я буду представляться и бывшим работником авиапрома, и отцом солдата, чем бросаться такими деньгами!»

Татьяна

Борис! Доброе утро, добрый день, добрый вечер!

У тебя хватает времени читать мои письма? Ты, наверное, скажешь: «Вот нахалка, отрывает занятого человека от его важных дел! Самой, наверное, делать нечего…!» Да, сегодня последний день моего отпуска.

Извини, Борис, я постараюсь быть краткой, и сообщения будут короткими, как телеграммы по трем причинам:

чтобы не отнимать твоего времени,

чтобы не надоесть тебе

и чтобы в конверте уместилось побольше стихов, а не моей глупой болтовни.

Итак события вчерашнего… вернулась.. от.. И от Ленинграда: белые ночи!

Разведенные мосты! Петродворец!!!

Нужно ли описывать Ленинград и ленинградцев?

Ведь мы его знаем!

От Андрея пока никаких вестей. Может быть тебе он напишет вперед, чем мне.

Или, если хочешь, напиши ему первый по адресу:

Красноярский край

Ачинский р-н. Пос. Ключи. Ему.

На сегодня все.

До завтра. Таня.

Борис!

На всякий случай.

Заочно или с опозданием поздравляю тебя с днем рождения!

Борис! С особым значением и сознанием этого слова говорю

Здравствуй! (т.е. будь здоров)!

Если б ты знал, откуда я тебе пишу! Нет, начну с начала.

Я решила последовать твоему примеру (знаешь, ведь они заразительны) и поехала в колхоз. Начальство нашего учреждения послало меня далеко (на поля страны убирать картофель). И я поехала. Но если ты думаешь, что пишу я с этого бескрайнего поля, из ямы или шалаша, то ты ошибаешься.

Ох, Борис, Борис! Не вовремя я поехала туда. Подул северный ветер, полил холодный осенний дождь (а спрятаться негде). Вот и пришлось мне укрыться от дождей, ветров, холодов, осенней распутицы в больнице, захватив с собой с необъятных полей с неубранным картофелем воспаление легких. Вот и выходит, что этого испытания для сильных, мужественных, выносливых, закаленных я не выдержала. Так что вот, пока лежу. Но уже поправляюсь. И мое вынужденное молчание я могу объяснить тебе тем, что ждала того момента, когда начну поправляться. Сейчас все в порядке. И, наверное, когда ты получишь это письмо, меня уже выпишут: И я дома буду ждать твоих звонков, писем и твоего приезда. А, может быть … (тьфу-тьфу! Хоть бы не сглазить. А то загадали мы тут!…). Так что молчу.

Борис! Ты представить себе не можешь, как расстроился Андрей, когда я рассказала о твоем звонке! Я думала, что он сорвется с места и полетит на вокзал за билетом в Смоленск.

Что сказать тебе? У нас все нормально. Все работают, Андрей учится и работает. А я одна симулянтка – отдыхаю. Борис, жаловаться я не люблю, и считаю, что даже в самом печальном положении можно найти положительные стороны. И уже много их нашла. Это и чтение книг, и люди (в основном добрые, искренние, стремящиеся помочь друг другу), хорошие воспоминания, стихи и еще надежды на лучшее будущее (может они называются мечтами?).

Но ведь во многом и от нас зависит, каким будет наше будущее.

Пиши! А еще в тишине дошло до меня значение слова до Свидания (т.е. до встречи).

Привет от всех нас здоровых и поправляющихся.